может поплатиться жизнью Руджери, и вот я слезно молю вас: уж вы простите
меня и дозвольте сделать все, что в моих силах, чтобы спасти Руджери".
Лекарь хоть и был раздосадован, однако ж не отказал себе в удовольствии
подшутить над служанкой: "Ты сама себя наказала, - заметил он, - поджидала
молодца, чтобы он тебя всю ночь нажаривал, а заполучила сонную тетерю.
Ступай выручай своего милого, но только чур: больше ко мне в дом его не
водить, а то я с тобой рассчитаюсь сразу за все!"
Лиха беда - начало; служанка бегом побежала в тюрьму, где сидел Руджери, и
упросила тюремщика дозволить ей поговорить с заключенным. Научив Руджери,
как должно отвечать на вопросы судьи, если он желает выкрутиться, она тут
же добилась того, что ее принял судья.
Обратив внимание на то, какая она свежая и здоровая, судья не стал пока
ничего слушать, а вознамерился поддеть рабу божию на крючок, и она для
пользы дела не отвергла его притязаний; когда же она поднялась после
накачки, то обратилась к нему с такими словами: "Мессер! У вас сидит за
грабеж Руджери д'Айероли, но он ни в чем не виноват". И тут она ему от
начала до конца все и рассказала: как она, подружка Руджери, привела его в
дом лекаря, как нечаянно напоила его сонным зельем и как, вообразив, что он
мертв, положила его в ларь, а затем, в пояснение того, каким образом
Руджери оказался в доме у ростовщиков, сообщила о ссоре столяра с
владельцем ларя, коей она явилась невольной свидетельницей.
Судья, сообразив, что все это легко проверить, первым делом расспросил
лекаря, что это был за напиток, и убедился, что служанка говорила правду.
Затем призвал столяра, владельца ларя и ростовщиков и после длительного
допроса установил, что ростовщики прошедшей ночью действительно утащили
ларь к себе в дом. После этого он велел привести Руджери и задал ему
вопрос, где он был вечером; Руджери ответил, что не знает, - помнит только,
что пошел вечером к служанке доктора Маццео, что его мучила жажда и что он
у нее в комнате выпил воды, а дальше, мол, ничего не помнит, очнулся же он
в ларе, в доме у ростовщиков. Судье это показалось презабавным, и он
заставлял служанку, Руджери, столяра и ростовщиков по нескольку раз все
опять сначала рассказывать.
В конце концов он присудил ростовщиков, укравших ларь, к уплате десяти
унций5, а Руджери признал невиновным и освободил из-под стражи. Легко себе
представить, как счастлив был Руджери, а его возлюбленная ликовала.
Впоследствии она, Руджери и их благодетельница служанка часто хохотали до
упаду при одном воспоминании о том, как служанка чуть было не пырнула ножом
Руджери; что же касается Руджери и жены лекаря, то они жили в совете и в
любви, все больше друг дружкой пленяясь. И я был себе желал того же, но
только чтоб меня не упрятывали в ларь.
Первые повести опечалили пленительных дам, зато последняя, которую
рассказал Дионео, вызвала у них неудержимый смех, особливо в том месте, где
судья поддевает на крючок, и это вознаградило их за испытанную ими сегодня
душевную боль. Но тут Филострато, обратив внимание, что солнечный свет
потускнел, - а это означало, что царствованию его пришел конец, - со
всевозможною учтивостью извинился перед приятными дамами за то, что
предложил столь печальный предмет, как несчастная любовь. Принеся же
извинения, он встал, снял с головы лавровый венок, и только дамы успели
задать себе вопрос, на кого он его возложит, как он изящным движением
возложил его на златокудрую головку Фьямметты.
- Я возлагаю этот венок на тебя, - сказал он, - потому что завтра ты лучше,
чем кто-либо из твоих подруг, сумеешь вознаградить их за сегодняшний
тяжелый день.
Фьямметта, у которой длинные, вьющиеся золотистые волосы падали на белые
нежные плечи, у которой кругленькое личико отливало и белизною лилей, и
румянцем роз, у которой были ясные очи, а губки - как два рубина, ответила
ему, улыбаясь:
- Я охотно принимаю от тебя венок, Филострато. А чтобы тебе стало еще
яснее, что ты испортил нам сегодняшний день, я уже сейчас объявляю свою
волю и всем приказываю быть готовыми рассказывать завтра О том, как
влюбленным после мытарств и злоключений в конце концов улыбалось счастье.
Предложение Фьямметты всеми было одобрено. Тогда она послала за дворецким и
обо всем с ним уговорилась, после чего дамы и молодые люди встали, и
Фьямметта со спокойною душою отпустила их до ужина.
Кто пошел в сад, - а сад был до того красив, что на него нельзя было
наглядеться, - кто - к мельницам, что за садом, кто - туда, кто - сюда, и
до самого ужина все развлекались соответственно своим склонностям. Но вот
пришло время ужинать; все, по обыкновению, собрались у дивного фонтана и с
превеликим удовольствием сели за отлично сервированный стол. Когда же они
встали из-за стола, то, по обычаю, надлежало быть танцам и пенью, и едва
лишь Филомена открыла танец, как королева сказала:
- Филострато! Я не собираюсь отступать от обычая, заведенного моими
предшественниками. По их примеру я изъявляю желание послушать пенье, а так
как я уверена, что песни твои ничем не отличаются от твоих повестей, то,
чтобы ты нам, по крайней мере, другие дни не омрачал своими злоключениями,
я приказываю тебе спеть нынче, - так спой же свою любимую песню!
Филострато охотно согласился и в ту же минуту запел:
Страданьем доказал
Я миру, сколь достоин сожаленья
Тот, кто к неверной возымел влеченье.
Любовь! Когда зажгла в душе моей
Ты образ той, о ком грущу в разлуке,
Казалось мне, она
Такой небесной чистоты полны,
Что легкими я мнил любые муки,
Какие ждут людей
По милости твоей;
Но понимаю ныне в сокрушенье,
Что пребывал в глубоком заблужденье.
Открылось это в черный день, когда
Я был покинут тою,
Кем навсегда пленен.
Как быстро, с первой встречи покорен,
Я сделался ей преданным слугою!
Не чуял я тогда,
Что ждет меня беда
И что, презрев свои же уверенья,
Она отдаст другому предпочтенье.
Едва лишь я уразумел, какой
Нежданный и тем более ужасный
Удар меня постиг,
Мне стали ненавистны час и миг,
Когда узрел я лик ее прекрасный,
Сверкающий такой
Красою неземной.
Теперь свое былое ослепленье
Считаю я достойным лишь презренья.
Отчаянья и боли не тая,
Владычица-любовь, твой раб послушный
Смиренно шлет тебе
Мольбу в надежде, что к его судьбе
Ты, дивная, не будешь равнодушна.
Так жизнь страшна моя,
Что смерти жажду я.
Пускай придет, прервет мои мученья
И разом мне дарует избавленье.
Поверь, любовь, от горя моего
Осталось средство лишь одно - кончина,
И, мне послав ее,
Ты явишь милосердие свое,
А той, кто всех моих скорбей причина
И обвинять кого
Мне тяжелей всего,
Доставишь больше удовлетворенья,
Чем новый друг внушает вожделенья.
Не жду я, песнь моя, что в ком-нибудь
Сочувствие найдет твой звук унылый,
Но ты к любви лети
И ей нелицемерно возвести,
Что груз утраты у меня нет силы
С усталых плеч стряхнуть.
Пусть в море слез мне путь
Она укажет к гавани забвенья,
Где обрету и я успокоенье.
Страданьем доказал,
и так далее.
Из слов этой песни всем стало ясно, каково было у Филострато расположение
духа и чем оно было вызвано; впрочем, это было бы еще яснее, когда бы
ночная темнота не скрыла румянца, внезапно вспыхнувшего на ланитах одной из
танцевавших девушек. После Филострато пели многие, а затем настала пора
отдохнуть, и по повелению королевы все разошлись по своим покоям.
----------------------------------------------------------------------------
1...жил в Салерно знаменитый врач-хирург Маццео делла Монтанья... -
Вероятно, Маттео Сельватико "montanus" (отсюда "монтанья"), посвятивший
королю Роберту Анжуйскому большую медицинскую энциклопедию. Умер Маттео
Сельватико в 1342 году в глубокой старости.
2 Подобно как мессер Риччардо да Киндзика, о котором у нас с вами шла
речь... - Боккаччо отсылает читателя к новелле 10 второго дня.
3...человек по имени Руджери д'Айероли... - Вполне возможно, что
прототипом для Боккаччо послужил в данном случае некий Руджеро Мели или
Меле, атаман шайки разбойников в первые годы царствования королевы Джованны.
4 Амальфи - город на побережье Тирренского моря в 25 километрах от Салерно.
По нему - название всего побережья южнее Неаполя - Амальфитанское.
5...к уплате десяти унций... - Унция - золотая монета достоинством в один
флорин.
Джованни Боккаччо: Декамерон: День пятый
Кончился четвертый день ДЕКАМЕРОНА, начинается пятый. В день правления
Фьямметты предлагаются вниманию рассказы о том, как влюбленным после
мытарств и злоключений в конце концов улыбалось счастье
Восток побелел и первые лучи восходящего солнца озарили все наше полушарие,
когда Фьямметта, пробужденная приятным для слуха пением птичек, в шесть
часов утра уже весело щебетавших в кустах, встала с постели и велела
позвать девушек и трех молодых людей. Неспешным шагом спустившись в долину,
она пошла по росистой траве широкого луга, беседуя с друзьями о том, о сем,
и так они гуляли, пока солнце было еще низко. Когда же Фьямметта ощутила
жгучесть его лучей, то повернула обратно. Придя домой, она отдала
распоряжение подкрепиться после прогулки добрым вином и сластями, а затем
до самого обеда все общество развлекалось в приютном саду. Как же скоро
пришло время обеда и распорядительный дворецкий все уже приготовил, девушки
и молодые люди спели несколько песенок, а затем, согласно тому, как
изволила приказать королева, с веселым видом заняли места за столом. Обед
прошел оживленно, с соблюдением чина; не был нарушен и обычай потанцевать
после обеда: под аккомпанемент музыкальных инструментов было исполнено
несколько танцев с пением. Затем королева отпустила всех отдохнуть.
Некоторые пошли спать, другие предпочли остаться в чудном саду. Но вначале
четвертого часа все, исполняя желание королевы, собрались, как того
требовал заведенный порядок, у фонтана. Заняв председательское место и с
улыбкой взглянув на Панфило, королева объявила, что ему первому повелевает
она рассказать повесть с благополучным концом.
1. Чимоне, умудренный любовью, похищает в море любимую свою Ифигению; в
Родосе его заключают в темницу; Лизимах выпускает его на волю, и они оба
умыкают Ифигению и Кассандру во время свадебного их торжества; они бегут с
ними на остров Крит, женятся на них, а затем все получают приглашение
вернуться домой
2. Костанца любит Мартуччо Гомито; услышав, что он погиб, и впав в
отчаяние, она одна садится в лодку, и ее ветром относит к Сузе; некоторое
время спустя он предстает перед ней, живой и здоровый, в Тунисе и узнает
ее; за время их разлуки Мартуччо, подав королю мудрый совет, становится его
приближенным; обручившись с Костанцей, Мартуччо богатым человеком
возвращается на Липари
3. Пьетро Боккамацца и Аньолелла совершают побег; на них нападают
разбойники; Аньолелла скрывается в лесу, а затем ее отводят в замок;
разбойники окружают Пьетро, но ему удается спастись; пройдя ряд испытаний,
он попадает в замок, здесь встречается с Аньолеллой, женится на ней, а
затем они вместе возвращаются в Рим
4. Мессер Лицио да Вальбона застает Риччардо Манарди со своею дочерью;
помирившись с мессером Лицио, Риччардо на ней женится
5. Гвидотто из Кремоны оставляет на попечение Джакомино из Павии приемную
свою дочь и умирает; в Фаэнце в нее влюбляются Джанноле ди Северино и
Мингино ди Минголе и вступают из-за нее в борьбу; впоследствии выясняется,
что девушка - сестра Джанноле, и ее выдают замуж за Мингино
6. Девушку, которую отдали во власть королю Федериго, застают с Джанни,
жителем острова Прочида; их обоих привязывают к колу и собираются сжечь на
костре; но тут Руджери де Лориа, узнав Джанни, освобождает его, и Джанни
женится на девушке
7. Теодоро любит Виоланту, дочь своего господина, мессера Америго;
Виоланта зачала от Теодора; Теодоро хотят повесить и плетьми гонят на место
казни, но тут его узнает отец; Теодоро освобождают, и он женится на
Виоланте
8. Настаджо дельи Онести, влюбленный в девушку из рода Траверсари, тратит
деньги без счета, однако ж так и не добивается взаимности; уступая просьбам
своих близких, он уезжает в Кьясси; здесь на его глазах всадник преследует
девушку, убивает ее и оставляет ее тело на растерзание двум псам; Настаджо
приглашает своих родных и свою возлюбленную на обед; на глазах у
возлюбленной мучают девушку, и возлюбленная из боязни, что ее может
постигнуть такая же участь, выходит замуж за Настаджо
9. Федериго дельи Альбериги влюблен, но ему не отвечают взаимностью; он
разоряется ради своей возлюбленной, и у него остается только сокол,
которого он за неимением чего-либо еще и подает на обед пришедшей к нему в
гости даме его сердца; узнав об этом, дама изменяет к нему свое отношение,
выходит за него замуж, и благодаря этому он опять становится богатым
человеком
10. Пьетро ди Винчоло ужинает не дома; его жена приглашает к себе
молодого человека; Пьетро возвращается; жена прячет молодого человека под
корзину, где прежде держали цыплят; Пьетро рассказывает, как у Эрколано, у
которого он ужинал, был только что найден молодой человек, которого
укрывала жена Эрколано; жена Пьетро осуждает жену Эрколано; как на грех,
осел наступает на пальцы молодому человеку, который прячется под корзиной,
и тот вскрикивает от боли; Пьетро подбегает к корзине, убеждается, что под
ней прятался мужчина, и таким образом обман жены всплывает наружу, но в
конце концов из-за своей извращенности Пьетро с нею мирится
Джованни Боккаччо: Декамерон: День пятый
Чимоне, умудренный любовью, похищает в море любимую свою Ифигению; в Родосе
его заключают в темницу; Лизимах выпускает его на волю, и они оба умыкают
Ифигению и Кассандру во время свадебного их торжества; они бегут с ними на
остров Крит, женятся на них, а затем все получают приглашение вернуться
домой
- В начале столь веселого дня, каким обещает быть сегодняшний день, я бы
мог рассказать вам, прелестные дамы, немало повестей, но одна из них
представляется мне наиболее уместной, ибо это не только повесть с
благополучным концом, ради которого мы, собственно, и намерены
рассказывать, - из нее вам станет ясно, сколь священна, сколь могущественна
и сколь благодетельна сила Амура, которого многие, сами не зная - за что, в
высшей степени несправедливо, клянут и порочат. Так как вы все влюблены, то
надеюсь, что подобного рода повесть может быть вам только приятной1.
Итак, нам приходилось читать в летописях Кипра, что там некогда жил знатный
человек по имени Аристипп, оделенный житейскими благами больше, чем
кто-либо из его земляков, так что, когда бы судьбина не обделила его в
другом, он мог бы почитать себя за счастливейшего человека в мире. Дело
состояло в том, что один из его сыновей, самый рослый и статный юноша на
всем Кипре, был глуп, и притом - безнадежно; как ни бился с ним учитель,
как ни старался пронять его лаской и таской отец, на какие только ухищрения
ни пускались другие - учение так ему и не далось, он так и не пообтесался,
голос у него был грубый и для ушей несносный; вообще это был не человек, а
животное, - вот почему, хотя настоящее имя его было Галезо, все в насмешку
называли его Чимоне, что на их языке означает "скот". Неудачный сын
доставлял отцу немало огорчений, и в конце концов отец махнул на него рукой
и, чтобы не видеть больше перед собой этот свой крест, сослал сына в
деревню: пусть, мол, живет там вместе с простыми землевладельцами, а Чимоне
тому и рад, ибо нрав и обычай простолюдинов был ему во много раз милее
городских нравов.
И вот случилось так, что когда Чимоне уже перебрался на жительство в
деревню и занялся полевыми работами, однажды, в полуденный час, с посохом
на плече идя из одного именья в другое, он вошел в самую красивую из всех
окрестных рощ, одетую густою листвой, ибо дело было в мае. Сама судьба
вывела его на поляну, окруженную высокими деревьями, на краю поляны бил
чудесный, холодный ключ, а подле ключа на зеленой луговине почивала
красавица девушка, коей прозрачная одежда почти не утаивала белого ее тела;
от пояса же до ступней ее прикрывал легкий белоснежный покров; у ног
девушки спали две ее служанки и один слуга. Узрев ее, Чимоне оперся на
посох и молча, с неизъяснимым восторгом, как будто впервые видел женщину,
устремил на нее пристальный взор. И тут в его грубой душе, которой, как ни
пытались облагородить ее, нежность чувствований дотоле была не сродна,
возникло ощущение, внушившее низменному и незрелому его уму, что пред ним
прекраснейшее создание из всех, какие когда-либо созерцал смертный.
Рассматривая ее тело, Чимоне пришел в восхищение от ее волос, которые он
уподобил золоту, ото лба, носа, рта, шеи, рук, в особенности же - от груди,
еще не высокой, и, внезапно превратившись из хлебопашца в ценителя
прекрасного, почувствовал неодолимое желание увидеть ее глаза, которые
смежил ей глубокий сон, - чтобы увидеть их, он несколько раз порывался её
разбудить. Но так как она показалась ему неизмеримо прекраснее всех женщин,
которых он видел прежде, то ему пришла в голову мысль: уж не богиня ли это?
Однако ж у него все-таки достало ума, чтобы сообразить, что божества
подобает чтить больше, нежели существа земнородные, - вот почему он себя
сдержал и вознамерился подождать, пока она проснется сама, и хотя время
тянулось долго, со всем тем уходить ему не хотелось - так сильно было
впервые испытываемое им наслаждение.
В конце концов девушка, - ее звали Ифигения, - пробудилась прежде слуг
своих и, подняв голову и раскрыв глаза, увидела, что перед ней, опершись на
посох, стоит Чимоне. "Это ты, Чимоне? - в крайнем изумлении спросила она. -
Что ты в лесу делаешь?"
Надобно заметить, что Чимоне был известен на всю округу как своим
пригожеством, так и своею придурковатостью; знали также, что отец его -
человек именитый и состоятельный. Чимоне ничего не ответил Ифигении, -
увидев раскрытые ее глаза, он приковал к ним взгляд, и почудилось ему,
будто нега ее очей вливает ему в душу не изведанную им доселе отраду.
Как скоро девушка это заметила, у нее мелькнула мысль, не предвещает ли
пристальный взгляд этого мужлана чего-либо порочащего ее честь, а потому
она разбудила служанок и, став на ноги, сказала: "Иди себе с богом, Чимоне!"
А Чимоне ей на это: "Я с тобой пойду".
Сколько девушка не отнекивалась, все еще боясь каких-либо выходок с его
стороны, но так и не сумела от него отделаться, и он проводил ее до самого
дома, а затем пошел к отцу и объявил, что больше жить в деревне не желает.
И хотя отцу и другим его родным это было не по сердцу, они все же не
прогнали Чимоне: дай, думают, поглядим, что это вдруг ему вздумалось
переменить образ жизни.
Между тем в душу Чимоне, куда бессильна была проникнуть любая наука,
благодаря красоте Ифигении проникла стрела Амура, и он, поразив отца, а
равно и всех своих родных и знакомых, в кратчайший срок привел в исполнение
множество родившихся у него в голове замыслов. Прежде всего он обратился к
отцу с просьбой выдать ему такое же точно одеяние и убранство, как у его,
Чимоне, братьев, каковую просьбу отец с превеликим удовольствием исполнил.
Далее, начав водиться с достойными молодыми людьми и узнав, каким
требованиям долженствует удовлетворять молодой человек благородного
происхождения, да к тому же еще влюбленный, он, вызвав всеобщее и
чрезвычайное изумление, за короткое время не только выучился грамоте, но и
стал одним из великих любомудров. Затем, - и все ради Ифигении, - он сумел
изменить свой голос: прежде голос у него был грубый, как у деревенского
малого, а теперь он стал у него благозвучным, каким надлежит быть голосу
человека светского; этого мало: Чимоне хорошо разбирался и в пении и в
музыке, сделался искусным и смелым наездником, оказал успехи и в ратном
деле - как на море, так и на суше. Чтобы особенно не распространяться об
его подвигах, скажу лишь, что не прошло и четырех лет с тех пор, как Чимоне
влюбился, а он уже стал привлекательнейшим, благовоспитаннейшим и
достойнейшим юношей на всем Кипре.
Так что же все-таки, очаровательные дамы, произошло с Чимоне? А вот что: те
совершенства, коими небо наделило его благородную душу, завистливый рок
заточил в крохотном уголке его сердца и крепким вервием их привязал, Амур
же оказался неизмеримо сильнее рока, и он это вервие распутал и, распутав,
порвал. Обладая способностью пробуждать дремлющие умы, Амур, употребляя для
таковой цели свою мощь, возносит их из злобной тьмы к яркому свету,
наглядно показывая, откуда вызволяет он подвластный ему дух и куда, озаряя
своими лучами, ведет.
Так вот, хотя влюбленный в Ифигению Чимоне и развлекался кое-когда на
стороне, как то обыкновенно водится за влюбленными юношами, со всем тем
Аристипп, приняв в уважение, что Амур превратил его сына из барана в
человека, не только терпел его развлечения, но еще и внушал ему, что
стеснять себя не следует. Однако же Чимоне, который, кстати сказать,
просил, чтобы его не называли Галезо, - он помнил, что Ифигения называла
его Чимоне, - имел насчет нее самые честные намерения и неоднократно делал
попытки разведать, согласится ли отец Ифигении Чипсео отдать за него дочь,
Чипсео же неизменно отвечал, что он просватал ее за Пазимунда, знатного
родосского юношу, и хочет быть верен своему слову.
Когда время Ифигениевой свадьбы приблизилось и жених уже прислал за
невестой, Чимоне сказал себе: "Теперь мне надлежит доказать тебе, Ифигения,
как я тебя люблю. Только благодаря тебе я стал человеком, и я не
сомневаюсь, что когда ты будешь моей, я стану счастливее всех богов.
Что-нибудь одно: или ты будешь принадлежать мне, или я погибну". Он тут же
вступил в заговор со своими друзьями, знатными юношами, и, отдав тайное
распоряжение снабдить корабль всем, что потребно для морского сражения,
вышел в море и стал поджидать корабль, на котором должны были доставить
Ифигению к ее жениху в Родос. Отец Ифигении оказал друзьям ее жениха
великие почести, а затем они вышли в море и взяли курс на Родос. Чимоне тем
временем не дремал: на другой же день он их настиг и, стоя на носу своего
корабля, громким голосом крикнул: "Уберите паруса, а не то мы вас одолеем и
потопим в море!" Противники Чимоне взялись за оружие и изготовились к
обороне. Тогда Чимоне схватил длинный железный абордажный крюк и,
ухитрившись зацепить за корму быстро уходивший родосский корабль, притянул
его к борту своего судна и, исполненный львиной отваги, не долго думая и ни
во что врагов своих не ставя, перепрыгнул на их корабль. Воодушевляемый
Амуром, он с кинжалом в руке ринулся в самую гущу врагов и, одного за
другим, принялся резать их, как овец. Родосцы мигом побросали оружие и
почти все сдались в плен.
Чимоне же им сказал: "Выслушайте меня, юноши: не корысть и не злоба
принудила меня оставить Кипр и в открытом море подъять против вас
вооруженную длань. То, из-за чего я на это решился, составит для меня
драгоценнейшую добычу, вы же не потерпите ни малейшего урона, если отдадите
мне это добром: я разумею Ифигению, - я люблю ее больше всего на свете, но
отец не пожелал выдать ее за меня добром, полюбовно, - тогда Амур
подстрекнул меня действовать враждебно и с оружием в руках отбить ее у вас.
Словом, я намерен заменить ей Пазимунда. Отдайте мне ее, и да хранит вас
господь!"
Молодые люди, движимые не столько великодушием, сколько страхом, уступили
Чимоне плачущую Ифигению. Видя, что она плачет, Чимоне обратился к ней с
такими словами: "Утешься, высокородная дева! Я - твой Чимоне, я люблю тебя
с давних пор и потому более достоин быть твоим мужем, нежели Пазимунд, у
которого, кроме обещания, данного ему твоим отцом, нет никаких прав на
тебя".
Тут Чимоне велел перевести Ифигению на свой корабль и, ничего больше не
взяв у родосцев, возвратился к своим товарищам, родосцев же отпустил с
миром. В восторге от того, что ему столь драгоценная досталась добыча,
Чимоне постарался успокоить плачущую Ифигению, а затем стал держать совет
со своими товарищами, и на этом совете было решено, что сейчас не стоит
возвращаться на Кипр; Чимоне и его товарищи единодушно остановили свой
выбор на Крите, исходили же они из того, что благодаря своим старинным и
недавним родственным связям, а также благодаря множеству друзей, какие у
них там были, все они, в особенности же Чимоне и Ифигения, будут
чувствовать себя там в безопасности, - туда они и направили свой корабль.
Однако ж изменчивый рок, дозволивший Чимоне почти беспрепятственно взять в
добычу любимую девушку, претворил неизъяснимый восторг влюбленного юноши в
лютую и горькую муку. Спустя всего каких-нибудь четыре часа после того, как
Чимоне расстался с родосцами, спустилась ночь, от коей Чимоне ожидал
больших приятств, нежели от какой-либо еще в своей жизни, но с наступлением
ночи вдруг поднялась страшнейшая буря, небо заволокло тучами, на море
заходил буйный ветер, все растерялись и не знали, в каком направлении
двигаться, корабль швыряло так, что моряки не могли удержаться на ногах, а
уж об исполнении обязанностей и думать было нечего. Легко себе представить,
в каком отчаянии пребывал Чимоне. Ему казалось, что боги исполнили его
желание лишь для того, чтобы тем горше было ему умирать, тогда как, не будь
с ним Ифигении, он встретил бы смерть спокойно. Пали духом и его товарищи,
но всех более - Ифигения: она плакала навзрыд и пугалась каждой новой
волны, ударявшейся о борт корабля. Рыдая, Ифигения осыпала страшными
проклятьями Чимоне с его любовью, возмущалась его удальством и уверяла, что
свирепую эту бурю наслали на них боги: они воспрепятствовали тому, чтобы
он, посмевший взять ее, Ифигению, за себя наперекор их воле, осуществил
дерзостное свое намерение, - они обрекли его на то, чтобы он сначала явился
свидетелем ее гибели, а затем и сам бесславно погиб. Все громче и громче
стеная, не зная, что предпринять, ибо ветер усиливался, моряки, ничего не
видя и не представляя себе, куда они идут, приблизились к острову Родосу.
Не поняв, что это Родос, они напрягли нечеловеческие усилия, дабы
высадиться и спастись. Судьба им благоприятствовала: она привела их в
небольшой залив, куда незадолго до них вошли на своем корабле отпущенные
Чимоне родосцы. Не успели они сообразить, что это остров Родос, как
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |