С большим усилием мальчик поднял голову и уставился на дядю покрасневшими, полными слез глазами.
— Так вот. — Джейми взял руки племянника и слегка сжал их. — Во–первых, убить человека, который пытался убить тебя, не грех. Церковь разрешает убить, если нет другого выхода, защищая себя, свою семью или свою страну. Так что ты не совершил смертного греха и ты не проклят.
— Правда?
Айен засопел и утер лицо рукавом.
— Нет, ты не проклят. — В глазах Джейми промелькнул едва уловимый намек на улыбку. — Утром мы вместе пойдем к отцу Хейсу, и ты исповедаешься. Вот увидишь, он скажет тебе то же самое, что я, и отпустит грехи.
— О!
В этом восклицании прозвучало глубокое облегчение, и худые плечи Айена–младшего расправились, как будто с них свалилась тяжесть.
Джейми снова погладил племянника по колену.
— Во–вторых, тебе не нужно бояться рассказать отцу.
— Нет?
Если слова Джейми насчет греха были без колебаний приняты его племянником на веру, то к последнему утверждению он, похоже, отнесся со скептицизмом.
— Ну, я не говорю, что он не расстроится, — добавил Джейми честно. — По правде сказать, седины у него прибавится, это уж как пить дать. Но он поймет. Он тебя не выгонит и не лишит наследства, если ты этого боишься.
— Ты думаешь, он поймет?
Мальчик посмотрел на Джейми глазами, в которых надежда боролась с сомнением.
— Я… я думал… он… Мой отец убивал когда–нибудь? — неожиданно спросил он.
Джейми моргнул, захваченный этим вопросом врасплох.
— В общем, — медленно произнес он, — думаю, что в битвах ему участвовать доводилось, но вот насчет того, убил он кого или нет, по правде говоря, не знаю. — Он взглянул на племянника с некоторым смущением. — Понимаешь, мужчины не больно–то распространяются на сей счет. Ну, не считая похвальбы перепившейся солдатни.
Айен кивнул, усваивая услышанное, но тут же снова зашмыгал носом. Джейми, полезший было в рукав за платком, вдруг вскинул глаза. До него дошло.
— Так вот почему ты решил рассказать мне, а не отцу? Потому что ты знал, что раньше я убивал людей?
Его племянник кивнул, всматриваясь в лицо Джейми с доверием и тревогой.
— Ага. Я подумал… я подумал, что, может быть, ты знаешь, что надо делать.
— Вот оно что.
Джейми сделал глубокий вдох и посмотрел на меня.
— Ну…
Его плечи напряглись и расправились, и я поняла, что он принял на себя бремя, которое возложил на него племянник.
— Вот что тебе нужно, — сказал он. — Во–первых, спросить себя, был ли у тебя выбор. Его у тебя не было, так что можешь успокоиться. Потом пойди к исповеди, если можешь. Если нет — соверши добрый старый акт покаяния. Когда речь идет не о смертном грехе, этого вполне достаточно. При этом, заметь, — горячо заверил он, — вины на тебе нет, но, поскольку ты искренне сожалеешь о произошедшем, покаяние поможет тебе облегчить душу. Ты оказался под тяжестью свалившейся на тебя суровой необходимости, такое порой случается, и тут уж ничего не поделаешь. А потом помолись о душе того, кого ты убил, чтобы она обрела упокоение и не преследовала тебя. Ты знаешь молитву, которая называется «За упокой души»? Прочитай ее на досуге, а в бою, когда времени нет, читай «Вверение души»: «Деснице Твоей, Иисус Христос, Царь града небесного, вверяю душу сию. Аминь!»
— «Деснице Твоей, Иисус Христос, Царь града небесного, вверяю душу сию. Аминь!» — повторил еле слышно юноша, медленно кивнул и спросил: — Ну хорошо, а что потом?
Джейми протянул руку и с великой нежностью коснулся щеки племянника.
— А потом ты просто будешь жить с этим дальше. Вот и все.
Глава 28
СТРАЖ ДОБЛЕСТИ
— Ты думаешь, что человек, которого выслеживал Айен–младший, имеет какое–то отношение к предупреждению сэра Персиваля?
Я сняла салфетку с подноса с ужином, который только что принесли, и одобрительно принюхалась: со времени похлебки у Моубрея прошло немало времени.
Джейми кивнул, взяв что–то вроде горячего пирожка, начиненного неизвестно чем.
— Я бы удивился, окажись это не так, — сухо сказал он. — Есть немало желающих устроить мне неприятности, но я не могу себе представить, чтобы они шайками бродили по всему Эдинбургу. — Он откусил и энергично стал жевать, качая головой. — Ладно, тут все ясно и не о чем особо беспокоиться.
— Разве? — Я надкусила свой пирожок, потом откусила побольше. — Очень вкусно. Что это?
Джейми положил пирожок, прищурился, приглядываясь к начинке.
— Голубь с трюфелями.
И засунул его в рот целиком.
— Нет. — Он сделал паузу, чтобы проглотить кусок, и повторил уже более отчетливо: — Нет, скорее всего, в этом замешан контрабандист–конкурент. Существуют две шайки, с которыми у меня время от времени возникают разногласия.
Он махнул рукой, рассыпав крошки, и потянулся за очередным пирожком.
— Судя по тому, как вел себя этот человек — принюхивался к бренди, но почти не пробовал его, — возможно, это был дегустатор, человек, способный по запаху определить, где было сделано вино, а по вкусу — в каком году его разлили в бутылки. Весьма полезный малый, — задумчиво добавил он, — и удивительно, что такого специалиста пустили по моему следу.
К ужину было подано вино. Я налила бокал и провела им у себя под носом.
— Он сумел выследить тебя — именно тебя — с помощью бренди?
— Более или менее. Ты помнишь моего кузена Джареда?
— Конечно помню. Хочешь сказать, он до сих пор жив?
После бойни при Куллодене и того, что за ней последовало, было приятно услышать, что Джаред, состоятельный шотландский эмигрант с процветающим винным бизнесом в Париже, по–прежнему среди живых, а не среди мертвых.
— Я думаю, избавиться от него можно, только запихав в бочонок и бросив в Сену, — сказал Джейми, блеснув зубами, которые на фоне запачканного сажей лица казались ослепительно белыми. — Так что старина не только жив, но и наслаждается жизнью. А откуда, по–твоему, я получаю французский бренди, который привожу в Шотландию?
Очевидный ответ был «Франция», но я воздержалась от озвучивания такого простого варианта.
— От Джареда, я полагаю?
Джейми кивнул; рот был заполнен очередным пирожком.
— Эй!
Он наклонился вперед и выхватил тарелку из цепкой хватки племянника.
— Такая тяжелая пища не для нынешнего состояния твоего желудка, — сказал Джейми, хмурясь.
Он проглотил еду, облизал губы и добавил:
— Я попрошу, чтобы тебе принесли еще хлеба и молока.
— Но, дядя, — возразил парнишка, алчно взирая на аппетитные пирожки, — я страшно проголодался.
Похоже, сняв бремя со своей души, он воспрянул и телом, что выразилось в волчьем аппетите. Джейми посмотрел на племянника и вздохнул.
— Ну ладно. Тебя точно не вырвет на меня?
— Нет, дядя, — последовал смиренный ответ.
— Хорошо.
Джейми пододвинул тарелку к мальчику и вернулся к своему объяснению.
— Джаред посылает мне в основном второсортную продукцию своих виноградников в Мозеле, сохраняя лучшее для продажи во Франции, где могут определить разницу.
— Значит, то, что ты ввозишь в Шотландию, не поддается определению?
Он пожал плечами и потянулся за вином.
— Поддается, но для этого нужен «нос», то есть дегустатор. А Айен видел, как тот малый пробовал бренди в «Собаке и ружье» и «Синем кабане», то есть в тех трактирах, которые покупают бренди исключительно у меня. Я работаю и с другими заведениями, но у них имеются поставщики и кроме меня. В любом случае, как я и говорил, меня не очень волнует то, что кто–то разыскивает по тавернам Джейми Роя.
Джейми поднял бокал с вином и поводил им у себя под носом, поморщился и выпил.
— Нет, — сказал он, поставив бокал, — что меня беспокоит, так это то, что этот человек добрался до типографии. Ибо я принял изрядные меры предосторожности, чтобы те люди, которые видят Джейми Роя на пристани в Бернтисленде, нигде и никак не пересекались с теми, кто имеет дело с печатником, мистером Александром Малкольмом.
Я сдвинула брови, пытаясь разобраться.
— Но сэр Персиваль называл тебя Малкольм, и он знает, что ты контрабандист, — возразила я.
Джейми терпеливо кивнул.
— Да, в портовом городе, таком как Эдинбург, контрабандой промышляет половина населения. Конечно, англичаночка, сэр Персиваль прекрасно знает, что я контрабандист, но понятия не имеет, что я Джейми Рой, не говоря уже о Джейми Фрэзере. Он думает, что я провожу мимо таможни шелк и бархат из Голландии — потому что именно за это я ему плачу.
Он усмехнулся.
— Сэр Персиваль знает толк в тканях, а его леди и подавно, но ему невдомек, что я проворачиваю делишки еще и со спиртным, тем более в таких масштабах. Иначе он захотел бы иметь гораздо больше, чем перепадает ему сейчас.
— А не мог ли рассказать моряку о тебе кто–то из владельцев трактиров? Они наверняка видели тебя.
Он запустил руку в волосы и взъерошил их, как всегда делал в задумчивости.
— Ну да, они видели меня, — медленно произнес он, — но только как посетителя. Дела с трактирщиками ведет Фергюс, а Фергюс осторожен и никогда и близко не подходит к печатной мастерской. Мы всегда встречаемся здесь, в обстановке, не вызывающей подозрений. — Он посмотрел на меня с ухмылкой. — Никто не спрашивает, зачем мужчина посещает бордель.
— Возможно ли это? — спросила я, пораженная неожиданной мыслью. — Любой человек может прийти сюда без вопросов. Мог ли моряк, за которым следил Айен, увидеть тебя здесь? Тебя и Фергюса? Или узнать твое описание от одной из девушек? В конце концов, ты не самый неприметный мужчина, которого я когда–либо видела.
Да уж, таковым он точно не был. Рыжих, конечно, в Эдинбурге попадалось немало, но редкий из них мог сравниться с Джейми ростом, не говоря уже об осанке и выправке, по которым и без оружия безошибочно узнавался бывалый воин.
— Это весьма дельная мысль, англичаночка, — сказал Джейми, одобрительно кивнув. — Узнать, был ли здесь недавно моряк с косичкой, достаточно легко: я попрошу Жанну поспрашивать у девушек.
Он встал и потянулся, едва не задев руками потолок.
— А потом, англичаночка, может быть, мы ляжем спать? — предложил он, игриво подмигнув. — А то денек сегодня выпал какой–то сумасшедший: не одно, так другое.
— Пожалуй, — ответила я с улыбкой.
Жанна, вызванная для расспросов, пришла вместе с Фергюсом, который открыл перед мадам дверь с легкой фамильярностью брата или кузена. Неудивительно, что он чувствовал себя здесь как дома, подумала я: парень родился в парижском борделе и там же провел первые десять лет жизни, ночуя в чулане под лестницей, а днем обчищая на улицах карманы, чтобы заработать на жизнь.
— Бренди ушел, — доложил он Джейми. — Я продал его Макалпину, немного снизив цену, к сожалению, милорд. Но мне показалось, что лучше не жадничать и сбыть товар побыстрее.
— Правильно, сбагрить, чтобы место не засветить, — кивнул Джейми. — А что ты сделал с телом?
Фергюс улыбнулся. Худощавое лицо и залихватский темный чуб придавали ему определенно пиратский вид.
— Наш незваный гость тоже отправился в трактир Макалпина, милорд, соответствующим образом замаскированный.
— Каким образом? — поинтересовалась я.
«Пират» с ухмылкой обернулся ко мне. Фергюс оказался весьма привлекательным молодым человеком, несмотря на крюк, заменявший ему кисть руки.
— В качестве бочки с мятным ликером, миледи, — ответил он.
— Сдается мне, вряд ли кто–нибудь в Эдинбурге пил мятный ликер последние сто лет, — заметила мадам Жанна. — Язычники шотландцы не привыкли к употреблению цивилизованных напитков. Я никогда не видела клиента, который заказывал бы что–нибудь, кроме виски, пива или бренди.
— Вот именно, мадам, — с готовностью подхватил Фергюс — Но нам ведь не нужно, чтобы в заведении мистера Макалпина слишком спешили открыть именно эту бочку, верно?
— Несомненно, рано или поздно кто–нибудь заглянет туда, — заговорила я. — И…
— Вот именно, миледи, — сказал Фергюс, почтительно мне поклонившись. — Мятный ликер — напиток крепкий, с высоким содержанием спирта. Подвал трактира — всего лишь временное пристанище на пути путешествия нашего неизвестного друга к его вечному покою. Завтра он отправится на пристань, а оттуда куда–нибудь в дальние края. Просто я не хотел захламлять этим негодным товаром кладовки мадам Жанны.
Жанна произнесла по–французски какие–то слова в адрес святой Агнессы (какие именно, мне так и не удалось понять), но потом пожала плечами и направилась к двери.
— Я завтра же расспрошу наших девушек о моряке, месье, но в свободное время, когда они будут отдыхать. Потому что сейчас…
— Кстати, об отдыхе, — перебил ее Фергюс. — Мадемуазель Софи, случайно, не свободна сегодня вечером?
Мадам одарила его ироническим взглядом.
— Поскольку Софи видела, как месье сюда заходит, я склонна предположить, что она позаботилась о том, чтобы быть для него доступной. — Мадам покосилась на юного Айена, валявшегося на подушках, словно пугало, из которого вытряхнули всю торчавшую солому, и добавила: — Возможно, стоит позаботиться и об отдыхе этого юного джентльмена?
— О да! — Джейми оценивающе посмотрел на племянника. — Пожалуй, можно будет поставить топчан в моей комнате.
— Нет уж! — выпалил мальчик. — Тебе ведь надо побыть со своей женой, правда, дядя?
— Что? — непонимающе воззрился на него Джейми.
— Ну, то есть… — Айен заколебался, взглянул на меня и поспешно отвел глаза. — Ты, наверное, захочешь… э–э… ммфм?
Уроженец гор, он сумел вложить в последний звук поразительное богатство подразумеваемого смысла.
Джейми с силой потер костяшками пальцев верхнюю губу.
— Что ж, это весьма предусмотрительно с твоей стороны, Айен, — сказал он, и его голос слегка дрогнул от сдерживаемого смеха. — И я польщен тем, что ты столь высокого мнения о моих мужских достоинствах, раз после такого дня считаешь меня способным не только спать. Но сдается мне, я мог бы воздержаться от удовлетворения своих плотских желаний на одну ночь. Хоть я и люблю твою тетю, — добавил он, послав мне улыбку.
— Но Бруно сказал, что в заведении сегодня нет наплыва посетителей, — вмешался Фергюс, с недоумением оглядевшись по сторонам. — Почему бы парнишке не…
— Потому что ему всего лишь четырнадцать! — негодующе воскликнул Джейми.
— Мне почти пятнадцать! — поправил его юный Айен, выглядевший весьма заинтересованным.
— Этого, безусловно, достаточно, — заявил Фергюс, бросая взгляд на мадам Жанну в ожидании поддержки. — Твои братья были не старше, когда я привел их сюда в первый раз, и они вели себя достойно.
Джейми вытаращился на своего подопечного.
— Что–о?
— Ну, кому–то же надо было, — раздраженно ответил Фергюс. — Обычно это отец юноши, но, понятно, месье им не является… Со всем уважением к твоему достопочтенному отцу, конечно, — добавил он, обратившись к Айену, который кивнул в ответ, как механическая игрушка. — Это должен сделать человек опытный, понимаешь? Итак, — он повернулся к мадам Жанне с видом гурмана, советующегося с официантом по поводу карты вин, — как вы думаете, Доркас или Пенелопа?
— Нет–нет, — сказала она, решительно качая головой, — это должна быть вторая Мэри, точно. Маленькая.
— А, та, что с желтыми волосами? Да, пожалуй, вы правы, — одобрительно кивнул Фергюс. — Тогда позовите ее.
Жанна ушла раньше, чем Джейми успел что–либо возразить.
— Но… но… мальчик не может… — начал он.
— Нет, могу, — вдруг возразил юный Айен. — Во всяком случае, я думаю, что могу.
Казалось невозможным, чтобы его лицо покраснело еще больше, но уши теперь буквально светились багровым огнем возбуждения, а все пережитое в этот день, похоже, уже забылось.
— Но этого… того самого… я не могу разрешить тебе…
Джейми осекся, постоял, хмуро глядя на племянника, и развел руками, признавая свое поражение.
— И что я скажу твоей матери? — спросил он, когда за его спиной открылась дверь.
На пороге стояла очень маленькая юная девушка, пухленькая и нежная, как куропатка, в сорочке из голубого шелка, ее круглое милое личико сияло под облачком желтых волос. При виде ее юный Айен застыл, едва дыша.
Когда наконец ему оставалось или набрать воздуха в грудь, или умереть от удушья, он глубоко вздохнул, повернулся к Джейми и с благостной улыбкой сказал:
— Ну что ж, дядя Джейми, на твоем месте…
Его голос воспарил неожиданным сопрано, и парнишка остановился и прокашлялся, чтобы вернуться к почтенному баритону.
— …я бы не стал ей говорить. Спокойной ночи, тетушка, — сказал он и целеустремленно двинулся вперед.
— Никак не могу решить, убить Фергюса или поблагодарить его, — проворчал Джейми, сидя на кровати в нашей чердачной каморке и медленно расстегивая рубашку.
Я повесила мокрое платье на стул и опустилась перед ним на колени, чтобы расстегнуть коленные пряжки его штанов.
— По–моему, он хотел Айену добра.
— Ага, на свой чертов распутный французский лад.
Джейми потянулся к затылку, чтобы распустить головную повязку. Заплетать волосы в косу перед нашим выходом из трактира он не стал и лишь убрал их со лба, так что они падали ему на плечи, окаймляя широкие скулы и длинный прямой нос. С такой прической он был похож на одного из свирепых итальянских ангелов эпохи Возрождения.
— Это архангел Михаил изгнал Адама и Еву из Эдемского сада? — спросила я, стягивая с него чулки.
Джейми усмехнулся.
— Неужели я похож на стража добродетели? А Фергюс — на коварного змея? — Он наклонился и поднял меня за локти. — Вставай, англичаночка. Тебе вовсе незачем прислуживать мне, стоя на коленях.
— Нет ничего унизительного в том, чтобы помочь близкому человеку, у которого выдался весьма нелегкий день, даже если ему не пришлось никого убить, — ответила я, заставив его встать вместе со мной.
На руках его вздулись волдыри, а на щеке осталась полоска сажи.
— Мм…
Я обхватила его за талию, чтобы помочь с поясом штанов, но Джейми удержал мои руки на месте и на миг прижался щекой к моей макушке.
— Знаешь, я был не совсем честен с племянником, — сказал он.
— Вот как? Мне показалось, что ты прекрасно обошелся с ним. По крайней мере, после разговора с тобой он воспрянул духом.
— Надеюсь на это. И может быть, молитвы и тому подобное помогут. Во всяком случае, не повредят. Но я не все ему рассказал.
— Чего?
Я наклонилась, мягко коснувшись его губ своими. От него пахло дымом и потом.
— Когда у мужчины после убийства болит душа, он чаще всего ищет утешения в женщине. В своей, если она у него есть, а если нет — в той, какую найдет. Ибо она способна на то, что самому ему не под силу, — исцелить его.
Мои пальцы нащупали шнур и распустили узел.
— Вот почему ты отпустил его со второй Мэри?
Он пожал плечами, позволил штанам упасть и переступил через них.
— Я не мог остановить его. И думаю, что поступил правильно, когда не стал ему мешать, пусть он еще и очень юн. — Джейми криво улыбнулся и добавил: — Уж, по крайней мере, нынешней ночью парнишке будет не до страхов и терзаний.
— Я так не думаю. А как насчет тебя?
Я стянула через голову рубашку.
— Меня?
Он устремил на меня взгляд, подняв брови. Запачканная сажей полотняная рубашка свободно свисала с его плеч. Я взглянула на постель позади него.
— Понимаю, конечно, ты сегодня никого не убил, но не хочешь ли, случайно, тоже… хм?
Я встретилась с ним взглядом.
По его лицу расплылась улыбка, и всякое сходство с Михаилом, суровым стражем добродетели, исчезло. Он поднял одно плечо, потом другое, и рубашка соскользнула на пол.
— Думаю, что да, — проурчал Джейми. — Но ты уж будь сегодня со мной помягче, ладно?
Глава 29
ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕРТВА КУЛЛОДЕНА
Утром, когда Джейми и Айен отбыли, как предполагалось, благочестиво отмаливать грехи, я тоже вышла на улицу и, приобретя у торговца плетеную корзину, направила стопы в ближайшую аптеку. Пора было обзавестись лечебными снадобьями: ход последних событий наводил на мысль, что они в любой момент могут мне понадобиться.
Аптекарская лавка Хью совершенно не изменилась за время английской оккупации, шотландского восстания и падения Стюарта, и мое сердце восторженно забилось, когда, войдя в дверь, я вдохнула насыщенные знакомые запахи нюхательной соли, перечной мяты, миндального масла и аниса.
За прилавком, как и прежде, стоял не кто иной, как Хью. Только этот Хью был гораздо моложе того средних лет мужчины, с которым мне доводилось иметь дело лет двадцать назад, когда я посещала эту лавку, получая в придачу к целебным травам и патентованным средствам от всех болезней и последние новости, касающиеся военных дел.
Младший Хью, конечно, меня не знал, но любезно взялся помочь найти нужные травы среди множества аккуратно расставленных по полкам флаконов и склянок. Большая часть снадобий из моего списка — розмарин, пижма, ноготки — относилась к широко распространенным и вопросов не вызывала. Но некоторые пункты заставили молодого Хью задумчиво поднять рыжие брови и обвести ряды полок неуверенным взглядом.
В лавке находился еще один покупатель, рядом с прилавком, где по заказу смешивали бодрящие напитки, измельчали компоненты и составляли лекарственные смеси. Он с явным нетерпением вышагивал взад–вперед, сцепив руки за спиной.
Подойдя к прилавку, посетитель рявкнул в спину мистера Хью.
— Сколько еще?
— Я не могу сказать вот так сразу, преподобный, — виновато ответил аптекарь. — Луиза же сказала, что его нужно прокипятить.
Фыркнув в ответ, рослый узкоплечий мужчина снова принялся мерить шагами помещение, время от времени с нетерпением поглядывая на дверь, ведущую в заднюю комнату, где, надо полагать, и работала невидимая Луиза. Человек показался мне смутно знакомым, но сосредоточиться и вспомнить, где я видела его раньше, было некогда.
Мистер Хью с сомнением щурился, просматривая полученный от меня список.
— Аконит, — пробормотал он. — Аконит. И что же это такое, интересно?
— С одной стороны, это яд, — ответила я.
У мистера Хью моментально отвисла челюсть.
— А с другой — лекарство, — заверила я аптекаря. — Но пользоваться им нужно с осторожностью. Можно применять наружно, при ревматизме, а употребленный внутрь в малых дозах, он замедляет сердцебиение. Очень помогает при некоторых проблемах с сердцем, но при правильной дозировке.
— Правда? — моргая, спросил мистер Хью и повернулся к своим полкам с весьма растерянным видом. — Может быть, вы… э–э… знаете, как он пахнет?
Приняв это за приглашение, я зашла за прилавок и начала просматривать склянки. На всех баночках были аккуратно наклеены этикетки, правда, кое–какие давно выцвели, а их края отстали.
— Боюсь, что пока я не настолько поднаторел по части снадобий, как мой отец, — сказал молодой мистер Хью, стоя рядом со мной. — Он меня малость подучил, но год назад скоропостижно отошел в мир иной, и я боюсь, что здесь есть средства, назначение которых мне неизвестно.
— Ну, вот это хорошо помогает при кашле, — сказала я, взяв склянку с девясилом, и бросила взгляд на нетерпеливого преподобного, который достал носовой платок и, прикрыв рот и нос, астматически захрипел. — Особенно при сухом кашле.
Скользя взглядом по заставленным аптечными емкостями полкам, я отметила аккуратность и отсутствие пыли, но, к сожалению, не могла сообразить, по какой системе осуществлена расстановка снадобий: по свойствам, в алфавитном порядке или как–то еще. И была ли тут вообще какая–то система? Может быть, старый Хью просто помнил, где у него что стоит? Я закрыла глаза и попыталась вспомнить свой последний визит в эту аптеку.
К моему удивлению, картинка легко всплыла в памяти. Тогда я приходила за наперстянкой, чтобы приготовить настой для Алекса Рэндолла, младшего брата Черного Джека Рэндолла и прапрадеда Фрэнка в шестом поколении. Бедный юноша: он уже двадцать лет как умер, хотя прожил достаточно долго и оставил сына. Я почувствовала невольное любопытство, вспомнив о сыне Алекса и его жене, которая была моей подругой, но отогнала эту мысль прочь и вернулась к образу мистера Хью, который тогда привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки по правую руку.
— Вот.
И конечно, моя рука остановилась рядом со склянкой с этикеткой «Наперстянка». С одной стороны от нее стояла баночка с наклейкой «Хвощ», с другой — «Корень ландыша». Я заколебалась, глядя на них и мысленно перечисляя возможности применения этих трав. Да, все это сердечные средства. Если в аптеке есть аконит, он должен быть где–то поблизости.
Так оно и оказалось. Я быстро нашла его в горшочке с этикеткой «Бабушкино зелье».
— Будьте с этим осторожны, — предостерегла я, передавая сосуд мистеру Хью. Капнете на кожу, и она тут же онемеет. Может быть, лучше перелить зелье в стеклянную бутылочку?
Большая часть купленных мною трав была завернута в марлю или в бумажные кулечки, но молодой мистер Хью кивнул в ответ на мое предложение и отправился в заднюю комнату, неся перед собой сосуд в вытянутых руках, словно опасаясь, как бы он не взорвался.
— Похоже, что вы знаете о лекарствах гораздо больше, чем этот малый, — произнес глубокий, хриплый голос позади меня.
— Наверное, у меня несколько больше опыта, чем у него.
Я повернулась и, увидев опершегося на прилавок и смотревшего на меня бледно–голубыми глазами из–под густых бровей священника, вспомнила, где я его видела: днем раньше, у Моубрея. Он, скорее всего, не узнал меня, может быть потому, что мой плащ скрывал платье Дафны. Я заметила, что многие мужчины обращают относительно мало внимания на лицо женщины в декольте, что и не удивительно. Но в священнослужителе такая черта заслуживает сожаления.
Пастор прокашлялся.
— Хм. Может быть, вы знаете и как справляться с нервными расстройствами?
— А какого типа нервное расстройство?
Он поджал губы и нахмурился, будто не был уверен, можно ли мне довериться. Верхняя губа его выдавалась вперед и нависала, как совиный клюв, а нижняя, более толстая, оттопыривалась.
— Ну… это сложный случай. Но если говорить в общем, — он внимательно посмотрел на меня, — что бы вы посоветовали для лечения… своего рода… припадков?
— Эпилептических припадков? Когда человек падает и дергается?
Он покачал головой, отчего стала видна покрасневшая полоска на шее, натертой высоким и жестким белым воротничком.
— Нет, другой тип припадка. Когда человек вопит и таращится.
— Простите?
— Не одновременно, — поспешно пояснил священник. — Сначала одно, потом другое. Или, точнее, одно сменяется другим. Поначалу она ничего не делает, только дни напролет молча таращится на все. А потом вдруг ни с того ни с сего начинает вопить так, что может разбудить мертвых.
Ну что ж, это, по крайней мере, объясняло и утомленный вид пастора, и его раздражительность.
Я постучала пальцем по прилавку, соображая.
— Сразу трудно сказать, стоило бы сначала взглянуть на больную.
Священник облизал нижнюю губу.
— А не могли бы вы зайти и осмотреть ее? Это недалеко, — добавил он довольно сухо.
Судя по всему, просительный тон был не в его характере, но необходимость заставляла этого человека поступать против своих привычек.
— Сейчас, к сожалению, не могу, — ответила я. — Мне нужно встретить моего мужа. Но может быть, ближе к вечеру…
— В два часа, — тут же сказал он. — Дом Хендерсона в тупике Кэррубера. Меня зовут Кэмпбелл, преподобный Арчибальд Кэмибелл.
В этот момент занавеска между торговым помещением и задней комнатой колыхнулась, оттуда появился мистер Хью с двумя бутылочками и вручил по одной каждому из нас.
Преподобный, нашаривая в кармане монету, покосился на свою склянку с подозрением.
— Что ж, вот твои деньги, — буркнул он, бросив монету на прилавок. — И будем надеяться, что ты дал мне нужное снадобье, а не яд, о котором говорила эта леди.
Занавеска снова зашуршала, и из–за нее, провожая взглядом удалявшегося священника, выглянула женщина.
— Скатертью дорога, — проворчала она. — Полпенса за часовую работу и сверх всего еще и оскорбление. Господь мог бы выбрать себе слугу и получше, что тут еще скажешь.
— Вы знаете его? — спросила я.
Мне было любопытно, располагает ли Луиза какой–нибудь полезной информацией относительно больной жены.
— Не могу сказать, что хорошо его знаю. — Луиза глядела на меня с неприкрытым любопытством. — Он один из священников Свободной церкви, который проповедует на углу у Маркет–кросс, убеждает людей, что добрые дела не имеют никакого значения и что для спасения нужно лишь крепко держаться за Иисуса, будто наш Господь — это ярмарочный борец!
Она презрительно фыркнула и перекрестилась, ограждая себя от этой еретической заразы.
— Меня удивляет, что люди, вроде преподобного Кэмпбелла, приходят в нашу аптеку, учитывая то, как он относится к папистам, — возмущенно продолжила Луиза. — Но может быть, мадам, вы сами принадлежите к Свободной церкви, не в обиду вам будь сказано?
— Нет, я католичка… э–э… и к тому же папистка, — заверила я ее. — Я лишь хотела узнать, знаете ли вы что–нибудь о жене преподобного и о ее состоянии.
Покачав головой, Луиза повернулась, чтобы заняться новым покупателем.
— Нет, я никогда не видела эту леди. Но что бы с ней ни было, — добавила она, хмуро взглянув на дверь, — я уверена, что жизнь с ним ее состояния не улучшит!
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |