Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Читателям, которые, несмотря на страшную силу телевидения и Интернета, семейные проблемы, компьютерные игры, спорт, ночные клубы и сон, все-таки нашли несколько часов, чтобы мы могли пообщаться Я 20 страница



– Куда поплывем дальше? – спрашивает Уэллс.

 

– На восток. К великому неведомому востоку. Эдмонд Уэллс становится у штурвала, и корабль ложится на заданный курс. Парус наполняется ветром. Полубоги ставят на носу еще один красный парус, и мы начинаем набирать скорость.

 

Ко мне подходит слепой полубог. Он протягивает руку:

 

– Я забыл представиться. Меня зовут Эдип.

 

 

. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЭДИП

 

 

У фиванского царя Лая и его супруги Иокасты не было детей, и они в отчаянии отправились в Дельфы к оракулу. Пифия предсказала, что у них родится сын, который убьет отца и женится на матери. Через несколько месяцев у них действительно родился мальчик.

 

Лай не убил сына, а бросил в горах, проколов ему сухожилия на ногах и связав. Ребенка подобрал пастух и отнес к коринфскому царю Поливу. Царь назвал найденыша Эдипом, что означает «тот, у кого связаны ноги». У Полиба не было наследника, он усыновил Эдипа и никогда не рассказывал ему о том, как его нашли.

 

Однажды Эдип посетил Дельфы, и пифия повторила свое предсказание: «Ты убьешь отца и женишься на матери». Боясь, что пророчество исполнится, Эдип, считавший отцом Полиба, решил бежать из Коринфа.

 

Во время своего добровольного изгнания он встретил людей, которых принял за разбойников. На самом деле это был царь Лай со свитой. Разгорелась ссора, и Эдип убил того, кто казался ему главарем – своего настоящего отца, – и продолжил свой путь.

 

Эдип пришел в Фивы и избавил город от Сфинкса, чудовища, которое убивало и пожирало любого, кто не мог разгадать загадку: «Кто утром на четырех ногах, днем на двух, а ночью на трех?» Эдип нашел ответ: это человек. Маленький ребенок ползает на четвереньках, взрослый ходит на двух ногах, а старик опирается на посох. Раздосадованный Сфинкс бросился со скалы, Эдип стал героем. Фиванцы тут же провозгласили его своим царем и дали в жены вдову царя Лая. Так Эдип женился на собственной матери. Эдип и Иокаста долго жили счастливо, не зная, кем приходятся друг другу. У них было четверо детей.

 

На Фивы обрушилась чума, и дельфийская прорицательница объявила, что это случилось из-за того, что убийца Лая не был найден, и продолжится до тех пор, пока его не покарают.

 

Эдип кинулся искать преступника и узнал страшную правду. Убийцей был он сам. Иокаста, узнав, что Эдип – ее сын, повесилась. Эдип, обезумев от горя, отказался от трона и ослепил себя. Изгнанный из Фив, он скитался со своей дочерью Антигоной, единственной, кто не отвернулся от него. Оба они терпели страшные лишения.



 

Значительно позже Зигмунд Фрейд использовал этот миф, чтобы объяснить тот бессознательный импульс, который заставляет мальчиков влюбляться в мать и желать смерти отцу.

 

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

 

 

. МОРСКАЯ ПРОГУЛКА

 

 

Нос корабля разрезает волны. Ветер усилился, и парусник Медузы быстро несется вперед, слегка наклонившись набок.

 

Я стою на носу, и ветер хлещет меня по лицу. Я смотрю на берег. Отчетливо видно Первую гору, окруженную долинами и лесами. Мне кажется, что я вновь бегу с Дельфиной на остров Спокойствия. А что, если жизнь – это всего лишь повторение одних и тех же событий, с незначительными изменениями?

 

Я узнал Континент мертвых.

 

Я узнал Империю ангелов. То же самое, но «с незначительными изменениями».

 

Я узнал Царство богов. То же самое, но «с незначительными изменениями».

 

По большому счету всегда одно и то же. Различаются только некоторые детали.

 

Я видел Зевса на вершине Первой горы.

 

А кого я увижу теперь, на вершине Второй? Великого Бога? То же самое, но «с незначительными изменениями».

 

Я улыбаюсь, но тут же снова становлюсь серьезным.

 

Возможно, там я встречу Творца.

 

.

 

Бога, стоящего над всеми другими богами.

 

Получу ответ на все вопросы.

 

Не знаю почему, но вдруг мне становится очень грустно (реакция на недавнее веселье?).

 

На небе, по которому ползут облака, появляются первые звезды.

 

В детстве, когда мне было грустно, я поднимал голову и смотрел на небо. И тогда мои проблемы казались мне ничтожными по сравнению со Вселенной, которая поглощала меня.

 

Сколько разочарований в личной жизни, профессиональных неудач, предательств, унижений пропустил я через себя, глядя на небо…

 

И теперь, когда прошлая жизнь осталась позади, я снова поднимаю глаза к небесам и снова обретаю покой и понимание, что все относительно.

 

Разумеется, я по-прежнему на что-то надеюсь, испытываю страхи, тревоги и желания.

 

Не умереть. Встретиться с Творцом. Быть любимым. Спасти Дельфину. Понять.

 

Зачем я родился. Почему я страдаю. Зачем я живу. Почему умру.

 

– Я иду, – кричу я навстречу ветру. – Создатель, ты слышишь? Я иду!

 

Небо в ответ покрывается тучами, вспыхивает молния.

 

– Со мной это не пройдет. Я знаю, что такое молния!

 

Черное небо нависает над нами и разрывается.

 

Апокалипсис.

 

Это слово ошибочно используют, говоря о конце света, в то время как оно на самом деле означает «срывание покрова с Истины».

 

Тучи рассеиваются. Небо проясняется.

 

Меня снова охватывает ощущение, что я переживаю приключение и иду навстречу неизведанному.

 

К Истине?

 

Погода становится все лучше. Вечереет. Вдруг мы замечаем вдали огни. Эдмонд Уэллс передает мне бинокль. Грифоны, держа в лапах факелы, готовятся к ночному сражению. Они мелькают в небе с мечами, выпускают горящие стрелы.

 

Афродита была права. С наступлением ночной прохлады бои возобновились. Где-то на западе к небу поднимается столб черного дыма.

 

Глухие удары, крики, грохот камней, звон металла – это означает, что началась битва, в которой сошлись боги, сражаясь за право контролировать ворота, ведущие на Елисейские Поля.

 

– Они ищут смерти, – говорит Афродита, подходя ко мне. – Я знаю Ареса. Он хочет умереть с оружием в руках. Он не стремится победить, просто жаждет воинских почестей, пусть и посмертных.

 

– Война продлится долго, – отвечаю я. – Силы примерно равны.

 

– Может даже дойти до рукопашной, – философски замечает Афродита.

 

Мы слышим крики раненых грифонов. Еще один столб дыма поднимается на юге.

 

– Битвы идут по всем острову, – говорю я.

 

– Похоже, они подожгли Олимпию.

 

– Боги сошли с ума, – вздыхает Уэллс. – Это апоптоз.

 

– Что это такое? – спрашивает Афродита.

 

– Иногда в организме, – объясняет Уэллс, – клетки вдруг начинают чувствовать себя ненужными. Тогда они кончают жизнь самоубийством, чтобы больше не воспроизводиться. Они приносят эту жертву бессознательно, все происходит само собой.

 

– Они саморазрушаются, потому что чувствуют себя ненужными и не хотят мешать?

 

– Таков замысел Природы, – говорю я. Мы смотрим на столбы дыма.

 

– Теперь вернуть все, как было, уже невозможно, – признает Афродита.

 

– Нужно смириться с мыслью, что наша судьба впереди или нигде.

 

– Никого, кроме нас, не осталось, – добавляет Уэллс, уходя.

 

Богиня с золотыми волосами и изумрудно-зелеными глазами смотрит на меня.

 

– Давай займемся любовью, – шепчет она. – Я как растения. Со мной нужно много разговаривать и много поливать.

 

Это же слова Маты Хари!

 

И, переходя от слов к действию, она целует меня.

 

– Нет, не здесь. Не сейчас. Не так. Она вопросительно смотрит на меня.

 

– Что с тобой? Ты думаешь о других? Если тебя это волнует, они ничего не увидят.

 

– Я… я…

 

– Ничего не говори. Я поняла.

 

И она, оскорбившись, уходит. Эдмонд Уэллс возвращается.

 

– Что-то Афродита не в себе.

 

– Я сказал, что не хочу сейчас заниматься с ней любовью.

 

Мой бывший наставник вздыхает.

 

– Думаю, ей еще не приходилось слышать такого.

 

– Рано или поздно это должно было случиться. Эдмонд Уэллс протягивает мне бумагу и карандаш.

 

– Для того чтобы продолжать путешествие, нам нужно представлять себе, как выглядит остров. Летая на Пегасе, ты видел его сверху.

 

– Он имеет треугольную форму. Здесь, на западе, Олимпия. Первая гора, думаю, в самом центре.

 

Я набрасываю очертания Эдема.

 

– Вторая гора за Первой, дальше на восток.

 

Я рисую кружок между Первой горой и краем острова.

 

– Что ты видел сверху? – спрашивает Эдмонд Уэллс.

 

Закрыв глаза, я вспоминаю полет на крылатом коне.

 

– Южный берег отвесный и скалистый. Дальше на восток рифы. Нужно будет сбросить скорость.

 

Эдмонд хмурится и задумчиво уходит, унося карту.

 

Вдруг меня охватывает беспокойство, и я спускаюсь в каюту. Вытаскиваю рюкзак, достаю из него дубовую шкатулку. В этот момент в приоткрытый иллюминатор влетает что-то, что сначала кажется мне бабочкой, спасающейся от чайки. Я захлопываю иллюминатор, чайка ударяется клювом о стекло, и начинает пронзительно верещать, словно я лишил ее обеда.

 

– Привет, сморкмуха, – говорю я насекомому.

 

Маленькая женщина с крыльями бабочки с трудом переводит дух. Она слегка шевелит своими бирюзовыми крылышками, словно проверяя, все ли с ними в порядке. Я протягиваю ей палец, и после некоторых колебаний она садится на него.

 

– Как же я рад тебя видеть! – говорю я ей. – Похоже, ты всегда приносишь мне удачу.

 

Она пытается привести в порядок растрепанные волосы.

 

– Значит, ты не участвуешь в безумии, охватившем Олимпию?

 

Сморкмуха сидит у меня на пальце, и я чувствую ее гладкую кожу, касающуюся более грубой моей. Она мрачно скрещивает руки.

 

– Ах да, я и забыл, ты же херувимка и не любишь, чтобы тебя называли сморкмухой.

 

Она опять хмурится, я улыбаюсь ей.

 

– Ты же знаешь, что это я любя. Мы ж связаны с тобой. И я не теряю надежды узнать, кем ты была до того, как стала химерой. Мы ведь уже знали друг друга, да?

 

Они энергично кивает, довольная тем, что я наконец задаю правильный вопрос – вопрос, который касается ее.

 

Я знал ее, когда был смертным? Когда был ангелом? Наверное, это относится ко временам танатонавтики. Женщина, которую я любил или которая любила меня. Я должен отгадать.

 

Ты тоже хочешь отправиться с нами в путешествие? Или ты убегаешь подальше от воюющего острова?

 

Она снова кивает.

 

– Или ты тоже влюблена в меня? Сморкмуха корчит гримасу и показывает мне свой язык, закрученный спиралью, похожий на «тещин язык», которыми торгуют на ярмарках.

 

Она машет своими перламутровыми крылышками. Рыжие волосы растрепаны, она вспотела, забрызгана водой. Видно, ей долго пришлось догонять нас, спасаясь от чаек.

 

– Не бойся, я защищу тебя, – говорю я. – Но та, кого я люблю, еще меньше, чем ты.

 

Я открываю ключом дубовую шкатулку и смотрю на сферу Земли-18, лежащую на бархатной обивке.

 

Сморкмуха перелетает на сферу, встает на четвереньки и приникает к стеклу, словно пытается увидеть там что-то.

 

Я настраиваю анкх и рассматриваю планету. Я исследую всю поверхность океана и наконец нахожу крошечный остров Спокойствия, похожий на зуб.

 

Я, дрожа, снова подкручиваю колесико увеличительного стекла, готовый увидеть, что остров охвачен огнем, окружен ордами приспешников Прудона.

 

Но нет, силы зла все еще не обнаружили остров Спокойствия. Я вижу только островитян, строящих новые дома под деревьями, устанавливающих на вершине горы спутниковые антенны камуфляжной расцветки, чтобы не терять связи с миром.

 

Фокус на дома. Я узнаю нашу бывшую виллу. Дельфина рисует что-то великолепное.

 

Ее воображаемое Царство богов гораздо прекрасней, чем на самом деле. Рисуя, она создает формы и становится богиней. Очень маленькой богиней.

 

Дверь в каюту открывается. Сморкмуха перелетает на лампу под потолком. Я выключаю анкх и убираю планету в шкатулку.

 

Афродита садится на койку.

 

– Интересно, что сейчас делает Рауль, – говорит она.

 

– Идет по Елисейским Полям. Кажется, существует туннель, соединяющий Первую гору со Второй, где живет Бог-Творец.

 

– А что будет потом? – спрашивает она, кладя руки мне на бедра.

 

– Рауль станет новым Великим Богом и установит повсюду свои порядки. Создаст свой собственный Эдем, школу богов-учеников, начнет по-своему переделывать души. Тогда Вселенная станет немного иной. Сменится автор.

 

Афродита передергивает плечами.

 

– Какой он, этот твой Рауль Разорбак?

 

– Я не могу говорить о нем беспристрастно. Он был моим другом. Лучшим другом. Он стал моим заклятым врагом. А потом с ним снова стало можно общаться. Я думаю, что это скорее хорошо, чем плохо. Он храбр, и у него есть настоящее желание превзойти самого себя.

 

– Если он станет новым хозяином Вселенной, на него ляжет огромная ответственность.

 

– Наверное, он не случайно победил в Большой Игре. Он прагматик. Для него цель всегда оправдывает средства. Он может навязать человечеству диктатуру, чтобы заставить идти туда, куда он захочет, даже против воли.

 

Лицо богини любви омрачается.

 

– Тогда нам конец.

 

Я поглаживаю сферу Земли-18.

 

Может быть, и нет. Там, внизу, я заложил бомбу замедленного действия…

 

– Объясни.

 

Когда я был на Земле-18, я дал людям власть, которая позволит им освободиться от власти богов.

 

Мои слова тревожат Афродиту еще больше. И я наконец объясняю ей:

 

– Я, как Прометей, передал им огонь знаний. Я научил их превращаться в богов, но в другом измерении.

 

Кажется, Афродита хоть на минуту забыла о своих плотских желаниях.

 

– Я предложил им создать компьютерную игру, которая позволит смертным осознать свои возможности.

 

– И как называется эта игра?

 

– «Царство богов». Люди поймут, что да, разумеется, они смертны, но, создавая что-то, творя, управляя, они берут на себя ответственность за то, что создали. Они становятся как боги.

 

Афродита теребит золотой локон.

 

– Зачем ты это сделал?

 

– Потому что в этом и заключается смысл моей жизни. На вопрос «Ми Ка Эль?», «Кто как Бог?», ответ – «я». Я тот, кто может сделать смертных богоподобными.

 

Афродита выглядит озадаченной.

 

– Но если смертные станут как боги, а мы уже не можем стать смертными, тогда мы всего лишаемся, все теряем.

 

– Нет, потому что речь идет о пути, который проделывает каждая конкретная душа. Эдмонд Уэллс написал в своей «Энциклопедии»: «Сначала страх. Потом вопросы, потом любовь». Ты богиня любви и не знаешь, что воплощаешь последний, финальный этап пути, по которому идет душа?

 

Она неуверенно качает головой. Пытается прижаться ко мне, как маленькая заброшенная девочка, которая хочет, чтобы ее утешили.

 

– Я боюсь того, что с нами случится, – говорит она.

 

Я накрываю бархатом сферу Земли-18, словно опасаясь того, что Дельфина сможет увидеть нас в телескоп, и крепко обнимаю Афродиту, чтобы успокоить ее.

 

– Все хорошо.

 

– Я знаю, что ты никогда не полюбишь меня, твоим сердцем по-прежнему владеет Мата Хари. Я могу получить твое сердце, но никогда не получу душу.

 

Она кажется такой хрупкой, уязвимой.

 

– Маты Хари больше нет, а ты со мной, здесь и сейчас. Я не смогу вечно жить только воспоминаниями о своей погибшей любимой. Дело не в ней, а в другой женщине. Ее зовут Дельфина. Я встретил ее на Земле-18.

 

Афродита откидывает ткань, покрывающую стеклянную сферу.

 

– Ты любишь зверушку, которая сидит там внутри?

 

– Я дал им возможность почувствовать себя богами, творить как боги, и они теперь богоподобны.

 

Афродита удивляется.

 

– Ты действительно считаешь, что, узнав наши секреты, они сумеют стать равными нам?

 

– Я думаю, что Вселенная похожа на матрешку. Одни миры находятся внутри других, и все они одинаково ценны. Особенно если те, кто находится в верхних мирах, понимают это.

 

– Бедный Мишель, ты сам не понимаешь, что говоришь. Мы – боги, они – смертные, и мы никогда не будем похожи друг на друга.

 

– Однако теперь мы тоже смертны. Афродита в упор смотрит на меня.

 

– Это еще не доказано.

 

– Афина мертва. Мы видели трупы кентавров, сирен и прочих бессмертных обитателей Эдема. Видели, как они гниют, как по их трупам ползают мухи, как стервятники пожирают их разлагающуюся плоть.

 

Это ничего не значит. Если другие умирают, это еще не значит, что и я умру.

 

Афродита берет меня за руку, нежно поглаживает ее. Я сжимаю стеклянную сферу в другой, как будто защищаю ее.

 

– Я не верю в бесконечность череды нижних и верхних миров. Я считаю, что есть что-то венчающее пирамиду. Камень, лежащий на самой вершине.

 

– Представь, как было бы ужасно, если бы мы поднялись на самый верх и кто-то сказал бы нам: «Вот я стою тут, на вершине, и теперь, когда вы нашли меня, вы понимаете, что больше искать нечего».

 

– Мы плывем на поиски того, кто является 9. И полагаем, что услышим от него именно это, – говорит Афродита.

 

Я смотрю в иллюминатор. Горизонт освещают лучи встающего второго солнца Эдема.

 

– Думаю, чем бы ни закончилось наше плавание, мы будем удивлены, – говорю я.

 

Афродита качает головой и поднимается на палубу. Я снова беру анкх, чтобы посмотреть, что творится на Земле-18.

 

Сморкмуха спускается с лампы на сферу. Она весело прыгает по ней и корчит рожицы.

 

– Только не говори, что ты тоже ревнуешь к Дельфине.

 

Она показывает мне язык, и тут с палубы вдруг раздается крик. Перед тем как убрать Землю-18 в шкатулку, я целую ее.

 

– До свидания, Дельфина.

 

Я поднимаюсь наверх. Наш парусник с чем-то столкнулся. Я цепляюсь за поручни, чтобы не упасть. Мы склоняемся над водой и видим сквозь толщу воды, как что-то поднимается из морских глубин.

 

Чудовище выныривает на поверхность. Это гигантская медуза, похожая на тех, что водятся в море, но она метров двадцать в диаметре. По краям прозрачная сиреневая бахрома. Отходящие от ее тела длинные нити, больше похожие на канаты, высовываются из воды.

 

– Что это еще такое?

 

Эдмонд Уэллс хватает весло, протягивает мне другое. Это наше единственное оружие.

 

– Небольшая проблема, – спокойно говорит он.

 

В это время огромное щупальце длиной несколько десятков метров с оглушительным плеском вздымается из воды и нависает над нами.

 

 

. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ГЛУПОСТЬ

 

 

Чтобы составить антологию человеческой глупости, американская журналистка Венди Норткатт учредила премию Дарвина, которую ежегодно присуждают человеку, погибшему самым глупым образом (опозорив таким образом человеческий род и подтвердив теорию Дарвина о естественном отборе, в результате которой выживают сильнейшие).

 

Премия достается тем, кто, будучи в здравом рассудке, погиб по собственной глупости при свидетелях, которые могут дать заслуживающие доверия показания. 1994 год. Террорист погиб из-за того, что вскрыл собственное письмо, начиненное взрывчаткой. Он недостаточно заплатил за пересылку, и письмо вернулось обратно. 1996 году. Рыбак бросил динамитную шашку на лед, а его собака принесла ее обратно.

 

В том же году адвокат из Торонто демонстрировал прочность окна в здании небоскреба. Прыгнув с разбегу в закрытое окно, он разбил его и упал с двадцать четвертого этажа. 1998 год. Премия Дарвина досталась двадцатидевятилетнему мужчине, проглотившему украшение с блестками, которое он снял зубами с танцовщицы в стрип-баре. 1999 год. Премия присуждена трем палестинским террористам, которые набили взрывчаткой две машины и взорвались вместе с ними еще до того, как достигли намеченной цели. Террористы забыли о переходе на летнее время и не перевели часы. 2000 год. Премией награжден житель Хьюстона, решивший сыграть с друзьями в русскую рулетку. Вместо того чтобы использовать револьвер с барабаном, он взял то, что было под рукой, – полуавтоматический пистолет. 2005 год. Двадцатипятилетний канадец предложил друзьям прокатиться в мусоропроводе. Однако он не учел, что двенадцатью этажами ниже упадет в металлический мусоросборник.

 

Единственное исключение: в 1982 году Ларри Уолтерс, пенсионер из Лос-Анджелеса решил осуществить давнюю мечту – полететь, но не на самолете. Он изобрел собственный способ путешествовать по воздуху. Уолтерс привязал к удобному креслу сорок пять метеорологических шаров, наполненных гелием, каждый из которых имел метр в диаметре. Он уселся в кресло, взяв запас бутербродов, пиво и дробовик. По сигналу, его друзья отвязали веревку, удерживавшую кресло. Ларри Уолтерс собирался плавно подняться всего на тридцать метров, однако кресло, как из пушки, взлетело на пять километров.

 

Совершенно окоченевший Уолтерс не рискнул стрелять по шарам на такой высоте, чтобы спуститься. Горе-воздухоплавателя долго носило в облаках, пока наконец радарами лос-анджелесского аэропорта не засекли его. Уолтерс все-таки решился выстрелить в несколько шаров и сумел спуститься на землю. Но веревки, на которых висели сдутые шары, запутались в высоковольтных проводах, что вызвало короткое замыкание. Целый район Лонг-Бич остался без электричества.

 

Когда Уолтерс оказался на земле, его немедленно арестовали. На вопрос полицейских «Зачем вы это сделали?» он ответил: «Ну нельзя же все время сидеть без дела».

 

Ларри Уолтерс – единственный оставшийся в живых лауреат премии Дарвина.

 

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

 

 

. ВТОРАЯ ГОРА

 

 

С чудовищами трудно сражаться в основном потому, что возникает ощущение, что только понапрасну теряешь время.

 

Раньше мне не нравилось меряться силой с более быстрыми, сильными, могущественными существами, но теперь (возможно, это первые признаки приближения старости), когда мне приходится сталкиваться с чем-то подобным, я всегда думаю, что мог бы заняться чем-то другим.

 

Говорить. Любить. Думать. Управлять маленькими мирами так, как некоторые ухаживают за бонсай. Вот, что мне сейчас интересно.

 

Словно колебания моих волн замедлились.

 

Я все меньше люблю сюрпризы. Ни устраивать их кому-нибудь, ни получать самому.

 

Зато люблю ничего не делать.

 

Мне нравится, когда меня оставляют в покое.

 

Но, может быть, агрессия – это тоже способ общения? Возможно, это чудовищное дитя матери-природы пытается вступить с нами в контакт. Но делает это весьма неловко.

 

Она обхватывает Эдипа щупальцем, поднимает в воздух и швыряет на палубу. Не лучший способ наладить отношения с представителем другого вида.

 

Медуза подныривает под нос корабля и поднимает его так, что едва не переворачивает. Мы достаем анкхи. Я на секунду отключаюсь от реальности и думаю, что эта медуза-монстр, как и все мы, просто ищет любви.

 

Как же сказать ей: «Давайте все успокоимся и поговорим. Что именно вас беспокоит?» Ей нужно оказать поддержку. Проявить интерес к ее повседневным делам. «Как вам живется там, в глубине? Легко ли найти друга такого же размера? У вас есть дети? Чем вы занимаетесь, когда не нападаете на корабли, на которых полно людей?» Но у медузы нет рта, она не может говорить с нами, а я не такой уж большой специалист по межвидовым коммуникациям.

 

Битва с медузой продолжается несколько часов. Чудовище в сиреневых кружевах снова и снова пытается нас уничтожить. Из ее щупалец вылетают маленькие отравленные жала.

 

Зрячий полубог ранен, но это не смертельно.

 

Вдруг щупальце обхватывает Афродиту и поднимает над палубой. Мы спешим к ней на помощь. Град отравленных жал обрушивается на нас и не дает приблизиться. Я отсекаю щупальце выстрелом из анкха. Побледневшая Афродита укрывается вместе с нами на капитанском мостике, и мы стреляем в монстра из иллюминаторов.

 

Сначала настоящая Медуза Горгона, теперь это чудовище, названное ее именем. Вдруг монстр снова пытается опрокинуть парусник. И тут Эдмонда Уэллса осеняет:

 

– Голова! У нас есть голова Горгоны!

 

Никто не хочет к ней прикасаться, и тогда Эдип соглашается помочь, ведь он слеп и ему не грозит опасность превратиться в камень.

 

Он привязывает к поясу веревку, чтобы медуза не утащила его за борт.

 

Бывший царь Фив, победитель Сфинкса гордится тем, что мы ему доверили такое опасное дело. Он выходит на палубу, где извиваются сотни щупалец, похожих на тычинки кошмарного цветка.

 

Эдип встает на носу корабля и замирает. Щупальца яростно молотят воздух.

 

– Чего он ждет?

 

– Когда чудовище покажет из воды то, чем оно смотрит, – отвечает Уэллс.

 

– Но как он об этом узнает?

 

– По звуку.

 

Щупальца поднимаются над Эдипом, осыпают его ядовитыми жалами. Одно из них попадает ему в грудь, от боли он падает на колени, выронив мешок с головой Горгоны.

 

– Он все провалит! – восклицаю я.

 

Но Эдип, морщась от боли, на ощупь находит мешок. Когда тело медузы поднимается из воды, Эдип разворачивает голову Горгоны. Женщина-Медуза против чудовища-медузы.

 

Медуза ныряет, чтобы спастись от опасности, но Эдип разбегается и бросает голову с волосами-змеями, которая, качаясь на волнах, оказывается напротив органов зрения чудовища.

 

Длинные щупальца замирают. Твердеют. Становятся серыми. Мы видим, как это все происходит. Каменные щупальца-лианы вцепились в корабль, как сотни длинных пальцев. Под нашим парусником теперь риф из окаменевшей медузы.

 

Эдип неподвижно стоит, напрягая слух, пытаясь понять, что происходит.

 

Мы испускаем победный вопль, поздравляем друг друга.

 

Афродита бросается к Эдипу, чтобы помочь ему. Она вытаскивает жало из его груди, отрывает кусок своей тоги и перевязывает его рану.

 

Нам приходится спуститься на окаменевшую медузу, чтобы, помогая себе веслами, столкнуть парусник в воду.

 

– Не знаю, как вы, а я очень хочу есть, – говорит наш герой.

 

Мы обыскиваем корабль. Эдмонд в трюме находит ящик, наполненный припасами. Сухари, печенье, сушеные фрукты, кувшины с маслом, амфоры с водой и вином, солонину.

 

Афродита вызывается приготовить обед. Воспользовавшись тем, что ветер утих, зрячий полубог закрепляет штурвал так, чтобы корабль не сбился с курса и присоединяется к нам. Он достает из своего рюкзака девятиструнную лиру и, быстро настроив ее, берет несколько аккордов.

 

Теперь я его узнал. Это Орфей, он играл на празднике перед началом Финальной Игры. Он зарос бородой, и черты его лица невозможно различить.

 

Его пение восхищает нас и успокаивает.

 

Мы находим в капитанской каюте скатерть, тарелки и приборы и садимся за стол. Приятно отдохнуть после того, как пережил такое.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.071 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>