Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Алексеев С. С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования 29 страница



Конечно, мера, степень обусловленности права фактическими отношениями, целями и задачами преследуемыми при юридическом регулирования, различны? Но уже сейчас, даже без углубленного рассмотрения данной проблемы, следует сказать, что эта обусловленность не является такой, когда юридические отношения представляют собой всего лишь "правовой слепок", "юридическую фотографию" с данного участка жизни общества, данных фактических отношений. Перед нами - обусловленность более сложного порядка, близкая по многим данным к такой (если допустима подобная аналогия), когда живые организмы, сформировавшиеся за свою долгую эволюцию, каким-то образом реагируют на изменчивую среду, приспосабливаясь и подстраиваясь под ее особенности.

Такой подход как раз и соответствует представлениям о позитивном праве как объективной реальности, имеющей свою собственную субстанцию, а отсюда - свою (юридическую) логику.

В тоже время будем постоянно держать в памяти и то, что обусловленность права фактическими отношениями является значительной. По сути дела то гигантское многообразие юридических институтов и отраслей, которым характеризуется юридические системы в современном мире, особенно стран, продвинувшихся по пути постиндустриального, демократического развития, - это известное отражение фактических связей, своеобразия поведения их участников, выраженного в виде "возможного" и "должного" в нормах, институтах, отраслях юридических систем.

История правового развития последнего времени свидетельствует о том, что под влиянием фактических отношений в ряде случаев происходит своего рода "юридическая мутация" - известные качественные преобразования в праве. Такие, которые уже состоялись (формирование трудового права, семейного права, права социального обеспечения) или происходят в современных условиях (становление экологического права, информационного права, некоторых других подразделений юридической системы).

Да и в практическом отношении формирование права, его институтов и норм на нынешнем уровне и при нынешнем состоянии законодательной деятельности сводится - и это далеко не во всем благоприятный симптом в законодательной деятельности - преимущественно к "переводу" содержания фактических отношений (в том виде, каком оно представляется составителям законов) на "юридический язык". И отсюда работа специалистов при подготовке проектов законов все более сосредоточивается на использовании знаний экономического, технического психологического и иного "неюридического" характера; юридические же знания в их практически значимом виде предстают, к сожалению, по большей части в урезанном виде - главным образом в виде требований и приемов юридической техники, специфической правовой лексики и словесных оборотов.



Впрочем не забудем и то обстоятельство, что обусловленность права фактическими отношениями (в том виде, каком эта обусловленность предстает при внешней характеристике правовой действительности), присуща праву именно как регулятору общественных отношений. То есть - в том ракурсе, в каком оно в настоящее время преимущественно понимается на практике и трактуется в правовой теории.

5. Узкий горизонт

 

Право как эффективный (и даже по ряду отношений - оптимальный, уникальный) регулятор в жизни общества, способный воспроизводить данную социальную систему, вносить в нее нормативные начала, и обладающий рядом высокозначимых регулятивных свойств, достоин достаточно высокой социальной оценки.

В этом отношении едва ли оправдано сдержанное, а порой отрицательное отношение к праву, выполняющего своего рода "механические" рутинные и прозаические функции в обществе. Такое сдержанное, а в чем-то и отрицательное отношение к праву звучит в суждениях видного философа, когда он жестко высказывается против употребления самого термина "право" "в духе юридического позитивизма, то есть как нейтрально-маркировочного "средне исторического" выражения... Надо перестать, - говорит философ, - приписывать сакральный смысл понятиям исторически обусловленного и исторически необходимого и сознаться в том, что никакая степень социальной детерминированности не делает господствующее воззрение правомерным"1 Есть в этих, в принципе верных соображения такая, порой трудно различимая грань, переступив которую можно, духовно и этически возвеличить право, когда оно будет во всем высоко возвышенным явлением, кроме того, чтобы... быть правом. Правом в нашей прозаической, рутинной, повседневной, тяжкой и прекрасной жизни.

Да и вообще ни один самый казалось бы абстрактный, не связанный с прозой жизни вопрос не может быть решен - как еще в дооктябрьское время показали российские правоведы -, если не исходить из фактических данных, связанных с функционированием права как регулятора, т.е. не исходить из данных законодательства и практики его применения, - того, что научно осваивается юридическим позитивизмом, аналитической юриспруденцией2.

Вместе с тем, уже ранее обращалось внимание на то, что характеристика права как регулятора (а значит и оценка необходимого здесь юридического позитивизма), - не завершающий, не конечный пункт его постижения, а только начальная, стартовая его ступень, хотя и сама по себе существенно важная. Такой угол зрения уже сам по себе "задает" довольно узкие рамки практического действия позитивного права и своеобразие его теоретического видения.

Право, рассматриваемое как регулятор, видится так, что наши правовые представления не идут дальше сугубо прагматического отношения к юридическим вопросам. И дело не только в том, что здесь на первом месте в "проблематики права" оказываются вопросы преступности, коррупции, уклонения от законов - все то, что в нынешнее время и, особенно в российском обществе, действительно, все более тревожит людей, население, но что - увы - (или - "к счастью"?) не является специфически правовой проблематикой. И что отодвигает на задний план действительно острые вопросы права в обществе, тем более - такого общества, которое объявило себя "демократическим" и "правовым".

Не менее важно и то, что концентрация внимания на одном лишь объективном праве, да еще с ориентацией на жгучие проблемы "сегодняшнего дня" резко суживает горизонт его практического применения и теоретического осмысления. Наиболее существенное здесь - то, что право при рассматриваемом подходе выступает только как средство, "механическое устройство". И значит - в виде такого явления, которое можно заменить чем-то "другим" и которое может уступить, отойти в сторону, коль скоро это "требуется во имя неких высших целей". Именно тогда людей подстерегает страшная беда - тотальное попрание права в его высоком гуманистическом понимании.

К тому же и значение самих законов в ряде случаев оказывается здесь ограниченным, а порой и ущербным, когда их назначение сводится к одному лишь регулятивному средству. Так, например, случилось с гражданским кодексом в советском обществе. Ведь известно, что гражданские законы призваны не только с технико-юридической стороны регулировать рыночные, имущественные отношения, но и определять исходные правовые начала свободной рыночной экономики, сами устои гражданского общества (равенство и независимость субъектов, недопустимость вмешательства власти в частные дела и др.) - все то, что несет в себе, как мы усидим, потенциал чистого права. Так вот введенный с начала нэпа Гражданский кодекс РСФСР, который по прямому указанию Ленина приобрел опубличенный, огосударствленный характер, выполнял - и то в урезанном виде, в условиях доминирования государственной власти - одни лишь регулятивные функции и не сыграл, да и в тогдашней обстановке не мог сыграть, какой-либо позитивной роли в формировании гражданского общества, свободной рыночной экономики в стране Советов, и тем более - в внедрении высоких духовных начал гражданского общества.

Увы, история повторяется. Принятый в середине 1990-х гг. первый в России Гражданский кодекс, построенный на началах частного права, после радостных восторгов и громогласных деклараций о том, что перед нами "экономическая конституция", в наши дни все более и более теряет свое гражданственное назначение и вновь все более превращается в одно лишь "регулятивно средство".

В связи со всеми, только что отмеченными обстоятельствами и возникает необходимость преодолеть "узкий горизонт" объективного права, права как регулятора1.

2. ПРАВО И ГОСУДАРСТВО

1. Право и другие звенья системы социального регулирования

 

В условиях цивилизации право как звено всего комплекса регуляторов, определяющих поведение людей (где исходное и во многом доминирующее значение имеют биологические программы, заложенные в человеке), находится в сложном взаимодействии с другими социальными регуляторами.

Среди этих социальных регуляторов наиболее "близки" к праву и находятся с ним в наиболее тесном и сложном взаимодействии два наиболее крупных социальных явления (образования), осуществляющих - наряду с другими - регулятивные функции, - государство и мораль.

2. Право и государство (как элементы системы социального регулирования)

 

Если ограничиться рассмотрением права на уровне догматической юриспруденции, то может складывается впечатление, что право вообще явление государственного порядка. Оно в этой книге и определялось с самого начала так, что для подобного взгляда существуют как будто бы весьма весомые данные. На основании фактических данных оно и ранее и сейчас рассматривается в качестве официального, государственного образования, когда благодаря именно государству определенный комплекс норм во внешних, практических отношениях между людьми обретает такие свойства (общеобязательность норм, их высокая государственная обеспеченность), которые и позволяет позитивному праву быть действенным социальным регулятором. Мы уже видели, что в юридической науке принято даже выделять три особые функции государства по отношению к праву - правотворческую, правоисполнительную, правообеспечительную [1.2.2.].

Да и те связи и соотношения в правовой материи, которые могут быть названы "логикой права", также, казалось бы, коренятся в силе государства, в строгой обязательности его юридических велений, их формальной определенности, государственной обеспеченности. Именно здесь, в зависимости правовой материи от силы государства видятся во многом истоки характерного для права долженствования, что прочем вовсе не устраняет особого юридического своеобразия указанных связей и соотношений.

Но дело-то как раз в том, что логика права, оставаясь в общей "зоне государства" и во многом в своих истоках опираясь на его силу, обнаруживает - и по мере развития права все более и более - нечто свое, самобытное, уникальное, относящееся именно к праву.

Это "свое", "самобытное" дало о себе знать в тех исторических процессах, которые ранее были названы ступенями восхождения права, его развитии от права сильного к гуманистическому праву современного гражданского общества. Ведь после того, как сам переход от права сильного (по сути - всего лишь зоологически упорядоченного хаоса) к праву власти ознаменовал исторически значительный и шаг в истории права, все последующее его развитие свелось к двум парадоксальным тенденциям. К тому, чтобы сохранить связь с государством, все позитивное, что она дает праву, и одновременно - оторваться от власти, обрести свое собственное бытие, более того - возвысится над властью, и в этой плоскости реализовать свой собственный ("правовой") потенциал как социального регулятора.

Поэтому право, упорядочивая, "цивилизуя" государственную деятельность, в конечном итоге, на высокой ступени своего развития и само оказывается регулятором высокого социального значения, не уступающим, а в ряде отношений превосходящим регулятивную силу государственной власти как таковой. Для конкретизации и пояснения только что приведенных соображений - несколько подробнее о власти и праве

3. Право и власть

 

Надо сразу заметить, что здесь и дальше понятие "власть" рассматривается в достаточно строгом, а не в широком значении. Понятием "власть" охватываются не все виды господства, в том числе - не экономическое и не духовное влияние и подчинение людей, а только господство в области организации общественных отношений и управления, т.е. система подчинения, при которой воля одних лиц (властвующих) является императивно обязательной для других лиц (подвластных).

В эру цивилизации, когда сообщества разумных существ - людей стали во все большей степени существовать и развиваться не непосредственно на природной, а на своей собственной (человеческой) основе, и когда, стало быть, сообразно с "замыслом природы" в ткань общественной жизни начали интенсивно, во все больших масштабах включаться действенные формы разумной, свободной, конкурентной деятельности, сложилась наиболее мощная разновидность власти в указанном выше значении - власть политическая, государственная.

Могущество политической, государственной власти, образующей стержень нового всеобщетерриториального институционного образования - государства, концентрируется в аппарате, обладающем инструментами навязывания воли властвующих, прежде всего - инструментами принуждения, а также институтами, способными придать воле властвующих общеобязательный характер (наиболее пригодными для осуществления таких целей, наряду с церковными установлениями, оказались как раз законы, учреждения юрисдикции, иные институты позитивного права, которые в этой связи представляются - с немалым ущербом для суверенности права - "элементами государственной власти").

Политическая, государственная власть - и по логике вещей и по фактам истории, фактам нашего сегодняшнего бытия - действительно оказалась таким мощным фактором в обществе, который способен раскрыть возможности, силу и предназначение позитивного права. Политическая, государственная власть как бы по самой своей природе предназначена для того, чтобы давать жизнь позитивному праву и через систему правоохранительных учреждений, институтов юрисдикции обеспечивать строгую и своевременную реализацию юридических норм и принципов.

В рассматриваемой плоскости связь политической, государственной власти с правом - связь органичная, создающая сам феномен права и придающая ему значение реального фактора в жизни общества. Ее глубокое значение для права проявляется в двух основных плоскостях:

во-первых, в том, что именно государственная власть через свои акты (нормативные, судебные) в условиях цивилизации придает нормам и принципам качества позитивного права - прежде всего всеобщую нормативность, возможность строгой юридической определенности содержания регулирования, с более широких позиций - качество институционности, а в этой связи - публичного признания и общеобязательности;

во-вторых, в том, что именно государственная власть оснащает необходимыми полномочиями и надлежащими средствами воздействия правоохранительные учреждения, органы юрисдикции, правосудия, что и дает значительные гарантии реализации правовых установлений.

Но вот парадокс - политическая, государственная власть, которая и делает "право правом", в то же время - явление, в какой-то мере с ним не совместимое, выступающее по отношению к праву в виде противоборствующего, а порой чуждого, остро враждебного фактора.

Истоки такой парадоксальности кроются в глубокой противоречивости власти, в том, что, являясь (в своих социально оправданных величинах) необходимым и конститутивным элементом оптимальной организации жизни людей, управления общественными делами, власть обладает такими имманентными для нее качествами, которые в процессе утверждения и упрочения власти, когда она переступает порог социально-оправданных величин, превращают ее в самодовлеющую, самовозрастающую, авторитарную по своим потенциям силу.

И суть дела - не в "хороших" или "плохих" людях, стоящих у власти (хотя - отчасти - и в них тоже). Суть дела в самой органике власти, ее внутренних закономерностях, их противоречивой и коварной логике.

Эти закономерности проистекают, по-видимому, из того обстоятельства, что власть без стремления к постоянному своему упрочению теряет динамизм и социальную мощь. Однако, увы, это же стремление, при социально-неоправданной концентрации власти, т. е. за известным порогом, обозначающим достижение властью своей критической массы, оборачивается как раз тем, что власть становится самодовлеющей силой.

И тогда власть приобретает демонические, в немалой степени разрушительные качества, она становится силой, отличающейся неодолимыми импульсами к дальнейшему, и притом неограниченному, все более интенсивному росту, к приданию своему императивному статусу свойства исключительности, некой святости, нетленности и неприкосновенности, к своему возвеличиванию и увековечиванию, к отторжению в пространстве своего действия любой иной власти, всего того, что мешает ее функционированию и угрожает положению властвующих лиц. На этой основе обостряются, быть может, самые сильные человеческие эмоции: наслаждение властью и, что еще более психологически и социально значимо, жажда власти, стремление, не считаясь ни с чем, овладеть властью или любой ценой ее удержать, еще более усилить - одна из самых могущественных земных страстей, источник острых драм, потрясений, переломов в жизни и судьбе людей, целых стран и цивилизаций.

Такого рода запредельные импульсы и порывы к непрерывному самовозрастанию власти получают порой известное "моральное оправдание" (к сожалению, при содействии религии, церковных институтов), - особенно в условиях, когда в данном обществе существуют внутренние или внешние трудности, проблемы или когда известные группы людей, овладевших властью, подчиняют ее групповым, узкоклассовым, этническим, церковным, идеолого-доктринерским, а то и просто утопическим, фантастическим целям.

И вот на этом пути самовозрастания и ожесточения власти основным препятствием, мешающим и раздражающим фактором, становится близкий к власти социальный институт, в известном смысле детище самой власти, - п р а в о.

Чем это объяснить? Двумя основными причинами.

Во-первых, - тем, что законы, юрисдикционная, правосудная деятельность, крайне необходимые, незаменимые институты, при помощи которых власть оказывается способной с наибольшим эффектом проводить свою политику, имеют по своей природе и сути иное, "свое" предназначение, которое и дает о себе знать в ступенях восхождения, в функция гарантировать высокое положение людей в обществе и которое далеко не всегда находится в согласии с притязаниями и устремлениями власти, склонной решать жизненные проблемы волевым приказом и административным усмотрением1.

Во-вторых, - тем что право относится к числу тех немногих внешних социальных факторов, которые благодаря своим свойствам способны свести власть к социально-оправданным величинам, умирить власть, снять или резко ограничить ее крайние, социально-опасные, разрушительные проявления.

Вот и получается, что не только власть в процессе своего функционирования встречается с препятствием - со своенравным, не всегда послушным своим детищем, неподатливой "правовой материей", но и право со своей стороны, выступает в отношении власти в виде противоборствующего фактора, направленного на решение "своих", правовых задач и плюс к тому на то, чтобы при достаточно высоком уровне демократического и правового развития общества умирить, обуздать власть.

Словом, перед нами - сложная, парадоксальная ситуация, разрешение которой во многом зависит от природы и характера существующего в данном обществе строя, политического режима, и в особенности, - от "величины" власти, уровня и объема ее концентрации в существующих государственных учреждениях и институтах.

При разумно-прогрессивном общественном строе, при развитой демократической и правовой культуре, особенно в условиях развитого гражданского общества власть благодаря приверженности к демократическим ценностям умиряет свои императивные административно-приказные стремления, сдерживает ("скрепя сердце") свои властные порывы и во имя общественной пользы вводит властно-императивную государственную деятельность в строгие рамки.

С этой целью вырабатываются политико-правовые институты (разделения властей, федерализма, разъединения государственной и муниципальной власти и др.), которые препятствуют концентрации власти и превращению ее в самодовлеющий фактор. Подобное самоусмирение власти приобретает реальный характер в развитом демократическом обществе, где по существенным содержательным элементам государственная политика и функционирование более или менее развитой юридической системы совпадают. И именно, тогда, подчеркну, в развитом демократическом обществе при устойчивом правовом прогрессе, вырабатываются и приобретают реальное значение положения и формулы о "правовом государстве", "верховенстве права", "правлении права".

При таком нормальном, "деловом" взаимодействии власти и права, вполне естественном при демократическом общественном и государственном строе, происходит их взаимная притирка и - более того - взаимное обогащение. Политическая государственная власть, ее носители получают твердый настрой на то, чтобы умирять и даже обуздывать "себя", свои властные претензии. Со своей стороны и право, его представители и агенты преодолевают "правовой экстремизм", крайности формализма, другие теневые стороны юридической регламентации человеческих взаимоотношений.

По-иному указанная ранее парадоксальная ситуация находит свое разрешение в обществах, где власть перешагнула социально-оправданный порог своей концентрации и в содержании власти доминирующее значение приобретают авторитарные стороны и тенденции или, хуже того, власть попадает под эгиду групповых, узкоклассовых или этнических интересов, доктринерской или даже утопической идеологии. При таком положении вещей власть, и так жестко-императивная по своим первородным началам, становится по отношению к праву и вовсе неуступчивой, нетерпимой.

В этом случае происходят процессы, обратные тем, которые характерны для обществ с развитой демократической и правовой культурой. Власть здесь стремится, и это ей во многом удается, подчинить себе правовые институты, так "обработать" их и таким образом ввести в существующую общественную и государственную систему, чтобы они стали послушной игрушкой в руках властвующих государственных и политических учреждений и персон, безропотно проводили (и - что не менее важно - юридически оправдывали или даже возвеличивали) произвольные акции власти, а то и ее прямой произвол. Здесь происходит деформация права, нередко весьма значительная, которая при неблагоприятных политических условиях вообще превращает право в ущербную юридическую систему, а то и в один лишь фетиш, "маску права", "видимость права", или, по иной терминологии, в "имитационное право".

И наконец, - пункт, к которому хотелось бы привлечь внимание.

Как показывают фактические данные последнего времени, модные правовые лозунги ("правовое государство", "верховенство права", "права человека" и им аналогичные) широко и вольно используются в разнообразных политических целях различными политическими силами, в России - от коммуно-радикальных до радикальных демократов. Нередко их с напором пускают в дело и государства, далеко не всегда отличающиеся последовательно демократическим режимом. И то обстоятельство, что подобные лозунги слабо реализуются или вообще не реализуются в жизни, заинтересованными людьми порой объясняются несовершенством права, недостатками в работе законодательных и правоохранительных учреждений, упущениями тех или иных должностных лиц.

Между тем здесь, наряду с упомянутыми обстоятельствами, есть еще и довольно жесткая закономерность, которая по большей части не принимается в расчет. Право как нормативно-ценностный регулятор вообще, по определению, не способно занять высокое место в общественной жизни, которое бы соответствовало критериям и стандартам правового государства и верховенства права, если в данном обществе политическая, государственная власть заняла авторитарно-доминирующее положение или - что еще хуже - положение тотально всемогущей, тиранической силы. То есть силы, превышающей свой социально оправданный порог - естественные, социально-оправданные "потребности во власти", существующие в данном обществе, и настроенной на то, чтобы использовать свое могущество в групповых, узкоклассовых, этнических или идеологических интересах. Такой власти нет противовеса, нет по воздействующим возможностям никакой альтернативы; и даже формально введенные институты по упорядочению власти - разделение властей, федерализм и др., во много оказываются бессильными - такими, когда они мало-помалу неотвратимо переходят на позиции угодничества всесильной власти.

И с такой властью право, сколь бы оно ни было развито и совершенно, справиться также не в состоянии. Право в обществе, в котором доминирует Большая власть, "социально обречено": оно в принципе не в состоянии стать правовым, обществом, в котором утверждается верховенство права, правление права.

 

3. ПРАВО И МОРАЛЬ

1. Право и мораль (как элементы социального регулирования)

 

Путь понимания в общественном мнении и в науке взаимоотношений между правом и моралью оказался довольно сложным, порой - причудливым с переносом центра тяжести то на одну, то на другую категорию и даже с действительными или кажущимися "поворотами назад".

С давних пор в общественном и индивидуальном сознании людей утвердилось представление о приоритете морали над правовыми критериями поведения. Идеалы добра, взаимопомощи, а также моральные ценности и нормы (равного общественного бремени, родительской любви, уважения к старшим и др.) почитались как нечто более высокое и значимое, чем формальные установления закона, судебные решения, легистские рассуждения и требования неукоснительного соблюдения "буквы". Довольно часто право под таким углом зрения рассматривалось и нередко рассматривается сейчас в качестве всего лишь известного "минимума морали".

Подобные представления обрели глубокие корни в России. Определяющую роль здесь сыграли не только устойчивость общинного сознания и общинного, соборного образа жизни, но и постулаты той ветви восточно христианской культуры, которая в византийском обличье утвердилась на российской земле в виде православия. Особенно - позднего православия, слившегося с идеологией имперской державности. И хотя в самом наименовании этой культуры, казалось бы, присутствует "право" ("православие"), такого рода "право" понималось и в немалой степени понимается ныне в качестве приоритета и абсолютной значимости религиозных канонов, церковных законоположений, а в житейских делах - приоритета совести, веры, милосердия.

Время глобального сдвига в истории человечества - время перехода от традиционных к либеральным цивилизациям - потребовало переосмысления утвердившихся представлений о соотношении права и морали, такого переосмысления, которое отвечало бы объективно назревшим и объективно происходящим процессам возвышения права в жизни общества, в жизни людей.

Утверждение и развитие общетеоретических и философских взглядов на право в немалой степени связано с процессом высвобождения правопонимания от узко-этического истолкования и узко-этических оценок явлений правовой действительности, придания им самостоятельного, "суверенного" значения.

Сначала - вот какие уточнения. Как и при истолковании феномена права в целом, характеристика морали в ее соотношении с правом требует в первую очередь того, чтобы с необходимой строгостью различать те или иные стороны и внутренние подразделения рассматриваемых явлений. Иначе - так же, как и при истолковании права, - ориентировка на одну лишь, нередко абсолютизированную их сторону лишает возможности выработать обобщенные характеристики, необходимые для последовательно научных разработок.

Прежде всего следует держать в памяти то своеобразное, что характерно для двух близких, частично перекрещивающихся категорий - морали и нравственности. С позиций юридической догматики, казалось бы, для правовой науки преимущественное внимание должно быть обращено непосредственно на нравственность (она, освещая "нравы", сосредоточена на самих этических категориях: справедливость, добро, зло и др.). Однако при нацеленности на рассмотрение современного права, все более связывающего свое бытие с автономной личностью, ее внутренним миром, на первый план выступает мораль, которая через "эгоцентризм", "мое телесное"2 выводит философско-правовой анализ на плоскость жизненных реалий, весьма значимых для права на современной стадии развития общества.

В самой же морали представляется крайне существенным различать ее уровни (причем - так, что "уровень" вовсе не предопределяет большую или меньшую значимость морали для права; соотношение здесь - как мы увидим - нередко парадоксальное, обратное очевидному).

В морали решающее значение имеет уровень элементарных моральных (нравственных) требований, императивов, максим, заповедей3. Ядром их являются христовы заповеди-откровения, сконцентрировавшие в предельно кратких формулах сокровенные ценности истинно-духовной человечности.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.017 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>