— Согласен, — спокойно обронил Драко, не открывая глаз.
— Я знала Гарри семь лет! — с вызовом сказала Гермиона. — И, знаешь — Дамблдор был прав. Гарри Поттер умер почти полгода назад, и нам стоило поверить в это и похоронить его, а не поддаваться на то, что по земле бродит чудовище с его лицом и улыбкой. Это был не он. И поэтому — я рада, что так случилось. Это не жизнь… у вас.
Драко пожал плечами, кусая губы и давя усмешку. Эта дурочка была права — куда больше, чем полагала сама. Она не понимала и половины из того, что говорила сейчас, но, как ни странно, это не мешало ей попадать в точку. Мы — не люди. И то, что у нас — не жизнь.
А, возможно — и не любовь.
— Прощай, Грэйнджер, — негромко сказал Драко, не поднимая взгляда.
* * *
Он методично и тщательно закрыл камин, через который теперь ни одна голова не смогла бы пролезть — даже чтобы поговорить. Он потратил полдня, изобретая максимально надежную защиту для входа с улицы. Он усилил антиаппарационный и антисовиный барьер, проверил заклятье ненаносимости и наложил все подвластные его фантазии чары отвлечения внимания. Этот дом станет не просто недоступным, его вообще не должно больше быть. Ни для кого.
Кроме Северуса, который не в счет. Криво усмехнувшись, Драко подумал, что, пожалуй, простит профессору тот единственный случай, когда Снейп ввалился не вовремя и оказался некстати. Тем более, что подобных ситуаций здесь больше и не предвиделось…
…в ближайшее время.
Эта мысль пугала и отдавала нездоровым оттенком сумасшествия, но, чем больше проходило времени, тем яснее и отчетливее Драко понимал, что, наверное, знал это в глубине души с самого начала. Знал — и именно в этом и боялся признаться даже себе.
Поттер вернется. Иначе просто не может быть, потому что иначе — ох, это и впрямь уже будет полная бессмыслица. Он вернется, потому что это — его дом. Потому, что он обещал быть рядом, пока… ну, пока между ними есть то, что они оба чувствуют. Черт, да просто потому, что он — Поттер, который все делает наперекосяк, наверняка он даже умереть не способен, как все нормальные люди! Он слишком упрям, чтобы позволить двум великим магам одержать над ним верх.
Он вернется. Нужно просто ждать.
Мысль балансировала на границе с отчаянием и поджидающим совсем рядом безумным, нечеловеческим страхом, от которого пока довольно успешно получалось спрятаться.
Драко забивал дни под завязку, копаясь в бумагах (потом ведь будет совсем не до этого), затеяв ремонт на верхних этажах (Поттер оценит, хотя он ужасающе рассеян и невнимателен), отстраивая открытую террасу (с самого начала хотел, когда закончится война, показать Поттеру, что аналог той площадки в башне Астрономии можно устроить и здесь)… Он засыпал за столом в кабинете, в любой из гостевых спален, где возился вместе с Добби, помогая тому собственной магией, пару раз — даже сидя в кресле в Малой Гостиной — Большая его не привлекала из-за… ну, например, открытой пасти камина, пусть даже и мертвого, и вообще — Драко был слишком занят, чтобы брать на себя труд добираться каждый вечер до собственной комнаты.
Время от времени появлялся Снейп, и с ним Драко был корректен и вежлив, стараясь не замечать, как ощупывает его каждый раз при встрече цепкий взгляд профессора, впиваясь в глаза, в лицо, в спину. Да, он знал, что мало спит и чертовски устает, но уж кто бы говорил, что называется — Северус и сам временами походил на полуголодного вампира.
Раскопки в Малфой-Меноре продолжались, не приводя ни к чему, и Драко это не удивляло — и так понятно, что в лучшем случае удастся установить лишь примерное количество погибших. Опознать их не оставалось никакой возможности — сложно иметь дело с растертой между камнями кашей. Тут и с числом-то можно было определиться, только исходя из того, что какие-то фрагменты находили чуть дальше от других — и на этом основании решали, что это был отдельный человек. С частями, лежащими вместе, было и вовсе неясно — те вполне могли принадлежать и одному, и двоим, и троим… В общем, учитывая тот факт, что никто не мог с уверенностью представить даже количество людей, находившихся в замке в тот злополучный (кому как, большинству — очень даже замечательный) вечер тридцать первого июля, раскопки выглядели очередной абсурдной попыткой Визенгамота изобразить видимость бурной деятельности.
Не удалось идентифицировать даже тело Джинни. Драко подозревал, что ее обгорелые останки от удара просто рассыпались в прах, на который никто не обратил внимания. В любом случае — он считал, что последняя из многочисленных Уизли получила свое, в чем-то даже частично загладив свою вину. Очень-очень частично. Совсем чуть-чуть.
От Северуса всегда хотелось как можно скорее избавиться, окунувшись в привычное одиночество. Пытливый, пронзающий, как рентген, взгляд профессора нервировал Драко, расшатывая и без того непрочный, едва устоявшийся быт. И еще — это был страшный и неприличный секрет, но Малфою не хотелось, чтобы Поттер, вернувшись, застал здесь профессора Снейпа. Глупость, но Драко никак не мог избавиться от холодного, четкого понимания, что в прошлом он наделал бездну ошибок, и ему больше не хочется их повторять.
Например, Поттер всегда был нечеловечески, просто патологически ревнив, и Драко время от времени провоцировал его, делая вид, что Гарри стоит научиться держать себя в руках, или начать доверять ему, или разобраться с собственной неуверенностью в себе… Поттер был таким, каким он был, и — ох, черт, сейчас Драко отдал бы все, не задумываясь, вообще, все — только за то, чтобы когда-нибудь Гарри шагнул из камина, взъерошивая свои вечно лохматые волосы и хмуря брови, и плевать на его вечную идиотскую ревность. Пусть ревнует к кому угодно… только пусть уже возвращается.
Драко ждал его постоянно, каждую минуту, пряча это ожидание даже от самого себя, делая вид, что вовсе не думает о том, что будет, когда Поттер снова появится здесь. Он изобретал для себя все новые и новые занятия, он следил за событиями в Магическом Мире, он старательно изображал перед Снейпом присущую каждому здравомыслящему стихийному магу холодность и отстраненность и, закрывая за ним дверь, вздыхал с облегчением — все хорошо. Он не заметил.
Драко знал, что готов ждать — сколько потребуется. Бесконечно. Если честно, он вообще не допускал мысли, что Поттер не вернется сюда. Потому что — разве он может не вернуться?..
Это произойдет. Вечером, когда уставший Драко будет тереть покрасневшие глаза, сидя в кресле и зарывшись в кипу бумаг, Гарри ввалится в кабинет, прислонится к косяку и скажет — Малфой, черт тебя побери, ты опять застрял в своих цифрах! И в его голосе будет упрек, и еще — обида, что ему пришлось тащиться через весь дом, а Драко уставится на него и в первый раз в жизни не найдет слов, чтобы ответить надлежащей гадостью, а Гарри усмехнется, снимет свои дурацкие очки и вздохнет — слушай, я очень устал…
Вечера проходили один за другим, и Драко старательно не думал о том, что каждое мгновение машинально прислушивается, не заскрипит ли лестница под знакомыми шагами. Она не скрипела.
Почему так долго? — невольно спросил он сам себя однажды. Нет, я все понимаю, но — почему? Ведь я же жду, что еще ему нужно, разве ему чего-то не хватает, чтобы прийти ко мне? Грэйнджер говорила — мы перестанем чувствовать после Разделения, ха, черт, да, не поспоришь, мы и впрямь перестали, особенно — учитывая тот факт, что сейчас это было бы просто проблематично… Он ведь… Гарри, он… ну, его нет в этом мире, ведь так? Вот поэтому я его и не слышу. Трудно провести достоверный эксперимент, когда находишься в разных мирах. Я просто буду ждать его, и однажды…
Утром. Я еще буду спать, а он войдет в комнату — тихонько, на цыпочках, но на самом деле, как всегда, неуклюже зацепившись за стул, — присядет рядом со мной на корточки и запустит огрубевшие пальцы мне в волосы. А я проснусь и почувствую, как перехватывает дыхание от его прикосновений, как подкатывает комок к горлу, потому что он посмотрит на меня своими пронзительными зелеными глазами, и я уставлюсь на него, как идиот, и поймаю себя на дурацкой мысли — твою мать, Поттер, как же я соскучился!..
Сколько еще придется прожить без тебя? Сколько еще ждать? — подумал Драко однажды утром, глядя, как за окном медленно кружатся внезапно пожелтевшие листья. С этого дня он воспылал страстной любовью к подоконникам — и все чаще проводил ночи, прижавшись лбом к стеклу, водя по нему кончиками пальцев. Ему хотелось запомнить каждую секунду отчаянно ускользающего времени, он не знал — почему, но чувствовал, что время заканчивается. Время ожидания, время надежды. Время будущего.
На улице чертовски холодало, и Добби изнылся, что пора заняться подготовкой поместья к зиме, что здесь не зимовали кучу лет, что хозяин должен прислушаться к его словам… Драко в конце концов согласился, в глубине души начиная тихо ненавидеть эльфа за то, что рано или поздно осень тоже закончится. Как и лето. Как и он сам.
Потому что — потом, когда Поттер вернется, Драко сгребет его за грудки и так от души впечатает в стену, что у того посыплются искры из глаз. Он схватит его за плечи и заорет прямо в лицо — Мерлин тебя побери, где можно было шляться столько времени?! Ты хоть думал своей башкой о том, что я здесь, что я жду тебя — каждый день, каждый чертов день?! Что ты бросил меня?!
Губы Поттера будут шевелиться совсем рядом, так близко, и Драко не был уверен, что не сорвется на слезы, на истерику, что не бросится целовать их, продолжая бормотать ругательства, повторяя — Гарри, Гарри… — что сможет сохранить рассудок, еще только раз посмотрев в его глаза, почувствовав его тепло, его близость, его запах…
А осень надвигалась все неотвратимее…
* * *
В это ничем не отличающееся от прочих утро Снейп ворвался, как всегда, взметнув полой мантии, и на мгновение замер, пристально глядя в серые глаза.
— Драко, что происходит? — спросил он.
Малфой равнодушно пожал плечами и ответил на взгляд.
— А в чем дело? — отозвался он.
Губы Снейпа дрогнули и сжались в ниточку. Одним резким движением он схватил Драко за плечо и, подтащив к зеркалу, развернул к нему лицом. Бывший слизеринец оторопел — и некоторое время недоумевающе хлопал глазами, глядя на тощую бледную тень с опухшими веками.
— Я устал, — признался он наконец. — Пару дней не удавалось выспаться…
— Да? — невинно поинтересовался Снейп. — И где ты спишь?
Драко усмехнулся.
— Где придется, — честно ответил он. — Видите ли, это мой дом, в нем полно спален, и я имею право спать, где захочу.
— Где угодно, кроме собственной комнаты? — уточнил Снейп.
«Добби. Прибью скотину», — машинально подумал Драко.
— Вам-то что, профессор? — спросил он вслух, устало поморщившись.
Глаза Снейпа нехорошо вспыхнули.
— Драко, теперь ты — самый обычный стихийный маг, — отчеканил он. — Тебе противопоказаны сильные эмоции. Тебя некому защитить. Ты — мой воспитанник, и ты — разрушаешься. Возможно, у меня нет права вмешиваться, но я полагаю, что находиться здесь и дальше — для тебя, скажем так, чревато. Этот дом отвратительно на тебя влияет. Если не можешь, оставаясь здесь, сам взять себя в руки, я думаю, стоит попробовать немного развеяться.
Слово «развеяться» в данной ситуации почему-то прозвучало нелепо.
— Что вы предлагаете? — равнодушно спросил Драко.
— Ты поедешь со мной, — непререкаемым тоном заявил Снейп. — В Хогвартс. Занятий в этом году все равно нет, тебе никто не запретит какое-то время пожить там.
Это было некстати. Драко не хотелось оказаться где-то далеко, когда Гарри вернется. Но он — действительно — очень устал… И, наверное, если не слишком надолго, то все равно…
— Добби! — вздохнув, позвал он и наклонился к появившемуся эльфу. — Добби, я… Меня некоторое время не будет. Ты сможешь сообщить в Хогвартс, если… здесь что-нибудь произойдет?
— Да, сэр, — испуганно пискнул тот.
А потом Снейп почти силой вытащил Драко из дома.
Наверное, это была бы стоящая идея, если бы местом назначения оказался не Хогвартс. Даже не потому, что все, на кого Драко натыкался в коридорах, цепенели и каменели, стараясь максимально быстро испариться с дороги. И не потому, что проклятый шепоток за спиной не утихал почти никогда, и Малфою казалось, что он слышит его, даже не выходя из собственной комнаты.
Просто почему-то все здесь — каждый камень, каждый закуток, каждый пустой класс — напоминало о нем. Еще острее и больнее, чем дома. Или, может быть, Драко просто отходил от шока — и чем дальше, тем явственнее чувствовал, как сильно ему не хватает присутствия Поттера. Его хрипловатого голоса, его хулиганских улыбок, его эмоций. О, да, Гарри умел чувствовать — как никто… В этом мире не осталось ни одного человека, способного потягаться с неугомонным гриффиндорцем хотя бы в этом.
В башню Астрономии Драко не решился подняться ни разу — он не был уверен, что выдержит то, что она способна ему показать. Он избегал тупика на втором этаже — с запертой сейчас комнатой, которую они делили с Гарри во время экзаменов. Он с трудом находил в себе силы даже просто бродить по коридорам замка, помня каждую мелочь, каждую свару, ссору, драку, затеянную ими за почти семь лет, проведенных в Хогвартсе.
Снейп настаивал на пользе свежего воздуха, и Драко исправно гулял — неосознанно стараясь огибать по дуге квиддичное поле. Он чего-то ждал — при этом плохо понимая, для чего именно находится здесь, и тревога в пронзительных черных глазах профессора временами доставала так, что хотелось бросить все и сбежать обратно, лишь бы перестать притворяться.
Первый звоночек прозвенел самым обычным октябрьским утром, когда Драко бродил по окрестностям Хогвартса, устало щурясь на осеннее солнце. Деревья покачивали оголенными ветками, над Запретным Лесом щебетали птицы, заброшенный без хозяина домик Хагрида зиял провалами темных окон. Драко добрел до озера и сел на пригорке, прямо на пожелтевшую траву, утомленно пощипывая ее кончиками пальцев.
А потом что-то произошло.
Воздух внезапно наполнился многоголосым гулом ревущей толпы, солнце вспыхнуло с ослепительной яркостью, мир обрел краски, не доступные октябрю — небо стало ярко-голубым, трава — зеленой, деревья зашумели листвой, и ветер пел, гоняя волны по поверхности озера, в котором отражались облака, а не осенняя серость.
Задохнувшись от нахлынувших воспоминаний, Драко оцепенело смотрел на две фигуры, что двигались у самой кромки воды, сбросив мантии и вытянув палочки в шпаги. На лицах светилось ожидание, и уверенность, и надежда, и такая вера в то, что все еще — впереди, что они оставляют за спиной самое страшное, идя навстречу друг другу, и их глаза сияли, впиваясь в любимые черты, их губы шептали — да! — и они смеялись, боже, как они смеялись…
Как безоглядно они верили в возможность — нет, в неизбежность счастья, как жаждали, как нуждались друг в друге! Какой сладкой и длинной казалась жизнь — тогда, как пьянил и туманил голову запах свободы, и Драко захотелось кричать во весь голос от распирающего изнутри знания — у них все еще впереди. Тепло родных губ, и сводящая с ума, безумная, робкая нежность, и жар объятий до утра, и вечера, наполненные искрящимся смехом, и слова, столько слов, столько ласки в дрожащем голосе, столько искренности, столько надежды, столько веры…
Драко замер, прижав ладони ко рту, глотая хлынувшие слезы, не помня и не думая, что это — первый раз, когда он позволил себе заплакать, с тех пор, как… с тех пор, как Гарри… о, черт…
Боль взламывала душу, взрывала сердце, превращая его в окровавленные осколки, и Драко закричал, впиваясь ногтями в кожу, не понимая, как можно жить, как можно верить, идти куда-то — дальше, после того, как… Он рыдал навзрыд, захлебываясь от обрушившегося на него осознания — все, что было раньше, закончилось, отделив страшным рубежом солнечное «вчера» от беспросветного «завтра».
А потом были руки Снейпа, рывком схватившие Драко за волосы, и вкус терпкого зелья, и отчаянная, предательская, безысходная тоска, заполнившая собой все, и бесконечное тупое оцепенение, вдруг разом навалившееся на него — когда все желания и мысли закончились, превратившись в монотонный, бессмысленный, бездумный хаос…
Ладони Северуса почему-то дрожали, но Драко нашел в себе силы посмотреть ему в глаза перед тем, как устало уткнуться лицом в костлявое плечо, вытирая остатки слез. На дне души Снейпа теплилась горькая, почти болезненная нежность, и Драко был бы благодарен ему за это, если бы не слышал наполненных странными чувствами воспоминаний профессора — о том, как всего два месяца назад он точно так же хватал за черные, как смоль, волосы другого человека, вливая ему в рот успокоительное зелье, а тот так же плакал, вцепившись в его мантию и борясь с наполняющим его отчаянием.
А Снейп — точно так же — знал, что ничем не может ему помочь, и ему было больно думать об этом. Разве что — в тот раз ему еще было ужасно неловко от того, что он сопереживает тому, кого привык презирать.
Они не стали обсуждать произошедшее, и позднее Драко пришел к мысли, что нелюдимый язвительный профессор все же обладает неким подобием чувства такта, пусть даже и побаивается, что его хоть кто-то попытается уличить в подобной способности.
И все же — что-то изменилось. Драко начал вглядываться в лица обитателей Хогвартса, начал вслушиваться в их разговоры — сначала краем уха, а потом все внимательнее и дотошнее. Он пытался выяснить, что именно они думают, на самом деле, в глубине своих «душ», и он понял это — даже быстрее, чем рассчитывал.
Поднимаясь однажды по лестнице в бывший кабинет Дамблдора, он остановился под дверью, слегка оторопев от ярости звенящих внутри голосов.
— Северус, он сумасшедший! — непререкаемым тоном вещала МакГонагалл. — Я знаю, что ему разрешено пока оставаться среди людей, но я считаю несусветной глупостью позволять этому мальчишке бродить здесь и копаться в наших мозгах! Это не проходной двор, это штаб Ордена Феникса, который пока еще возглавляю — я! Мы не можем рисковать проводить собрания, зная, что он шныряет в округе и неизвестно что замышляет!
— Минерва, он такой же стихийный маг, как и я, — холодно перебил ее Снейп. — Если вы не боитесь предательства с моей стороны, то какого черта…
— Вы — это другое дело, — возразила МакГонагалл. — Вы пока еще в своем уме, а о нем этого давно уже не скажешь.
— Ему нет дела до ваших дрязг! — презрительно выплюнул Снейп. — Вы не можете вышвырнуть его отсюда, как котенка — только потому, что трясетесь за секретность непонятно каких планов! Этот мальчик сделал для Магического Мира больше, чем весь Орден Феникса, вместе взятый, а мы тут обсуждаем, как теперь потактичнее от него избавиться?
— Лично он не сделал вообще ничего! — вспылила МакГонагалл. — Темного Лорда убил Гарри Поттер, как и было предсказано.
— Тогда подумайте, как сильно Гарри понравилось бы то, как вы поступаете с единственным человеком, который был ему дорог. С тем, кому он обязан своей победой.
— Гарри мертв! — выкрикнула она. — Какая разница, что теперь…
Драко пинком распахнул дверь. Ему пришлось опустить руки в карманы, чтобы скрыть дрожь едва сдерживаемой ярости.
— Может быть, вы видели тело? — срывающимся голосом процедил он. — Кто дал вам право надеяться, что он не вернется? Что вы можете позволить себе рассчитывать на это?
МакГонагалл окаменела, мгновенно сжав губы и вызывающе задирая подбородок. Она побаивалась стихийных магов, но рассчитывала на относительную безопасность — по крайней мере, пока Снейп рядом. Это было очевидно.
— Тела Темного Лорда тоже никто не видел, — твердо отчеканила она, сверля Драко сумрачным взглядом. — И, тем не менее…
— Темный Лорд мертв, потому что у Северуса исчезла метка, — медленно проговорил Драко, подходя ближе. — Но это не означает, что Гарри… что Гарри… тоже…
— Мистер Малфой, вы забываетесь! — МакГонагалл с силой хлопнула ладонью по столу и встала ему навстречу. — Гарри сделал то, что должен был сделать, и вам давно пора раскрыть глаза и признать, что…
— Не смейте говорить, что он мертв!!! — внезапно заорал Драко, прижимая ее к стене.
Кровь пульсировала в висках от прорвавшейся злости — она копилась в нем столько бесконечных недель! — и в ушах нарастал тонкий, давящий комариный звон, и это означало, что надо остановиться немедленно, пока это еще возможно, немедленно — пока не стало поздно…
Глаза новой директрисы Хогвартса распахнулись, зрачки чуть расширились, и Драко уже не думал о том, что она видит — в его глазах.
— Никогда… не смейте… — прошипел он, прижимаясь лбом к ее лбу, проваливаясь в испуганный взгляд из-под трепещущих ресниц. — Даже думать…
— Драко! — закричал откуда-то Снейп.
Северус был слишком далеко, в другом мире, его голос звучал глухо, едва пробиваясь сквозь нарастающий рев ветра, и губы Малфоя только хищно дернулись в ответ. Он впивался взглядом в глаза напротив, пронзая их, как иглой, проникая в человеческий мозг, заражая его видениями, давно ставшими для него родным и знакомым адом — ощущение леденящей, холодной бездны, распахивающейся перед ним, не оставляющей точки опоры, разрывающей сердце в куски…
Потом был страшный, жутко болезненный удар в висок, и донельзя злющий Снейп, потирающий левой рукой правый кулак и шипящий сквозь зубы — ты с ума сошел! Она же — человек!
Драко было плевать. Опустошенный, раздавленый, оглушенный, он сидел на полу у стены, спрятав лицо в ладонях, пытаясь сгрести остатки самого себя в подобие личности, чтобы подняться и уйти — и бежать, бежать со всех ног от этих людей, позволяющих себе говорить такое.
А потом была горячая ладонь Снейпа на его плече, и жесткий, негромкий голос, вгрызающийся в мозг похлеще ветра.
— Драко, ты должен это принять. Он действительно умер. Гарри Поттер мертв.
Кусая губы, давя поднимающуюся снова ярость, Драко покачивался, сидя на пятках, до боли вцепившись в волосы. Он слышал, как Снейп с тихим вздохом поднялся с колен, пробормотав все еще не пришедшей толком в себя МакГонагалл что-то о том, что «мальчику нужно побыть одному», как он пошел к двери, пропуская директрису вперед себя, и как остановился, обернувшись — перед тем, как выйти.
— Драко… — негромко позвал он. — Ты должен поверить. Он не вернется. Никогда.
Малфой долго молчал, прежде чем поднять на него покрасневшие глаза и чуть слышно прошептать отстраненным, чужим, деревянным голосом:
— Я знаю…
* * *
Уйти оказалось неожиданно легко. Оказывается, принять решение до неприличия просто, если перестаешь хвататься за призрачные надежды. Драко уже не испытывал желания сохранить в себе что-то до тех пор, пока… в общем, больше ничто не могло удержать его от возвращения к самому себе.
— Когда-нибудь этот дом убьет тебя, — недовольно буркнул Снейп.
Драко смотрел исподлобья, чуть нахмурив брови — он почти всегда теперь так смотрел, если его пытались вытащить из состояния мрачной, отчаянной решимости — и молчал, стискивая ремень дорожной сумки на плече.
— Ты должен быть сильным, — сказал Снейп, теряя терпение от упрямой тишины в ответ.
— Не думаю, что я еще кому-то что-то остался должен, — негромко проговорил Драко. — Даже Визенгамот оставил нам право умереть, когда станет невмоготу. Не перечьте воле верховной власти, профессор — а со своим домом я уж как-нибудь сам разберусь…
По лицу Снейпа промелькнуло раздражение пополам со знакомой горечью, и это было последним, что запомнил Драко, глядя на своего наставника. Высокопарные слова прозвучали бы глупо, и еще глупее — неизбежно последующие за ними попытки Северуса спрятать за привычной резкостью так не свойственную слизеринцам искренность.
Поэтому Драко ушел молча. Не прощаясь.
Дом был похож на склеп — темный, сырой и мрачный, но, шагнув в гостиную из камина, Драко понял, что только здесь ему теперь самое место. Что это — его личный ад, родной, как подземелья для Снейпа, в которых тот давно уже прячется от настоящей жизни, обрекая сам себя на своеобразное самоистязание, и которые, тем не менее, любит — так, как только безнадежный мазохист может любить своего тирана.
Дом причинял боль — обстановкой, тишиной, вкрадчивым, затаившимся полумраком, который, казалось, все еще прятал в углах тени прошлого. Я не могу больше верить, беспомощно признался сам себе Драко. Но я могу попробовать узнать, где ты. Попробовать разобраться, что с нами произошло. Может, тогда я смогу надеяться?
Серые осенние дни снова потянулись чередой цепляющихся друг за друга минут, и утро опять заставало Малфоя то в кресле, то за столом в кабинете. Исполнительный Добби нашел в дебрях дома «Сказания о Повелителях Стихий», и Драко прочитал фолиант от корки до корки, сжимаясь в комок каждый раз при мысли о том, сколько раз видел эту книгу в руках Гарри… Прочитав, он признался себе, что не понял и половины, и засел снова — с пером и чистыми листами пергамента, выписывая спорные моменты, задавая вопросы, на которые не находил ответа, снова и снова приходя к неутешительному выводу — невозможно искать истину, когда человек, который мог бы понять тебя, поспорить с тобой, исправить твои ошибки, больше не находится рядом.
Со временем Драко незаметно для себя привык рассуждать вслух, представляя, что Гарри сидит за спиной на полу, обхватив колени и покусывая нижнюю губу, как он делал всегда, когда задумывался. Он только не смог научиться отвечать за Поттера на свои предположения.
Ритуал Разделения Драко разложил по полочкам, изучив и книгу, и исчерканный неровным почерком Гарри пергамент, который нашел засунутым между страниц. Все ниточки сводились к одному и тому же — стихийные маги переставали любить, разрывая связь между собой. Но тогда — почему Драко ждал его столько времени, не находя в себе сил даже просто захотеть жить без него? И почему каждый раз, слыша воспоминания Снейпа о Гарри, он тонул во всепоглощающей уверенности профессора — Поттер не изменил своего отношения к нему и после того, как разбил связующий кристалл?
И почему, черт возьми, до сих пор любая попытка воскресить в памяти прикосновения горячих, обжигающих губ Гарри, его сбивчивый шепот, его смех — отзывалась такой нечеловеческой болью, что хотелось свернуться калачиком и завыть?
Сны накатывали волной, сшибая рассудок в леденящую пустоту, пробирающую холодом до костей, и все труднее было заставить себя встать по утрам, потянуться, подняться, отправиться в душ, съесть хотя бы подобие завтрака, и все чаще хотелось задернуть шторы, если солнце начинало проглядывать сквозь тяжелые тучи. Свет слепил глаза, но не грел, и Драко уже устал постоянно мерзнуть, даже сидя вплотную к зажженному камину.
Прощальные слова Снейпа не оставляли в покое, следуя за Драко по пятам, кружась по дому. И, отчаявшись придумать другое объяснение, Малфой сдался — профессор был прав. Я разрушаюсь, стихия выжирает меня — и, чтобы заметить проступающие признаки ее утоляющегося аппетита, уже не обязательно смотреться в зеркало. Непреходящий холод, пронизывающий кости, не оставляет поводов сомневаться в том, что происходит.
Сильные эмоции? Их уже не осталось — точнее, они превратились в бессмысленный, ровный, привычный, выматывающий фон. Стихийные всплески? Их точно не было — последний раз, когда Драко дал себе волю, остался в Хогвартсе вместе с наполненным ужасом взглядом МакГонагалл. Оставалось только одна возможная причина, впускающая бездну в остатки души своего мага — самообман.
Но Драко не мог придумать, в чем он теперь продолжает себя обманывать. Самокопания хороши, когда рядом есть кто-то, способный смотреть со стороны и говорить правду без обиняков… но Драко был одинок, и ему неоткуда было ждать помощи.
Он думал об этом все время, понимая, что ходит по кругу, перебирая и анализируя свои чувства, пока однажды, поздно ночью забредя в ванную одной из гостевых спален западного крыла, не собрался по привычке крикнуть Добби, чтобы попросить принести ему чистую одежду. И осекся, на несколько бесконечных мгновений оставшись стоять с открытым ртом и забыв дышать.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |