Она потянулась на сене. Ей хотелось, чтобы он снова ласкал ее, но поэт, казалось, уже думал совсем о другом.
— Теперь я вспоминаю, — неожиданно сказал он. — Я уже видел тебя на Понт-Нефе. Ты не принадлежишь к банде Каламбредена, Отъявленного Негодяя?
— Да, но...
— Нет, вы только посмотрите на этих бессовестных женщин! — драматически воскликнул он. — Разве ты не могла сказать этого раньше, девушка? Или тебе хочется посмотреть, как из моих жил вытечет моя гадкая кровь? Ох, дорогая! Ох, дорогая! Каламбреден! Вот уж повезло мне! Я наконец-то встречаю женщину, о которой мечтал всю жизнь, а она, оказывается, принадлежит Каламбредену!.. Но ничего! В конце концов, самая восхитительная из всех любовниц — это сама жизнь! Прощай, моя дорогая!..
Он схватил старую, потрепанную шляпу с заостренным верхом, такую, какие обычно носят школьные учителя, и, нахлобучив ее на белокурую копну волос, выскользнул из-под полотняного навеса.
— Будь добра, — прошептал он с улыбкой, — не говори своему хозяину о моей дерзости... Да, я вижу, что не скажешь. Ты милая, Маркиза Ангелов... Я буду думать о тебе до того самого дня, когда меня повесят... и даже после этого... Прощай!
Она услышала всплеск воды, когда он спрыгнул с баржи, потом увидела, как он бежит по залитому солнечным светом берегу. Весь в черном, в своей остроконечной шляпе, с тощими ногами, с изорванным плащом, развевающимся за его плечами, он походил на какую-то странную птицу.
Лодочники, увидевшие, что он появился с баржи, начали швырять в него камнями. Он повернул к ним бледное лицо и разразился смехом. Потом он неожиданно, как сон, исчез.
Глава 7
Это фантастическое явление несколько приободрило Анжелику и отодвинуло на задний план горькое воспоминание о встрече с Дегре предыдущей ночью.
Лучше всего было вообще не думать больше об этом. Ночью, когда она уже оказалась в безопасности, вырвавшись из этого кошмара, она снова думала о Дегре и размышляла: «Узнал ли он меня? Очевидно, нет. Он не отдал бы мне обратно мой нож... Он не продолжал бы разговаривать со мной также, в такой ужасной вульгарной манере... Нет, он не узнал меня — я умерла бы со стыда, если бы это было так!»
Она покачала головой и провела руками по волосам, чтобы убрать из них застрявшие соломинки. Она подумает обо всем этом позже. Но сейчас ей не хотелось разрушать очарование только что пережитого часа. Она вздохнула с некоторым раскаянием. Неужели она была на самом деле готова изменить Никола? Маркиза Ангелов пожала плечами и коротко засмеялась. Таким любовникам не изменяют. Ничего не привязывало ее к Никола, кроме рабства и нищеты.
Отступление молодого человека минуту назад еще раз позволило ей осознать, какой могущественной защитой окружил ее бандит в этих смертоносных дебрях дна. Без него и его исключительной любви она опустилась бы еще ниже.
В обмен за это она отдавала ему свое тело, это благородное наследие ее высокородных предков, о котором он грезил всю свою жизнь.
Они были квиты.
Анжелика замешкалась на минуту, прежде чем скатиться с сена. Прикоснувшись к воде, она обнаружила, что вода была не такой уж ледяной, хотя и прохладной. Осмотревшись, она заметила, что все залито ослепительным светом, и поняла, что наступила весна. Разве студент не говорил ей о цветах и фруктах на Понт-Нефе? Как будто разбуженная прикосновением волшебной палочки, Анжелика вдруг обнаружила цветение самого прелестного времени года.
Небо, затянутое легкой дымкой, было испещрено розовыми пятнами, а Сена как будто закована в серебряные доспехи. По ее гладкой, спокойной поверхности скользили лодки. Можно было услышать плеск воды, стекающей с весел. Ниже по течению стук вальков прачек перекликался со стуком колес водяной мельницы.
Спрятавшись, чтобы ее не могли увидеть лодочники, Анжелика выкупалась в холодной воде, которая приятно ее освежила, потом, снова натянув на себя одежду, пошла по берегу до Понт-Нефа.
Она впервые увидела Понт-Неф во всем его блеске, с его прекрасными белыми арками и его стихийной, веселой, неугомонной жизнью. Над ним стоял неумолкающий шум, в котором крики бродячих торговцев, речитативы знахарей и зубных врачей смешивались с мотивами песенок, взрывами смеха, боем часов на башне Самаритянки, жалобными причитаниями нищих.
Толпа прогуливающихся прохожих, снующих туда и обратно, останавливающихся, снова устремляющихся куда-то, все время сменяющих друг друга, всегда чем-то занятых, всегда любопытных — таков был Понт-Неф.
Анжелика пошла по мосту через толпу праздных гуляк, между двумя рядами магазинов, палаток, балаганов. Она шла босиком, ее одежда была порвана, она потеряла свой чепчик и теперь ее длинные волосы рассыпались по плечам, сверкая на солнце. Но это не имело никакого значения. На Понт-Нефе босые ноги наступали на добротные башмаки ремесленников и красные каблуки дворян.
Она остановилась перед водонапорной башней Самаритянки, чтобы посмотреть на интересные часы, которые показывали не только часы, но также дни и месяцы и приводили в движение мелодично звеневшие колокольчики, за которыми тщательно следил добрый фламандец, часовщик. Анжелика останавливалась перед каждой лавкой: перед продавцами игрушек, перед продавцами домашней птицы и торговцами певчими птичками, перед галантерейными лотками, продавцами чернил и красок, перед людьми, показывающими марионеток, фокусниками, дрессировщиками собак. Она увидела, как Черный Хлеб стоит со своими раковинами, Крысиный Яд ходит с рапирой, на которую была нанизана его жалкая добыча, увидела также мамашу Урлюретту и папашу Урлюрота на углу у Самаритянки.
Посередине круга, образованного зрителями, слепой старик играл на своей скрипке, а его старая карга орала сентиментальную балладу о повешенном, о трупе, чьи глаза выклевали вороны, и обо всех тех мрачных ужасах, которые люди любят слушать, затаив дыхание и со слезами на глазах. Казни и процессии были основными развлечениями низов Парижа, потому что они были бесплатными зрелищами и заставляли людей со всей полнотой ощущать, что они еще не расстались ни со своим телом, ни со своей душой.
Мамаша Урлюретта с величайшим усердием ревела:«Вы, люди, послушайте речь мою:
Когда я отсюда уйду в свой час,
В аббатство «А ну-ка, ступай наверх!»,
И бедный язык мой высунет смерть,
Я буду молиться за вас»...
Она так разевала рот, что можно было увидеть ее глотку. Из единственного глаза выкатилась слезинка и потекла по морщинам. Она была ужасна, она была восхитительна...
Закончив свое пение на предельно высокой ноте, она послюнила большой палец и начала отсчитывать листки бумаги, пачку которых держала под мышкой, выкрикивая при этом:
— У кого нет своего повешенного?
Проходя мимо Анжелики, она радостно заорала:
— Эй, Урлюрот, козленок здесь! О боже, какие танцы отплясывает твой мужчина с самого утра! Он говорит, что тебя загрызла та проклятая собака. Он собирается напасть на Шатле, подняв всех бродяг и бандитов Парижа. А Маркиза, целая и невредимая, тем временем разгуливает по Понт-Нефу!..
— А почему бы и нет? — надменно возразила ей Анжелика. — Ты же гуляешь здесь, не так ли?
— Я работаю, — ответила, засуетившись, старуха. — А теперь у меня на руках вот эта песня, можешь себе представить, какой это ходкий товар. Я всегда говорю Отверженному Поэту: дай мне повешенных. Ничто так хорошо не расходится, как повешенные. Вот, хочешь? Это тебе ничего не будет стоить, потому что ты наша Маркиза.
— Сегодня вечером в Нельской башне ты получишь требуху, — пообещала ей Анжелика.
Она пошла дальше, пробиваясь сквозь толпу, читая на ходу слова:
«Вы, люди, послушайте речь мою:
Когда я отсюда уйду в свой час...»
В нижнем уголке листка стояла знакомая подпись: Отверженный Поэт. В сердце Анжелики проснулось горькое воспоминание о ненависти. Она бросила взгляд на бронзового коня, стоящего на мосту. Говорили, что поэт Понт-Нефа иногда спит между его ногами. Бродяги уважали его сон. Впрочем, у него и нечего было украсть. Он был беднее самого бедного нищего, всегда скитающийся, всегда голодный, всегда преследуемый, и всегда распространяющий по Парижу, как ядовитую струю, какой-нибудь свеженький скандал.
«Как это его еще никто не убил до сих пор? — подумала Анжелика. — Я бы с радостью убила его, если бы только встретила. Но вначале мне хотелось бы сказать ему, за что...»
Она скомкала бумагу и швырнула ее в канаву. Проехала карета, перед которой бежали двое скороходов, скачущих, словно белки. Они великолепно выглядели в своих атласных ливреях, с развевающимися плюмажами на шляпах. Толпа пыталась отгадать, кто мог сидеть в карете. Анжелика смотрела на бегунов и думала о Легконогом.
Добрый бронзовый король Генрих IV сверкал на солнце и улыбался над клумбой, образованной из красных и розовых зонтиков. Все пространство перед памятником было занято продавцами апельсинов и цветов. Крики продавцов золотых плодов слились в один, непрерывный крик:
— Португальские! Португальские!
Держа в опытных руках корзины с туберозами, жасминами, розами, прикрепляя гвоздики к отворотам камзолов, в толпе сновали молоденькие цветочницы, в то время как женщины постарше располагались со своим товаром под красными зонтами.
Одна из цветочниц пригласила Анжелику помочь ей составить букеты, и, так как молодая женщина сделала это с большим вкусом, дала ей двенадцать су.
— Мне кажется, что ты уже не годишься по возрасту в ученицы, — сказала она, пристально посмотрев на нее и на ее изодранный наряд, — но девушке помоложе потребовалось бы учиться не менее двух лет, чтобы делать такие букеты, как у тебя. Если бы тебе захотелось работать со мной, я думаю, мы сумели бы договориться.
Анжелика покачала головой, зажала свои двенадцать су в руке и отошла. Она несколько раз посмотрела на эти монеты, которые заработала.
Она купила у кондитера две лепешки и смешалась с толпой, которая собралась, глазея и смеясь, перед повозкой Большого Матье.
Ослепительный Большой Матье! Он расположился напротив короля Генриха IV, не обращая внимания ни на его улыбку, ни на его величие. Стоя на своей повозке-платформе на четырех колесах, обнесенной балюстрадой, он обращался к толпе громовым голосом, который был слышен по всему Понт-Нефу.
Его личный оркестр состоял из трех музыкантов: трубача, барабанщика и цимбальщика, которые сопровождали его речи и заглушали режущим ухо грохотом вопли клиентов, у которых он выдирал зубы. Полный энтузиазма и упорства, обладающий огромной силой и исключительным умением, он справлялся с самыми упрямыми зубами, даже если ему для этого приходилось ставить своего клиента на колени, а потом поднимать его с земли, не разжимая щипцов. После этого он отправлял свою измученную жертву к торговцу водкой прополоскать рот.
В промежутках между приемом клиентов Большой Матье расхаживал по платформе в своей шляпе, плюмаж которой развевался на ветру, с двойным ожерельем из человеческих зубов, красовавшихся на его атласном камзоле и огромной саблей, ударяющейся о его каблуки, и расхваливал свои огромные знания, превосходство своих снадобий, порошков, притираний и мазей всех сортов, приготовленных из масла, воска и различных безвредных трав.
— Вы видите перед собой, дамы и господа, величайшую в мире личность, виртуоза, образец совершенства в своей профессии, светило медицины, преемника Гиппократа по прямой линии, исследователя природы, бич всех дипломированных профессоров; вы видите своими собственными глазами врача методического, эмпирического, патолога, химика и прочих, прочих специальностей. Я лечу солдат из вежливости, бедных из любви к Богу, а богатых — за их деньги.
Я не доктор и не философ, но мои мази делают столько, сколько могут сделать все доктора и философы, сложенные вместе. Опыт ценнее всякого знания. У меня есть помада для отбеливания кожи: она бела, как снег, и благоухает, как бальзам и мускус...
А вот еще есть у меня лекарство, неоценимое никакими деньгами, потому что, слушайте внимательно, галантные господа и дамы, эта мазь предохраняет того, или ту, которая ею пользуется, от коварных шипов на розах любви.
И, подняв руку, он начал вдохновенно читать нараспев:
— Скорее сюда: для господ и для дам
От хвори любой я лекарство продам;
Щепотка вот этого порошка
Умным сделает дурака;
Исправится самый отъявленный плут,
А все старики в постели умрут
В компании чудной; мои порошки
Прочистят любые тупые мозги...
Эта последняя фраза, которую он протараторил, выкатив свои огромные глаза, неожиданно вызвала у Анжелики громкий, неудержимый смех. Он заметил ее и дружески подмигнул.
«Я смеюсь. Почему я смеюсь? — пыталась рассуждать Анжелика. — Ведь он говорит совершенно идиотские вещи». Но ей все равно хотелось смеяться.
На какое-то мгновение она прикрыла глаза. Открыв их, она увидела в нескольких шагах от себя в толпе Жактана, Пиона, Губера и прочих членов обычной компании, которые смотрели на нее.
— Сестра, — воскликнул Пион, схватив ее за руку, — я поставлю свечку перед образом Вечного Отца у Сен-Пьера... Мы думали, что уже никогда не увидим тебя!
— Мы думали, что ты или в Шатле или в Общественном Госпитале.
— Если только тебя не загрызла до смерти эта проклятая собака.
— Они схватили Осторожного и Открывателя Замков. Их повесили сегодня утром на Гревской площади.
— Мы собираемся немного позабавиться, моя прелесть. Знаешь, почему мы шляемся на Понт-Нефе в дневное время? Это потому, что молодой Флипо собирается сдавать экзамен на карманника.
Флипо, по такому случаю, сменил свои обычные лохмотья на костюм из лиловой саржи и добротные башмаки, в которых передвигался с некоторым трудом. Он даже повязал льняной галстук вокруг шеи и, с сумкой, в которой он якобы нес свои книги и перья, очень походил на сына какого-нибудь почтенного ремесленника, который прогуливал школьные занятия, глазея на марионеток на Понт-Нефе.
Жактан давал ему последние наставления:
— Теперь слушай, парень. Сегодня тебе надо не просто срезать кошелек, как ты это делал раньше... мы хотим посмотреть, как ты сумеешь воспользоваться потасовкой и улизнуть, захватив с собой добычу. Понял?
— Да, — ответил Флипо на воровском жаргоне. Он нервно шмыгал носом и несколько раз вытирал его рукавом.
Его спутники внимательно осматривали прохожих.
— Смотри, вот идет господин, просто прекрасный — он смотрит только на свою даму, и они идут пешком — это большая удача! Ты приметил этого франта, Флипо? Вон они, остановились перед Большим Матье. Пора! Вот твои кусачки, теперь иди.
Жактан торжественно протянул мальчику пару прекрасно отточенных ножниц и толкнул его в толпу. Его сообщники уже смешались с толпой, окружающей Большого Матье.
Опытный глаз Жактана внимательно следил за действиями его ученика. Внезапно он начал кричать:
— Смотрите! Мсье, эй, мсье! У вас срезают кошелек!..
Прохожие глянули в указанном направлении и бросились туда бегом. Пион завопил:
— Ваше Высочество, берегитесь! Этот выродок напал на вас!
Господин схватился за свой кошелек и обнаружил на нем руку Флипо.
— Помогите! Вор! — закричал он.
Его спутница пронзительно завизжала. Началась всеобщая сумятица. Люди кричали, колотили друг друга, хватали один другого за горло, в то время как люди Каламбредена подогревали эту всеобщую потасовку своими криками и воплями.
— Я поймал его!
— Вот он!
— Лови его! Он удирает!
— Вон там!
— Вон там!
Кричали сбитые с ног и затоптанные дети, женщины падали в обморок. Палатки и киоски переворачивались. Красные зонтики плыли по Сене. Торговцы фруктами, чтобы защитить себя, начали бросать в прохожих яблоками и апельсинами. Собаки свирепыми клубками вертелись между ног дерущихся, тявкая и брызгая слюной.
Красавчик сновал от одной женщины к другой, хватая почтенных горожанок за талии, целуя и лаская их с величайшей наглостью прямо перед глазами оскорбленных и разъяренных мужей, которые тщетно пытались ударить его. Их удары попадали на других людей, которые в отместку стаскивали с негодующих мужей их парики.
В гуще этого светопреставления Жактан и его приятели срезали кошельки, опустошали карманы, срывали плащи, а Большой Матье со своей трибуны, под грохот раздирающего барабанные перепонки оркестра размахивал саблей и ревел:
— А ну, все сюда, парни! Это полезно для вашего здоровья!
Анжелика нашла себе убежище на ступеньках террасы, окружающей памятник. Ухватившись за решетку, она хохотала до слез. Это было превосходным завершением этого дня, как раз тем, что ей было нужно, чтобы она, наконец-то, могла удовлетворить свое желание выплакаться и нахохотаться, которое мучило ее с того самого момента, когда она проснулась на сене под ласками незнакомца.
Она увидела, как папаша Урлюрот и мамаша Урлюретта, ухватившись друг за друга, катились сквозь гущу драки, как огромный ком грязных лохмотьев, плывущий по течению. Она просто задыхалась от смеха. Нет, в самом деле, она умирала от смеха!..
— Разве это так уж забавно, девица? — проворчал рядом с ней кто-то. И чья-то рука обхватила ее за талию. «Ты не узнаешь Гримо, ты его чуешь по запаху», — говорил Пион. С этой ночи Анжелика тоже научилась узнавать по запаху, откуда грозит опасность. Она продолжала смеяться, но смех ее стал более мягким. С невинным видом она объяснила:
— Да, это очень смешно, эти люди, которые дерутся, сами не зная почему.
— А может быть, ты это знаешь, а?
Анжелика с улыбкой наклонилась к лицу полицейского. Потом она неожиданно крепко ухватила его за нос, перекручивая его, и когда полицейский от боли невольно запрокинул голову назад, с силой ударила ребром ладони по выступающему адамову яблоку.
Это был прием, которому ее научила Полак. Он был не настолько жестоким, чтобы сбить полицейского с ног, но вполне достаточным, чтобы он отпустил ее.
Освободившись, Анжелика понеслась, как газель.
В Нельской башне собирались все возвращавшиеся.
— Мы можем легко пересчитать наши синяки, — сказал Жактан, — но какой улов, мои друзья, какой улов!
И они выложили на стол огромную кучу плащей, шпаг, драгоценностей, звенящих кошельков.
Флипо, черно-синий, как начиненный трюфелями рождественский гусь, принес кошелек указанного ему господина. Он славно потрудился и был удостоен чести есть за столом Каламбредена вместе с ветеранами.
* * *
— Анжелика, — пробормотал Никола, — Анжелика, если бы я не нашел тебя снова...
Он привлек ее к себе и прижал к своей могучей груди с такой силой, как будто хотел сломать ее.
— Ох, ну пожалуйста! — вздохнула она, освобождаясь.
Она отошла к окну и прижалась головой к прутьям решетки. В спокойных водах Сены отражалось темно-синее звездное небо. Воздух был напоен ароматом цветущего в садах и парках Сен-Жерменского предместья миндаля.
Никола подошел к ней поближе и продолжал пожирать ее глазами. Сила этой неослабевающей страсти тронула ее.
— Что ты сделал бы, если бы я не пришла обратно?
— Если бы тебя схватили полицейские, я поднял бы всю банду. Мы взяли бы под наблюдение все тюрьмы, госпитали, все камеры для женщин... Мы устроили бы тебе успешный побег. Если бы тебя задушила эта собака, я повсюду искал бы эту собаку и ее хозяина, чтобы убить его... Если бы...
Его голос стал хриплым.
— Если бы дело было в том, что ты ушла с другим — я нашел бы тебя повсюду, и прикончил бы того, другого.
Она улыбнулась, потому что в ее памяти возникло бледное, насмешливое лицо. Но Никола был проницательнее, чем она считала, к тому же его любовь к ней обострила его интуицию.
— Не воображай, что ты легко можешь ускользнуть от меня, — продолжал он с угрозой. — Здесь, на дне, мы не изменяем друг другу так, как это принято делать в высшем обществе, но, если только это случится, ты умрешь. Ты нигде не спрячешься от нас... Мы найдем тебя повсюду — в церкви, в монастыре, даже в королевском дворце. Мы хорошо организованы, ты ведь знаешь. Больше всего в жизни, на самом деле, мне нравится организовывать сражения.
Он распахнул свою изорванную куртку и показал ей небольшое синеватое пятно около сердца.
— Посмотри, видишь это? Моя мать всегда говорила мне: «Это знак твоего отца!» Потому что моим отцом был вовсе не тот старый, неуклюжий деревенщина Мерло. Нет, моя мать получила меня от солдата, от офицера, который имел высокое происхождение. Она никогда не называла мне его имя, но иногда, когда папаша Мерло хотел меня отлупить, она кричала на него: «Не тронь мальчика, в нем благородная кровь». Ты этого не знала, не так ли?
— Войсковой бастард! Нашел чем гордиться, — презрительно сказала она.
Он сжал ее плечи своими геркулесовскими руками.
— Временами мне хочется раздавить тебя, как орех. Но теперь ты предупреждена. Если ты когда-нибудь обманешь меня...
Он поднял свой устрашающий кулак. Она закричала:
— Не тронь меня, крестьянин! Скотина! Вспомни Полак!
Он опустил руку. Потом угрюмо посмотрел на нее, глубоко вздохнул.
— Прости меня. Ты всегда берешь надо мной верх, Анжелика.
Она позволила ему бросить себя на их ложе и с полным равнодушием и безразличием подчинилась уже знакомым объятиям. Насытившись, он еще долго лежал неподвижно, прижавшись к ней. Она чувствовала на своей щеке его колючие волосы, которые он подстригал из-за парика очень коротко.
Потом он сказал глухим голосом:
— Теперь я знаю... ты никогда не будешь моей. Потому что мне нужно не только это, мне нужно твое сердце.
— Не можешь же ты иметь сразу все, мой бедный Никола, — философски заметила Анжелика. — Когда-то тебе принадлежала часть моего сердца, теперь тебе принадлежит все мое тело; когда-то ты был моим другом Никола, теперь ты мой хозяин Каламбреден. Ты убил во мне даже память о той любви, которую я испытывала к тебе, когда мы были детьми. Но я все-таки привязана к тебе, хотя и по-другому, потому что ты сильный.
Мужчина весь напрягся, как от боли. Он снова вздохнул и проворчал:
— Не знаю, не придется ли мне однажды убить тебя.
Она зевнула, собираясь уснуть.
— Не говори глупости.
Глава 8
Однажды летним вечером в берлогу Каламбредена в Нельской башне проскользнул Протухший Жан. Он пришел навестить женщину, которую звали Плодовитая Фанни. У нее было десять детей и она сдавала их на прокат по очереди всем и каждому. Она очень удобно устроилась, имея такую верную статью дохода, и, если и занималась попрошайничеством, то только забавы ради, а проституцией — только по привычке, совсем не мешавшей ее склонности к размножению. Даже наоборот.
Протухший Жан явился, чтобы «заранее договориться» о ребенке, которого она сейчас ожидала. Она сказала ему тоном хитрой деловой женщины, какой она, в сущности, и была:
— Тебе придется заплатить за него побольше, потому что у него будут косолапые ноги.
— Откуда ты знаешь?
— Парень, который мне его сделал, был косолапым.
— Ого! — поддразнила ее Полак, громко засмеявшись. — Ну разве это не удача — знать, как выглядит парень, который его сделал! А ты уверена, что не перепутала?
— Я могу сама выбирать и подбираю то, что мне надо, — последовал полный достоинства ответ.
И она начала опять прясть грязную шерсть. Она не выносила безделья. Маленькая обезьянка Пикколо вскочила на плечи Протухшему Жану и мгновенно вырвала пучок волос с Его головы.
— Мерзкое животное! — заорал тот, пытаясь отбиться от обезьяны своей шляпой.
Анжелика была даже довольна выходкой своего любимца. Обезьянка не скрывала отвращения к этому мучителю маленьких жертв. Но, поскольку Протухший Жан был существом, которого все боялись, и его уважал Великий Кезр, живший с Протухшим Жаном в одной берлоге, она отозвала обезьянку обратно.
Протухший Жан тер свой череп, бормоча угрозы и оскорбления. Он уже предупреждал Великого Кезра: эти люди Каламбредена были наглой, опасной публикой. Они задирают нос перед всеми, но придет день, когда другие бандиты взбунтуются. И тогда...
— Иди сюда, выпей, — пригласила его Полак, чтобы успокоить. Она налила ему целый черпак горячего вина. Протухший Жан всегда мерз, даже в середине лета. Казалось, что в его жилах текла ледяная кровь. У него были стеклянные глаза рыбы и липкая, студенистая кожа.
Когда он допил свое вино, на его губах появилась жутковатая улыбка, обнажившая ряд гнилых, почерневших зубов. В комнату только что вошел шарманщик Тибо в сопровождении маленького Лино.
— Ах! Вот и наш славный маленький красавчик, — сказал Протухший Жан, потирая руки. — Тибо, на этот раз решено, я покупаю его у тебя и я даю тебе — держись покрепче — пятьдесят ливров. Богатство!
Старик бросил на него беспокойный взгляд сквозь прорезь своей соломенной шляпы.
— Что я, по твоему мнению, буду делать с пятидесятью ливрами? И, кроме того, кто будет бить в мой барабан, если я расстанусь с ним?
— Ты можешь обучить любого другого парня.
— Да, но этот-то мой внук.
— Прекрасно, но тогда почему ты не хочешь ему добра? — спросил отвратительный дьявол с хитрой усмешкой. — Только подумай, ведь твой внук будет расхаживать в бархате и кружевах. Я не буду тебе лгать, Тибо. Я знаю, кому я продам его. Он станет фаворитом, и потом, если у него хватит ума, сможет претендовать на самое высокое положение.
Протухший Жан погладил ребенка по каштановым кудрям.
— Тебе хочется этого, Лино? Иметь красивую одежду есть вдоволь с золотых тарелок, целый день сосать конфеты?
— Я не знаю, — ответил мальчуган угрюмо. Желтоватый солнечный луч, проникший через открытую дверь, осветил его золотисто-смуглую кожу. У него были длинные густые ресницы, огромные черные глаза, губы, похожие на красные вишни. Он с большим изяществом носил свои лохмотья. Его можно было принять за маленького принца, переодетого для маскарада, и казалось удивительным, что на навозной куче мог распуститься такой прекрасный цветок.
— Давай, давай! Мы так хорошо пойдем с тобой вместе, мы вдвоем, — сказал Протухший Жан. И он обхватил ребенка за плечи своей белой рукой. — Идем, мой красавчик, идем, мой ягненочек.
— Но я не согласен, — запротестовал старик, начиная дрожать. — Ты не имеешь права отбирать у меня моего внука.
— Я его не отбираю, я его покупаю. Пятьдесят ливров, это ведь прекрасно, не так ли? И вообще, потише, а то ничего не получишь, вот так!
Он отпихнул старика в сторону и направился к двери, таща за собой Лино. Но в дверях он встретился с Анжеликой.
— Ты не возьмешь его отсюда без разрешения Каламбредена, — сказала она очень спокойно.
И, взяв ребенка за руку, она отвела его обратно в комнату. Восковая кожа Протухшего Жана просто не могла сделаться еще бледнее от охватившего его бешенства, но он потерял дар речи на несколько секунд.
— Ну, я! — задыхался он от ярости. — Ну, я!
Потом он схватил табурет:
— Очень хорошо. Я его подожду.
— Ты можешь ждать до Страшного Суда, — сообщила ему Полак. — Если она говорит «нет», ты не получишь этого парня. Он делает все, что она захочет, — добавила она со смесью горечи и восхищенья.
Каламбреден со своими солдатами не возвращался раньше сумерек. Он обычно сразу же требовал вина, прежде чем заняться чем-то другим. Потом они обсуждали свои дела.
В то время, как он утолял жгучую жажду, раздался стук в дверь. Это не было принято среди бродяг. Они переглянулись, и Пион пошел к дверям, держа наготове шпагу.
Женский голос спросил из-за дверей:
— Протухший Жан здесь?
— Входи, — ответил Пион.
Смоляные факелы, укрепленные в кольцах, вделанных в стены, осветили неожиданно появившуюся высокую девушку, закутанную в плащ, и лакея в красной ливрее, который держал в руке корзинку.
— Мы отправились к тебе в предместье Сен-Дени, — объяснила девушка Протухшему Жану, — но там нам сказали, что ты у Каламбредена. Ты заставил нас так побегать, что мы ног под собой не чуем, а можно было просто спрыгнуть из Тюильри в Ньель.
Продолжая говорить, она сбросила плащ и начала расправлять кружева на своем корсаже, поправила маленький золотой крестик, висевший у нее на шее на черной бархатной ленточке. Глаза мужчин засверкали при виде этой пухленькой девицы, огненно-рыжие волосы которой почти не прикрывались красивой шляпкой.
Анжелика отступила в тень. Крупный пот выступил на ее висках. Она узнала Бертиль, горничную мадам де Суассон, которая всего несколько месяцев назад выступала в роли посредницы при продаже Куасси-Ба.
— У тебя что-то есть для меня? — спросил Протухший Жан.
Девушка с многообещающим видом сняла пеленку с корзинки, которую лакей водрузил на стол, и вынула из нее новорожденного младенца.
— Вот! — сказала она.
Протухший Жан с недоверчивой миной взглянул на ребенка.
— Толстый, хорошо сложенный, — сказал он, скривив губы. — Я дам тебе за него тридцать ливров.
— Тридцать ливров! — с негодованием воскликнула она. — Нет, ты слышал? — обратилась она к лакею. — Тридцать ливров! Да ведь ты даже не посмотрел на него! Ты просто не способен оценить, какое сокровище я тебе принесла!
Она сорвала пеленку, в которую был закутан малыш и выставила его, голенького, в свете факелов, на всеобщее обозрение.
— Посмотри на него как следует.
Крошечное существо беспокойно зашевелилось.
— Он — сын мавра, — прошептала служанка, — смесь черного и белого. А ты знаешь, как прекрасны бывают мулаты, когда они подрастут, с их золотистой кожей! Они встречаются не часто. Потом, когда ему будет лет шесть или семь, ты сможешь продать его в пажи какому-нибудь знатному вельможе за высокую цену.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |