Понятие «диалог культур». Типы диалогических отношений.

Понятие «диалог культур». Типы диалогических отношений.

Понятие «диалог культур» начинает активно использоваться на рубеже 19-20 в.в. Само слово «диалог» в буквальном переводе с греческого означает «беседа». В исследовательской практике под «диалогом культур» чаще всего понимают процесс взаимодействия, взаимовлияния, взаимопроникновения различных культур, происходящий в диахроническом (временном) и синхроническом (пространственном) планах. Речь идет об особом типе межкультурных взаимодействий, в результате которых возникают определенные изменения в этих культурах. Наряду с понятием «диалог культур» исследователи используют такие словосочетания, как «межцивилизационное взаимодействие», «преемственность культур», «социокультурная коммуникация» и т.д.

Исторической науке для создания наиболее полной картины прошлого и настоящего приходится «мыслить» в двух измерениях: в «вертикальном» (временном), имея в виду многие тысячелетия, в течение которых существует человечество, начиная с первобытности, и в «горизонтальном» (пространственном), подразумевая множество этносов, государств и стран, заполняющих реальное историческое пространство на каждом отрезке социального развития.

Изучение культурно-исторического опыта прошлого по «вертикали» связано с линейно-стадиальной моделью изучения истории, основы которой были заложены Гегелем. Согласно этой модели, исторический процесс движется по «спирали», где каждый виток символизирует отдельный этап развития, подготовленный предшествующим; одновременно он сам является предысторией того, что должно следовать за ним. Эти этапы выделяются путем выявления того общего, что присуще разным странам, находящимся в рамках одной и той же исторической эпохи.

Линейно-стадиальный подход предполагает взаимодействие культур, которое представляет собой разновидность диалога, отличающегося от классического варианта диалогических отношений своеобразной векторностью (диалог происходит в одном направлении). Этот вид диалогической связи чаще именуют преемственностью; под таким диалогом-преемственностью подразумевается постоянное накопление культурных ценностей и передача их последующим поколениям. Преемственность реализуется в ходе самого исторического процесса: от прошлого через настоящее к будущему.

Существует четыре типа преемственности: «принятие», «переработка», «критика», «негативная преемственность». «Принятие» предполагает переход культурных ценностей от одной культурной эпохи к другой без особых изменений. Такой тип преемственности объединил Древнюю Грецию и Древний Рим, поэтому римскую культуру часто называют «культурой-репликой». «Переработка» - это то же «принятие», но с определенными новациями. Примером такого взаимодействия может служить отношение Ренессанса к античности. «Критика» проводит тотальную переработку наследия; именно это проделало средневековье с античной культурой. «Негативная преемственность» представляет собой игнорирование накопленного культурного опыта, что встречается в истории культуры крайне редко.

Изучение культурно-исторического опыта по «горизонтали» предполагает обращение к дискретно-циклической модели исторического развития. При обращении к цивилизационному подходу, являющемуся наиболее полным воплощением этой модели истории (и при выяснении особенностей диалога в этих условиях), акцент переносится на взаимоотношения культур, лежащих на одной временной оси или непосредственно сменяющих друг друга. Собственно диалог культур (в его классическом истолковании) исследуется именно в ситуации «диалога по горизонтали».

Создание первой развернутой типологии культур, базирующейся на идее поворотов "колеса истории" и затрагивающей ситуацию «диалога по горизонтали», традиционно приписывается русскому социологу и естествоиспытателю Николаю Яковлевичу Данилевскому.

Для Н.Я. Данилевского циклизм – это не только умонастроение, это способ борьбы с "европейской чумой", привитой Петром к "русскому дичку" и произведшей (по мнению Н.Я. Данилевского) "ублюдков самого гнилого свойства: нигилизм, шедоферротизм, сепаратизм, бюрократизм, навеянный демократизм…"

Предлагаемый Н.Я. Данилевским метод культурно-исторического типологизирования основывается на полном отрицании понятия "общечеловеческая цивилизация" и "прогресс". Ибо согласится с этими понятиями – значит признать благотворность воздействия на Россию олицетворяющего эти понятия европейского исторического опыта. Но для славянофила Н.Я. Данилевского европейское воздействие – это порча; и избавиться от этой порчи можно, лишь объявив, что "мертвенным покровом затянут запад весь"[i], что Европа есть "гниение" и "полное разложение" "с отделением зловонных газов и миазмов", что "солнце" Европы давно уже "перешло за меридиан и склоняется … к западу".

Причем гниение и гибель Европы, по Н.Я. Данилевскому – это вовсе не историческая трагедия. Европа – не символ общечеловеческой цивилизации, поскольку последней "не существует и не может существовать"; а "мысль о бесконечном развитии или бесконечном прогрессе", олицетворяемом Европой, принадлежит "к числу самых высочайших нелепостей, когда-либо приходивших в человеческую голову". История Европы – это малый фрагмент всей совокупной истории человечества, развитие которого имеет не только фрагментарный и мозаичный, но и разнонаправленный характер.

Самобытность, своеобразие культурно-исторических типов (цивилизаций) таковы, что эти типы – «образы» не могут иметь «общего знаменателя»; это «величины не соизмеримые». Исходя из подобного толкования этнокультурных типов, Н.Я. Данилевский формулирует свой знаменитый «третий закон исторического развития» (всего их у Н.Я. Данилевского пять): «начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизации».

«Златая цепь» преемственной традиции, о которой рассуждали сторонники линейно-стадиальной типологии, сменяется у Н.Я. Данилевского идеей псевдоморфоза (возможной порчи самобытного этнокультурного типа неорганичным влиянием чуждой цивилизации). Мы имели уже случай познакомиться с оценками, которые Н.Я. Данилевский дает петровским преобразованиям в России (Россия в перспективе – «убитый морозом росток»); примерно так же характеризует Н.Я. Данилевский итоги воздействия на римскую культуру культуры греческой («принятие чуждых греческих элементов или отравило, или, по меньшей мере, поразило бесплодием все те области жизни [римлян], в которые они [греки] проникли»).

В то же время, противореча самому себе, Н.Я. Данилевский говорит о «вкладе в общую сокровищницу» человеческой истории и выделяет разнящиеся между собой т.н. «преемственные» и «уединенные» типы этнокультур. Плоды деятельности «преемственных» типов передаются, по мнению исследователя от одного типа к другому «как материалы для питания»; «уединенные» типы своим культурно-историческим опытом не обмениваются.

К преемственным цивилизациям Н.Я. Данилевский относит египетский, ассирийско-вавилонско-финикийский, греческий, римский, еврейский и романо-германский (или европейский) типы; пример «совершенно уединенных цивилизаций» – Китай и Индия.

Вводя понятия «преемственные» и «уединенные» культурно-исторические типы, Н.Я. Данилевский полагает возможным получить «самое простое и естественное объяснение западного прогресса и восточного застоя, ибо «преемственные» типы обеспечивают прогресс, а «уединенные» типы – застой.

Дискретно-циклическая типология Н.Я. Данилевского основывается, прежде всего, на выделении двенадцати культурно-исторических типов; однако, кроме этих этно-культурных типов-«образов», Н.Я. Данилевский считает необходимым назвать «временно появляющиеся феномены, смущающие современников, … которые, совершив свой разрушительный подвиг, помогши испустить дух борющимся со смертью цивилизациям и разнеся их остатки, скрываются в прежнее ничтожество». Эти «феномены» Н.Я. Данилевский уподобляет кометам, появляющимся время от времени в Солнечной системе и потом на многие века исчезающим в безднах пространства; такие социальные «кометы» (в противовес «положительно-деятельным» культурным типам) названы Н.Я. Данилевским «отрицательными деятелями человечества» или «бичами Божьими». К последним исследователь причисляет гуннов, монголов, турок.

«Наконец, – завершает свою этно-историческую классификацию Н.Я. Данилевский, – есть племена, которым…не суждено ни зиждительного величия, ни положительной, ни отрицательной исторической роли. Они составляют лишь этнографический материал, то есть как бы неорганическое вещество, входящее в состав исторических организмов – культурно-исторических типов». Образцом «этнографического материала» Н.Я. Данилевскому служат финны.

Уничижительно-высокомерное отношение Н.Я. Данилевского к целым этносам достигает своего предела в «диалогической»концепции, представленной на страницах «России и Европы». Рассуждения Н.Я. Данилевского о возможном воздействии этно-культурных «организмов» друг на друга противоречиво основывается (как уже было отмечено) на идее псевдоморфоза и на концепции «преемственных» и «уединенных» культурно-исторических типов. Будучи уверенным в том, что «общечеловеческой цивилизации» не существует, Н.Я. Данилевский убежден и в бессмысленности и даже порочности диалога между отдельными культурно-историческими типами. В то же время наблюдаемые в реальности межэтнические преемственные связи приводят автора «России и Европы» к необходимости как-то эти связи обозначить и соотнести с «псевдоморфической» идеей.

Свойственное позитивисту Н.Я. Данилевскому уподобление социального организма организму биологическому рождает особый «диалогический» словарь: Н.Я. Данилевский обозначает типы возможных взаимодействий между этнокультурами, используя агрономический «сленг». Соответственно возникают такие диалогические (или псевдо-диалогические) понятия, как «пересадка», «прополка», "прививка", "удобрение".

"Пересадка" и "прополка", по мнению Н.Я. Данилевского, есть простейшие (и наилучшие) способы распространения культурно-исторического типа за пределы своего ареала. При этом опасность псевдоморфоза полностью исключается. "Пересадка" возможна в чистом (пустом) культурном пространстве в результате колонизации территории; "пересадка" может сочетаться с "прополкой" – в том случае, если эта территория уже заселена этносами, не оформившимися в свой тип. Фрагмент о "прополке" поражает своей одиозностью; Н.Я. Данилевский совершенно серьезно уподобляет целые народы "сорной траве" и заявляет, что "как позволительно землепашцу их (сорные травы) уничтожать, так позволительно распространителям … цивилизации – уничтожать прочие народы".

"Если же такая метода, - продолжает автор "России и Европы", - не раз с успехом употребленная в Америке и других местах, показалась бы слишком радикальной, то …следовало бы народы и государства, не принадлежащие к общечеловеческому культурному типу, лишать силы противодействия, т.е. политической самобытности (хотя бы … посредством пушек или опиума, - как говориться: не мытьем, так катаньем), дабы обратить их со временем в подчиненный, служащий для высших целей этнографический элемент, мягкий, как воск и глина, и принимающий без сопротивления все формы, которые ему заблагорассудят дать".

И "пересадка", и "прополка" не опасны для лелеемой самобытности т.н. "высших" цивилизаций, ибо ответное воздействие но "высший" тип "очищенной" ("прополотой") колонизированной территории сводится к нулю – уничтоженные этносы, как правило, молчат.

Даже одного подобного фрагмента из книги Н.Я. Данилевского достаточно, чтобы в дискуссии, развернувшейся в России 70-90-х гг. XIX в. по поводу "России и Европы", занять сторону Вл. Соловьева. Как известно, Вл. Соловьев заявлял, что Н.Я. Данилевский "отрицает всякое нравственное отношение к прочим народам и к целому человечеству"; труд Н.Я. Данилевского Вл. Соловьев именует "кораном всех мерзавцев и глупцов, хотящих погубить Россию". Спустя столетие комментатор вышедшего уже в 1991 г. издания "России и Европы" С.А. Вайгачев, защищая идеи Н.Я. Данилевского, заявляет, что "национальный нигилизм, разъедающий сознание многих наших современников" имеет глубокие корни, уходящие в далекое прошлое – к «чужебесию» московских «западников» допетровской Руси. К наследникам этого «чужебесия» западников С.А. Вайгачев относит и Вл. Соловьева. Совершенное негодование вызывают у С.А. Вайгачева статьи Е.Б.Рашковского, вышедшие в 1972 и 1983 годах; ибо в этих статьях Е.Б. Рашковский, подобно Вл. Соловьеву, обвиняет Н.Я. Данилевского в «отходе от гуманистических традиций русской культуры» и в создании доктрины «враждебного противостояния» русской культуры «всему окружающему миру».

Третий тип возможного взаимодействия между цивилизациями, - «прививка», представляет собой, по мнению Н.Я. Данилевского, наихудший вариант диалогической связи между культурно-историческими типами, ведущий к псевдоморфозу. Именно это диалогическое понятие использует автор «России и Европы», когда рассуждает об итогах петровских реформ, о «дичке» - русской культуре и «привитом черенке» - культуре европейской. Н.Я. Данилевский утверждает, что в случае «прививки» «дичок … обращается в средство, в служебное орудие для лелеемого черенка …, в пользу которого продолжают обрезать ветви, идущие от самого ствола и корня». Мы уже имели случай цитировать те страницы «России и Европы», где Н.Я. Данилевский, разъясняя суть «прививки», говорит о ее последствиях для русской культуры («чужеземное … произвело ублюдков самого гнилого свойства …» и пр. и пр.)

Более положительно оценивает Н.Я. Данилевский последний, четвертый, тип возможного межцивилизационного взаимодействия, выделенный им же – т.н. «удобрение». «Это тот способ, - говорит Н.Я. Данилевский, - которым Египет и Финикия действовали на Грецию, Греция – на Рим, Рим и Греция – на германо-романскую Европу. Это есть действие, которое мы уподобим влиянию почвенного удобрения на растительный организм, или, что то же самое, влиянию улучшенного питания на организм животный».

Однако этот тип взаимодействия этнокультур может быть плодотворным только в определенных сферах, стоящих «вне сферы народности»; к таковым относятся «выводы и методы положительной науки, технические приемы и усовершенствования искусств и промышленности. Все же остальное, - заключает Н.Я. Данилевский, - … не может быть предметом заимствования без того, чтобы культурно-исторический тип не утратил «всю свою самобытность».

Этнокультурная самобытность, противопоставленная общечеловеческому; перекрещивающиеся векторы развития в противовес единому вектору прогресса – это и есть важнейшие основания, на которых строится культурно – историческая типология Н.Я. Данилевского. Понятие «общечеловеческого» многократно снимается, упраздняется автором «России и Европы» посредством самый различных логических операций, в том числе и посредством излюбленных аналогий с животным и растительным миром. Например, заявляя, что «понятие об общечеловеческом … не имеет в себе ничего реального», что «оно уже, теснее, ниже понятия о племенном», Н.Я. Данилевский разъясняет свою мысль через уподобление понятия «общечеловеческого» понятию «лошадь». «Понятие о лошади, - рассуждает Н.Я.Данилевский, - такое же отвлечение …, потому что всякая лошадь принадлежит к какой – либо породе и на деле никогда не бывает просто лошадью, … а или породистою арабскою, или легкою, быстрою поджарою английскою, или массивною, тяжелою мекленбургскою, или нестатною, но неутомимою степною и т.д.». Поскольку понятие "общечеловеческое", как и понятие "лошадь", лишено уникально-сущностного наполнения, «следовательно, - заключает автор «России и Европы», - общечеловеческого не только нет в действительности, но и желать быть им – значит желать довольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности».

Объявив (с помощью понятия «лошадь»), что общечеловеческая цивилизация – это пустой звук, Н.Я. Данилевский, тем не менее, несколькими страницами выше обосновывает свою концепцию прогресса как перекрещивающихся векторов задачами «поступательного «движения» «всего человечества» (т.е. общечеловеческой цивилизации). В главе «Культурно-исторические типы и некоторые законы их движения и развития» Н.Я. Данилевский дает свое определение прогресса: «Прогресс … состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях».[ii] Этот красиво сформулированный тезис следует практически сразу за фрагментом, где бесконечный прогресс объявляется Н.Я. Данилевским одной из «самых высочайших нелепостей, когда- либо приходивших в человеческую голову».

Полвека спустя весьма сходное определение прогресса мы обнаруживаем в знаменитом "Закате Европы" О. Шпенглера. Подобно своему российскому предшественнику, О. Шпенглер заявляет, что "будущность Запада не есть бесконечное движение вверх и вперед по линии наших идеалов в фантастически необъятном времени". На предыдущих страницах "Заката Европы" совершенно в духе Н.Я. Данилевского О. Шпенглер утверждает, что "всемирная история … [есть] огромный оптический обман", "все эти всеобщие истории не что иное, как внешнее и механическое соединение нескольких отдельных явлений, отдельных искусств, не имеющих между собой ничего общего." Венчает эти рассуждения фраза, почти дословно воспроизводящая соответствующий фрагмент из "России и Европы": "Человечество – пустое слово".

"Великие культуры" О.Шпенглера обречены не только на одинаковое по длительности существование; они еще и полностью изоморфны друг другу, ибо, как утверждает исследователь, "внутренняя структура одной (культуры) соответствует всем другим; … нет ни одного, имеющего в исторической картине глубокое физиогномическое значение, явления в одной из них, к которому бы не нашлось параллелей во всех других".

Однако эти, обреченные на равновременную (в смысле срока жизни) органическую эволюцию и изоморфные друг другу великие культуры совершенно темны и непроницаемы друг для друга. Каждая культура в рамках своей системы "развертывает" и овеществляет свою уникальную идею, свой прафеномен; у каждой культуры свой срок для "явления" на исторической сцене и "ухода" с нее. Великие культуры разнолики и разновозрастны: существуют культуры "созревшие" (китайская, вавилонская, египетская, античная, арабская, западная и культура майя); культуры, "находящиеся в возникновении" (русская) и культуры, "не достигшие зрелости" (персидская, хеттская и культура кечуа). Судьба последних трех культур парадоксальна: они погибли, не сумев воплотить до конца свою идею, не реализовав полностью свой прафеномен; тем не менее, и в "неразвернутом" виде они успели достаточно заявить о себе.

Восемь "созревших" великих культур О.Шпенглер подразделяет (в соотносительно-временном отношении) на "застывшие" (индийская и китайская), "умершие" (вавилонская, египетская, греко-римская, византийско-арабская, майя) и "умирающие" (западно-европейская). Естественно, что по отношению к друг другу перечисленные культуры пребывают в различных культурно-исторических эпохах.

Эта разновозрастность, а также предопределенная прафеноменом разноликость великих культур и являются, по мнению О.Шпенглера, причиной невозможности диалога между этими культурами. Обосновывая свою а-диалогическую концепцию, О.Шпенглер вновь прибегает к своим излюбленным органическим аналогиям, на этот раз – к "антропоморфическим".

В великих культурах, утверждает О.Шпенглер, "категории мышления, жизни, мирознания столь же различны, как черты лица отдельных людей"[iii]. Уподобив отдельные культуры человеческим ликам, О.Шпенглер предлагает подходить к истории культуры с точки зрения физиогномики и формулирует новый исторический метод, названный им «историко-физиогномическим». Как известно, физиогномика – это учение о непременном и обязательном соответствии внешнего облика человека качествам его характера (древние греки утверждали, что нрав человека есть его «демон» т.е. судьба). Предопределенные прафеноменом (характером) лики (тела) культур физиогномически несводимы друг к другу; соответственно, эти предельно разнящиеся между собой культуры говорят на совершенно различных языках; между ними – «вечный пределвозможности реально сообщаться с чужими индивидуальностями и действительно понимать проявления их жизни».

Разноликие и непостижимые друг для друга культуры, пребывая в различных (по отношению друг к другу) возрастных пределах, «темны» и «непроницаемы» для диалога еще и потому, что, по О.Шпенглеру, миропонимание, «наблюдение мира» «старых» и «молодых» культур столь же различно, в какой мере оно может быть «различно у ребенка и старика. Именно к такой возрастной антропоморфической аналогии прибегает автор "историко-физиогномического метода", стремясь утвердить свою идею "расщепленного" мира.

На протяжении всего своего исследования О.Шпенглер неоднократно возвращается к теме невероятности, невозможности межкультурного диалога как такового. И во введении, и в разделах «Проблема мировой истории», «Макрокосм», «Музыка и пластика» О.Шпенглер в различных вариациях возобновляет мысль о том, что «каждая из великих культур обладает тайным языком мирочувствования, вполне понятным только тому, чья душа принадлежит к этой культуре; чужая культура, чужая сфера мыслей «в своей глубине и подробностях … навсегда останется для нас безмолвной».

На основании своей а-диалогической концепции О.Шпенглер, оповестивший мир о грядущей «органической» смерти европейской культуры, предрекает и "смерть – забвение" западного культурного «текста», прочесть и воспринять который последующие культуры будут не в состоянии, ибо «придет день, когда прекратится существование последнего портрета Рембрандта и последнего такта моцартовской музыки, хотя, пожалуй, и будет еще существовать закрашенное полотно и нотный лист, т.к. не будет еще ни глаза, ни уха, которым был бы доступен язык их форм. … Последний орган, последняя скрипка Страдивариуса со временем погибнут… Высшие моменты мелодики и гармоники Бетховена, изумительные для нас, посвященных, покажутся … грядущим культурам нелепым карканьем, производимым странными инструментами. «Сколь далек, странен, преходящ по своей структуре был для последующих пяти или шести культур мир индийский или вавилонский, столь же непонятен в скором времени станет и западный мир для людей еще не родившихся культур».

Так выглядит предреченный О.Шпенглером ментальный мироощутительный закат европейской культуры, представляющей собой «закат-забвение»; "забвение" следует за неминуемой органической "смертью" европейского культурного мира; оно тотально, оно его судьба и рок.

Процесс «расщепления мира на непроницаемые друг для друга культуры явился результатом выступления О.Шпенглера против линейно-стадиальной модели истории. Линейность, с презрением уподобленная О.Шпенглером «ленточному червю», рождала, по мнению автора «Заката Европы», не только извращенные представления о прогрессе, но и сводила всю мировую историю исключительно к истории Европы. "Стремление к преодолению европоцентризма" (как была названа эта тенденция в европейской науке Н.И.Конрадом) возникло еще в XIX веке. О.Шпенглер продолжил это "стремление к преодолению", заявив со свойственной ему страстью к крайностям: "Следовало бы вычеркнуть слово Европа из истории … "Европа" – пустой звук". Однако несомненно, что речь у О.Шпенглера идет о том, что Европа должна "дополняться", "достраиваться" Азией; ибо только в восполняющем друг друга сочетании "Восток и Запад – [представляют собой] понятия, полные настоящего исторического содержания". Несомненно, эта мысль О.Шпенглера достойна всяческого внимания.

Подобно О.Шпенглеру, А.Тойнби исходит из отрицания линейно-стадиальной типологии культуры; по А.Тойнби, историческая непрерывность - лишь символический образ мира, а задача исследователя культуры – воссоздать многоцветье истинной жизни человечества. Вслед за О.Шпенглером А.Тойнби провозглашает необходимость преодоления европоцентризма и отвергает европоцентристскую идею, согласно которой все культуры "обречены" на повторение пути, пройденного Европой. Эту однолинейную историческую стезю А.Тойнби уподобляет линии движения "волшебного бобового стебелька из сказки, который пробил землю и растет вверх, не давая отростков и не ломаясь под тяжестью собственного веса, пока не ударится головой о небосвод".

Линейной типологии – пряморастущему "бобовому стеблю" – А.Тойнби противопоставляет "древо всемирной истории" – дискретно-циклическое типологическое "древо" ("корни", "ветви" и "листья" которого символизируют разнонаправленное и независимое развитие множества "локальных цивилизаций").

В соответствии со строением "древа всемирной истории" все это многообразие культурно-исторических общностей подразделяется А.Тойнби на так называемые "примитивные" ("корневые") системы и системы "веточные" (системы-цивилизации). В этом первом типологическом подразделении нет ничего уничижительного для "корневых" сообществ. А.Тойнби утверждает, что в силу определенных исторических условий "примитивные" общности имели малый ареал обитания и незначительную численность; многие из них были обречены на преждевременную гибель. Одновременно, по мнению А.Тойнби, "корневые" системы сыграли важную роль в процессе развития "веточных" систем; и сама типология систем-цивилизаций должна находиться в прямой зависимости от взаимоотношений "корня" и "ветвей" мирового "древа".

Иной, нежели у О.Шпенглера, взгляд на проблему единства человеческой истории способствовал формированию у А.Тойнби иной, совершенно отличной от шпенглеровской, диалогической концепции. Сама идея существования так называемых первичных, вторичных и третичных цивилизаций (последовательно возникающих друг из друга) свидетельствует об уверенности А.Тойнби в наличии культурно-исторического диалога как такового. В отличие от О.Шпенглера, который на основании "антропоморфических" аналогий рассуждает о "вечном пределе" культурно-исторического общения, А.Тойнби (прибегая к тому же "антропоморфизму") определяет отношения между первичными, вторичными и третичными цивилизациями как "сыновне-отеческие" ("принимающе-передающие").

Кроме "сыновне-отеческого" диалога по "вертикали", в "Постижении истории" рассматривается диалог по "горизонтали", из которого следует, что "цивилизации, достигшие полного расцвета, могут равномерно и последовательно распространять идеи и технические нововведения на окружающие культуры". Соответственно в условиях Надлома, когда "цивилизация утрачивает внутреннюю силу внутреннего развития, она немедленно начинает впитывать элементы чуждой культуры".

А.Тойнби полагает возможным сформулировать некий диалогический закон, который был назван автором "Постижения истории" "законом встреч" цивилизаций. Согласно этому закону, "фрагмент культуры, оторванный от своего целого, перенесенный за его пределы, встречается с меньшим противодействием и распространяется дальше и быстрее, чем распространялась бы культура в ее целостности".

Общий смысл диалогической концепции А.Тойнби соответствует особенностям его дискретно-циклической типологии, символом которой являются единый "ствол" и разнообразие "ветвей" "древа всемирной истории". "Человечество нуждается в единстве, но внутри обретенного единства оно должно позволить себе наличие многообразия" – утверждает А.Тойнби. Диалог, ведущий к единству через сохранение множества, и есть путь к этому многообразию.

Среди новейших исследователей проблемы культурно-исторического диалога занимает Я. Шемякин, разработавший свою типологию диалогических связей на материале индейско-иберийской (метисной) культуры Латинской Америки. Я. Шемякин выделяет три основных типа диалогических отношений между сосуществующими в одном историческом пространстве культурами: «синтез», «симбиоз», «отрицание». Соединение культурных элементов взаимодействующих культурных миров в единую систему есть «синтез». «Синтез» возможен в результате включения новых культурных элементов в традиционную систему представлений, в результате чего появляется новое культурно - цивилизационное качество. Примером подобного синтеза исследователь считает мироощущение Латинской Америки, которое сформировалось в результате длительного и драматического взаимодействия европейской и индейской культур. Ярчайшим проявлением этого синтеза можно считать возникновение в Мексике культа Девы Гваделупской, в образе которой органически соединились христианское содержание и поэтика ацтекской «песни цветов».

Понятие «симбиоз» заимствовано автором из мира живой природы; в рамках культуры «симбиоз» - это особая форма системного единства социокультурных элементов, где каждая из его составляющих сохраняет себя, а нового качества не возникает. Соотношение между находящимися в симбиозе культурными элементами может быть самым различным: оно варьируется от положения, при котором ведущую роль играет автохтонное духовное наследие, а элементы пришлой культуры укореняются на периферии сознания, до положения, когда центральное место занимает уже новая система ценностей, а сохраняющиеся компоненты традиционного духовного мира уходят на периферию, продолжая, тем не менее, оказывать влияние на поведение человека.

Истории известны случаи, когда в условиях противоречивого взаимодействия культур, начинают преобладать тенденции, связанные с логикой деструктивного отрицания. Такое отрицание представляет собой полный отказ от того, что принесла с собой иная цивилизация. Это крайние случаи в истории культуры, когда диалог отменяет сам себя и люди одной культуры уничтожают людей - носителей культуры иной. Именно так произошло уничтожение европейцами индейцев- автохтонов Центральной Америки.

Дата добавления: 2015-08-28