Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

ПРОЛОГ Дублин, любовь с первого взгляда 25 страница



Первым был клуб. Там было больше сотни людей и Фей, увлеченных социальным и сексуальным взаимодействием. Я представляю себе ту комнату в деталях: от пыточных приспособлений до диванов, от совокупляющихся пар до группы, которая играла в углу, от еды на столах до занавесок и зеркал на стенах. Может, ему нужна занавеска или какое-то особое зеркало. Звучит глупо, но кто может сказать, что кажется привлекательным такой штуке, как эта? Может, он проклят и ему нужен какой-то волшебный фейский предмет, чтобы освободиться. С Фейри ничего не знаешь наверняка.

 

Дальше идет склад — там были только Невидимые и ящики с оружием. Что из этого могло быть также и в клубе? Никаких занавесок и зеркал я не видела, но, может, они были в ящике за всей той аппаратурой и электроникой.

Затем идут два подвальных паба с обычным набором: деревянными стойками, бутылками, выпивкой,

 

стульями, огромным зеркалом за баром, танцующим народом. Пара бильярдных столов в углу


первого паба, «дартс» во втором. Дерево было повсюду: стулья, стойка, картинные рамы на стенах,

 

пол. Пластик тоже: крышки бутылок, посуда, телефоны...

 

Дальше. Трое людей в фитнесс-центре, заполненном беговыми дорожками, эллиптическими и всевозможными весовыми тренажерами; кроме того, там были поющие чаши для медитации из молочно-белого хрусталя. Кажется, дерево, которое мы нашли после взрыва в том месте, было частью самого здания.

0Яснова и снова мысленно возвращаюсь, разбирая материалы каждого места, чтобы добавить их к общей картине.

— Это невозможно, — бормочу я. Это хуже иголки в стоге сена. Я ищу десяток иголок в десятке разных стогов, которых вообще больше нет, потому что все они взорвались. Может, он гоняется за красным пластиковым стаканчиком «Соло»? Есть у них такие в Марокко?

 

0Яразбираю остаток мест и понимаю, что мне нужна информация для визуализации тех, которые замерзли, пока меня не было. Пусть у Риодана офигительный командный пункт, зато у Танцора уже полностью сведенные списки.

Плохо, что я тут заперта.

 

0Ясмотрю на дверь. Не помню я, чтобы Лор, уходя, щелкал замком. Ему нравится создавать эффектные заварушки.

0Ястоп-кадрирую к двери, пробую ручку и улыбаюсь.

 

— Дэни, я не думаю, что это хорошая идея, — говорит Джо.

 

— Он сказал, что мне нельзя выходить без кого-то из его людей. Тебя послушать, так вы с ним вроде как горошины в Джо-стручке. Что делает тебя одной из его людей. Так или нет? Потому что, как я понимаю, если чувак забавляется с тобой каждый день и не считает тебя одной из своих, то тебя не просто дурят — ты сама дура. — Ненавижу манипулировать Джо. Это слишком легко, когда подключается ее сердце. А когда дело касается Риодана, у нее вообще душа нараспашку. — Подруга,



 

ты наружу в последнее время выходила? — напираю я. Мне нужно уходить немедленно. У меня двадцать минут ушло на то, чтобы добраться из командного пункта в основную часть Честерса. И у меня плохое предчувствие, ведь Риодан не собирался надолго оставлять меня одну с теми компьютерами. Я бы себя не оставила. Если бы я правда там застряла, я бы сейчас уже возилась с ними, пытаясь хакнуть его систему. — Мир рассыпается на части. Люди умирают! Я просто хочу быстро смотаться по одному делу. Вот и все. Одно маленькое дельце. Оно почти не отнимет времени.

 

— Я сначала схожу к нему и спрошу, можно ли.

 

— Ты хоть знаешь, где он? Потому что я его уже несколько часов не видела. Разве сейчас не утро?

 

Он еще не поднимался на верхнюю площадку? Он все еще вызывает тебя туда для быстрячка на столе или тебя уже повысили до кровати и всего такого? Что у него, какая-то система продвижения по карьерной лестнице? Если тебя хватает на неделю, делаешь это на стуле, а если на две...

 

— Ты сейчас грубишь, — говорит она. — Прекрати.

 

— Да просто к слову пришлось. Я бы хотела увидеть, что у тебя настоящий роман, Джо. Ты этого достойна. Ты тут самая красивая, и все бы с удовольствием с тобой встречались. Ты знаешь, что у него есть мясо, молоко, хлеб и все такое? У меня сегодня был чудесный обед. Тебя он тоже так кормит?


Она пытается скрыть удивление, но у нее не выходит.

 

— Разве он на тебя уже не злится?

 

— Насколько я понимаю, уже нет.

 

— Мясо?

 

0Яоблизываю губы, все еще чувствуя вкус.

 

— Антрекот.

 

— Молоко?

 

— А то. — Я киваю. — Слушай, я всего лишь хочу заскочить к Танцору и забрать списки.

 

— Он правда сегодня кормил тебя мясом и молоком?

 

0Ясмеюсь, но смех выходит грустный. Все мы изголодались по настоящей домашней еде. Когда пришла весна и появилась первая зелень, девочки в аббатстве начали поговаривать о том, чтобы снова выращивать овощи. Все производства после Падения Стен рухнули за месяц. Если хотите что-

 

то испечь, придется заводить генератор, чтобы включить духовку. Или заполучить ту неведомую фигню, которая у Риодана в Честерсе, и все равно испечь получится только что-то без масла, молока и яиц. Джо огорчается по поводу того, что он дал мне хорошую еду, почти так же, как огорчится,

 

узнав, что он ее не любит.

 

— Я бы позвонила и попросила Танцора прислать их с курьером, но, слушай, телефонов и курьеров больше нет. Теперь мы можем пойти? Мы вернемся раньше, чем кто-либо заметит, что нас нет. И если у вас с Риоданом действительно «что-то», он не станет на тебе отрываться. Ему понравится, что у женщины есть характер и независимость. — Ага, щас. Риодан терпеть не может характер и независимость. Он любит маленьких послушных роботов.

 

— А чем еще он тебя кормил?

 

Если бы я занималась с кем-то сексом и он кому-то, кроме меня, давал вкуснющую еду, я была бы в жуткой ярости. Насколько я понимаю, близость должна делать тебя избранной. Потому что иначе это просто близость тел, как у тех ребят в телевизоре, которые меняются партнерами и причиняют друг другу боль.

— Свежей клубникой и мороженым, — вру я.

 

— Мороженое? Издеваешься? Какое?

 

Мы выходим под снег. Брошенные машины сверкают ледяными корками. Скелеты деревьев блестят,

 

словно покрыты бриллиантами. Сугробы все растут. У Честерса собралась толпа, но она мрачная и тихая, и я понимаю, что эти люди не посетители, которые хотят попасть внутрь, а просто ребята,

 

которые ищут, как пережить наближающуюся катастрофу. Похоже, все любители вечеринок уже внутри. Эти завернуты в покрывала, на них шапки, наушники, перчатки... У этих ребят дома нет генераторов, и погода, став опасно холодной, выгнала их на улицы — искать источник тепла, пока еще не стало слишком поздно.

Мы с Джо смотрим на них, проходя мимо.

 

— Впустите нас, — говорят они. — Мы просто хотим погреться.

 

Легко понять, что в клубе тепло — очень тепло, потому что над Честерсом земля не замерзла.

 

Брусчатка над ним — это неизолированная крыша, и от исходящего тепла тает снег. Этого намека на тепло достаточно, чтобы народ стоял снаружи, подпрыгивая, и ждал.

Здесь есть старики, которым нечего выменять на еду, выпивку или возможность тусоваться в


Честерсе. Массивные здоровенные люди-вышибалы, которых Риодан держит снаружи, отгоняют их от двери, и толпа передвигается к свободной от снега куче камня и дерева, которая раньше была клубом над землей. Они разводят костры в бочках. Они собирают дерево из ближайших домов и складывают в поленницы. Выглядят они при этом так, словно решили остаться тут надолго. Вроде как пока их не впустят. И выглядят они слишком побежденными, чтобы драться. Часть народа начинает петь «О, благодать». Вскоре к ним присоединяются еще пятьдесят голосов.

 

— Может, ты сумеешь вдолбить немного ума в своего «парня» и заставишь его впустить этих людей внутрь, — говорю я.

— Попробую, — говорит Джо. — Или можно отвезти их на автобусе в аббатство.

 

— А как же Неравнодушные? Им что, блин, все равно? Они же собирались раздавать генераторы направо и налево?

— Даже если они раздают, — отвечает Джо, — некоторые из этих людей слишком старые, чтобы искать и приносить бензин для их обеспечения. Тебя не было несколько недель. Многое изменилось за это время. Сейчас все говорят только о погоде. Пережить прошлую зиму было не так сложно,

 

потому что в магазинах хватало еды, а ночи были теплыми. Но сейчас все запасы закончились. Мы не ожидали зимы в июне. Все генераторы исчезли. Люди меняются. Они бьются друг с другом за выживание. Нам нужно долгое теплое лето, чтобы вырастить и запасти еду для будущей зимы. Нам нужно искать запасы в других городах.

— Они умрут, Джо. Если мы не остановим Короля Белого Инея, мы потеряем оставшуюся половину нашего мира. — Я оборачиваюсь на толпу, которая греется у горящих бочек над Честерсом.

 

Женщина помогает детям подойти поближе, чтобы они могли вытянуть руки над огнем. Старики выглядят слишком хрупкими, чтобы брести по всему этому снегу и льду, они смотрят на детей уставшими глазами, которые видели смену трех четвертей века, но никогда не видели ничего похожего на то, что случилось после этого Хэллоуина. Мужчины, которые выглядят так, словно до Падения Стен были офисными работниками, теперь окружают женщин, детей и стариков. Все они потеряли свое место в мире. Нет работы. Нет чеков. Ни одного из правил, по которым они раньше жили. Они выглядят измученными. Отчаявшимися. Это меня убивает. Народ начинает новую песню,

 

новый гимн. В такие времена людям нужна вера. Нельзя ее кому-то дать. Они либо верят, либо нет.

 

Зато можно попытаться дать им надежду.

 

Джо мрачно смотрит на меня.

 

— Лучшего времени для того, чтобы блеснуть своим умом, Дэни, просто не предвидится.

 

— Я над этим работаю. Но мне нужны данные. Пойдем. Мы вернемся до того, как наше отсутствие заметят.

Мы поворачиваемся и шагаем по улице. Я собираюсь оставить Джо наверху. Не буду выдавать ей секреты подземного Дублина. Но буду держать ее как можно ближе к себе и оставлю в каком-то укрытии. Под ногами хрустит, и я проваливаюсь сначала в снег, потом в лед, потом опять в снег и снова в лед. Слышу, как Джо проламывает сразу три слоя, потому что весит больше меня. Небо — белое от густого снегопада, от снежинок кружится голова, если смотреть на них слишком долго. Они тают у меня на лице, на единственном открытом участке моего тела. Мы заскочили в раздевалку Честерса перед уходом, закутались в несколько слоев одежды, надели шапки, перчатки и сапоги.

 

Если такая погода продолжится, у нас через пару дней будет десять футов льда и снега, которые


полностью закупорят город. Люди, не подумавшие уйти куда-то в тепло, замерзнут до смерти, их занесет снегом прямо в убежищах. Если солнце вскоре не начнет светить, все это никогда не растает.

 

Сугробы будут расти. И ценность времени растет с каждым днем. Поверить не могу, что почти месяц потеряла в Белом Особняке с Кристианом! Кстати, о нем. Я настороженно оглядываюсь, проверяя все крыши, и заодно убеждаюсь, что ни на одной из них не сидит Карга, вяжет или, еще хуже, готова на нас броситься. Эта безумная сволочь с кишками и кровью меня жутко пугает. Я вздрагиваю.

 

— Нам нужно стоп-кадрировать, Джо. Возьми меня за руку.

 

Она смотрит на меня как на ненормальную.

 

— Да ни за что ты этого со мной не сделаешь! Особенно на льду. У тебя половина лица — сплошной синяк, а со второй половины синяк еще только сходит. Ты в зеркало давно смотрелась?

 

— Это не потому, что я неуклюже стоп-кадрирую. А из-за гада Риодана.

 

— Этот гад сломает тебе обе ноги, если сделаешь еще хоть шаг, — говорит Риодан за нашими спинами.

Я оборачиваюсь.

 

— Почему ты вечно меня преследуешь?

 

— Потому что ты вечно меня вынуждаешь.

 

— Но как ты меня находишь? — У меня что, маячок на лбу, который отправляет ему сигнал всякий раз, когда я нарушаю его приказы? Я отказываюсь верить в то, что, после того как он меня укусил, он может выследить меня где угодно. От этой мысли я задыхаюсь. Потому что это неправильно и нечестно.

— Вернитесь назад. Сейчас же.

 

— В Белом Особняке ты меня не нашел. — В моей голове словно взрывается лампочка. Меня волновали другие вопросы, иначе я догадалась бы раньше. — Ты не можешь выследить меня в Фейри! — Вот почему он так злился. Я чуть не вскидываю руку в победном жесте. У меня есть безопасная зона! Если мне когда-нибудь понадобится спрятаться от него, я отправлюсь в Фейри. —

 

Ты сам всегда заставляешь меня делать что-то, для чего мне нужно сделать то, чего ты не хочешь,

 

чтоб я делала. Это не моя вина. Я просто реагирую на тебя.

 

— Вот твоя очередная ошибка. Учись действовать, детка.

 

— Я уже действую. Я пытаюсь разобраться с нашими проблемами.

 

— А ты, Джо, — тихо говорит он, — ты должна бы быть осторожнее.

 

— Ее сюда не вмешивай, — говорю я.

 

— Она помогла тебе меня ослушаться.

 

— Не помогала. Потому что, видишь ли, я тебя не ослушалась. Ты сказал, что я могу уходить с

 

«одним из твоих людей». Ты с ней каждый день развлекаешься, и если это не делает ее одной из твоих людей, то тебе стоит перестать ее трогать. Потому что либо она твоя, либо нет — третьего не дано. Нельзя заниматься с людьми сексом, а потом сбрасывать их со счетов. Ну. Так Джо одна из твоих людей? Или просто еще один трофей в бесконечной очереди?

 

— Дэни, прекрати, — предупреждает Джо.

 

— Да ни фига не прекращу! — Я так злюсь, что начинаю вибрировать. — Он тебя не заслуживает, ты достойна гораздо лучшего! — Никак не помогает делу то, что за спиной Риодана ребята у костров опять поменяли песню и теперь дружно накручивают громкость, исполняя композицию


«Приветствуем тебя, наш славный святой Патрик». Они хлопают в ладоши и, барабаня по бочкам обломками дерева, поднимают зверский шум. Чем громче они поют, тем сильнее я сержусь. — Он всегда на всех напирает, и никто не может заставить его отвечать. Так вот, я говорю, что это время прошло. Либо ты для него важна, либо нет, и ему нужно сказать, какой из этих вариантов правда. Я

 

хочу знать, какой из них.

 

— Она важна, — говорит Риодан.

 

Джо выглядит ошеломленной.

 

И это бесит меня еще больше. У нее опять мечтательные глаза, и она снова вся такая влюбленная. Да всем же видно, что она не в его вкусе.

— Ты врешь, она тебе не важна.

 

— Дэни, придержи язык, — говорит Джо.

 

Я знаю его. Я знаю, как он меня обманывает. Он просто играет словами. Конечно, она важна. Но он же не добавил «мне». Она важна для клуба, по меркантильным причинам, потому что она официантка.

— Она для тебя важна в эмоциональном смысле? Ты ее любишь?

 

— Дэни, прекрати немедленно! — говорит Джо в ужасе. И Риодану: — Не отвечай ей. Прости. Не обращай на нее внимания. Все это просто неприлично.

— Ответь мне, — требую я у Риодана. Народ с песнями уже реально зажигает, они танцуют и покачиваются, и мне приходится почти кричать, чтобы меня услышали. Но это неплохо. Я как раз в настроении поорать.

— Хрена ради, — рычит Риодан, оборачиваясь через плечо. — Им что, больше петь негде.

 

— Они хотят войти, — говорю я. — И они умрут у тебя на пороге, потому что ты слишком большая сволочь, чтобы их спасти.

— Мир не моя зона ответственности.

 

— Ну конечно. — Я вкладываю в это слово двадцать слоев осуждения.

 

— Она всего лишь хотела найти Танцора, — говорит Джо. — Я думаю, это важно. Иногда ей нужно просто доверять.

— Ты ее любишь? — напираю я.

 

Джо издает такой стон, словно сейчас умрет от стыда.

 

— Господи, Дэни, заткнись!

 

0Ядумала, он будет надо мной насмехаться, скажет что-то мерзкое, оскорбит меня в ответ, но он говорит только:

— Дай определение любви.

 

0Ясмотрю прямо в его прозрачные спокойные глаза. И вижу в них нечто вроде вызова. Не понимаю я этого чувака. Но определение, которого он хочет, простое. В клетке у меня было много времени,

 

чтобы над ним подумать. Однажды я видела телешоу, в котором дали отличное определение, и

 

теперь я его повторяю:

 

— Активное беспокойство и забота о здоровье и благосостоянии тела и души другого человека.

 

Активное. Не пассивное.

 

Короче говоря, ты все время помнишь об этом человеке. Никогда его не забываешь. И каждую минуту каждого дня учитываешь его существование, планируя свои действия. Вне зависимости от


собственных дел. И ты не оставляешь его запертым умирать.

 

— Давай подумаем, что входит в это понятие, — говорит он. — Предоставление еды. Убежища.

 

Защиты от врагов. Места, где можно отдохнуть и вылечиться.

 

— Ты забыл про душу. Но я ничего другого и не ожидала. Потому что у тебя ее нет. У тебя есть только правила. Ах да, и еще правила.

Джо говорит:

 

— Дэни, можем мы просто...

 

Риодан ее перебивает.

 

— Эти правила сохраняют людям жизнь.

 

Романтическая библиотека: http://romanticlib.org.ua

 

Джо пробует снова:

 

— Слушайте, ребята, я думаю...

 

— Эти правила душат людей, которым нужно дышать, — говорю я, заглушая ее слова. Все равно никто ее не слушает.

Внезапно я оказываюсь в воздухе, он держит меня за воротник, наши носы соприкасаются, а мои ноги болтаются над землей.

— Согласно твоему же определению, — говорит он, — ты тоже никого не любишь. Можно сказать,

 

что к людям, которые тебе близки, у тебя есть три подхода: ты превращаешь их в своих врагов,

 

убиваешь тех, кого любят они, или становишься причиной их собственной смерти. Осторожнее.

 

Сейчас, со мной, ты шагаешь по очень тонкому льду.

 

— Потому что спросила, любишь ли ты Джо? — холодно интересуюсь я, словно и не болтаюсь беспомощно, поднятая за шиворот. Словно он только что своими словами не врезал мне ниже пояса.

 

— Дэни, тебя это не касается, — говорит Джо. — Я могу сама о...

 

— Вытащи голову из задницы и посмотри на реальность, — предлагает мне Риодан.

 

— Я вижу реальность, — говорю я. — Я вижу ее лучше, чем ты и еще уйма народу. Поставь меня.

 

—... себе позаботиться, — заканчивает Джо, и теперь она тоже злится.

 

— Именно эта уверенность ослепляет тебя больше всего, — говорит Риодан.

 

— Это уже бессмысленно. Чувак, я все еще тут болтаюсь — Я пробую достать до земли носком сапога, но, кажется, он поднял меня на несколько футов.

— Ты за деревьями не видишь леса.

 

— Нет больше леса. Тени его съели. Отпусти меня. Нельзя вздергивать людей в воздух, когда тебе хочется.

Он роняет меня так резко, что я поскальзываюсь на льду и чуть не падаю, но он ловит меня и ставит

 

на ноги. Я сбрасываю его руку с плеча.

 

— Любовь тут необязательна, — говорит Джо. — Иногда дело не в ней.

 

— Тогда тебе не нужно с ним спать!

 

— Я сама решаю, с кем сплю, — возражает Джо.

 

— Я ни с кем не «сплю». Я трахаю, — говорит Риодан.

 

— Вот спасибо за офигенно нужное уточнение, — замечаю я с сахарной язвительностью. — Ты это слышала, Джо? Он тебя трахает. Никаких смягчающих терминов. Имеет. Тупо и просто. — Я не то что зла. У меня перед глазами красная пелена. А чертов народ возле горящих бочек поет так громко,


что убивает мою способность связно мыслить. Мне нужен Танцор. Риодан сводит меня с ума. Джо — безнадежный случай. Дублин погибает.

Я не могу больше всего этого выносить и бью Риодана в нос.

 

И все мы замираем там на мгновение, потому что даже я не могу поверить, что только что с размаху двинула Риодана, без предупреждения и явной провокации с его стороны. По крайней мере, более явной, чем обычное его поведение.

А потом Риодан хватает меня за руку мертвой хваткой и начинает тащить обратно к Честерсу, и

 

выглядит он злее, чем мне доводилось его видеть, но Джо хватает меня за другую руку и пытается заставить его остановиться, кричит на него и на меня. Я оступаюсь и оскальзываюсь на льду, пытаясь стряхнуть обоих.

Мы бредем по снежным заносам, пытаясь друг друга перебороть, и тут внезапно день становится туманным, и я уже не слышу от нас ни единого звука. У меня двигаются губы, но слова не звучат.

 

Ребят у костров в бочках я тоже не слышу. Не слышу даже собственного дыхания. От паники сжимается грудь.

Мы с Риоданом смотрим друг на друга, и между нами случается момент полного взаимопонимания,

 

как иногда бывает у нас с Танцором. Слова не нужны. Мы делаем одно и то же. Когда дело доходит до боя, в напарники я выбрала бы его. Даже не Кристиана, и не Танцора.

Я хватаю Риодана, он хватает меня, и мы зажимаем Джо между нашими телами.

 

И стоп-кадрируем оттуда так, будто за нами гонится сам дьявол.

 

Или, точнее, Король Белого Инея.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

 

«Она ослепила меня наукой» Мы с Риоданом, как прикованные друг к другу, останавливаемся через три четверти квартала. Мы

отступили ровно настолько, чтоб избежать опасности, но остались достаточно близко, чтобы видеть Честерс.

Когда мы оглядываемся, уже слишком поздно. Температура там, где мы стоим, только что резко упала. Король Белого Инея исчезает в щели, висящей в воздухе прямо над улицей в сотне ярдов от нас. Туман всасывается туда, светящаяся точка скользит в портал, щель исчезает, и в мир возвращается звук.

Почти возвращается. Джо кричит, но звук такой, словно она кричит в бумажный пакет под ворохом одеял.

Однажды, на поле возле аббатства, корова боднула меня в живот, потому что я стоп-кадрировала в нее, разбудила и напугала. Сейчас я чувствую себя точно так же: я не могу вдохнуть. Пытаюсь набрать воздуха в легкие, но они остаются пустыми, как склеившиеся блинчики. Когда мне наконец удается вдохнуть, получается всасывающий хрип, который звучит как-то пусто и неправильно, а

 

воздух настолько холодный, что обжигает, спускаясь к легким.

 

Я тупо смотрю на улицу.

 

Они все мертвы.

 

Все до последнего. Над Честерсом застыла ледяная скульптурная композиция, окутанная льдом и тишиной.

— Черт, нет! — Это звучит одновременно как злобный крик и плач.


Там, где пару секунд назад люди разговаривали и пели, тревожились и строили планы, жили, черт бы это все побрал, жили, не осталось ни искорки жизни. Все мужчины, женщины и дети мертвы.

 

Человеческая раса разменяла еще одну сотню.

 

Король Белого Инея: 25. Человечество: 0.

 

Если так будет продолжаться, Дублин превратится в город-призрак.

 

Я смотрю на них. Белые шишки, наплывы, колонны — люди покрыты белым инеем, поверх которого намерз толстый слой прозрачного сияющего льда. С рук и локтей свисают сосульки. Дыхание застыло веерами кристаллов инея возле лиц. Это место излучает холод, от которого больно даже на расстоянии, словно часть Дублина только что выпала в открытый космос. Дети замерзли,

 

столпившись возле бочек с кострами, вытянув над ними руки, чтобы согреться. Взрослые замерзли,

 

обнимая друг друга, кто-то раскачивался под песню, кто-то хлопал в ладоши. И там странно тихо,

 

слишком тихо. Словно все это место окружено звукоизоляцией, которая впитывает все звуки.

 

Рядом со мной плачет Джо. Она плачет тихо и красиво. Это единственный звук в ночи, блин, а

 

звучит словно единственный звук во всем мире! Выходит, и плачет она как котенок. Я обычно реву,

 

как брылястая гончая, с громкими влажными всхлипами, а не тонкими вздохами и мяуканьем. И

 

теперь я стою в тишине, дрожу, сжимаю зубы и кулаки, чтобы не разреветься.

 

Я отступаю, как привыкла делать, когда все становится хуже, чем я могу выдержать. Я притворяюсь,

 

что под белым инеем и льдом нет людей. Я отказываюсь впускать в себя то, что случилось, потому что мое горе Дублин не спасет. Я притворяюсь, что это кусочки паззла. И все это просто улики. Они

 

— способ не позволять такому случиться снова, если я правильно интерпретирую оставленные зацепки. Позже они снова станут для меня людьми, и я поставлю здесь какой-нибудь памятник.

 

Они хотели только погреться.

 

— Ты должен был впустить их внутрь, — говорю я.

 

— Предположения по поводу: почему оно явилось в эту точку в этот момент, — говорит Риодан.

 

— Предположения, блин. Чувак, ты холоднее, чем они! И разве это не вопрос на миллион долларов?

 

— Видеть его не могу. Если бы он впустил их внутрь, они бы не умерли. Если бы я не стояла, споря с ним о всяких глупостях, а вместо этого уговорила бы его впустить их, они бы не умерли. Я вздрагиваю и застегиваю верхнюю пуговицу пальто, прямо под шеей, и стираю иней с кончика носа.

 

— Тебе наши голоса не звучат как-то странно?

 

— Все звучит неправильно. Вся улица ощущается неправильной.

 

— Это потому, что так оно и есть, — говорит за моей спиной Танцор. — В корне неправильно.

 

Я оборачиваюсь.

 

— Танцор!

 

Он отвечает слабой улыбкой, но она не освещает его лицо как обычно. Он выглядит уставшим,

 

бледным, и у него под глазами темные круги.

 

— Мега. Рад тебя видеть. Я думал, ты вернешься. — Он смотрит на Риодана и снова на меня, уже вопросительно.

Я один раз качаю головой и пожимаю плечами. Меньше всего мне хочется, чтобы он сейчас поднял тему о том, что я говорила ему о смерти Риодана. Он, как всегда, отлично меня прочитывает. Позже мы с ним перетрем, как Риодан мог выжить после потрошения.

— Я как раз возвращалась...


— Ничего подобного, — говорит Риодан. — Теперь ты живешь в Честерсе.

 

— Не живу.

 

— Мне пришлось выходить по делам, — говорит Танцор, — и я подумал, что ты возвращалась меня искать, но не нашла мою записку.

Я пытаюсь сверкнуть улыбкой, которая покажет ему, как я рада его видеть, но улыбка получается слабой.

— Я тоже, Мега.

 

И тогда я правда улыбаюсь, потому что мы с ним всегда на одной волне.

 

— Она живет со мной, — говорит Кристиан откуда-то сверху. — Я единственный, кто может о ней позаботиться.

Я поднимаю голову, но не вижу его.

 

— Я сама о себе забочусь. И ни с кем не собираюсь жить. У меня свои норы. Что ты там делаешь?

 

— Отслеживаю Каргу. Пытался изобрести способ ее поймать. Она быстра, но телепортироваться не умеет.

Я вздрагиваю и настороженно оглядываюсь. Только ее нам сейчас не хватает.

 

— Она здесь?

 

— Если ты снова навел на меня эту бешеную суку... — Риодан не заканчивает предложения. Да ему и не нужно.

— Я оставил ее на юге города. Вяжет. Занята надолго.

 

Резкий сухой шелест в воздухе заставляет меня инстинктивно пригнуться, припасть к земле, как делает кролик, заметив ястреба. Кажется, шум крыльев этих летунов Дикой Охоты впечатан ши-

 

видящим в подсознание. Я вся засыпана черным снегом.

 

— Кристиан, у тебя выросли крылья! — Они огромные. Они потрясающие. Он может летать. Я

 

жутко завидую.

 

Он наклоняет голову к плечу и смотрит на меня. Я не вижу в его лице вообще ничего человеческого.

 

— Только не говори это так, будто заполучить их здорово. То, что ты слышала, это не звон колокольчиков. Ты слышала полет не ангела, а демона, недавно рожденного. И как любому новорожденному, ему нужно молозиво. — Он смотрит на меня с выражением, которое, наверное,

 

означает улыбку. — О, для меня материнское молоко — ты, моя милая.

 

Внезапно он выглядит как самый потрясающий красавчик во вселенной, и я моргаю. Он стоит там,


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.066 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>