Александр Александрович Зиновьев 22 страница

Реальность советской истории после 1985 года такова, что оценка поведения советской власти как предательства по отношению к подвластному населению не вызывает никакого сомнения у объективного наблюдателя. Тут мы имеем классически явный образец предательского поведения. Эта оценка не была высказана какими-то авторитетными силами потому, что таких сил просто не было и нет. Внешние силы, манипулировавшие советской властью, умышленно поощряли предательство, изображая его в пропаганде в ложной форме добра, а внутри страны не оказалось сил, способных дать оценку власти как предательства и действовать по отношению к власти так, как положено поступать с предателями. Население стало либо сообщником и орудием предательства, либо осталось пассивным (равнодушным) к нему. Большинство вообще не поняло происходившего. А когда начали что-то понимать, предательство уже совершилось.

– Сыграло ли это предательство решающую роль в крахе советской социальной системы и страны в целом?

– Если понимать слово «решающая» в том смысле, что не будь этого предательства, то социальный строй Советского Союза и сам Советский Союз уцелели бы и страна избежала бы катастрофы, то скорее всего на поставленный вопрос можно ответить утвердительно. Вероятность такого исхода холодной войны усиливалась тем обстоятельством, что на последнем этапе войны западная стратегия почти на сто процентов строилась именно в расчете на это предательство.

– Почему предательство осталось ненаказанным?

– Потому что инициаторы и руководители (организаторы) предательства вовлекли в ситуацию предательства многие миллионы советских людей, «утопив» свое личное предательство в массовом предательстве и сняв с себя тем самым ответственность за него. Кроме того, вся система советской власти была организована так, что массы подвластного населения были полностью лишены социально-политической инициативы. Последняя была монополией власти. А в рамках самой власти она сосредоточивалась в ее верхах, лишь в ничтожной мере распределяясь по ее иерархическим ступеням. Население было приучено полностью доверять власти. А внутри власти это доверие фокусировалось на ее верхушку. Людям в голову не приходила мысль, что верхи могут встать на путь предательства. Так что когда процесс предательства начался, население восприняло его как мероприятие власти, и аспект предательства остался незамеченным.

– А сейчас?

– Сейчас в стране господствуют те, кто сами были предателями или воспользовались последствиями предательства в своих интересах. Предателей некому судить.

– Американские генетики открыли основу супружеской измены в генах. Возможно ли нечто подобное в отношении предательства, о котором мы говорили?

– Современная «наука» может обосновать любую чепуху. Если американцам будет выгодно такое «открытие» в отношении социального предательства, они это немедленно сделают.

Интеллигенция и идеологенция

– Какую роль в контрреволюции сыграла интеллигенция? – Слово «интеллигенция» неоднозначно. До революции в интеллигенцию включали писателей, ученых, инженеров, учителей, врачей и других более или менее образованных людей, занимавшихся трудом, требовавшим образования и интеллектуальных усилий. Их было сравнительно немного. В советские годы образование стало достоянием миллионов людей. Число людей, ранее относимых к интеллигенции, выросло в сотни раз. Высокообразованные люди заполонили все прочие профессии – государственные учреждения, управленческий аппарат, юридические учреждения, милицию, армию, спорт и т. д. Большое число ученых, писателей, врачей, юристов, профессоров и др. заняли такое положение в обществе, что их скорее следовало отнести к категории чиновников, чем к интеллигенции в старом смысле. Кто-то пустил в ход слово «образованщина». Оно отразило тот факт, что образование перестало быть отличительным признаком интеллигенции. Но социальный статус категории людей, интуитивно считаемой интеллигенцией, остался неопределенным. Возьмем, например, научно-исследовательский институт. Его сотрудники образуют социальную иерархию. Директор, заместители, заведующие отделами и т.д. Доктора наук, кандидаты, без степеней. Академики, членкоры. У всех высшее образование. Зачастую младшие сотрудники лучше образованы, чем начальники. А сколько людей с высшим образованием, с учеными степенями и званиями работали в партийном аппарате, в органах безопасности, в милиции, в судах, в армии и т.д.! И что – все они представители интеллигенции? Но это не социальная характеристика. Чувствуете, что тут требуется новый понятийный аппарат?

– Что вы называете интеллигенцией в социологическом смысле?

– Надо исходить не из слова и затем подыскивать, кого бы назвать этим словом, а из анализа реальной социальной структуры населения. И выделив какую-то категорию граждан, дать ей походящее название. В советские годы сложилась особая категория людей, в которую вошли люди с высшим и специальным средним образованием, занятые интеллектуальным и творческим трудом по профессии – ученые, писатели, профессора, журналисты, художники, музыканты. Для них источником средств существования и жизненного успеха стало их профессиональное образование и заслуги в профессиональной работе. Многие из них заняли довольно высокое положение в обществе, многие – среднее, некоторые – высшее, многие – низшее, но с перспективой повысить свой статус и улучшить жизненный уровень. В целом эти люди имели ряд преимуществ перед другими, сравнительно обеспеченное положение, легкость и интересность работы, минимум или отсутствие риска, гарантии положения, возможности улучшений, доступ к культуре, среде общения и т. д. Важно определить социальный статус этой категории людей в совокупности, их функцию в социальной организации общества в целом.

– И какова же эта функция?

– Обработка сознания людей и снабжение их «духовной пищей». Поскольку они действовали под контролем идеологии и были ее орудием, их в совокупности можно назвать словом «идеологенция».

– Таким образом, то, что называют словом «интеллигенция», можно разделить на образованщину и идеологенцию?

– Если хотите, да. Резкой грани тут нет. Но для начала такое разделение сгодится. Оно имеет силу и теперь.

– Каково было положение идеологенции в советское время?

– Она была (и остается!) наиболее циничной, приспособленческой, трусливой и подлой частью населения. Она была лучше других образована. Она была уверена в своей профессиональной нужности и ценности. Ее менталитет был гибок, изворотлив. Она умела представить любое свое поведение в наилучшем свете и найти оправдание любой своей подлости. Она была добровольным оплотом режима. Она была не жертвой режима, а его носителем, его слугой и хозяином одновременно. Она была социально эгоистичной, думала только о себе. Ее роль была двойственной. С одной стороны, она поставляла людей в оппозицию к режиму, сочувствовала диссидентам и даже поддерживала их, была подвержена влиянию западной пропаганды. А с другой – она поддерживала антиоппозиционные действия властей и сама активно громила диссидентов и «внутренних эмигрантов».

– Какая сторона доминировала?

– В зависимости от обстоятельств. Но постепенно первая усиливалась. В хрущевские годы стали приобретать влияние люди, выглядевшие либералами в сравнении с людьми сталинского периода. Они отличались от своих предшественников и конкурентов лучшей образованностью, «большими» способностями и инициативностью, более свободной формой поведения, идеологической терпимостью. Они вносили известное смягчение в образ жизни страны, стремление к западноевропейским формам культуры. Они стимулировали критику недостатков советского общества, сами принимали в ней участие. Вместе с тем они были вполне лояльны к советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Они заботились лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и самую систему сделать более удобной для их существования. Но при этом они стремились выглядеть так, будто они суть жертвы «режима». Не рискуя ничем и не теряя ничего, они изображали себя как бы репрессированными. Они жили, как говорится, «с кукишем в кармане». В их число вошли представители науки, литературы, музыки, журналистики, профессуры, театра, изобразительного искусства и других сфер культуры. Это известные личности, имевшие более или менее широкое и сильное влияние на умы и чувства людей. Этот слой «властителей дум» советского общества стал базой западного идейного наступления на советское общество, поставщиком людей в «пятую колонну» Запада в Советском Союзе.

– Каково отношение «либералов» и диссидентов?

– В брежневские годы «либералы» приобрели настолько сильное влияние на всю интеллигентскую среду, что первую половину брежневского правления можно было бы назвать либеральной, причем с большим основанием, чем хрущевские годы. Во вторую половину брежневского правления «либерализм» пошел на спад. Но это не означало, что «либералов» потеснили некие «консерваторы». Это означало, что сами «либералы» в массе своей стали эволюционировать в сторону «консерватизма», исчерпав свой «либерализм» и урвав свои куски от благ общества. Они уступили инициативу диссидентам, которые открыто встали на путь антисоветизма и антикоммунизма. Но как только с высот власти была дана установка на «перестройку», реформы и переворот, «либералы» оживились и стали самой активной частью сил контрреволюции, оплотом и апологетами постсоветского строя. Характерный документ на этот счет – известное письмо видных интеллектуалов-либералов, одобривших расстрел «Белого дома» по приказу Ельцина. Некоторая часть «либералов» оказалась в оппозиции, но в оппозиции довольно вялой, неорганизованной, идейно хаотичной и нельзя сказать, что умной и талантливой.

Предчувствие и жажда перемен

После финансового краха положение в стране стало еще более ухудшаться. Росла ненависть к Ельцину и ельцинизму. Настойчиво говорили, что Ельцин вот-вот умрет, и с нетерпением ждали этого, надеясь на улучшения. О переменах говорили и мои собеседники.

– Перемены неизбежны, – сказал Защитник. – Но на радикальные не рассчитывайте. Все значительные события уже произошли. Будущее уже наступило. Но попытка остановить или хотя бы затормозить движение России к исторической гибели возможна. Шанс для этого, по всей вероятности, представится.

– Будет этот шанс использован в интересах России? Будет ли эта попытка успешной?

– И да, и нет.

– Как это понимать?

– По форме – да, по существу – нет. Запад уступит в поверхностных и второстепенных явлениях, но утвердится в глубинных и главных. Ему нужно удержать Россию за собой во что бы то ни стало. И он это сделает опять руками самих русских, умело манипулируя нашими внутренними силами. Кое-чем и кое-кем он пожертвует, но главные позиции удержит. Думаю, что эта попытка закончится утверждением результатов антикоммунистического (прозападного) переворота, но в национально русском обличий. Не исключено, что это обличие будут искусственно раздувать, чтобы скрыть историческую капитуляцию. Подчистят крайности ельцинизма. Кое-кого прижмут. Но суть нового пути России останется.

– Надолго?

– Навечно.

В таком же духе думает и Критик. Он считает, что будущее уже предопределено, никаких радикальных перемен не будет – они уже произошли. Что предстоит лишь перераспределение ролей и смена исторических актеров, перестановка декораций и смена костюмов.

– Но для них это и есть будущее!

– Надо различать будущее в социальном и физическом смысле. Будущее наступило в социальном смысле: то, что в этом смысле будет, это уже есть. А в физическом смысле, конечно, что-то будет происходить. И это будет рутинная жизнь того социального монстра, который уже родился.

– Но с ним может произойти что-то значительное?

– Что считать значительным? Произойдет приведение внешних форм российского социального монстра в соответствие с его сущностью.

– А как это произойдет конкретно?

– Как это и происходит в таких случаях: перелом (а возможно, переворот) в верхах власти.

– Какого рода переворот?

– Согласно моей теории, «Кремль» (т.е. президентский аппарат) попытается стать тем, чем он и должен быть в системе власти, а именно органом сверхвласти, подобным ЦК КПСС в советское время.

– Но ведь президент избирается!

– Генсек тоже избирался.

– Другие выборы!

– Это формальные мелочи.

– ЦК был лишь вершиной партийного аппарата.

– «Кремль» является вершиной президентского аппарата.

– Тогда была КПСС!

– И теперь попытаются создать нечто подобное. Ведь поговаривают о «партии власти» или о «президентской партии».

– Думаете, получится что-то?

– Конечно, что-то получится. Но не подлинное нечто, а лишь имитация. Сейчас в России вообще наступила имитационная эпоха. Игра в большую историю.

– Но хуже не будет?

– Как и положено по законам бытия, сначала будет видимость улучшения и даже кое-какие улучшения, а потом... Одним словом, потом будем пожинать настоящие плоды контрреволюции.

Ночные мысли

Смотрю телевизор. Читаю газеты и журналы. Даже новые книги почитываю. Многое вроде бы верно. Критика. Разоблачения. Облачения. Ни к чему вроде не придерешься. Свобода слова. Свобода творчества. Но в целом возникает смутное ощущение какой-то огромной лжи. В чем тут дело? Я долго ломал голову, ища объяснение этому ощущению. И, кажется, я его нашел. В нашей реальной жизни мечутся уроды, дураки, жулики, шарлатаны, развратники, обманщики, крохоборы, холуи и т.п. ничтожества, червяки, пигмеи. А в том, как это кишение пигмеев изображается в СМИ, это выглядит как высокого уровня театральная драма или трагедия. Как в сумасшедшем доме: бродят ублюдки с бумажными генеральскими погонами, с надписями на лбу «я – президент», «я – академик», «я – гениальный артист», «я – гениальный писатель», «я – великий убийца», «я – великий мафиозо» и т.п. Нашей позорной постсоветской истории придают вид великой исторической трагедии. В таком же духе преподносят дореволюционную историю России. И топчут в грязь единственно великий период нашей истории – советский. Пигмеи, чтобы выглядеть великанами, должны унавозить, унизить великанов.

Все явления современной российской жизни довольно аморфны, изменчивы, обманчивы, можно сказать, хамелеонообразны. В них нет внутренней устойчивой сущности. Последняя не просто различно проявляется, а на самом деле зависит от обстоятельств. Тут все выглядит как дурной спектакль дилетантов, как маскарад. И искать в нем какие-то глубинные замыслы и интеллектуальные расчеты просто бессмысленно. Что бы тут ни произошло, все приобретает видимость осмысленности лишь задним числом. И лишь видимость, а не смысл, ибо это есть лишь истолкование, которое может быть изменено как угодно. Все происходящее тут есть трясина грязной, пошлой, ублюдочной псевдоисторической жизни, в которой при желании можно найти все, что угодно, но все в каких-то балаганных и мошеннических формах. Жизнь стабилизировалась, но именно в нестабильных формах. Впечатление такое, что тут строят социальный небоскреб, но строят из социального навоза, соломы, досок. И при этом претендуют на нечто подлинное. Строят сумасшедшие, дебилы и жулики, претендующие на разумное историческое творчество. Причем такое состояние возникло не просто в результате краха советской системы, а было искусственно создано и умышленно поддерживается силами Запада и их российских холуев. Мне как совку не просто трудно жить в этом безумном мире, а оскорбительно.

Не проходит и дня, чтобы средства массовой информации не сообщали об убийствах, грабежах, перестрелках конкурирующих банд, банкротствах частных фирм, многомиллионных мошенничествах, скандалах в «высшем свете» и т.п. Все это стало привычными буднями нашей постсоветской жизни. Западная бульварная пресса, к которой, так недавно мы относились с презрением, теперь смотрится как нечто пуритански скромное и даже целомудренное в сравнении с российской.

Дети

Когда я шел в парк, ко мне подошли три девочки лет 13—14 и попросили денег на... водку! Им нужно похмелиться, они так и сказали. Я извинился, что их просьбу не могу удовлетворить, так как денег не имею. Они обругали меня такими словами, каких я по своему адресу не слышал еще никогда, не слышал даже от хулиганов, с которыми приходилось сталкиваться в детстве. Я рассказал об этой истории Защитнику при встрече.

– Считайте, что вам повезло, – сказал он. – Могли и избить. Со мной недавно такая история случилась. Ко мне неподалеку отсюда подошли два парня тоже лет пятнадцати или меньше – теперь дети вырастают раньше, чем в годы нашего детства. Они предложили мне девчонку, которая стояла за кустами. Попросили за это всего сто рублей. Тоже на выпивку. Я отказался. Тогда они потребовали отдать все деньги, какие со мной, угрожая избить, да в таких выражениях, какие в гангстерских фильмах не услышишь. Плюс к тому – мат и скабрезности. Мне повезло – появились другие люди, и парни с девчонкой ушли. Уходя, девчонка сказала, что я старый импотент, и что-то еще похабное.

– Что происходит?! – воскликнул я, тут же устыдившись своего банального восклицания.

– Происходит преднамеренное и систематическое разрушение человеческого материала России. Алкоголизм, разврат, наркомания, детская беспризорность и преступность, болезни, безграмотность и т. д. Об этом открыто пишут и говорят в СМИ. Еще десять-двадцать лет такого «развития» России в западном направлении, и в России просто не останется людей, способных удержать ее на уровне мало-мальски значительной страны.

– Неужели правящие силы не понимают этого?!

– Все всё понимают. Но упомянутые вами «силы» заботятся лишь о себе, ибо они являются таковыми лишь благодаря тому, что происходит именно то, что вас возмущает. Они допущены до власти, чтобы такое происходило. И лишь постольку они суть правящие силы, поскольку это происходит.

– Но ведь и у них есть дети!

– О их детях не беспокойтесь, они прекрасно устроены.

– Но их детей недостаточно для спасения России!

– А им и не требуется спасать Россию.

Москва

И вместе с тем Москва с поразительной быстротой хорошеет. Строятся бесчисленные новые дома. Многие – очень красивые. Реставрируются старые особняки. Но я никакой радости от этого не испытываю. Все это чужое. В советские годы даже новые дома барачного типа, даже так называемые «хрущобы» радовали, ибо они означали улучшение условий жизни для нас всех, а не узкой кучки новых богатеев. Когда я с Защитником ехал с урока, он мне показал целый район, застроенный великолепными виллами. Это зрелище вызвало у меня состояние унылости и обреченности. Вот сейчас я вижу из окна квартал новых высотных домов, по архитектурной красоте не уступающих современным кварталам западноевропейских столиц. Глядя на эти красоты, я ощущаю себя так, как будто какие-то жестокие завоеватели оккупировали нашу страну. Почему «как будто»?! На самом деле оккупировали. Защитник говорил тогда, что скоро Москва станет одним из самых красивых и богатых городов мира. И самым интересным в смысле динамизма жизни. Не спорю, возможно, так и будет. Скорее всего, именно так и будет. Но для кого будет?! Не для нас. Нас не будет. Нас вообще вычеркнут из памяти потомков. Москва станет столицей завоевателей, чуждых нам и враждебных нам, русским изгоям.

Семинар

Тема семинара – трагическая судьба России. Привожу запись доклада Критика.

Русская трагедия

Слово «трагедия», как и вся прочая терминология сферы социальных объектов, является многосмысленным и плохо обработанным в качестве научного понятия. В общеразговорном языке оно употребляется обычно для обозначения событий, в которых происходит гибель людей и их объединений. Но не любую гибель такого рода называют трагедией. Если, например, в сражении в войне погибают солдаты, слово «трагедия» тут выглядит неуместным. Чтобы оценить ту или иную гибель людей как трагедию, требуется еще указать переживание ими или какими-то другими людьми этой гибели именно как трагедии. И переживание это должно быть настолько сильным, чтобы перед ним поблекли прочие переживания.

В античном словоупотреблении слово «трагедия» имело более узкий и даже несколько смещенный сравнительно с интуитивным употреблением смысл. В частности, оно предполагало предопределенность гибели тех или иных людей. Предопределяли эту гибель некие высшие силы – боги или неопределенная судьба. Они избирали жертву трагедии, заранее выносили ей смертный приговор, мотивируя его некоей виной избранной жертвы. Трагедия в этом смысле считалась предсказуемой. Предсказывали ее оракулы, пророки и боги. А порою это было ясно самим жертвам с самого начала, и они поступали как обреченные на гибель.

Я здесь буду употреблять слово «трагедия» как социологическое понятие, осуществив экспликацию (уточнение и выявление) некоторого интуитивного его употребления. Оно будет близко к античному смыслу, но не будет совпадать с ним полностью.

Такая экспликация совершенно необходима, если мы хотим понять по существу, что произошло с нашей страной и нашим народом к концу XX века и что их ожидает в наступающем веке.

Трагедия в социологическом смысле (скажем, социальная трагедия) включает в себя следующие основные компоненты: 1) жертву; 2) судью; 3) палача. Все эти компоненты суть люди как социальные существа или объединения людей, рассматриваемые как целое, все они суть социальные субъекты. Возможно совпадение каких-то двух и даже всех трех компонентов в одном субъекте – субъект осуждает сам себя или даже наказывает сам себя. Это логически вырожденные случаи. Но и в них происходит удвоение и даже утроение одного субъекта – он выступает в различных ролях, так что все три компонента так или иначе присутствуют.

Судья социальной трагедии не есть причина исторических событий, являющихся компонентом данной ситуации как трагедии. Он есть именно судья. Его историческая роль состоит в том, чтобы выбрать определенный социальный субъект в качестве жертвы трагедии, оценить какие-то поступки избранной жертвы как преступные (с точки зрения судьи!), то есть установить вину жертвы, вынести приговор и найти его исполнителя, то есть палача.

Понятие вины я здесь употребляю точно так же, как социологическое, а не как моральное и юридическое (хотя оценка упомянутых поступков с моральной и юридической точки зрения не исключается). Оценка поступков социального субъекта как вины предполагает, помимо судьи, также того, в отношении кого жертва трагедии осуждается как виновная. Если при этом два или все три субъекта (виновный, судья и только что упомянутый третий субъект) совмещаются в одном, имеет место удвоение и утроение одного субъекта того же типа, как и упомянутое выше.

В социальной трагедии, повторяю, судья выносит приговор жертве. Палач приводит в исполнение приговор судьи. Судья считает свой приговор оправданным теми или иными соображениями – моральными, юридическими, гуманности, справедливости и т.п. Палач в оправдании не нуждается. Признание жертвой вины не требуется – ее не спрашивают об этом. Если жертва сама кается, она выступает лишь в роли помощника судьи и палача, – и такое случается в конкретной истории.

В трагедийной ситуации судья располагает силами, превосходящими силы жертвы. Он рассчитывает на то, что уцелеет в борьбе с жертвой, отделается ничтожными потерями, не пострадает совсем или даже выгадает. Если задуманная расправа с жертвой не удается, ситуация не становится трагедией.

Классическим примером трагедийной ситуации, в рассматриваемом смысле, может служить ситуация с Сербией, которую мы можем наблюдать сейчас. Жертва трагедии – Сербия и сербы как народ. Судья – хозяева западного мира, точнее говоря – глобальное сверхобщество, сложившееся как своего рода «надстройка» над национальными государствами Запада. Этот судья усмотрел вину Сербии в некоем преступлении против албанцев в Косове. Палачом в операции по наказанию Сербии являются вооруженные силы США и НАТО. Наказание было спланировано заранее. Мировое общественное мнение обрабатывалось с помощью грандиозных средств массовой дезинформации, чтобы оправдать нападение на Сербию. Агрессия в отношении Сербии имеет целью ликвидацию Сербии как суверенного общества и разрушение сербского народа в качестве суверенного человеческого объединения, лишение его именно качеств народа, то есть убийство его. Еще грандиознее трагедия России и русского народа.

Жертвой русской трагедии является Россия и русский народ как целостные социальные объединения. Подчеркиваю: именно как нечто единое целое. Гибель армии не есть гибель каждого солдата по отдельности. Гибель народа не есть гибель каждого человека, принадлежащего к народу. Народ как целое может быть разрушен даже без больших потерь в численности. Гибель страны не обязательно есть уничтожение всего того, что было на ее территории.

Говоря о русском народе, я имею в виду этнических русских и всех тех людей, которые сами идентифицируют себя как русских и разделяют судьбу русского народа. Слово*“судьба» употребляется в широком смысле, как слово общеразговорного языка, и в узком смысле, как социологическое понятие. Во втором смысле оно относится не к любому событию в жизни социального субъекта, а к его жизни в целом, которая завершается определенным концом. В этом смысле мы говорим о судьбе Римской империи, династии Романовых, советского коммунизма, Советского Союза, Наполеона, Сталина, Гитлера и т.п. Тот, кто разделяет судьбу русского народа, переживает ее как свою.

То, что стало происходить в России начиная с 1985 года, есть растянувшаяся во времени гибель России как целостного социального организма и гибель русского народа, проявившаяся в его деградации и вымирании. Не все люди на планете переживают эту гибель как трагедию. Для большинства людей это просто событие где-то в чужой стране, для многих это желанное и радостное явление, в особенности для тех, кто заранее планировал эту гибель и активно участвовал в осуществлении этого плана, а также для тех, кто так или иначе выгадал от краха Советского Союза и советского коммунизма и от гибели русского народа.

Лишь некоторая часть людей искренне переживает это как трагедию. К их числу принадлежат те русские люди, которые испытали на себе, наблюдали в своем окружении и осознали тот факт, что происходит именно гибель народа, к которому они принадлежат и судьбу которого переживают как личную гибель. Далеко не все русские таковы. Не исключено, что такие вообще в меньшинстве, а прочие либо рады этому, либо вообще не переживают это событие в том аспекте, в каком некоторые переживают его как трагедию.

Русская трагедия обладает чертами трагедии в античном смысле. Фактор предопределенности ее необычайно силен. О неизбежности ее предупреждали отдельные провидцы. Чувство неотвратимости гибели русского народа уже овладело многими его представителями. Утверждения, будто этого можно было избежать, логически недоказуемы, а эмпирически ложны.. Они скорее служат запоздалым раскаянием, самооправданием и самоутешением. Утверждения, будто Россия и не такое видала, будто Россия была и в худшем положении, да выжила, будто Россия возродится и вновь станет великой державой, относятся к той же категории, а чаще – к ни к чему не обязывающей демагогии. Они не имеют действенной силы. Неумолимая и жестокая истина состоит в том, что ничего подобного в истории русского народа не было. Народ гибнет только один раз в своей исторической жизни, как и рождается лишь один раз.

Хотя все народы бывшего Советского Союза оказались в тяжелом положении в результате переворота, произошедшего после 1985 года, но лишь для русского народа это положение оказалось социальной трагедией. Почему именно для него? Чтобы ответить на этот вопрос, надо установить, кто является судьей в русской трагедии и в чем, с точки зрения этого судьи, заключается вина России и русского народа.

Роль судьи в русской трагедии играют хозяева западного мира, организационно объединившиеся в глобальное сверхобщество. Я уже упомянул о нем. Поясню конкретнее, что это такое.

Современный Запад не есть всего лишь сумма стран США, Англии, Германии, Франции и других им подобных западных «национальных государств». Это есть социальное образование более сложное и более высокого уровня организации. Оно включает в себя в качестве основы и структурных компонентов «национальные государства» западного мира, но не сводится к ним. Оно является молодым с исторической точки зрения: оно начало складываться после Второй мировой войны и еще находится в стадии формирования. Оно не есть нечто идиллически-гармоничное целое. Формирование его происходит в острой борьбе. Внутри его имеют место конфликты и дезинтеграционные тенденции. Но это – обычное явление в любых больших объединениях людей. Существенно тут то, что интеграционный процесс доминирует и «национальные государства» все более и более утрачивают автономию и суверенитет.

Процесс интеграции западных стран в единое социальное объединение происходит как «вертикальное» структурирование самих этих стран и всего западного мира в целом. Заключается это структурирование в том, что возникают бесчисленные и разнообразные организации, учреждения и предприятия общезападного (наднационального) характера. Их уже сейчас насчитываются десятки (если не сотни) тысяч. Они не принадлежат ни к какой отдельной стране. Они возвышаются над ними. В их деятельность уже сейчас вовлечены многие миллионы людей. Они организуются и функционируют по социальным законам (правилам), отличным от тех, по каким организуются и функционируют компоненты привычных (традиционных) «национальных государств» Запада. Из них уже сложилось своего рода общество второго уровня или сверхобщество, возвышающееся как «надстройка» над обычными обществами и фактически подчиняющее последние в основных аспектах их жизнедеятельности. Это сверхобщество, используя средства западных обществ («национальных государств»), фактически контролирует более 50 процентов всех мировых ресурсов (по некоторым данным – более 70 процентов). Оно опутало своими щупальцами всю планету. Так что в отношении него вполне уместно выражение «глобальное сверхобщество».

Дата добавления: 2015-08-28