Несмотря на многочисленные совпадения, о которых идет речь, ессейство и uервохристианство, тем не менее, представляют собой отличные друг от друга структуры с различными целями. Эсхатология ессеев ведет свое происхождение от священнической традиции; христианская же эсхатология укоренена в ветхозаветном профетизме. Ессеи поддерживали и укрепляли священнический сепаратизм; христиане же, напротив, стремились проникнуть во все социальные слои. Ессеи отторгали от своего мессианского пиршества всех, кто был нечист или убог физически или духовно; для христиан одним из знамений царства было как раз исцеление немощных (слепые прозревают, и немые говорят и т. д.) и воскрешение мертвых. И, наконец, само воскресение Иисуса и дар Духа Святого, духовная свобода, идущая на смену строгости Закона, они-то и составляют само «событие», и в этом коренное различие между двумя мессианистскими общинами.[705 - Cross. р. 241 sq.]
§ 224. Разрушение Храма; парусия запаздывает
Не желая ввязываться в мессианскую баталию с римлянами, часть иудео-христиан в 66 г. перебралась в Пеплу, в Заиорданье; кое-кто нашел себе пристанище в городах Сирии, Малой Азии и Александрии. Смысл этого отказа участвовать в сопротивлении был правильно «прочитан» восставшими: христиане[706 - Четырьмя годами раньше, в 62 г., Иаков, глава иудео-христианской общины Иерусалима, умер мученической смертью.] не желали отождествлять себя с судьбой Израильского народа (Евсевий. История Церкви, III, 5,3). По сути, это событие знаменует собой разрыв церкви с иудаизмом. Но и иудаизм тоже выживет, совершив аналогичный жест. Самый выдающийся религиозный деятель того времени рабби Иоханан бен Заккай, категорически выступивший против вооруженного восстания, был вынесен из осажденного Города завернутым в могильный саван. В скором времени он получил разрешение от Тита учредить начальную школу в Явне, небольшом местечке близ Яффо. Именно заслугами этой основанной Иохананом школы будут спасены духовные ценности еврейского народа, подвергшегося завоеванию и оказавшегося под угрозой исчезновения.[707 - Йоханан бен Заккай (I в. н. э.) был лидером той группы фарисеев, которые ставили свободу вероисповедания выше государственной независимости (ср. также: Шиффман Л. Указ. соч. с. 161 и сл.).]
Падение святого Града и разрушение Храма резко изменили религиозную ориентацию и иудеев, и христиан. Для первых разрушение Храма ставит куда более серьезную проблему, чем для их предков шестью веками ранее. Предсказывая катастрофу, пророки сразу же огласили ее причину: Яхве готовился покарать народ свой за множество отступлений. На сей раз, напротив, апокалипсисы совершенно определенно возвестили окончательную победу Бога в Эсхатологической битве с силами зла. Ответ на эту неожиданную и непонятную катастрофу был дан в Явне: иудаизм продолжит свое существование только в «реформированном», т. е. очищенном от ложных эсхатологических и мессианских ожиданий, виде, и неукоснительно следуя учению фарисеев (ср. § 204). Следствием этого решения было, прежде всего, укрепление Закона и Синагоги, валоризация Мишны и, в конечном итоге, Талмуда. Но второе разрушение Храма в глубинном смысле определило основное направление иудаизма; верующим, лишенным святыни, централизованного священного места, где мог осуществляться культ, оставалась молитвенная практика и религиозное обучение.[708 - Ср:. Judah Goldin. On Change and Adaptation in Judaism, р. 290 sq.]
Во время войны христиане также испытали взрыв апокалиптического энтузиазма: надежды на то, что Бог не замедлит вмешаться, а вернее, что его вмешательство ускорит второе пришествие Христа. Евангелие от Марка служит отражением и продолжением этих апокалиптических чаяний.[709 - После катастрофы 70 г. христиане начали собирать и закреплять в письменном виде иерусалимские предания о жизни, служении, смерти и воскресении Иисуса; эти тексты и станут первыми Евангелиями.] Но запаздывание парусии поставило ряд трудноразрешимых вопросов. Ответы на них можно разделить на три основных категории: 1) доподлинно утверждается неотвратимость парусии (напр., Послание Петра); 2) парусия откладывается до более отдаленного будущего, и этому продленному interim дано богословское обоснование: для миссионерской деятельности Церкви нужно время (напр., Евангелия от Матфея и от Луки); 3) парусия уже состоялась, так как распятие и воскресение Иисуса фактически суть истинное "последнее событие" (эсхатон), и "новая жизнь" уже открыта христианам (напр., Евангелие от Иоанна).[710 - Ср.: Perrin. Introduction, р. 41.]
В итоге будет принято именно это, третье объяснение. Оно, впрочем, само является продолжением ряда парадоксов, с которыми столкнулись первохристиане: и в самом деле, Иисус-Мессия совершенно не отличался от прочих человеческих существ; будучи Сыном Божиим, он был предан поруганию и умер на кресте. Но воскресение подтвердило его божественную природу. Тем не менее даже столь яркое доказательство не было принято безоговорочно (в сознании большинства иудеев пришествие Мессии неизбежно связывалось с национальным освобождением и явленным преображением мира). Отныне парусия ожидается, дабы ускорить обращение неверующих. Автор Евангелия от Иоанна и его круг дают смелый ответ на вопрос о сроках парусии. Царство Божие уже наступило, однако оно явлено не открыто и не повсеместно: ведь и сам Мессия, воплотившийся в исторической личности Иисуса, не воспринимался в этом качестве большинством иудеев, а божественность Христа и сегодня неявна для неверующих. Речь идет, по сути, об одном и том же диалектическом процессе, хорошо известном в истории религий: явление «священного» в профанном предмете есть одновременно и камуфляж, «сокрытие»; святое отнюдь не явлено для всех, приближающихся к предмету, в котором оно себя являет. На сей раз святое Царство Божие — являет себя в исторически четко определенном человеческом сообществе: в Церкви.
Это новое осмысление парусии открывает простор для религиозного опыта и богословских построений. Вместо привычного сценария парусия как конкретное и блистательное явление славы Божьей, подтвержденное победой над злом и концом истории ~ возникает мнение, что духовная жизнь может возрастать и достигать совершенства в этом мире и что историю можно преобразить; иными словами, и существованию в истории доступно совершенство и блаженство Царства Божьего. Конечно, Царство Божие будет "явлен о" прежде всего верующим, но всякая христианская община может стать образцом освященной жизни и, таким образом, стимулом к обращению. Эта новая интерпретация диалектики священного, открывшаяся в отождествлении Царства Божьего с Церковью, продолжается вплоть до наших дней; она парадоксальным образом проявляется в многочисленных «десакрализациях» (в демифологизации Евангелий и предания, в тенденциях к упрощению литургии и священно-таинственной жизни, в снижении мистического духа и всего пафоса религиозной символики, в повышенном интересе к этическим ценностям и социальной функции Церкви и т. д.), — в процессах десакрализации, которые близки к завершению в современном христианском мире (ср. том III).
Глава ХХIХ
ЯЗЫЧЕСТВО, ХРИСТИАНСТВО И ГНОЗИС В ЭПОХУ ИМПЕРАТОРОВ
§ 225. Jam redit et Virgo…
Если культ Великой Матери Кибелы поддерживался римской аристократией (ср. § 168), то успех других восточных религий, введенных вслед за ним, обеспечивался городскими низами и множеством иноземцев, осевших в Риме. На протяжении двух последних столетий существования республики традиционная религия, т. е. публичные культы, постепенно утратила свое значение. Некоторые жреческие функции (например, flаmеn Dialis) и многочисленные братства потеряли силу. Как, впрочем, и в других странах, религиозность в эллинистическую эпоху развивалась под знаком богини Фортуны (Тусhe) и астрального фатализма (§ 205). Магия и астрология сохраняли свою притягательность не только для черни, но и для иных философов (стоики признавали астрологию). В период гражданских воин имело хождение значительное количество апокалипсисов восточного происхождения: те из них, что дошли до нас под названием "Сивиллиных книг", предсказывали падение римского владычества. Более того: старая навязчивая идея конца Рима[711 - "Во время всех исторических кризисов римский народ был одержим двумя сумеречными мифами: 1) жизни Города пришел конец, продлится она ограниченное число лет ("Мистическое" число, открывшееся Ромулу в образе видения о двенадцати орлах); и 2) "Великий Год" положит предел всей истории, в том числе и римской, когда наступит вселенский ekpyrosis. Сама история Рима взяла на себя труд рассеять эти опасения — так как через 120 лет после основания Рима стало ясно, что двенадцать орлов, увиденных Ромулом, не означали 120 исторических лет в жизни Города, чего страшились многие. А через 365 лет стало ясно, что "Великий Год" вовсе не означает, что каждый год вечного Города равнозначен одному дню, и возникло предположение, что судьба дарует Риму иной "Великий Год", состоящий из двенадцати месяцев по сто лет каждый" (Le mythe de eternel retour, новое изд., р. 157).] на сей раз как будто бы подтвердилась кровавыми событиями современной истории Гораций не скрывал своих опасений по поводу будущей судьбы Города ("Эподы" XVI). Как только Цезарь перешел Рубикон, неопифагореец Нигидий Фигул возвестил о начале вселенской и исторической драмы, должной положить конец Риму и самому роду человеческому (Lucain. Pharsale 639, 642–645). Но в царствование Августа, пришедшее на смену затяжным и опустошительным войнам, казалось, установился рах aeterno. Опасения, навеянные двумя мифами — о "Веке Рима" и о "Великом Годе", — оказались напрасными. С одной стороны, Август воссоздал Рим заново, следовательно, за его прочность опасаться не приходилось, с другой стороны, переход от железного к золотому веку произошел без катастрофы космического масштаба. Действительно, у Вергилия последний saeculum, век Солнца, чреватый вселенской смутой, заменен веком Аполлона, и таким образом ekpyrosis был обойден, а гражданские войны сочтены знаком самого перехода от Железного века к Золотому. Позже, когда в царствование Августа, похоже, реально установился золотой век, Вергилий ("Энеида" 1, 255 и сл) говорил римлянам о незыблемости Города. Юпитер, обращаясь к Венере, уверяет ее в том, что не создаст для римлян никаких ограничений во времени или в пространстве "Бесконечное царство я им дал" (Imperium sine fine dedi). После публикации «энеиды» Рим был назван urbs aeterno, а Август провозглашен вторым основателем вечного Города. Дата его рождения, 23 сентября, стала считаться "исходной точкой Мироздания, которое Август спас и преобразил".[712 - J. Carcopino. Virgile et le myst?re de la IV eglogue, p. 200.] Так рождается надежда на периодическое возрождение Рима — ad infinitum. Избавившись от мифов о двенадцати орлах и ekpyrosis, Рим мог распространиться, как об этом возвещает Вергилий ("Энеида", VI, 798), до пределов, которые лежат "вне года-солнца дорог" (extra anm solisque vias).
Здесь мы имеем дело с ярко выраженным стремлением освободить историю от астральной судьбы, или закона космических циклов, и обрести в мифе о вечном возрождении Рима архаический миф о ежегодном перевоссоздании космоса через его периодическое новотворение (жрецами или Верховным Владыкой). Это и попытка валоризации истории в космическом плане, т. е. подход к историческим событиям и катастрофам, как к бурлению космоса, где вспышки и распад светил должны периодически уничтожать вселенную, дабы обеспечить ее регенерацию. Войны, разрушения, страдания, вызванные историческими причинами, больше не являются предвестниками перехода от космической эры к другой, но сами по себе представляют этот переход. Так в каждый мирный период история обновляется и, следовательно, начинается новый мир, в конечном счете (как показывает миф, созданный вокруг Августа), Верховный Владыка повторяет сотворение Космоса[713 - Le mythe de l'etemel retour, pp. 159–160.]
В IV «Эклоге» Вергилий возвещает о том, что Золотой век снова начнется при консульстве Азиния Поллиона (прибл. 40 г., т. е. перед окончательной победой Октавиана). "Сызнова нынче времен зачинается строй величавый (magnus ab integro saeclorum nascitur ordo). Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство".[714 - Вергилий в переводе С.Шервинского. "Библиотека Всемирной Литературы", 1971.] "Золотая раса" расселится повсюду в мире, и сам Аполлон — ее Верховный Владыка (5-10). Вергилий связывает все эти особые знаки возвращения Золотого Века с рождением младенца, личность которого не установлена, но многие ученые предполагают, что речь идет о сыне Поллиона. Смысл этой вдохновенной и загадочной поэмы обсуждался и обсуждается до сих пор. Для наших целей достаточно подчеркнуть визионерскую мощь Вергилия: как подлинный vates [пророк], он уловил разом космический и религиозный контекст окончания гражданских войн и распознал эсхатологическую роль мира, который установился в результате победы Октавиана Августа.
Царствование Августа, действительно, знаменует собой творческое возрождение традиционной римской религии.[715 - Заслуга Ф. Альтхейма состоит именно в том, что он настаивал на религиозной аутентичности реформ Августа; ср:.А History of Roman religion, p. 350 sq.; La religion romane antique, p. 230 sq. Последующие страницы стали возможны благодаря его исследованиям.] Согласно Светонию (Авг., 90–92), Август вел себя как истинный древний римлянин, он придавал значение снам и знамениям, явлениям божеств, соблюдал pietas по отношению к богам и смертным. "Именно эта religio, а не философия стоиков, всегда определяла важные деяния императора. Через pietas и religio религиозный настрой и идеалы римского прошлого были тщательно восстановлены и обновлены"[716 - Altheim. La religion romane, p. 241.] Август издает указ о реставрации разрушенных святилищ и возводит множество новых храмов. После долгого перерыва он вновь учреждает жреческие должности (например, jlamen Diahs), восстанавливает почитаемые братства титиев, луперков, альваров. У его современников не возникало сомнения в правильности этих перемен. "Приход новой эры сопровождался гимнами поэтов и публичными шествиями" (Altheim. Op. cit., p. 238) Произведения искусства эпохи Августа наглядным образом выражают обновление религиозной мысли и опыта.
История взяла на себя труд отменить "Золотой век" с момента смерти Августа, и римляне снова зажили в ожидании неминуемой катастрофы. Но эпоха Августа осталась образцовой моделью цивилизации для христианского Запада. Более того, Вергилий и отчасти Цицерон вдохновили теологию литературы, и, в более общем смысле, теологию культуры, характерной для средневековья и перешедшей в эпоху Возрождения.
§ 226. Терзания religio illicita
После смерти Юлий Цезарь был провозглашен богом среди богов, и ок. 20 г. на Форуме был открыт посвященный ему храм. Римляне соглашались на посмертный апофеоз великих людей, но отказывали им в прижизненном обожествлении.[717 - Однако Цезарь имел одну свою статую в Капитолии, а другую в храме Квирина, с надписью: Deo invicto. В 44 г. он получил официальный титул "божественного Юлия".] Август получил божественные почести только в провинциях; в Риме он был всего лишь "сын Божий", Divis filius. Однако имперскому духу воздавались почести на публичных и частных пирах.
Обожествление «благих» императоров и, следовательно, сама организация имперского культа складывается после Августа.[718 - Речь не идет о влиянии эллинистического Востока. Еще Цицерон писал, что "духу добронравных и смелых людей присуща божественность" (De Legg., II, 11, 27).] Однако Тиберий не был обожествлен, потому что Калигула забыл подать прошение в Сенат. Что же до самого Калигулы, то перед смертью он позаботился о собственном обожествлении, но ему воспрепятствовали сенаторы. Клавдий, Веспасиан и Тит познали апофеоз, но его не удостоились Гальба, Оттон и Вителлий, и уж конечно, противник Сената — Домициан. Сработавший один раз механизм прецедента обеспечил преемство: все великие императоры II в. были обожествлены; чего уже не произошло в III в., когда императоры сменялись слишком быстро.[719 - Источники приведены в: Robert Grant. Augustus to Constantine, р. 17.]
Со II в. отказ участвовать в прославлении императора был основной причиной преследования христиан. Вначале, если не считать резни, устроенной Нероном, меры против христиан поддерживались антихристианскими настроениями, господствовавшими в обществе. В течение первых веков христианство считалось religio illicita [незаконной религией]; христиане подвергались гонениям: они исповедывли тайную, не получившую официального разрешения, религию. В 202 г. Септимий Север издал первый направленный против христиан декрет, запрещающий прозелитизм. Чуть позже Максимилиан обрушивается на церковную иерархию, правда, безуспешно. Вплоть до правления Деция деятельность Церкви протекает спокойно. Но в 250 г. эдикт Деция обязы {{конец абзаца отсутствует}}
Христианство сумело внедриться в Империю повсеместно, во все социальные слои, вплоть до самой императорской фамилии.
Последние преследования — Диоклетиана (303–305 гг.) — были самыми кровавыми и долгими. Несмотря на драматизм ситуации в самой империи, общественное мнение на сей раз проявило себя не столь враждебно по отношению к христианам. Однако Диоклетиан принял решение искоренить эту экзотическую и лишенную национального пафоса религию и тем самым упрочить имперскую идею; ему хотелось возродить древние римские религиозные традиции и, главным образом, псевдобожественный образ императора. Но реформа императора Августа постепенно сошла на нет. Культы Египта и Малой Азии снискали необычайную популярность и, сверх того, удостоились императорского благоволения. Коммод (185–192 гг.) был посвящен в мистерии Исиды и Митры, а Каракалла (211–217 гг.) поощрял культ сирийского бога Солнца, Sol invictus. Несколько лет спустя сирийский император Гелиогабал, будучи жрецом эмесского божества, ввел этот культ в Риме. Он был убит в 222 г., а сирийское божество изгнали из Города. Однако, как мы увидим далее (§ 239), Аурелиану (270–275 гг.) удалось снова успешно ввести культ Sol invictus. Аурелиан понял, что бесполезно прославлять только великое прошлое римской религии и что необходимо внедрять традиционное римское богопочитание в солярную теологию, монотеистическую по своей структуре, — в единственную религию, набиравшую вселенский размах.
Еще накануне великих гонений, в конце II в., многие богословы и полемисты христианского толка попытались обосновать и защитить свою религию перед властями и интеллигенцией языческого Рима. Однако их попытки были обречены на неудачу. Наивные или недостаточно дипломатичные апологеты (Татиан, Тертуллиан) предприняли яростную атаку на язычество и эллинистическую культуру. Самый видный из них, Юстин (принявший мученическую смерть в 165 г.), старается показать, что христианство не пренебрегает языческой культурой: он превозносит греческую философию, однако напоминает о том, что сама она вдохновлялась библейским откровением. Взяв на вооружение аргументацию александрийского иудаизма, Юстин утверждает, что Платону и прочим греческим философам было известно учение, проповеданное задолго до них «пророком» Моисеем. Провал апологетов, впрочем, был предсказуем. Власти предъявляли христианству обвинение не только в безбожии и непочтении к императорскому величеству; трудно сказать, в каких только преступлениях оно не подозревалось: от оргий и инцеста до детоубийства и каннибализма. В глазах языческой элиты суть христианского богословия: воплощение Спасителя, его страсти и последующее воскресение, — все это было совершенно непостижимо. Так или иначе, фанатическое упорство новой религии спасения не давало надежды на мирное сосуществование с многобожием.
Для христианской миссии гонения представляли самую большую опасность — но не единственную, угрожавшую Церкви. Серьезное соперничество являли собой мистерии Исиды и Митры, культ Sol invictus и солярный монотеизм, тем более что все они пользовались официальной поддержкой. Кроме того, не столь очевидная на первый взгляд опасность угрожала Церкви изнутри: разнообразные ереси и прежде всего гностицизм. Ереси и гнозисы возникают с самого зарождения христианства. В отсутствие канона, единственным способом верификации истинности веры и ритуальных практик было апостольское предание. К 150 г. все апостолы уже умерли, но свидетельство их передавалось через тексты, ими самими составленными или вдохновленными, и в устном виде.
При этом оба пути передачи апостольского свидетельства — письменный и устный — по-видимому, вобрали в себя более или менее спорные новации. Кроме четырех Евангелий и Деяний, принятых всеми христианскими общинами,[720 - Показательно, что во второй половине П в. эти тексты будут приняты всеми великими Церквями того времени, как единственные письменные источники, представляющие апостольство. Отныне христианство обладает собственным каноном — Новым Заветом — и становится "религией Книги".] имели хождение и другие, якобы апостольские, тексты: Евангелие от Фомы, Евангелие Истины, Евангелие Псевдо-Матфея, Деяния Петра, Иоанна и т. д. Большая часть этих произведений, считаемых апокрифами (так как они дают откровения, остававшиеся до тех пор "сокрытыми"), содержали в себе пересказ эзотерического учения, переданного апостолам Христом воскресшим и несущего в себе тайный смысл событий его жизни. Именно на это тайное, сохраненное и переданное устно учение ссылаются гностики.
§ 227. Христианский гнозис
Проблема эзотерики и, соответственно, инициации вызывала многочисленные споры, особенно и прежде всего во время кризиса, развязанного гностицизмом. В противовес экстравагантным претензиям некоторых гностических авторов, Отцы Церкви, а вслед за ними большинство современных и древних историков, отрицали существование эзотерического учения, которое якобы проповедовал Иисус Христос и продолжали его ученики. Но это мнение вступает в противоречие с фактами. Эзотерика, или, другими словами, инициатическая передача учений и практик, предназначенных ограниченному числу адептов, отмечена во всех великих религиях эллинистической эпохи и рубежа новой эры. Инициатический сценарий в той или иной форме (тайное обучение и ритуалы, отбор «верных», клятва молчания и т. д.) встречается в ортодоксальном иудаизме и в иудейских сектах, у ессеев (например, устав IX, 16 и сл.; VI, 13–23), у самаритян и фарисеев.[721 - См. цитаты из источников и комментарии в: Morton Smith. Clement of Аlехаndriа аnd а Secret Gospel of Mark, рр. 197–199. Именно так, начиная с этой традиции тайных учений и практик иудаизма, была разработана Литература Меркабы, и прежде всего тексты Hekalat (ibid., р. 198).]
О практике эзотерического обучения упоминает также Евангелие от Марка (ср.: 4:10 и сл.; 7:17 и сл.; 10:10 и сл.). С самого начала возникновения Церкви внутри общины различаются три степени инициатического обучения: «новоначальные», «совершенствующиеся» и «совершенные». По Оригену, "евангелисты хранили в тайне (aprokryphan) толкование, которое сам Иисус дал большинству притч" (Com. Mth. XIV, 2). Ещё более откровенен Климент Александрийский. Он вспоминает своих учителей, которые сохранили "подлинную традицию "блаженного обучения", изошедшего прямо от святых апостолов Петра, Иакова, Иоанна и Павла, традицию, передаваемую от отца к сыну и дошедшую до нас по Божией милости" (Stromates, 1, 1, 11.3). Речь идет об учениях, предназначаемых некоторым «верным» (13, 2) — они, передаваемые изустно, должны сохраняться в тайне; эти учения и составляют гностическую традицию (15, 2). В другом труде Климент уточняет: "Иакову Праведнику, Иоанну и Петру Господь после своего воскресения дал знание (гнозис); они же передали его другим апостолам; другие апостолы передали его семидесяти, одним из коих был Варнава".[722 - Отрывок из Hypostases, приведенный Евсевием. Нist. Ессl., II, 1, 3–4; ср.: Jean Danielu. Des traditions secretes des Арetrеs", р. 200.]
Невозможно с точностью установить критерий, которого придерживались при выборе учеников, достойных быть посвященными в знание, и, главное, обстоятельства и ступени посвящения. Кое-какое обучение «эзотерического» типа поэтапно давалось всем адептам; оно касалось символики крещения, евхаристии, креста, архангелов и толкования Апокалипсиса. Что же до тайн, открытых «совершенным» и готовящимся стать таковыми, то они, вероятно, относятся к знанию о таинстве сошествия и вознесения Христа через семь небес, населенных ангелами (ср.: Еф 4:9), и к индивидуальной эсхатологии, т. е. к мистическому пути души после смерти. Псевдо-Дионисий[723 - Псевдо-Дионисий или Дионисий Ареопагит, легендарный христианский книжник 1 в. н. э., первый апостол Афин. Ему приписываются т. н. Ареопагитики, религиозно-философские сочинения, составленные в 5 в. и использующие традиции неоплатонизма.] связывает этот мистический путь с устным апостольским преданием. "Так нам предстает преемственность гностических или духовных учителей, отличная от епископского преемства, которое передает апостольскую веру (…), но которое продолжает харизматическую традицию апостольских времен и самих апостолов".[724 - J. Dаnielou. Op. cit., р. 208 sq.]
Эзотерические традиции апостолов продолжают иудейскую эзотерику, касающуюся таинства вознесения души и тайн горнего мира. Но эти учения встречаются также у мандеитов. Более того, они имеют аналоги в некоторых эсхатологических концепциях Египта (ср. § 5З) и Ирана. Наряду с другими идеями и верованиями, отличными от тех, что исповедовались иудаизмом и христианством, эти встречаются у многих гностических, языческих и «гетеродоксальных» христианских авторов. Становится ясно, почему с определенного момента гнозис и эзотерика стали вызывать подозрение у церковной иерархии. Ссылаясь на устное и тайное апостольское предание, некоторые гностики могли вносить в христианство учения и практики, противоречащие самому этосу Евангелия. Опасность представляли не эзотерика или гнозис как таковые, но ереси, которые внедрялись под маской "инициатической тайны".
Естественно, пока Книга и догмы не были зафиксированы, лишь с натяжкой сходили за ересь иные смелые толкования проповеди Христа. Но в большинстве случаев «ересь» — т. е. ложное толкование евангельского благовестия — была налицо; например, когда отвергалась законность Ветхого Завета, а Бог-Отец считался злобным и сумасбродным демиургом. Или когда осуждался мир, как случайное и демоническое творение, и предавалась поношению жизнь, или когда отрицались воплощение, смерть и воскресение Сына Божьего. Правда, и aп. Павел считал, что в этом мире властвует сатана, а иудейские и христианские апокалипсисы предсказывали неминуемую гибель Земли. Но ни ап. Павел, ни авторы апокалипсисов не оспаривали саму божественную природу Творения.
§ 228. Гностические подходы
Трудно определить истоки духовного течения, известного под названием «гностицизм». Но следует различать многочисленные предшествующие или современные ему гнозисы, составляющие те или иные религии данной эпохи (зороастризм, культ мистерий, иудаизм и христианство), гнозисы, как мы увидим, несущие в себе некое эзотерическое учение. Добавим, что почти все мифологические или эсхатологические темы, введенные в обиход другими гностическими авторами, предшествовали гностицизму stricto sensu. Некоторые из них засвидетельствованы в Древнем Иране и в Индии времен упанишад, в орфизме и платонизме; другие характеризуют синкретизм эллинистического типа, иудаизм, библейский и находящийся на стыке двух Заветов, или первые заявки о себе нарождающегося христианства. Однако то, чем определяется гностицизм stricto sensu, — это вовсе не более или Менее органичная интеграция разрозненных элементов, а смелое и крайне пессимистическое перетолкование мифов, идей и теологуменов, имевших широкое обращение в ту эпоху.[725 - Так, например, учителя-гностики перетолковали миф о нисхождении Христа в мир, Вырвав его из библейского контекста (Мессия, посланный Богом-творцом) и отнеся к совсем другой "сокровенной истории" (творение представляет собой зловещую трагедию и, следовательно, должно быть приписано некоему Демиургy или существу демонической природы, подлинному воплощению Зла).]
Определение валентинианского гнозиса, переданное Климентом Александрийским, гласит, что освобождение можно получить, узнав, "чем мы были и чем стали; где мы были и куда мы вброшены, к чему мы стремимся и откуда мы были выкуплены; что такое рождение и что та кое возрождение" (Extraits de Тheodote, 78, 2). В отличие от упанишад, санкхья-йоги и буддизма, упорно уклоняющихся от дискуссии по поводу первопричины «падшести» человека, искупительное знание, котором учат гностики, состоит прежде всего в откровении "тайной истории" (или, точнее, истории, оставшейся тайной для непосвященных); это происхождение и сотворение мира, истоки Зла, драма божественно го искупителя, сошедшего на землю, дабы спасти людей, и окончательная победа трансцендентного Бога, победа, которая явит себя в завершении истории и разрушении космоса. Речь идет о тотальном мифе: он передает все ключевые события, от сотворения мира до сего дня, и, демонстрируя их взаимозависимость, утверждает достоверность эсхатона. Нам известны многие версии этого тотального мифа. Ниже мы приведем некоторые из них, выделяя, главным образом, наиболее значительную, разработанную Мани (§ 2ЗЗ).
Вернемся к валентиниановскому гнозису. Гностик узнает, что его подлинная сущность (т. е. душа) по происхождению и по природе — божественна, хотя сейчас она пленница его тела; что она находилась в области трансцендентного, но затем была вброшена в этот перстный мир, что она быстро движется к спасению и, в конечном итоге, будет освобождена из оков плоти; гностик, наконец, открывает, что если его рождение и означает низвержение в Материю, то возрождение его будет чисто духовным. Повторим основополагающие идеи: дуализм дух — материя, божественное (трансцендентное) — антибожественное; миф о низвержении души (духа, божественной частицы), т. е. о ее воплощении в теле (подобном темнице), и уверенность в освобождении ("спасении"), обретенном благодаря знанию, гнозису.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |