Полевые военкоматы: неоконченная война

ПОЛЕВЫЕ ВОЕНКОМАТЫ: НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА

Александр Васильевич Суворов произнёс однажды ставшие крылатой фразой слова: «Войну нельзя считать законченной, пока не похоронен последний погибший солдат». И эта обязанность долга памяти всем павшим на полях сражений бесспорно признаётся в любом нормальном обществе.

Вот только условия для выполнения этой обязанности не во всех обществах одинаковые.

Например, кое-где кое-кто облачённый властью порой может принять волевое решение: не всех погибших в бою считать солдатами. Очевидно, при этом полагалось, что и долг памяти, соответственно, станет меньше. А как известно (говоря современным языком): умелая оптимизация долга – признак хорошего менеджмента. Правда, пройдёт эта оптимизация по судьбам ушедших и живущих – ну так что ж? В менеджменте нет такой категории, как «судьба».

22 июня 1941 года разразилась катастрофа Великой Отечественной войны. В считанные недели практически все боеспособные части Рабоче-Крестьянской Красной Армии – так называемые армии Первого эшелона – были уничтожены, окружены или разбиты. Враг занял огромные территории, и продолжал стремительно катиться вперёд. Ситуация стала настолько критичной, что речь шла уже не о победе или поражении в войне; не о том, удержится или падёт существующий режим – стоял вопрос о жизни или смерти Советского государства и живущих в нём народов. И война стала самой настоящей Народной войной.

Тогда в военкоматы и райкомы партии выстроились очереди уже не только из восторженно-романтичной комсомольской молодёжи. Добровольцев стало достаточно много, чтобы и подкреплять ими действующие части, и формировать новые. Только по Москве и области в июле 1941 года были сформированы 25 дивизий народного ополчения – это 270 тысяч рабочих, служащих и колхозников. Ополченцы сохраняли за собой зарплату на предыдущем рабочем месте, но в случае ранения или смерти они или их семьи имели право на пенсию, как военнослужащие.

Донбасс тоже внёс свою лепту в народное ополчение. 18 августа 1941 года приказом ГКО было решено создать 4 стрелковые дивизии из шахтёров Сталинской (Донецкой) и Ворошиловградской (Луганской) областей. Знаменитая 395-я стрелковая Таманская Краснознамённая ордена Суворова дивизия была сформирована непосредственно в Луганске. 11 сентября личный состав дивизии принял воинскую присягу в парке имени Горького, а уже 8 октября под Мариуполем шахтёры получили боевое крещение в бою с частями 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» - наиболее боеспособного подразделения Третьего Рейха, созданного на основе личной охраны фюрера.

Согласитесь, есть в этом определённый символизм того страшного времени: первый бой ещё необстрелянных шахтёров-новобранцев против элиты эсесовцев, уже успевших покорить Польшу, Францию и Балканы!

Конечно же, луганчане не смогли сдержать танковый натиск лейбштандарта – но благодаря им Мариуполь получил несколько дополнительных часов для эвакуации.

Несмотря на сплошные поражения начального периода войны, почти что полностью разгромленная Красная Армия всё ещё держалась - в том числе благодаря непрерывному потоку пополнений из спешно мобилизуемых мужчин в возрасте от 18 до 55 лет.

Основная масса новобранцев призывалась через многочисленные районные военные комиссариаты (военкоматы). Однако не всем так повезло.

Вот любопытный документ из сравнительно недавно рассекреченных фондов Центрального архива министерства обороны СССР (ЦАМО): постановление ГКО «О формировании дополнительных стрелковых дивизий» от 8 июля 1941 года. В этом постановлении, принятом на семнадцатый день войны, шла речь о создании новых 56 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий за счёт, как сказано в документе, «ресурсов запаса до 45 лет». Для чего на территории шести военных округов требовалось призвать в армию (мобилизовать) около 850 тысяч человек.

Обратим внимание на пункт 3 из этого постановления: «Вызов военнообязанных запаса Уральского военного округа и Средне-Азиатского военного округа произвести персональными повестками».

Из шести округов, упомянутых в постановлении, только эти два – УВО и САВО – не затронули боевые действия. И именно для этих сравнительно мирных, находящихся в глубоком тылу военных округах постановлением ГКО специально (!) оговорена процедура призыва: персональными повестками. Почему?

Дело в том, что в Советском Союзе ещё с 1918 года все задачи учёта военнообязанных и, в случае необходимости, призыва их на военную службу возлагались на областные, городские и районные военкоматы. И всё это время военкоматы вызывали своих подучетных лиц именно повестками, которые вручались лично либо отправлялись по почте. То есть, по идее вроде бы не надо было напоминать военкоматам о том, что они и без напоминания бы сделали (в принципе, другого способа у них и не было).

А это значит, что если Госкомитет Обороны считает необходимым указать в отдельном пункте своего постановления: «На Урале и в Средней Азии мобилизованных вызывайте так, как раньше» - то на всех остальных территориях в этот момент действует другая, новая процедура призыва, которую специально оговаривать уже нет необходимости.

Каким же образом на семнадцатый день войны забирали в армию мужчин от 18 до 45 лет на территории Западного Особого, Киевского Особого, Ленинградского, Харьковского и Одесского военных округов?

Вот ещё один документ, но уже послевоенный:

СПРАВКА. Дана гражданке Галузинской Марии Никифоровне в том, что её муж Галузинский Сергей Яковлевич год рождения 1901 действительно был мобилизован в Красную Армию полевым военкоматом в 1941 году 12 июля согласно приказа Киевского военного округа от 9 июля 1941 года. Дана для предъявления райвоенкомату. 23 апреля 1947 года. Председатель сельсовета (подпись).

В этой на первый взгляд вполне заурядной справке на самом деле отражены несколько очень важных моментов.

Во-первых, в ней упомянут приказ Киевского ОВО от 9 июля 1941 года. То есть – уже на следующий день после вышеупомянутого постановления ГКО «О формировании дополнительных стрелковых дивизий» командование округа начало его выполнять. Во-вторых, мобилизацию «ресурса до 45 лет» проводит не райвоенкомат персональными повестками, а какой-то «полевой военкомат». Причём местный райвоенкомат не только не проводит мобилизацию, но даже не поставлен в известность о её результатах – поэтому и понадобилась эта справка в 1947 году. И это – в-третьих.

Отчасти рассказать об условиях, в которых проводилась та июльская мобилизация 1941 года, может ещё один документ. В архивах военной контрразведки сохранились дела фильтрационных пунктов, куда попадали, например, бывшие военнопленные. Вот фраза из одного такого дела (орфография оригинала сохранена):

«За поделку ложных сведений я предупрежден... В 1941 году 9-го Июля я, Мойсюк Петро И. вместе с Мойсюком Иваном Павловичем были призваны в ряды Советской армии по мобилизации полевым военкоматом который в тот день размистился в лесу возле села Лука-Барская... Зачислены в ряды войск - 226-й стрелковой дивизии 897-й полк».

Вот примерно так всё и происходило: приходили какие-то военные, собирали мужиков из окрестных сёл в близлежащем лесу – и сразу всех записывали в действующую часть. 226-я дивизия – это, кстати, и есть одна из тех самых «дополнительных дивизий». Будущая 95-я гвардейская Краснознамённая Полтавская стрелковая орденов Ленина, Суворова, Богдана Хмельницкого дивизия. Формировалась в июле 1941 в Ореховском районе Запорожской области. Очевидно, Петро Мойсюк из села Лука-Барская не успел достаточно долго в ней провоевать, так как даже свой полк правильно не запомнил: на самом деле это был 987-й стрелковый полк.

И таких же мужиков только согласно постановлению ГКО от 8 июля было призвано несколько сот тысяч человек. И сразу направлено в бой.

Для нас, поколений мирного времени, в этой ситуации нет ничего ненормального. Нам кажется, что всё это оправдано военной необходимостью – враг наступает, фронт похож на рваную сеть, бреши в обороне необходимо чем-то закрывать. Вот и формируются новые дивизии, вот и становятся они на место разбитых, пленённых или разбежавшихся кадровых частей.

Только мы забываем при этом, что 13 тысяч селян и горожан, наспех собранных полевым военкоматом в лесу и отданных под управление нескольким сотням офицеров, не могут являться настоящей воинской частью. И боевая ценность подобного подразделения стремится к нулю. Что для тех же селян и горожан означает очень большую вероятность смерти или плена в первом же бою.

Чтобы ситуация была более понятной, приведём такую аналогию: представьте себе, например, завод или больницу, организованную подобным образом. Есть директор (или главврач), есть начальники цехов (завотделениями) – и несколько тысяч пойманных на улице случайных людей, которым сказали, что отныне они – слесаря, токаря, или офтальмологи с педиатрами. Много ли будет толку от подобного предприятия?

И если вы считаете, что воевать – это не ремесло, и не требует никакого опыта и подготовки, то вы сильно заблуждаетесь. А для призванных полевыми военкоматами подобное заблуждение чаще всего заканчивалось трагично. Например, 223-я стрелковая дивизия, набранная полевыми военкоматами в июле 1941 года из жителей Харьковской области, уже спустя месяц (16 августа) была полностью разгромлена в боях против 5-й танковой дивизии СС «Викинг».

Запомним ещё раз эту цифру – семьсот или восемьсот тысяч призванных полевыми военкоматами в июле 1941 года (к сожалению, нам неизвестно, какую часть из этого призыва составляют те, кого забрали в армию нормальные военкоматы на Урале и в Средней Азии – но очевидно, что меньшую часть). Из этих практически не имеющих боевого опыта молодых и не очень мужчин формировались целиком новые дивизии, а из дивизий – новые корпуса.

Говорят, немцы такие корпуса называли «чёрными».

Тему советских «чёрных корпусов» впервые поднял Виктор Суворов, поведав историю про командира 63-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Петровского, который погиб во время прорыва из окружения. По информации Суворова, немцы нашли тело генерала, похоронили его с почестями, и на могиле поставили крест с надписью: «Generalleutnant Petrowski, Kommandeur das schwarzen Korps». Также он сообщил о том, что «чёрным» в документах Вермахта именовался не один только 63-й стрелковый корпус, но и ряд других.

По версии Виктора Суворова, своё название эти корпуса получили из-за того, что основную массу солдат в них составляли заключённые в чёрных арестантских робах, которых по какой-то причине так и не переодели в форменные защитные гимнастёрки.

К сожалению, мы не нашли других источников, в которых бы упоминались «чёрные корпуса» и необмундированные бывшие заключённые. Зато оказалось, что имеется много интересного совсем про других необмундированных.

Вот, например, книга воспоминаний нашего земляка, Героя Советского Союза Николая Ивановича Обедняка. Будучи бурильщиком на шахте в посёлке Лотиково, он попал под бронь и не был призван на фронт. Пережил оккупацию, а в феврале 1943 года, когда пришла Красная Армия, Обедняк наконец-то смог к ней присоединиться:

«В начале февраля 1943 в наших местах развернул работу полевой военкомат. В армию призывались парни и мужчины только что освобождённой местности… Внезапно обстановка на нашем участке фронта обострилась. Потребовались решительные усилия для блокирования действий противника. Новое пополнение не успели обмундировать. Получив оружие пошли в атаку. То там то здесь пестрели черные ватники и пальто. Наше наступление способствовало успеху дивизии. После атаки многих в строю не досчитались. В числе погибших оказались некоторые из моих земляков. Так печально закончилось для них крещение огнём».

— Обедняк Н.И., Заяц Н.Р. Рядовыми через войну. К Параду Победы.

Политиздат Украины, 1989

Как можно видеть, полевые военкоматы продолжали действовать и в 1943 году. Более того, с наступлением переломного момента в войне и началом освобождения ранее занятых врагом территорий им стала отводиться несколько особенная роль. Но об этом – ниже, а пока вернёмся к воспоминаниям Николая Обедняка.

Эпизод, который он рассказал, на первый взгляд выглядит случаем из ряда вон выходящим; можно даже сказать – форс-мажорным. И стереотипное мышление человека мирного времени тут же дополняет воображением нарисованную картину: как только внезапно прорвавшиеся немцы были отогнаны, уцелевших новобранцев тут же переодели в военную форму, на всякий случай забрали оружие и отправили, конечно же, в тыл для подготовки и обучения. Чтобы через месяц-другой Красная Армия получила пополнение из хотя бы мало-мальски подготовленных бойцов. Ведь уже не 41-й год, мы не отступаем, а наступаем, и теперь уже немцам, а не нам, приходится латать дыры линии фронта.

Вот только рассказанный «уникальный» случай Обедняка на самом деле был даже не то что не уникальным, а скорее даже типичным и стандартным. Описание подобных ситуаций, и с гораздо более страшным концом можно найти во многих и многих источниках. И продолжение у них было в большинстве случаев такое: уцелевших необмундированных новобранцев собирали в какой-нибудь «ударно-штурмовой батальон» и снова кидали в бой. Зачастую – впереди обычной (то есть, уже успевшей повоевать) пехоты. Иногда – даже без оружия.

И если в 1943 году в атаку шли необмундированные батальоны – то вполне вероятно, что в 1941 году могли идти такие же корпуса. Которые немцы вполне закономерно могли бы назвать «шварце» («чёрный»). Ведь наши же называли подобных «ударно-штурмовых» новобранцев чернобушлатниками, пиджачниками, чорносвитныками, а попросту – «чёрной пехотой».

Кстати, про «чёрную пехоту» впервые открыто упомянул украинский советский писатель, а по совместительству военный корреспондент Юрий Яновский в статье «Путь войны» (ноябрь 1943 года). В 1964 году другой украинский писатель-фронтовик - Дмитро Мищенко - опубликовал повесть «Батальон необмундированных». Приведём характерный эпизод из этой книги.

Осень 1943 года. Красная Армия вышла к Днепру. Немцы надеются, что широкая гладь холодной осенней реки и высокий правый берег, плотно усеянный огневыми точками, станут для наступающих неприступным рубежом. Красная Армия добивает остатки войск противника на своём берегу, готовится к переправе. И – многочисленные полевые военкоматы собирают по окрестным недавно освобождённым городам и сёлам свежее пополнение.

Несколько десятков односельчан попадает в полк майора Десятинникова, где их всех определяют в 3-й батальон к таким же новобранцам. А через пару дней полк должен отбить занятое немцами село. И главной ударной силой в этом бою майор назначает свой необмундированный батальон. Далее идёт обсуждение предстоящей операции с замполитом полка, и следует характерный диалог:

- Тебе и план уже не нравится?

- Да, не нравится… Мне не нравится в первую очередь то, что вы надумали прорывать вражескую оборону силами, которые не способны сделать прорыв.

- Позволь, но третий батальон – самый многочисленный в полку.

- Но согласись, что он наименее боеспособный.

- Ну и что? Не буду ж я сейчас учить мобилизованных… Тут фронт, пусть в бою учатся.

- Согласен, пусть учатся. Но у кого? Почему ты не поставил их рядом с опытными бойцами, почему изолировал?

- Кого ты защищаешь? Тех, кто предали нас в сорок первом году, кто отсиживался в оккупации? По-твоему, я их должен сейчас обучать, обстреливать – а те, кто воюет уже не первый год, должны умирать?

- Не надо перекручивать… Я хочу, чтобы мы не губили понапрасну людей, чтобы новобранцы не чувствовали себя штрафниками.

- Повторяю: они это заслужили.

Наутро третий батальон пошёл в бой – кто с винтовкой, кто с черенком от лопаты. Оружия на всех не выдали. Село батальон захватил, вот только потери были: «и посчитать тяжело».

Если после прочтения этих строк у кого-то родится впечатление, что всё это – художественный вымысел пусть и фронтовика, но всё-таки писателя, то сравните их со свидетельствами других участников форсирования Днепра. Вот, например, из воспоминаний капитана Юрия Коваленко, офицера по особым поручениям при командующем 1-м Украинским фронтом. В штабе фронта идёт обсуждение того, что на 300 тысяч мобилизованных полевыми военкоматами на складах имеется всего 100 тысяч винтовок. В ответ на предложение Рокоссовского просить у Москвы помощь вооружением и формой Жуков кидает реплику: «Зачем мы, друзья, здесь головы морочим? Нах… обмундировывать и вооружать этих хохлов? Все они предатели! Чем больше в Днепре потопим, тем меньше придется в Сибирь после войны ссылать»…

Всего же, по неофициальным оценкам, из тех 300 тысяч необмундированных в Днепровской битве выжило менее 50 тысяч человек.

Кстати, командующего 1-м Украинским генерала Ватутина тогда же в народе прозвали Генералом Облавой. А великий Александр Довженко, пообщавшись с недавно освобождёнными от оккупации земляками, записал в своём дневнике осенью 1943-го: «Рассказывают, что в Украине начинают уже готовить к мобилизации 16-летних, что в бой гонят плохо обученных, что на них смотрят как на штрафников, никому их не жалко».

Практика использования мобилизованных на освобождённых территориях в качестве «пушечного мяса», направляемого на самые тяжёлые участки фронта, нашла отражение и в штабном языке того времени. Этих «предателей» формально вроде бы нельзя было направлять в штрафные роты (традиционный «расходный материал» для выполнения невыполнимых боевых задач) – и тогда их стали направлять в ударно-штурмовые полки. Например, в 53-й армии 2-го Украинского фронта с июля по ноябрь 1944 года числились три отдельных ударно-штурмовых полка 10-ти (!) батальонного состава (для несведущих: в обычных стрелковых полках Красной Армии было по три батальона). Формировались они из подозрительных, с точки зрения штабов, лиц: освобождённых военнопленных, бывших партизан и призванных полевыми военкоматами.

Масштабы бесконтрольного сжигания «ресурса до 45 лет» с вновь освобождённых территорий были настолько велики, что его приходилось приостанавливать директивно. Вот приказ Ставки Верховного Главнокомандования №0430 от 15 октября 1943 года «О порядке призыва военнообязанных в освобождаемых от немецкой оккупации районах»:

«… Допускаются серьезные нарушения установленного законом порядка проведения мобилизации. Мобилизацию производят не только военные советы армий, но и командиры дивизий и частей, не считаясь с фактической потребностью в пополнении.

В связи с этим в дополнение к приказу № 089 от 9.2.42 г. Ставка Верховного Главного Командования приказывает:

1. Призыв военнообязанных в освобождаемых от немецкой оккупации районах производить только распоряжением военных советов армий через армейские запасные полки, запретив производить мобилизацию командирам дивизий и полков.

2. Начальнику Главупраформа установить для каждого фронта количество подлежащих призыву по мобилизации в соответствии с утверждаемым мною планом подачи пополнения для каждого фронта.

3. Всех военнообязанных, мобилизованных сверх установленной по плану нормы для каждого фронта, направлять в запасные части по указанию начальника Главупраформа».

Вот так – коротко и сердито. А знаете, чем любопытен этот документ?

Тем, что он фактически не дополняет, а дублирует упомянутый в нём же февральский 1942 года приказ №089. Сравните сами:

«Приказываю:
1. Обязать военные советы действующих армий для пополнения живой силой своих частей призывать в порядке мобилизации советских граждан в ряды Красной Армии.
Призыву подлежат граждане освобождаемых от оккупации территорий в возрасте от 17 до 45 лет из числа лиц, не призывавшихся в Красную Армию в течение истекших месяцев войны.
2. Во всех армиях незамедлительно сформировать запасные полки, которые и должны осуществлять практически отсев, призыв и боевую подготовку этих контингентов в полосе действия своих армий».

Получается следующая ситуация: 9 февраля 1942 года народный комиссар обороны Иосиф Сталин издаёт приказ, в пункте первом которого чётко указано, кто именно должен заниматься мобилизацией граждан на освобождённых территориях, а в пункте втором – так же чётко указано, каким образом это должно происходить. И вот странное дело – прошло уже полтора года войны, а этот приказ почему-то всё ещё не выполняется!

Вот, например, Ворошиловград – первый областной центр Украины, освобождённый Красной Армией. Немца из города выбили 14 февраля 1943 года, и уже через два дня начали мобилизацию. В соответствии с приказом командующего Юго-Западным фронтом были укомплектованы призывные комиссии под руководством офицеров штаба фронта: несколько в районах области, четыре в самом Ворошиловграде. До 15 марта комиссии отмобилизовали 37452 человек по районам, 6252 по городу. По количеству призванных – это четыре полнокровные дивизии. Все они были переданы в действующие части (а не в АЗАСПы – армейские запасные полки).

Но это ещё не всё. Процитируем докладную записку наркома внутренних дел Украины Василия Сергиенко по ворошиловградской мобилизации:

«Зарегистрированы факты, когда командиры подразделений РККА допустили нарушение приказа фронта в части призыва в освобождённых районах… В обход призывных пунктов они пополняли свои подразделения самостоятельно, проводя мобилизацию граждан призывного возраста. Как результат – на фронт попали лица, которые не прошли никакой военной подготовки, особенно молодёжь 1925 г.р.»

В Книге Памяти Украины приведены данные о погибших во всех областях Украины. Вот информация из этого далеко не полного источника: в течении двух недель в боях на окраинах Лисичанска погибло 89 только что отмобилизованных местных жителей, из них 34 – восемнадцатилетние юноши. Освободили, называется…

И вот вопрос: почему же полковники, майоры и капитаны внезапно и повсеместно решили, что они имеют право принять на себя полномочия военных советов армий? И не просто принять, но и при этом ещё (вместе с теми же военными советами, кстати) прямо игнорировать указание о запасных полках. Как такое могло быть?

Да никак. С учётом того, что в советской традиции считалось запрещённым всё, что явно не разрешено – то описанная ситуация теоретически просто невозможна. С одним небольшим «но»: если бы приказ №089 на самом деле был самым первым приказом, дающим старт полевым мобилизациям. Так сказать, основным документом.

Однако, если принять во внимание, что полевые военкоматы начали свою деятельность отнюдь не в феврале 1942 года, а как минимум в июле 1941-го, то всё сразу становится на свои места. Майоры и капитаны не сошли внезапно с ума, возомнив себя генералами. Просто-напросто они продолжали делать то, что регулярно делали с первых дней войны.

Да, приказ Сталина разрешил военным советам армий загонять только что освобождённых гражданских в армейские запасные полки. Так ведь загонять тех же самых гражданских в батальоны необмундированных майорам и капитанам этот приказ тоже не запретил. Всего-то разницы: если раньше это делали на ещё не занятых врагом территориях, то теперь – на уже освобождённых.

Кстати о территориях. В 1944 году Красная Армия пересекла старую границу СССР, и боевые действия перенеслись в сопредельные государства: Польшу, Румынию, Венгрию, Германию и т.д. Как вы думаете, утратил свою силу приказ №089 и «дополняющий» его №0430? Ведь формально освобождаемые от немецкой оккупации районы остались позади, по ту сторону границы.

Может быть, и утратил. А взамен него подготовили новый, до сих пор ещё не найденный и не рассекреченный приказ. А возможно, и не один. Во всяком случае, например, в именном списке дезертировавшего рядового и сержантского состава 1073 стрелкового Львовского полка 316-й стрелковой Темрюкской дивизии в период с 6 по 18 июня 1945 года (полк в это время находился в Венгрии) значатся трое человек, уроженцев Львовской и Станиславской (Ивано-Франковской) областей. При этом оба львовянина, как отмечено в этом списке, были призваны «полевым РВК в Австрии» 28 мая 1945 года.

Обратите внимание на дату призыва: война с Германией уже двадцать дней как закончилась – а полевые военкоматы продолжают исправно закачивать в войска «ресурс до 45 лет». Видимо, отменяющего приказа Ставки Верховного Главнокомандования всё ещё не было.

На сегодняшний день остаётся тайной, с какой директивы вообще начался этот масштабный процесс, и когда закончился. Также никому не известно, сколько миллионов советских граждан (из озвученной цифры в 34 476 700 мобилизованных) были направлены в действующие части на фронт именно полевыми военкоматами. Возможно, мы никогда этого и не узнаем.

Дело в том, что в СССР первичный учёт военнообязанных, как уже говорилось выше, вели местные военные комиссариаты (военкоматы). Военкоматская бюрократия была громоздкой, неуклюжей, регулярно менялась (что соответственно добавляло путаницы) – но тем не менее она хотя бы была. Например, если гражданин был призван районным военкоматом и направлялся в какую-либо войсковую часть – командование части было обязано известить (например, телефонограммой) военкомат о прибытии нового бойца. На основании этого в специальной книге учёта напротив фамилии призванного ставилась отметка, и с этого момента мобилизованный и его семья получали хоть какие-то права.

Само собой разумеется, что в случае с полевым военкоматом всё было иначе. Да по большому счёту «полевой военкомат» - это всего лишь образное выражение, условность. Потому что ни в одной войсковой части никогда не было отдельного подразделения с таким названием. Ни в одном архиве вы не найдёте штатного расписания «полевого военкомата» или списка его должностных лиц. В этом просто-напросто не было необходимости. Если военный совет какой-либо армии решил, например, забрать под ружьё всё мужское население какого-нибудь посёлка на своём пути – туда направлялись несколько офицеров Отдела укомплектования штаба армии с бумажкой, в которой было написано что-то вроде «Предъявитель сего является членом призывной комиссии такой-то армии по такому-то населённому пункту».

И всё. После этого офицеры возвращались к своим основным обязанностям в штабе. Новобранцы шли в бой.

Конечно же, все мобилизованные полевыми военкоматами включались в списки части и ставились на довольствие (если успевали не погибнуть в первом же бою). И в архивах министерства обороны, в принципе, эти списки должны быть (если часть не сгинула вместе со своими списками в каком-нибудь окружении).

Вот только списки войсковой части в архиве минобороны и учётные книги местного военкомата – это, как говорится, две большие разницы. И если в райвоенкоматской книге нет отметки о том, что, например, Галузинский Сергей Яковлевич 1901 года рождения был призван 12 июля 1941 года в действующую армию – так значит Галузинский Сергей Яковлевич никуда и не призывался. И если он пропал без вести – никакой военкомат не обязан его разыскивать. Если погиб – военкомат не обязан его хоронить. И на пенсию военнослужащего гражданка Галузинская Мария Никифоровна тоже, к сожалению, не может рассчитывать. Конечно, если не сможет доказать, что её муж действительно погиб, защищая Родину.

Помните справку 1947 года?

Вот и получается, что идея массовых мобилизаций посредством полевых военкоматов, с точки зрения системы госуправления (или, если угодно, с точки зрения экономической целесообразности) оказалась очень перспективной. И чтобы в полной мере воспользоваться этой перспективой, достаточно было какому-то облечённому властью человечеку однажды решить: «А давайте-ка их забудем. У нас же есть для этого все возможности? Так давайте возьмём, и всех их забудем».

Вы будете удивлены, если узнаете, что усиленно забывать продолжают до сих пор.

Вообще, по большому счёту, тема отношения к прошедшей войне в нашем обществе сама по себе интересна. Даже тот факт, что до 1965 года День Победы не праздновался, уже о многом говорит. Когда в 1985 году было решено наградить всех ветеранов орденом Отечественной войны 2-й степени, оказалось, что спустя 40 лет так и не было известно, сколько же всего ветеранов в стране. Складывается впечатление, что государство старалось лишний раз не привлекать внимание к Великой Отечественной – осталось в живых слишком много людей, у которых могли возникнуть неудобные вопросы. Одним из таких вопросов вполне могли бы быть полевые военкоматы.

И, следует отдать должное государству, о них успешно получилось забыть. После повести Мищенко и упоминания в романе Олеся Гончара «Собор», вышедших в свет в 1960-х, тема полевых мобилизации практически исчезла из информационного пространства. Во времена СССР и отсутствия интернета подобное выборочное безмолвие обеспечить было сравнительно не сложно. Оказалось, что и с распадом Советского Союза, и даже с появлением возможности свободного общения он-лайн создавать вакуум вокруг этой темы тоже, в принципе, возможно. Если, конечно, регулярно прилагать определённые усилия.

В 2011 году вышел в прокат фильм Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем. Цитадель». При всей неоднозначности оценок этого кинопроекта следует отдать ему должное хотя бы за эпизод, в котором главный герой – генерал Котов – ведёт в атаку на немецкий укрепрайон 15 тысяч человек «чёрной пехоты», вооружённых черенками от лопат. Можете себе представить, насколько получилось выхолостить народную память, если нынешнее поколение воспринимает эту вполне реальную в годы войны сцену, как некий показательный по своей абсурдности художественный вымысел создателей фильма?

Кстати, интересно понаблюдать за обсуждениями в интернете этого эпизода. Обязательно найдётся как минимум один участник дискуссии, который будет утверждать, что это несомненно – миф. И все аргументы типа воспоминаний очевидцев подобных атак, сообщений из других источников отметаются просто: «Нас постоянно заставляют усомниться в Героическом подвиге Нашего народа (Украинского, Российского, Белорусского, Сербского, Польского и.т.д). Откуда они берутся, обсератели своих великих дедов-победителей??»

Можно, конечно, предположить, что и в самом деле совершенно случайно всегда находится человек, который абсолютно уверен, что на самом деле не было никакой «чёрной пехоты» и прочих «чернобушлатников». Можно предположить, что также случайно несколько человек чуть ли не посменно пытались добиться удаления из Википедии статьи «Полевой военкомат», а после неудачи на этом поприще – продолжают попытки навесить на неё ярлык исторической мистификации.

А может быть, кому-то очень важно, чтобы обо всей этой истории мы продолжали не вспоминать, как благополучно не вспоминали целыми десятилетиями?

Интересно, а нам это – важно?

21.11.2013

Роман Коротенко

Дата добавления: 2015-08-28