Русская жена арабского наемника 1 страница

love_detective

Юлия Малахова

Русская жена арабского наемника

Это реальная жизненная история рассказывает о любви русской девушки, променявшей свою головокружительную карьеру на скитания по арабскому миру в поисках таинственным образом исчезнувшего любимого. Ей предстоит много узнать из того, что осталось за сводками новостей, в том числе она стала участницей арабской весны в Египте и разыскала несколько ценных манускриптов, обменяв их на жизнь возлюбленного. Но стоил ли этот сильный и красивый парень таких жертв? Кем он был на самом деле? Что скрывают под собой лабиринты Каира и безопасно ли гулять по курортам Красного моря? Реальная история, динамичный сюжет, шокирующие подробности, все это не отпустит вашего внимания ни на минуту.

.0

Юлия Малахова

Русская жена арабского наемника

Бойся исполнения желаний!

Все описанные события происходили на самом деле в 2001–2005 годах. Многие герои не давали своего согласия на этот рассказ, поэтому некоторые имена слегка изменены.

Глава 1. Магия чисел и судеб

Почему-то некоторые числа любят повторяться в моей судьбе… Вот и сегодня, 1 августа 2005 года, странно похоже на этот же день, но в 1980 году, когда со мной впервые случилось такое несчастье, о котором я до сих пор не говорила даже родным. Я стерла то страшное число из своей жизни. Но только на четверть века. Сегодня все как бы повторилось, но с поправкой на чертов миллениум. Опять в моей жизни все вверх дном из-за любви, из-за мужчины.

Муравьи тупо и без остановки, как роботы из ужастика, продолжали вереницой ползти по капелькам арбузного сока мимо меня куда-то вглубь каморки. Я так устала от темноты, духоты и неизвестности, что уже не орала, как сумасшедшая, от того, что лежу в мраморной гробнице с какой-то мумией. Торчу я в этой нише уже двое суток, и никто не знает, что здесь есть живая душа. Муж перед исчезновением успел лишь закрыть дверь в это хранилище мертвых и сказал, чтоб ждала. Чтоб ждали. Малыш весело пнул меня в бок, и я скривилась от боли. Рожать в обществе муравьев и мумии мне не хотелось. Пора выбираться! Но без денег и паспорта в обстреливаемом районе мне далеко не уйти. Я села на край ниши и высосала арбузную вялую корку, тупо стирая муравьиные тельца в пыль вечности. Малыш хотел свежего воздуха, и я попыталась открыть проход с помощью своего ножа, который уже столько месяцев был моим верным другом. Дверь не поддалась. Я чувствовала приближение чего-то страшного и была близка к обмороку…

Глава 2. Клоунам необходимо забытье

На рабочих местах, мешаясь уборщицам, появлялись самые ответственные сотрудники. Мужчины сбегали в такую рань от притязаний жен и московских пробок, женщины — от приготовления завтраков и визгов домочадцев. И если первые в кабинетах уже мирно потягивали кофе и ласково переругивались с приятелями, затягиваясь сигаретой, то женщины отточенными движениями накладывали боевую раскраску на лица и шептали аффирмации на тему собственной красоты и востребованности. Пройдет час-два и от настроя на собственную уникальность и талант у нас не останется и следа, на летучке у Главного мы ежедневно констатируем поражение в очередной битве с конкурентами.

— Катрин, я уволюсь к чертовой бабушке! — из-за компьютера напротив раздался приглушенный голос моей лучшей подруги и самого талантливого сотрудника Конторы. Щукина затянулась сигаретой и тоскливо взглянула на канцелярские часы — была половина одиннадцатого, конторский буфет открывали в полдень, а моей сотруднице страсть как хотелось пятьдесят граммов. Прошло то время, когда желание выпить водки в любое время суток меня задевало. Наша область — как раз та, о которой так четко и без обиняков сказал товарищ Пелевин. Поэтому клоунам необходимо забытье. Водка помогает — если контролировать процесс — слегка отойти от напряга будней и оставаться при этом в курсе самых важных событий.

Щукина спивалась от невостребованности своей гениальности, несчастной любви и нерешенного квартирного вопроса. Она давно, как и все работающие москвички, перестала гладить одежду — покупалась лишь та, что после стирки выглядела отутюженной. Она и красилась на работе, посылая тем самым полное «А пошли вы…» всем встречным в метро и утреннем офисе.

Мы пошли в кабинет к Тимофеичу — у старого аппаратчика в шкафу всегда стоял прекрасный выбор коньяка и пригубили пятизвездный напиток с его благосклонного кивка. Старик так долго работал в нашей структуре, что привык ничему не удивляться еще с хрущевской оттепели.

— Тимофеич, лето заканчивается, а мы еще сарафанчики не успели выгулять, — тоскливо пробасила Щукина.

Обладатель ценного набора коньячных бутылок закурил трубку и пробормотал, что нам, дурам, пора брать отпуск. В Конторе ничего не изменится за наше отсутствие, а корпоративная бодрость наших летучек кого хочешь сведет в могилу. Кому как не ему, бывшему сотруднику аппарата ЦК КПСС, была очевидна эта истина? Мы молча заглотнули по стопочке и поднялись на свой десятый этаж. У Щукиной все карманы были полны зерен кофе — так как она не знала наперед, где ей выпадут очередные пятьдесят граммов, то здраво решила иметь при себе отбивающее запах средство всегда и в большом количестве. Мы жевали зерна и курили на лестничной клетке, когда мимо нас процокала референт Главного по кличке Пчелка Майя и мимоходом бросила, что в социальном отделе разыгрывают халявную путевку в Анапу. Моя подруга сразу процитировала знаменитое албанское изречение, которое значит — начальник и в отпуске, и в премии отказал. Но я не могла себе представить такую визу Главного на нашем заявлении, и мы пошли за путевкой. Конечно, она досталась Щукиной. Лично меня лишь при одной мысли о сервисе на нашем курорте бросает в дрожь. И пока Щукина угощала всех желающих в буфете — повод был самый серьезный — свалившийся бесплатный отъезд на море — я набрала номер сестры.

— Лапунчик, вы когда уруливаете в свои дайвинги? Возьмете меня с собой?

Промычавшее в трубку чудо выразило согласие и через час у Главного лежало на столе два заявления на отпуск. Наш отдел был обескровлен на целые две недели.

Глава 3. Любовь на дне океана и обещание счастья

Предложение прокатиться на яхте с друзьями вокруг Африки — это перст Божий. Сборы занимают полчаса: вы быстро бросаете в рюкзак огромную бутыль «Шанели», диктофон, комплект для подводного плавания и отправляетесь в путешествие. Скажем, в Марокко, в край, где мир арабский встречается с миром африканским.

Сестренкина семья была зажиточной даже по европейским меркам, так что путешествие на собственной яхте, погружения в бирюзовую пучину, вечеринки с тебе подобными будут обеспечены и именно они помогут обрести ясность мысли. Она, увы, не нова: оказывается, счастье — это просто, и твоя Контора в это понятие (да и вся московская суета) в него никак не вписываются.

Все бы обошлось, если бы не идиотское желание привезти в Москву серию фотоснимков со дня моря. Осмелев после недели уроков по подводному плаванию, прыгаю в море одна. А через полчаса отказывает проклятый акваланг. Ну, еще один снимок роскошных рыб, и на воздух! — последнее, что удается вспомнить перед отключкой.

Очнулась я от того, что мне нежно целуют пятки. Я лежала под пальмой на песке в драном джинсовом комбинезоне явно не моего размера. Кто-то, так ласково приводящий меня в сознание, оказался смуглым красавцем, казалось, только снявшимся в очередном рекламном ролике про райскую жизнь на далеком острове.

— Мисс, как хорошо, что вы пришли в себя! — на ломаном английском вперемежку с немецко-французскими фразами, выдавил из себя красавец. — Вам два дня было очень плохо, вы кашляли кровью. Нельзя, мисс, погружаться так глубоко и еще одной… Может быть, вы пойдете со мной в кино? Мы можем сплавать в порт — у меня есть лодка, а на континенте много развлечений…

Он помогает мне подняться, и мы плывем к соседнему островку, где уже два дня на яхте паникуют мои приятели. Сестра уже сменила свое обычное розовое одеяние на черный траурный бикини. Спасителя благодарят и приглашают заглядывать на яхту почаще. Он отказывается и уходит, так и не получив моего согласия пойти в кино. Вечером в кают-компании матрос вместе с чистой салфеткой передает мне записку. Спаситель (назовем его Ваэль) пишет, а что не может объяснить — рисует. Смысл стар, как этот мир: мне назначают свидание этой ночью. На берегу. У трассы, проходящей от берега вглубь Африканского континента.

Спасибо тем, кто изобрел водооталкивающий макияж: накрасившись и втиснув себя, красивую, в сарафанчик от Версаче, в водолазный комбинезон, спускаюсь в воду. В каюте оставляю записку — ребята, все в порядке, у меня свидание с аборигеном. Оставляю номер его мобильного — что мы нынче без прогресса? Записка с планом местности, компас и радужные надежды — все при мне. Представляю лица московских подруг, когда буду им рассказывать о своем смуглом Тарзане, о том, как ходила по компасу на свидание. На берегу светлеет лишь его белоснежный костюм и такая же белозубая улыбка — таких в разведку не берут, это видно за версту.

Подплываю, прячем в пакете мое снаряжение. Закуриваем. Луна в полнеба, рога на голове у Изиды. Такая красота! Понимаю, почему в Африке так популярен ислам: оранжевый полумесяц, перекроивший небесную тьму, влечет, пугает, обещает счастье.

— Ты веришь в Бога? — спрашивает парень и, увидев мой огромный православный крест, нежно целует. Первый этап пройден. Ваэль явно не знает, что предпринять дальше, и ведет меня к трассе. Интересуюсь, как у них молодежь развлекается.

— Курим гашиш, танцуем, смотрим кино, играем в «угадай-ку», ныряем на дно, — перечисляет мой герой.

— А как у вас дела обстоят с сексом? — повторяю я популярный вопрос американцев времен перестройки. Оказывается, есть, но в мусульманских странах после первого же свидания парень сразу женится на подруге. Или сначала женится, а потом целуется. Так как мы уже поцеловались, следует предложение выйти замуж. Можно сейчас — надо поклясться Богу, а потом объявить о свадьбе друзьям и еще можно заключить брачный контракт. Можно и в мечеть сходить — но разве мне, православной, это надо? Предлагаю с клятвами подождать и обозначить место любовных утех. Парень явно не понимает, о чем речь. Объясняю — в России народ целуется (и не только) в авто, в лесу, в подъезде и на крыше домов — если уж нет рядом особняка с джакузи. Юноша о джакузи слышал, а вот о любви на природе — никогда. Неужели под пальмой не бывает страстных объятий? Увы, врет реклама: туземцы стесняются показывать свои чувства — а вдруг кто пройдет мимо, увидит.

Понимаю, что живу в прогнившей цивилизации, и грустно спрашиваю, знает ли Ваэль что-либо о бойскаутах или пионерах. Конечно, нет, и я воодушевленно рассказываю, как мы ходили с пионерским отрядом в походы, жгли костры, рыбачили, пели песни про славное будущее СССР (для примера пою пару песен) и еще целовались в палатках. «Мы хлеба горбушку и ту пополам!» — звонко выкрикиваю в африканскую тьму, обнимая юношу.

Парень робко предлагает уединиться на природе. Я соглашаюсь — но вот проблема: что хорошо на лесных просторах Родины, трудно осуществить в Африке, там одни пески. Мы бредем по трассе, попадая в яркие огни пролетающих автобусов и стареньких авто. На горизонте замечаю огромную поросль какой-то диковинной травы. Парень удивляется — мол, откуда заросли в пустыне? Пробираемся, наглотавшись песка, перебежками, чтобы не попасть в свет пролетающих машин. Кляну его за белый костюм — он как мишень на черном фоне сумерек. Прикуриваем по-солдатски.

Наконец целуемся. Заросли оказываются редкой полосой какой-то гигантской ковыли. Песок теплый и не такой уж неприятный, а вот змей и скорпионов боюсь. Но, кажется, час бойскаутовского счастья стоит риска. Отряхиваемся и, радостно выводя речитатив «Ай мис ю ту мач», бредем в сторону трассы. Тихо интересуюсь, слышал ли юноша про изобретение века — презервативы. Оказывается, слышал, но купить их можно в местных аптеках лишь по паспорту — смотрят, женат ли ты. Понимаю трудности аборигенов и на себе испытываю все прелести истинной африканской страсти. Согласна даже на клятву и брачный контракт поутру…

Внезапный свет фар и вой сирен опускают нас с небес на землю. Грузовики с подтянутыми автоматчиками окружают наш маленький союз рас и цивилизаций. Парень успевает шепнуть мне, чтобы я молчала и шла вперед по трассе, не оборачиваясь. Его сажают в военный грузовик и увозят.

Утром сестренка вместо счастливой влюбленной наблюдала зареванную дуру, голосившую о пропавшем навсегда Тарзане. Счастье, что среди нас есть породистый английский адвокат — выходец из Африки. Его малая родина оставила на щеках адвоката ритуальные татуировки. Это что-то вроде нашего удостоверения «крутой структуры», а потому мужик получает любую информацию. Чертим план местности, которую я отметила своим ночным посещением. Едем. За ковылью днем явно просвечивается какая-то странная насыпь, утыканная колючей проволокой и скрытыми видеокамерами. Поняв, что место для пионерских песен и африканских объятий я выбрала особенное, едем в городок искать тюрьму. В полиции выясняем, что моего героя лишили паспорта, наложили на него огромный, по местным меркам, штраф в сто долларов и вдобавок выгнали с работы.

— Неужели за то, что мы просто гуляли? — рыдая, спрашиваю у начальника полиции.

— Мадам, то, как вы просто гуляли, запечатлели все видеокамеры зоны особого назначения, — потупив глаза, поясняет офицер.

Мой друг-адвокат, тряхнув татуированными щеками и кошельком, освобождает Тарзана из-за решетки. Пока едем по трассе в стареньком «Шевроле», адвокат переводит на английский то, что ему наговорили полицейские. Зоной особого назначения, теми самыми уютными кустиками в пустыне, оказалась на самом деле база НАТО. Военные как истинные джентльмены дали нашей страсти выплеснуться до конца, послушали мои монологи о славном пионерском прошлом, а потом арестовали нарушителя особой зоны. Дабы не впутывать белую женщину-иностранку, замели лишь местного жителя. Меня просто проигнорировали, и в этом мое счастье. К тому же, в местной тюрьме нет женской камеры — их дамы коней на скаку не останавливают, а тихо воспитывают в хижинах последствия бесконтрацептивного счастья.

Конечно, после такого феноменального события в биографии Тарзана, он стал звездой номер один не только на своем островке. Мы постоянно встречались с его родственниками, друзьями детства, фотографировались на память. Отец Ваэля предложил мне навсегда переехать под именную (назвали в мою честь) пальму. После долгих колебаний я отказалась. Правда, теперь, глядя в окно на серые безликие дома и видя затылок коллеги, уткнувшегося в компьютер, очень скучаю по теплой Африке. А когда вижу рекламу «Баунти», рыдая, выключаю телевизор.

Глава 4. Страсть по факсу и подарок Снежной Королевы

Летучка у Главного подходила к концу. Мое место было во втором ряду, сразу за моей ненавистной начальницей, сидящей аккурат напротив Главного. Эта мормышка умудрялась находиться в полном фаворе у шефа несмотря на то, что благодаря ее усилиям в предыдущей Конторе шефа буквально уничтожили. То есть вытряхнули из топ-десятки самых влиятелей Шефов Москвы, смели ураганом протеста, так как двухтысячная армия сотрудников отказалась подчиняться его первому заму — вот именно этой уникальной женщине. Став причиной грандиозной катастрофы карьеры, которую Главный строил тридцать лет (шел все эти годы только по восходящей!), эта змеина затем затаила свое жало и трудилась обычным сотрудником в маленьком Бюро, куда устроили ее благодаря авторитету мужа — шахматного гроссмейстера.

Когда наш Главный — чудесный мужик, но с подорванной психикой после столь памятной катастрофы из-за мадам Гадюкиной, уселся-таки в кресло Первого и Единственного, что он сделал? Вытащил животное из Бобруйска, из-под старой коряги и бросил в наш Уголок Наивного искусства. После этого она жалила так, что у баб случались выкидыши, а мужики уходили в запой. После нескольких минут общения с Гадюкиной, жизнь людей меняется раз и навсегда, причем, круто и всегда в худшую сторону. Так что, присылайте мне своих заклятых врагов — не выживут у нас и полдня! И вот сидим мы на этой нескончаемой летучке, и из-за перхоти и платья с люрексом (из-за него, кстати, одна отличная тетка к нам в отдел не пошла работать — вошла, увидела нашу Мадам и сразу вон, вон, подальше от столь утонченной особы!) — короче из-за Гадюкиной видно мне немного. Словно в неудачном паззле — лишь половинка Шефа. А он, как ни странно, на этот раз не впал в прострацию под пристальным гадюкиным взглядом, а все старался как маятник, качнуться сильнее и заглянуть в мои бессовестно голубые глаза. Скажет что-то и смотрит, как там я — жива ли? Собственно, я не очень встревожилась вниманием Высших сил. Честно говоря, витала в облаках. Первый день на работе после столь необычного отпуска был страшнее каторги декабристов — у тех хоть их любимые были рядом. А тут… Не нужен мне берег турецкий… И внимание шефа…. И даже премию Золотое перо Конторы… Хочу увидеть своего мальчика — сильного и нежного, наивного и лукавого, пахнущего теплым океаном и спелым манго. А еще неприлично красивого. Как в рекламе школоадок и экзотических шампуней.

Короче, сквозь пелену монтонного голоса нашего сотрудника с пятого этажа Михрюльника (ему бы «Спокойной ночи малыши!» вести, а не зачитывать перспективный план недели!) слышу, как Главный, несколько нервным голосм объявляет, что ждет от нас — его легиона избранных — в войне за звание лучшей Конторы Садового кольца. А задача неизменна уже много лет: всего-то надо умыть носы конкурентам и поработать на мировом уровне…

Зашумели стулья, все подошли к стойке с чаем и кофе. А меня зацепила взглядом Снежная Королева, личный и самый главный референт нашего Шефа. Дама эта работала еще в секретарите ЦК КПСС и умела проводить не только рекогносцировку, но и выуживала блестяще любую информацию из нас, дурачков. Всегда ласковая, она была многословна и говорила часто о каких-то нереальных вещах: об улетевшем в суровую зиму очень дорогом попугае, о замерзающих в канализациях у соседей по виллам в их деревеньке питонах и крокодильчиках…. Нельзя ее назвать сподвижницей Гринписа. Просто Снежная Королева точно уловила, какая тема больше всего наводит тоску на сослуживцев: зоологическая. И с ее помощью, когда плененный ледяным взором сотрудник уже изнывал от нетерпения, она наносила незаметный, как кинжал гаремного евнуха, удар, задавая абсолютно точный вопрос, который и был целью всей этой мутоты с питонами и попугаями. Если жертва на вопрос не отвечала, ему в подробностях рассказывали каким был умным Сильвестр (попугай, а не московский бандюга), как он обихаживал пластмассовую подружку в клетке, какие книжные полки предпочитал обсерать и т. д. В общем, издерганный пленник, поглядывая на старинные напольные часы «Мозер и К» в зале совещаний, начинал соображать: что же лучше — доложить Шефу о непроделанной за утро после летучки работе или выдать Королеве ту информацию, которую она пыталась собрать, отделяя как зерна от плевел, инфу от птичьих перьев и змеиной чешуи. Побеждала Королева. Всегда. Сотрудники Конторы почти не помнили старые советские времена и не могли составить серьезную конкуренцию помощнице Шефа в казуистике. Слава ЦК КПСС и их школе выживания!

Итак, она меня зацепила. Легонько так попридержала меня малиновой кожаной папочкой и пропела: «Дорогая, останься!»… У нас с Королевой были добрые отношения, так как я знала ее еще до того, как начала путь трудовой Славы в нашей Конторе. Поэтому мне позволялось то, что другим было не под силу — даже Мадам Гадюкиной: я говорила Снежной Королеве только то, что действительно думала и всегда с неподдельным интересом выслушивала истории про попугая и прочую живность. Причем, задавала наводящие вопросы и так сожалела о случившемся, что даме первой надоедал этот маскарад и Королева напрямую выкладывала, что же ей нужно. Но на этот раз она была как-то встревожена, что ли. Вернее, видно, что Королева сомневается в правильности своего поступка и хочет сказать (вот это да!) мне правду!

— Милая моя девонька! Ты знаешь, что все факсы вашего отдела складываются во второе отделение приемной. Но тут вот что происходит. На имя Главного из-за границы стали приходить какие-то факсы на английском, арабском и еврейском… Я решила показать их тебе…

— Да, но я не знаю еврейского, дорогая Королева.

— Зато есть предположение, что эти факсы предназначются не для Его Величества Шефа, а для тебя, моя девочка. Они — гм, — ну… в общем, несколько нерабочего смысла…

Я встрепенулась. Неужели одноклассники в кибуцу решили вспомнить про мой день рождения и написали что-то на иврите типа «Белла, не ломайся, не рассказывай мне майсы»… Интересно. Мы вошли в приемную, из гигантских окон которой на нас с укором смотрел розовеющий в понедельничьем утре Кремль, просыпающийся после удушающей тягомотины выходных. Возле стены с факсами стояли лотки и полки с папочками. Снежная Королева взяла розовенькую — такую я еще не видела — и протянула мне первый листок. На нем красовалось огромное сердце и после названия моей конторы, накарябанном, словно подвыпившим эльфом, впервые взявшимся за человеческий алфавит, читалось следующее на арабском и английском:

«Любовь моя, радость моя, Катрин!

Невозможно жить без тебя ни секунды! Ты теперь моя жена перед Господом! Как же ты могла меня бросить? Как ты можешь работать и жить без меня, если я, кого ты так страстно целовала и называла лучшим мужчиной во Вселенной, так огрочен? Позвони мне любимая и успокой мое разбитое сердце».

Я побелела. Какой тут кибуцу? Это был Ваэлькин стиль общения. Да и сердце внизу, разорванное на две половинки, в одной из которых трепыхалась Катрин, а из другой выглядывал мужчина мечты белой женщины, были подписаны этими именами. Представить себе лицо Главного, которому поднесли его дуры-секретарши такое воззвание, я не смогла — мозг просто заблокировал такую картинку ради самосохранения.

— И ОН читал ЭТО? — прошептала я из последних сил.

— Не только это. ЭТОГО у нас тут вылетает из факса с пятницы по двадцать раз в день…

Вот тут тебе и розочки с голубками и надписью «целую тебя моя радость во все места», и стрелы Амура, и даже фото с копией паспорта и требованием срочно выслать приглашение. Заметь, дорогая, что все приходило с надписью на имя Конторы и незамедлительно передавалось Шефу. Так как секретарей пугал настойчивый голос, говоривший с сильным акцентом по-английски, он требовал срочно передать адресату факсы и даже просил узнать реакцию после прочтения…

Ну конечно! Я же оставила своему мальчику визитку на английском! И там первым номером были факсы в приемной, а уж потом шли мои личные реквизиты. Парень слаб в английском. Видно, добрался до почты и живет там с пятницы, надеясь услышать мою реакцию — а все эти дни с моего отлета в Москву любовные сообщения с интересом читает Главный…

Я улыбнулась и поблагодарила Королеву — она, выйдя в понедельник на работу выслушала всю информацию о событиях от подчиненных и недоуменные вопросы шефа, который никак не признавал в посланнике страстных факсов своего личного поклонника, — голубых в нашей Конторе отродясь, в отличие от алкоголиков, не водилось. Снежная Королева сразу же завела для моих личных писем новенькую розовенькую папочку и положила ее под папку главного — иначе любопытные секретарши других подразделений вполне могут сунуть нос в чужие факсы и переписку. А так Аура Великого Небожителя — Самого начальника — берегла мои секреты. Слава ЦК КПСС и их выучке!

Глава 5. Шелковые сети любви

Я завела себе на работе солнечные очки. Огромные капли Прада скрывали истину от сослуживцев. Уткнувшись взглядом в заледенелое окно, я уплывала душой в рай, где смуглый красавец нежно гладил мои длинные косы и терся носом о мой носик. Кстати, у многих народностей до сих пор такой жест — приветствие. А мы просто дурачились. Вот мы ныряем с яхты за дельфинами, которых я страшно боюсь, а он ловит их за хвосты, вот бросаемся друг в друга папайей и играем кокосом в водное поло. Тихо. В раю не бывает шумно. Любовь и Счастье предпочитают мелодию Природы, а не рэп.

Набираю в очередной раз его номер. Контора скоро раззорится на моих звонках. Слышу встревоженный голос — уже два часа, как я не выходила связь.

— Мой ангел, люблю, помню, скучаю. А ты меня любишь?

Странно, как взрослые успешные люди преображаются в идиотов, когда их ловит в свои шелковые сети любовь. Ну что может случиться за пару часов? Однако, надо срочно уточнить — любит ли, любит ли так же сильно или даже еще сильне… Только после этого можно вернуться в реальность и пытаться сообразить, что требует от тебя Контора.

— Нет, это невыносимо! — Стол напротив оживает, и моя подруга-сослуживица впивается в мои темные очки взглядом. У Щукиной тоже роман. С очень известным литератором. Только летать в Питер легче, чем на край света, на острова, где тоскует мой мальчик.

Подруга закуривает. В нашем Уголке Наивного Искусства добились права курить за рабочим столом, точнее компьютером. Иначе работа была бы парализована. Я молчу. Очки надеты в основном из-за слез, которые подло льются у меня уже который день.

— Щукина, он же меня забудет! Он — такой молодой и красив, а мне уже сорок стукнуло. И нашему счастью вообще нет места в этом мире. Помнишь фильм «Колдунья» с Мариной Влади? Когда ее из леса привезли в Париж… Ничего не вышло у них. Так и у нас. Он — дитя природы, счастливого забытого мира, где от цивилизации всего-то кола и факсы с мобильными. А я — на такой работе, такая карьера. Не поеду же я к нему под бананами всю жизнь сидеть. За что так меня Судьба? Ведь я клялась никогда больше не влюбляться! Наверное, это предклимакс…

Щукина многозначительно подняла глаза к потолку и сказала, что нам пора. Это не означало помолиться или что-то высокое. Просто на самом верху нашей Конторы находился спасительный бар, в котором круглые сутки стряхивали с себя будничные проблемы наши коллеги. Мы молча вышли из комнаты, бросив секретаршам, чтоб ничего не передавали Гадюкиной и вознеслись на лифте к небесам, то бишь к алкоголю. Приткнувшись за стеной аквариума, мы черпали откровение в бокале коньяка и делились своими безвыходными любовными ситуациями. Щукина не могла развести своего гения, так как он женился на жене умершего друга и усыновил всех их детей, а теперь вот впервые влюбился. И как теперь? Но на фоне моих проблем, весь ее питерский клубок казался детскими шалостями новорожденного Амура. Повторив Хеннесси, мы пришли к выводу: девичье счастье мимолетно, пора думать о себе, а не о Конторе и решили рвануть — была, не была — буквально сейчас к своим родным мужчинам. Щукина готова забрать свего гения в Анапу, а мне придется выкручиваться — ведь путевка была одна!

Я никогда не брала левый больничный. Мне всегда нравилось работать. Но сейчас ситуация требовала нейтрализовать чуткую Гадюкину, и я пошла в поликлинику.

Пришло время познакомиться с участковым. Отсидев дикую очередь (неужели так много сачков в столице нашей родины?) я внимательно рассмотрела врачиху. Пегие волосы с каре (истинная москвичка!), аккуратно подрезанные, не знающие укладки волосы, цепкие глаза и наивная розовая помада на пергаментном лице старухи. Трудно, ох как трудно, будет сказать ей всю правду. Особенно в присутствии толстухи-медсестры. Имя у моей врачихи — не забалуешь — Карелия Эрнестовна. Сто раз перепутав имя, я все же дрожащим голосом сообщаю ей о своих мнимых болячках. Воодушевленная новым пациентом, Эрнестовна с энтузиазмом Пржевальского, нашедшего новую кобылку, щупает пульс, заставляет делать приседания и колотит по коленям молоточком. Дойдя до исступления, повелевает толстухе рядом выяснить, можно ли сейчас сделать мне кардиограмму. Наконец, дверь надежно захлопнулась, и мы остались одни.

— Валерия Кареловна, любили ли вы так, что начинали болеть? — выпалила я.

— Поймите, Эрнестина Валерьевна, что все мои болячки из-за сломленной психики. Я люблю темнокожего островитянина, который хочет на мне жениться. Мне срочно надо улететь к нему. Через два дня свадьба.

На стол к заинтересовавшейся врачихе ложится портретик Вашингтона. И коробка «Рафаэлло». И Мадемуазель Коко. И еще тысяча рублей, свернутая трубочкой в календарике нашей Конторы.

— Венедикция Карповна, умоляю, спасите Любовь! Вы будете тем ангелом, что соединит сердца двух любящих, дайте мне ради всего святого, больничный на две недели!

Врачиха зарумянилась и неожиданно вспомнила свой роман со студентом универститета Дружбы народов, случившийся полвека назад. Судя по эмоциональности воспоминаний, школяр из детища Лулумбы был неотразим, и мне старожилка отечественной медицины одним росчерком выписала больничный, на прощание прошептав, что кто-то, очень похожий на меня, должен приходить раз в четыре дня отмечаться в поликлинике.

Храни Бог всех наших участковых врачей — сколько тайн они скрывают, припасая только для Всевышнего, сколько судеб им удалось спасти от унижения, позора, скольких они сделали счастливыми…

Глава 6. Моей любви не место в нашем мире

Он целовал стекло багажного отеления, пока я ждала своей очереди выйти из московской зимы на Солнце. Наплевав на туземные приличия, мы обнялись и, поймав рикшу, поехали в съемную студию. По правде говоря, снимать такую неженатым было запрещено местным законом, но Ваэлька чудесным образом подружился с привратником одного роскошного дома для богатых иностранцев. Тот за символическую плату сдал нам на свой страх и риск вполне европейское жилье. Что в нем было сделано очень удобно — так это то, что кровать практически утыкалась в стенку душа. Помылся — в постель, порадовался любви — под брызги воды, немой свидетельницы нашей любви… Мы потеряли счет часам, отрываясь друг от друга на несколько минут и весело прыгая под тонкими колючими струйками теплого душа. За ставнями раздался свист:

Дата добавления: 2015-08-28