Уффе не ответил. Он сосредоточенно покидал противни один на другой, а затем тяжело опустился на стул. Все это начинало ему чертовски надоедать. «Покажи мне Танум» не отвечал его ожиданиям, во всяком случае, пока. До него только теперь дошло, что ему действительно придется работать по-настоящему. Явный недочет в протоколе. Уффе еще никогда не пробовал честно отпахать целый рабочий день. До сих пор кое-какие взломы квартир, скромный грабеж и тому подобные делишки давали средства к существованию неработающему человеку — разумеется, не особо шикарному, он ведь отваживался только на мелкие преступления — но вполне удовлетворительному, поэтому можно было не вкалывать. И вот он угодил сюда. Даже жизнь на острове была легче — там он мог целыми днями валяться на солнце и трепаться с другими участниками. Периодически возникали какие-то соревнования и конкурс на роль Робинзона, а в остальном — чистая халява. Конечно, блин, ему все время хотелось жрать, но переносить голод оказалось куда легче, чем он предполагал.
Остальные участники шоу «Покажи мне Танум» тоже не оправдывали его ожиданий. Сплошные придурки. Этот чертовски примерный Мехмет, который совершенно добровольно вкалывает в пекарне как зверь. Калле, участвующий в шоу только для того, чтобы продолжать оставаться королем дорогих кабаков Стокгольма. Тина — такая высокомерная и надменная, что ее все время хочется поставить на место. А Йонна — чертова неудачница. Ее стремления резаться он просто не понимал. И в довершение всего — Барби. Лицо Уффе помрачнело. С этой сукой он еще разберется. Если она думает, что ей что-либо сойдет с рук, то здорово ошибается. Услышанное сегодня утром утвердило его в мысли о необходимости перекинуться парой слов с этой напыщенной силиконовой телкой.
— Уффе, ты сегодня собираешься работать? — Симон смотрел на него с вызовом, и Уффе со вздохом поднялся со стула.
Он ухмыльнулся в сторону висящей камеры и вышел в магазин. Придется принести себя в жертву и немного повкалывать. Но вечером… вечером он задаст Барби жару.
Уходя с работы, Мельберг задержался возле кабинета Хедстрёма. У Патрика сидел Мартин, и, казалось, они оба были очень заняты. По всему столу валялись бумаги, и Мартин что-то записывал в блокнот, Патрик разговаривал по телефону, прижав трубку к уху плечом, чтобы иметь возможность одновременно рыться в лежавших перед ним листах. Какое-то мгновение Мельберг обдумывал, не зайти ли узнать, что их так занимает, но по зрелом размышлении решил, что не стоит. У него есть дела поважнее, а именно пойти домой и привести себя в порядок перед свиданием с Роз-Мари. Они встречаются в ресторане «Постоялый двор» в семь часов, значит, на то, чтобы приобрести максимально презентабельный вид, у него есть два часа.
После короткой прогулки до дома Мельберг тяжело дышал — приходилось признать, что его физическая форма далека от желаемой. Войдя в квартиру, он на мгновение окинул ее взглядом стороннего наблюдателя. Он и сам видел, что это никуда не годится. Если предположить, что удастся организовать тут небольшое ночное свиданьице, то необходимо что-то предпринять. Все его тело и голова решительно возражали против идеи уборки, но, с другой стороны, у него редко бывал такой хороший стимул. Ему казалось на удивление важным произвести на женщину, с которой он сегодня встречается, хорошее впечатление.
Часом позже он, тяжело дыша, опустился на диван, подушки которого были выбиты впервые с момента попадания к нему в квартиру. Мельберг прекрасно понимал, почему уборки производились так редко: это просто-напросто требовало слишком больших усилий. Однако, оглядев квартиру, он смог лишь констатировать, что они не пропали даром и почти сотворили чудо. Теперь жилье выглядело вполне пристойно. У него имелась кое-какая приятная мебель, унаследованная из родительского дома, и, когда ее освободили от обычного слоя пыли, у нее оказалась недурная отделка. Затхлый запах, шедший от давно немытой посуды и прочих залежей, который буквально бил в нос, Мельбергу удалось изгнать проветриванием, а мойка, обыкновенно забитая посудой, сияла, как весеннее солнце. Теперь можно с чистой совестью пригласить сюда женщину.
Посмотрев на часы, Мельберг поспешно встал. До встречи с Роз-Мари оставался час, а он весь в поту и покрыт пылью. Придется действовать быстро. Он достал одежду, которую собирался надеть. Выбор был не так велик, как ему бы того хотелось, а при ближайшем рассмотрении и вовсе оказалось, что большинство рубашек и брюк покрыты разного рода пятнами и уже давно не видели утюга. Под конец он методом исключения выбрал рубашку в синюю и белую полоску, черные брюки и красный галстук с Дональдом Даком, который находил весьма пикантным. И красный цвет, на его взгляд, был ему к лицу. Брюки, однако, принадлежали к категории неглаженых, и Мельберг ненадолго задумался над тем, как эту проблему решить. Он обыскал всю квартиру, но утюг блистал своим отсутствием. Взгляд упал на диван, и тут его посетила гениальная идея. Он быстро скинул подушки-сиденья на пол и аккуратно разложил брюки как можно ровнее. Конечно, под подушками оказалось не слишком чисто, но этот вопрос вполне мог подождать. Основная масса пыли, похоже, потом уберется щеткой. Он положил диванные подушки обратно и пять минут на них посидел. Если посидеть еще пять минут после душа, то брюки наверняка будут как свежевыглаженные. Мельберг с удовлетворением отметил, что, к счастью, не превратился в беспомощного холостяка и еще умеет найти выход из положения.
Народ начинал стекаться к краевому клубу, где должна была состояться дискотека. Кровати участников шоу вынесли, а личные вещи заперли в отдельном помещении. В зал пока никого не пускали, и очередь все дальше растягивалась по парковке. Девушки стояли, подпрыгивая на месте, чтобы не замерзнуть, а холодный весенний ветер изо всех сил старался заставить их пожалеть о том, что они надели самые коротенькие юбки и майки с самыми большими вырезами. Всех стоявших в очереди объединяло написанное на лице предвкушение: ведь предстояло самое крутое за все последнее время мероприятие. Молодежь съехалась со всего округа и даже из городков, лежащих за его пределами, — из Стрёмстада и Уддеваллы. Все с нетерпением смотрели на дверь, ожидая, что она вот-вот откроется. А за ней — их герои, их идолы, те, кому удалось достичь того, о чем мечтал каждый, — стать знаменитостью, получать приглашения на вечеринки с участием других знаменитостей, засветиться по телевизору. Может, им самим сегодня вечером выпадет шанс оттянуть на себя немного звездного блеска, как-нибудь привлечь к себе внимание камер, как той девице в шоу «Покажи мне Тёребуду». Ей удалось закрутить роман с Андреасом из «Бара», и потом ее показывали в нескольких сериях. А что, если вдруг выпадет такая удача? Девушки нервно поправляли одежду, вынимали из сумочек блеск для губ и накладывали еще один слой. Они взъерошивали и поливали лаком волосы, пытаясь разглядеть результат в маленькие зеркальца. Все пребывали в напряжении.
Увидев выстроившуюся за окном очередь, Фредрик Рен рассмеялся.
— Гляньте-ка, ребята! А вот и статисты. Из этого вечера надо извлечь максимум, о'кей? Не сдерживайте себя, пейте и зажигайте на полную катушку, делайте все, что душе угодно. — Его глаза сузились. — Только следите за тем, чтобы все происходило перед камерами. Чтоб никто у меня не сваливал и не пытался развлечься самостоятельно. Иначе может встать вопрос о разрыве контракта.
— Блин, ты вещаешь прямо как Дринкеншерна,[18] — сказал Калле.
Многие согласно захохотали. Только Йонна еще ни разу не участвовала в его печально известных турне по барам.
Фредрик улыбнулся, но его глаза сохраняли полную серьезность.
— Ладно, не буду вдаваться в подробности, но мне, во всяком случае, совершенно ясно, чего мы хотим тут достичь, а именно веселья. Вас выбрали потому, что вы знаете, как зажигают, в этом и состоит ваша задача. Смотрите не забывайте! Мы швыряем кучу денег на подобную продукцию не исключительно ради того, чтобы вы шестеро могли немного повеселиться, выпить на халяву и увеличить счет своих сексуальных побед. Вы здесь для того, чтобы работать…
— Какого же хрена среди нас торчит Йонна? — Уффе захохотал и оглядел группу в поисках поддержки. — Она не смогла бы зажечь даже дом для престарелых…
Остальные к его дикому хохоту уже успели привыкнуть, а Йонну он совершенно не волновал. Она не отрывала взгляда от собственных коленей.
— Йонна невероятно популярна среди девочек в возрасте от четырнадцати до девятнадцати. Многие ее узнают, поэтому мы решили включить ее в группу.
Фредрик обращался ко всем, хотя в глубине души не мог не признать правоту Уффе. Среди прочих она представляет собой черную дыру и просто вгоняет в депрессию. Но решение о ее участии в шоу принималось поверх его головы, так что оставалось терпеть.
— Ладно, все поняли, что от вас требуется? Вечеринка, вечеринка и еще раз вечеринка! — Он приглашающе указал на приготовленный стол с напитками. — И еще: давайте дружно поддержим Тину, когда она станет представлять свою песню. Согласны? — Он пристально посмотрел на Уффе, который только фыркнул.
— Да, да, как же иначе. Можно наконец начинать пить?
— Пожалуйста, — с улыбкой ответил Фредрик. Его зубы сверкнули белизной. — Так постараемся же, чтобы шоу получилось классным! — Он поднял вверх оба больших пальца.
Разрозненное бормотание подтвердило, что его услышали. Затем молодежь накинулась на стол с напитками.
Стоящих в очереди начали впускать внутрь.
Когда Патрик вернулся домой, Анна готовила ужин, а Эрика сидела с детьми в гостиной и смотрела по телевизору детскую программу. Майя радостно взмахивала руками каждый раз, как в кадре появлялся медведь, а Эмма и Адриан, казалось, пребывали в трансе. У Эрики громко забурчало в животе, и она жадно принюхалась. Из кухни пахло тайской едой. Анна пообещала приготовить что-нибудь вкусное и некалорийное, и, судя по запаху, во всяком случае в отношении первого обязательства, она слово сдержала.
— Привет, дорогой, — сказала Эрика, улыбаясь заглянувшему в гостиную Патрику. Вид у него был усталый, а когда она присмотрелась повнимательнее, оказалось, что он умудрился еще и где-то испачкаться. — Чем ты сегодня занимался? Ты выглядишь немного… потрепанным, — поинтересовалась она, указывая на его рубашку.
Патрик посмотрел на свою грязную одежду, вздохнул и начал расстегивать пуговицы.
— Я копался в нашем пыльном архиве. Пойду быстренько приму душ и переоденусь, а потом расскажу подробнее.
Эрика увидела, что он поднимается по лестнице в спальню, и пошла на кухню к Анне.
— Патрик пришел? Мне показалось, что дверь хлопнула, — спросила та, не отрывая взгляда от кастрюль.
— Да, Патрик. Но он отправился наверх, чтобы принять душ и переодеться. Похоже, ему сегодня пришлось здорово попотеть на работе.
Тут Анна подняла взгляд.
— Тогда помоги мне накрыть на стол. Когда он вернется, все будет как раз готово.
Расчет оказался верен. Патрик спустился с лестницы, с мокрыми волосами и в домашней одежде, как раз когда Анна ставила на стол кастрюлю.
— Мм, как вкусно пахнет, — сказал он, улыбаясь свояченице. Теперь, когда она вернулась к жизни, атмосфера в доме полностью переменилась.
— Это тайское жаркое, приготовленное на обезжиренном кокосовом молоке. А к нему рис-сырец и овощи, поджаренные на сковородке вок.
— Откуда такое рвение к здоровой пище? — скептически поинтересовался Патрик, который уже засомневался в том, что еда окажется такой же вкусной, как шедший от нее запах.
— Твоей будущей жене захотелось, чтобы вы оба великолепно выглядели, когда пойдете к алтарю. «План фантастик» вступает в действие.
— Ну, что-то в этом есть, — согласился Патрик, немного подтянув футболку, чтобы скрыть наметившийся в последние годы животик. — А дети? Они с нами есть не будут?
— Нет, им вполне хорошо у телевизора, — ответила Анна. — Зато у нас будет шанс посидеть спокойно.
— А Майя? Она там справится сама?
— Какая же ты наседка, — засмеялась Эрика. — Она вполне в силах немного посидеть самостоятельно. Можешь не сомневаться: если Майя что-нибудь натворит, Эмма сейчас же пожалуется.
Будто в ответ на ее слова, из гостиной послышался тоненький голос:
— Эрика-а-а, Майя трогает видео!
Патрик со смехом встал.
— Я разберусь. Садитесь и начинайте есть.
Они услышали, как он ругает Майю, но затем, воспользовавшись случаем, целует ее. Старшим детям тоже досталось по поцелую, и когда Патрик вернулся и снова сел за стол, на душе у него вроде стало легче.
— Ну, над чем же ты мучился весь день?
Когда Патрик кратко рассказал о случившемся, Анна с Эрикой обе опустили вилки и посмотрели на него с восхищением.
— Но какую ты видишь связь? — Эрика заговорила первой. — И что вы будете делать дальше?
— Всю вторую половину дня мы с Мартином звонили в разные места и собирали информацию, — прожевав, ответил Патрик. — В понедельник мы собираемся заняться этим вплотную.
— А в выходные ты свободен? — с радостным удивлением спросила Эрика. Слишком уж многие выходные дни сводились на нет рабочим графиком Патрика.
— В виде исключения — да. Те, с кем мне надо поговорить, до понедельника, все равно недоступны. Так что, девушки, в эти выходные я в вашем распоряжении! — Он широко улыбнулся, и Эрика не могла не улыбнуться в ответ.
Как быстро на самом деле все произошло. Казалось, что они зажили вместе только вчера, и в то же время будто так всегда и было. Порой она забывала о том, что когда-то жила без Патрика. А через несколько недель они поженятся. Из гостиной доносится воркование их маленькой дочки. Теперь, когда Анна начинает вставать на ноги, она опять могла всему этому радоваться.
Она уже сидела за столиком, когда он вошел, опоздав на десять минут: брюки, которые он разглаживал при помощи диванных подушек, оказалось не так легко отчистить. В частности, сзади приклеился большой кусок использованной жевательной резинки, и ему потребовалось привлечь всю свою целеустремленность и очень острый кухонный нож, чтобы ее отодрать. После того как по ткани прошелся нож, она, конечно, выглядела несколько потрепанной, но если хорошенько потянуть вниз пиджак, то, пожалуй, ничего видно не будет. Он кинул последний взгляд на сверкающую поверхность вставленного в раму зеркала и убедился, что все в порядке. В этот вечер он особенно тщательно уложил на лысине прядь волос: нельзя было допустить, чтобы просвечивал хоть малейший кусочек сверкающей голой черепной коробки. В итоге Мельберг мог с удовлетворением констатировать, что с честью вышел из борьбы со своим возрастом и потерями по части волос.
При виде ее сердце забилось чаще, и это его вновь удивило. По правде говоря, у него давненько так не стучало в груди. Что же в облике этой немолодой полноватой женщины оказывало на него такое воздействие? В голову приходили только глаза — самые голубые из всех, какие ему доводилось видеть, оттененные подкрашенными в рыжеватый цвет волосами, они буквально светились. Он смотрел на нее как зачарованный и поначалу даже не среагировал на протянутую ему руку. Но потом пришел в себя и, словно со стороны, увидел, как на старинный манер склоняется, берет руку и запечатлевает на ней поцелуй. На мгновение он почувствовал себя идиотом и не мог понять, как ему такое пришло в голову. Однако затем он увидел, что приглашенная дама, похоже, оценила его жест, и в животе распространилось теплое и приятное ощущение. Все-таки навыки этикета никуда не делись. Он еще знает, за какой конец тянуть веревочку.
— Как здесь мило. Я тут впервые, — мягко сказала она, пока они тщательно изучали меню.
— Заведение первоклассное, можешь не сомневаться, — заявил Мельберг, выпятив грудь, словно «Постоялый двор» являлся его собственностью.
— Да, это сразу видно. — Ее глаза скользили по означенным в меню лакомствам.
Мельберг тоже взглянул на ассортимент и на мгновение ощутил панику, увидев цены. Но потом он встретился взглядом с Роз-Мари, и беспокойство в желудке улеглось. В такой вечер деньги значения не имеют.
Она посмотрела в окно на краевой клуб.
— Кажется, там сегодня намечается большое веселье?
— Да, все из-за этого реалити-шоу. Обычно нас такие сборища минуют. Окрестная молодежь, как правило, развлекается в Стрёмстаде. С основными последствиями в виде пьянства и прочей мерзости разбираться приходится тамошним коллегам.
— Вы ожидаете, что возникнут проблемы? Тебе правда не надо работать этим вечером? — с озабоченным видом спросила Роз-Мари.
Мельберг приосанился и чуть больше выпятил грудь. Приятно ощущать свою важность в присутствии красивой женщины. С тех пор как его незаслуженно перевели в Танумсхеде, такое случалось слишком редко. Здешний народ почему-то никак не мог оценить его по достоинству.
— Я отправил двух человек приглядывать за этим цирком, — сказал он. — Так что мы спокойно можем поесть и пообщаться. Хороший начальник знает, как распределить обязанности, а я смею утверждать, что это одна из моих сильных сторон.
Улыбка на лице Роз-Мари показывала: она не сомневается в том, что он прекрасный начальник. Вечер обещал быть действительно очень приятным.
Мельберг еще раз взглянул на здание клуба, но потом выбросил тамошнее мероприятие из головы. Пусть им занимаются Мартин с Ханной, а у него есть более приятное занятие.
Перед тем как выйти на сцену, она, насколько позволяли обстоятельства, порепетировала. Конечно, петь ей предстояло под фонограмму, и достаточно было открывать рот, держа в руках микрофон. Но кто знает, как все пойдет: однажды в Эребру фонограмма внезапно остановилась, а поскольку Тина как следует не распелась, пришлось петь вживую хриплым голосом. Попадать в такую ситуацию снова ей не хотелось.
Тина знала, что остальные над ней украдкой посмеиваются. Честно говоря, ей это здорово мешало, но, с другой стороны, большого выбора у нее не было — оставалось только выйти на сцену и показать, на что она способна. Ведь это ее шанс, открывавший путь к карьере певицы, а певицей она мечтала стать с детства: долгими часами простаивала перед зеркалом, подпевая популярным певцам, со скакалкой или тем, что имелось под рукой, вместо микрофона. Благодаря «Бару» она получила возможность доказать, чего стоит. Перед тем как попытать счастья в «Баре», Тина пошла на прослушивание для «Идола», но воспоминание об этом по-прежнему причиняло ей боль. Идиоты из жюри ее безжалостно зарезали, и этот провал вновь и вновь демонстрировался по телевизору. Они, в частности, сказали, что она умеет петь так же плохо, как Свеннис[19] хранить верность. Поначалу она толком не поняла, что они имеют в виду, и продолжала стоять с проклятой нелепой улыбкой. Потом этот старикашка Клаббе[20] заржал и заявил, что ей следует устыдиться, отправляться домой и не чирикать. Не слишком остроумно, но она, по крайней мере, поняла, что он хочет сказать. Унижение продолжилось, когда она, едва не плача, упорно смотрела на них, пытаясь заставить их взять свои слова обратно, объяснить им, что до этого все только и говорили, что у нее прекрасный певческий голос. Ведь папа с мамой всегда слушали ее со слезами на глазах. Они так ею гордились. Вся ее прежняя жизнь никак не предвещала полного провала. Она так радовалась, стоя в очереди тем ранним утром, победоносно посматривала по сторонам, уверенная в том, что непременно окажется среди отобранных, одной из тех, чья песня до глубины души растрогает члена жюри Кишти.[21] Она так старательно выбирала песню — «Без тебя» своего главного идола Мэрайи Кэрри, — чтобы произвести на них впечатление. Она споет ее так, что члены жюри просто описаются от восторга, и потом у нее начнется новая жизнь. Она так ясно себе ее представляла: тусовки знаменитостей и истерия вокруг «Идола», летние гастроли и клипы на MTV в точности как у Дарина.[22] Ей требовалось только прийти на прослушивание и показать свое превосходство над остальными. А получилось наоборот: ее раз за разом подвергали унижению и осмеянию. Приглашение продюсеров «Бара» показалось просто даром свыше — оно давало ей шанс, который она не намеревалась упускать. Со временем ей удалось также выведать, что послужило причиной провала с «Идолом» — разумеется, грудь! Ее пение им понравилось, но они не захотели включать ее в группу, потому что понимали — она не добьется успеха, раз у нее нет остального, что требуется, а в случае девушек это чаще всего означало большие сиськи. Поэтому, едва начав сниматься в «Баре», она решила копить деньги, откладывать каждую попадавшую ей в руки монету до тех пор, пока не накопит на увеличение груди. Как только у нее будет размер Д, ничто уже не сможет ей помешать.
Но краситься в блондинку Тина не собиралась. Всему есть предел. Она ведь все-таки девушка с головой.
Вылезая из кабины мусороуборочной машины, Лейф тихонько напевал. Обычно он ездил только в районе Фьельбаки, но из-за эпидемии желудочного гриппа ему приходилось заменять коллег, работать большее количество часов и расширять радиус действия. Правда, его это не особенно расстраивало. Свою работу он любил, а мусор есть мусор, где его ни подбирай. Даже к запаху Лейф с годами привык, и мало что теперь заставляло его морщить нос. К сожалению, притупившееся обоняние не давало ему возможности с прежней остротой чувствовать и запах теплых булочек с корицей или духов красивой женщины, но с этими лишениями приходилось мириться. Он ходил на работу с удовольствием, а похвастаться этим могут не многие.
Лейф натянул большие рабочие рукавицы и нажал кнопку на панели управления. Зеленая мусороуборочная машина с пыхтением и сопением стала опускать плечо рычага, чтобы затем поднять в воздух мусорный контейнер и сбросить его содержимое прямо под пресс. Обычно Лейф проделывал данный маневр, не выходя из машины, но этот контейнер немного неудачно стоял, поэтому пришлось вылезти и переместить его в удобное положение. Оставаясь снаружи, Лейф наблюдал за тем, как машина поднимает контейнер. Было по-прежнему очень рано, и на него напала зевота. Обычно он не засиживался вечером допоздна, но накануне его оставили присмотреть за мальчишками — обожаемыми внуками, — и он позволил им чуть слишком долго проказничать. Но это того стоило — роль дедушки очень украшала его жизнь.
Он выдохнул и понаблюдал за тоненькой струйкой белого пара, устремившейся в небо. Черт, как холодно, хоть уже и апрель. Однако погода может быстро перемениться. Лейф оглядел окрестности, в основном заполненные дачными домиками. Скоро тут закипит жизнь. Придется опорожнять каждый контейнер, а из них, как всегда, повалятся очистки от креветок и бутылки из-под белого вина, которые народ окажется не в силах дотащить до пунктов приема стеклотары. Всегда одно и то же. Кажинное лето.
Снова зевнув, он посмотрел на поднятый в воздух контейнер — тот как раз повернулся и вывалил содержимое в машину. Лейф застыл на месте. Черт возьми!
Бросившись к кнопке, он заставил пресс остановиться, а затем достал мобильный телефон.
Патрик тяжело вздохнул. Суббота приняла не совсем такой оборот, как он рассчитывал. Он опять вздохнул, еще тяжелее, и обреченно огляделся. Платья, платья и снова платья. Тюль, банты, паетки и черт знает что еще. Слегка вспотев, Патрик потянул за воротник напяленного одеяния, явно предназначенного для пыток. Оно кусалось, слишком обтягивало в странных местах, и в нем было жарко, как в портативной сауне.
— Ну? — критически оглядывая его, спросила Эрика. — Как тебе? Сидит нормально? — Она обернулась к даме, которая владела магазином и явно очень обрадовалась, когда Эрика появилась там, волоча его за собой. — Надо немного укоротить, брюки, похоже, длинноваты, — сказала будущая супруга и снова повернулась к нему.
— Мы это устроим, никаких проблем. — Дама наклонилась и начала втыкать в подгиб булавки.
— Он должен быть таким… облегающим? — Патрик немного скривился и снова потянул за воротник. Ему казалось, что его лишили воздуха.
— Фрак сидит отлично, — прощебетала дама, проявив при этом чудеса ловкости, поскольку в уголке рта у нее были зажаты две булавки.
— Мне только кажется, что он чуть слишком обтягивает, — сказал Патрик, умоляюще глядя на Эрику в поисках хоть какой-то поддержки.
Но пощады явно ждать не приходилось. Она улыбнулась, как ему показалось, дьявольской усмешкой и лишь изрекла:
— Ты великолепен! Ты же хочешь выглядеть на нашей свадьбе самым лучшим образом?
Патрик задумчиво посмотрел на будущую новобрачную: сейчас в ней проявилось нечто, заставившее его насторожиться. Возможно, на женщин так влияет магазин свадебной одежды. Самому ему хотелось бежать отсюда как можно дальше. Он обреченно понял, что быстро выбраться из магазина ему может помочь только одно, и, приложив максимум усилий, выдавил из себя улыбку, не обращенную ни к кому конкретно.
— Да, — подтвердил он, — мне кажется, что я действительно начинаю чувствовать себя в нем прекрасно! Значит, берем!
Эрика радостно всплеснула руками. Патрик в тысячный раз задался вопросом, почему свадьба так влияет на женщин, что они начинают прямо сиять. Конечно, ему тоже очень хотелось жениться, но он предпочел бы сделать это как-то попроще. Хотя и не мог отрицать, что обращенный к нему счастливый взгляд Эрики грел ему сердце. Ведь главное в его жизни все-таки видеть Эрику счастливой, и если для этого требуется, чтобы он ходил в теплом, кусающемся костюме пингвина, так тому и быть. Патрик наклонился и поцеловал ее в губы.
— Ты думаешь, с Майей все в порядке?
— У Анны все-таки есть двое собственных детей, так что она, уж наверное, способна присмотреть еще за одним, — засмеялась Эрика.
— Но ведь ей сейчас приходится смотреть за тремя детьми. А что, если ей понадобится побежать за Адрианом или Эммой и Майя выскользнет на улицу…
— Прекрати, — перебила его Эрика. — Я присматривала за всеми троими целую зиму, и ничего не случилось. Кроме того, Анна говорила, что собирался заглянуть Дан. Тебе явно не о чем беспокоиться.
Патрик расслабился. Эрика права. Но он вечно боялся, что с дочкой что-нибудь случится, — возможно, из-за всего того, на что нагляделся на работе. Ему было слишком хорошо известно, в какие ужасные ситуации могут попадать люди, и в частности дети. Он где-то читал, что после появления собственного ребенка человек живет, будто с приставленным к виску заряженным пистолетом. Это во многом справедливо. Тебя все время не отпускает страх, повсюду видятся опасности. Но сейчас надо постараться выбросить эту мысль из головы. С Майей все в порядке, а им с Эрикой выдался редкий случай побыть вдвоем.
— Может, пообедаем где-нибудь? — предложил он, когда они расплатились и распрощались с хозяйкой. На улице их лица сразу ощутили тепло весеннего солнца.
— Прекрасная идея! — отозвалась Эрика и радостно взяла его под руку.
Они не спеша двинулись по торговой улице Уддеваллы, присматриваясь к имевшимся там заведениям, и под конец выбор пал на тайский ресторанчик, расположенный на одной из поперечных улиц. Они как раз собрались зайти в помещение, откуда веяло запахом карри, когда у Патрика зазвонил телефон. Патрик посмотрел на дисплей. Черт, с работы.
— Только не говори… — начала было Эрика, устало замотав головой. По выражению его лица она сразу поняла, откуда ему звонят.
— Я должен ответить, — сказал он. — Ты пока заходи, наверняка ничего серьезного.
Эрика что-то скептически забормотала, но все-таки подчинилась. Патрик остался снаружи и, отвечая, сам услышал в своем голосе недовольство.
— Да, это Хедстрём. — Раздражение на его лице быстро сменилось недоверием. — Черт возьми, Анника, что ты такое говоришь? В мусорном контейнере? Кто-то уже выехал? Мартин? О'кей. Сейчас буду. Но я в Уддевалле, так что мне потребуется некоторое время. Дай мне точный адрес. — Он покопался в кармане в поисках ручки, нашел ее, но за неимением бумаги записал адрес на ладони.
Потом нажал кнопку отбоя и глубоко вздохнул. Ему очень не хотелось сообщать Эрике о том, что обед отменяется и они едут прямо домой.
~~~
Иногда ему вроде бы вспоминалась другая, та, что была не столь мягкой и красивой, как она. Другая, обладавшая таким холодным и непреклонным голосом. Словно твердое и острое стекло. Как ни странно, иногда ему этого голоса не хватало. Он спрашивал сестру, помнит ли она ее, но та лишь мотала головой. А потом брала свое одеяло — мягкое, с маленькими розовыми мишками — и крепко прижимала к себе. И он видел, что сестра, конечно же, помнит, тоже помнит. Воспоминание таилось где-то глубоко — в груди, не в голове.
Однажды он попытался спросить об этом голосе. Где он сейчас? Кому принадлежал? Но она страшно рассердилась. Сказала, что у них есть только она. И все. Никого с твердым и резким голосом никогда не существовало. Только она. Всегда лишь она. Потом она обняла их с сестрой. Шелк ее блузки коснулся его щеки, аромат духов проник в ноздри. Прядь длинных светлых волос сестры щекотала ему ухо, но он не осмеливался пошевелиться. Не осмеливался нарушить магию. Больше он никогда не спрашивал. Слышать ее сердитый голос было столь непривычно, столь жутко, что он не отваживался рисковать.
Обычно она сердилась на него лишь тогда, когда он просился посмотреть, что скрывается снаружи. Говорить об этом он не хотел, знал, что спрашивать бесполезно, но иногда просто не мог удержаться. Сестра всегда смотрела на него большими испуганными глазами, когда он, запинаясь, задавал свой вопрос. Ее страх заставлял его внутренне сжиматься, но промолчать не удавалось. Вопрос всегда возникал, словно стихийная сила — бурлил и поднимался откуда-то изнутри, рвался наружу.
Ответ бывал одинаков. Сперва разочарованный взгляд ее глаз. Огорчение по поводу того, что хоть она и давала ему так много, давала все, а ему тем не менее хотелось большего. Чего-то другого. Затем неторопливый ответ. Иногда при ответе у нее в глазах появлялись слезы. Это было страшнее всего. Часто она опускалась на колени, обхватывала его лицо руками. Далее то же заверение — что это во имя их же блага. Неудачнику туда путь заказан. Выпусти она их из дома, им с сестрой придется плохо.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |