История полностью вымышленная. 1 страница

Глаза цвета черники.

Автор: Валери Нортон

Персонажи: Мои.

История полностью вымышленная.

Совпадения имен, характеров, мест,

названий – случайность.

Жанр: Драма.

Размещение: С разрешения автора. Авторские права зафиксированы.

Предупреждения: Присутствуют насилие и мат.

Кратко: Жизнь полна событиями. И не всегда приятными. Даже если тебе всего тринадцать. Ты просто вынужден стать взрослым раньше времени, и отвечаешь уже не только за себя, но и за своего отца. Ты держишь удар, ты сильный. И с возрастом приходит понимание, что у каждой медали есть своя обратная сторона…

Это история о замечательном и сильном духом человеке.

Глаза цвета черники.

Вечно молодой, я хочу быть вечно молодым.
Ты точно хочешь жить вечно?
Вечно.

Alphaville « Forever Young»

перевод Борис Рац

1.

Бабушкин дом был выбеленным, приземистым, стоял на окраине, до самых своих крохотных окошек, засыпанный снегом. Крыша – сплошная белая шапка. Мне стало тошно, едва я увидел его вдалеке.

Мы с бабушкой уже несколько часов брели прямо по проезжей части дороги, утаптывая ни разу не чищеный, густой и тяжелый снег. Я с самой железнодорожной станции тащил на себе большую синюю клеенчатую сумку со своей зимней одеждой, и уже порядочно устал. Ноги путались в снегу, спина была мокрой, а лицо и руки, наоборот, замерзли от ветра и мороза.

Я мрачно оглядывался по сторонам. Местность вокруг была равнинной, за деревенскими домиками просматривалась заснеженная линия горизонта с серой лесополосой. Простор. День был пасмурным, по всей улице – ни души. Тишина. Даже собаки не лаяли.

-Бабушка, где все люди? Тут вообще кто-нибудь живет? – поинтересовался я.

-А-то как же? Да тут полно детворы, Костечка, тут школа твоя недалече, - встрепенулась бабушка, до этого, придавленная моим более чем, четырехчасовым молчанием.

Детвора. Я усмехнулся про себя. Мне было уже почти четырнадцать. Живя в городе, я учился в престижной гимназии, посещал занятия карате, ледовый дворец, опять же, кино, друзья, а здесь – что? Играть с детворой в снежки? Я уже сто раз, за время нашего пути, успел проклясть сам себя за то, что согласился ехать сюда. Повелся на ее слезы. Бабушка и мама были так похожи. Но бабушка не смогла бы насильно заставить меня уехать и ставить отца одного. Я сам согласился и нечего теперь на нее дуться.

Через силу я заставил себя ей улыбнуться. Она обрадовалась, и лицо ее посветлело. У меня же на душе скребли кошки. Дело было даже не в любимой гимназии, где я шел в числе лучших учеников, и где у меня было полным-полно приятелей, не в дворовых друзьях Илюхе и Димоне, с которыми я с садика дружу, и не в пресловутом клубе карате. Разлуку с ними я еще мог бы как-то пережить, но вот папа… Он оставался совсем один. Дорогой, добрый, ласковый, горячо любимый и единственный оставшийся у меня родной человек. Не считая бабушки. Пытаясь сдерживать слезы, я, молча кусал губы, пока мы с бабушкой четыре с половиной часа тряслись в пригородной электричке. Мне дико хотелось выскочить на следующей станции и бежать по снегу сломя голову, нестись домой. Но я сдержался. Бабушка, своего зятя, являющегося моим отцом, не любила, но к моему счастью, у нее хватало такта не говорить о нем плохо в моем присутствии. Иначе я точно бы сбежал.

***

Входная дверь, низенькая и скрипучая, покосилась и разбухла. Заходя в сени, я едва не ударился головой о притолку. В доме у бабушки было холодно и темно. Пахло сыростью и побелкой.

- Ох, ох, герани! Герани мои померзли, - квохтала она, бегая по комнатам и зажигая везде свет.

Я не имел представления о том, кто такие эти герани. Остановившись на пороге и сбросив, наконец, ненавистную сумку с плеча, я осматривался. Домотканые дорожки на сером дощатом некрашеном полу. Выбеленные известью стены. Старинные черно-белые фотографии везде, где только можно: на стенах, на крышке допотопного телевизора с невероятно выпуклым экраном (вот раритет-то!), на низеньком столике у окна. Лица на них тоже старинные. Я приблизился к окну и тронул маленькую белую занавеску, чтобы выглянуть на улицу. В этот же момент на меня с подоконника бросилось что-то мохнатое и шипящее. Я вскрикнул и отскочил. Бабушка тут же прибежала.

-Гришка! Вот поганец! Напужал. Я ж его гнала из хаты, как запирала. Ан, нет, пробрался таки. Оголодал за три дня-то, отощал поди? А нечего было есть, бабка-то все прибрала, все попрятала. Вот сейчас пойду к соседке, приведу Анфиску и дам тебе молочка. Хочешь молочка-то? Ух, ты обормот.

Я смотрел, как рыжий кот трется о бабушкины ноги и чувствовал головокружение. Как во сне. Меня мучил только один вопрос «Что я здесь делаю?» Мой дом не здесь.

-Костя, печь-то сумеешь растопить? Я за Анфиской схожу. Дрова в сарае, за домом.

До меня все доходило медленно.

_У вас, что корова есть?

_Коза! – гордо ответила бабушка и пошла на улицу.

Я поплелся за дровами, едва переставляя ноги. На улице уже начало смеркаться. Снег вокруг приобрел сине-серый оттенок. Страшно. Казалось, из-за высокой поленницы сейчас выскочит огромный хищный волк с горящими глазами и порвет меня на куски. Скорей бы.

Я медленно огляделся. Передо мной покосившийся сарай с поленницей. Впереди – глубокий овраг, спуск вниз, на поля. За полем чернели кусты, должно быть, там и находится речка, о которой мне рассказывала бабушка.

Пустота. Тишина. Мне стало безумно одиноко и тоскливо. Хотелось не просто заплакать, а завыть, вцепившись зубами в собственную шапку. В носу защипало, а глаза наполнились слезами. Дико хотелось домой.

Я стал глубоко дышать морозным воздухом, до щипов в носу. Ну что теперь, реветь как девчонка? О Боже, да чем я хуже девчонки? Ни мамы, ни папы, совсем один. Но мне нельзя плакать. Минуты две я тупо простоял у сарая, жалея себя, а потом собрался с мыслями и принялся дергать из поленницы пахнущие смолой, заиндевевшие тяжелые поленья. Набрал сколько смог унести, и вернулся в дом.

Бабушка уже вернулась и хлопотала по хозяйству, разговаривая с котом. Я сел на старенький, крохотный диванчик, ежась от мороза.

-Ну, чего сидишь? Топи печь, Костя. Околоеем, поди скоро.

-Бабуль, я не умею.

-Вот, городской-то. Неумеха. Говорила я Ольге, вези его сюды, будет с него толк. А то что же? Привыкли на всем готовом. Ты когда тута был последний раз? Не помнишь, поди?

-Нет.

-Семь годочков тебе было. И все. Больше ни ногой. Ох, Оля, Оля…

Оля была моей мамой и дочерью бабушки.

Ночью я спал плохо. Мне было то холодно, то жарко. Ужасно неудобно, я то и дело просыпался, мучительно соображая, где нахожусь. Метался во сне. Снились путаные, мутные кошмары. Рано утром, едва я нормально заснул, как бабушка разбудила меня. Я протер глаза и взглянул на свои наручные часы. За окном было еще темно, в комнате стоял холод.

-Шесть утра! Зачем так рано вставать?- прохрипел я.

-А чего дрыхнуть-то? Печь надо топить, курей кормить, потом в школу с тобой пойдем. Вставай. – бабушка завязывала передник.

-В школу пойду сам, – буркнул я и соскочил с кровати. Меня окутал холодный воздух и по всему телу побежали мурашки, мышцы прямо свело.

-Почему у вас дома нет газа?

-Коплю с пенсии на газ. Трубы дорогие, печку переделывать надо. Я ж одна уже сколько лет живу, семейным то легче, сообща! – крикнула бабушка уже из веранды.

-Понятно, - ответил я, пошарил в своей сумке, и достал самый теплый свитер.

Я позавтракал куском черного хлеба и чаем. От ядреного, деревенского молока, пахнущего совсем не так, как магазинное, из пакета, у меня навернулись слезы. Я категорически отказался его пить. Бабушка долго ругалась, обзывая меня кощеем из-за моей худобы. Я собрал свои документы и пошел в новую школу.

День был пасмурным и тусклым, над головой клубились низкие облака. Во дворах лаяли собаки. Кое-где, у ворот, топтались на снегу гуси, поджимая под себя то одну, то другую красную лапку. По дороге мне встретился старый синий трактор, расчищавший проезжую часть от снега.

Школа оказалась старым, узким двухэтажным зданием, с обвалившейся местами голубоватой побелкой, обнажавшей красные кирпичи. Возле нее росли высокие толстые ели. Сейчас они стояли, все обсыпанные снегом. Это было красиво. У школьного фасада, под снежным покровом угадывались очертания прямоугольных клумб, среди которых стоял окрашенный серебрянкой, памятник каким-то дурацким пионерам. Они дули в трубы на все четыре стороны света. Тупизна какая-то.

Вокруг школы снег был вытоптан. С разных сторон то и дело подходили укутанные в дубленки и куртки разнокалиберные дети, и ныряли внутрь здания. Я тоже вошел в свою новую школу.

Внутри все оказалось не так уж плохо: в холле было чистенько, светло и тепло. Шум, крики, возня, так же как и у нас в гимназии. Я обрадовался, увидев так много ровесников. Прямо на противоположной от входной двери стене, мужчины, взобравшись на стремянки, вешали большой бумажный плакат, слепленный, очевидно, из нескольких кусков ватмана. На плакате красными буквами было написано «С Новым годом!», а ниже красовалась украшенная мишурой надпись «1997».

Я спросил у первого попавшегося мальчишки, где находится кабинет директора. Поднялся на второй этаж по широким ступеням, покрытым сотнями слоев краски. Постучал в обитую темно-красной фанерой дверь, на которой красовалась надпись «Директор псш№1»

-Войдите!

Услышав это, я дернул дверь.

Худощавая длинная директриса, укутанная в меховую жилетку, надела большие очки в желтой роговой оправе и стала изучать мои документы. Я молча стоял напротив нее.

-Значит, так. Новиков Константин Павлович, тринадцать лет. Переводишься к нам из …ской гимназии. Почему пришел без родителей? – спросила она, глядя на меня поверх очков. - Да ты садись, Костя, мы пока пообщаемся с тобой. Дневник принес?

Я молча протянул ей свой дневник. Зачем он ей? Как будто не доверяет выписке из классного журнала с моими оценками, которая у нее в руках. Пока она листала мой дневник, я устроился в мягком кресле напротив нее.

В кабинете было тепло и уютно. На стенах, обитых деревянными панелями, красовались детские поделки из бисера, гербарии, довольно хорошие рисунки.

-Хорошист. Почти отличник. Замечательно. Молодец, Костя, - сказала директриса, возвращая мне мой дневник.

-Спасибо.

-Так почему ты пришел без родителей?

Я запнулся. Мне казалось, что уж она точно должна знать причину моего перевода. Ведь директор моей гимназии общался с ней по телефону. Ну да ладно, значит, не сказал.

-Мама год назад погибла в аварии, а отец сильно пьет, - ответил я. -Бабушка уговорила пожить у нее, пока я не повзрослею.

Кажется, директрису удивило мое спокойствие.

-Но это ненадолго, - продолжил я. Моего отца родительских прав не лишали, и я вернусь домой. Как только повзрослею, довольно скоро. Просто сейчас я не имею права жить один. Так что я к вам ненадолго, имейте это в виду. Я здесь жить не хочу.

Она помолчала некоторое время, глядя мне в лицо.

-Все понятно. Извини, Костя, я не была в курсе твоей ситуации. Тебе, конечно, здесь все в новинку, непривычно. Но у нас хорошая школа. Думаю, тебе здесь понравиться. И ребята у нас учатся хорошие. Я определю тебя в седьмой «А». Сильный класс, и ребята там все воспитанные. Подружитесь. Приходи завтра к восьми, выдадим тебе учебники, и начнешь заниматься.

-Спасибо, - ответил я, поднялся и собрался уже уходить.

- Подожди, Костя. Ты обращайся ко мне, если будут какие-нибудь вопросы или если что-то будет нужно. Хорошо? Не стесняйся, ладно? – Я видел, как ей неудобно разговаривать с таким несчастным ребенком как я. Но мне было все равно, что она мучается, и не знает как правильно подобрать слова.

-Хорошо. До свидания, - ответил я.

Хотелось хлопнуть дверью. Ну на фига нужно смотреть на меня такими большими жалостливыми глазами!

Мой первый день на новом месте прошел. Холодно. Тихо. Новый год должен был наступить через две недели. Я, сидя с книжкой у печки, старался не думать о том, что сейчас происходит в гимназии и что там поделывают мои друзья, Илья и Димка. С Ильей я первым познакомился. Еще в детском саду. Он подошел ко мне и предложил покататься с высокой горки. С самой высокой, с которой никто не катался из младшей группы. По правде у нас в группе были практически одни девчонки. Илья был смелее всех и взобрался по лестнице. Я дрейфил, но тоже карабкался. И когда мой новый приятель с визгом скатился вниз, поднялся и вопросительно уставился на меня, я понял, что не могу его разочаровать. Я смотрел в его круглое лицо, с голубыми глазищами, и решил, что если не скачусь с горки немедленно, то этот мальчик ни за что не будет водится со мной. Я закрыл глаза и провалился в пропасть, а когда открыл их, то увидел над собой Илюху. Он тормошил меня. «-Пойдем, ну пойдем еще!» Илюха этого поему-то не помнил.

От печки было так тепло. Надо заметить у бабушки я постоянно и сильно мерз. Не спасал меня даже любимый теплый свитер. В доме было как-то сыро, наверное, потому, что бабушка топила печь одними дровами, да и то раз в сутки, в целях экономии. Я пригрелся и почти задремал, прислонившись к теплой стене.

-Костя, поди надергай Анфиске сена! – крикнула бабушка из веранды.

Я поднялся, нехотя отрываясь от нежного, пахнущего сухими листьями тепла. Накинув на себя здоровенную старую телогрейку, я вышел за двор. Под ногами хрустел снег. Мои новенькие адидасы смотрелись в сочетании с телогрейкой довольно странно. Ну и кому какая нафиг разница, никто же не увидит.

Но я ошибся. Внезпно, у сарая нос к носу я столкнулся с высоким белобрысым пацаном. Тот был весь в снегу, краснощекий, взъерошенный. Как снегирь с советской новогодней открытки.

-Ты кто? – весело спросил он, вытирая свой мокрой, обледеневшей варежкой.

-Костя, - ответил я, недоумевая, откуда он тут взялся.

-Валентины Егоровны что ли внук?

-Ну да.

-Чот не похож. Черноглазый ты какой-то.

-В смысле? – не понял я.

-Да ладно. Дочка у нее беленькая вся была, а ты не похож на нее.

-Я на отца похож, - сказал я, непонятно зачем, как будто оправдываясь.

-А-а. Ну ладно. Давай с нами кататься. У вас за домом такая горка классная!

С этими словами пацан развернул большие санки и уселся на них. Я заметил пару гвоздей, торчащих из деревянного сиденья. Жестко они тут развлекаются. Пацан этот, между тем, ловко оттолкнулся ногами, и понесся вниз, создавая небольшую метель за своей спиной. Я подошел к краю оврага и увидел его уже в самом низу. Там, в снегу, барахталось еще несколько ребят.

Я вернулся в дом.

-Бабушка, а у тебя есть санки? – спросил я.

-А тебе на что? – спросила она, выглядывая из веранды. Руки у нее были в муке.

-Да так. Ничего.

-Ты козу покормил?

-Сейчас, уже иду.

-И воды ей отнеси. Там в сенях ведерко.

***

Седьмой «А» таращился на меня двадцатью парами удивленных глаз. Перед самым новым годом новенький ученик. Такое событие! Директриса, Галина Николаевна, представила меня классу, рассказала, о том, кто я, где раньше учился. Говоря это, она держала руку на моем плече. Потом она ушла, и я, под прицелом взглядов, направился на указанное мне место. Было как-то неловко. Кажется, я не произвел на ребят большого впечатления. Я всегда был тонким, худым. Не выделялся ни ростом, ни силой. Глаза у меня темные, волосы темно-каштановые, а лицо вечно бледное. Недокормленное, как выражалась бабушка.

Я уселся, и мы стали слушать урок. Отсидев математику и литературу, я понял, что учебные программы моей гимназии и этой школы, не совпадают. Все это я уже проходил. Мне было неинтересно, и я принялся глазеть по сторонам, за что и получил замечание. Седьмой «А» захихикал.

На русском был диктант, я машинально писал его, думая о том, как бы мне позвонить отцу. Скучно.

В классе было около пятнадцати ребят и девчонок. Почему-то, со мной никто не заговорил, да мне было, в общем-то, наплевать. Я старался держаться как можно более независимо. Я знал, что все это ненадолго.

На переменах они чем-то перекусывали. Оказалось, что здесь нет столовой, и еду нужно брать с собой из дома.

Вечером я спросил у бабушки, где находится телеграф.

-А тебе на что? – спросила она.

-Пиццу хочу заказать! - огрызнулся я.

-Чего?

-Отцу хочу позвонить.

-Нечего тебе ему звонить. Больно ты ему нужен. Надо будет, он сам позвонит, - бабушка снова уткнулась в мисочку, на которой она перебирала сорное пшено.

-Куда он позвонит?! – взбесился я. -Можете мне просто ответить, где у вас тут ближайший телеграф, или телефон. Я сам могу решить, стоит мне ему звонить или нет!

-Не позвонит, так приедет, если ему приспичит. – пробормотала она, игнорируя мой тон.

Я покачал головой. Ну и характер. Оделся и вышел на улицу.

-Телеграф, либо телефон должны быть на почте, - рассуждал я, поэтому направился в центр деревни. Почта уже закрывалась, но позвонить мне позволили. Я купил пару жетонов и принялся набирать код города и домашний номер. Гудки пошли, но трубку никто не брал. Я ждал, сколько было можно. Хотелось плакать, у меня щипало в глазах, но я сдержался.

Вечером бабушка натопила баню, и велела мне идти мыться. Баней называлось маленькое кирпичное строение с печкой внутри. На бетонный пол были брошены деревянные решетки, по углам стояли две лавочки. Я разделся догола и скорчился на одной из лавочек, ближе к печке. В алюминиевых ведрах кипела вода, рядом стояли ведра с холодной водой. На стене висел большой металлический таз, рядом была приделана полка с мочалками, ковшами, шампунями. При желании, я бы мог себе даже ванную сделать. Мыться мне не хотелось. Я поднял ноги на лавочку, прижав их к своему животу, обхватил себя руками и тихо заплакал.

Я всегда был тихим ребенком, даже робким. Маму слушался беспрекословно. Да и попробуй ее не послушать. Характер у нее был суровый, рука тяжелая. Она меня даже по голове гладила редко. Узнавая бабушку ближе, я замечал в ней мамины черты. Гордость, непоколебимая уверенность в собственной правоте. Бабушка от своего мужа ушла, когда он ее один-единственный раз ударил. Уехала, купила домик в деревне и воспитала маму сама. Мама выросла, окончила девять классов и поехала учиться на врача. Она была первоклассным терапевтом. С бабушкой они виделись редко и тем роднее были друг-другу. Как говорится, чем родственники дальше, тем они милее.

Я свою бабушку практически не знал.

На третий день пребывания в бабушкином доме я обошел, наконец, все комнаты. Их было четыре. Все крохотные. Едва кровать вмещается. Одна, совсем маленькая комнатка, была завалена всяким хламом и тряпьем. Во второй спала бабушка. Оставались зал, и светленькая комнатка с окнами, выходящими на овраг. Здесь я задержался. На стенах не побелка, а наклеены светлые, давно уже выгоревшие обои. Над письменным столом приделано старое зеркало. А над узенькой кроватью полка с пыльными книгами. Я взял одну. Лев Толстой «Анна Каренина». Поставил обратно.

Бабушка появилась на пороге вытирая руки передником.

-Мамина комната? – спросил я.

-Да, ее. Олина.

Бабушка вздохнула.

-Я здесь останусь, можно?

-Можно. Ты ж мой сиротка.

Она всплакнула и ушла.

Я перетащил сумку со своими пожитками и принялся ее разбирать. Настроение немного поднялось.

***

Кажется, класс меня невзлюбил. Я с ребятами всегда был дружелюбным и приветливым, у меня всегда было полным-полно приятелей. Но в этом классе меня почему-то стали считать зазнайкой и едва ли не с первого дня начали игнорировать.

Началось все с того, что я без единой ошибки написал диктант. Потом контрольную на «отлично». Списывать домашку не давал. Так ни кто ж и не просил! Я бы никогда не отказал в такой ерунде, но не буду же я сам бегать за ними со своей тетрадкой.

Некоторые ребята тихо за моей спиной издевались над моей одеждой. И за что? На мне был итальянский свитер из тонкой шерсти, светло-серый, с розовыми полосками. Не знаю, где мама умудрилась его достать. Деревенским девчонкам казалось невероятным, что на одежде парня может присутствовать розовый цвет. Не знаю, только почему. В городе на это бы и внимания никто не обратил. Не могу сказать, что меня это особенно волновало, я продолжал носить его. Одна из девчонок, высокая, с полными щеками, кажется Наташка, как-то раз демонстративно, на моих глазах, прилепила на мой стол жвачку. Я оторвал лист бумаги, аккуратно отлепил жвачку и молча отнес в урну. Детский сад, не иначе. Они даже не стоят того, чтобы я с ними общался.

Вторая неделя учебы в новой школе ознаменовалась тем, что меня побили. Как-то после уроков я, идя домой, я решил забежать в магазин за какой-то ерундой. Выйдя из него, я двинулся наискосок, через старые постройки и наткнулся на пару своих одноклассников, куривших там сигареты. Мы молча глянули друг на друга, и я прошел мимо.

-Новиков, скажешь кому, получишь по башке. Понял? – раздалось мне в спину.

Я не ответил. Конечно, в школе я никому ничего не сказал, но почему-то именно на следующий день, нас всех задержали на целый час после уроков. Галина Николаевна лично прочитала нам предлинную и страшно нудную лекцию о вреде курения и алкоголя. Я думаю, что эта лекция просто была введена в школьную программу в преддверии новогодних каникул, когда вино и водка льются рекой, а старшеклассники на целых две недели предоставлены сами себе. Я сидел, и всей своей костлявой спиной чувствовал косые взгляды Витьки и Сашки.

После уроков они встретили меня на улице, недалеко от школы.

-Ну что, мелкая шестерка, доволен?

Меня оттеснили к стене дома. Я пытался пройти мимо, и не обращать внимания, но они были сильнее, и их было двое. Я спокойно смерил обоих взглядом.

-Не будьте идиотами. Я никому ничего не говорил, - сказал я.

Кажется, ответ мой им не очень понравился.

-Кто это «идиоты»? Ты, блин, кого назвал «идиотами», урод? Тоже мне, Федор Михайлович из села Кукуево! Приехал тут, весь из себя такой важный.

Я было открыл рот, чтобы ответить, и тут же получил удар по носу. Кровь закапала на снег. Она была такой ярко-красной, что даже несколько капель на белом выглядели устрашающе. Пацаны сдрейфили.

-Запомнишь теперь, как шестерить. Придурок! – бросили они напоследок и поспешно ретировались.

Я остался один, отплевываясь и, за неимением носового платка, вытирая лицо колючим снегом. Было обидно. Ладно бы действительно нашестерил, а то ведь получил по носу ни за что. Неужели трудно пораскинуть мозгами и прикинуть, что донеси я эту новость до учителя, их двоих вызвали бы на ковер и отчехвостили бы по полной программе. Да еще бы и родителям рассказали. Скорее всего, они просто нашли нормальный повод заехать мне по роже. Что ж за люди-то такие.

-Что с тобой, Костя? – услышал я за спиной.

Обернувшись, я увидел высокого краснощекого парня. Светлые вихры торчали у него из-под шапочки в разные стороны. Тот же парень, что катался с горки за моим домом. Снегирь. Он улыбался, показывая два ряда белых зубов.

-Подрался с кем-то? – дружелюбно, и вовсе не насмешливо спросил он.

-Нет, это я сам.., - промямлил я зачем-то.

-Что сам? Практикуешь садо-мазо. Дотерпел бы уже до дома.

Он рассмеялся. У него был невероятно заразительный смех. Я тоже улыбнулся.

-Я тебе сейчас платочек дам. Мне мамка вечно их сует. Он чистый, ты не бойся.

-Не надо.

-Бери. Тебе ж нужнее.

-Спасибо.

Я взял платок и приложил к носу.

-Я Слава, - он протянул мне руку. Я поднял было свою, но заметил, что она в крови и опустил.

-Что там у тебя? И руку разбил себе?

-Нет. Она грязная просто.

-Понятно. Домой идешь? Нам по пути, кстати.

-Иду.

Я поднял свою сумку с учебниками и поплелся следом за Славой.

По дороге мы немножко поболтали, потом Славка попрощался и свернул к своему дому. Дом у него был двухэтажный, коттеджного типа. Красивый. Перед домом были необыкновенные кованые ворота.

***

Перед Новым годом я сильно простудился. Оставшиеся до каникул дни, в школу не ходил и на школьный праздник тоже не пошел. Лежал в своей комнате и смотрел кошмары с собой в главной роли. Бабушка растирала меня уксусом и давала аспирин, попутно то жалея, то ругая почем зря, как будто я был виноват в своей болезни.

Впрочем, я был виноват кое в чем. Я все выходные катался со Славкой с горки. А потом еще мы до темна гуляли по замерзшей речке, но бабушка этого не знала. Почему-то не хотелось рассказывать ей о том, что у меня появился друг. После гибели мамы, бабушка даже самые обычные вещи воспринимала иногда негативно. Могла ругать всех почем зря, особенно если смотрела телевизор.

Славка чем-то походил на Илью. Только был повыше ростом, худее, блондинистее. Объединяло их то, что оба были невероятно бесшабашными и веселыми. Мы со Славкой садились на его санки, благо их ширина позволяла. Мне, в первый раз, даже смотреть на этот спуск было страшно. Я, сидя сзади, трясся и обхватывал его за пояс, Славка отталкивался ногами, и мы летели вниз, казалось, совсем не касаясь земли, как птицы. Сердце обрывалось, позвоночник как будто вылетал из тела. В первый раз я даже не пикнул. Славка, глядя на меня, покачал головой.

-Н-да, городской пацан, сразу видно. Давай, очухивайся. Поедем еще раз.

Он дернул за веревку, и я свалился с санок.

-Очень крутой спуск, - сказал я, отряхиваясь.

-Прошлой зимой Витька Ярцев сломал себе на этой горке руку, - сообщил Славка, когда мы поднимались наверх. Перелом у него был со смещением, долго срастался, целый месяц. Горка действительно крутая. Но он, дурак, катался чуть дальше, туда, ближе к оврагу. Там спуск неровный, муравейники всякие, корни, вот санки и подскочили. Да ты не бойся, Костик! Не дрейфь. И ори погромче, так круче будет.

-Ладно. Буду орать, - серьезно ответил я.

Славка несильно пихнул меня в бок.

-Прикольный ты.

Во второй раз, да и во все последующие, я орал, как ненормальный, отчего у меня все горло забилось снегом. Вот и результат, лежу, теперь, помираю.

Новый год я встречал перед телевизором, перевязанный шарфом и в шерстяных носках. На животе у меня спал пушистый рыжий кот. Старый президент, растягивая слова, говорил что-то там о жизни нашей светлой. Потом мы с бабушкой выпили чаю и я лег спать.

Пятого января, я, как штык, был на почте. Дождался, пока бабушка уйдет к соседке, оделся и вынырнул на мороз. Плевать, что простужен, мне нужно было дозвониться. Руки тряслись, в голове туман, горло саднило. Я прижал к уху холодную пахнущую табаком трубку, набрал домашний номер и приготовился к череде долгих гудков. Отец, на удивление, быстро взял трубку.

-Алло. Да, говорите. Алло? Кто это?

-Папа! Папочка!!– заорал я, как бешеный, едва услышав родной голос. В трубке сильно шумело.

-Алло. Костик? Ты, что ли?

-Да! Да! Как ты, папа?!

-С Новым годом, сынок. Рад тебя слышать. Как ты там поживаешь? А мы тут… отмечаем с мужиками.

У меня упало сердце. Значит, продолжает пить.

-Папа, приедь за мной, пожалуйста! Хотя бы проведать приезжай!

-Что?! Приехать? – проорал он. - Так твоя ж бабка меня вилами гнать будет обратно до самой станции! Ха-ха.

В трубке сильно шумело. Что ж за связь такая? Я боялся, что жетон скоро закончится и разговор прервется.

-Папа, ты должен бросить пить! – закричал я так громко, насколько позволяло мое воспаленное горло. -Иначе я не смогу вернуться. Ты же знаешь, почему я уехал.. – почти прошептал я.

-Да брошу я, Костя. Ерунда все это. Ты-то как там? Нравится деревня?

-Нет, не нравится! Я хочу обратно! – закричал я.

-Летом в деревне так хорошо. Речка, рыбалка. Красота.

Он будто и не слышал меня.

-Папа!

-Сынок, сейчас зима. Одевайся теплее, не болей.

Я знал, что говорить с ним сейчас о чем-то серьезном было бесполезно. Уже навеселе. Но мне так сильно хотелось донести до него, насколько я здесь одинок.

-Папочка, приедь ко мне. Хоть на денек. Я бы тебя встретил. Как потеплеет, приезжай, ладно?

-Я приеду.

Я знал, что он врет.

-Папа, не пей, пожалуйста. Ты можешь не пить?

-Да я почти не пью, Костя. Так, чуть-чуть. Новый год, сам понимаешь. Праздники всякие. Я на работу скоро пойду. Мне тут предложили одно местечко. Буду работать, потом мы увидимся с тобой. Учись хорошо, я дневник твой проверю…потом. Кхе..

Я уже не воспринимал его слова, и только слушая голос, обливался слезами, представляя нашу квартиру, маму и папу вместе. Это было невыносимо, мне ведь всего тринадцать, я должен жить с родителями.

-Папа, береги себя. Я приеду к тебе. Скоро. – сказал я.

-И ты, Костя, берегись. Бабку слушай, хоть она и стерва старая. Столько крови нам попортила с Ольгой. Эх, Оля, Оля.

-Пока, папа.

Я повесил трубку, и вышел из переговорной кабинки, шмыгая носом и вытирая лицо рукавами.

Две женщины, получавшие посылки, уставились на меня во все глаза. Еще бы, я так орал.

Я медленно плелся домой. Бабушка наверняка уже вернулась, и теперь долго и нудно будет ворчать себе под нос. Снова вскипятит это кошмарное молоко, пить заставит. Ну и пусть.

---

Дата добавления: 2015-08-28