– Зачем вы имитируете слабоумие?
На это я ничего не ответил. И тогда она протянула мне талисман на тонкой чёрной верёвке – тёмно-зелёную брошь-талисман.
135 Пройдя от ОВД по улице, я опять прокрался на философский факультет МГУ, где выломал несколько дверных ручек и, сорвав, разбил в щепки ряд кафедральных стендов. Но это не так важно – что такое мебель по сравнению с Кащенко?!
136 Вскоре президент Владимир Владимирович Петин наградил избитого мною сытого хозяина философского Лохотрона МГУ Миронова В.В. орденом «За заслуги перед Президентом РФ». Награда нашла своего героя. Словно известный персонаж романа Флобера, малограмотный пахан Философии, обрёл холёное, сытное счастье, и его бездарная «научная деятельность» засверкала искрами кремлёвских звёзд. Эта награда стала платой означенному чиновнику за нравственную высоту и мужество, – короче говоря, за то, что я его избил. Dixi.
/ конец седьмой части /
137 Во вступлении к «Праведникам» писатель Николай Лесков с болью в сердце задаётся вопросом о тех трёх праведниках, на которых держится и должна держаться русская земля. Что ж, не всё в Философии пропахло смрадом, не всё продали ВИП-деканы, не всё осквернили раздражённые пиарщики и сварливые политологи, незаметно подменившие Философию политиканством, не всё замусорили методологи науки: и поныне есть три праведника на Руси – три праведника русской Философии. Нет, три этих праведника – не Борис Ельцын, не Владимир Владимирович Петин и не Дмитрий Харитонович Медведев. В нынешней Философии есть три праведника, и Она держится на их плечах, словно небесный свод на вечных лучезарных осях Правды и Любви. Я не буду называть имён этих праведников, этих святых людей, но знайте: они есть. А все те коварные тени, которые проскользнули на страницах нашего романа, – полутени зла, тлена и мракобесия.
138 Волк – санитар леса, и быть волком до известной степени почётно… Lupus debet interficere malum ubique. Und man soll es ausrotten und zersplittern.
139 Осознав, что трусливые философские вампиры на дуэль со мной не выйдут, я решил дать взятку высшим стратегам московской лжефилософии. Не зная, с кого мне начать, я решил предложить кому-нибудь из злокачественного руководства должностную взятку – 12000 рублей и коробку с итальянской обувью. Первый план был таков: дать взятку (по чину) декану-профессору Владимиру Васильевичу Баронову, который, с видом счастливого обладателя вместительного пивного погреба, годами паразитирует в быканате философского факультета МГУ. Я хотел сымитировать дачу взятки, чтобы арестовали и дающего, то есть меня, и берущего взятку. Дальше – будет видно. Второй план был таков: попросить лжеакадемика Салама Керимовича Латунского передать Баронову конверт с деньгами и сумкус двумя бутылками хорошей водки. Тогда арестовали бы их обоих. Если обезглавить тунеядствующую верхушку философского Простоквашино, то многие клопы разбегутся сами.
140 Кроме того, я догадывался, что руководство философских факультетов наняло киллера, чтобы меня убить. Вот только кто этот киллер? Это, непременно, кто-нибудь из младших сотрудников кафедр. Окидывая умственным взором состав философских факультетов Москвы, я понял: моим палачом будет один человек – Скворцов. Скворцов – это мелкий, незаметный прохиндей, познавший таблицу умножения, прокравшийся на кафедру «Нравственной нечистоплотности» МГУ и годами симулирующий труд. Этот этик-лгунишка, наверное, застрелит меня из старого поганого ружья. Впрочем, нет: моим убийцей станет другой сотрудник: адепт загнивающих философских смыслов Иванов. Он подкрадётся ко мне с топором и ударит по голове. Нет, нет: меня задушит вшивым полотенцем кандидат философских наук этик Баташёв, имеющий, как и Ноздрёв, страстишку нагадить ближнему. У этого сотрудника кафедры «Этики» на лице написано, что он долгими вечерами смотрит качественные порнографические фильмы и внимательно читает стихотворения Юрия Андропова. Впрочем, думаю, нет: меня отравит старуха-процентщица, словно назойливая моль, притулившаяся на философском факультете МГУ… Или нет: меня погубит Аркадий Мюллер, защитивший на другом философском факультете кандидатскую под названием «Шатура – четвёртый Рим. Пятому Риму не бывать». Этим незаметным молодым сотрудникам ничего не стоит столкнуть меня, например, под метро, или, изнасиловав, задушить грязными носками. А может, придёт профессор Огурцов и, перекрестившись, зарежет меня в тёмном подъезде кривым перочинным ножиком. Не знаю, не знаю…
141 Наверное, декан философского факультета Высшей Школы Еврейской Экономики Собакевич нанял снайпера – снайпершу, и я уверен, что этой снайпершей является Татьяна Юрьевна Забодай с кафедры «Некультурной культурологи» МГУ, в прошлом биатлонистка. Эта католическая переводчица очень хотела, чтобы меня застрелили в Чечне, а потом свои же «похоронили» гусеницами танка. Да простит ей Господь.
142 Самое гнусное зло – это то зло, которое вещает о любви. Вот почему кафедры и секторы «этики» кажутся мне нечистоплотной и глупой затеей, вот почему я ненавижу болтунов-этиков, рассуждающих о «соотношении нравственности и морали». Utrum – an, «или – или»: или ты делаешь добро, или молчи. Рассуждать же о добре, грея руки на грантах и на зарплатах, на уважении подчинённых и «научном авторитете», – подло!
143 После второго суда я захотел стать депутатом, но не знал, куда мне обратиться. Как становятся депутатами?
/ конец восьмой части /
144 После этого, проведя некоторое время в нетрезвом формате у себя на квартире, не включая свет, который не горел, я стал думать о вечном, и мне вдруг припомнились дела давно минувших дней – я вспомнил, как однажды, до отчисления с философских факультетов, когда я был студентом, я посетил «День науки» на философском факультете МГУ. Помню, помню тот хмурый день, глядевший на меня тусклыми отражениями окон проспекта Вернадского, когда я с неизбывной дрожью шёл на факультет, чтобы приобщиться к науке и окунуться в бездонные глубины человеческого ума. Помню, как я поднялся на одиннадцатый этаж «первого гуманитарного корпуса» МГУ и, повернув куда-то налево, приблизился к кафедре «Нравственной нечистоплотности». Возле стенда, возвещавшего о том, что перед вами кафедра «Нравственной нечистоплотности», висела лакированная табличка: «заведующий кафедрой профессор, академии РАН Салам Керимович Латунский». Я протиснулся на кафедру и стал внимательно наблюдать за происходящим. Насколько я понял, кафедра «Нравственной нечистоплотности» проводила «день науки»: на ней собрались все члены этого учебного подразделения (профессора, доценты, аспиранты, бакалавры и студенты), которые, сидя на скамьях, подобострастно смотрели на сиятельное, важное и преисполненное нравственного достоинства начальство. Вдруг встал профессор Рубен Грантович Асисян, специалист по «философии супружеских измен», отчаянно жестикулируя руками, он пронзительно закричал:
– Рахат-лукум! Сяськи-мосяськи! Трах-тиби-дох-тох-тох!
Я онемел. Находившийся на трибуне профессор Салам Керимович Латунский, кобенясь, промолвил:
– Что первично: мораль или нравственность?
Повисла неловкая пауза. Сорок человек, затаив дыхание, ждали от Латунского разрешения этой, признаться, непростой философской загадки; и на каждом лице, как по команде, засиял сахарный свет.
– Мораль имманентна, а нравственность приоритетна! – внушительно протянул академик Латунский, и все присутствующие принялись старательно записывать в тетради сказанное.
Профессор Паташёв, с деланным восторгом, в упоении рявкнул:
– Опаньки!
А профессор Рубен Грантович Асисян, раздавленный глубиной мысли Латунского, взмахнул рукой и в исступлении завизжал:
– Ай-да ну!
Послышались аплодисменты, и у всех членов кафедры «Нравственной нечистоплотности» в глазах засиял поддельный, но заметный начальству, восторг. Аплодисменты стихли.
– Рахат-лукум! Сяськи-мосяськи-асисяськи! Трах-тибо-дох-тох-тох! – воскликнул в упоении Асисян, ожидая, кажется, от своего начальника ещё одной глубокой мысли.
Академик Латунский, выдержав паузу, со знанием дела, кокетливо затянул:
– Человека необходимо поставить в центр реальности и рассматривать как главную ценность. Например, если у вас рыночный бизнес, то знайте: человек дороже, важнее продаваемых ему овощей, фруктов, арбузов и… и…
– … и лавашей, – подобострастно подхватил мудрый Асисян.
– Благодарю вас, – ласково улыбнулся Салам Керимович Латунский. – Да. Человек – главная ценность жизни. И я говорю вам как специалист в области философии Швейцера и матери Терезы: человек – это центр мироздания. И потому он – центр любого бизнеса.
Профессор, очевидно, входил в раж, и вдохновение уводило его всё дальше и дальше.
– Если, к примеру, у вас ресторанный бизнес, – продолжал Латунский, – то человека тоже следует поставить в центр, ибо он – центр любой ценностной системы!..
Я с любопытством посмотрел на членов кафедры нравственной нечистоплотности. В их глазах всё ярче и ярче сиял фальшивый свет наигранного, горячечного восторга. Не дослушав академика Латунского, я выбежал с кафедры «Нравственной нечистоплотности», а за моей спиной гремело:
– Ай-да ну!
– Опаньки!
– Браво, Салам Керимович!
– Ай-да ну!
Позже я узнал, что кафедра «Нравственной нечистоплотности» выпускает брошюры, в которых воспевается ум, такт и образование её заведующего и развиваются идеи «этики этикета», «этики торговли» и «этики поведения на спортивных состязаниях».
145 Я вышел в коридор и увидел, что он совершенно пуст. Все обитатели философского факультета, очевидно, заседали на кафедрах, проводя тем самым «день науки». Прямо передо мной высился стенд кафедры «Бытия и правды», возглавляемой профессором Мироновым В.В. Ни о чём не думая, я открыл дверь, и, протиснувшись на кафедру «Бытия и правды», сел с краю, и принялся слушать. За главным столом, в окружении профессоров, кандидатов наук и телохранителей, сидел, надо понимать, сам заведующий – декан, профессор Миронов. С деловитыми повадками отставного старшины, он весомо и напористо рычал:
–…я друг Владимира Вольфовича Жриновского. И я возглавляю комиссию по отчислению из МГУ. Так что, если вы не принимаете мою философскую концепцию, то я вас отчислю, а ваше прошение о восстановлении попадёт в мои же руки…
Молодой человек, похожий на прокуренного Гамлета (как потом выяснилось, доцент Иванов), ядовито и обиженно промычал:
– Почему же моя научная инициатива год за годом остаётся без внимания?
– А что вы, собственно говоря, предлагаете? – подал голос профессор Алексеев, похожий на сотрудника водоканала.
– Я уже восемь лет предлагаю основать новый спецкурс.
– Какой? – вклинилась дама, напоминающая своим видом цветущий кактус (как потом выяснилось, это была профессор З. Г. Сокулёр). – Какой вы хотите основать спецкурс?
– Этот спецкурс привнесёт новые веяния в современную философию, – продолжал молодой человек.
– Но ведь вы прекрасно знаете современную западную философию… и вы такой молодой…
– Какой спецкурс вы хотите основать? – громко спросил заведующий.
– «Философия мази», – негромко промолвил Иванов.
– Чего? Чего? – воскликнуло хором несколько десятков голосов.
– Да, – несколько обиженно продолжал Иванов, – да, я хочу ввести курс «Философия мази». Почему это вас так удивляет? Мазь – целебна. Она приносит пользу. Если у вас, к примеру, трещины на пятках, то без мази вам никак не обойтись. Мазь заживляет все трещинки на пяточках, и спецкурс «Философия мази» по своей метафизической глубине ничуть не уступит иным спецкурсам… например, «философии Августина», или «философии Гегеля»… Вам непременно, рано или поздно, надо будет помазать мазью трещинки на пяточках!
– Хорошо, – грузно протянул профессор Миронов, – философия мази – это интересно. Мы посоветуемся по этому поводу в Академии Наук.
Наступила пауза, а затем слово взял профессор Инцест Моисеевич Фёдоров.
– Дорогие мои, милые, бесценные, – начал он, – я хочу сказать вам о самом сокровенном, о том, чем я занимаюсь уже не один год. И мне хотелось бы увлечь вас своими идеями. Вы знаете, скоро наступит конец света. И всем нам надо спасаться. Я читал в одной газете… кажется, в «Основах половой жизни»… что скоро грянет потоп. Вода затопит землю. Так что надо спасаться. Вы знаете также и то, что я практикую особые тренинги…
В аудитории раздался лёгкий смешок.
– Да, – продолжал Фёдоров, – я практикую особые тренинги, которые позволяют преодолевать пространство. А пространство – это, как сказал Кант, лишь форма чувственного созерцания, не более. Впрочем, и без всякого Канта я сумел преодолеть пространство, и мировой потоп меня не страшит.
– Скажите, пожалуйста, – крикнул какой-то студент, – а что за тренинги вы практикуете?
– Хождение сквозь стены, – ответил Фёдоров, и его ответ почти никого не удивил.
Я с любопытством посмотрел на присутствующих, но их лица были настолько искажены вырабатываемыми годами личинами, что ничего прочитать по ним было нельзя.
(«Смотри, колдунья! Я маску сниму!
И ты узнаешь, что я безлик!»)
– Да, я хожу сквозь стены! – не унимался Инцест Моисеевич. – Да! Близок великий вселенский потоп. Вода заполонит просторы Земли. Человек станет звездой! И у него на затылке откроется пятый глаз! Всё это так, только знайте: надо брать с пример с умных, знающих людей. То есть брать пример с меня!
- Скажите, - влезла молодая, наверное, второкурсница, – а какие бы вы могли рекомендовать курсовые? Какую курсовую мне следует писать на вашей кафедре?
Слово взял декан факультета, заведующий кафедрой Миронов:
- На нашей кафедре приветствуются сравнительные, компаративистские темы, например, «сравнительный анализ философских концепций Лейбница и Миронова В.В., или Гегеля и Миронова В.В., или же Канта и Миронова В.В. Более того, перспективна тема «сопоставление философских доктрин Миронова В.В. и Путина В.В.». Берите пример с меня: я дружу с Владимиром Владимировичем, я богат, обеспечен, читаю Маркса и Чернышевского, веду яркую любовную жизнь. Сижу во всех комиссиях…
- Скажите, – хриплым голосом воскликнул студент-первокурсник, – могу ли я заниматься на вашей кафедре философией смесителей?
- Чего-чего?? – хором закричали все присутствующие. – Чем?!
- Философией смесителей… – испуганно продолжал студент. – Ну, или… может, «философией мозолей»?
- Мозолей нет, а смесителей да, – гнусно ухмыляясь, подытожил доцент Толстович.
- Скажите, – с хитрым видом протянул другой первокурсник-студент, – могу ли я заниматься на вашей кафедре «философией Михаила Сергеевича Горбачёва»?
Повисла неловкая пауза.
– Лучше заниматься философией Владимира Владимировича, – несколько испуганно, с оттенком почтения, прошептал декан Миронов. В.В., ища на стене чей-то портрет.
– Ребята, всё, что вы говорите, – чушь, несусветная чушь и вздор, – вклинился какой-то свирепый старик. – Я вам прямо скажу: если вы мне не дадите квартиры, я вас всех заложу в министерство просвещения…
146 Не дослушав, я вышел из аудитории и приблизился к следующей кафедре. Над ней висели таблички: «Кафедра плотной мозговой продукции» и «заведующий кафедрой доктор философских наук, заслуженный работник коммунального хозяйства РФ, профессор Владимир Валерьевич Перфильев». Распахнув дверь, я увидел, что в аудитории никого не было, кроме улыбчивой девушки, надо понимать, лаборантки. Она точила карандаши и слушала музыку, как потом выяснилось, рок-группу «Красная плесень».
- Где? Где все? – неопределённо протянул я. – Где члены кафедры?
- Ушли, – ответила девушка, принимаясь точить фиолетовый карандаш.
- Куда?
- На гей-парад.
Я захлопнул дверь и пошёл дальше по коридору.
147 Вскоре я приблизился к кафедре «Туалетного юмора», возглавляемой профессором-вахлаком, доктором философских наук Кареном Хачатурычем Мумджяном. Не став открывать её дверь, я услышал из-за двери странные звуки: кто-то, чавкая, мычал:
- Ай, как вкусно! Ой, какие сытные пельмени! Положи мне, душенька, ещё одну порцию в рот! Ай, как вкусно! Ай, как хорошо!
Позже я выяснил, что это была повседневная сцена обжорства: заведующий кафедрой, вместе с двумя немолодыми женщинами, Ашкеровой и Грехнёвой, сытно кушали руками. Остальные члены кафедры почтительно за этим наблюдали. Не став заходить на кафедру «Туалетного юмора», я двинулся дальше.
148 Через несколько мгновений я был возле другой кафедры – «Кафедры отгадывания мыслей». Её, как свидетельствовала табличка, возглавлял профессор Моргунов. Проскользнув внутрь, я услышал, как одна немолодая весёлая дама рассказывала о том, как она пила кофе с Михалковым, и убеждала в том, что мыло на липучках – полезная вещь. Её перебил прибалтийского вида мужик. Спрятав газету («МК-бульвар») в чемодан, он вдруг стал кричать о том, что на их кафедре необходимо развернуть новую перспективную специализацию: «философию ваучера».
- Я очень интересуюсь проблемой ваучеров, – кипятился надменный прибалтийский мужчина, – без ваучеров – никуда. Я даже собаку свою назвал – Ваучер. Щенок, маленький такой, лопоухий…
Его перебила немолодая дама, улыбаясь, она стала задорно рассказывать, как она ходила смотреть попугайчиков и мужской стриптиз. Профессор Моргунов, с интеллигентным видом, слушал всех, кто говорил, и казалось, что в его уме зреет какая-то глубокая потаённая мысль.
149 Я вышел с кафедры «Отгадывания мыслей» и двинулся по факультету дальше. Распахнув следующую дверь, я увидел высокого сухого старика, который, сверкая серыми металлическими глазами, бубнил:
- Марксизьм – это самая влиятельная философская концепция. Марксизьм, ленинизьм, коммунизьм … Выше ничего нет.
Он очень странно выговаривал букву «з», смягчая её; отчего избитые слова приобретали новое, странное звучание. Похваставшись перед слушателями тем, что он когда-то переводил Фиделя Кастро, старик с металлическими глазами перешёл к философии Надежды Крупской, и тут я выбежал прочь.
150 Блуждая по факультету, я забрёл на кафедру «Атеизма», где стал свидетелем учёного спора, разгоревшегося между профессорами атеизма.
- А я вам говорю, что этот чип уже изобрели! – кричал приземистый дядя, похожий не то на дальтоника, не то на заслуженного водопроводчика.
- Не верю! – парировал другой профессор, седой мужчина в широких очках. – Этого не может быть, потому что этого не может быть.
- Говорю же, – ещё громче взъерепенился похожий на дальтоника, – американцы уже изобрели этот чип!
В аудитории повисла пауза.
- Отныне тот, кому вошьют в кожу этот чип, уверует в Бога! – отчеканил приземистый профессор, ловя восхищённые взгляды большинства присутствующих. – Чип можно будет вшить не только человеку, но и зверю. И наступит день, когда наши четвероногие друзья уверуют в Бога!
- Нет, нет и ещё раз нет, – не сдавался седой в очках.
Он достал из кармана «Карманный словарь атеиста» и отчеканил:
- В составленном мною словаре прямо сказано: «идея бога родилась в умах деклассированных элементов, испытывавших страх перед явлениями природы»…
Тут вмешался, надо понимать, какой-то студент. Прикрывая ладонями прыщавое лицо, он воскликнул:
- Я не верю!
- Чему вы не верите?
- Я не верю тому, что человек произошёл от обезьяны! Неужели обезьяна слезла с дерева, выпрямилась, встала на задние лапы и пошла, а затем, много веков спустя, её потомки написали «Искусство фуги», «Мадонну в скалах» и «Карамазовых». Нет! Не верю! Неужели всё так просто: придурковатая обезьяна слезла с дерева, встала на ноги и…
– …пришла на философский факультет! – съязвил кто-то из тёмного угла.
–...и стала прородителем рода человеческого! Я этому не-ве-рю!
– На вас будет написана докладная декану Миронову, – отчеканил студенту упитанный профессор, – ваше пребывание на факультете отныне поставлено под сомнение. И уж поверьте, Владимир Васильевич Миронов выпьет у вас всю вашу кровь и насладится вашим страданием!
На этой ноте я вышел из аудитории.
151 Не чуя своих ног, я приблизился к «Кафедре уринотерапии», возглавляемой профессором Фёдором Ивановичем Огурёнком, и нетвёрдой рукой взялся за холодную металлическую ручку. Из-за двери раздавались странные звуки: будто что-то переливалось из одного таза в другой. Видимо, сотрудники кафедры переливали какую-то жидкость из одной ёмкости в другую. Бульканье и шипение на мгновение прекратилось, и раздался надтреснувший противный фальцет Фёдора Ивановича:
– Наливай, ребята! Главное – это декомпрессия сознания, осознавшего, что оно пребывает в бесконечном тупике! Я знаю, что я говорю. Я доктор философии. И чтобы им стать, я три недели водил по ресторанам Миронова и Латунского! Наливай, ребята!
И бульканье возобновилось с новой силой. В беспамятстве я пешком спустился вниз с одиннадцатого этажа, вышел на улицу, лёг лицом на грязный асфальт, и в моей душе тревожной, однокрылой птицей пронеслось:
– Вот так День Науки… это конец…
/ конец девятой части /
* * * * *
152 Видение, накрывшее меня угрюмой бардовой тучей, выветрилось, серые чекатилы Мысли рассеялись, и я внезапно задумался о собственном квази -существовании. После «окончания» философских факультетов я вышел в мир с двумя «белыми билетами» и двумя судимостями. Прогрессирующая шизофрения прогуливалась рука об руку со слабоумием, а два вторых пункта «хулиганки» и «оскорбления» дублировались и умножались на самих себя. То есть, иными словами, у меня было две «хулиганки» и два «оскорбления». Оставим в стороне вопрос о том, сколько заплатил декан философского факультета МГУ психиатру, похожему на биллиардный шар, и чем дал ему взятку, деньгами ли, борзыми щенками, или, скажем, дорогой косметикой: это не так важно. Меня тревожит иной вопрос: что такое «прогрессирующая шизофрения с нарастающим дефектом»? И куда она, позвольте осведомиться, «прогрессирует»? Геометрическая ли это прогрессия? Или же арифметическая? При такой постановке вопроса вскрывается глубинное ядро Её Величества: она, Шизофрения, представляет собой иерархию, содержащую в себе ступени. А раз так, то, следовательно, внутри бытийного комплекса по имени Шизофрения есть бытийное неравенство и есть ей, Шизофрении, противоположное. Проще говоря, если Её Величество предполагает какую-либо «прогрессию», то, значит, Она содержит в себе большие или меньшие степени. Получается, Шизофрения обладает в себе себе противоположным и заключает в себе своих антиподов. А что, спрашивается, могло бы быть Ей противоположным? За ответом далеко ходить не надо: возьмём, например, другой мой «белый билет», билет со слабоумием. Scilicet debilitas mentis oppositio ei est, и именно в слабоумии следует искать извечного антипода Её Величества. Очень может быть, что Слабоумие и прогрессирующая Шизофрения с нарастающим дефектом, смыкаясь в нерасторжимый узел, образуют диалектическое взаимодействие, sie wirken doch zusammen, и если рассматривать Слабоумие как тезис, а Шизофрению как антитезис, то результатом их «взаимодействия» выступает более высокая метафизическая ступень, к примеру, психопатия, или маниакально-депрессивный синдром, или «белый Кондратий», или просто «белка», или же сам Глюк! Есть такое своеобразное заболевание, когда ночью падает потолок, – быть может, именно такая ситуация является метафизической развязкой диалектического взаимодействия Шизофрении и Слабоумия. Прочерчивая перед нашим умственным взором триаду «тезис – антитезис – синтез», Гегель указал нам на то, что «снимаемая» на определённом уровне проблема до конца не исчезает и вскоре возникает на новом, более высоком, в бытийном отношении, уровне. И таковым уровнем для меня стала Камера Предварительного Заключения, удушливый философский факультет МГУ, ОВД «Хамовники» (четырежды), Институт философии на Волхонке, ОВД «Озёрки», суд и вытрезвитель.
153 Не знаю, как люди попадают на философский факультет МГУ, не догадываюсь, как становятся деканами и профессорами, – могу лишь сказать, что сам я попал на философский факультет МГУ по амнистии.
154 Несколько лет назад я, выпив самогона, водки и пива, выбил окна в своём подъезде. Для этого был повод: соседи писали на меня грязные, подлые, несправедливые кляузы (если кляузы бывают справедливыми). Утром приехала милиция. Голосом, похожим на голос члена-корреспондента Академии Наук Миронова В.В., майор орал сквозь дверь: «Уголовный розыск! Откройте!», и кто-то деловито шнырял по лестнице. Дверь я открывать не стал и, притворившись, что меня нет дома, громко включил музыку, «Фантазию-экспромт» Шопена, опус 66. Тогда сотрудники правоохранительных органов вышли из себя и стали колотить в дверь, стараясь её выломать, я же включил другое произведение польского композитора...
155 Вскоре я сидел в одиночной камере КПЗ. На пыльных стенах пальцем было без запятых написано: сижу третий месяц крыша едет нет сил. Надо признать, что та камера КПЗ своим видом напоминала кабинет Учёного Секретаря философского факультета МГУ, который, как известно, в Перестройку бойко приторговывал жвачками и на Тверской клянчил у иностранцев кроссовки и деньги.
156 В КПЗ я узнал, я познал два извечных девиза КПЗ: «Твой дом – тюрьма!» и «Не верь, не надейся, не проси». Что касается лозунга «Не верь, не надейся, не проси», то он давно стал девизом философского факультета МГУ, возглавляемого заслуженным работником коммунального хозяйства, азартным мужчиной Мироновым В.В., и этот сакраментальная формула как нельзя лучше подходит для характеристики законов, царящих на всех философских факультетах Москвы.
157 Вскоре меня из КПЗ повезли на суд. Вместе с двумя офицерами я ехал в белом милицейском «батоне», сидя в хвосте автомобиля, в клетке. Судила обозлённая тучная старуха с двумя подвыпившими тётями. Скажу прямо: подмосковная милиция и подмосковный суд намного страшнее судов и милиций Москвы. В Москве милиционеры, прокуроры и судьи побаиваются чекистов и более высоких правоохранительных структур. В Подмосковье же происходит беспредел. Я пытался что-то объяснить судье, но она вызвала конвой. Тогда я достал пригоршню мелочи и швырнул ею в сытую тройку судей.
158 Приехал другой конвой, меня опять повезли в КПЗ. Потом выяснилось, что за бросание в судей мелочью против меня возбудили административное дело. Вскоре состоялось повторное заседание. Судил старик по фамилии Курага. Он долго и внимательно читал уголовное дело и, мягко проговорив: «Голубчик…», указал на то, что Государственная Дума в каком-то чтении приняла постановление об амнистии для тех, кто совершил такие мелкие преступления или правонарушения. Я было подумал, что Государственная Дума специально собиралась для того, чтобы рассмотреть моё уголовное дело о побитых в подъезде стёклах, но дело в другом: stulta lex sed lex. Это было моё первое уголовное дело, и ни о каких психушках, как вы понимаете, речи тогда не было. Так что по закону я был амнистирован судом. С меня не взяли ни копейки. Я вышел на улицу и отправился восвояси. И вот тогда-то я случайно поступил на философский факультет МГУ.
/ конец десятой части /
159 Видение первого суда меня покинуло, и я очнулся в своей тёмной квартире. Что самое страшное? Нет, не пчёлы. Самое страшное – это измена и предательство. В мышином царстве московской философии произошла измена: философию незаметно подменили, подсунув вместо неё липкое чучело и сделав вид, что так оно и должно быть. Нужно подняться на башню и ударить в набат! Изменники и предатели одели маски – и во всех философских логовах и притонах Москвы настала эра Личины. Взгляните на этих кургузых прохиндеев, на этих проворных лихоимцев, которые, напялив на себя разукрашенные маски, выступают от лица Философии! В королевстве датском Философию стёрли ластиком и на первый план вышли ничего не значащие, никчёмные, пустопорожние идеи. Приведу наглядный пример. Посмотрите, например, на декана философского факультета МГУ, профессора Миронова В.В. Надо признать: не имея никакого отношения к Философии, он обладает целым рядом положительных качеств: например, он понимает толк в эстонском сыре, он не храпит во сне, он болеет за «Спартак» и ведёт яркую половую жизнь, он дружит с Владимиром Владимировичем Петиным, пьёт дорогое пиво с Дмитрием Харитоновичем Медведевым и знает назубок все остановки Таганско-Краснопресненской линии метро. Он прекрасный семьянин, садовод-огородник, он умеет разгадывать порно-кроссворды и неплохо играет на баяне. Наконец, он свободно владеет белорусским матом и читал «Капитанскую дочку». Да что и говорить, у него уйма, у него цельный мешок качеств! Стоит ли его обвинять в том, что Философия прошла его стороной?.. Да, он за годы своего тунеядства скопил немалые суммы денег, которые он прячет дома в сундуках. Ну и что?.. Простим ему!
160 А вот и другой мародёр мысли – декан-профессор, академик РАН Салам Керимович Латунский. Не зная, что такое Философия, он, тем не менее, прекрасно ориентируется в жизни, и у него тоже цельный вагон человеческих качеств: он прекрасный тамада, он разбирается в политике, он коллекционирует хоккейные клюшки, любит пение канареек, неплохо вышивает, он пьёт чачу и слушает радио «Шансон», он тонкий знаток всех видов лезгинок и сам может сплясать. Он прекрасно осведомлён: что? где? почём? Он читал мать Терезу и получал на водку с Нобелевских премий, он постиг закон жизни: пока дают, надо брать! И он знает, что этика имманентна, а мораль приоритетна! Наконец, он тоже читал «Капитанскую дочку»! и не только её!
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |