— Когда тогда? — Когда ты спас меня от двери. Выспаться дал... — Саша сполз по сиденью и повернулся к Ивану, — Всем плевать, а ты обо мне позаботился. Раньше никто обо мне не заботился, все почему-то от меня помощи ждут. Карма у меня такая, наверное. А ты с самого начала запал на меня, да? Разговор Ивану не нравился. Он не собирался исповедоваться перед объектом своего влечения, пусть даже оно перестало быть тайным: — Лучше расскажи план действий. — Сначала мы поедем в Ладынино к моему любимому поставщику под кодом сорок два. Он несколько лет возил к нам груз, а недавно пропал безо всяких объяснений. Это непохоже на него. Хочу докопаться до правды. Он мужик прямой, всё расскажет, но придётся в баню сходить и водки напиться. По-другому он с людьми разговаривать не умеет. Я уже года три обещаю ему приехать. — Я в баню не пойду. — Я тебя и не зову. И водку пить не будешь, ты за рулём. А вечером в Петровск поедем — там переночуем, гостиницу я забронировал. И я тебя прошу как товарища, ты присмотри за мной, если я совсем бухой буду. Вообще-то, я умею пить, но сорок второй — это зверь какой-то. Боюсь, он меня в дым накачает. Андрей Михайлович действительно был здоровым. Голова, как у льва, руки — лопаты. Обрадовался приезду Гара, повёл показывать свой огромный дом на берегу Свири. Полчаса заняла экскурсия по дому, просторному двору и хозпостройкам. Приветливая хозяйка уже готовила стол на солнечной веранде. Баня пыхала в голубое небо сладким белым дымом. Несмотря на все ухищрения, Ивану не удалось избежать посещения бани. Спорить с Андреем Михайловичем не представлялось возможным. — Ты русский человек, Ваня? Из Архангельска? Вот видишь! Как без бани-то? Сам не пойдёшь — я тебя отнесу, и не обижайся. Все знают, что у меня по субботам баня и водка, и никаких отказов я не потерплю! Наверняка и Саша об этом знал, потому что откровенно улыбался, когда Ивана привели в баню и принудили раздеться. Парились долго, с вениками и залихватскими прыжками в ледяную ещё Свирь. Иван старался не смотреть на Сашу, хотя взгляд неумолимо прилипал то к поджарому животу, то к смуглым плечам. Саша, напротив, нахально разглядывал Ивана чёрными омутами глаз, словно вызывая на поединок. Иван не стеснялся свой крепости и стати, но полотенце на всякий случай повязывал туже, не собираясь ничем смущать своего директора. Прежде чем вступать в поединок, он желал знать правила — если те в принципе существуют. Бои без правил Ивана не возбуждали. Обильный обед не обошёлся без обильных возлияний. Ивану повезло, его пить не заставляли. Андрей Михайлович вливал в себя водку из запотевшей бутылки как в бездонную бочку. И Саша наливался под завязку, не желая отставать от хозяина дома. Иван понял, что начался серьёзный разговор, когда Гар спросил: — А что ж ты, Андрюша, перестал свои машинки ко мне гонять? — Я так и знал, что ты из-за этого появился! Пока всё хорошо было, ты и не думал ко мне в гости приезжать... — Так ведь ты сам ко мне ездил. А что плохого-то случилось? Я тебя обидел чем-то? Андрей Михалыч наполнил рюмки и поднял тост: — За крепкую мужскую дружбу! Шумно выдохнул воздух и закусил холодцом. — Это я тебя обидел. Не приезжал, потому что стыдно было. — Да чем ты мог меня обидеть? — Эти твои гаврики... Толстый этот, Петренко. Он занижал мне цену, а разницу себе в карман клал. — Ну так, это Петренко меня обижал. И тебя, кстати, тоже. — А чего ты не спросишь, почему я соглашался на такие трики? — И почему же? Он делился с тобой? Андрей Михайлович нехорошо побагровел, но взгляда не отвёл: — Нет, не делился. Хуже. Он мне в каждом акте лишнюю тонну-две приписывал. Так что я тоже тебя наёбывал. Саша почти весело присвистнул: — Это у меня на базе, получается, несуществующие тонны числятся? — Ага. Не знаю, сколько там у тебя этой хрени, но тонн на семьдесят я тебя наебал. Потом мне стало противно и я вообще перестал к тебе возить. Я на двадцать штук баксов тебя обидел, — Андрей Михайлович скривился от стыда, но продолжил: — Бес жадности попутал. Чтобы я из-за двадцати сраных тысяч в такое дерьмо вляпался! Я рад, что ты приехал. Меня попустило. Я верну деньги, Саш. — Андрюш, я ценю твою честность. Не надо денег. Привези мне три машины груза и сочтёмся. И не бросай меня, ты мой лучший поставщик! Я тебе хорошую цену буду давать. Видишь Ивана? Запомни, он моя правая рука. С сегодняшнего дня он — начальник отдела закупок, с ним договоришься по цене. У него там и премии за тоннаж, и прочие бонусы. Ну, что, согласен? У Андрея Михайловича подозрительно заблестели глаза: — Гар, сука, можно, я тебя обниму? И Ваню твоего тоже! А этого толстого Петренку гони нахрен, он же не одного меня обработал. Стопудово у тебя на базе недостача охеренная. Как только покинули гостеприимного сорок второго, Саша тут же позвонил Князевой и приказал приостановить закупки до особого распоряжения. Затем попросил Дика организовать отправку груза в Голландию и зачистить базу под ноль, чтобы сверить учётные данные и реальное количество тонн. Только таким способом можно выявить недостачу. И Князева, и Дик попытались было выяснить, с чего такие резкие распоряжения, но скоро поняли, что Саша пьян и неспособен на вменяемый диалог. Сашу действительно капитально развезло. Он заснул на пути в Петровск и так неудобно пристраивал голову к стеклу, что Ивану пришлось остановиться и надуть подушку. Он подложил её под шею Саши, не без смущённого удовольствия прикасаясь к своему пьяному начальнику. С подушкой тот выглядел милее. Саша проснулся через полтора часа. Висящее над горизонтом красное солнце теперь отражалось в зеркалах заднего вида, окрашивая нежным румянцем лицо водителя. До Петровска — пятьдесят километров. Саша напился остывшего какао, подёргал головой, разминая шейные позвонки, и спросил: — А ты актив или пассив? Машина чуть вильнула по дороге, а румянец пошёл пятнами. — Тебя это не касается. Саша зевнул и сложил расслабленные руки в неприлично-акцентирующую композицию. Что он там прикрывает?! Что за дрянь ему снилась? — Очень даже касается. — Прекрати. — Ты сказал, что хочешь меня. До тебя мне никто такого не говорил. Хорошо. Но как именно ты меня хочешь? Если бы ты был женщиной, то я бы знал, чего тебе нужно, но ты — мужчина. Насколько я в курсе, между мужчинами существует разница. Я смотрел видео. Мне просто интересно, ты актив или пассив? Это что, секретная информация? Об этом нельзя спрашивать? Сердце билось в горле. Иван съехал на обочину и вышел на воздух, подставляя лицо ветру. Жадно закурил, глотая тёплый дым и успокаиваясь от мерного шума пролетающих мимо грузовиков. Где-то сзади Саша сходил в кусты и вернулся в машину, дрожа от прохлады и похмелья. Потом уже, в гостиничном баре, спустя час насупленного молчания, Иван сдался и ответил: — Я тебя по-всякому хочу. И так, и так. Саша уронил с губ соломинку в бокал с апельсиновым соком и заинтригованно уставился на Ивана: — А это возможно? — А ты сомневаешься? Саша только хмыкнул. В номере Иван тщательно помылся, почистил зубы и нервно сжевал половину упаковки Орбита. Спрятал в пределах досягаемости то необходимое, что нашлось в его дорожной сумке. Поклялся, что бросит курить, если оно пригодится. Нашёл в телевизоре какой-то ненавязчивый музыкальный канал, приглушил свет и сел в кресло ждать. Сердце билось так, что приходилось придерживать его руками. Каждый шаг за дверью отдавался грохотом крови в венах. С чего Иван взял, что Гар придёт? С чего решил, что пьяные расспросы — нечто большее, чем нескромное любопытство? Кто сказал, что дружеское поддразнивание таит в себе обещание, как цветок таит каплю нектара? Но Саша пришёл. В большом белом халате, с мокрой головой и босиком. Прошёл мимо застывшего Ивана к кровати, сбросил халат и лёг под одеяло, натянув его до подбородка. Ивану показалось, что паркет под ногами тронулся и поплыл вниз, словно лифт. Он запер дверь и на несколько секунд прислонился к ней лбом, пережидая шум в ушах. Потом пересёк комнату и скользнул под одеяло в нагретое постельное нутро, неожиданно пахнущее горькой туалетной водой. Повернулся и спросил: |
— Саша, чего ты хочешь от меня? — Я хочу, чтобы ты закупал для меня материал по конкурентоспособной цене и никогда не обманывал. Поединок, в котором Иван не знал ни единого правила, начался. Иван понял, что проиграл ещё до начала боя: пустить Гара в свою постель — фатальная ошибка. — Я не об этом. — Ах, не об этом? А о чём? Я ничего от тебя не хочу. Это ты меня хочешь, забыл? — И ты пришёл, потому что я тебя хочу? — Бинго. Отложив решение этого ребуса на потом, Иван навис над Сашей, пытаясь поймать ускользающий взгляд. Потянулся поцеловать, но Саша отвернулся и губы Ивана проехались по горячей щеке. Лихорадочно соображая тем маленьким участком мозга, который не отключился от сумасводящей близости, Иван догадался, чего ждёт Саша. Того самого, о чём не скажет и не попросит. Откинул одеяло и впервые разглядел ладное худощавое тело. Тёмные соски, напрягшиеся от внезапной прохлады. И член — совсем не напрягшийся. Иван мог бы проявить чудеса стойкости и сказать: «Саша, не надо, ты потом пожалеешь, ты утром меня возненавидишь, давай оставим всё как есть», но говорить такое было уже поздно. Когда человек перешагнул через бог знает сколько запретов, чтобы лечь в твою постель, сказать такие слова — значит больно ударить по гордости. Иван наклонился и поцеловал грудь, по которой тут же побежали заметные мурашки. Волоски по всему телу приподнялись дыбом. Поцелуй в живот заставил Сашу вздрогнуть и скорчиться. А когда Иван потрогал языком пупок, Саша нервозно хихикнул, дёргаясь всем корпусом: — Эй, мне щекотно! Иван погибал от желания. У него несколько месяцев никого не было. Лизнул на пробу головку и, не заметив лишних щекоточных трепыханий, быстро и умело возбудил Сашу. Такого на удивление отзывчивого. Достал приготовленное — понадобилось, теперь придётся бросить курить, — и, обмирая от нереальности происходящего, раздвинул ноги и тронул внизу влажным. — Вот только не надо никаких пальцев всовывать. Это нечестно. Что за идиотское правило! Понимает ли Саша, о чём просит? Иван полежал лицом на смуглом бедре, пока злая досада не отступила, и выпрямился. Хорошо, пусть будет так, как хочет Гар. Он имеет право выбирать — у него дебют. Иван зашуршал обёрткой, но Саша не проявил интереса. Лежал с закрытыми глазами, и только сильнее зажмурился и сжался от первого толчка. Так никуда не пойдёт. Тремя грязными словами Иван подсказал действенный способ расслабиться, и Саша последовал его совету. Пошло легче. Иван видел, как покраснело тонкое лицо и каким затруднённым сделалось дыхание. Ресницы намокли и слиплись, а на висках блестели мокрые дорожки слёз. Борясь с эгоистичным желанием слепо и яростно вдолбиться в беззащитную тесноту, Иван внимательно наблюдал за Сашей, теряющим возбуждение. — Саш, открой глаза. Посмотри на меня. Саша сделал, что просили, и сфокусировал зрение на Иване. Даже улыбнулся: — И в чём удовольствие? В чём твоя правда, друг? Нервы Ивана не выдержали. Не об этом он мечтал. Не это представлял по утрам в душе. Да, он по-всякому хотел Сашу — но не так же? В его фантазиях Саша выгибался, пошло стонал и раскладывал ноги в шпагат. Но только не плакал от боли. — Всё, хватит. Попробовали и ладно. Цепкие пальцы сжали его зад: — Нет, продолжай. Не бросай меня. Покажи мне… И столько тихой мольбы было в этих словах, что Иван переступил через жалость, досаду и личные потребности и принялся трахать так, чтобы показать. Сложил гибкое тело в правильную позу и накрыл рукой наливающийся член. Превратился в нежный, чуткий и высокоточный инструмент для чужого наслаждения, отменяя свой собственный оргазм старым проверенным способом. Саша глухо застонал от особо чувствительного удара. — Теперь понимаешь, в чём удовольствие? Саша посмотрел, но, кажется, не услышал. Ему требовалось ещё. На его груди собирались капли пота, а под коленями было совсем мокро. Он сорванно дышал, кусал губы и комкал простыню, но ему требовалось ещё. И ещё. Иван, совсем не марафонец, толкнул, наконец, Сашу на финишную ленточку. Поймал на себя его подкинувшиеся бёдра и ощутил под пальцами толчки, синхронно отдающиеся внутри. Вышел и скользкими запачканными руками довёл себя до разрядки, смешивая свои капли с теми, что уже белели на вздрагивающем животе. Бой без правил закончился со счётом 1:1. Саша собрался с силами и сел, кряхтя и морщась. Поковырял подсохшие пятна и с чувством произнёс: — Вот дурдом! Иван не смог уловить, что это за чувство. Восхищение? Омерзение? Саша наклонился за своим халатом и так пошатнулся, что едва не впилился в стойку телевизора. С трудом восстановив равновесие, нетвёрдой походкой направился к двери. Иван кинулся к нему, помогая запахнуть халат на груди: — Саш, ты в порядке? — Аб-со-лют-но. Пьяный только. — Как пьяный?! — В хлам. Нет, не 1:1. Полный провал. ========== Часть 4 ========== На завтрак Саша не вышел. Помня о назначенных встречах с семьдесят седьмым и сто двенадцатым, Иван стучал в дверь Сашиного номера, пока тот не открыл. Заспанный, сразу ушёл в душ. Иван потоптался по комнате, постоял у окна, разглядывая бескрайнее петровское озеро. Сесть бы на ту белую яхту, что качается у главного причала, и уплыть в Белое море. Безусловно, Сашу с собой взять. Любить его под крики чаек и шум холодных голубых волн. Саша вышел из ванной таким хмурым, что любить его не представлялось возможным. Сильно хотелось курить. Иван аккуратно поинтересовался: — Всё хорошо? — Не знаю, не разглядывал. Иван и без того испытывал жгучее чувство вины, не стоило усугублять. Но Саша, подбрасывая в костёр вины толстое полено, раздражённо спросил: — Когда я смогу пользоваться задницей по назначению? Ну, можно подумать, что-то непоправимое случилось. Иван буркнул: — Смотря какое у неё назначение. — Сука. Я тебя вчера как человека попросил присмотреть за мной пьяным, а ты воспользовался моментом. Значит, такова версия случившегося? Иван не собирался напоминать, что Саша сам пришёл и заполз под одеяло — был уверен, он и так всё отлично помнит. Но если ему хочется выглядеть невинной жертвой грязных домогательств — пусть. Поэтому Иван промолчал. Оба поставщика быстро сознались в сговоре с менеджером. Зная механизм мошенничества, Саша блефовал, немного давил — и снова услышал фамилию Петренко. Семьдесят седьмой даже не изобразил раскаяния, свалил всё на менеджера: — Это твой парень, ты за него отвечаешь. А я человек чужой, предложили денег — согласился. И в чём-то был прав. Когда у тебя в доме жирный крот, нечего обижаться на пришлых крыс. Сто двенадцатый, совсем новенький поставщик, отговорился незнанием правил. Думал, так и надо, когда тебе снижают цену, а в акте рисуют лишнюю тонну. После эмоциональной лекции Гара о том, что выгоднее получать честную цену за честный тоннаж, клиент всё осознал и пообещал работать напрямую с начальником отдела закупок «Нордекса». То есть с Иваном. Утром Иван созванивался по делам с Князевой, она сказала, что приказ о его повышении ждёт визы. Быстрая карьера — можно сказать, через постель начальника. Память услужливо нарисовала начальника в постели. Так бы и любоваться им. Трахать его, заботиться о нём. На обратном пути в Питер Иван включил подогрев Сашиного сидения. Тот подозрительно покосился, но смолчал. Пригрелся и заснул, свесив голову. Снова пришлось цеплять ему на шею надувную спасательную подушку. В Петербурге шла погрузка материала на пароход. Закупки не производились, менеджеры получили отгулы на неделю. Саша не общался с Петренко, отложив разговор до окончания погрузки: нужно было узнать точную сумму ущерба. Иван, получивший внезапную свободу, планировал заняться обустройством квартиры: купить, наконец, бытовую технику и недостающую мебель. И он даже приобрёл массивный круглый стол для кухни, но на этом его покупательский энтузиазм иссяк. Иван приезжал в офис и погружался в новую работу, которую считал срочной и важной — анализ клиентов, сверка задолженностей. |
Отношения с Сашей не изменились. Они не обсуждали тот случай и оба вели себя как ни в чём не бывало. Почти каждый день Саша приглашал Ивана пообедать в ресторан или в какое-нибудь неприметное подвальное заведение. Каждый раз в другое, будто хотел показать как можно больше интересных мест. Иногда к ним присоединялись Князева или Дик, или оба сразу, но чаще обедали вдвоём. Много разговаривали. Иван рассказывал об Архангельске и Белом море, Саша — о ремонте новой квартиры и Сан Саныче, который заканчивал первый класс и мечтал поехать в отпуск с отцом. Однажды Саша спросил: — Что бы ты выбрал: любить самому или быть любимым? — Любить самому, — без раздумий ответил Иван. — А ты? — А я — быть любимым. Сан Саныч так любит меня, что я всё для него сделаю — лишь бы не потерять его любовь. Понимаешь? — А самому любить не хочется? — Не знаю. Я, наверное, не любил никогда. Мне очень нужно, чтобы меня любили — только тогда я что-то чувствую. Наташа меня раньше любила, и это делало мою жизнь… терпимой… А потом я стал для неё говнюком. Мне очень не хватает ощущения, что меня любят, что я кому-то нужен. И Саша вопросительно смотрел на Ивана, а тот опускал глаза и закрывался бокалом с водой. У него подрагивали руки, на языке крутилось признание, а Саша молчал и ждал, словно давая время сформулировать. Хотя что там формулировать? Я люблю тебя. Я люблю тебя от начала и до конца. Я хочу быть с тобой. Ты — лучшее, что есть в этом мире. Но Иван ничего не говорил — ему казалось, это будет жалко и неуместно. Хотелось получить хоть крошечное подтверждение, что Саша и сам заинтересован в нём — и не только как потребитель любви и восхищения. Заинтересован, как мужчина. Учитывая, что Саша не имел раньше однополых связей, Иван опасался, что никогда не получит такого подтверждения. Переспать с парнем, когда тебя в четвёртый раз бросила жена — это не значит стать геем, это значит упасть на дно отчаяния. Это протест против святости брачных уз, демонстрация личной свободы и весёлое балаганное шествие со связкой голубых шариков. Как бы там ни было, Иван не спешил объясняться в любви. Балаган — это без него. За день до окончания погрузки Иван обнаружил, что сорок второму был выдан аванс в счёт будущих поставок. Саша разрешал выдавать клиентам небольшие краткосрочные авансы, и менеджеры этим пользовались. Проблема в том, что Иван точно знал: сорок второй не берёт деньги вперёд. Тут же набрал Андрея Михайловича, задал вопрос и получил ответ, в правдивости которого не сомневался: — Ваня, конечно, я не брал! Я беру оплату только по факту. А что, кто-то повесил на меня аванс? Ты уж разберись там. У нас такая жара, плюс двадцать один сегодня. Приезжайте ко мне на майские, отдохнём, попаримся, водки выпьем. Иван попрощался с гостеприимным поставщиком и задумался, сколько ещё приписок обнаружится в отчётах Петренко, если проверить их тщательно? Пошёл к Гару. Князева сказала, что тот, скорее всего, в бильярдном клубе на цокольном этаже. Спустился в клуб. Увидел Сашу, одиноко гоняющего шары по зелёному сукну. — Саш, нужно поговорить. — Конечно. Разве ж ты придёшь ко мне без дела? Иван обошёл стол, чтобы видеть лицо Саши: — Ты о чём? — Бросил меня, забыл совсем. Когда на Гара нападало такое настроение, проще было прямо спросить: — Давай без всякого бреда. Чего ты хочешь? — Хм, может быть, я хочу, чтобы ты… — Саша вздохнул и красноречиво повозил рукой по кию, лаская синюю наклейку на конце, — чтобы ты сделал мне… И замолчал. Иван не любил двусмысленностей и пошлостей. И не любил, когда Гар принимался манипулировать им. А то, что происходило сейчас, очень смахивало на манипуляцию. — С удовольствием сделаю. Но ты первый. — Рехнулся?! Это же ты — гей. — А ты типа нет? Кого я трахал в прошлую субботу? — Да мне даже не понравилось! — Да ты весь обкончался! Саша заткнулся. Раздражённо провёл мелком по наклейке и резко двинул по шару. Тот позорно подпрыгнул, громко ударился о бортик и улетел куда-то за пределы освещённого круга. Саша выругался, а Иван вышел из бильярдной. Отправился рыться в отчётах менеджеров. Ближе к вечеру позвонила Князева, сказала, что Гар ждёт в своём кабинете. Он и правда ждал, расслабленно восседая в кресле и покачивая бокал с коньяком: — Закрой дверь на ключ и подойди ко мне. Ну просто принц минета на троне. Иван возмутился: — Да иди ты! — и попытался выйти из кабинета. Гар подскочил и захлопнул дверь, проворачивая защёлку замка: — Я же серьёзно. Я подумал над твоими словами. Ты прав. — В чём я прав? — Во всём ты прав, пойдём, позволь мне. Ты же хочешь? Скажи, что хочешь. Иначе какой во всём этом смысл? Саша прислонил Ивана к краю стола, а сам плюхнулся в кресло и начал расстёгивать ремень. Иван не помогал — ему хотелось быть пассивным. Принимать неумелые, но не лишённые вдохновения ласки. Смотреть, как губы чересчур тщательно оберегают от зубов, хотя это и не нужно совсем. Чувствовать напряжение непривыкшего горла и опять наблюдать мокрые ресницы. И улетать от острого удовольствия и осознания того, что вот оно — подтверждение Сашиного интереса. Хотя бы сексуального. Иван вовремя предупредил, но Саша не отстранился — и переоценил свои возможности. Почувствовав во рту интенсивный чужой вкус, Саша скривился и сплюнул в недопитый бокал. Схватив бутылку и прополоскав рот тридцатилетним коньяком, сплюнул ещё раз. Выглядел озадаченным и виноватым одновременно. Наверное, был уверен, что сможет проглотить. Иван поинтересовался: — Что, опять не понравилось? Саша посжимал губы, проверяя их невредимость, и отрицательно покачал головой. Выглядел сногсшибательно. Иван вытащил его из кресла, хотел поцеловать, но Саша снова повторил гадкий трюк с отворачиванием. Как будто поцелуй интимнее секса. В этот раз Иван не позволил увернуться: ухватил за затылок, властно притянул к себе. Целовал долго и жадно, не жалея растерзанные губы и не в силах оторваться. Первый поцелуй. Саша уже и не протестовал, прильнул жарко. Только требовательно давил на плечи. Иван медлил и дразнил, наказывая за отрицательное качание головой. За наглую ложь. Если бы не понравилось — не красовался бы такой очевидный бугор в штанах. И только когда Саша простонал: «Ну, Ва-а-аня», Иван опустился на колено и отсосал так нежно и сладко, будто от этого его жизнь зависела. Назавтра Гар исчез. Даже трезвый с утра Дик сидел в офисе и ждал, пока погрузят последний материал, а Саши всё не было. К полудню, когда погрузка завершилась, пароход отчалил, а база была зачищена под ноль, Иван начал нервничать. Директор обязан был сегодня присутствовать, но у него даже телефон отключён. Дик на всякий случай позвонил Наташе Гар, но она ответила, что не видела Сашу четыре дня. Пытаясь заняться чем-то полезным, Иван сверил количество отгруженных тонн и данные склада: недостача — семьсот тонн. Около двухсот тысяч долларов. — Это больно, — прокомментировал Дик и пошёл искать обезболивающее. Иван узнал у Князевой адрес и поехал на новую квартиру Саши. Он раньше не бывал здесь: Саша не приглашал до окончания ремонта. Дверь открыл пожилой бородатый плиточник в бандане и сообщил, что хозяина утром не видел. Хотя обычно по утрам пересекались. Но сегодня — нет, Саша рано ушёл. Или да, совсем не ночевал. Иван заглянул в спальню и обнаружил в шкафу вчерашний костюм — значит, с работы точно приходил. Потом догадался спуститься к консьержу, который сказал, что Саша около девяти утра вышел из дома. Необычно ранний выход для такой совы, как Гар. На этом ниточка обрывалась. Если бы не день окончания погрузки, Иван не волновался бы. У Гара много внеофисных встреч, да и вообще он не каждый день появлялся, но сегодня у Ивана было тревожно на душе. Набирал Сашин номер — «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия…» Чтобы Саша телефон отключил — такого Иван припомнить не мог. Помогла кассирша. Вышла в столовую выпить послеобеденную чашку чая и случайно услышала, что Сашу ищут. Поделилась, что видела его рано утром. Он заезжал в офис за деньгами для клиента, взял подготовленный конверт и уехал. |
— Какой клиент? Так Саша на встречу поехал? — Ну да, деньги повёз, клиент срочно требовал — девяносто первый. Иван кинулся звонить девяносто первому. Тот сказал: — Всё верно, вы мне денег должны за одну машину, но я потом заберу, я сейчас зуб лечу. — Так ты не звонил утром, не требовал срочно деньги тебе отдать? — Да я еле разговариваю! У меня зуб! Ничего я не требовал, у меня пол-лица разнесло и температура. — А с кем из наших ты работаешь? — С Кравчуком чаще всего. С Петренко. Пытаясь понять, что происходит, Иван ввалился в кабинет к Дику: — Дик, Саша повёз деньги девяносто первому и пропал, а клиент говорит, что не просил денег и не ездил на встречу. Голландец, уже под градусом, быстро сконцентрировался: — Кто другой звонить вместо он, да? — Да! — Окей, окей… Кто знать про девяносто первый? Что мы должен ему? — Те, кто имеют доступ в базу данных. Саша, ты, я, бухгалтер, кассир и трое менеджеров. — Позвонить все трое! Иван несколько раз набирал номера Кравчука, Петренко и Соломина — никто не отвечал. Они находились в отгулах, но Иван впал в бешенство. Вытащил Дика из-за стола, бросил: — Поедем. Сначала к Кравчуку. Однако Кравчуков не было дома. Иван вспомнил, что давно уже не видел Любу, хотя раньше она постоянно мелькала на горизонте. И Толика не видел — ни его самого, ни старый опель на стоянке у дома. Иван застонал от бессилия, а Дик спокойно сказал: — Надо сосед спросить. Женский голос отозвался только из одной квартиры, остальных соседей дома не было. Повезло, что женщина знала Ивана в лицо. Открыла с зарёванным малышом на руках. На вопрос о Кравчуках ответила: — Съехали они, несколько дней назад. — А куда, не знаете? — Люба как-то обмолвилась… Какая-то деревня с рыбным названием. — С рыбным?! — Сейчас. Окунь… Окунёвка. Или Акуловка? Что-то такое. — А адрес? — Адреса не знаю. Но Люба фотографии на телефоне показывала — большой такой дом. Двухэтажный, прямо на берегу реки, но не новый. Первый этаж из оранжевого кирпича, а второй — деревянный… Она сказала, что хочет в том доме родить. Ну, её дело, хотя я не понимаю все эти домашние роды. Это же опасно, а вдруг обвитие или ножками вперёд? — женщина прижалась щекой к ребёнку, который снова собирался зареветь. Ножками вперёд. Закололо в сердце. К удивлению Ивана Акуловка существовала на карте — небольшой посёлок на Неве. Через полтора часа Иван с Диком были уже там. Несколько многоэтажек из белого кирпича и частный сектор вдоль реки. Во дворах уже проросла свежая трава, а деревья стояли в прозрачной зелёной дымке. Ещё три тёплых дня — и всё зазеленеет. Нужный дом нашли не сразу, долго подбирались к жилой линии у самой воды. И нашли даже не дом, а просто Любу увидели во дворе. Сидела на высоком крыльце и курила. Огромный живот натягивал платье, лицо опухшее — то ли от беременности, то ли от слёз. Увидела Ивана с Диком, шмыгнула в дом, но они вломились следом. Ивана так трясло, что Дик не позволил ему разговаривать с Любой, вытолкал в другую комнату. Иван выкрутил и изломал все пальцы, пока дождался вестей. Дик появился с бледным до синевы лицом: — Они выбросить Сашу на трассе. Деньги забрать. — Кто? Где?! — Толик. Он в запой. Там лежать. Иван кинулся в указанном направлении, нашёл невменяемого Кравчука на веранде — лежал на полу в луже и храпел. Иван начал трясти его, хлестать по щекам. Люба стояла в дверях и подвывала, зажимая рот руками. Когда Иван чувствительно приложил Кравчука головой об пол, заорала: — Отстань от него, не видишь, он пьяный! Он два года не пил, а сегодня сорвался! Из-за грёбаного Гара! Вся жизнь наперекосяк из-за грёбаного Гара! — Где Саша?! Иван стремительно метнулся к Любе, но попал в ловушку неожиданно сильных рук. — Где Саша?! Где Саша?! — В Павловском карьере твой Саша, пидор ебучий! Это ты виноват! Пока ты не появился, всё нормально было! — Где Павловский карьер, дрянь?! Он выдирался, стараясь достать до мерзкого опухшего лица, но Дик вцепился в него намертво, тихо сказал: — Я знать карьер. Я сесть за руль. Я протрезвовал... Ивана трясло крупной дрожью. Судорожно нашарил в бардачке пачку сигарет, вдавил зажигалку в гнездо. Он не курил с тех пор, как Саша пришёл в его номер — держал зарок. Но сейчас казалось, только сигарета способна выключить в мозгу страшные до припадка картины. Зажигалка нагрелась, и Иван уже почти выцарапал из пачки сигарету, как ему почудился голос Саши: «Не бросай меня». Глаза защипало, и мир расплылся акварельными пятнами. Он хотел закрыть лицо руками — обжёгся чем-то. Открыл окно и выпустил из рук и пачку, и раскалённый железный цилиндр, а Дик молча положил ему на колени упаковку бумажных платочков: — Всё будет хорошо. Иван словно провалился в дыру во времени, вдруг увидев пьяного Дика, подпевающего Верке Сердючке, весёлого жениха Толика и Сашу. Сашу. Можно я пересплю с тобой? Что за бред, он не так спросил! Можно я посплю у тебя? Спи, моя радость, я буду охранять твой сон. Ничего хорошо не было. Он лежал на склоне, ведущем к карьеру — с дороги не видно, в зарослях черёмухи. Листочки уже развернулись и даже кисти налились — готовы к майскому цветению. Иван бежал к нему, слепой от страха и закатного солнца. Упал на колени и бережно перевернул на спину. Тёплый, дышит трудно. Всё лицо в засохшей крови, и руки, и рубашка. Только ресницы чистые. Господи, спаси его. Где-то сзади Дик почти без акцента диктовал адрес диспетчеру скорой помощи. ========== Часть 5 ========== Несколько следующих часов выпали из памяти Ивана, как ржавые копейки из дырявого кармана. В Соколовской больнице Сашу сразу увезли в отделение интенсивной терапии. Закрыли за ним широкую двухстворчатую дверь. В приёмном покое Иван искал врачей, собираясь сказать что-то важное, — пообещать любые деньги, — но никто и разговаривать с ним не стал. Сестра вынесла розовую таблетку и стакан холодной воды. Дик помог напиться, потому что руки Ивана дрожали и выплёскивали воду через край. Дик неотлучно был рядом, придерживал под локоть. С ним, кстати, в больнице разговаривали. Вскоре приехала Наташа Гар. Иван впервые увидел Сашину жену: не ожидал, что она настолько красива. Миниатюрная ухоженная блондинка. Её пропустили в отделение, откуда она позже позвонила и сказала, что всё нормально: Саша спит, сломаны нос, два ребра, всякие ушибы и сотрясение мозга. Они могут ехать домой, а она останется в палате Саши. Дик увёл Ивана. Отвёз на Дачный и проследил, чтобы Иван лёг спать. Таблетка какая-то сонная оказалась: Иван вырубился, не донеся голову до подушки. С утра Иван поехал прямиком в больницу, но его снова никуда не пустили. Он не был близким родственником. Наташа спустилась и скупо поделилась новостями. Всё нормально, Саша поправится. Да, он пришёл в себя. Сказал, что Кравчук его избил. Нет, в полицию не хочет, это семейное дело. Да и Люба вот-вот родит, какая полиция. У Ивана желваки заходили: — Это же покушение на убийство! Нужно написать заявление. Скажите Саше! — Тебя Иван зовут? Спасибо, что ты вовремя кинулся искать Сашу. Если бы не ты… Я тебе очень благодарна. Но дальше — не твоя забота, Саша сам решит, что делать. — Иван смотрел на пухлые шевелящиеся губы и едва осознавал смысл сказанного. Как это не его забота? А чья? Вернувшись в офис, Иван погрузился в работу. Самолично возобновил приёмку материала и одновременно вытаскивал на свет всю цепочку махинаций менеджеров. Кравчук находился в смертельном запое. Невменяем, писать объяснительную неспособен. Соломин же появился в офисе и чистосердечно покаялся — исключительно в ценовых приписках, но не в трюках с тоннажем. Иван жёстко высказался насчёт подорванного доверия: «Ты же с первого дня тут работаешь!» и дал Соломину настолько низкую закупочную цену, что поставщиков придётся уговаривать продавать груз. Но если Соломину удастся закупиться по такой цене, это в какой-то мере покроет убытки. А Петренко скрывался. Иван выяснил, где тот живёт, и поймал вечером, когда он возвращался из детского сада со своей дочкой. Заступил дорогу: Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав
|