Из Джакарты мы на нескольких рейсах с пересадками долетели до Понтианака, города на западном побережье Борнео. Это было местом начала нашего путешествия. Мы планировали пересечь центральный Борнео от Понтианака до Самаринды, это был транс-калимантанский тур. В 1894 голландский этнограф Ньёвенюс (Nieuwenhuis) потратил на это пятнадцать месяцев. Мы рассчитывали на четыре недели.
Мы остановились в Понтианаке на день, чтобы запастись провизией и сигаретами. Затем мы сели на паром и направились вверх по реке прямо в центр острова. Исток реки был огромным, как Миссисипи, а далее по мере нашего углубления в джунгли становился всё меньше и меньше пока и вовсе не превратился в небольшую, но бурную речушку, которая могла за десять минут увеличиться в десять раз из-за внезапного наводнения.
Все пребывали в сильнейшем восторге, созерцая прекрасное слияние двух рек, пока не увидели сотни миль вырубленных джунглей. Лесоперерабатывающая промышленность вторглась в древнюю цивилизацию и просто изнасиловала лес. Это выглядело так, будто бы территорию размером с Род Айлэнд просто стёрли с карты. Пересев на лодку поменьше, мы приплыли в рыбацкую деревню Путуссибау, наш последний оплот перед встречей с настоящей дикой природой. Путуссибау состояла из двух главных улиц, на одной жил какой-то трансвестит, а на другой голландский священник миссионер, который чуть ли не с радостью предупредил нас обо всех опасностях, ожидавших впереди. О малярии и ядовитых змеях. По его словам, все таблетки от малярии, что мы принимали, были абсолютно бесполезны, и если мы подхватим её, то точно умрём. Замечательно.
На следующий день мы сели в нашу лодку и уплыли. Через несколько часов мы остановились, чтобы осмотреть настоящий многокомнатный дом аборигенов, который представлял собой лесную версию квартирного комплекса, но здесь люди жили коммуной и имели общую прихожую. Затем мы продолжили углубляться в джунгли. Чем выше по реке мы двигались, тем быстрее становилось течение, на пути встречалось всё меньше и меньше деревень, проходимость в целом ухудшилась. Затем начал лить дождь. Периодически пересаживаясь на лодки меньших размеров, мы добрались до Тонг Джэнг Локам, последней деревни, после которой ландшафт уже становился более холмистым, и слишком рискованным было продолжать передвигаться на лодке. Это был безмятежный оазис перед лабиринтом джунглей, в котором не было ни реки, ни тропинки, которым можно было бы следовать, просто смесь из гор, лесов и ручьёв.
Здесь мы и наняли наших гидов Пунанов, их племя считалось настоящими мастерами джунглей. Пунаны, жившие в этой местности, вероятно, могли пересечь горы за каких-то пять дней. Но никто не мог сказать, сколько это займёт, когда за ними будут плестись четыре медленных белых парня. Я не мог полностью довериться нашим гидам, потому что один был семидесятилетним старцем из местной деревни, а другие едва ли были тинейджерами. Я не знал, дали ли нам достойных гидов, или просто первых попавшихся парней из города.
Мы пару дней прекрасно отдохнули в деревне, а затем отправились дальше пешком. Нас окружали дикие пейзажи, подобные которым я никогда ранее не встречал. Духота, жара, влажность, шум, всё это вызывала доисторические ощущения. Особенно когда мы заметили огромных рогатых птиц, парящих у нас над головами. Это была другая реальность. Мы шли целый день, и, в конце концов, обнаружили, что все тропинки, куда-либо ведущие, исчезли. Вокруг была просто влажная и грязная почва.
Начало смеркаться, и нужно было найти сухое и возвышенное место, чтобы укрыться от проливных дождей. Мы наткнулись на какую-то старую ветхую лачугу, и вместо того, чтобы строить навес из огромных листьев, остались там. Место не выглядело приветливым, всё помещение было покрыто паутиной и кишело насекомыми, но мы всё-таки улеглись там как сардины в банке, завернувшись в спальные мешки, и попытались уснуть. Я уже начинал засыпать, слегка ощущая пауков, свисавших сверху на меня, как вдруг весь мой череп начал вибрировать. Как будто дятел стучал мне по голове. Я ужасно испугался, подумав, что меня укусило что-то ядовитое, и токсичный яд разрушит мою нервную систему. Я вскочил и позвал Хэнка на помощь.
Ужасный вибрирующий шум в голове всё усиливался, и я не мог больше терпеть ни минуты этой агонии, поэтому попросил Хэнка взять фонарь и заглянуть мне в ухо.
"Нет, я ничего там не вижу. Всё вроде…а-а-а-а-а", - закричал он и выронил фонарь.
Я ощутил сильнейшее чувство облегчения, и моя голова прекратила вибрировать.
"О, Боже, - сказал Хэнк, - какое-то маленькое животное вырвалось из твоей головы, чувак".
Оказалось, что таракан каким-то образом пробрался в моё ухо и застрял там. Свет фонаря помог ему оттуда вылезти. Я был рад избавиться от таракана, но затем начал беспокоиться, что монстр отложил в моей голове яйца, и мой мозг станет обедом для семьи насекомых. Но спустя некоторое время, эта навязчивая идея престала меня мучить, возможно, оттого, что я был слишком занять борьбой с пиявками, которые начали присасываться к моему телу. Джунгли были такими плотными и душными, что мы постоянно искали реки, которые были нам всего по колено или по пояс глубиной. Пока мы были в воде, эти пиявки подбирались и прицеплялись к коже. Они сосали кровь и становились огромными, и каждый день нам приходить отдирать их от себя, опаляя зажигалкой Мальборо. После них оставались зияющие открытые раны, через которые можно было подхватить инфекцию. Если пиявки не присасывались в воде, то висели на деревьях, ожидая, когда мы пройдём под ними. Они атаковали со всех углов.
Спустя пять дней нашего похода, у нас возникла первая большая проблема. Наши гиды поняли, что мы совсем заблудились, и они начали применять какие-то знахарские средства, чтобы принять дальнейшее решение. Еда заканчивалась, мне нчало казаться, что гиды смотрят на нас с мыслью: "Давайте угробим их здесь, убьём или просто съедим". Но наш старец развеял мои волнения, и мы все вместе начали искать пути выхода из ситуации.
Затем я почувствовал недомогание. Меня сильно тошнило, началась диарея и рвота. Но, несмотря на это, я должен был каждый день проходить десятки миль по горам и утёсам, с тяжёлым рюкзаком за спиной. Ночь я не мог сомкнуть глаз, у меня одновременно начинались приступы диареи и рвоты. От обезвоживания, недостатка еды и сна, начались галлюцинации, но я сконцентрировался на выживании и направлял своё тело вперёд.
Мы начали разделяться, посылая группы на горные вершины, чтобы выяснить, где начиналась могущественная река Махакам. Как только мы найдём её, мы сможем выбраться. В один из дней я вместе с гидом отправился на вершину расположившейся рядом горы. Вернуться назад можно было только по крутому обрыву, который, к счастью, был покрыт лианами. Я следовал за ним по пятам вниз по утёсу, хватаясь за ветви. Мы подошли к той точке, где некуда было поставить ногу, и могли надеяться только на то, что лианы нас удержат. Гид совершил десятифутовый прыжок, держась за них. Когда пришла моя очередь, я спросил, выдержат ли лианы мой вес. Он заверил меня, что всё нормально; я всё же сомневался. Как только я спрыгнул с утёса, зацепившись за лианы, они оторвались от него, и я начал падать спиной вниз. Теперь ничто не могло спасти меня от неминуемого смертельного падения сто футов вниз на острые скалы. Но, падая, я ногами зацепился за другие лианы и повис вверх тормашками на этом утёсе. Где-то надо мной в безопасности стоял мой гид и истерично смеялся. Я должен был привести себя в вертикальное положение и высвободить ноги, чтобы окончательно почувствовать себя защищённым.
Через несколько дней мы, наконец, дошли до Махакам, этой широкой горной реки с глубокими, синими, быстрыми и опасными водами. Мы всё ещё были в нескольких сотнях миль от океана, но теперь можно было пересесть на лодку, которую мы могли арендовать в первой же деревне, которая находилась в двадцати милях вниз по реке. На берегу реки мы праздновали наше освобождение, целовали землю, как вдруг заметили нескольких местных жителей, плывших в лодке. У них была целая туша оленя, и наши гиду уговорили их дать нам ногу оленя и ещё черепаху. Я уже долгие годы был вегетарианцем, но, тем не менее, не раскаиваюсь, что в той ситуации жадно вгрызался в эту плохо приготовленную оленину. До отъезда местных, наши гиды успели договориться о лодке, которая придёт за нами на следующий день.
Затем начались страшные дожди. Мы были в каньоне, там не было как таковой береговой линии, просто отвесные скалы, в итоге, река повысила свой уровень и залила наш лагерь. Нам пришлось взбираться по обрыву, на котором была какая-то растительность и несколько деревьев, мы провели ночь, стоя вплотную к горе, и могли расслабить ноги, только поставив их на пни внизу. На следующий день пришла лодка, мы договорились о том, что нас отвезут к океану, и попрощались с нашими гидами, которые тут же развернулись и понеслись обратно в свою деревню. Той ночью мы остановились в деревне и смогли арендовать комнату, но лихорадка вернулась ко мне с ещё большей жестокостью. Я снова не спал всю ночь, изрыгая жидкость изо всех возможных мест и чувствуя себя слабее, чем когда-либо в своей жизни. Моё состояние тем более не улучшилось, когда нам сообщили, что несколькими днями ранее, группа австралийцев, совершавшая такой же проход, умерла во внезапном наводнении.
На следующий день мне было так плохо и так хотелось вернуться обратно к цивилизации, что я пошёл в местный коммуникационный центр, где по рации вызвал вертолёт, чтобы выбраться оттуда. Меня и Хэнка доставили на нём в Балик, где я нашёл доктора, который прописал мне какие-то антибиотики, которые должны были ослабить мои недуги, хотя и не вылечивали их полностью. Затем я попрощался с Хэнком. Наша с ним связь стала ещё сильнее, после того как мы вместе победили смерть, пробираясь сквозь эти чёртовы джунгли.
На обратном пути в Лос.-А. я остановился Новой Зеландии, мне всё ещё было нехорошо. Через несколько дней я полетел в Лос.-А., и сев в самолёт, практически потерял сознание. Пот с меня лился вёдрами, усилилась лихорадка, и снова начались галлюцинации. Когда мы приземлились, я едва смог выйти из самолёта. После дня, проведённого в кровати, я обратился в медицинский центр Института Лос-Анжелеса, врачи там ужаснулись моему состоянию. Они дали мне какие-то болеутоляющие, которые я согласился принять, несмотря на то, что был чист и не употреблял наркотики. Я вернулся домой, но теперь с головой окунулся в лихорадочные ванны пота, вызванного этими средствами. Я лёг в госпиталь Синай-Кедр, где, проведя многочисленные тесты, врачи обнаружили у меня редкую болезнь, которая называлась тропической лихорадкой. Теперь я хотя бы знал, чем был болен, курс лечения предполагал использование всё тех же мощных антибиотиков. Я выздоровел, хотя нам всё равно пришлось отменить наш предновогодний концерт в Сан-Франциско.
Я уже чувствовал себя отлично, когда мы полетели на юг в Бразилию, чтобы отыграть несколько больших шоу в январе. Это был четырёхдневный фестиваль, и мы попеременно играли с Nirvana, каждая из групп выступала в Рио и Сан Паоло. Мы все летели вместе на большом Боинге 747, атмосфера была по-настоящему праздничной, но ничто не могло подготовить меня к тому, какой приём нам окажет бразильская публика. Несмотря на то, что однажды Нина Хаген (Nina Hagen) сказала мне, что после того, как её забудут во всём мире, она может поехать в Бразилию и получить приём равный кому-либо из The Beatles, я всё ещё не мог поверить в такую эмоциональность бразильских фанатов. Чтобы уехать из отеля, нам понадобилась помощь людей из вооружённых сил. Возбуждение поклонников граничило с реальной опасностью.
За день до нашего концерта в Рио, нам предоставили полицейский эскорт, который доставил вглубь фавелы, районе трущоб, в который даже полиция боялась заезжать. Там мы хотели посмотреть на оригинальную труппу Марди Грас Самба. Мы были настолько поражены этой южно-американской музыкой самой матери Земли и всем зрелищем, что пригласили всю труппу поджемовать с нами на нашем завтрашнем концерте. И они сделали это. На сцену вышло, по крайней мере, вдвое больше человек, чем было на репетиции, они все были одеты в свои лучшие костюмы.
Чэд не знал, что делать, поэтому просто начал играть какой-то бит, а они стали подыгрывать на своих перкуссивных инструментах, танцевать и петь. Фли нашёл свой грув и присоединился, а Арик начал играть что-то фанковое, что очень хорошо дополняло картину. Я же никак не мог найти себе место в этой структуре, пока два девушки подошли и стали танцевать со мной самбу. Мы все слились в танце и звуке, это был крайне психоделичный джем.
Nirvana были хэдлайнерами следующим вечером, и мы все с нетерпением ждали их выступления. Тем временем, Кортни Лав (Courtney Love) создавала вокруг своей персоны невероятный ажиотаж всякий раз, когда представлялась такая возможность. Я не знал человека, который бы больше неё подходил всему этому вниманию, всеобщему фокусу и игры. Она не поддавалась никакому контролю. Всякий раз, когда фотограф направлял камеру на группу людей, Кортни влетала в кадр, обнимая всех так, будто она была их лучшим другом.
Мы практически не видели Курта (Kurt), который был очень нелюдим. Я провёл с ним некоторое время за сценой перед их вторым концертом. Он был под кайфом от таблеток, что, как ни странно, не влияло на его поведение, он был спокойным и отрешённым. Но у него был такой безумный стиль, он носил максимально несочетаемые комбинации цветов, свитеров и других вещей.
Nirvana просто отлично отыграла оба концерта. Они сыграли много новых песен, которые позже оказались на альбоме In Utero, а затем, поменявшись инструментами, они начали играть разные поп песни 70х, такие как Seasons in the Sun. На одном из двух шоу Курт сыграл сумасшедшее десятиминутное соло. Он снял вою гитару, положил на сцену и в таком положении стал играть на ней, а затем разбил её о свой усилитель. Всё закончилось тем, что он прыгнул в толпу и продолжил играть там на своей сломанной гитаре. Когда он вернулся на сцену, а зрители начали бороться за его инструмент, Кортни, словно на крыльях, влетела в толпу и побила нескольких бразильских ребят за право обладания этой гитарой.
Она взобралась обратно на сцену и гордо подняла вверх искорёженный инструмент, расхаживала взад вперед и каждую минуту демонстрировала свою победу. Наконец, она ушла со сцены, и почему-то в итоге, гриф этой гитары оказался у Луи (Loui), члена нашей команды. Он хранит его и по сей день.
Мы полетели обратно домой, счастливые оттого, что смогли провести время с Nirvana. Мы все любили эту группу. Тем временем, успех альбома Blood Sugar не шёл на убыль. Я всё ещё не мог привыкнуть к излишнему вниманию общественности. Я помню один случай, который произошёл в то время на вечеринке в честь Лизы Мари Прэсли (Lisa Marie Presley) в самолётном ангаре в Санта Монике. Я пошёл в туалет пописать, и какой-то цивильно выглядящий бизнесмен в костюме подошёл к писсуару рядом со мной, посмотрел наверх и узнал меня.
"О, мой Бог, ты тот самый парень", - воскликнул он и начал напевать Under the bridge.
Другой случай произошёл, когда я катался на своём горном велосипеде около своего дома, и какая-то машина проезжала мимо, а из её окна громко играла Under the bridge. Я осознал, что теперь наша музыка стала достоянием общественности и перестала быть очередным феноменом андеграунда. Это сделало меня немного более скромным и закрытым. Звучит иронично, но мы с Фли провели большую часть жизни, привлекая внимание и пытаясь создать зрелище, вытворяя всякие диковинные вещи, только чтобы нас увидели, услышали и прочувствовали. Однажды, когда мы ещё учились в средней школе Фэйрфэкс, мы обнаружили, что пересечение бульваров Уэствуд и Уилшир было самым людным и загруженным местом во всём мире. Мы выпили немного, приняли напополам таблетку и пошли на этот угол. Там мы взобрались на столб, а с него на огромный рекламный стенд, который выходил прямо на этот людный перекрёсток. Мы полностью разделись и начали танцевать, размахивая своими членами перед каждым прохожим. Чувствовалось, что весь мир смотрел на нас, это было отличное ощущение. Незабываемый момент, когда мы одновременно были эксгибиционистами, артистами, сорвиголовами и маленькими правонарушителями. Теперь мы не танцевали на этих стендах, а сами были на них изображены. Поэтому я больше не чувствовал необходимости бороться за внимание или хвастать о том, как удивительна наша музыка.
Глава 12"Через Стену"
Было слишком трудно скрывать мою проблему с наркотиками когда я приехал домой к матери. Я выглядел как ходячий скелет. Кроме того, Jaime успела высказать свои подозрения на этот счет моей матери, которая в свою очередь рассказала все отцу.
"У Энтони были некоторые проблемы с желудком когда я был на Stones show в октябре" сказал Blackie моей матери. "Он был вынужден уйти посреди ночи и принять Pepto-Bismol".
"Эй. О чем ты говоришь?" Сказала Paggy. "Он на игле!"
Казалось, что Blackie не хотел признавать то, что я принимал наркотики. Возможно, это было слишком больно для него, поэтому он вел себя, будто все было в порядке.
Tеперь карты были открыты. Я окунулся в домашний уют. Я знал, что мне придется начать ходить на собрания и есть килограммы еды. Жизнь без наркотиков была мне по душе, но я снова не осознавал, как серьезна была моя проблема. Меры, которые я принимал, чтобы справиться с ней,были слишком ничтожны даже для лодыря. Пойти на собрание и выложить всю правду на стол было хорошим стартом, но совсем другое дело убедить себя в том, что это сработает. Тебе приходится собраться в кулак, пройти 12 ступеней и сделать все 9 ярдов, ты не можешь просто придти, быть зрителем и ожидать излечения через осмос. Я просто барахтался на поверхности.
Но мы провели чудесное Рождество. Моя сестра Julie начала встречаться со Stev'ов Simmons, и мы все были настолько счастливы, что она встретила парня, который хорошо понимал и уважал ее, что побаловали их щедрыми подарками. Когда ты находился вдали от семьи, а теперь пытаешься сойти с длинной наркотической дистанции, то особенно чувствуешь себя обязанным возместить это какими-то материальными вещами.
Jaime даже удалось немного расслабиться. Шок и ужас утихли, я больше не принимал наркотики, так небольшая часть моей сексуальной энергии вернулась и дела пошли веселее. Она начала думать о нашем счастливом будущем. Когда все у нас было хорошо, то было очень весело, потому что мы были лучшими друзьями и веселились по любому поводу. Jaime умела разбавить мою серьезность и была отличной парой. Насколько прекрасно любить привлекательную, сексуальную девушку, которая, как и ты, любит баскетбол?
В канун Рождества мы повезли Bronco к Blackie.Я приготовил гигантскую ленту, чтобы повязыть ее на грузовик. Blackie открыл дверь, пробормотал что-то насчет опоздания, я сказал ему выйти и посмотреть на подарок. Он был в недоумении, я бросил ему ключи и он занервничал. Затем он направился по дорожке от входной двери к подъездной дороге и увидел эту совершенную мичиганскую зимнюю машину, мой бедный отец все понял. Он взглянул на машину, затем на ключи и сказал, стараясь сдержать слезы: "Нет. Нет!!! Не может быть!!". Это было так трогательно.
Рождественское утро принадлежало маме. Это было ее время года; весь дом был украшен в рождественском стиле. Здесь были старые школьные чулки, висящие над камином, чулок для Jaime также был там. Там был традиционный золотой ретривер, снег падал за окном и моя сестра Jenny, ангелочек нашей семьи была с нами, все предчувствовало праздник. Это было волшебное время.
Я спустился в 7:30 и разжег огонь. Под рождественской елкой было больше подарков, чем было разрешено законом. Первым делом мы подошли к чулкам, в которых были подарки от моей матери, на которые она копила весь год.
Затем мы открыли подарки. Моим заданием было их вручение, люди получали ювелирные украшения, костюмы и свитера и т.д. Steve Simmons попал в идиллию, потому что любовь и щедрость наполнили дом. Вокруг головы собаки была повязана лента, огонь в камине сверкал, различные прекрасные блюда без конца появлялись из плиты, Johny Mathis, Frank Sinatra и Bing Crosby играли в магнитофоне. Итак, сумасшедший парень Steve, новая любовь моей сестры, остановил все и сказал: "Я только хотел сказать, что это было лучшее Рождество в моей жизни. Вы все были бесконечно добры и дали мне столько..." Мы в этот момент думали:"Да, он прав. Кажется, мы действительно произвели впечатление на этого парня". А он продолжал:"Но я еще хочу попросить у вас что-то"
В комнате была тишина. "Угадай, чего еще хочет этот парень?" Он сказал:" Я хочу воспользоваться моментом и попросить руки вашей дочери и сестры". Он подошел к Julie и сказал: "Julie, с согласия этой семьи, выйдешь ли ты за меня?" Все начали плакать. Мне не верилось, что этот парень смог сделать предложение перед всей семьей. Julie согласилась, это был самый волнующий момент утра.
Через несколько дней пришло время лететь в Пенсильванию. Jaime не терпелось подарить своему отцу внедорожник F-150, который был символом гордости в его общине. Родители Jaime были либеральны и позволили нам спать в ее старой спальне, их комната находилась вниз по коридору. Я чувствовал себя неловко, когда мы занимались сексом в том доме. Она была такой страстной, разорвав на мне одежду и бросив меня на кровать, а я продолжал шептать: "Я слышу их на кухне. Нам не следует слишком шуметь". Ее это не волновало, она просто хотела быть любимой.
Из Пенсильвании мы вылетели на Карибы, чтобы немного отдохнуть. Я позвонил моему агенту и попросил ее найти самый нетронутый уголок на острове. Это "влетело нам в копеечку", но я через столькое прошел за последние 6 месяцев, что меня это не волновало. Мне хотелось побыть в самом теплом, прекрасном и расслабляющем месте, которое я мог найти. Моя идея выздоровления заключалось в загарании, плавании, еде, исследовании местности и в занятиях сексом, и это работало. Мы жили в маленьком домике, который находился прямо на пляже, там не было ни телевизора, ни телефона, которые бы нас отвлекали, только сотни акров тропического рая. Я нуждался в этом. Даже после недели объедания лобстерами и жареной рыбой, после недели постоянных занятий спортом, моя одежда все еще не держалась на мне. Но, в конце концов, сила вернулась ко мне.
Теперь настало время для встречи с музыкой в Лос-А. Было трудно снова столкнуться с Фли лицом к лицу, но я предпочел, чтобы он знал, что я изменил свою жизнь в пользу трезвости, чем налететь на него, когда я был под кайфом или когда жизнь застряла на стадии "Тупица". Фли был удивительно лоялен ко мне. Я вернулся, чувствуя некоторый стыд, замешательство и сожаление, из-за того, что разочаровал группу, но мы столько раз через это проходили, что это стало привычным. Фли - друг, который может уйти, чтобы заняться своими делами, но когда мне нужна его помощь, он всегда окажется рядом. В такие моменты он не осуждает и принимает весь этот хаос. Я никогда не чувствовал себя как "О черт, сейчас мне придется пройти через головомойку. Этот парень вынесет мне приговор". Он говорил примерно так "Чувак, мне действительно жаль, что тебе пришлось через это пройти. Я рад, что ты жив, пойдем тусоваться", имея ввиду - давай писать музыку.
Дэйв оставался трезвым во время моих проблем. Он знал механизм алкоголизма и был удивительно понимающим. Возможно, он мучился из-за всего этого, но он никогда не выказывал негатива по поводу моего поведения. Это было просто сверхъестественно, какими любящими, всепрощающими и терпимыми они старались быть.
Когда я встал на ноги, нашей первоочередной задачей было окончание альбома. Итак, мы сняли студию на конец января, но сначала я и Фли поехали на Таос, Нью Мексико, чтобы написать и поиграть музыку и скомпоновать оставшуюся часть альбома. Мы снимали настоящую кирпичную виллу, и я прятался в своей спальне и писал. Затем Фли доставал свой аккустический басс или обычную гитару, и мы работали над песней вместе. Мы провели там только четыре или пять дней, но каждый день мы заканчивали по новой песне.
В мое отсутствие Фли взял дело в свои руки, он даже писал тексты для альбома. Он написал большую часть "Transcending", что было его данью River'у. "Pea" была его попыткой поднять свой скромный флаг. Он также написал вступление к "Deep Kick" и сольные инструменталки к строфам в "My friends" и "Tearjerker". Он дал мне намного больше материала, чем я получал когда-либо, но я был открыт для этого, и это была необходимость, потому что я был слишком далек от творческого процесса.
Таос оказался продуктивным и веселым. Однажды мы даже вышли в горы и катались на лыжах, несмотря на бурю. Существует одна специфическая вещь, которая происходит, когда ты в очередной раз перестаешь принимать наркотики. Ты переживаешь второе рождение. Есть нечто возбуждающее в процессе возвращения, и это становится одним из элементов в кругу зависимости. Однажды ты зависел от кокаина и героина, но тебе удалось остановиться и выйти из этого дерьма, твои ум и тело становятся сильнее и снова соединяются с душой. Но тягостное чувство зависимости от наркотиков все еще у тебя в памяти, и сравнивая, ты чувствуешь себя феноменально. Ты счастлив жить, вдыхать воздух и видеть красоту вокруг себя и иметь возможности уколоться опять. У тебя есть выбор. Так ты испытываешь удовольствие от того, что ты сейчас не там, откуда ты выбрался, и что перестать употреблять - это забавная вещь. Где-то внутри ты осознаешь, что завязывая, ты снова испытаешь это потрясающее чувство.
В общем, годом позже ты забываешь, как это было плохо, и розовые очки трезвости исчезают. Когда я оглядываюсь назад, я понимаю, почему этот порочный круг снова втягивает человека, не принимавшего наркотики уже долгое время, и тогда он срывается, но не хочет больше принимать, не хочет умереть, но не принимает серьезных мер, чтобы завязать. Существует принцип, который гласит: "Старание наполовину ничего не стоит". Когда ты болеешь, ты не может вылечиться наполовину и думать, что ты здоров наполовину; ты проходишь половину пути, ты вообще не собираешься выздоравливать, в итоге ты оказываешься там, откуда ты начал. Без тщательных изменений ты остаешься тем же парнем, а тот же парень делает то же дерьмо. Я прошел половину, думая. что получу хоть что-то, в итоге я не получил ничего.
Мы вернулись в студию, и к концу февраля я состряпал свой вокал. Мы ничего не могли сделать месяцами и, бац!!! - закончили вокал. После записи последней партии я был таким оживленным, что подумал "Ты можешь ширнуться". Это был известный признак, который проявился у меня и Хилела после Uplift Mofo. Я был чертовой развалиной. Мне пришлось рвануть в уборную звукозаписывающей студии, как только идея возникла у меня в голове, потому что мысль о поездке в центр и покупке заставляла мои кишки заворачиваться в ожидании дозы. Я попращался, сказал, что увижу всех через неделю или около того и устремился в темноту центра, чтобы еще раз начать бесконечную цепь безумств. К сожалению, Jaime должна была приехать через несколько дней. Когда она прибыла в международный аэропорт Лос-Анжелеса, я был в отключке. Она была вынуждена сразу же ехать в модельное агентство, она продолжала звонить мне с работы, спрашивая "Где ты?" Когда люди разыскивают тебя, чтобы придушить, ты разочаровываешь их, потому что в этот момент сам себя убиваешь. Ты пытаешься ускользнуть от копов. Ты избегаешь смертельных ударов от дилеров. Ты рискуешь умереть от передозировки. Перед тобой эскапады иллюзий. Это волнует. Но когда это означает "Черт, кто-то разыскивает меня", то это заканчивает безумную вечеринку.
Я скрывался в мотеле. Это было начало потрясающего путешествия по мотелям. Я не регистрировался в The Peninsula и The Four Seasons, в местах, которые я мог без труда себе позволить. Нет, я стремился в The Viking Motel или Swashbuckler's Inn,в паршивые, ободранные, грязные мотели, заполненные наркотами, предназначающиеся для семей, которым некуда было идти или для проституток, дилеров, сутенеров, бандитов и других позорных говнюков. И для белых наркоманов, которые пытались улизнуть от своей настоящей жизни.
Я начал останавливаться в таких местах вверх и вниз по улице Альворадо, потому что все они находились в нескольких кварталах от места, где я покупал наркотики. Может в этом весь кайф: ты можешь затариться, проехать 3 квартала, зарегистрироваться и наслаждаться в самом центре преисподней. Если ты находишься в престижном отеле, то существуют шансы наткнуться на кого-нибудь, кого ты знаешь.
Мои мотельные извращения не зашли еще так далеко, когда Jaime искала меня. Я был только в Holiday Inn в Голливуде. Именно там Дэйв Наварро и она выловили меня. Дэйв сообразил позвонить Bo, нашему бухгалтеру, и спросить, где в последний раз воспользовались моей кредиткой. Она позвонила в компанию и сказала Дэйву, что я в Holiday Inn.
Я был там и пытался уснуть, чтобы забыть о героине, убежать от самого себя и от того беспорядка, который я устроил, когда меня разбудил сумасшедший стук в дверь. Я подошел к глазку, взглянул и увидел Дэйва, а затем и Jaime, прятавшуюся в конце коридора. Это была плохая комбинация, любимый человек и друг сговорились.
"Давай, чувак, открой дверь" сказал Дэйв "Я люблю тебя и хочу тебе помочь. Этого не случится. Давай ты пойдешь в реабилитационный центр прямо сейчас. Бросай героин и пошли"
Я не открывал дверь. "Нет, ты не понимаешь" отзывался я "Я чувствую себя ужасно. Мне нужно поспать. Я позвоню тебе позже и мы пойдем вечером"
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |