Накануне солнечного затмения 16 страница

Только позвонив Сереже-младшему и успокоив его, она без сил опустилась на диван. Представила вдруг: восьмилетняя девочка, с ранцем за плечами, одна, идет по тропинке к коттеджному поселку…

— Иди сюда, — позвала она Элю.

Когда та подошла, прижала ее крепко, погладила по русым волосам и тихо сказала:

— Ты все делаешь правильно, только не надо нас так пугать. И брата, и меня, и… папу. Очень тебя прошу.

Приласкав девочку, она пошла звонить адвокату. Надо договориться о встрече и об освобождении под залог. Надо действовать…

…Только встретившись утром следующего дня с Веней и Владом, Жанна поняла, что силы на исходе. Не может она больше сюда приезжать! Врут ведь, оба врут! Но как это доказать? Веня — лицо незаинтересованное. Не любовница Влада, не «невеста», как Жанна. А ее любовь к делу не пришьешь. Говоря словами зануды следователя, «Венера Петрова в интимных отношениях с Владиславом Арнольдовичем Цветковым не состоит». И, насколько знает Жанна, никогда не состояла.

— Ты лопнешь скоро! Корова! — не выдержала она, глядя, как Веня достает из ящика стола очередной яркий пакетик.

— Обзываешься? Что я тебе сделала?! — вмиг обиделась та.

— Что сделала! Ты зачем к следователю пошла?

— Я пошла? Сама же просила!

— Я тебя просила правду рассказать!

— А я что рассказала? Правду!

— Ты врешь!

— Не вру!

— Врешь! Почему это именно тебя шеф в тот день на переговоры взял? Тебя, а не меня? А?

— А почему должен был взять тебя?

Потому что это я с ним сплю. Я, а не ты. Поняла? — сказала Жанна мстительно, специально, чтобы позлить Веню.

— Да, тебе хорошо! — Подруга громко всхлипнула. — У тебя все есть! И Сабуров. И Влад… И Влад… — Веня икнула, -… ислав Арнольдович. А у меня? У меня даже мальчика никогда не было. О-о-о!

Жанна моментально среагировала на упоминание Веней Сабурова. Так! Вот оно, значит, что! Влад обсуждал ее, Жанны, личную жизнь с Веней!

— Мальчика тебе? Конфет надо меньше жрать!

— Они вкусные-е-е… — вновь всхлипнула Веня.

Глупый толстый ребенок. «Сколько ей?» — вдруг подумала Жанна. А ведь Веня старше ее! На год, но все же.

— Дуреха ты, — с сочувствием сказала она. — Ну конечно! Он тебе позвонил. Дай вспомнить… В субботу. На квартире, где мы с ним… Не важно. Дверь в комнату закрыл, сказал: «Действуй!» И ты позвонила следователю. Сказала, что вспомнила марку машины и несколько цифр из номера. Ни черта ты не вспомнила. Ты их даже разглядеть не пыталась. Для тебя, что «Форд», что «Мерседес», все едино.

— Я испугалась. Очень.

— Чего ты испугалась?

— Ну как же? Там стреляли!

— А ты знала, что будут стрелять? — прищурилась Жанна.

— Нет! Что ты! Он сказал, — Веня напряглась и выдала чуть ли не самую длинную в своей жизни фразу: — «Венера, сиди тихо, если услышишь что-то необычное, не трогайся с места. Жди меня». И ушел. Потом тот приехал. В светлом пальто. И тут же раздался выстрел.

— Был Сабуров в доме в тот момент или его там не было?

— Был.

— Врешь?

— Честно. Клянусь!

Жанна машинально запустила руку в пакетик с конфетами. Сунула за щеку малиновый леденец и примирительно сказала:

— Ладно, работай.

Веня уже пришла в себя, вытерла слезы и зло сказала:

— Ты мне не начальница!

Жанна съехидничала:

— Я тебе больше. Буду, по крайней мере. Ты разве не знаешь, что Владик сделал мне предложение? Все только об этом и говорят! Даже следователь в курсе!

— Что-о? — оторопела Веня.

— Что слышала. Скоро я буду новой женой хозяина фирмы. А ты, ворона, так и останешься секретаршей до старости лет. Короче, не умеешь — не берись! — И, вскинув голову, она с вызовом продефилировала в кабинет шефа. Открыла дверь и тут же услышала:

— Почему без стука?

— Нам на курсах говорили, что в офисах в дверь стучаться не принято. Потому что на рабочем месте принято заниматься чем? Делами. — Она подошла и присела на краешек стола, подтянув повыше юбку. Подмигнула: — Как насчет?

Он чуть не выпал из кресла.

— Что это с тобой? Пьяная?

— Обижаешь! Если всякий раз, когда ты говоришь о сексе, я начну подозревать тебя в пьянстве, то… Ты алкоголик, дорогой!

— Слушай, давай после работы? — Телефон на его столе отчаянно звонил. Веня просто сгорала от желания соединить Мамонтова-Папонтова со своим ненаглядным шефом.

— Да? — схватил он трубку. — Подожди пять минут.

Жанна подумала, что Вене сейчас станет плохо. Алиби Влада рассыпается в прах. Прямо в его приемной. А он даже не догадывается! Полез с поцелуями. Ах, Матрена Архиповна, как же ты была права! Как назвали, то и выросло.

— Черт, сегодня никак не получится, — посетовал Влад, с трудом от нее оторвавшись. — Не наш день. Позвонить ему, что ли?

Она поняла, что речь идет о приятеле, который сегодня собирается развлечься со своей любовницей. Только этого не хватало! Но она взяла себя в руки, сделала огорченное лицо и с сожалением сказала:

— Тогда отложим? До воскресенья, потому что это «не наша» суббота.

— Не наша?! Но…

— Успокойся. Сначала дело, ведь так? — Она показала на лежащую на столе телефонную трубку.

— Да. Работа, — вздохнул он. — Вечером задержись.

Да как бы не так! Она выскочила в приемную, демонстративно вытерла губы и показала Вене язык. Пусть устроит ему сцену! Если сможет. И вдруг вспомнила его жену, Нину Васильевну. Интересно, а та способна устраивать сцены? В курсе она, что ее муж и отец ее ребенка сделал предложение юной секретарше? А ну как, узнав, заложит его со всеми потрохами?

В половине седьмого она сказала Вене, что позвонили из дома, срочно, мол, надо ехать, и улизнула. Звонок на мобильник застал ее в автобусе.

— Плохо слышно, — соврала она Владу. — Батарейки садятся. Перезвони. Вечером. Лучше завтра. — «А лучше никогда», — мысленно добавила она. Нет, на следующем свидании пора все кончать.

В субботу Жанна встала в скверном настроении. При мысли о предстоящем объяснении ей становилось плохо. Любовь прошла, но страх перед ним остался. О! Влад на многое способен! Жаль, что не на хорошее, а на плохое!

Она сидела на кухне и пила кофе, слушая сетования Матрены Архиповны по поводу своего огорода, в котором пора бы уж и сажать, когда к дому подъехала машина.

— Кого это черти несут? — сказала чуткая на ухо Матрена Архиповна. — Кажись, машина подъехала!

— Я ничего не слышу, — отмахнулась Жанна.

— Выдь на крыльцо.

Жанна направилась было в холл, но гостья ее опередила. Видимо, она бывала в доме и раньше: держалась очень уж уверенно. Столкнулись они в дверях гостиной, и Жанна невольно попятилась. Она уже знала цену таким костюмам, а в особенности, украшениям. Бриллианты в ушах у дамы были настоящие. И одета та была с отменным вкусом. Дама с презрением взглянула на девушку, на ее потрепанные джинсы и вытянутую футболку и вместо приветствия сказала:

— Оставьте в покое моего сына!

Жанна растерялась.

— Кто ваш сын? Кого оставить в покое?

— Она еще спрашивает! — высоким голосом выкрикнула дама и, неверными шагами пройдя в гостиную, рухнула на диван.

— Дайте воды, — неожиданно спокойно попросила.

— Вы кто? — спросила Жанна.

— Меня зовут Анастасия Дмитриевна Глинская, — с достоинством ответила дама.

— Ах да! Ну конечно! — Жанна наконец сообразила, что перед ней мать Игоря, и заспешила на кухню: — Я сейчас. Одну минутку.

Схватив со стола графин и чашку, метнулась обратно.

— Вот, — протянула она даме наполненную соком чашку. Та сделала жадный глоток и вдруг пожаловалась:

— Не умею устраивать сцен. Мне надо поставить вас на место, а я даже не представляю себе, как это делается! И как спасти моего мальчика.

— Мальчика?

— Ничего, ну ничего здесь не изменилось! — вздохнула дама, обведя пытливым взором гостиную. — Бедная Сабина!

— Вам лучше? — участливо спросила ее Жанна.

Анастасия Дмитриевна кивнула, потом отставила чашку и выпрямилась.

— Оставьте в покое моего сына! Прекратите его преследовать!

— Да с чего вы взяли, что я его преследую? — удивилась Жанна.

— Вы сбиваете Игоря с толку! С истинного пути!

— Я понятия не имела, что он там находится.

Анастасия Дмитриевна взглянула на Жанну с интересом:

— У вас хорошее чувство юмора. Я начинаю его понимать. Какое у вас образование? Высшее?

— Десять классов и курсы секретарей. Полтора месяца.

— А Сабурову вы кто?

— Родственница. Дальняя родственница.

— Вот как? Разве ему, а не Сабине?

— С чего вы взяли, что ей?

— Не знаю. Есть определенное сходство.

И тут Жанна заметила, что в дверях кухни стоит Матрена Архиповна. Сердце ее упало. Что сейчас будет? Та воинственно поправила на голове ситцевый платок:

— Это ктой-то тут у нас? — напевно спросила Матрена Архиповна. — Никак гости? — И, подбоченившись, двинулась к дивану. Дама невольно поджала ноги в туфлях на высоких шпильках.

— А вы… вы кто?

— Да кому как. Марии-покойнице — мать. Сергею — теща. Детям — их бабка.

— Ах! Вы мать Сабины! Ну надо же! — всплеснула руками Анастасия Дмитриевна. — Какая колоритная фигура! Нет, нет, вы не обижайтесь! Я очень рада, что с вами наконец познакомилась!

— Тогда, может, чайку?

Глинская кивнула. Жанна вздохнула с облегчением. Слава создателю, последнее время Матрена Архиповна употребляет гораздо меньше крепких словечек.

…Потом они втроем сидели на кухне. Глинская аккуратно, двумя пальчиками, брала с чайного блюдца ароматную плюшку и, откусив маленький-маленький кусочек, клала обратно. Матрена Архиповна смотрела на нее с жалостью и вдруг не выдержала, вздохнула:

— Да кто ж так кусает? Вон ты какая тощая! Стесняешься, что ль? Али не вкусно?

— Нет, что вы! Очень вкусно! А у меня воскресными вечерами чай с печеньем. Готовится по особому рецепту. Фамильному. Собираются истинные ценители искусства. Сейчас так все опошлили! Подумать страшно! Мы музицируем, поем романсы, читаем вслух Катулла, Аристофана, Еврипида…

— Имена все какие-то нерусские! — заметила Матрена Архиповна.

— Эта давняя семейная традиция, — будто не слыша ее, продолжала гостья. — Мои приемные родители завещали свято ее соблюдать. Я не поменяла фамилию после замужества. И сын мой тоже записан Глинским. Муж не возражал. Он хоть и профессор, но, знаете… Одним словом, Козлов его фамилия. Я не решилась. Глинские из очень старинного рода. Потомственные дворяне, — с гордостью добавила Анастасия Дмитриевна.

— Как говоришь? Глинские? — переспросила Матрена Архиповна. И вдруг нахмурилась.

— А рецепт печенья передавался из поколения в поколение. Они так хотели его сохранить! И Дмитрий Сергеевич, и Софья Владимировна. Их семья голодала после революции, но ни ценностями, ни традициями Глинские не поступились. Знаете, я так боялась называть их папа и мама! Они взяли меня из детского дома. Сын Дмитрия Сергеевича и Софьи Владимировны не мог иметь детей, не должен был.

— Это отчего же? — хмуро поинтересовалась Матрена Архиповна.

— Плохая наследственность. Когда Александру было двадцать, Глинские взяли меня, двенадцатилетнюю девочку, из приюта. Сами решили больше не рисковать и детей не иметь. А внуков хотелось. Знаете, древний род, традиции. Кому-то надо это передать. И вот я по-прежнему завариваю по воскресеньям чай по особому рецепту, прошу домработницу испечь печенье. Всю жизнь мне страшно, что сделаю что-то не так. Не то скажу, не так посмотрю. Уроню себя. Хотя до сих пор не понимаю значения этого выражения. Я же не потомственная аристократка.

— А что Александр, — спросила вдруг Матрена Архиповна, — Дмитриевич, кажись?

— А почему вы спрашиваете? — удивилась Глинская. — Он умер еще десять лет назад.

— И деток Бог не дал? — уточнила Матрена Архиповна.

— Конечно. Ну сами посудите… Мало того что у них в роду женщины часто страдали маниакально-депрессивным психозом, так Александр еще и пил! Пил страшно! Умер он от рака печени в пятьдесят с небольшим. А в последние годы жизни у него и с психикой было неладно. Он даже лежал в сумасшедшем доме, — таинственно понизила голос Анастасия Дмитриевна.

— Вот, значит, оно как, — тоже понизив голос, проговорила Матрена Архиповна. И вдруг выругалась: — Да чтоб на том свете нечистый его уволок!

— Кого? — удивилась Жанна. — Что с вами, Матрена Архиповна?

Та начала всхлипывать и причитать, поминая покойника Алексашку недобрыми словами. Потом и на Глинскую замахнулась кухонным полотенцем:

— Принесла тебя нелегкая!

— Ну, знаете! — оскорбилась та и поднялась из-за стола. Матрена Архиповна примирительно потянула ее за рукав.

— Сиди уж! Сгоряча я. Твоей вины в том нет. Знала я, что пил, знала. О прочем и не догадывалась.

— О чем о прочем? — спросила Анастасия Дмитриевна, вновь опустившись на стул.

— Отец ведь он ей. Марии. Да что теперь вспоминать! Ни его, ни ее в живых уж нет! — махнула рукой Матрена Архиповна.

Глинская покачала головой.

— В это невозможно поверить. Ни о какой дочери мой брат никогда не упоминал. Ни разу.

— Не знал, вот и не упоминал! — отрезала Матрена Архиповна.

Анастасия Дмитриевна всерьез задумалась, а потом вздохнула:

— Вот почему Сабина была такой странной! Плохая наследственность! Игорь мне рассказывал. Это он искал ей врача.

— Но разве Олег Николаевич психиатр? — удивилась Жанна.

— При чем здесь Олег Николаевич? Ах, да! Мы были когда-то соседями по даче. Конечно, Василевский не лечил Сабину. Но был у него друг, врач-психиатр. Вот ему-то Олег и показывал Сабину. Приступы учащались, делались все продолжительнее. Неделями она была не в себе. Игорь боялся, что Сабина начнет злоупотреблять антидепрессантами или даже принимать наркотики, чтобы выйти из очередной депрессии.

«Вот где ключ к разгадке! — поняла Жанна. — Сабина впадала в глубокие депрессии… — И вдруг испугалась: — Наследственность? А как же дети? С Сережей-младшим, кажется, все в полном порядке. Депрессиями, психозами их рода страдали женщины. Значит, Эля! Надо срочно показать девочку хорошему врачу! Даст бог, обойдется, Сергей — крепкий, здоровый мужчина. Хорошо бы все закончилось на Сабине!

Матрена Архиповна и Анастасия Дмитриевна оживленно что-то обсуждали, предаваясь воспоминаниям. Наконец гостья спохватилась:

— Совсем забыла, зачем приехала! Жанна, так как же? Вы можете объяснить, что происходит между вами и моим сыном?

— Ничего не происходит, — пожала она плечами. — Мы просто друзья.

— Друзья? Он расстался со своей невестой. Я всерьез начала за него беспокоиться. Сначала Сабина, теперь вы… Разве вы ему пара? Игорь, он такой…

Матрена Архиповна неожиданно вмешалась:

— А чем наша невеста плоха? Такую девку еще поискать! Вы людей-то не деньгами мерьте и не образованьями, у кого сколько, а совестью. А то найдется при образовании да при родителях богатых, а все одно до нитки оберет. Образование — оно тебе не святые мощи, нечего к нему прикладываться, все одно не спасет. А меж молодыми не лезьте. Сами разберутся.

— Я, пожалуй, пойду, — поднялась Глинская. — Жанна, вы меня проводите?

Жанна поняла, что с ней хотят поговорить наедине, и вышла с Анастасией Дмитриевной в гостиную. Матрена Архиповна принялась убирать со стола. Уже в дверях Глинская спросила:

— И все-таки, каковы ваши намерения относительно Игоря?

— Да нет у меня никаких намерений! — воскликнула Жанна.

— А почему он тогда отказался от обмена? Понимаете, как неудобно получилось? Мы договорились с людьми и в агентстве недвижимости. Сделку оформили, деньги приготовили и тут он категорически отказывается освобождать эту мансарду!

— Почему?

— Говорит: «Моей любимой девушке нравится именно эта квартира!» Но разве это квартира? Я там была… Послушайте, вы должны на него повлиять…

— Но…

— Он никого не слушает! Сначала был помешан на Сабине! И я его понимала. У нее был сумасшедший талант! Она все, до капли, отдала людям. Вы знаете, при другом стечении обстоятельств Сабина могла быть совершенно нормальным человеком!

— Вы знаете того психиатра, к которому отвозил ее Олег Николаевич?

— Психоаналитика. Очень модный, между прочим. Большая частная практика, выезд на дом. Сабина и слышать не могла о больницах!

— Но почему?

— Врачебные кабинеты провоцировали очередной приступ. Даже обычное посещение стоматолога могло вызвать истерический припадок. Она сразу же начинала кричать, что умирает. Что у нее непременно рак! Вам лучше поинтересоваться у того психоаналитика. Игорь, кажется, в курсе. А я последнее время перестала здесь бывать. А поначалу была в этом особняке частой гостьей. Но, знаете, эти ее явления в рваных джинсах, без косметики… Она умела так красиво страдать! Честное слово, мне становилось стыдно. За мои чаепития, за красивые и дорогие костюмы, за бриллианты в ушах. За то, что огромное количество людей живет гораздо хуже, чем живу я. Материально, имеется в виду. Признаюсь, однажды, побывав здесь, я сделала взнос в какой-то благотворительный фонд. А муж узнал и сказал, что я дура. Долго смеялся и запретил сюда ездить. Вот такова была Сабина! Талант, знаете, он завораживает.

— Я съезжу к Игорю, Анастасия Дмитриевна, — пообещала Жанна.

— Правда? — обрадовалась Глинская. — Вы меня очень обяжете. Ведь нельзя всю жизнь играть в одни и те же игрушки. Он же давно вырос! И вы… Вы ведь не Сабина? Да?

— И.о. — горько пошутила Жанна. И не стала ничего пояснять.

Глинская уехала. Жанна вернулась на кухню к Матрене Архиповне. По виду ее поняла: никакого обсуждения не будет. Ну, что ж… Надо заняться делами насущными. Хоть бы завтра никогда не наступало!

Но завтра все-таки наступило. Влад позвонил, напомнил, что ждет ее на частной квартире. Причем с нетерпением. «Может не ехать? — с тоской подумала она. — Объясниться по телефону. Но тогда он непременно будет искать встречи. Приедет сюда, в этот дом…»

Нет, она все сделает сама. Хватит уже прятаться за широкие спины. И Жанна стала собираться.

Первая половина мая выдалась прохладной. Ярко светило солнце, но ветер был холодным. Пришлось надеть куртку, которую купил перед Новым годом Сабуров. Сердце вновь болезненно сжалось. Как он там?

Мысль о Сабурове придала ей силы перед объяснением с Владом. И вдруг в голову пришла сумасшедшая мысль: надо навестить его жену, Нину Васильевну! Причем сегодня же! Но Влад будет ждать. Времени не так много. Пока она доберется до метро, пока до его дома… «Ну и пусть ждет, — решила она. — Лучшего времени все равно не будет. Я должна понять его до конца. И ее тоже».

Сидя в автобусе, Жанна набрала номер его домашнего телефона. Теперь она знала и это. Когда трубку взяла Нина Васильевна, тут же дала отбой. Значит, жена дома. А муж к любовнице. Только бы Нина Васильевна никуда не ушла!

…Жанне повезло неслыханно. Еще несколько минут, и они с женой Влада разминулись бы. Нина Васильевна в нерешительности стояла перед дверью подъезда и смотрела на окна собственной квартиры, словно что-то припоминая. Ее взгляд безразлично скользнул по модно одетой блондинке.

— Нина Васильевна, здравствуйте! — вежливо поздоровалась Жанна.

Нина Васильевна смотрела на нее сквозь толстые стекла очков, не моргая.

— Вы меня не помните? — спросила Жанна.

— Мы знакомы?

— Я работаю у вашего мужа. Секретарем.

— Ах, да!

— А почему вы здесь стоите? — удивилась Жанна.

— Я не могу вспомнить, выключила ли утюг.

— Ну так вернитесь!

— Да мне всего-то до магазина дойти. За хлебом. Ничего же не случится? Правда? За пять минут? Даже если он включен?

— Тогда идите быстрее в магазин.

— А утюг?

Жанна уже поняла, что Нина Васильевна принадлежит к той категории людей, которые не умеют принимать решения. Ну, никакие! Касается ли это проблем глобальных или таких вот бытовых. Врядли она смогла бы где-нибудь работать. Раздумывала бы целый день, прежде чем отнести документ на подпись начальству, а когда все ж донесла бы, проблема уже перестала быть актуальной. Она могла стоять здесь, под окнами пока в квартире действительно не начался бы пожар!

— Давайте вместе поднимемся к вам в квартиру, поскольку я все равно пришла. Вы включите чайник, а я пойду в магазин с вашим списком. Договорились?

— Но ведь я могу подняться в квартиру и одна? — неуверенно спросила Нина Васильевна. — Раз вы пойдете в магазин?

— А вы меня потом впустите?

Нина Васильевна очень удивилась, посмотрела на Жанну внимательно, даже указательным пальцем прижала к переносице очки.

— А почему я не должна вас впускать?

— Вы меня на самом деле не узнаете?

— Узнаю, — кивнула Нина Васильевна. — Вы любовница моего мужа. Вероятно, последняя в списке. Знаете, только не обижайтесь, но вы очень похожи на всех предыдущих. Вы пришли его со мной делить?

— Нет. Скорее, вернуть.

— Вот как? Но я не заметила потери.

— Так что купить в магазине? — спохватилась Жанна.

— Только хлеба. Все остальное у меня есть.

Когда Жанна поднялась в квартиру своего любовника с хлебом и тортом, Нина Васильевна успела накрыть на стол. Несмотря на свою нерешительность, она была хорошей хозяйкой. В доме все блестело, еда была вкусной, одежда выстиранной и выглаженной.

— А где ваш сын? — спросила Жанна, присаживаясь за стол. Они расположились на кухне, и чайник, который Нина Васильевна предусмотрительно включила, уже закипел.

— Андрей? Пошел куда-то с друзьями. У него своя жизнь, так же как и у отца.

— А у вас?

— А у меня нет никакой жизни. Чаю хотите?

— Хочу. Спасибо.

Жанна сама разрезала торт. Ну и сцена! Ей было немного не по себе. Нина Васильевна неожиданно сказала:

— Знаете, а мне многие завидуют. Я не хожу на работу, не знаю материальных проблем. У меня красивый, богатый муж и сын-отличник. Оба вполне самостоятельны и не требуют, чтобы я, женщина, решала их проблемы. А это неучастие в их жизни, между прочим, хуже всего. Сыну пятнадцать, больше всего на свете он мечтает быть похожим на отца. Как вы думаете, что мне остается?

— Не знаю, — честно ответила Жанна.

— Ничего. Неужели это все, на что я способна? А ведь в школе я училась лучше Маши!

«Ах, да! Они же из одного поселка! — вспомнила Жанна. — Сидели за одной партой, как сказала Матрена Архиповна». Нина Васильевна горько вздохнула:

— Увы! Маша у меня списывала не только контрольные. Сочинения по литературе тоже. Она никогда не была отличницей. Даже твердой хорошисткой.

— А вы?

— У меня медаль. Серебряная. — Нина Васильевна вдруг поднялась и ушла в комнату. Вернулась с альбомом старых фотографий. Некоторые были Жанне знакомы. Она сразу же узнала Сабину, то есть тогда еще Машу Малинину. Некрасивая девочка, похожая на лягушонка. Господи, а это кто?! Темноволосую красавицу с удивительными глазами фотографы сажали только в центр! Эти глаза «с поволокой»! Кайма длиннющих темных ресниц, и в глубоком взгляде — обволакивающая томность…

Жанна никогда бы не узнала в красавице свою собеседницу Нину Васильевну Цветкову, но понимала теперь, почему Влад на ней женился. В юности Нина Васильевна, Ниночка, была наделена той редчайшей красотой, которая сражает наповал. Куда все ушло? И менее заметные красавицы подчеркивают свои достоинства, следят за тем, как сохранить их и приумножить. Нина Васильевна не просто располнела, перестала за собой следить, пренебрегла косметикой. Она потерялась. И поэтому Жанна спросила:

— Это вы? Вы?!

— Странно, да?

— Но почему?

Нина Васильевна вздохнула:

— А зачем?

Жанна наконец догадалась:

— Вы его не любите, да? И не любили никогда? Но почему тогда замуж вышли?

— Моя проклятая нерешительность! В школе все мальчики были в меня влюблены. И Владик. Его забрали в армию, пошли бесконечные письма. Может быть, если бы не эти два года… Он писал, я не решалась не ответить. Это было похоже на домашнее задание. Я так и раскладывала их перед собой: учебники и его письма. Ведь все говорили, что раз обещала — надо ждать. И хотя я ничего не обещала, но как-то само собой получилось, что дождалась. А некоторые письма мне диктовала Маша. И стихи. Ее стихи. Он до сих пор думает, что я способна такое сочинить!

— А зачем же она это делала?

— Знаете, ее письма он бы все равно не стал читать. Несколько раз порвал Машины любовные записки, и она испугалась.

— Но почему? Я никак не могу понять, почему он не мог относиться к ней по-другому?

— Потому что это была не его женщина. Маша всегда была слишком эмоциональна. Влад же не выносит скандалов. Дома он любит покой, домашний уют. Он только сказал: «Надо уехать подальше. Если я еще когда-нибудь ее увижу, то убегу, как от чумы. Психопатка!»

— Нина Васильевна, ведь Сабина приходила к вам? В августе, незадолго до смерти?

— Да, приходила.

— Зачем?

Женщина поднялась из-за стола и отвернулась к плите. Повисла долгая пауза. Когда она обернулась, Жанна увидела, что Нина Васильевна плачет.

— Какой же у Машеньки был голос! Какой талант! Но она была так не приспособлена к жизни! И рядом с ней эта Лара. Плохая женщина. Она была здесь. До смерти Маши и после. Я чувствовала, что она ненавидит свою подругу. И как сильно ненавидит! Они с Владиком никак не могли поделить… Я хотела вмешаться. Но… Ведь мы с Машей так дружили! Бывают идеальные пары в любви, а бывают в дружбе. Ведущий и ведомый. И второму ничуть не обидно. Я так обрадовалась, когда она пришла! Знаете, я сама не раз просила у Влада развод, но он не отпускал. Я звонила ей, пыталась объясниться. Так все запуталось! Я знала, что они встречаются. Я не могла этого понять. Лара и Влад все никак не могли поделить Машины деньги… — И вдруг Нина Васильевна начала оправдывать своего мужа:

— Вы поймите, что это все из-за плохого состояния дел на фирме. Владику невыносима мысль, что он будет на кого-то работать. Он очень гордый. Теперь он хочет поменять эту квартиру на меньшую, получить доплату, чтобы только удержаться на плаву. Он знал, что у Маши есть счет. И хотел получить доступ к этим деньгам.

— Вы ей все рассказали? — спросила Жанна.

— Я только сказала, что ей не надо разводиться со своим мужем, чтобы выйти замуж за моего. Я сказала Маше, что он ее не любит и никогда не сможет полюбить. Он женат на своей фирме. Только это имеет для него значение. Этот брак станет пыткой для обоих. А дети? Они-то здесь при чем? Влад никогда не бросил бы Андрея, Маша — своих детей. А ее муж? Но главное, что и любви-то никакой не было. Она рассеянно сказала: «Да-да, я это знаю». Мне так хотелось ее спасти. И я сказала о деньгах. О том, что Владу нужны ее деньги.

— Она была потрясена?

— Очень. Мне с самого начала показалось, что Маша сильно чем-то расстроена. Когда она пришла, было заметно, что ей очень плохо. Я ведь знала это ее состояние. Она не могла сидеть на одном месте, все время ходила, ходила, ходила…

— А какое было число, вы не помните, Нина Васильевна?

— Если бы они были мне нужны, эти числа! Для меня и дни недели все одинаковы. Муж и в будни не появляется, и в выходные последнее время уходит, как на работу. Сын поступает так же. Но думаю, что было либо восьмое августа, либо девятое. Она сказала, что собирается в санаторий. Побыть на природе. С мужем и… с Ларой.

— И так и не сказала, чем расстроена?

— Несколько раз порывалась. Говорила о том, что вокруг нее не осталось порядочных людей. Все врут, притворяются. Используют ее. Маша так боялась, что ее используют! Она сказала, что с тех пор, как стала знаменитой и богатой, ей перестали говорить правду. По-моему, у нее начинался очередной приступ. Если бы я могла помочь!

— Вы не знаете ее мужа, Сергея Сабурова?

— Нет. Ни разу не видела. Она меня к себе не приглашала.

— Он в тюрьме сидит. Его обвиняют в убийстве. Скажите, это вы подходили к телефону, когда он звонил? Должно быть, нашел телефон в записях жены. Это было в четверг.

— В какой четверг?

— Ночной звонок. Влад объяснял ему, как проехать на дачу.

— Да, я еще удивилась: откуда у нас взялась там дача? Но я не подслушиваю разговоры. Я просто проходила мимо, на кухню. Дверь в комнату была открыта. Больше ничего не слышала.

— А в тот вечер кто-нибудь звонил?

— Дача, дача… Что-то связанное с этой дачей… Очень странно. Да, сначала кто-то долго объяснял моему мужу, как туда проехать. Он переспрашивал, записывал, кажется. А потом пересказывал все это кому-то другому слово в слово. Но почему-то уже называл дачу своей. Я подумала, не собирается ли покупать? Но у нас нет сейчас таких денег! Мне почему-то стало вдруг страшно.

— Ваши показания оказались бы очень ценными. Если бы он не был вашим мужем…

Обе замолчали. Теперь все прояснилось. Все-таки Сабуров говорил правду. Но что делать?

Жанна вдруг сказала:

— Ваш муж, Нина Васильевна, сейчас на частной квартире. Как вы думаете, что он там делает?

Та указательным пальцем прижала оправу к переносице и тихо спросила:

— Зачем мне знать?

— Но это же ваш муж!

— Хотите меня с ним развести? Чтобы мои показания могли быть учтены?

Нина Васильевна ждала. Смотрела на Жанну, не моргая, сквозь толстые стекла очков. Жанна тщетно пыталась разглядеть за ними прекрасные глаза с поволокой.

— Простите, — сказала она. — Каждый борется за свою любовь.

— Но разве вы… Если вы там, на частной квартире… — неуверенно заговорила Нина Васильевна.

Дата добавления: 2015-11-05