Глава 9
Все, что наделено интеллектом, подвержено паранойе, страху быть преданным. Каждый человек лжет о том, кто он есть, машинально, даже не задумываясь об этом, сам порой заблуждаясь в собственной личности, спрятанной глубоко под шелухой ярлыков, притворства и самоубеждения.
Под обликом труса прячется защитник, под маской силы скрывается слабак. Уроды внутри красивы, красавцы прогнили насквозь и лишены морали. Атеисты верят в добро и свет, верующие неспособны на банальное человеческое сострадание, помешанные на своей вере.
Садисты глубоко в душе являются жертвами.
Мазохисты – это чистое зло, скрывающееся под маской постоянной жертвы, готовой терпеть боль во имя чужого удовольствия. Не испытывающие страха перед болью, как любое живое существо, не боящиеся смерти, способные причинить вред даже самим себе… мазохисты – это настоящие монстры, а не те, кто всего лишь притворяется. Они могут прятаться сколько угодно и сублимировать свои желания перенесением страданий на самих себя, могут подставляться под удары фальшивых садистов, могут сами себя терзать, лишь бы прошел голод по жестокости.
Но рано или поздно даже домашний волк сорвется с цепи и бросится в лес, ведь диких зверей нельзя приручить.
* * *
Патрисия на брата смотрела, как на немного сумасшедшего, уже не один час. Ей все равно было, что говорили другие, что они уже давным-давно поставили ему диагноз.
В этот же раз даже она смотрела огромными глазами, с недоверием, и только бинты с толстой прослойкой ваты под ними подтверждали, что это не было сном.
- О чем ты думал?
- Ты хотела спросить, чем я думал?.. – предположил он более логичный вариант вопроса.
- Да нет, я знаю, что задницей. Мне интересно, о чем она тебе помогала думать.
- Что-то в духе «если хочешь сделать что-то хорошо, то сделай это сам». Мама же говорила, что я никогда не добьюсь ни от кого тех вещей, которые считаю необходимыми и вполне нормальными.
- Она имела в виду, что тебе нужно посмотреть на ситуацию с другой стороны.
- Я не так тонко понимаю их психологические намеки. Ненавижу психологов, Пэт. Они берут деньги, а сами говорят сплошными загадками. Даже предки, которые дают советы бесплатно, говорят какими-то ребусами.
- Они имели в виду, что если тебе хочется испытать что-то по отношению к себе, скорее всего, это значит, что подсознательно ты просто хочешь сделать это с кем-то другим.
- Я хотел кому-то отрезать пальцы?..
- Вроде того. Не так точно, но кому-то ты точно больно сделать хотел, тебя это радует, я так понимаю… а раз некому, и никто не может сделать это с тобой самим так, как хочется тебе, ты берешь, выворачиваешь слова мамы через задницу и делаешь совсем дикость.
- Это так забавно, что мне остальными пальцами шевелить нельзя, - не слушая ее, загадочным тоном сообщил он. – И руку носить придется, как сломанную.
- Чему ты так радуешься? Технолог сказал, что на третьем этаже был слышен твой дикий вопль.
- Я орал, чтобы он не подумал, будто я нарочно. Хотя, да, я нарочно. Но они бы опять меня не поняли, а так я пытался бессвязно мычать и бормотать, что хотел доделать работу, которую он задал.
- Но для нее не нужен был станок, идиот.
- Ну, может, я творческий человек, а не строитель, откуда мне знать, куда и что там пихать.
- Уборщица пол терла потом, ругалась долго. С чего ты вообще так взбесился? – Патрисия села напротив него, задом наперед оседлав стул. Паджет отвернулся, делая вид, что не услышал вопроса, чуть ли не насвистывая, расстегнул правой рукой штаны и откинулся на кровать.
- Помоги штаны снять?
- Как руки в станки пихать – ты первый, а как потом раздеваться – помочь тебе надо, - она закатила глаза, вытянула руки и взялась за его штанины, откатилась вместе со стулом назад, стягивая их.
- А для чего еще мне сестра?
- Член мне за тебя в сортире не подержать потом?
- А ты можешь?
- Если ты мне ноги побреешь – запросто.
- Договорились.
- Я пошутила.
- А я – нет. Брить-то я одной рукой могу.
- Почему ты был в школе в это время, вообще? Я сидела на дополнительных по биологии, это понятно, но ты собирался со своим Муром идти в кино, или куда вы собирались?
- Во-первых, он не мой. Во-вторых, в кино мы собирались вечером. А сейчас, как бы, утро, так что я все равно опоздал. Но я и не собирался никуда идти.
- Поругались?
- Тоже решила подработать психологом, что ли?
- Да ты не волнуйся так, меня твои отношения с кем-то там вообще мало трогают, это просто тупое женское любопытство. Люблю перемывать кости людям, мало ли, вдруг ты захочешь облить помоями своего дружка. Или уже не дружка? А еще – банальное человеческое сострадание. Очень больно?
- Нет, наркоз еще действует, и мне таблеток выписали – охренеть, сколько, видишь? – Паджет кивнул на прикроватный столик с высоким стаканом воды и упаковками таблеток рядом. – Мама с таким спокойным лицом их покупала, как будто я к стоматологу ходил, а не обрубки зашивал.
- Она не удивится, даже если ты себе руку оторвешь.
- Печально, когда даже собственные предки считают тебя конченым.
- Правда?
- Нет. Мне без разницы. Если бы они переживали, орали, рыдали и в то же время говорили, что их зарплаты не хватает даже тебе на прокладки, не говоря уже об антибиотиках и обезболивающих, было бы гораздо обиднее. А так все прекрасно, у нас отличная семья, а в семье не без урода. Чур, я – урод.
- А там такие крутые швы, да?.. – Патрисия осклабилась и подвинулась со стулом ближе, как будто можно было снять бинты сейчас и показать.
- Там офигенные швы, но эти жирные бабы так грузили своим этим «руки из жопы растут». Ты бы видела, как они пытались задрать мне рукава, а прикинь, что бы было тогда, увидь они все это?.. Еще бы поняли, что я сам. С матерью психологом суицидальные штучки – это не то, что мне хотелось бы афишировать при всяких дурах в больнице. Маму жалко. Мне в голову не впервые уже пришло, что медицинская страховка – та еще дрянь, обращаются с тобой, как будто ты специально себя калечишь. Ну, то есть… я-то специально, но они об этом не знают, а мне и не обидно ни разу. А представь, каково тем, кто реально случайно себе что-нибудь отрезал?
- Сволочи.
- Да, платная медицина лучше. Но, слава яйцам, теперь я дома...
- Как в носу теперь ковыряться будешь?
- Так ведь не мизинцем и не безымянным, - Паджет отмазался.
Он поднял левую руку на уровень своего лица, рассмотрел повязку, поднял брови критически.
- Черт. Надо было, наверное, указательный.
- Я сейчас задам глупый, наверное, вопрос… больно резать было?
- Да не очень. Слишком быстро. Я хотел сначала щипцами, но потом подумал, что подозрительно. А станком – все аккуратно, - Паджет хмыкнул и вытянул руки. – Я всю ночь не спал, в отличие от тебя. Помоги снять?
Патрисия сняла с него и футболку тоже, одеяло он откинул сам, и залез под него без лишних эмоций по поводу неудобств.
- Ладно, я в школу, а ты спи. Что-нибудь передать Муру, или так сойдет?
- Не смей даже подходить к нему, если сам не подойдет и не спросит.
- Я и не собиралась, я же не овца, чтобы бегать по твоим поручениям. Я к тому, как раз, что если он подойдет и спросит, где ты, что ответить?
- Что я сдох.
- Он поверит. Ты можешь.
- Тогда ничего не говори. Скажи, что ничего не знаешь, не видела меня со вчерашнего дня, пропал бесследно, вообще удивись, о ком он говорит, кто я такой, что за имя такое, откуда он этот бред взял, - Паджет увлекся и осклабился. – Хотя, знаешь, вряд ли он будет спрашивать у тебя что-то. Ему плевать. Спросит у своих лохов, а они сами все ему расскажут. К тому же, вся школа уже знает, скорее всего, если не от технолога, то от тех, кто там еще был, они же не могли не растрепать.
- Всегда мечтала побыть чьей-нибудь сиделкой. Вернусь и буду за тобой ухаживать, - пообещала Патрисия с какой-то садистской улыбкой.
- Я сам могу есть.
- Да ты даже голову сам теперь вымыть не сможешь и одеться, - фыркнула она, вышла и захлопнула за собой дверь, выключив свет.
Пока он горел, казалось, что все еще ночь, и Паджет с матерью только что приехали из больницы. Когда же он погас, оказалось, что за окном уже рассвело, и Патрисия явно опоздала на первый урок, который начинался еще затемно.
* * *
В четверг, после двух дней отсутствия Поуг появился в школе, и за партой сидел совершенно независимо, вокруг него было какое-то мертвое поле, которое все обходили стороной. Злость видна была за несколько метров, чувствовалась кожей, и Кейтлин, поймавшая Шелдона за локоть еще в коридоре, посоветовала ему сразу начать с извинений, если он не хочет разругаться с ним.
Шелдон и так планировал извиниться за то, что не зашел к нему домой ни разу за эти два дня, только звонил. К тому же, он не был виноват, что Паджет сам не брал трубку, как будто просто слушал музыку на звонке, а подходить не собирался.
- Доброе утро, - скрипучим, урчащим голосом, с улыбкой сказал ему Шелдон, поставив сумку на стол и садясь рядом.
Паджету сложно было устоять и не улыбнуться в ответ на такой загадочный, будто интимный и секретный только между ними тон, но у него получилось лучше некуда. Он сам не представлял, каким безразличным его лицо может быть, и как сильно это действует людям на нервы.
- Извини, что я не зашел, я просто не уверен был, что протолкнусь через толпу твоих фанаток, которые там тусовались возле дома.
- Очень смешно, - процедил Поуг, стараясь сильнее отвернуться к окну.
- Что? А Кейтлин сказала, что все пошли тебя проведать.
- Я бы забаррикадировался и никого не впустил.
- Значит, я ничего не потерял, а при родителях трахаться все равно удовольствие то еще.
- Звучит так, будто мы в любой свободный момент трахались.
- Почему в прошедшем?
- Не знаю. Кстати, как, круто было в кино с этим молокососом?
- Что?.. – Шелдон непонимающе прищурился и усмехнулся. – О чем ты?
- Это ты мне расскажи, о чем я, - Паджет повернулся и наклонил голову, чтобы волосы не падали на лицо. – Ты не рассказывал раньше, что спасаешь убогих.
- Что в этом плохого?
- Ничего, - слишком выразительно и четко ответил Паджет и улыбнулся шире некуда, но добротой от улыбки точно не веяло.
Шелдон почувствовал себя так, будто в прямом смысле стоял на лезвии, и стоило отреагировать на эти выпады как-то не так, Паджет из друга станет врагом.
Возможно, куда более страшным, чем был Гудруни младший.
Он решил, что лучшей защитой может быть только нападение, даже если неизвестно, за что на него обиделись, и с какой стати он должен держать оборону. Ведь он не хочет потерять эти отношения. Он не настолько независим и самовлюблен, чтобы с легкостью отказываться от любых отношений и развлекать себя самостоятельно.
- Я прождал тебя два с половиной часа в кинотеатре. Я приехал за час до начала и торчал там, в холле, все время, пока он шел. А ты так и не появился.
- Ой, прости, - передразнил Паджет и хмыкнул. – Я был немного занят.
- Это не могло подождать? Ты, кажется, увлекаешься.
- Я увлекаюсь? Это – главная причина, по которой мы с тобой общаемся. Все остальное – побоку. И я не думал, что это затянется надолго, вот за это прости.
- Так ты собирался прийти?
- Конечно, - не моргнув и даже не отведя взгляд, соврал Паджет.
- Мог бы тогда хоть смс-ку отправить, что твои штучки пошли не так.
- Извини, мне пальцев не хватало, - Паджет показал ему левую руку. Теперь забинтованы были только остатки двух пальцев, и повязка проходила между указательным и большим пальцами, по запястью. Оставшимися тремя он бодро шевелил.
- Забавно, - Шелдон хмыкнул. – Сейчас не болит?
- Терпимо, я таблетки пью. И каждый день в этой траве надо держать с кипятком, она ужасно воняет.
Шелдон смотрел на его пальцы, оставшиеся ногти с которых он собственноручно, по просьбе самого Поуга сорвал плоскогубцами. Теперь раны были намазаны зеленкой и заклеены пластырем. В целом, руки смотрелись весьма красочно.
- Ты, надеюсь, остальных пальцев лишиться не собираешься?
- Если только на ноге. Они там все равно ни к чему, - Паджет меланхолично пожал плечами.
- Кончил, пока кровью истекал? – Шелдон шепнул ему, подвинувшись ближе, пока звенел в коридоре звонок.
- Даже на вкус кровь попробовать успел. Пальцы, правда, пришлось испортить, чтобы не пришили, не дай бог.
- Порезы не увидели?
- Я же не идиот. Так ты не сказал, что там было с тем сопляком.
- Да вообще придурь была. Я не удержался, когда его били, ну знаешь, такое резкое воспоминание, как этот козел меня пинал. И набил морду этому уродцу. А потом отвез этого домой. Его зовут Шейн Дюпон, кстати, не слышал?
- Ни разу. Не интересуюсь жизнью за пределами возрастной границы.
- Короче, они его из ведра облили, и он бы просто насквозь промерз, мне стало жалко, и я решил его подвезти. Я тебе звонил еще от его дома, примерно, ты не взял, хотел потом за тобой вернуться и в паб поехать, но тебя не было, и я поехал домой. Ты, кстати, оглох, наверное, и взять тоже не мог.
- Мне даже сообщений о пропущенных не приходило, - удивился Паджет очень реалистично.
- Ну, вот. А потом я ждал в кинотеатре, и только потом мне позвонил Гранж и проорал, что ты совсем озверел и отрезал себе пальцы, - Шелдон засмеялся тихо.
- Паникер, - Паджет вздохнул. – Когда ему уже станет плевать, что я с собой делаю.
- Долго заживать будет?
- Не очень. Месяц, полтора – максимум, хотя, у меня же быстрая регенерация. Порезы уже на кошачьи царапины похожи, - Поуг пожал плечами. – Просто пока средним пальцем шевелить больно, он связан с безымянным был. С тем, что от него осталось, точнее. И когда он шевелится, судорогой сводит просто. А когда там раны заживут, и нитки вытянут, лучше будет. Но полностью только к рождеству, скорее всего.
- Знаешь, что фигово?
- Внимательно слушаю.
- Что я этому маленькому уродцу морду разбил, чуть еще там что-то в кишках не отбил, а его мамашка даже не пошла жаловаться. Он наврал, что его сбила машина, и уехала, а номера он не запомнил, короче, он уломал ее не возникать.
- Странно.
- Вот и я так подумал. А вчера, короче, они опять его избили. Я увидел и пошел с ним разобраться, а он сказал, что еще раз я его трону, и он скажет, что это я, все подтвердят, и меня из школы выпрут.
- Оборзел вконец, - Паджет прищурился, даже не веря своим ушам. – Ему сколько лет?
- Шестнадцать. Второй год там торчит, он на год старше остальных. И сегодня он опять его собирается бить, представь себе. Он мне это в лицо сказал, а я ничего не могу сделать, только предупредить Шейна. А он и так знает, что это случится. Черт, ненавижу. Какая польза от того, что я старше и сильнее, если это не помогает?
- Ты не умеешь этим пользоваться, - заявил Паджет абсолютно серьезно.
- Да что ты.
- Я просто высказал свое мнение. У меня предки – психологи, спорим, я лучше вижу, что тебе нужно делать, а что – нет?
- Возможно. И что я делаю не так?
- Ты долгое время поддавался чужому террору, потому что чувствовал себя слабее, а теперь чувствуешь свое превосходство над теми, кто кого-то бьет. Ты ассоциируешь их с собой, как меня сначала, и у тебя появляется желание защитить. Но твое превосходство, извини, только физическое, ты слишком Бэтмен, как бы. Ты благородный отморозок, ты избил его во имя добра, все такое. Ты не хулиган. А он – да, так вот, у хулиганов интеллект развит гораздо лучше, чем у жертв, у бывших жертв и у благородных спасателей. Он развит в негативную сторону, поэтому он может защититься от тебя, даже будучи слабее. Ведь тебе ни один нормальный способ не приходил в голову, когда тебя били? Значит, ты в чем-то глупее этих уродов.
- И что ты предлагаешь мне сделать? – Шелдон на него уставился, уже не отрывая взгляда. Паджет расправил плечи, выпрямил спину и почесал подбородок, задумчиво приподняв левую бровь. По ухмылке понятно было, что он давно все придумал, а не всерьез задумался, и Шелдон просто ждал, постепенно все больше и больше привыкая к его замашкам.
- У тебя родители за студию заплатили уже в этом месяце?
- Да, я сказал, что мне все нравится, и они оплатили до января пока.
- То есть, остальные деньги у тебя в полном распоряжении?..
- Именно. Что ты хочешь? – Шелдон фыркнул.
- А вот узнаешь. Я помогу тебе с твоим мелким альтер-эго, за которого ты так переживаешь… а ты оплатишь мне маленькую косметическую операцию, договорились? Это не так уж дорого, не дороже, чем твоя куртка, к примеру.
- Ни за что не поверю, что живя в практически элитном районе, ты не можешь сам.
- Я все потратил за последний месяц, а работать мне лень пока, на что мне родители? Стоит пойти на подработку, они подумают, что я способен обеспечивать себя сам, и выгонят к чертям, а мне это не надо. Так что я делаю вид, что меня все еще нужно пасти, я глупый и маленький мудак. В общем, лимит на этот месяц исчерпан, у меня осталось только на Хэллоуин. А он в выходные, а я хочу успеть до него сделать.
- Договорились. Если тебе удастся сделать так, чтобы он к нему больше не подошел и боялся, как огня, я даже с тобой посижу и за руку подержу, пока делать будут.
- Я не баба, перебьюсь, - Паджет отмахнулся. – И руку лучше не трогать.
Глава 10
Жизнь, вопреки стереотипам, не похожа на театр. Жизнь – это сеанс в игровом зале, несколько часов перед одним и тем же автоматом до тех пор, пока не выиграешь, не пройдешь каждый уровень.
Когда ты проигрываешь, ты меняешься, ты знаешь, где совершил ошибки. Но ты становишься за тот же автомат, и игра совсем не меняется, она – все та же, просто ты знаешь, что тебе нужно делать, а чего делать нельзя точно.
Уровень будет повторяться и повторяться, пока ты не найдешь идеальную комбинацию. Ты не сможешь пропустить его и перепрыгнуть на следующий, потому что предыдущий тебе понадобится для перехода. Возможно, ты найдешь в нем какие-то вещи, которые помогут в следующем.
Попадая в конфликтную ситуацию с одним «набором» людей, ты можешь найти выход из нее, удобный для тебя, а можешь не найти. Если ты его не найдешь, уровень закончится, ты изменишься, но придется начать его сначала.
И как бы ты ни надеялся и ни убеждал себя, что теперь все по-новому и совсем иначе, ты ошибаешься. Это – та же жизнь, тот же автомат. Та же ситуация, тот же уровень. А люди в нем – те же самые монстры, просто выглядят по-другому. Возможно, они даже испытывают к тебе те же чувства, что в первый раз с совсем другими личностями. Ты, как герой, проходящий один и тот же уровень, пока не поступишь в жизни правильно, никогда не отделаешься так просто и не сможешь убежать от своих монстров.
Ты никогда не займешь их место, даже если тебе кажется, что это случилось. Ты просто должен узнать их раньше, чем они снова тебя разорвут.
Готов ты или нет, тебе придется с ними сталкиваться опять и опять, так лучше попытайся пройти уровень с каждым из них с первого раза. У тебя всего один сеанс на игру. И всего одна жизнь, чтобы пройти все уровни.
* * *
Когда Паджет бесшумно повернул ручку двери в школьный туалет, Гейб понял, зачем он его позвал.
У противоположной стены дрались какие-то малолетки, хотя, один из них был гораздо крупнее второго. Гейб их даже практически сразу узнал, быстро сложил все факты и понял, что либо Поуг сам вызвался поддержать акцию Шелдона против хулиганства, либо это Шелдон его попросил.
Во второе верилось с трудом, но Гейб решил не торопиться с выводами, просто постоять для красоты и убедительности, как большая живая скала. Он не мог отказать Паджету, и тот это прекрасно знал, когда щелкнул пальцами на покалеченной руке и сказал: «Гранж, сходишь со мной кое-куда?»
Первоклассник старшей школы сначала пинал стоявшего на четвереньках одноклассника, а потом поднял его, прижал к стене одной рукой, а второй ударил в лицо несколько раз. Если сначала крови практически не было, потом она брызгала уже на его рубашку, на шею с деревянными побрякушками и цепочкой, на лицо, и это его явно будоражило еще сильнее. Он даже не обращал внимания на то, что в зеркале появилось чье-то еще отражение.
Паджет осклабился, повернулся к Гейбу на секунду и приложил палец к губам, призывая к тишине. Гранж закатил глаза и скрестил руки на груди, привалился к тихо закрывшейся за ними двери, чтобы никто не вошел и не вышел.
Шейну заливало глаз кровью из рассеченной брови, а еще жутко тошнило от боли, так что он скорее зажимал рот, когда падал, чем хватался за лицо.
- Черт! – буквально завизжал, как девчонка, его одноклассник, протягивая руку и хватаясь за чье-то запястье. Паджет, подкравшись, взял его пальцами здоровой руки за ухо и защемил хуже, чем тисками, выворачивая со всей силы так, что оторвал бы, не нагнись первоклассник раньше.
- Привет, уродец, - поздоровался он, держа его на том же уровне и не обращая никакого внимания на попытки ударить по руке или даже поцарапать ее.
- Пошел ты!! Я сейчас директора позову или учителя! – крикнул парень, заливаясь горькими слезами от невыносимой боли, которую нельзя было прекратить.
Шейн так и остался сидеть в открытой кабине, прижавшись спиной к стене и держась то за рот, чтобы не стошнило, то за разбитый нос, прикрыв один глаз, чтобы его не щипало от крови и слез.
- Они тебе, конечно, помогут… - согласился Паджет с заметной иронией. – Даже если услышат, что вряд ли, войти-то не смогут. У меня большой друг, да? Повернись и посмотри, грязная свинья, - он вывернул его ухо сильнее, так что второгодник взвыл, вцепившись в его запястье, но повернулся. Гейб ему помахал, не удержавшись. – Ну, как? Ты же специально этот туалет выбрал, чтобы никто не слышал, как вы тут друг друга метелите, да? Вставай, свинья, - он дернул его за уже покрасневшее и опухшее ухо вверх, и пришлось поспешно вскочить, все же почувствовав надрыв.
- Что тебе… - начал он спрашивать, злобно кусая губу, как детсадовец, но не успел, когда не самая привлекательная, как ему казалось, физиономия старшеклассника оказалась практически вплотную. Паджет хребтом носа прижался к его носу, так что его сплющило, и зашептал ему в губы.
- Ты сейчас заткнешь свой грязный рот, свинья, и не будешь заставлять меня снимать с твоего любимого одноклассника носки с трусами и заталкивать их тебе в глотку, чтобы вынудить тебя сделать это быстрее. Да?
Первоклассник просто покивал, на всякий случай до крови закусив губу, чтобы ничего не сказать даже случайно.
- Вот и молодец, потому что я могу это сделать, веришь?
В ответ снова был только кивок, и Паджет улыбнулся довольнее некуда.
- А теперь давай обсудим, что ты сказал моему любимому другу, который пару дней назад вежливо намекнул тебе, что бить маленьких нельзя… только рот не открывай, договорились же? Вообще, ты можешь в обсуждении не участвовать, потому что меня твое мнение не интересует абсолютно. Я тебя старше, я тебя больше, сильнее, и у меня есть классные друзья. И знаешь, твоя мамочка-потаскушка тебе не поможет так же, как и директор со всеми учителями вместе, если я тебе что-нибудь оторву. Например, твой маленький стручок, который вынуждает тебя комплексовать и бить тех, кто тупо тебя привлекательнее, да? Или уши. Или откушу твой поганый язык, да? Думаешь, не могу? Его же на место нельзя пришить, как пальцы, - он засмеялся с такой издевкой, что шизофренией повеяло до самого Гейба. Он давно привык и не обратил внимания.
Шейн же перестал жмуриться, оторвал кусок туалетной бумаги и вытер кровь с брови, приложил еще один, таращась на внезапную помощь, откуда он ее совсем не ждал. Он не все слышал, но того, что он видел, хватало с избытком.
Его мучителя тоже впечатлили всего три пальца, которыми Паджет сжимал его нижнюю челюсть, впиваясь ими в щеки, неплохо справляясь с этим даже без ногтей.
- Чтобы ты точно понял, о чем я, приведу еще пример. Я могу сейчас выколоть тебе пальцем глаз, и даже если ты пожалуешься кому-нибудь, даже если потом меня за это в колонию отправят, глаз тебе не вернут, понимаешь? Никакой протез его не заменит, а видеть ты будешь только одним. Если, конечно, мне не придет в голову выколоть тебе оба. И я не испугаюсь это сделать, веришь?
Парень кивнул, буквально на глазах бледнея и чувствуя боль в трещине возле мочки уха уже отдаленно, как жжение. Ставший в его глазах омерзительным ублюдком, а до этого совсем незнакомый старшеклассник отвратительно слюнявыми губами нарочно провел по его щеке до самого уха и выдохнул в него.
- Крикнешь сейчас, вкус трусов не забудешь до старости, - шепнул он и дернул за «подкову» серьги, торчавшей из перегородки носа, рванул ее вниз, и бывшему мучителю пришлось стиснуть зубы, сквозь которые вырвалось только мычание, из зажмуренных глаз брызнули слезы, а тело задрожало от боли, и грудь заходила ходуном. По губам и подбородку хлынула кровь, с септумом он уже попрощался, а Паджет снова зашептал в ухо.
- Ну, и напоследок, чтобы ты запомнил его лицо и понял, что это лицо должно выглядеть прекрасно, что оно должно быть неприкосновенным для тебя и всех твоих уродливых свиней-дружков… - вдохновенно, как на последнем издыхании уточнил он и сначала сжал «бриллиантовый» гвоздик в мочке его надорванного уха, а потом дернул его с непередаваемым удовольствием так же вниз.
Первоклассник зашелся припадком, зажав себе рукой рот и жмурясь, чувствуя то ли холод, то ли жар, жар боли и холод сквозняка, коснувшегося свежей рваной раны. Паджет отодвигаться и не думал, стоял и глубоко дышал, так что грудью задевал его грудь и выдыхал в лицо, стиснув зубы. Как будто вдыхал это чувство боли и еле сдерживал желание то ли взвыть, то ли восторженно зарычать, ощущая чужие страдания. Он успокоился через пару минут, сунул здоровую руку в карман первоклассника, вытащил его телефон, дернул за цепочку, соединявшую шлевку джинсов с бумажником, оторвал ее вместе с ним и убрал себе в карман.
- Скажешь, ограбили на улице. Ты же школьник, сопляк еще, мало ли, кто на тебя мог напасть. Из уха за блестящее дернули, думали, реально что-то стоящее, а из носа – чисто из вредности, тебе же тупо не шло. Понял?
Парень молчал, сопел и булькал подступившей к горлу тошнотой, силясь сдержаться до ухода мерзких выпускников и не броситься к унитазу.
- Понял, свинья?.. – повторил Паджет и щелкнул его по носу, так что у несчастного глаза закатились от боли, и он закивал, как игрушечная собачка.
Поуг улыбнулся, как будто ему подарили собственный кабриолет.
- Вот и замечательно. Пойдем, - он повернулся к Гейбу и хлопнул себя по бедрам, намекая, что шоу окончено.
Гейб открыл дверь перед ним и чисто в шутку поклонился, указав рукой на выход пригласительно. Паджет остановился рядом с ним, посмотрел уничтожающим взглядом, вздохнул и вышел.
- Чем трусы мои не угодили… - только обиженно пробормотал Шейн. – Они практически стерильные. А вдруг я вообще их не ношу, что бы тогда он делал?..
- Пошел ты в жопу со своими больными придурками!! – заорал на него очнувшийся от шока одноклассник, и Шейн машинально вскочил, выбежал из кабинки, отошел подальше.
- Не подходи ко мне больше, мать твою! Гори в аду вместе с ними!! – взвыл второгодник в бешенстве и разрыдался, как девчонка, шмыгая носом и чувствуя, что порванная перегородка испорчена если не окончательно, то надолго.
Шейн подумал, что это – какое-то безумное совпадение. Мало ли, вдруг эти двое просто зашли в школьный сортир, увидели, как его бьют, и одному приспичило позабавиться?
«А с какой стати они тогда просто ушли, раз в сортир собирались?.. Хотя, может, противно стало с ним тут находиться, в школе полно туалетов. Кстати, их ведь и правда полно, что они забыли на этом этаже, они же на первом обычно…»
Он вышел, вынимая из сумки упаковку салфеток и пытаясь привести себя хоть в относительный порядок, чувствуя, как лицо немеет и явно опухает. На лестнице еще слышны были удаляющиеся голоса, смех и какой-то спор, судя по интонациям.
Паджет насильно затолкал половину найденных в отобранном бумажнике купюр Гейбу в карман. Гранж отказывался, мотивируя тем, что помогал бескорыстно, что ничего не делал даже, что пошел с ним, даже не думая о какой-то оплате, но вытаскивать деньги и запихивать их обратно в бумажник не стал, это выглядело бы глупо.
Паджет просто не любил оставаться в должниках, если считал, что может отплатить чем-то за оказанную услугу. И он не был жадным.
* * *
Держать за руку Шелдону одноклассника в итоге, все же пришлось. Не потому, что он боялся, ведь Шелдон бы и сам в такую чушь не поверил.
Паджет просто слишком сильно пытался вцепиться в подлокотники кресла, в котором сидел. Покалеченной рукой этого лучше было не делать, и Шелдон стоял рядом, крепко держа его за запястье и не давая ни попытаться сжать оставшиеся пальцы в «кулак», ни схватиться рукой за что-либо.
Второй же рукой Поуг вцепился в подлокотник так, что костяшки побелели, а вены проступили на поверхность, и их можно было погладить пальцем, не прикасаясь к самой руке.
- Я говорила, что это не делается без анестезии, - с раздражением, но доброй иронией заметила женщина, которая явно была владелицей этого тату-салона и лично резала ему язык. Два меланхоличных парня стояли за креслом по бокам и держали щипцами раздвигающиеся половинки языка. На обмотанную вокруг шеи и свисающую на грудь салфетку капала слюна вперемешку с кровью, по вискам и щекам бурно текли слезы с тушью.
Паджет мычал и выл, но не шевелился, не подвигался ни на миллиметр, только перебирая пальцами правой руки по креслу и сжимая подлокотник еще сильнее, будто пытался его оторвать.
Когда они только пришли и радостно сообщили, чего хотят, эти два парня посмотрели на них сначала в шоке, потом переглянулись и посмотрели на школьников, как на больных. Проверив паспорта и убедившись, что шестнадцать безумным экспериментаторам уже есть, они не нашли ничего гениальнее, чем позвать хозяйку, которая делала любую «операцию» лучше. Она тоже начала настаивать на анестезии, что-то очень убедительно им объясняя, и Шелдон почти повелся, но Паджет весело отправился к двери, сообщив, что найдет другой салон.
Хозяйку остановило скорее беспокойство за его язык и здоровье, в целом, чем уходящие за ним следом деньги в лице Шелдона. Она согласилась и теперь говорила в духе «я же предупреждала», а Паджет хоть и рыдал, как вдова на похоронах, ни капли не жалел. Остался последний надрез, и как только хирургические ножницы сомкнули лезвия, раздвоив его язык на три с лишним дюйма, из глотки вырвался безумный, дикий вой то ли боли, то ли восторга.
- Ужасно выглядит, - вырвалось у Шелдона, который таращил глаза, глядя на это, и не моргал. Но полубезумная улыбка с его лица не сходила, он даже не представлял, насколько сильно нужно было в детстве биться головой о кафель, чтобы делать с собой такое по собственному желанию, да еще и настаивая. – Кстати, он так и не ответил мне ничего. Что именно ты сделал, ну скажи? Что ты такого мог сделать, чего я не могу?
Смех с булькающей во рту кровью звучал жутко, и хозяйка салона выразительно, но молча отпихнула Шелдона бедром подальше, чтобы не мешал, пока она зашивала половинки языка крупными стежками и вставляла посреди разреза, в его основании коллагеновую губку. Ощущения были не приятнее, чем от пиявки, как Паджету показалось. Только губка не была живой и скользкой.
У Шелдона, засмотревшегося на все это, прямо в руке завибрировал телефон, и он его чуть не выронил. Физиономия Паджета приобрела экстазическое выражение, и женщина, убиравшая салфетку с его шеи и кофты, покосилась в очередной раз с недоумением.
Поуг просто предвкушал реакцию Шелдона, даже не представляя, что мог написать его малолетний «воспитанник» о произошедшем. Глаза Шелдона округлились, и он перевел взгляд на мирно сидящего с уже закрытым ртом и будто онемевшего одноклассника.
- Он написал, что теперь этот урод «ТОЧНО не подойдет».
Паджет вытянул шею, намекая, что хочет посмотреть, и Шелдон показал ему сообщение.
«Можешь не беспокоиться, если что, об этом. Он теперь ко мне ТОЧНО не подойдет».
- Так что ты сделал? – повторил Шелдон.
Паджет пожал плечами и улыбнулся.
- Ему нельзя говорить. День. Лучше – два. В идеале пусть даже не ест эти два дня, если сможет. А если нет – то никакой жесткой пищи.
Паджет на нее уставился так, что пришлось обратить внимание, намекая, что он все еще в помещении, а Шелдон – не мать и не нянька.
- Вот, это для полоскания потом, если по ночам будет срастаться, по утрам осторожно разделяй и следи, чтобы не было воспаления. Если все будет, как надо, через неделю придешь.
Паджет сладко улыбнулся, забрал пакет с навязанными штучками по уходу и слез с кресла. Шелдон оставил деньги и пошел за ним, с подозрением щурясь и глядя ему в затылок.
- Ну, раз сказать не можешь, хоть намекни.
В ответ раздался только тяжелый вздох сквозь зубы, Паджет явно хотел сказать, что не владеет искусством пантомимы и не собирается изображать произошедшее в лицах, по ролям.
- Ну и ладно. Хорошо, что он хоть лезть больше не будет. Может, поедем ко мне? А то твои родители вряд ли придут в восторг от этого, да еще после пальцев…
Поуг радостно закивал, сверкая глазами с щенячьей благодарностью, и полез чуть ли не обниматься.
- Ты издеваешься, - Шелдон хмыкнул и отпихнул его.
В этот раз обычно спокойное лицо одноклассника оказалось поразительно живым. По нему ясно можно было прочесть саркастическое отношение к этому заявлению и чистый вопрос «да ладно, не может быть».
- Мне иногда становится интересно, ты много обезболивающего пьешь в день?
Паджет пихнул его локтем в бок и кивнул.
- Я? Я вообще не пил, когда резался.
Паджет поднял брови выразительно.
- Понятно, ты тоже, - решил поверить на слово Шелдон, но не мог себе представить, чтобы кто-то терпел боль от разрезанного языка собственными силами, без сильной анестезии. Наверняка Паджет не выдержит через несколько часов, если не минут, и выпьет первый колпачок замораживающего раствора.
Если нет, придется его все-таки вскрыть и проверить, что там внутри. Может, механизмы под реалистичной обшивкой «под человека»?
Глава 11
Все люди разные, каждый уникален, но массу их можно делить на две части, как в детской игре или сказке.
Женщины, мужчины, трансвеститы, транссексуалы, мужчины, ставшие женщинами, женщины, ставшие мужчинами… все они – всего лишь звери, которые натягивают чужую шкуру. Волки в овечьих кудряшках и овцы с волчьими клыками. Натягивать шкуру, которая тебе не принадлежит, можно сколько угодно, но она никогда не прирастет к коже и не станет твоей собственной.
Не имеет значения, кто ты – мужчина или женщина, важно только - добыча ты или хищник.
Не имеет значения, кем ты себя чувствуешь, кем тебя считают другие. Ты навечно останешься тем, кем родился - волком или овцой.
* * *
Паджет остался в кабинете технологии, с улыбкой выслушав напоследок все предостережения и глупые шуточки преподавателя. К механизмам он больше не подходил, хотя тянуло безумно, просто зубы сводило, и по телу пробегали мурашки от ощущения присутствия рядом острых предметов.
Он решил отвлечься и сделать то, что должен был – задвинуть стоявшие по всему огромному кабинету стулья под столы, вернуть инструменты на их места на стеллажах, проверить, выключены ли приборы из розеток, полить цветы на подоконниках и стереть с доски.
Из головы не шли загадочные слова матери о том, что «человек человеку – волк». Он всего лишь спрашивал у нее, как объяснить поведение «одного знакомого из школы», рассказав перед этим примерную историю побега Шелдона из старой школы.
Понятно было, конечно, что она имела в виду что-то такое умное и философское, но Паджету было не до загадок, и он понял по-своему. Хэллоуин прошел ужасно, они с Шелдоном смотрели практически весь уикенд старые фильмы ужасов, решив притормозить с развлечениями. Порезы на руках скучно зажили и уже не будоражили чувства, только если радовали при взгляде на них. Паджет был удовлетворен тем, что теперь его руки выглядели даже красочнее рук Шелдона. Швы же с языка он снял сразу, как пришел в четверг домой после салона, зашил осторожно сам сверху и снизу, как смог.
Язык сросся за ночь, а к понедельнику уже даже не болел. Хотелось написать доклад о фантастических способностях мышц к регенерации. Об отрезанных пальцах Паджет такого сказать не мог, конечно, но обрубками тоже уже бодро шевелил. Только поверхностями больно было прикасаться к тупым предметам, но кровь больше не шла, и слой бинтов стал совсем тонким.
Шелдон рассказал такую новость, что Паджет долго думал, прежде чем смог сложить все слагаемые и сделать выводы.
- Не может быть, - сначала вырвалось у него, когда он услышал это. Шелдон кивнул с диким выражением лица, не отводя при этом взгляда от экрана телевизора, на котором машины врезались друг в друга на арене, засыпанной песком и окруженной ревущей толпой фанатов.
- Может. Его матери было пятнадцать, когда она залетела на групповушке от какого-то придурка, а потом сбежала из дома и родила, прикинь. Она собиралась отдать ребенка на усыновление в какую-то семью, но они в последний момент отказались, потому что та баба сама забеременела, представь себе.
- Как в кино.
- Круче. Она хотела его сначала утопить в реке у нас в городе. Она жила прямо в нашем, черт возьми, городе. Но не решилась, поэтому взяла и подбросила его на порог какого-то дома. Угадай, блин, какого дома? Он был возле леса, Ужасное Авеню.
- Мне кажется, или мы именно туда ездили пугать твоего козла?
- Именно. Угадай, кто был этим выродком, которого ей заделал какой-то наркоман?
Паджета перекосило, он застонал и хлопнул себя ладонью по лбу.
- Какая жесть.
- Вот именно. Короче, сейчас он Мун Гудруни, а мог бы быть кем-то другим, жить в сарае, как они сейчас, на завтрак, обед и ужин есть кукурузные хлопья, донашивать обноски и воровать на новые шмотки. Короче, тогда-то ей было пятнадцать, а в двадцать она вышла замуж, долго не могла снова забеременеть, и муж ее кинул, прикинь, ушел к какой-то стерве. А она – бац, залетела, просто сразу тесты не показывали, такая фигня, в общем. Ей было двадцать шесть. Ну, она и родила Шейна, теперь они живут вдвоем. Прикинь, шутка жизни, да? Ей было пятнадцать, когда она родила Муна. Сейчас Шейну пятнадцать. Ей было двадцать шесть, когда она родила Шейна. И Гудруни сейчас почти двадцать шесть.
- Роковые числа прям. Если бы они оба были девками, самое время синхронно залететь, - Паджет посмеялся. – Поверить не могу, что помогал брату козла, который тебя подставил.
- Поверить не могу, что сам помог и попросил тебя помочь брату козла, который меня подставил. То есть… мне противно было, конечно, когда он спросил, почему я такой добрый, а я выложил ему все без секретов, а он так охренел и рассказал мне эту санта-барбару… но потом я подумал… он же видел его только в рекламных роликах, буквально, в кино. Мать-то его сбежала из города, когда Муна подбросила, жила в Вестлейке, все такое, зарабатывала. А в этом году они только сюда переехали, купили дом. В общем, такой, средний дом, но у них пусто, холодно и стремно как-то. Не в смысле бутылки валяются, бычки от сквозняка по полу катаются, а… она постоянно на работе, а он занимается фигней, курит и пьет иногда.
- Я тоже курю и пью, - Паджет пожал плечами. – И что?
- Но тебе скоро восемнадцать. А ему нет шестнадцати.
- Он выглядит старше.
- Так он наполовину француз, они всегда крупнее, чем на самом деле.
- А Гудруни моложе двадцати пяти выглядит.
- А на рожу они все свежие, да, - Шелдон кивнул.
Потом они решили забыть об этом, забыть о первоклашке, которого больше никто не станет бить, и собрались приятно провести остаток воскресного вечера. Но получилось не совсем приятно, когда Шелдон вдруг высказал свое «независимое мнение настоящего критика».
Паджет, который уже почти готов был пропустить мимо тот день, когда ему предпочли другого, был неприятно уколот шутливым замечанием, что он постоянно ведет.
- А что, по-твоему, я должен делать, я же не девка, - вырвалось у него с сарказмом, но заметным раздражением.
- Я знаю. Но…
- Хочешь сказать, если сравнивать нас двоих, я буду снизу?.. – Поуг прищурился и уставился на Шелдона испытующе.
Мур долго молчал, а потом вздохнул и отвел взгляд.
- Извини, мне сначала именно так и казалось.
- У тебя, смотрю, неверное обо мне представление, - Паджет хмыкнул. – Это почему? Потому что у меня волосы длиннее, чем у тебя? Потому что я глаза, может, крашу? Почему?
- Именно поэтому. Стереотипы, извини, - Шелдон снова пожал плечами, явно не собираясь превращать это в скандал и не видя никаких причин этого делать. Но Паджета было уже не остановить, мысли помчались хуже стада бизонов.
Шелдон был не просто таким же, как Гейб, он был еще хуже. Если Гейб был хотя бы сильнее, выше, просто крупнее и мужественнее, если он мог претендовать на звание «ведущего» хотя бы по внешности, то Шелдон этого делать не мог. Он не выглядел так уж мужественно, чтобы сильно давить на это, а какие-то мелочи, вроде накрашенных глаз и крашеных волос не имели значения.
Паджет сунул в рот сигарету, несмотря на выразительный взгляд Шелдона, который был от этого не в восторге. Он все время одергивал его с четверга до конца выходных, чтобы в разрезанный язык не попала какая-нибудь зараза. Паджет раздраженно показал ему сросшийся язык, которым мог бы уже и пользоваться, пока целовался, а не баловаться, как в начальной школе, одними губами.
- Уму непостижимо, - вздохнул он, сидя рядом на полу перед телевизором, мерцание которого освещало лица. – Почему вы все думаете, что я – какой-то педик? Реально, Мур, ты чего там себе придумал?.. То угрожал, такой крутой был, а потом сдулся, стоило начать.
- Потому что…
- Это не твое, - Паджет оборвал его. – Я вижу. Я знаю. Тебя прикалывает все такое новое, но ты не можешь долго так. Ты – такой же, как они, ты все равно возвращаешься к этой фигне, вам нужно постоянно трахаться. И ты почему-то решил, что вместо бабы у тебя буду я. Так вот, я тебе объясню кое-что. Во-первых, это не я сейчас отбивался и жаловался, что я такой «ведущий», а ты. Во-вторых, ты далеко не тот, кто способен хоть в чем-то надо мной доминировать. Просто знай это. И целуешься ты, как баба, - он хмыкнул.
- А ты даже когда на спине лежишь, ты все равно как будто сверху, - парировал Шелдон. – У тебя на лбу большими буквами написано «упоролся на власти». Ты даже не мазохист, посмотри на себя. Какой из тебя мазохист, если у тебя кровь носом шла от восторга, когда ты разобрался с этим сопляком? Я не знаю, что именно ты с ним там сделал, но видно было, что ты гораздо больше тащишься, когда кому-то больно, а не тебе. Не знаю, зачем ты себя калечишь. Ты не ловишь кайф, ты не чувствуешь этой долбанной свободы, понимаешь? Я вижу по глазам, ты понятия не имеешь, что такое метаться и на стену лезть от того, как тебя все достало. Знаешь, почему? Потому что у тебя не семья, а американская мечта, блин, классные родители и отличная сестра. Ты просто не знаешь, что такое страдать, ты не освобождаешься, когда режешься, ты просто делаешь это бессмысленно, ради шрамов, что ли? Как дышишь? Дышать, чтобы дышать, жить, чтобы жить, резать, чтобы резать?
- А у тебя, черт возьми, такая семья проблемная, оборжаться можно, - Паджет засмеялся гнусно, с презрением, поднимаясь и закидывая на плечо ремень сумки, взяв в руку скомканный плащ. – Отец, который торгует телефонами и пейджерами, владелец неплохой такой сети, мачеха, которая готова тебе чуть ли не отсосать, чтобы только ты прекратил строить из себя жертву и начал жить нормально.
- Я строю жертву?..
- Извини. Чтобы прекратил чувствовать себя жертвой. И милая младшая сестра, с которой ты тупо не можешь найти общий язык. У меня она золотая, что ли, по-твоему? Я просто не жду от людей чего-то, что мне бы понравилось, понимаешь ты это? Вы какие-то все конченые. Вы смотрите на человека, придумываете ему образ, руководствуясь внешностью, а потом начинаете разочаровываться в нем, когда личность оказывается далекой от ваших фантазий, так? Не так, что ли? Я люблю своих предков такими, какие они есть, и сестру тоже. Поэтому у меня все классно, и меня избили всего раз, но я вышвырнул их из города за это, так что никто меня больше не тронул. Ты понимаешь, что ты мог прекратить любые нападки на себя, если бы хотел? Ты и правда глупее этого придурка, который твоего сопляка бил. Да плевать, что Гудруни – сын директрисы. Ты все равно сбежал в другой город, что мешало тебе сделать это раньше? Что мешало поднять дикий скандал? Да эту стерву выперли бы с места сразу же, и она вместе со своими выродками отправилась бы искать новую работу, а ты бы жил спокойно. Так что я не сомневаюсь, что ты страдал от его побоев, конечно, но ты сам в этом был виноват. И ты, знаешь… ты – просто жертва. Конченый мазохист. Да, я не такой, как ты, ты – настоящий мазохист, ты страдаешь, когда тебе плохо, но ничего не делаешь, чтобы прекратить это, как будто тебе это реально нравится. Ты слабак. Ты трус и жертва, понял?
Шелдон тоже вскочил и шагнул к нему резко, Паджет даже не вздрогнул и не моргнул, переводя взгляд следом за его движениями и продолжая смотреть в глаза с насмешкой.
- Что? Мне не страшно. Что ты можешь мне сделать такого, чего я реально могу испугаться? Ты не смог меня научить быть жертвой, потому что я никого не боюсь, ничего и никого, я не врубаюсь, как можно бояться людей, ведь они – просто люди. Пусть они меня боятся, я могу что угодно сделать, мне плевать на их убогие чувства. А ты так беспокоишься обо всяких малявках, которые оказываются родственниками твоих врагов, что это просто смешно. Тебе не кажется, что это – твоя судьба? Постоянно влипать в тупые ситуации из-за своей сентиментальности? Ты же мужик, включи цинизм наконец. Иначе ты через десять лет станешь таким же придурком, как твой Гудруни. Хватит жалеть себя и других, просто возьми и живи, найди себе смысл жизни, наконец, а не пытайся притвориться кем-то. Не надо было смотреть на меня и думать, что сможешь быть таким же. Или ты даже верил, что ты – такой же? Я не нуждаюсь в жалости и «освобождении», я просто кайф ловлю, когда мне больно, когда другим больно, мне само ощущение нравится, я – нормальный, а ты – нет. Вот, в чем твоя проблема. Принимаешь все слишком близко к сердцу, которое у тебя просто огромное, по-моему. Я все понял про тебя почти сразу, как ты мне все рассказал. А знаешь, почему? Потому что такие, как ты, не меняются. Если бы ты был крутым и сильным, ты никогда бы не резал руки и не пытался успокоиться этим. Ты бы не прятал это, ты бы не стыдился этого, не гордился этим. Будь ты, как я, ты бы просто делал это из удовольствия и не скрывал, даже не обращал на это внимания. Я же не делаю драмы из шрамов на коленках от велосипеда? Если бы ты был сильным, на тебя никогда бы не посмели смотреть, как на слабака, не посмели издеваться. А они знали, что ты не сможешь ответить, что ты будешь терпеть и страдать, ржали над тобой, над твоими страданиями, которые реально выглядят смешно, уж извини. От тебя несет слабостью и ранимостью. Ты – девка, просто баба. Поэтому гомик Гудруни на тебя и запал, потому что ты такой же слащавый, как твоя подружка Кейтлин.
- Да пошел ты! – вырвалось у Шелдона. – Ты просто спрашивал, а я просто рассказывал! Какого черта надо было анализировать это, мать твою?! Ты такой крутой, раз у тебя предки в мозгах копаются, да?
- Да я машинально, - Паджет фыркнул и шагнул к нему сам. – А что такого? Кто тебе сказал, что тебя больше никто не предаст? Гудруни ничему не научил? Хоть это-то ты должен был понять, что людям верить нельзя? Я тоже сначала повелся на твои сказки, что ты ревнивый, все такое, прям безумный садист, руки-ноги режешь. Да ты зеленеешь, когда кровь видишь. Ты даже не можешь вскрыть себе вены, если только сам не на грани срыва. А я это делаю просто потому, что мне нравится.
- Знаешь, почему ты повелся?.. Потому что ты пытаешься найти такого же, как ты сам, - вызверился Шелдон, перестав слушать звон крушения своих стереотипов и сдерживая горькие слезы обиды. – Потому что это ты ревнуешь к любому столбу. Думаешь, я тупой, не понял, что ты обиделся, когда я с ним пошел? Думаешь, я не слышал, как ты меня позвал тогда?..
- Вот именно, Мур, - Паджет осклабился. – Я знал, что ты слышал. Я знал, что ты врал мне в четверг, когда пришел, видно же было. Поэтому я тебе сейчас все это сказал. Ты – просто лжец, который пытается влезть в волчью шкуру, чтобы тебя больше не мучили. Да, ты можешь отбиться, но только от малявки, который очевидно слабее тебя. А если на тебя снова наедут такие, как Принстон с Гранжем, ты просто кирпичный дом сложишь на месте. Потому что ты боишься, что они тебя поколотят. И потому, что подсознательно, глубоко в душе, Шелдон, ты представляешь, как они тебя… трахнут, - шепотом добавил Паджет, встав к нему вплотную и явно издеваясь. – Это видно даже по взгляду. Ты – не хищник, ты – добыча. Баба, которая постоянно чего-то боится, но в то же время этого самого и ждет. Переехал и думал, что здесь все будет иначе? Что притворство скроет твою реальную личность? Уверен, да? Может, родной Гудруни был лучше?..
- Ты мне что, угрожаешь?.. – опешил Шелдон, вытаращив глаза в шоке.
- Нет, что ты. Я просто уточняю, не боишься ли ты, что Зак с Гейбом обо всем узнают. Они же думают, что ты убежал от наивного мажорного педика, а не от крутого придурка, который хотел нагнуть тебя раком. Что будет, если они узнают? Они отвернутся от тебя. Так что давай, натягивай свою маску надежнее, прикидывайся и дальше, но я тебя раскусил. И я тебя насквозь вижу. Рассказывать-то никому не стану, но ты сам себя не обманывай, ладно? Не пудри себе мозги своей крутостью, потому что она у тебя только снаружи, а внутри… - он вздохнул и пожал плечами, развернулся и бодро пошел к двери.
Шелдон так и остался стоять в темной комнате перед мерцающим экраном телевизора, пока не громыхнул замок.
В понедельник они друг друга подчеркнуто игнорировали. Точнее, Паджет просто сидел на своем месте совершенно спокойно, и если бы Шелдон вошел и сказал «доброе утро», он ответил бы ему тем же.
Но Шелдон сделал вид, что они вообще не общались никогда в жизни, ему явно было больно. Паджет сдерживал довольную ухмылку. С того самого момента, как Шелдон посчитал себя главным, как он осознанно пренебрег другом ради своих припадков жалости, как он подумал, что Паджет переживет это… дружба закончилась. Поуг просто ждал возможности вылить ведро яда ему прямо в душу, высказать в грубой и обидной форме все то, что не стал бы говорить никогда, останься они близкими друзьями.
Шелдон сам был виноват во всем, и Паджету было ни капли не стыдно, но от ощущения чужих страданий, пусть и душевных, он себя чувствовал прекрасно. Шелдон поменялся местами с девчонкой, которая сидела перед Кейтлин, и она без проблем села к Паджету, уступив свою парту и продолжив красить ногти уже рядом с новым соседом.
Он меланхолично дочитывал книгу об искусстве связывания, точно так же не замечая ее, как она не замечала его.
Он не чувствовал, как и Шелдон, только взгляд Гейба, который был полон экстазического торжества и ликования. Который упирался ему в затылок.
- Чушь, - шепотом буркнул он себе под нос, отряхивая руки от мела и откладывая щетку, которой стирал с доски. – Не станет же он даже из этого делать трагедию, правда?.. Наивный идиот. Это было сразу понятно по нему, как только начал лезть ко мне, когда пришел, - вздохнул Паджет и пошел на выход. Он напоследок осмотрел, стоя на пороге, кабинет, закрыл его и отправился к лестнице, раскручивая ключ на пальце.
Из соединявшего два коридора перехода как раз вышел Шейн, листавший учебник. Он возвращался с дополнительного урока по географии и пытался понять, с какой стати его доклад не понравился преподавателю на целую тройку.
Голову он поднял, едва услышал шипение и металлический щелчок банки с газировкой, которую кто-то открыл. Это оказался спасший его на прошлой неделе старшеклассник, с которым Шелдон сначала бродил повсюду до выходных, а сегодня вдруг расплевался и даже взглядом не встречался.
Шейну хотелось окликнуть его и сказать хотя бы банальное «спасибо», но он подозревал, что это никому, кроме него, не нужно, а потому сдержался и просто выглядывал из-за угла, наблюдая за ним.
Звонок после дополнительных занятий не звенел, учеников отпускали по часам, и из кабинетов повалили уставшие, раздраженные малолетки.
Послышался глухой удар, чей-то вскрик, а потом Шейн вышел из-за угла, за которым прятался, и увидел, что все на лестнице расступились.
Банка откатилась к самой входной двери, розовая клубничная газировка расплескалась по полу, а у основания лестницы Шейн увидел своего спасителя, которого не успел поблагодарить. Его забинтованная рука как-то странно перекинулась через вывернутую шею, а из разбитого при ударе о пол носа текла практически черная кровь. Чем больше становилась лужа этой крови, тем понятнее было, что он не просто сломал шею и руку, а разбил череп, и бордовые волосы смешались по цвету с его медленно вытекающим содержимым.
- О, господи, - вырвалось у Шейна шепотом, и он даже не мог моргнуть, чувствуя, что не в силах сделать шаг навстречу лестнице.
Над его ухом раздалось звучное хлюпанье, будто кто-то шмыгнул носом. Шейн дернулся и оглянулся.
- Охренеть можно, - высказал его одноклассник, второгодник, который в пятницу даже подходить не смел, да и сегодня его избегал.
- Ты вообще сдурел?! – вскрикнул Шейн, шарахнувшись от него и чуть не выронив учебник.
- Я?! – парень от него тоже шарахнулся.
- Ты его толкнул! Он тебя избил тогда, а ты теперь его толкнул!
Гул на лестнице и в холле вдруг прекратился, и даже вахтерша посмотрела на них.
- Я никого не толкал, что ты несешь?! Я только что вышел, эй, скажите?! – парень возмущенно оглянулся на тех, с кем был в кабинете. Они покивали, и вахтерша махнула рукой на вопли Шейна, оказавшиеся не в тему.
Он чувствовал себя заживо похороненным, понимая, что единственный надежный защитник, которому удалось поставить его мучителей на место, кажется, мертв. Его живописный вид снимают на телефон, а к завтрашнему дню эти фотографии разойдутся по всей школе.
- И вообще, какого хрена я с тобой разговариваю… - протянули Шейну вслед презрительно. – Я сказал уже, чтобы ты не подходил ко мне со своими придурочными дружками. Ну, хоть одним меньше, и то хорошо.
- Ты сам больной, - дала ему подзатыльник одноклассница. – Он же умер!
- Так ему и надо, мне не жалко, - он раздраженно фыркнул и спокойно пошел вниз по лестнице, на всякий случай держась за перила. Наглядный пример, растянувшийся перед нижней ступенькой, убеждал в том, что лучше не выпендриваться.
«Да, черт… черт, Шелдон же еще есть. Да. Его этот козел тоже боится. А уж этого, который огромный, был с этим, тем более боится. Вон он, стоит. Надо хотя бы его поблагодарить, а то вдруг… тоже… что-нибудь с ним случится», - подумал Шейн неловко и собрался было подойти к старшекласснику в красной форменной куртке футбольной команды, но его что-то остановило. Гейб наклонился к питьевому фонтанчику возле автомата с газировкой и жадно принялся глотать воду, будто у него в горле внезапно пересохло, хотя жарко совсем не было даже в школе с отоплением. Он не спешил вниз, не бросался к телу упавшего с лестницы одноклассника, который явно был его близким другом, как Шейну казалось.
Он незаметно вытер руки о джинсы.
У старших классов не было дополнительных занятий после уроков. А по понедельникам не было даже тренировок по футболу.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |