— Это невозможно, — Алексей попробовал отвернуться, отвести глаза, заставить Лизу смотреть на его забинтованное, заклеенное специальными пластырями лицо.
— Не веди себя как герой дешевого романа и не заставляй убеждать тебя, что это не главное. Я понимаю, ты считаешь, что не знаешь меня, но даже того, что знаешь, достаточно, чтобы понимать, что важно для меня, а что — нет.
Алексей молчал, еще недавно он вел себя как твердолобый мужчина, а сейчас готовился впасть в почти детский каприз.
— Не мучай меня снова, Алексей, — Лиза прижалась щекой к его руке, он нехотя повернул голову. — И потом я тоже не в форме, — она легко улыбнулась, вспоминая свои лишние килограммы, растяжки и испортившуюся кожу на лице.
— Неправда, ты красива, по-настоящему красива, — Корнилов бросил на Лизу жадный и абсолютно здоровый взгляд. — Как в тот вечер, в Альпах, — он на секунду закрыл глаза. — Ты еще сделаешь тот торт?
— Сделаю, конечно, — позволила себе легкую усмешку Лиза. Она не знала, как и что они будут делать с Алексеем, но даже его легкие намеки на будущее вселяли радость. Лиза приготовит сотню тортов, лишь бы он смотрел на нее так же, как тогда. Потом она подумала, а вдруг Корнилов говорит это не на самом деле, а бредит под действием лекарств. — Алексей, ты слышишь меня? Я остаюсь сейчас, и мы можем попробовать быть вместе сейчас. Слышишь меня?
— Слышу, конечно, — нехотя ответил он, не открывая глаза. — Я просто не знаю, как переубедить тебя, но я решу что-нибудь.
Лиза увидела, как Алексей протянул здоровую руку к клавише на капельнице, из которой прямо в вену поступало обезболивающее, и поняла, что утомила его.
— Ты не убедишь меня, — тихо сказала Лиза. — Когда кажется, что получается что-то хорошее, невозможно оставить того, с кем у тебя это получается.
В тот день Лиза впервые заснула без тяжести на сердце, позволила мечтам захватить ее и унести прочь, туда, где они с Алексеем были парой, где вместе воспитывали сына, вместе переживали радости и поражения друг друга. Произойдет ли такое на самом деле — Лиза не знала, но в тихие ночные часы было достаточно и иллюзий, в конце концов, она слишком давно не позволяла себе и их.
Бездумно-счастливое состояние не могло длиться долго, уже утром Лиза поняла, что слишком задержалась в доме у Дорофеевых, что нужно что-то решать с переездом, вот только уезжать далеко она больше не собиралась. Алексей еще несколько месяцев проведет в Лондоне, сначала в клинике, а затем дома под присмотром врачей, а она останется рядом с ним, пусть это и ставит крест на планах жизни и работы в Милане. Милан, Стеф, Бруно — она была совсем недавно частью этого мира, а теперь вновь оказалась невообразимо далеко. Следовало позвонить Стефании и сообщить, что та не получит новую сотрудницу, поговорить с Бруно. Разговор со Стеф заставлял Лизу сомневаться в собственном профессионализме, разговор с Бруно будил чувство вины.
— Стефания, привет, прости, что так долго не звонила, — на одном дыхании выпалила Лиза. — Было слишком много всего, — она понимала, что этих слов слишком мало, чтобы объяснить все, что произошло в минувшие дни.
— Привет, мы беспокоились о тебе, — мягко ответила Стефания, — И о нем, — чуть помолчав, добавила она. — Сейчас ему лучше?
— Лучше, — тихо проговорила Лиза. Небеса посылали ей всепонимающих подруг, и она не знала, как благодарить их за это. — Но мне было так страшно, Стеф, я не могла думать ни о чем другом.
— Я понимаю.
— Знаешь, многое изменилось за эти дни.
— Ты простила его?
— Я пытаюсь простить, — Лиза не понимала, почему солгала, но отчего-то было невыносимо признаться именно Стеф в том, что Алексей вовсе не рассчитывал на ее прощение, а лишь планировал когда-нибудь простить ее сам. — Знаешь, у меня будет мальчик, и все те платья мне не пригодятся, — улыбнулась Лиза в надежде перевести разговор.
— Я должна понять, что нам не придется поработать с тобой вместе? — напрямую спросила Стефания.
— Прости, — тихо ответила Лиза, — Все слишком изменилось, я не хочу уезжать от него.
— Ты уверена?
— Уверена, да, не знаю.
— А чем ты займешься? Вернешься к собственному магазину или вернешься в «Весну»?
Лиза не знала, что ответить, впервые за долгие годы, она не задавала себе вопрос о работе.
— Вернусь, еще не решила куда.
— Ну, что ж, значит, мне нужно прислать тебе все твои вещи, которые остались в отеле? — Стефания понимала, что Лизе нелегко дается этот разговор, и хотела хоть как-то помочь.
— Я буду тебе очень благодарна, — ответила Лиза.
— А, знаешь, у меня были дела в Лондоне, но я не особенно хотела туда ехать, но, если ты остаешься там, я приеду и все привезу, — Стефания решила, что если коллегу она и потеряла, то сохранить подругу все еще в ее силах.
— Спасибо, Стеф! — обрадовалась Лиза, она понимала: приезд Стефании — надежда, что им удастся уберечь зародившуюся дружбу.
Ну что ж, разговор со Стефанией был позади, но оставалось самое сложное — позвонить Бруно. Что ему сказать и как? Они ничего не обещали друг другу, по крайней мере, на словах, но в то же время он предлагал ей так много, а она была почти готова согласиться. Такие трогательные куклы ручной работы, волшебное Рождество, сияющий Новый год, надежда в каждом жесте и в каждом взгляде. Мужчина, который был рад принять ее без шлейфа ошибок и прошлого, чуткий, вдумчивый, способный прощать. Лиза променяла его на хмурого, злопамятного человека, который не верил ей.
— Бруно, привет, — тихо проговорила Лиза, едва услышав его голос после нескольких томительных гудков.
— Привет, Лиза, — просто ответил он. — Как ты?
— Все хорошо. Как ты?
— Неплохо.
Мучительная пауза, и она не знает, как ее заполнить. Если бы они что-то планировали вместе, что-то обещали друг другу, было бы проще, но как сказать, что неозвученным планам не сбыться никогда?
— Приедешь в Милан? — все-таки спросил Бруно.
— Теперь, наверное, не скоро, — сказала Лиза. — Может быть, к концу года или позже.
— Понятно, — вздохнув, произнес Бруно. — Что ж, мне нужно идти, береги себя.
Вот и все: «мне нужно идти». Завершена еще одна глава, да не глава даже, а так отрывок, красивый и нежный. Лиза сжала в руках телефон, экран погас, и уже не светилась надпись «Бруно». Наверное, это и хорошо, что их отношения погасли так же легко, теперь никогда не узнать, был бы Бруно рядом с ней, вернись она в Милан, стал бы отцом ее сыну или никогда бы не простил Лизе отсутствие общих с ним детей. Да и к чему все эти мысли? может, он не захотел бы продолжения отношений, даже желай этого Лиза, может, был бы мелочным домашним тираном?
Телефон снова ожил незнакомым московским номером — утро тяжелых разговоров, что ж, Лиза и так долго скрывалась от внешнего мира.
— Елизавета Максимовна, — раздался бодрый голос. Лиза пропустила, кем представился позвонивший и что он от нее хотел — все еще думала о Бруно, а очнулась лишь на словах — Мы ждем вашей подписи на трудовом контракте генерального директора «Весны». И если у вас есть дополнительные требования, мы уполномочены их обсуждать.
Глава 32
Удивительно, как много чувств способен одновременно испытывать человек: надежду, раздражение, страх, любовь, которые перемешиваются в причудливый коктейль, и в нем уже не разобрать компоненты. Лиза любила, надеялась на общее будущее с Алексеем и была раздражена, что он не торопится открывать ей свое сердце, что старается держать на расстоянии, убеждая подождать, когда ему станет лучше, а еще ей было очень страшно, что все это окажется сном и, проснувшись, она поймет, что они с Корниловым вновь бесконечно далеки друг от друга.
Лиза поддалась на Катины уговоры и осталась в доме у Дорофеевых и теперь каждое утро оттуда ездила в клинику к Алексею, сидела возле его постели, когда он приходил в себя после мучительных процедур некрэктомии, во время которых с ран от ожогов удаляли омертвевшие ткани, с замиранием сердца ждала, когда Корнилов очнется от наркоза после операции по пересадке кожи, когда дрогнут темные ресницы и он бросит на нее притворно недовольный взгляд. Лиза держала его за руку, поправляла подушки, резала на мелкие кусочки диетическую еду и подавала питье, читала газетные статьи и аналитические записки из подконтрольных компаний. В палате установили удобное глубокое кресло, которое Лиза по праву считала своим, и если Алексей спал, она занималась собственными делами — «Весной» и магазином, который решила назвать Grey Key. Конечно, сначала Лиза была возмущена тем, что считала подачкой Корнилова, — должностью директора «Весны» и правом на бонусы, но потом поняла, что такой неуклюжий жест был своеобразным проявлением расположения к ней, будучи сделанным в тот момент, когда рассчитывать на какое-либо расположение она и вовсе не могла. Теперь, имея полномочия не только по закупкам для «Весны», но и готовясь решать финансовые и управленческие вопросы, Лиза испытывала радость и предвкушение от новой работы. К тому же, доходы от «Весны» позволяли ей более свободно заниматься Grey Key, в планирование которого она погрузилась с новой силой. Все прежние распоряжения о расторжении договора аренды, об отказе от кредитов еще не были реализованы из-за длинных новогодних праздников, и Лиза была рада этому как никогда. Конечно, она задавала себе вопросы о том, как справится с новой нагрузкой, имея малыша, как сложатся ее отношения с Алексеем и сложатся ли они вообще, где он захочет жить, в каком качестве пожелает видеть ее, но Лиза была уверена, что бы ни случилось, работа поможет ей справиться с трудностями и пережить все ради сына и себя самой.
Лиза просматривала сводки продаж «Весны» за последнюю неделю, отмечая, что, несмотря на отсутствие ее и Евгения, который был уволен незадолго до Нового года, дела шли довольно хорошо, конечно, многое можно было скорректировать и именно этим сейчас она и занималась, делая пометки о дополнительных скидках, изменениях в программах лояльности, но в целом магазин жил своей яркой и успешной жизнью. Алексей спал, и она изредка бросала на него задумчивый взгляд. За последние недели они стали гораздо ближе друг другу, но все же недостаточно близки, Лиза готова была затопить Корнилова своей заботой и нежностью, а он не всегда был готов принять ее. Конечно, он испытывал боль, раздражение своей неподвижностью, необходимостью ждать новых операций и новых волн боли, невозможностью управлять ситуацией и хоть как-то контролировать ее, но все же иногда Лизе казалось, что Алексей мог быть хоть немного более мягок к ней. Бывали и дни, когда он демонстрировал свое внимание и интерес, спрашивал ее о самочувствии и жадно слушал все, что Лиза говорила о том, как растет и развивается малыш, рассказывал случаи из своего детства и спрашивал Лизу о том, какой малышкой была она, и именно ради этих минут она готова была вновь и вновь приходить к нему и ждать.
Лиза отложила в сторону планшет и подошла к окну, шел дождь, вечный лондонский дождь, который заставлял пушиться ее волосы, зябко ежиться и мечтать о вечере возле камина. Где-то совсем рядом жил своей жизнью огромный город, акции взлетали и падали на бирже, в судах решались многомиллионные споры, туристы замирала от восторга, глядя из окон кабин Лондонского глаза, а ее мир был ограничен пространством этой комнаты, ритмом дыхания спящего рядом мужчины, ощущением новой жизни в ее животе — так просто и так сложно. Шевельнулся малыш, до родов оставалось три с половиной месяца и ее, их мальчик становился все подвижнее, Лиза уже начала различать, когда он спит, а когда бодрствует, она начала даже разговаривать с ним. Катя рассказывала ей, что на последних месяцах беременности она читала вслух сказки Андерсена, убаюкивая своих малышей, а потом они читали их вместе с Сергеем. О чем-то подобном с Алексеем Лиза могла только мечтать. Малыш зашевелился сильнее, словно желая привлечь мамино внимание к себе, а, может быть, папино внимание, ведь мамино было обеспечено ему каждую секунду.
— Алексей, — Лиза наклонилась к нему, — Алексей, проснись.
Корнилов медленно открыл глаза, Лиза опустилась на краешек кровати и взяла его за руку, положила ее себе на живот.
— Ты чувствуешь? Он шевелится, — от волнения перехватило дыхание, а на лице расцвела улыбка. — Мне кажется, он хочет, чтобы ты почувствовал это.
Алексей касался ее сначала нерешительно, а потом все более властно и одновременно нежно, тепло его руки распространилось по всему телу.
— Шевелится, — тихо произнес он. — Тебе не больно? — в глазах мелькнуло участие.
— Нет, мне хорошо, я чувствую, что он скоро будет со мной, с нами еще более остро, — Лиза положила свою руку поверх руки Алексея.
— Сын, наш с тобой сын, — Корнилов улыбнулся. — Тебе, наверное, хотелось девочку?
— Знаешь, мне хотелось девочку, а нам с тобой сына, — Лиза надеялась, что Алексей поймет, что именно она хотела сказать.
— Лиза, я знаю, что ты была беременна семь лет назад и что я был отцом твоего ребенка, — Корнилов понимал, что должен это сказать, понимал, что между ними слишком много недоговоренностей и нужно хотя бы начать раскрывать свои секреты.
Лиза побледнела и инстинктивно отодвинулась от него, Алексей удержал ее.
Почему, почему так происходит? только что-то начинает налаживаться, а потом рушится в один миг?
— Это было очень трудное для меня время, — сказала Лиза. — Может, не будем сейчас говорить об этом, — ей так хотелось, чтобы прошлое осталось в прошлом.
— Будем, — твердо ответил Алексей. — Потому что многое из того, что потом произошло в твоей жизни — моя косвенная вина.
— Ты собирал обо мне досье? — усмехнулась Лиза. — А почему говоришь об этом только сейчас?
— Только после того, как понял, что ты и Кейко — одно лицо. До этого не было никакой нужды. Ты помнишь, все было слишком быстро.
— Ты ведь не помнил меня, — даже не спросила, а почти утвердительно сказала Лиза.
— Не помнил, — не стал отрицать Алексей. — Та девушка была смутным воспоминанием, и ты не была на нее похожа. Ты была другой, совсем другой, непонятной. Вроде бы жесткой и в то же время нежной, с одной стороны зацикленной на вещах, а с другой — рассуждающей о чем-то другом, о чем-то большем.
Лиза не понимала, как реагировать на эти слова, она отдавала себе отчет, что наивная девушка семилетней давности была случайным эпизодом, и все же была огорчена, услышав это от Корнилова, но одновременно была рада его оценке себя настоящей.
— А я помнила тебя, не вспоминала каждую минуту, но помнила, конечно. Тот вечер, та ночь, мне казалось, что я делаю правильные шаги во взрослой жизни, — Лиза грустно усмехнулась.
— Тебе было плохо, и ты была совсем одна, а потом узнала, что не можешь иметь детей, — проговорил Алексей, было невыносимо жаль Лизу, ее глаза потухли при воспоминаниях о тех днях, а плечи ссутулились, ему так хотелось обнять ее, прижать к себе, а он мог только неуклюже гладить ее по животу.
— Я долгие семь лет думала, что у меня ничтожно мало шансов завести ребенка, поэтому ты понимаешь, какое для меня чудо то, что сейчас происходит? — Лиза всеми силами старалась уйти от тяжелого разговора. Вновь словно наяву вставали картины той холодной и снежной зимы: боль, мрачные стены больницы, бесконечные мысли о том, как в ее теле мог расти ребенок, катастрофа с аргентинскими варрантами, уход из «Брокер-Инвеста», страх разоблачения, связь с Кулешовым. Секреты, боль и грязь.
— Лиза, не отстраняйся от меня. Ты сейчас делаешь то же, в чем обвиняла меня, — укорил ее Алексей.
— Я не могу, не хочу говорить об этом! — Лиза встала и отошла в дальний угол комнаты, передвинула вазу с цветами, стоявшую на столе, включила, а потом выключила верхний свет.
— Мы должны поговорить об этом, — чуть повысил голос Корнилов. — Не уходи от меня и от разговора. Я знаю все, что произошло после, и не осуждаю тебя. Не имею права, понимаю, в какой ад превратилась твоя жизнь.
Понимал ли он? Мог ли понять? Хотел ли? Лиза не знала, но в одном Алексей был абсолютно прав — у них не было даже намека на будущее, если они не желали делиться своим прошлым. Она села в кресло, отодвинув его подальше, словно не желая испытывать никакого контакта с Алексеем в минуты воспоминаний о тех днях, когда почти потеряла себя, не желая чувствовать его отвращение и отстраненность.
— Тогда в ту ночь с тобой все было чудесно, как я мечтала, планировала, я тогда планировала каждый свой шаг и к нынешним тридцати годам должна была сидеть в кресле как минимум руководителя подразделения компании типа ВТБ-Капитала. Я думала, что ночь с кем-то вроде тебя — отличное решение проблемы с моей затянувшейся невинностью, — Лиза улыбнулась, было так странно вспоминать юную себя, словно прошло не семь лет, а целая жизнь. — Для личного в моей жизни было отведено время после тридцати, до этого я должна была сделать диссертацию и MBA, поработать где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке, стать по-настоящему классным финансистом. Я верила, что у меня это получится, и все делала для этого. Одна из моих однокурсниц сейчас руководит инвестиционным направлением Дойче-банка в России, другая — интернет-трейдером «Тройки-диалог». Я хотела того же и, наверное, смогла бы, — Лиза давно уже не сожалела о своей несостоявшейся карьере, но в эту минуту вспомнила все свое горе от рухнувших надежд. — Я стремительно бежала вперед, а, упав, оказалась слишком слабой, чтобы встать. Знаешь, я даже подумать не могла, что потеря ребенка и эти жуткие слова, что никогда мне не стать матерью, произведут такое впечатление на меня. Я ведь тогда не хотела детей, не думала о них, злилась, слыша детский плач в самолетах, и просила меня пересадить от орущего младенца. А потом вдруг, раз — и рассыпалась на куски, — Лиза замолчала, встала, отошла к окну. Странно, когда она в первый раз после долгих лет молчания рассказывала свою историю Кате, каждое слово давалось с неимоверным трудом, а сейчас, наоборот, говорила легко. Лиза не понимала, что испытывает Алексей, как относится к ее рассказу, она даже не знала, хочет ли это понять.
— Лиза, подойди ко мне, — тихо позвал ее Корнилов, — Сядь рядом, — ему было больно смотреть на Лизу, видеть его грусть, сожаление, вину в каждом слове.
— Я не могу, — глядя в темноту за окном, ответила Лиза. — Не могу говорить об этом и смотреть на тебя. Мне кажется, после того, как я закончу, все будет совсем по-другому, и у нас с тобой и с малышом не будет ни одного шанса.
— Лиза, прекрати и подойди ко мне, — чуть повысил голос Алексей. — Я должен был бы обнять тебя и заставить закончить этот рассказ, а я не могу. Могу только просить тебя говорить об этом и быть рядом со мной.
Лиза стояла, не шелохнувшись, и молчала.
— Ты противоречишь сама себе, — бросил Алексей. — Просишь от меня то, что не готова сделать сама.
Что ж, он прав, — подумала Лиза и села на краешек кровати. Рука в руке, как влюбленные подростки, тепло и холод прикосновений. Взрослые разочаровавшиеся люди — с недавних пор им стало нужно так мало.
Он был рядом, мужчина, с которым с завидным цинизмом сталкивала ее жизнь, успешный и полный надежд, разочаровавшийся и жаждущий тайных развлечений, увлеченный ею, а теперь растерзанный и больной. Она хотела ярких впечатлений от ночи с первым, опасалась второго и любила последних двух, была счастлива только от того, что он дышит и живет, что смотрит на нее и не прогоняет ее.
Алексей сделал еще один шаг ей навстречу — был готов слушать и понимать, и Лиза начала говорить, сбивчиво, глотая слезы, что есть сил сжимая его руку своей — о том, как сходила с ума после потери ребенка, воображая себя все еще беременной, как потом вышла на работу и допустила ошибку с варрантами, рассказала про связь с Кулешовым и про начало работы в «Весне», про Парсонс-колледж и последовавшую за ним упорядоченную жизнь. Алексей молчал, не переспрашивал, не перебивал, только ласково гладил и касался губами ее холодной руки. И было так страшно и так легко — словно слой за слоем Лиза сбрасывала старую шкуру.
— И все вроде бы было упорядоченно и хорошо. У меня была отличная работа, квартира, машина, я путешествовала по работе и так, тратила, сколько хотела. Я стала задумываться об ЭКО, я радовалась своей жизни, не наслаждалась, нет, но тихая радость от возможности получить желаемое была. А потом началась эта глупая и грязная история с Кейко. И я ведь даже не могу сказать тебе, что жалею, что согласилась, — Лиза замолчала, подняв взгляд на Алексея. Он смотрел на нее сочувственно и нежно, это казалось странным, Корнилов не был похож на себя самого. — Когда на кону стояло мое благосостояние и малоприятный перфоманс, я согласилась на перфоманс. Тебе, наверное, лучше известны мотивы этого действа? — Алексей коротко кивнул. — А мне это было преподнесено как необходимость выяснить твои намерения. Вот я и отправилась их выяснять. Кимоно, чайная церемония, рисовая пудра — я словно шагнула в другой мир, устойчивое чувство сюр — то ли театральные подмостки, то ли запутанный сон. Я увидела тебя, я, конечно, слышала, на встречу к кому я иду, но я до конца не понимала, что встречу тебя. Я играла, потому что видела цель, я не хочу обманывать тебя, не хочу пытаться казаться лучше, — Лиза коротко вздохнула. — А потом вы с Дорофеевым вломились ко мне в квартиру, и вот это был настоящий сюр, а потом мы ходили на концерт и, когда в машине ты сказал «Ты слишком многим обещала раздеться», я думала, ты узнал меня. Я боялась остановить эту многоходовку — боялась перестать играть в Кейко, не понимая, что будет с моей работой, не хотела прекращать встречи с тобой, просто потому что мне было хорошо с тобой. А потом и правда все стало закручиваться как-то слишком быстро, помнишь, ты пришел к Кейко мрачный и больной, а потом пришел еще раз, и мы встретились в гольф-клубе, и полетели к твоим родителям, и ты перестал приходить к Кейко. Я думала, это все, и ты мне вряд ли поверишь, если я скажу, что в тот день, когда ты приехал ко мне домой, я собиралась вернуть кимоно и выбросить все остальные части Кейко, — Лиза замолчала, она сказала многое, но не сказала, что получила еще и акции «Весны» за свою игры.
— Поверю, — тихо произнес Алексей.
— Почему? — почти шепотом спросила Лиза.
Что он мог ей ответить? — он и сам не знал, почему. Может быть, просто потому, что хотел верить? или думал, что она не должна была переживать в одиночку то, что пережила? потому что она была матерью его сына? или потому что он хотел ее — видеть, чувствовать, быть с ней?
— Подожди верить, — немного охрипшим голосом сказала Лиза. — Ты, конечно, знаешь про акции, которые мне передал Денисенко. Ты спрашивал в тот день, за что он отдал их мне. За то, что я помешаю тебе купить «Весну». Мне даже было смешно, и он, и Евгений видели во мне какую-то Мату-Хари, я не могла убедить тебя ни в чем, но ведь им этого не нужно было знать. Вот так, вся моя жизнь, я рассказала тебе ее, — Лиза зябко повела плечами, на часах была половина девятого, ей стоило собираться уходить — в девять Алексею делали перевязки, обезболивающие, и он засыпал. — Ну а потом после твоего отъезда я узнала, что жду ребенка. Это было чудо, как взрыв конфетти.
— Ты собиралась мне рассказать? — Алексей бросил на нее пытливый взгляд.
— Да, — коротко ответила Лиза.
— Ты об этом хотела говорить, когда спрашивала меня, когда я приеду?
— Да, я не представляла, как сказать тебе по телефону. Ты сказал, что, когда ты приедешь, для меня больше не важно. Начался весь этот кошмар с покушениями и охранниками, я уехала в Белладжио, вот как-то так.
— Почему ты приехала ко мне? — задал самый главный для него вопрос Алексей.
— Я не могла не приехать, — немного удивленного проговорила Лиза. — Когда я увидела в новостях, что произошло с тобой, я прилетела первым рейсом. Я должна была быть рядом и знать, как ты. Это же так просто. Одно дело, знать, что у нас с тобой ничего не вышло, другое — бояться, что тебя уже нет, — Лиза снова вспомнила ужас первых дней и часов после автокатастрофы.
— Мне казалось, я вижу тебя, слышу тебя.
— Тебе не казалось, меня было почти невозможно выставить из больницы, — усмехнулась Лиза. — Но твои родные и не пытались.
Они замолчали, после рассказанного Лизой было слишком странно вести обычные пустые разговоры. Наверное, Алексею следовало сказать что-то большее, чем скупое «Поверю», но он не говорил. Наверное, ей следовало обидеться, заплакать и уйти, но она не обижалась и не спешила уйти.
— Лиза, ты знаешь, какими будут следующие месяцы для меня. И знаешь, я не хочу, чтобы ты видела это. Я хочу, чтобы мы попробовали позже, когда я приду хоть в какую-то норму, но ты не хочешь ждать, говоришь, что не можешь.
— Я и правда не могу и не хочу, — сказала Лиза.
— А я не знаю, как совместить все это, — устало вздохнул Алексей.
Ну что ж, он почти молча выслушал ее рассказ, а теперь собирался что-то с чем-то совмещать — наверное, это был не худший итог их разговора.
— Алексей, оставь все как есть. Я тоже не знаю, как очень многое совместить в своей жизни, но не хочу отказываться ни от чего.
— У нас с тобой будет сын, — невпопад произнес Корнилов и слабо улыбнулся.
— Сын, — с нежностью проговорила Лиза, — Он должен родиться в третью неделю апреля.
— Я к тому времени должен быть в лучшем виде, чем сейчас.
— Будешь, — успокоила его Лиза.
— Нужно найти нам с тобой хороший дом здесь, — сменил тему Алексей. — Ты ведь не собираешься уезжать? — он вопросительно посмотрел на Лизу.
— Не собираюсь.
— Тогда дом. В моей нынешней квартире не особенно удобно.
— Хорошо, — согласилась Лиза.
Что ж, он сказал, что верит ей, что хочет попробовать с ней — странное слово, но ладно. Сказал, что им нужен дом. Вот такой вот результат ее рассказа, почти исповеди, не худший результат, если знать Корнилова так, как знала она.
Глава 33
Конечно, он знал всю историю Лизы — Василий Петрович постарался на славу, но знать о каких-то событиях, как о фактах, прочитанных в сухом отчете, и видеть, как до сих пор переживает их девушка, готовящаяся стать матерью его сына, — это совсем другое.
Лиза была абсолютно права, когда сказала, что он не знал ее. Действительно, Алексей видел один за другим лишь разные образы, которые она создавала, чтобы играть с окружающими: тонкая чуть холодноватая интеллектуалка, помешанная на вещах гламурная девица, ласковая и нежная красавица с ароматами шоколада и ванили, карьеристка, готовая пойти ради своих целей почти на все. Словно на разных полюсах земного шара существовала Лиза Абова в элегантном черном платье и с бокалом драгоценного шампанского в руке и раскрашенная Кейко в ярком кимоно с плошкой сакэ. Эти девушки, они были несоединимы, но странным образом совпали, словно недостающие частицы паззла, в ранимой, готовой бороться за свое счастье и бесконечно красивой женщине, которую Корнилов видел перед собой. Лиза могла считать, что она потеряла свою превосходную форму, беспокоиться из-за тысячи разных мелочей, которые только женщины считают важными, а мужчины даже не видят, но она была прекрасна и, глядя на нее, Алексей на мгновения забывал, что пройдет еще очень много времени прежде, чем он сможет хотя бы обнять ее. В ней было все: шарм старой интеллигенции, дерзость сегодняшнего дня, чувственность в каждом жесте, радость, легкая печаль и нежность. Она приходила каждый день и, как бы Корнилов ни пытался себя убедить, что будет лучше, если они отложат попытку своего сближения до того момента, когда он хотя бы выйдет из больницы, ему была бесконечно приятна ее забота, ее легкие прикосновения, заботливые взгляды, пища, разрезанная на мелкие кусочки ее руками. В этом сосуществовании, оторванном от всего мира, была какая-то странная и почти неприличная интимность. Алексей мог по пальцам пересчитать случаи до их расставания, когда они засыпали и просыпались вместе, завтракали, а потом уезжали на работу. Их встречи были ярким тайм-аутом в гонках на больших скоростях — романтика красивых мест вроде Мон-Блана или Гибралтара, короткая передышка в ее московской квартире или в его лондонском лофте, когда он спешил на самолет, не дождавшись, пока она проснется. Корнилов не мог даже вспомнить, чтобы он так долго был рядом с женщиной, засыпал и просыпался на ее глазах, встречал ее радостный или чуть утомленный взгляд. Ему нравилось смотреть, едва приоткрыв глаза, на то, как Лиза читает что-то или пишет, как иногда мечтательно смотрит в одну точку. Его все время терзала боль, она отступала, чтобы затаиться и наброситься с новой силой, боль стала монотонной и привычной. Перевязки, уколы, операции, спасительное падение в никуда, мучительное возвращение в реальность. Врачи были довольно оптимистичны, когда обещали, что он сможет восстановиться за месяца за четыре, рассказывали какие-то невозможные вещи про выращивание новой кожи, рубцевание шрамов. Алексей до сих пор не мог представить, как отнесется к его внешнему виду Лиза, судя по тому, что он видел и ощущал, шрамы останутся на его лице, руке, туловище и ноге. Сейчас Лиза была на удивление спокойна, но что будет потом? Дорофеев считал его кретином, говорил почти презрительно: «Ты же не модель, которая зарабатывает деньги симпатичным лицом», предлагал вспомнить Ницше с его человеком, которого надо преодолеть, вот он и преодолевал. Где-то в другом измерении остались Саюри, Настя, прежние подозрения и злость, в «Домодедово» произошел терракт, а он узнал об этом через два дня, в Сочи, наконец, завершили стройку одного из трамплинов, а ему это было почти безразлично. Конечно, следовало рассказать обо всем Лизе, о Саюри, о том, почему он так хотел Кейко, следовало ответить своей откровенностью на нее, но Алексей пока не находил слов.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |