|
-- С Остазией. Хорошо. Океания всегда воевала с Остазией, верно?
Уинстон глубоко вздохнул. Он открыл рот, чтобы ответить, -- и не ответил. Он не мог отвести глаза от шкалы.
-- Будьте добры, правду, Уинстон. Вашу правду. Скажите, что вы, по вашему мнению, помните?
-- Я помню, что всего за неделю до моего ареста мы вовсе не воевали с Остазией. Мы были с ней в союзе. Война шла с Евразией. Она длилась четыре года. До этого...
О'Брайен остановил его жестом,
-- Другой пример, -- сказал он. -- Несколько лет назад вы впали в очень серьезное заблуждение. Вы решили, что три человека, три бывших члена партии -- Джонс, Аронсон и Резерфорд, -- казненные за вредительство и измену после того, как они полностью во всем сознались, неповинны в том, за что их осудили. Вы решили, будто видели документ, безусловно доказывавший, что их признания были ложью. Вам привиделась некая фотография. Вы решили, что держали ее в руках. Фотография в таком роде.
В руке у О'Брайена появилась газетная вырезка. Секунд пять она находилась перед глазами Уинстона. Это была фотография -- и не приходилось сомневаться, какая именно. Та самая. Джонс, Аронсон и Резерфорд на партийных торжествах в Нью-Йорке -- тот снимок, который он случайно получил одиннадцать лет назад и сразу уничтожил. Одно мгновение он был перед глазами Уинстона, а потом его не стало. Но он видел снимок, несомненно, видел! Отчаянным, мучительным усилием Уинстон попытался оторвать спину от нойки. Но не мог сдвинуться ни на сантиметр, ни в какую сторону. На миг он даже забыл о шкале. Сейчас он хотел одного: снова подержать фотографию в руке, хотя бы разглядеть ее.
-- Она существует! -- крикнул он.
-- Нет, -- сказал О'Брайен.
Он отошел. В стене напротив было гнездо памяти. О'Брайен поднял проволочное забрало. Невидимый легкий клочок бумаги уносился прочь с потоком теплого воздуха: он исчезал в ярком пламени. О'Брайен отвернулся от стены.
-- Пепел, -- сказал он. -- Да и пепла не разглядишь. Прах. Фотография не существует. Никогда не существовала.
-- Но она существовала! Существует! Она существует в памяти. Я ее помню. Вы ее помните.
-- Я ее не помню, -- сказал О'Брайен.
Уинстон ощутил пустоту в груди. Это -- двоемыслие. Им овладело чувство смертельной беспомощности. Если бы он был уверен, что О'Брайен солгал, это не казалось бы таким важным. Но очень может быть, что О'Брайен в самом деле забыл фотографию. А если так, то он уже забыл и то, как отрицал, что ее помнит, и что это забыл -- тоже забыл. Можно ли быть уверенным, что это просто фокусы? А вдруг такой безумный вывих в мозгах на самом деле происходит? -- вот что приводило Уинстона в отчаяние.
О'Брайен задумчиво смотрел на него. Больше, чем когда-либо, он напоминал сейчас учителя, бьющегося с непослушным, но способным учеником.
-- Есть партийный лозунг относительно управления прошлым, -- сказал он. -- Будьте любезны, повторите его.
"Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым", -- послушно произнес Уинстон.
-- "Кто управляет настоящим, тот управляет прошлым", -- одобрительно кивнув, повторил О'Брайен. -- Так вы считаете, Уинстон, что прошлое существует в действительности?
Уинстон снова почувствовал себя беспомощным. Он скосил глаза на шкалу. Мало того, что он не знал, какой ответ, "нет" или "да" избавит его от боли; он не знал уже, какой ответ сам считает правильным.
О'Брайен слегка улыбнулся.
-- Вы плохой метафизик, Уинстон. До сих пор вы ни разу не задумывались, что значит "существовать". Сформулирую яснее. Существует ли прошлое конкретно, в пространстве? Есть ли где-нибудь такое место, такой мир физических объектов, где прошлое все еще происходит?
-- Нет.
-- Тогда где оно существует, если оно существует?
-- В документах. Оно записано.
-- В документах. И...?
-- В уме. В воспоминаниях человека.
-- В памяти. Очень хорошо. Мы, партия, контролируем все документы и управляем воспоминаниями. Значит, мы управляем прошлым, верно?
-- Но как вы помешаете людям вспоминать? -- закричал Уинстон, опять забыв про шкалу. -- Это же происходит помимо воли. Это от тебя не зависит. Как вы можете управлять памятью? Моей же вы не управляете?
О'Брайен снова посуровел. Он опустил руку на рычаг.
-- Напротив, -- сказал он. -- Это вы ею не управляете. Поэтому вы и здесь. Вы здесь потому, что не нашли в себе смирения и самодисциплины. Вы не захотели подчиниться -- а за это платят душевным здоровьем. Вы предпочли быть безумцем, остаться в меньшинстве, в единственном числе. Только дисциплинированное сознание видит действительность, Уинстон. Действительность вам представляется чем-то объективным, внешним, существующим независимо от вас. Характер действительности представляется вам самоочевидным. Когда, обманывая себя, вы думаете, будто что-то видите, вам кажется, что все остальные видят то же самое. Но говорю вам, Уинстон, действительность не есть нечто внешнее. Действительность существует в человеческом сознании и больше нигде. Не в индивидуальном сознании, которое может ошибаться и в любом случае преходяще, -- только в сознании партии, коллективном и бессмертном. То, что партия считает правдой, и есть правда. Невозможно видеть действительность иначе, как глядя на нее глазами партии. И этому вам вновь предстоит научиться, Уинстон. Для этого требуется акт самоуничтожения, усилие воли. Вы должны смирить себя, прежде чем станете психически здоровым.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 13 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |