Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Поэт стоял возле моста и смотрел на приближающуюся мо-лодую женщину. Едва он увидел ее большие темные глаза и изящно завитые каштановые волосы, окружающий мир пе- рестал для него существовать. 17 страница



Джулия быстро составила текст электронного письма, вложив всю свою злость и боль в одно слово, которое непре­менно должно хорошенько ударить по нему:

Доктор Эмерсон!

Прекратите меня преследовать.

Я не желаю поддерживать с вами какие-либо контакты. Я во­обще не желаю вас больше знать. Если вы не оставите меня в покое, то буду вынуждена подать на вас жалобу о сексуальном домога­тельстве. Если же вы осмелитесь позвонить моему отцу, я сделаю это немедленно.

Напрасно вы думали, что столь незначительное событие мог­ло хоть как-то повлиять на мою учебу. Мне нужен не автобусный билет домой, а новый руководитель по моей теме.

С наилучшими пожеланиями,

мисс Джулия X. Митчелл,

никчемная аспирантка,

оказывавшаяся на коленях чаще, нежели обычная шлюха.

P. S. На следующей неделе я напишу официальный отказ от гранта, выделенного мне фондом М. П. Эмерсона. Примите мои по­здравления, профессор Абеляр. Никому еще не удавалось так ма­стерски меня унизить, как это сделали вы в то воскресное утро.

Джулия не стала перечитывать текст, а сразу же отправи­ла. Ей стало весело, как бывает весело бунтарям, замахива­ющимся на все косное и лживое. Она угостила себя двумя порциями текилы и включила песню «All the Pretty Faces» рок-группы «Киллерс», поставив на полную громкость и не­прерывное воспроизведение.

Это было решение, подобное тому, что приняла Бриджит Джонс.

Джулия схватила щетку для волос и, держа ее, как микро­фон, стала, напевая, танцевать. В старой фланелевой пижаме


с пингвинами она смотрелась смешно. Да и чувствовала она себя необычно... смелой, дерзкой, независимой.

В течение нескольких дней после ее сердитого письма профессор Эмерсон не посылал ей голосовых сообщений. Однако Джулия почему-то страстно желала получить от не­го хоть какое-то известие. Но он молчал. И лишь на следую­щей неделе, во вторник, прислал ей голосовое сообщение.

Джулианна, вы сердиты и ощущаете себя уязвленной. Мне понятно ваше состояние. Но пусть злость не руководит ваши­ми действиями и не заставляет вас столь упрямо отказывать­ся от того, что вы заслужили своим интеллектом и добросо­вестным отношением к учебе.

Из-за того, что я вел себя с вами как последний идиот, не надо отказываться от денег, лишая себя возможности сле­тать домой и увидеться с отцом.

Мне безмерно стыдно, что из-за моего идиотизма вы почув­ствовали себя униженной. Вы назвали меня Абеляром, вовсе не считая это комплиментом. Но ведь Абеляр искренне заботился об Элоизе, как я забочусь о вас. В этом смысле я схож с Абеляром. Схож и в том, о котором вы написали. Абеляр тоже причинял боль и страдания своей Элоизе. Но потом он глубоко пережи­вал. Вы читали его письма к Элоизе? Прочтите шестое письмо. Возможно, оно изменит ваше отношение к нему... и ко мне.



Грант еще не выдавался никому, поскольку я не видел до­стойных кандидатов. Вы — первая. Если вы от него откаже­тесь, деньги просто осядут на банковском счете фонда и нико­му не достанутся. Я не позволю, чтобы их кто-то получил, по­скольку эти деньги — ваши.

Я старался творить добро вместо зла. Но потерпел неуда­чу, как и во всем. Все, к чему я прикасаюсь, либо портится, ли­бо рушится... [Долгая пауза...]

Но кое в чем я по-настоящему могу вам помочь и надеюсь, здесь вы от моей помощи не откажетесь. Я говорю о поиске дру­гого руководителя для вашей темы. Я состою в дружеских от­ношениях с профессором Кэтрин Пиктон. Она уже не преподает в университете, но согласилась встретиться с вами и обсудить


возможности руководства вашей темой. Это может самым благоприятным образом сказаться не только на вашей диссер­тации. Она просила, чтобы вы немедленно написали ей. Запи­сывайте ее электронный адрес... В одно слово «kpicton»... «со­бака»... в одно слово «utoronto»... точка... доменное имя Канады.

Официально вы уже не можете уйти с моего потока — слишком поздно по времени. Но я уверен, вам этого очень хочет­ся. Я переговорю с одной из своих коллег и спрошу у нее, не согла­сится ли она давать вам задания и проверять их, чтобы вы смогли успешно закончить учебу. Я подпишу все необходимые бумаги, которые от вас обязательно потребуют бюрократы из Комиссии последипломного образования. Поскольку вы не жела­ете меня видеть, я готов передать все необходимое через Пола. Объясните ему ситуацию.

[Прочищает горло.] Пол — хороший человек.

[Что-то бормочет...] «Audentes fortuna iuvat».

[Пауза... голос превращается в шепот.] Подозреваю, что вы хотите навсегда забыть обо мне, и от этого мне невыразимо горько и больно. Всю оставшуюся жизнь я буду проклинать се­бя за вторично упущенный шанс узнать вас. И мне всегда будет вас не хватать.

Но отныне я не стану докучать вам своими посланиями. [Дважды откашливается.]

До свидания, Джулианна. [Долго дышит в трубку и лишь по­том отключается.]

Это сообщение ошеломило Джулию. Она сидела, раскрыв рот и уставившись на свой мобильник. Потом прослушала запись еще несколько раз. Из всех его слов она поверила лишь одной фразе: «Audentes fortuna iuvat — Судьба помога­ет смелым». Но это были не его собственные слова, а цитата из Вергилия.

Да, только профессор Эмерсон мог превратить покаяйное голосовое сообщение в импровизированную лекцию о Пьере Абеляре. Это сразу вызвало у Джулии раздражение. Не будет онa читать ни шестое, ни все остальные письма Абеляра. А вот упоминание о Кэтрин Пиктон — это уже куда интереснее.


 

Семидесятилетняя Кэтрин Пиктон считалась признан­ным специалистом по творчеству Данте. Она окончила Окс­форд, преподавала в Кембридже и Йельском университете, пока ее не переманил к себе Торонтский университет, сделав центральной фигурой на факультете итальянского языка и литературы. Профессор Пиктон отличалась неуживчивым характером и требовательностью, но ей многое прощалось за ее острый ум и блестящую эрудицию, которой она вполне могла заткнуть за пояс даже Марка Музу[VII]. Если Джулия су­меет найти общий язык с этой колючей дамой, ее научная карьера может сделать стремительный скачок. Благосклонный отзыв профессора Пиктон — и перед ней откроются двери докторантуры в Оксфорде, Кембридже или Гарварде...

Джулия вдруг поняла, что Габриель сделал ей потрясающий подарок, далеко превосходящий кожаную сумку и даже грант. Он подарил ей возможность блестящей научной ка- рьеры, уложив свой подарок в изящную коробку, красиво перевязанную ленточкой. Но так ли уж бескорыстен его по- дарок? Нет ли там, помимо ленточки, невидимых нитей?

«Искупительная жертва, — подумала Джулия. — Пыта- ется загладить вину за все гадости, какие успел мне сделать».

Но если отстраниться от личности Габриеля, это был действительно сказочный подарок. Кэтрин Пиктон сейчас ужо не преподавала, оставаясь почетным профессором. Люди в ее звании крайне редко становились руководителями даже докторских диссертаций. О магистерских не могло быть и речи. Габриелю пришлось пустить в ход все свое обаяние, всю дипломатию. Оставалось только гадать, какие доводы он приводил, убеждая эту непреклонную ученую даму.

«И все ради меня».

Джулия принялась оценивать свалившиеся на нее новые возможности и вдруг поймала себя на том, что думает вовсе не о своей будущей научной карьере. Ей было стыдно признаться самой себе, что сейчас ее занимает совсем другой вопрос и что этот вопрос ее пугает.


«Габриель со мной прощается?»

Джулия еще трижды прослушала его послание, и с каждым разом собственное бунтарство почему-то нравилось ей все меньше и меньше. Нужно ложиться спать, иначе у нее взо­рвутся мозги. Как бы ни была она зла на Габриеля, в их душах горел одинаковый огонь. Если Габриель погасит этот огонь в своей душе, то в душе Джулии он по-прежнему будет гореть, пока она не сделает то же самое. Сознательно. Понимая, что одновременно гасит и часть своей души.

Рано утром она позвонила Полу, сказав что уже вполне поправилась и хочет увидеться с ним перед семинаром Эмер­сона. Она надеялась услышать, что профессор вдруг подхва­тил свиной грипп или по непонятной причине уехал в Анг­лию и до конца семестра все его семинары отменяются. Увы, на сей раз боги не пожелали ей подыгрывать.

Поразмыслив на свежую голову, Джулия решила: если Габриель не найдет ей альтернативного преподавателя, она продолжит слушать его лекций и посещать его семинары. Если профессор Пиктон согласится быть ее руководитель­ницей, пять недель до конца семестра она как-нибудь вы­терпит.

Вспомнив, что она почти две недели не проверяла почту, Джулия прошла к стойке и открыла свою ячейку... Там лежал большой плотный конверт. Ни ее имени, ни обратного адре­са на конверте не было. Ни букв, ни цифр. Вообще ничего.

Джулия взялась за край липкой полоски и быстро вскры­ла конверт. Внутри лежал ее черный кружевной лифчик. Ее лифчик! Тот самый, по-глупому оставленный ею на сушилке.

«Каков мерзавец!»

Джулия задохнулась от злости. Ее начало трясти. Как смел он положить этот чертов лифчик в ее почтовый ящик? А если бы сейчас рядом кто-то стоял? «Он что, решил на прощание еще раз меня унизить? Или ему это кажется забавной шут­кой?»

Джулия даже не заметила, что в конверте, кроме злосчаст­ного кружевного лифчика, лежал и ее iPod, тщательно отмы­тый после плавания в апельсиновом соке.

— Привет, красавица! — (От неожиданности Джулия вскрикнула и даже подпрыгнула.) — Прости, Крольчиха. Совсем не хотел тебя пугать. — В добрых глазах Пола не бы­ло ничего, кроме изумления. — Решила попрыгать? Надое­ло, наверное, лежать? По себе знаю. Терпеть не могу грипп. А это что?

— Новая уловка рекламщиков. Конверты без имени и ад­реса, — соврала Джулия, поспешно запихивая конверт в свой новый рюкзак. — Ну как, подготовился к профессорскому семинару? — спросила она, выдавливая улыбку. — Наверное, сегодня будет интересно.

— Сомневаюсь. У Эмерсона опять полоса скверного на­строения. Хочу тебя предостеречь: постарайся сегодня не вы­совываться. Эти две недели он вообще не в себе. — Пол пе­рестал улыбаться. — Я уже видел его таким и не хочу, чтобы он сорвался. Так что не дразни его.

Джулия тряхнула волосами и усмехнулась. «Еще вопрос, кого надо предостерегать. А меня Эмерсон уже достаточно раздразнил, и ему это так просто не пройдет», — подумала она.

— Рад, что ты наконец поправилась. Я очень за тебя вол новался. Осенью здесь заработать грипп — раз плюнуть. Я даже подумывал заглянуть к тебе, но потом решил не бес­покоить. — Он взял ее за руку, накрыв своей ладонью ее ла­дошку. Когда Пол разжал пальцы, на ладони Джулии оста­лось лежать красивое серебряное кольцо для ключей. К нему на серебряной цепочке была прикреплена небольшая буква «П», и она сейчас раскачивалась, как маятник. — Только не говори, что не возьмешь мой подарок. И не говори, что твое старое кольцо для ключей лучше, чем это. Знаешь, в Прин­стоне я все время думал о тебе. И потом, когда вернулся.

У Джулии покраснели щеки.

— Почему ты думаешь, что я не возьму твой подарок? Это же от чистого сердца. Ты прав, мое кольцо для ключей давно пора выбросить. Спасибо тебе за заботу, — Она огля­нулась по сторонам. Увидев, что рядом никого нет, она при­жалась щекой к широкой груди Пола и обняла его. — Спа сибо, Пол, — прошептала она.

Пол тоже обнял ее, поцеловал в лоб, а потом в макушку головы:

— На здоровье, Крольчиха.

Никто из них не видел весьма раздраженного специали­ста по Данте, только что проверявшего, дошел ли по назна­чению конверт из плотной бумаги, который он опустил вче­ра. Увидев обнимающуюся и шепчущуюся парочку, он за­стыл на месте.

«Что, наверстываешь упущенное, трахатель ангелов?»

— Страшно, когда твою доброту швыряют тебе в лицо, как ком грязи, — вырвалось у Джулии.

— Неужели с тобой так было? — спросил Пол, даже не подозревая, что у него за спиной стоит дракон и молча истор­гает пламя из ноздрей. Джулия промолчала и лишь крепче обняла его. — Кто, Крольчиха? Скажи мне, и я с ним поговорю. Или с ней. — Он снова поцеловал ее в макушку, на­слаждаясь удивительным запахом ее волос. — Крольчих никому не позволено обижать. Особенно таких. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Слышишь? Если нужна по­мощь, говори без стеснения. Ты меня слышишь?

— Слышу, — вздохнув, ответила Джулия.

Пламя синеглазого дракона не действовало на «трахателя кроликов», и ему не оставалось ничего иного, как столь же тихо удалиться.

— Спасибо тебе, Пол, — сказала Джулия, высвобождаясь

из его объятий. — И за подарок, и... вообще за все.

Пол подумал, что, если бы ему пришлось выбирать меж­ду званием профессора и возможностью постоянно видеть

эту улыбку, он выбрал бы улыбку.

Вскоре они были в аудитории. Джулия старалась не смо­треть в сторону кафедры, где, листая свои записи, уже стоял Габриель. Полу удалось ее рассмешить, и сейчас она, про­должая смеяться его шутке, шла к заднему ряду. Пол слегка обнимал ее за талию. Габриель, естественно, все это видел.

Его пальцы вцепились в кафедру и побелели от напряжения.

«Убери руки с ее спины, трахатель кроликов!»

Профессор с нескрываемой враждебностью смотрел на своего ассистента, пока вдруг не заметил, что Джулия пришла

не с коричневой сумкой, а с рюкзаком. Но не с тем, жалким и рваным, а с новехоньким. Похоже, чтобы наказать его.

«А может, Рейчел рассказала ей, что сумка от меня?»

Ему захотелось хоть чем-то привлечь ее внимание. Он стал поправлять галстук. Тот самый, что был на нем в итальянском ресторанчике. Галстук в черную полоску он выбро­сил. Джулия не то чтобы его не замечала; она просто не желала смотреть в его сторону. Она перешептывалась с Полом, хихикала. Ее конский хвост красиво вздрагивал. Бледные щеки обрели легкий румянец, а ее рот... Джулия сейчас была даже красивее, чем прежде.

Габриель решился еще на один шаг самоунижения. Улыбнувшись ей, он сказал:

— Мисс Митчелл, мне необходимо поговорить с вами после семинара, — с улыбкой глядя на нее, произнес Габри ель, а затем уставился на свои сверкающие ботинки.

Она ответила не сразу. Габриель уже думал, что она вооб ще не ответит, и собирался начинать семинар, как из даль него угла аудитории послышался негромкий, но решитель­ный голос Джулии:

— Мне очень жаль, профессор, но сразу после семинара у меня важная встреча, которую я никак не могу отложить. - Сказав это, Джулия подмигнула Полу.

Габриель медленно повернулся в ее сторону. Десять аспи рантов и аспиранток в унисон глотнули воздух и заерзали на стульях. Все понимали: сейчас может последовать взрыв и осколки профессорского гнева могут задеть любого. Джулия дразнила профессора Эмерсона, и он это знал. Дразнила всем: тоном голоса, тем, что сидела, почти касаясь плечом аспиранта Норриса. Даже прядь волос, небрежно отброшен ных назад, воспринималась как провокационный жест.

Габриель забыл о семинаре. Он любовался изгибом ее шеи, нежной кожей. Его ноздри улавливали аромат ванили, или этот аромат подбрасывала ему память. Ему хотелось ей что-то сказать. Но что? Заставить ее явиться к нему в кабинет он не мог. Если сейчас он сорвется, то еще сильнее отдалит Джу лию от себя, чего никак нельзя допускать.

— Конечно, мисс Митчелл. Важные встречи не стоит от­кладывать, — сказал он, часто моргая. — В таком случае со­общите мне по электронной почте, когда у вас будет время побеседовать. — Он попытался улыбнуться, но улыбка полу­чилась кособокой, словно одна сторона лица была у него па­рализована.

Джулия смотрела на профессора Эмерсона. Нет, она не покраснела и не сжалась, как прежде. Ее взгляд был пустым. Отсутствующим.

Такого с нею еще не было. Этот отсутствующий взгляд откровенно испугал Габриеля. «Я пытаюсь быть с нею любез­ным и учтивым, а она смотрит так, как будто меня нет. Не­ужели ее удивляет, что я умею быть сердечным, умею сдер­живать свой взрывной характер?»

Пол незаметно коснулся руки Джулии. Джулия вопроси­тельно взглянула на него. Пол покачал головой, показав глазами на кафедру. Этот жест вывел Джулию из транса.

— Хорошо, профессор. Я вам напишу.

Чтобы не усугублять ситуацию, Джулия, как добросовест­ная школьница, раскрыла тетрадь и даже вывела дату семи­нара.

Габриелю было не остановить лихорадочный поток мы­слей. Если сегодня ему не удастся поговорить с Джулией, опять потянутся мучительные дни, а то и недели. Ему столь­ко не выдержать. Их разрыв съедал его изнутри.Объяснения должны происходить своевременно, иначе теряется импульс, и слова, которые так были нужны вчера, послезавтра вызовут лишь усмешку. Он должен что-то сделать. Найти способ по­говорить с нею сегодня же. Немедленно.

— Хм, сегодня я решил вместо семинара... прочесть вам лекцию. В ней я рассмотрю отношения между Данте и Беат­риче. В частности, тот аспект их отношений, когда Данте во и горой раз встретил Беатриче и она отвергла его. — (Джулия закусила губу и с ужасом посмотрела на него.) — Возможно, тема моей лекции всех вас удивит, — примирительным тоном продолжал он, — но у меня нет иного выбора. Сомневаюсь, что в дальнейшем у меня появится время, чтобы рассмотреть

аспект, который очень важен... я бы даже сказал, чрезвычай­но важен для понимания всех смысловых пластов «Божест- венной комедии». — Габриель мельком взглянул на Джулию и тут же опустил глаза, уткнувшись в свои записи. Разумеет­ся, никакие записи ему были сейчас не нужны.

У Джулии заколотилось сердце. «Только не это. Он не посмеет...»

Габриель сделал глубокий вдох и начал:

— Беатриче для Данте — средоточие всех качеств, кото­рыми обладает идеальная женщина. Она идеал женственно­сти и целомудрия. Беатриче наделена красотой, умом и обая­нием. Нет такой добродетельной черты характера, которая не присутствовала бы у Беатриче. Их первая, внезапная встреча происходит, когда они оба еще очень молоды. Я бы сказал, даже слишком молоды для каких-либо отношений. И, чтобы не опошлить их любовь, не превратить их отношения во что- то заурядное и обыденное, Данте решает любить Беатриче на расстоянии, выказывая уважение к ее нежному возрасту, Проходит время, и он снова встречает Беатриче. Она выросла, повзрослела, превратилась в молодую женщину. Ее красота, обаяние и ум стали еще заметнее. Чувства самого Данте тоже стали намного сильнее, хотя к этому времени он уже женат на другой женщине. Свою любовь к Беатриче он выражает через поэзию. Он пишет сонеты, посвящая их Беатриче. Попутно замечу, что своей жене он не посвятил ни одного сонета. Данте практически не знает Беатриче. Они почти не видятся. Но Данте продолжает любить ее на расстоянии. В двадцать четыре года Беатриче умирает, но он все так же воспевает ее в стихах и посвящает ей сонеты. Как известно, в «Божественной комедии» Беатриче помогает убедить Вергилия в необходимости сопровождать Данте в его странствиях по всем кругам Ада. Сама она пребывает в Раю и потому лишена возможности спуститься в Ад и спасти Данте. Но как только Вергилий благополучно выводит Данте из Ада, Беатриче присоединяется к нему и ведет через Чистилище в Рай. В своей сегодняшней лекции я хочу попытаться ответить на вопрос; где находилась Беатриче в период между двумя ее встречами с Данте и что она делала? Данте ждал ее год за годом. Она знала, где он живет. Она была знакома с его семьей и нахо­дилась в дружеских отношениях с его родными. Если Данте был ей небезразличен, почему она не попыталась встретить­ся с ним? Почему хотя бы не написала ему? Думаю, ответ очевиден: их отношения были совершенно односторонни­ми. Данте думал и тосковал о Беатриче, чего нельзя сказать

о ней.

Джулия едва не свалилась со стула.

Все аспиранты усердно строчили в тетрадях, хотя Пол, Джулия и Криста, знакомые с творчеством Данте, находили мало нового в словах профессора Эмерсона. Зато их весьма удивил последний абзац, не имевший никакого отношения к Данте Алигьери и Беатриче Портинари.

Габриель сделал паузу, задержавшись глазами на Джулии, затем перевел взгляд на Кристу и кокетливо улыбнулся. Джу­лия вспыхнула. Конечно же он делал это нарочно: сначала посмотрел на нее, а потом перенес центр своего внимания на Кристу — этого Голлума женского рода. Намек на то, что лаже Беатриче можно найти замену?

«Прекрасно. Если ему захотелось поиграть в ревность, я сейчас тоже включусь в игру».

Она принялась постукивать ручкой по тетради. Громче, еще громче. Габриель прекратил говорить и быстро определил источник шума. Тогда Джулия другой рукой стиснула руку Пола. Пол тут же повернулся к ней, улыбаясь во весь рот. Джулия тоже улыбнулась, хлопая ресницами, открыла рот и ответила самой прекрасной и обаятельной улыбкой, на ка­кую была способна в этот момент.

Со стороны кафедры донесся кашель, больше напомина­ющий стон. Пол тут же отвернулся от Джулии, устремив глаза на крайне сердитое лицо профессора Эмерсона. Чтобы его не дразнить, Пол дипломатично убрал свою руку.

Довольно усмехаясь, Габриель продолжал свою странную лекцию. Он пока еще владел собой и потому не запинался.

Произнеся пару абзацев, состоявших из общих фраз, Габриель начал писать на доске... Аспиранты недоуменно перегляды­вались, читая написанное убористым профессорским почер­ком:

В реальной жизни Беатриче,наоборот,была только

рада оставить Данте в Аду, поскольку ей надоело вы-

полнять свое обещание

Джулия была последней, кто увидел то, что написал на доске профессор Эмерсон, поскольку все еще злилась на не­го. Когда она наконец подняла голову, Габриель стоял, скре­стив руки, и явно наслаждался произведенным эффектом. Возможно, Джулия и смолчала бы, если бы не его отврати­тельная ухмылка... Пусть ее завтра же с треском выгонят, но она сотрет эту ухмылку с профессорской физиономии. Не­медленно.

Она подняла руку и, получив разрешение говорить, встала:

— Ваше утверждение, профессор, слишком пренебрежи­тельно и имеет корыстную цель оправдать только одну сто­рону — Данте.

— Ты что, с ума сошла? — шепнул встревоженный Пол, стискивая ей пальцы.

Джулия отмахнулась и продолжила:

— Почему вы всю вину сваливаете на Беатриче? Она жер­тва обстоятельств. Когда Данте ее встретил, ей не было и во­семнадцати. Они никак не могли оставаться вместе, если только Данте не был склонен к педофилии. Неужели, про фессор, вы рискнете утверждать, что Данте — педофил?

Одна из аспиранток прыснула со смеху.

— Ни в коем случае! — огрызнулся Габриель. — Данте искренне любил Беатриче, и разлука ничуть не уменьшила его любовь к ней. Если бы у нее хватило смелости спросить его, он бы сказал ей об этом. Ясно и без обиняков.

— Что-то плохо верится, — сощурилась Джулия и накло нила голову набок. — Неизвестно, был ли Данте склонен к плотским утехам, когда впервые встретил Беатриче, но в его дальнейшей жизни телесные наслаждения стали занимать весьма существенное место. Он просто не мог общаться с жен щинами по-иному. По вечерам, особенно в пятницу и суб­боту, он не сидел у себя дома, ожидая Беатриче. А любить на расстоянии — это проще простого.

Лицо Габриеля стало почти багровым. Он расцепил руки и сделал шаг в направлении стола, за которым сидели Джу­лия и Пол. Напрасно Пол поднимал руку, намереваясь отвлечь его вопросом. Габриель не обращал внимания. Он сде­лал еще шаг.

— Как-никак, Данте — мужчина и нуждается... в обще­нии, — сказал он, переходя на настоящее время. — Если об­лечь это в более красивую форму, те женщины были для него всего лишь полезными подругами. Его тяга к Беатриче ни­чуть не ослабела. Просто он отчаялся ждать. Для него ста­новилось все очевиднее, что он уже никогда ее не увидит. И здесь вся вина лежит на ней.

Джулия мило улыбнулась, готовясь всадить новый словесный кинжал:

— Более чем странная тяга. Мне думается, у Беатриче это должно было вызывать только ненависть. И какую пользу, профессор, приносили Данте эти подруги? Правильнее было бы назвать их обыкновенными самками, подверженными та­кой же плотской страсти. Эти женщины не помогали Данте стать ни лучше, ни счастливее. Они лишь растормаживали в нем похоть, делая зависимым от низменных наслаждений. — У Габриеля перекосило лицо, однако Джулия не боялась eго реакции и продолжала: — Общеизвестно, что женщины, вы- бираемые Данте на одну ночь, не отличались ни манерами, ни умом. История даже не сохранила их имен, что тоже не­удивительно: ведь он выбирал себе подружек на мясном рын­ке. Утолив голод плоти, он попросту выпроваживал их, забывая об их существовании. Вы не находите, что это плохо стыкуется с его «тягой» к Беатриче? Я уж не говорю о том, что у Данте есть любовница по имени Полина.

Десять пар аспирантских глаз застыли на Джулии. Ее ли­цо было красным, а голос прерывался от волнения.

— Я... я нашла эти сведения у одной исследовательницы из Филадельфии. Если в дальнейшем Беатриче разочарова­лась в Данте и отвергла его, ее можно понять и полностью оправдать. Мы привыкли преклоняться перед Данте, но как - то забываем, что в человеке талант может великолепно ужи­ваться с самыми гнусными пороками. И Данте — не хресто­матийный, не увитый лавровым венком — был зацикленным на себе, жестоким, надменным распутником, обращавшимся с женщинами как с игрушками.

Пол и Криста сидели с раскрытыми ртами, не понимая, что же, черт побери, происходит на семинаре. Они впервые слышали и о какой-то исследовательнице творчества Данте из Филадельфии, и о любовнице Данте по имени Полина. Оба про себя решили, что надо обязательно порыться в би блиотеке.

Габриель бросил взгляд в дальний угол аудитории:

— Я кое-что знаю об упомянутой вами женщине. Она во все не из Филадельфии, а из захолустного городишки в шта­те Пенсильвания. И она не представляет себе, о чем говорит, а потому не имеет права судить.

Щеки Джулии пылали.

— То, где живет эта женщина, не умаляет степени дове рия к ее сведениям. Кстати, Данте и его семья тоже родом из захолустья, только итальянского. И Данте очень не любил говорить об этом.

Плечи Габриеля вздрогнули, но он совладал с собой:

— Я бы не решился назвать Флоренцию четырнадцатою века захолустьем. Что же касается упомянутой вами любов ницы Данте, повторю еще раз: это беспочвенный вымысел. Подделка, выданная за научные сведения. Скажу больше: го­лова этой дамы забита всякой чепухой.

— Хорошо, профессор. В таком случае приведите контр доводы, разбивающие ее утверждения. До сих пор мы слы­шали лишь ваши язвительные замечания в ее адрес.

Пол стиснул ей пальцы и едва слышно прошептал:

— Перестань. Слышишь? Доиграешься.

Лицо Габриеля вновь побагровело.

— Если бы эта женщина захотела узнать о том, какие чув ства Данте испытывал к Беатриче, то знала бы, где искан.

ответ. Она бы не отважилась рассуждать о вещах, о которых не имеет ни малейшего понятия. Да еще и выставлять и Дан­ге, и себя на публичное осмеяние.

Криста ошеломленно поглядывала то на профессора Эмер-

сона, то на Джулию. Что-то подсказывало ей, что разговор давно уже идет не о Данте и Беатриче. Она решила пока не встревать, но потом все хорошенько разнюхать.

Габриель повернулся к доске и, пытаясь успокоиться, крупно написал:

Данте думал что это был сон

— Язык, используемый Данте для описания своей первой встречи с Беатриче, имеет отношение не столько к реальности, сколько к миру снов. По различным причинам... личного) характера Данте не доверяет своим чувствам. Он не уве­рен, что Беатриче — реальная женщина. Есть гипотеза, согласно которой Данте считал Беатриче ангелом. И здесь возникает главная коллизия их отношений. Беатриче пола- мет, что Данте все прекрасно помнит об их первой встрече, но просто не хочет признаваться. Это предположение не дает ей ничего, кроме беспочвенных обид на Данте. В ее поло­жении было бы куда разумнее напомнить ему, дать ему воз­можность объясниться и внимательно выслушать его объяс­нения. Если Данте считал Беатриче ангелом, он, естественно, и надеяться не мог на ее возвращение. Данте уже был готов объяснить ей все это, но она отвергла его, не дав ни малей­шего шанса. Так кто из них виноват? Как ни печально, вина опять ложится на Беатриче.

Криста не утерпела и подняла руку. Габриель нехотя кив­нул ей. Менее всего ему сейчас хотелось выслушивать мисс Петерсон. Но Джулия ее опередила:

— Обсуждение их первой встречи совершенно неумест­но. Увидев ее во второй раз, Данте должен был ее узнать. Не имеет значения, считал ли он их первую встречу сном или нет. Зато вполне уместен вопрос: почему Данте сделал вид, ч го не узнал Беатриче?


— Он не делал вид. Ее лицо показалось ему знакомым, но с уверенностью утверждать это он не мог. Он пребывал сомнениях, на которые вскоре наложились определенные печальные события его жизни. — Чувствовалось, Габриелю стало трудно говорить.

— Уверена, именно такими оправданиями он и глушил свою совесть, чтобы спокойно спать по ночам. Но это когда он бывал трезвым. В иные дни он шел в какое-нибудь питей­ное заведение... в тамошнее флорентийское «Лобби» и напивался до бесчувствия.

— Джулия, это уже слишком! — теперь уже не прошептал, а довольно громко произнес Пол, дергая ее за рукав.

Криста снова раскрыла рот, но Габриель властно махнул рукой:

— Это не имеет никакого отношения к предмету лекции!

Он часто дышал, безуспешно пытаясь сдержать поток

эмоций. Перестав говорить, Габриель смотрел только на Джулию, совсем не замечая, что Пол развернул свой могучий торс на случай, если понадобится заслонить Джулию от разъяренного профессора.

— Мисс Митчелл, а вам никогда не бывало одиноко? Вам никогда не хотелось, чтобы кто-то был рядом? Пусть времен но, пусть даже ваше общение и не поднимется выше уровня плоти? Иногда это все, что вам доступно. И вы принимаете доступное; вы благодарите даже за это, хотя прекрасно по нимаете, что это суррогат настоящих отношений. У вас про сто нет другого выбора. Вместо того чтобы столь надменно и самоуверенно судить Данте за его образ жизни, вам следовало бы проявить хотя бы каплю сострадания. — Габриель замолчал, спохватившись, что наговорил слишком много лиш него. Джулия холодно смотрела на него и ждала продолже ния. — Воспоминания о Беатриче преследовали Данте везде и повсюду. И это только осложняло и без того непростую его жизнь. Ни одна из встречавшихся ему женщин не могла сравниться с Беатриче. Ни одна из них не была столь же кра сива, как она, столь же чиста, как она. Ни одна не могла про будить в нем чувства, которые пробуждала Беатриче. Дате всегда желал ее, но он уже отчаялся когда-либо ее найти. верьте мне, если бы она не скрытничала, а назвала себя и на­помнила ему подробности их первой встречи, он пошел бы за ней на край света. Не задумываясь. — Сейчас у Габриеля были глаза безнадежно влюбленного подростка, стоящего иод закрытым окном. — Так что, по-вашему, оставалось ему делать? Просветите нас, мисс Митчелл. Беатриче его отвергала. В его жизни не осталось ничего ценного, кроме работы. Только работа придавала еще какой-то смысл его существованию. Но Беатриче предупредила его: если он посмеет и впредь напоминать ей о себе, это может иметь плачевные по­следствия для его работы. Что оставалось Данте? Отпустить ее с миром. Однако это был ее выбор, а не его.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.027 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>