|
Николай Максимов
монумент
Чебоксары «Новое Время» 2011
УДК S2I.5I2.III ББК Х4(2РосЧун)6-4 М 17
Максимов 11.11.
Монумент Редиски. Романчик. Чебоксары, «Новое Время», 2011. -48 с.
Правитель Айвании Айтурух под впечатлением вещего сна решил поставить в честь своей родительницы монумент Матери. С того момента начали происходить такие события, которые нормальному человеку даже в голову не могут прийти.
Издается в авторской редакции
Компьютерный набор Максимова И.И. Компьютерная верстка И.М.Николаевой Дизайн обложки НЛ.Лукииой
Подписано в печать 19.07.2011. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Times. Печать офсетная. л. 6. Тираж 2000 экз. Заказ № 1S5.
Отпечатано в типографии ИГ1 Сорокина А.В. «Новое Время». 428034, Чувашская Республика, г. Чебоксары, ул. Мичмана Павлова. 50 I Тел.: (8352)41-27-98,41-17-87. E-mail: newtimel@mail.ru.
© Максимов Н.Н., 2011
Вместо предисловия
Други мои! Господа товарищи!
Расскажу-ка я вам про девятое чудо света. А может, десятое - спорить не стану. Но что чудо - это точно. Свершилось оно в далекие, смутные для Великой Московской Руси времена в одном из ее княжеств, прозванном впоследствии губернией, а затем и республикой. Кто не верит, может съездить в столицу Айвании Шабашград и убедиться самолично. Там до сих пор должна стоять на крутом склоне залива реки Хома, разделяющей город на две части, медная баба высотой в двадцатиэтажный дом, пугая детей своими огромными растопыренными лапищами. Кто и зачем установил тут это страшилище - теперь уже мало кто ведает. Но перед медной бабой летом всегда много народу. Ливане восхищаются тем, что их предки еще в далекие времена смогли поднять и установить такую махину. А гости из зарубежья щелкают затворами фотоаппаратов, запечатлевая бабу как образец примитивного величия в монументальном искусстве.
Впрочем, слышал я, бабы этой сейчас будто бы и нет. Так это или не так - утверждать не берусь. Давно не бывал в Айвании. Да и вообще нигде, потому как по причине своей древности и сопутствующих ей немощей даже из каморки своей, что на втором этаже, редко спускаюсь на грешную землю прогуляться до мусорных бачков и обратно. Потому и решил рассказать вам о том, о чем когда-то сам был наслышан, дабы не похоронить эту историю вместе с собой. Но сначала приведу я вам выдержку из одной неоконченной летописи, которая каким-то чудом сохранилась до наших дней.
«Это было давно, очень давно. Великая Московская Русь, раздробленная на множество мелких княжеств, была обессилена и страдала от постоянных набегов соседних племен. Но князья и не думали объединять силы для борьбы с врагами. Вместо этого, пользуясь случаем, они нещадно эксплуатировали свой народ, желая лишь одного - обеспечить себе рай еще при жизни.
Особенно страдали инородцы, составлявшие значительную часть Руси. Их угнетали как московские, так и местные власти. Причем местные, пользуясь ослаблением центральной, - вдвойне. Незавидная была доля и у жителей небольшого княжества Айвании. Айване - простой, добродушный народ - никогда не протестовали, терпеливы и послушны, потому из них княжеские прислужники выжимали последние соки.
Но долго так продолжаться не могло, случилось неминуемое. В Москве произошел переворот. Новый самодержец повелел отныне как в Москве, так и на местах власть не передавать по наследству, а избирать народом. Потому княжества впредь называть губерниями, князей - губернаторами. А чтобы князья при этом не взбунтовались, обещал дать им столько свободы, сколько смогут взять, но при непременном условии - оставить княжества, то есть губернииу в составе Великой Московской Руси. Князья, то бишь губернаторы, охотно согласились, так как были уверены, 1000000 подневольный народ не осмелится голосовать против них на выборах. Так оно и случилось. Но не везде.В столице Айвании Шабашграде в эти смутные дни появился человек возраста Христа по имени Айтурух и объявил себя мессией. Он обещал возвысить свою теперь уже губернию до европейского и даже до мирового уровня, а жизнь айван превратить в сплошное райское наслаждение. Человек этот был вовсе не из благородного сословия, а выходцем из незаконных торговцев, точнее сказать, из приторговывающих крестьян. Таких людей айване не уважали. Односельчане и звали-то этого человека не по имени, а лишь по прозвищу - Редиской, а весь их род называли Куштанами. Такого названия удостаивались лишь самые жестокие и наглые, наживающиеся за чужой счет крестьяне. Но Айтурух к тому времени уже был не тем Редиской, которого знавали односельчане. В смутное время переворота он быстро сообразил, что к чему, и направился в Москву, справедливо полагая, что новому самодержцу наверняка не хватает преданных людей. И попал в точку. Прослужил он у него недолго, но успел понять одно: на Руси главное не дело, а красноречие. Потому освоил ораторское искусство со всем усердием, которого ему не занимать, когда он желает добиться чего-либо для себя. И в момент явления своему народу в качестве мессии Редиска был настолько красноречив, обещал так искрение, что измученные нуждой айване приняли его безоговорочно //, изгнав на всеобщем вече прежнего губернатора, вручили ему жезл правителя».
К сожалению, летописец не успел завершить свой рассказ. Однажды во время прогулки на него с балкона пятого этажа неожиданно упал кирпич. Умели попадать в цель «чапаята», как называли тогда членов самой известной в Шабашграде банды.
«Бомбометателей» примерно наказали «за неосторожное обращение с кирпичом». А летописец долго боролся за жизнь, пока кто-то из лекарей по подсказке «свыше» не помог ему отмучиться. Я, тогда еще мальчишка, часто наведывал старика, так как был большой любитель слушать сказки и всякие истории. Потому и имею возможность с божьей помощью рассказать вам то, что не успел запечатлеть на папирусе летописец.
В ночь на первое апреля Айтурух ночевал во дворце и видел странный сон. Будто явилась к нему покойная мать, прихватив с собой огромную редиску. Нет, даже не огромную, а такую огромадную, что удивительно, как она вообще затащила ее в его опочивальню. Редиска вся такая фиолетовая, с белыми крапинками вокруг вершков. И с длинным-предлинным тоненьким хвостиком. Айтурух знает, что именно такие редиски - самые сочные, горьковатые и сладковатые одновременно, отчего вкус у них ну просто обалденный. Уж он-то понимает толк в редиске, с детства торговал овощами на рынках Шабашграда.
А мать между тем настоятельно так речет:- Айтурчик, сыночек мой ненаглядный. Вот видишь редиску? Для кого-то она просто овощ, а для тебя - растение божественное, потому как благодаря ей ты возвысился над людьми, штопором пробился на такую верхотуру, что нам с отцом и не чудилось. Молись ты ей, редиске, сыночек, каждодневно, как Всевышнему молись. А еще в знак благодарности установи ей памятник на самом видном месте. Такой же огромадный, как вот она сама. А то и поболе. Потому как в жизни редиска растение хоть и махонькое, а силушку, знать, имеет божественную. Иначе как бы она вывела тебя из грязи да в князи. А может, поспособствует и далее, и ты исполнишь мечту свою заветную - станешь вождем не токмо Айвании, но и всей Великой Московской Руси. Ведь мне, матери твоей, все помыслы твои тайные ведомы... А прошу я тебя об деле этом небывалом потому, что худо нам с отцом-то на том свете. В чистилище мы застряли ныне. А один знакомый архангел за пару редисок да пучок петрушки раскрыл нам тайну страшную. Будто прописал Господь нас, родителей твоих, в список отправляемых в ад и вскорости мы можем загреметь туда на веки вечные. Грехов-то у нас с отцом - немерено. Известно же: не обманешь - не продашь. А торговали мы ходко. Отец к тому ж на руку был жесток, немало мужиков изувечил кулачищами своими за соперничество, пока самого не грохнули. Да и у тебя, чай, их, грехов-то, не меньше нашего стало. Поди, немало людей ты по миру пустил, имея такую возможность. Ведь наша кровь, сызмальства приучен все прибирать к рукам. Так что когда попадешь сюда, на тот свет то есть, глядишь, и тебе поможет святой овощ. Понимаешь, не в чести тут наш род Куштанов. Сынок, послушайся меня, уважь редиску, благодетельницу нашу, установи ей памятник, какой свет не видывал. Христа ради прошу. И тогда, может, спасешь нас с отцом от ада кромешного. Ты теперь на земле всемогущий, осилишь...
Говорила она слова эти, а сама вдруг стала вся молодеть и молодеть. Словно собираясь на чью-то свадьбу, махом правой руки достала откуда-то праздничный головной убор хушпу, махом левой - монисты и надела их. Тут же затенькали серебряные монетки, из коих они были собраны, и будто зазвенело все кругом, вторя им. И стала мать такой хорошенькой да при- гоженькой, что Айтурух даже забыл, что это его родительница, как всегда, мгновенно загорелся желанием и ухватил ее за округлые груди. То ли от неожиданности, то ли от боли мать вскрикнула каким-то незнакомым гортанным голосом и тут же растворилась, словно ее и не было вовсе.
- Ты че-е, больно же-а! - услышал вдруг Ай гурух прямо над своим ухом.
Он открыл глаза. В полутьме на него нависала белая взлохмаченная голова. Лицо узкое, продолговатое. Глазницы черные и блестящие. Между ними выделяется белое пятнышко прямого носа, не характерного для айванок. Уж не смергушка ли за ним явилась? Чтоб спровадить к той самой родной матери.
- Свят, свят! - пробормотал Айтурух и, убрав правую руку с чего-то мягкого, перекрестился, а левой потянулся к керосиновой лампе, что стояла рядом на столике, резко крутанул фитиль. Сразу стало светло и исчезло все, так напугавшее его. Белая лохматая голова оказалась вовсе и не смертушкой, а сариной башкой с выкрашенными в белый цвет волосами. Почему-то она, то есть Сара, была в очках. Видно, спьяну забыла снять на ночь.
- Что с тобой, дорогой? - встревоженно спросила она.
- Да так, г промямлил Айтурух и хотел было погладить ее по головке, как бы извиняясь за причиненную боль, но раздумал и повернулся к ней спиной. Не расчесанная да еще с глубокого похмелья Сара выглядела не самым лучшим образом. Она чуть приподнялась, отчего ее худое длинное туловище Ц предмет ее гордости - изогнулось ящером, а тощие груди обвисли блинчиками на разных высотах, словно базарные весы. К тому же от нее как всегда сильно пахло потом и коньячным перегаром.
Вообще, Айтурух, просыпаясь иногда ночью, сам удивлялся, почему это он лежит с этой бабой в одной постели. Ну, допустим, от нее, стервы этакой, отделаться совсем, видно, уже невозможно. Но и сожительства Сара вроде бы не требует. Захочет мужика - она их и так найдет. Ей главное - иметь деньги да власть. Вернее, власть да деньги. Чего у ней теперь, пожалуй, не меньше, чем у самого Айтуруха. Не зря же по пьяни она иногда заставляет своих подчиненных называть себя Екатериной Второй. Тем не менее, поди ж ты, какая-то неведомая сила нет- нет да и тащит его к ней, к «Екатерине» этой, в постель, хотя, сказать правду, от нее уже никакой услады.
Впрочем, сейчас не до размышлений о Саре. Айтурух все еще находился под впечатлением встречи с матерью во сне.
- Так что с тобой? - уже требовательно повторила свой вопрос Сара. - Ты меня так сильно ущипнул за грудь. Синяк, наверное, останется.
- Извини, - нехотя произнес Айтурух. И тут же подумал: а что, если рассказать про сон Саре? Она, конечно, ко всему прочему еще и умом несколько не того, но, как все тронутые, иногда вдруг проясняется и такое надумает... Да и готова ради него на все, способна сотворить такую мерзость, на какую не решится даже прокурор. Что и понятно: вся в золоте Сара будет лишь при Айтурухе, а случись с ним что - об нее все станут ноги вытирать с превеликим удовольствием, настолько она всех достала. Почему еще и терпит ее Айтурух. Известно же: лучше иметь рядом с собой пусть маленькую, но преданную сучку, чем матерую волчицу, которую, как ни корми, а все в лес тянет.
А сон этот был точно не простой, ей-ей не простой. Знак это какой-то. Почему какой-то? Знак беды это. Ведь сказала же мать, что вместе с отцом дожидается в чистилище этапа в ад. Да и про его грехи, про божью немилость ко всем Куштанам не зря вспомнила.
- Извини, - на этот раз по-настоящему попросил Айтурух прощения у Сары и повернулся к ней лицом. - Понимаешь, сон я видел странный...
И рассказал ей все, упустив лишь момент возжелания родной матери. Этого не поняла бы даже тронутая баба.
Обычно рассеянная, Сара слушала внимательно. Любила ома всякие ужастики.
- Сара, как же теперь мне быть? - растерянно спросил Айтурух под конец.
- Ты это в каком смысле? - не поняла та.
- Да в том, что сон этот, похоже, не простой, а с намеком. Слишком уж много в нем правды.
- Нашел о чем думать, - легкомысленно отмахнулась Сара и прильнула к Айтуруху. Тело ее сразу размякло, взгляд сделался масляным. Прижавшись к нему еще сильнее, она томно прошептала: - Давай так. Я с утра немного пораскину мозгами, а потом подскажу тебе, что делать. Лады? А теперь, милый, коль уж проснулись, ублажи меня еще разок.
Не уронить же мужскую честь... Айтурух прикрутил фитиль лампы и в полутьме сначала притянул Сару к себе, а затем навалился на нее со всей своей мужской тяжестью. Она удовлетворенно охнула и заелозила на шелковой перине. Вскоре послышалось ритмичное сопение двух здоровых людей и восхищенный шепот: «Какой он большой у тебя. Какой большой! И он весь во мне!».
Главы управ, которых в европеизированной Айвании прозвали министрами, давно были в сборе, а Айтурух и ею первый помощник, вернее, первая помощница, она же - глава администрации, она же ~ вице-премьер, она же - «Екатерина Вторая» и всякое прочее, все не появлялись.
Впрочем, стоп! Тут, наверное, уместно сказать, что цивилизованный Айтурух, придя к власти в Шабаш граде, в реформах пошел еще дальше, чем самодержец всея Руси. Он повелел Айванию впредь называть даже не губернией, а суверенной демократической республикой, а себя - президентом.
Так вот, ни президента, ни его первой помощницы еще не было. Ничего хорошего это не сулило. Нередко после таких задержек с явлением высокого начальства кто-то из министров лишался своего кресла. Потому собравшихся потихоньку охватывал страх. Неужто кто-то из них последний раз в этом зале?
Между тем в другом конце дворца Айтурух с Сарой все еще не находили общего языка. Дело в том, что Сара полностью переиначила смысл сна Айтуруха и советовала ставить памятник не редиске, а самой матери.
- Пойми, дорогой, - убеждала она, - сон - это всего лишь сон. Он, может быть, и вещий. Но не следует понимать его в прямом смысле. Сон - лишь намек. А на что - об этом мы с тобой должны догадаться сами.
- Чего тут догадываться? - недоумевал Айтурух. - Все в нем сходится. Грехов у нашего семейства, действительно, немерено. А как иначе? Не согрешишь - вечно нищим да убогим останешься. Вот и просит мать...
- Она вас может просить во сне напрямую, иначе пропадает всякая загадочность сновидений, - упорствовала Сара. - Битый час тебе толкую: редиска - предмет неодушевленный, и памятник ему ничего не даст ни нам, ни Богу. Другое дело - памятник матери. Тем самым мы твою мать как бы превращаем в неприкосновенную личность. Ну, как депутатов всяких мастей. На это она и намекала тебе. Потому надо ставить памятник ей и только ей! Еще лучше, если не просто памятник, а настоящее глыбище в образе матери-покровительницы всего айванского народа с ликом твоей любимой мамы. И тогда посмотрим, осмелится ли Господь отправить ее в ад.
- Скажешь тоже - глыбище. Ты хоть представляешь, сколько денег потребуется даже на малюсенький памятничек? А ты - «настоящее глыбище». Где взять такие деньги? Не за свой же счет мне ставить его, памятник этот.
- А вассалы твои на что?
- Я их и так обчистил, как липку. Оставил им самую малость, чтобы они от голода Богу душу не отдали. Иначе кто станет приумножать мое... то есть, богатство Айвании. Не-ет, если я простолюдинам объявлю о строительстве монумента, они наверняка начнут роптать и могут просто-напросто прокатить меня на очередном народном вече.
- Айтурчик, каким бы ты не считал себя европейцем, а все остаешься человечком айванских кровей. Люди моей крови не стали бы так миндальничать со своими подчиненными. В сущности власть имеет право обкрадывать народ в любой ситуации. Иначе зачем вообще лезть во власть? А станут при этом люди роптать или нет - на это наплевать. Другое дело, если они взбунтуются. В способности грабить народ умело, не доводя его до бунта, и заключается мудрость правителя. Так давай вассалам твоим мы преподнесем твой замысел как очередную твою заботу о благополучии всех твоих айванов. Дескать, Мать- Покровительница будет оберегать их всех от лиха.
Признаться, Айтуруху и самому было больше по душе предложение Сары, чем просьба матери. К тому же в нем есть оборотная сторона. Ведь, увековечив свою мать, Айтурух увековечил бы и себя как историческую личность. Что гораздо важнее. Так почему бы не посвятить этот чертов монумент своей родительнице? Воздвиг же баши одной среднеазиатской страны памятник своей матери. Не из камня или бронзы какой-нибудь, а из чистого золота, между прочим. Но то баши и Средняя Азия. Хотя, постоянно твердя о превращении Айвании в европейскую страну, в личной жизни Айтурух больше придерживался восточных традиций. В конце концов айване, оправдывал он себя, хоть и вынуждены были во времена грозного царя Московии Иоана принять христианство, по языку и обычаям относились к тюркам, то бишь к восточным народам. И все же...
- Сара, ты просто не знала мою маманю. Она была очень конкретной женщиной. И если она сказала, что надо увековечить редиску, значит, так оно и должно быть.
- Но она же просила во сне! - начала возмущаться Сара. Норовом она, пожалуй, действительно смахивала на величественную Екатерину II, поскольку терпеть не могла, когда ей перечили. Ты что, тупеть, что ли, начал в сорок с небольшим-то лет?
За такие слова Айтурух любому мог бы снести башку, но только не Саре. Она хоть и еле получила диплом, из-за чего и оказалась в этой «недостойной» ей «дыре», в жизненном плане была хитра, как бестия. Главное же, была бесподобно наглой и мстительной. Такой, что даже самому Айтуруху по этой части было далеко до нее. Как-то после одной крупной ссоры в горячках он хотел было отдалить ее от себя. Ну, достала просто, да так, что дальше некуда. Но она неожиданно пригрозила разглашением таких тайн, что все достигнутое Айтурухом могло пойти коту под хвост. Оказалось, эта стерва начала собирать про него всякую гадость еще с первой ночи, которую он провел с ней по пьяни два десятка лет назад. Дело в том, что Айтурух еще в детстве решил, что всю жизнь торчать на рынке не станет, ибо хоть и доходное это дело, но для него мелкое. Потому он пошел учиться. Когда получил диплом, до лучших времен устроился в приходскую школу. А Сара уже работала там непонятно кем, но занималась в основном ведением школьной летописи. Вот и снюхались они здесь. Вроде бы случайно, а оказалось, похоже, на всю жизнь. В те годы Айтурух посчитал бы за великое счастье, если бы осуществилась его тайная мечта стать директором той задрипанной школы. А вот Сара, ведьма этакая, уже тогда предвидела его большое будущее и уцепилась за него мертвой хваткой.
Впрочем, Айтурух давно уже смирился с неизбежностью терпеть ее возле себя. Да и, по правде, пользы от Сары пока что гораздо больше, чем вреда. Если бы не она, кто бы еще занимался всеми грязными делами Айтуруха, обеспечивая его чистоту как в глазах самодержца Всея Руси, так и наивных айван. Для этого она использовала все мыслимые и немыслимые возможности, включая тесное «сотрудничество» с самой сильной в Шабаш граде бандой «чапаят».
- Стало быть, ты настаиваешь? - неуверенным голосом уточнил Айтурух.
-Безусловно! - решительно заявила Сара.
...Наконец в зале собрания министров открылась боковая
дверь и вошла Сара. Вся белая, включая коротко остриженные накрашенные волосы, она сияла лучезарной улыбкой. Напряжение достигло предела. Все знали: чем пакостнее дело, тем радостнее лицо правой руки президента.
- Встать! Президент идет! - скомандовала Сара.
Все разом вскочили. Хотя Сара продолжала излучать ослепительную улыбку, многие почувствовали себя так, будто находятся в зале суда. Вот войдет главный судья и объявит приговор. Что тогда? В ожидании все стояли, не смея шелохнуться. Попробуй шелохнись. А вдруг это посчитают за неуважение к Самому! Некоторым стойка во фрунт удавалась с трудом. Министерские харчи почему-то способствовали росту авторитета именно через живот. Оттого, видно, и выражение: «Служить не щадя живота своего». И чем авторитетнее был министр, тем сильнее ему приходилось напрягать спину, чтобы удержать окаянный авторитет, гак и норовящий опрокинуть хозяина лицом вниз.
Наконец растворились главные двери, больше похожие на ворота каретного двора, и вошел сам Айтурух. Министры ловчились поймать его взгляд, подобострастно заглядывая ему в глаза. Однако президент, высоко запрокинув голову, смотрел куда-то поверх них. Так он продолжал глядеть, пока не перестали шипеть фосфорными вспышками фотокамеры. Прошу садиться! - послышалась наконец долгожданная команда Сары. - А господ свободных летописцев прошу освободить помещение.
Рассказывать айванам о собраниях министров имели право только особо проверенные, обладающие самой буйной фантазией летописцы. И руководила ими лично сама Сара. На правах бывшей школьной летописицы она считала себя на голову выше них по таланту.
Айтурух открыл заседание. А открыв, тут же передал слово главному министру, которого на европейский лад называл премьер-министром. Сам он не любил заниматься рутинными делами, потому и ввел эту должность.
Все облегченно вздохнули. Похоже, на этот раз гроза миновала. Об отставках обычно объявляли до начала собрания. Освобожденный не имел права участвовать в его работе.
Сначала по традиции рассмотрели текущие дела. Премьер- министр, полуокруглая дама среднего роста, средних лет и среднего ума, вызвала к доске министра по селу и потребовала отчета о ходе подготовки к весеннему севу.
Министр, невзрачный мужчина с узким лбом и далеко выдающимися вперед челюстями, с готовностью встал и начал держать ответ.
- Работа идет полным ходом, - бодро доложил он. - Крестьянам подробно объяснили, что, когда поспеет земля, надо будет сеять хлеб. Затем посадить картофель. Напомнили, что для этого потребуются семена. Теперь они знают, что осенью их надо было заготовить впрок.
- Хорошо, - удовлетворенно кивнула премьер-министр, понимающая сельские дела на уровне гастрономического магазина.
- Чего хорошего-то? - откликнулась Сара. - Вот президент спрашивает, а почему о семенах крестьян не предупредили осенью? В задницах своих, что ли, наковыряют они их сейчас?
- Да, почему? - встрепенулся Айтурух, и не помышлявший спрашивать что-либо, и покосился в сторону премьер-министра: не обиделась ли та за бесцеремонное вмешательство Сары от его имени. Как бы ни было, премьер-министр выглядела слаще и смачнее, чем худосочная «Екатерина Вторая», и он давногорел желанием испробовать, соответствует ли ее внутреннее содержание внешнему облику.
Мы уже говорили, что в личной жизни Айтурух придерживается восточных традиций. А они, как известно, разрешают мужчине содержать бесконечное число жен. Лишь сумей, как петух, удержать их около себя да прокормить. Будучи европейцем, Айтурух сие несколько переиначил. Перед Богом имея одну, на самом деле он пользовался услугами многих - высоких и низких, худых и пухлых, беленьких и смуглых, молоденьких и зрелых - женщин. А содержал их столько, сколько могла выдержать казна. Потому его женщины, в зависимости от мастерства услады, занимали самые разные должности - от министров до хранителей книг... Впрочем, сейчас речь о более важных предметах.
-Видите ли, господа, оно, конечно... - начал мямлить между тем министр по селу. - Но осенью мы были заняты более важным делом - готовили крестьян к зимовке скота.
«Гляди, как ловко вывернулся, - удивился Айтурух про себя. - Не-ет, этого больше нельзя держать в министрах. Чего доброго, еще немного - и начнет мечтать о президентском кресле».
Отчитались также министры по учебе, культуре, лекарскому делу. Все они были женского пола, потому Айтурух слушал их с удовольствием. А вот Сара их просто терпеть не могла, измывалась над ними, как хотела. Тут уж ничего не поделаешь. Было ясно, что скоро она потребует поочередной отставки жен- щин-минисгров. И также ясно, что Айтурух покочевряжится немного да и уступит ей. А пока не чувствовавшие, какая беда нависла над их головами, женщины-министры услаждали слух президента, словно певчие птицы.
Наконец с текущими нудными делами вроде бы покончили, и слово взял Айтурух. В зале воцарилась кладбищенская тишина. Только на одном из окон безнадежно билась о стекло, ища выхода на губительно холодную свободу, проснувшаяся не ко времени от зимней спячки муха. Все сделали вид, что не замечают ее противного жужжания.
-Сегодня мы обсуждали очень важные вопросы, - сказал Айтурух тоном батюшки, читающего молитву во славу. Ч Они убедительно показывают, каких успехов добилась моя
республика на фоне общего спада в стране. Среди восьмидесяти девяти губерний мы по уровню жизни всегда занимали предпоследнее место, опережая лишь одну из северных народностей. Но вот нынче две губернии объединились и благодаря нашему мудрому правлению мы наконец-то поднялись сразу на две ступеньки выше, оставив позади себя еще и соседнюю маръялскую губернию, которая шла вровень с нами. Теперь среднемесячный доход айван почти на рубль больше, чем у маръялов...
При этих словах министр по учету густо покраснел и опустил очи долу. Он-то знал, что на самом деле у айван доходы не только не выросли на рубль, а наоборот, уменьшились на целых десять рублей. Но вчера вызвала его к себе Сара и сказала, что граждане суверенной демократической Айвании должны жить лучше, чем жители соседней авторитарной губернии, и добиться этого - долг министра по учету. А если он не понимает этого и плохо справляется со своими обязанностями, то пусть ищет другую работу. Министр все понимал. И к сегодняшнему заседанию появился документ, подтверждающий резко выросшие доходы любимого народа.
- Но этого мало, - продолжил между тем Айтурух. - Мы не должны равняться на отстающих соседей, Мы не должны равняться и на слабую Русь. Мы должны семимильными шагами догонять Европу. Для этого у нас нет ни нефти, ни газа, ни алмазов. Зато у нас есть мозги, говоря по-научному, интеллектуальный потенциал! - Тут он кончиком указательного пальца осторожно постучал себя по лбу, который у него был вообще-то узковат и низковат, но казался шире и выше, поскольку Айтурух почти на палец начисто выбривал переднюю часть волос на голове. - Поэтому общественность, точнее сказать, широкая общественность предложила нам установить монументальный памятник Матери-Покровительнице с большой буквы. Это должно быть выдающееся произведение искусства и одновременно грандиозное инженерное сооружение, равных которому нет ни в Европе, ни в Америке.
Айтурух на минуту замолк и оглядел своих министров. Те сидели, не шелохнувшись, и ждали продолжения речи. Стало быть, не дошло. Придется втолковать.
Понимаете, каждый из нас родился от матери, - объяснил своим недогадливым министрам Айтурух. - От своей или сп чужой - неважно. Потому любовь к матери священна. Если человек любит свою мать, а мать - своих детей, у такого народа прекрасное будущее. Но есть нечто большее, чем просто мать. Это - мать с большой буквы. По-другому говоря, мать всего народа, которая покровительствует ему, наставляя на путь истинный, оберегая от всяких напастей. При такой поддержке народ двинет вперед семимильными шагами. Вот почему широкая общественность, точнее сказать, весь мой народ просит нас установить в столице монумент Матери-Покровительнице. И мы не можем, не имеем права не откликнуться на такую судьбоносную просьбу.
А что скажет митрополит? - робко спросила министр культуры. - Ведь у христиан, кажется, уже есть мать- покровительница в лице святой девы Марии.
-Митрополит скажет то, что скажет президент! - резко вмешалась Сара. - Как вы думаете, кто помог ему, малограмотному священнослужителю, получить столь высокий сан?
Похоже, стало ясно, кого из женщин-министров отправят в отставку в первую очередь.
- Еще есть возражающие? - снисходительно улыбнулся Айтурух.
- Ну что вы.
Великолепный план!
Поддерживаем всеми фибрами души! - взахлеб откликнулись министры.
Министр культуры, поняв свою оплошность, попыталась исправиться:
- Установить его надо на самом высоком месте, чтобы видно было из соседних губерний. Чтобы вся страна восхищалась и завидовала!
Но, похоже, было уже поздно. Президент даже бровью не повел в ее сторону. Мало того, что она ляпнула не в струю, к тому же была еще и самой старшей среди своих сидящих здесь коллег по полу. Ну, так тому и быть! - решительно шлепнул размякшей за трудные годы президентства ладошкой об стол Айтурух. - Объявляем великую стройку века. Возглавить ее поручаю...
Тут премьер-министр с готовностью встала и вытянулась в струнку.
-...моей первой помощнице Саре, - завершил между тем свое распоряжение Айтурух. - Думаю, это ей сподручнее. Тут ведь не просто строить надобно, требуется еще народу толково объяснить, зачем ему жизненно необходим этот монумент. Чтобы он вник и поверил, что именно благодаря этому монументу наша суверенная демократическая республика в одночасье встанет вровень с другими цивилизованными странами.
Покончив с главной частью, Айтурух тут же удалился. Дальше уже командовала Сара. Она на ходу находила всем министрам поручения и задания. Те, как застоявшиеся кони, согласно кивали головами и что-то торопливо записывали в карманные тетрадки. И только для премьер-министра пока не нашлось дела. Она сидела, не смея вмешиваться в распоряжения Сары и отрешенно смотрела в сторону все еще бьющейся о стекло мухи.
Весть о небывалом строительстве разнеслась по маленькой Айвании за считанные дни. Глашатаи объездили ее уже несколько раз и продолжали свое дело, рассказывая людям о чудесных способностях будущего памятника, который сразу сделает республику известной на весь мир и выведет айванский народ в число самых цивилизованных. Во всех городах и весях на лобных местах показывали макет монумента в сравнении то с американской статуей Свободы, то с французской Эйфелевой башней, а то и с египетскими пирамидами. Но внушительнее всего монумент выглядел в сравнении со спичечной коробкой. Причем, еще не было известно, кто из скульпторов и архитекторов возьмется за эту почетнейшую работу, а Айтурух уже определил, как будет выглядеть памятник. Мать-Покровительница будет стоять на высоком постаменте, похожем на часть огромной редиски. Оденут ее в свадебный головной убор и длинное, до пят, мешкообразное платье. При этом она должна стоять, чуть наклонившись вперед, и смотреть вперед-вниз, растопырив руки, как бы желая охватить всех, стоящих перед нею и вообще живущих в Айвании. Такая поза человека-исполина запечатлелась в памяти Айтуруха еще в детстве, когда он иногда все же брал в руки художественные книжки. Кажется, того челове- ка-исполина звали Гулливером. А еще Мать-Покровительница должна была поражать народ своими огромными лапищами, которые величиной должны быть не менее ее лика. Такие огромные руки, по мнению Айтуруха, олицетворяют, с одной стороны, огромное трудолюбие Матери, а с другой - силу и мощь Покровительницы.
Правда, позже вышла небольшая заминка с выбором скульптора. Сара предложила нанять знаменитого русского мастера Церетели, живущего в Москве. Дескать, сотворение памятника всемирно-исторического значения можно доверить лишь всемирно признанному гению. Но Церетели, узнав об условиях работы, заартачился. «Я готов творить только сложное произведение искусства и только по своему разумению, - гордо заявил он. - А тут у вас одна баба. Ни паровоз на нее не навесишь, ни корабельный штурвал впереди не поставишь...» Видно, бездарный был человечек, коли не понимал, какой монумент европейского, да что там - мирового значения предлагали ему воздвигнуть. Почему-то без воодушевления воспринял предложение и другой известный русский скульптор по фамилии Неизвестный. Отказался он как бы по причине занятости. Хотя умный человек ради такого исторического заказа мог бы оставить на время не только срочную работу, но даже самую обожаемую любовницу. Одним словом, Неизвестный он и есть неизвестный, что с него взять.
Короче, пришлось довольствоваться доморощенным мастером с Нагорной стороны. Тот согласился сразу, даже не стал уточнять, зачем благословляющей свой народ Матери-Покровительнице свадебный головной убор и как мать всего народа может быть в возрасте невестки, еще ни разу не испытавшей, как из ее чрева появляется на свет божий долгожданный первенец. Впрочем, была у этого факта и положительная сторона.
Мастер с Нагорной брался сотворить памятник за каких-то сто среднегодовых зарплат среднего айвана, а знаменитостям пришлось бы отвалить в тысячу раз больше. К тому же в деньгах цивилизованных стран, поскольку она, зарплата айван, оставалась самой загадочной во всей Московской Руси. Почему-то она была какая-то невидимая. Вроде бы она есть и, по утверждениям Айтуруха и его министра по учету, постоянно растет, но никак не вырастет настолько, чтобы ее можно было как-то ощутить в карманах.
С архитектором и строителями было проще. Последние, правда, заикнулись было о необходимости изыскательских работ. Дескать, место установки памятника - крутой берег реки, - место сомнительное, могут быть оползни и прочие непредсказуемые неприятности, потому надо бы исследовать почву на предмет устойчивости. Но Айтурух и тут показал свои глубокие знания и по строительной, и по геологической части. Он приказал установить монумент на сваях, а сваи забивать как можно глубже. «И тогда никакие оползни и плывуны пе коснутся нашего памятника», - назидательно сказал он строителям. Те почесали затылки, но возразить не посмели. Да и что тут возразишь, коли урок дает знаток столь высокого ранга.
Был у этой великой стройки века еще один в общем-то несущественный момент - деньги. Исходя из средней зарплаты, их требовалось собрать с каждог о работающего айвана по полторы получки. Вроде бы немного, но сколько хлопот - собирать с каждого! К тому же наверняка найдутся несознательные граждане, не желающие отдать на благое дело даже такую малость. Только Сара и тут оказалась на высоте. Она решила собирать деньги не с людей, а с заводов и фабрик, с сельских общин и всяких контор, школ, лекарен. Причем, хозяева и руководители должны были оформить передачу денег как добровольные взносы работников. А президентские летописные издания авторитетно подтверждали, что так оно и было, что трудящиеся, понимая историческую важность стройки для всей нации, готовы последнюю копейку отдать на общее благое дело.
В итоге к работам подготовились быстро и решили поставить монумент в сказочно короткий срок: на все про все отводилось чуть больше года с тем, чтобы открыть его, - кровь из носу, - аккурат ко дню рождения Айтуруха. А появился президент на свет божий в начале мая, когда уже поспевала редиска, которую он в детстве продавал на местном городском рынке. Надо сказать, торговал Айтурух, тогда еще Редиска, ходко и сильно гордился тем, что мог облапошить даже взрослых, всучить им подпорченный товар или содрать с них столько, что соседи-торгаши аж цокали языками от зависти. Это доставляло ему истинное удовольствие, к тому же разница шла в собственный карман, так что Айтурчик еще в детстве понял силу денег и преклонение перед ними осталось у него навсегда.
Впрочем, автор забрел куда-то не в ту степь. Речь-то у нас была о другом. И об этом мы продолжим разговор в следующей главе.
Как и подобает великой стройке, возведение монумента решили начать с процедуры публичной закладки камня. Потому перед этим пришлось провести грандиозную помочь по очистке территории набережной реки Хомы. Вырубили все кустарники, кое-как сдерживавшие крутой берег от обвала, собрали весь вываленный несознательными горожанами мусор. На праздник груда выгнали всех: и фабрично-заводских рабочих, и служащих бесчисленных управ, и гимназистов, и даже министров и работников администрации президента. Ради такого случая премьер-министр специально заказала себе у лучшего айван- ского модельера Дадианны рабочий костюм и выделялась в нем среди людей в фуфайках и халатах, словно индюк среди гусей. Не одна она не вписывалась в серый рабочий фон. Сара айван, за исключением Айтуруха, откровенно презирала и не собиралась впрягаться с кем-либо из них в носилки, потому даже не переоделась в рабочую робу и в своем коротеньком платьице из какой-то позолоченной ткани сверкала среди массы людей, как оголенный снизу церковный купол на фоне серых городских крыш. Хотя за такое кощунственное сравнение Господь наверняка накажет автора.
И вот наконец кругом стало голо. Собранные в кучи мусор и хворост подожгли, и они теперь курились, покрывая все побережье Хомы дымовой завесой. Несмотря на это, министр по стройкам самолично взялся за лопату и сосредоточенно начал выкапывать яму под закладной камень. Между тем Сара посигналила кому-то фонариком и минут через десять за поворотом показалась позолоченная карета президента в сопровождении конных и пеших стражей тела.
- Редиска едет!
- В золотой карете!
- Президент Редиска! - уважительно закричала детвора. И люди, наступая друг на друга, побежали навстречу президентскому кортежу. Все знали, что Айтурух недавно приобрел самую дорогую в мире карету марки «Мерседес» и горели желанием увидеть заграничное чудо своими глазами, а если посчастливится, даже потрогать. О том, что из-за этой покупки «растаяла» немалая часть их зарплаты, пенсий и пособий, айване даже не думали, поскольку предусмотрительная Сара заблаговременно сообщила через летописные папирусы, что карета куплена президентом исключительно за свой счет с целью поднять престиж Айвании в глазах передовой европейской общественности. Вот величественный кортеж остановился на краю только что вычищенного склона. Из позолоченной кареты вышли прекрасно выспавшийся свеженький Айтурух и дряхлеющий митрополит Варлана. Народ окружил их вместе с каретой, захлебываясь приветственными возгласами.
Дав людям покричать вволю, Сара подняла руку, прося тишины.
- Дорогие, любимые мои соотечественники! - сказала она, когда народ послушно замолк. - Сегодня у нас у всех - большой исторический праздник. Наш великий президент Айтурух решил осчастливить весь айванский народ, подарив ему свою собственную Мать-Покровительницу. В связи с чем он, оставив все важные государственные дела, приехал самолично заложить камень под этот будущий судьбоносный монумент всемирного значения. Давайте еще раз поприветствуем его!
Тут Сара, высоко подняв обе руки, захлопала в ладоши. Айване свистом и восторженными возгласами поддержали се.
Айтурух осторожно вошел в круг, убедившись, что стражи тела окружили его плотно, взял в руки небольшой тщательно отшлифованный и вымытый мылом камень, услужливо поднесенный министром по стройкам, и начал говорить:
- Дорогие мои соотечественники! Вот уже девять лет, как мы с вами строим достойную для айван цивилизованную жизнь. У нас нет нефти, газа, алмазов. Но все равно мы двигаемся вперед семимильными шагами. Потому что у нас есть главное - интеллектуальный потенциал, - тут он осторожно постучал себя по лбу. - Сегодня мы делаем очередной крупный шаг по дороге в цивилизованный мир. Пройдет всего год - и сюда будут приезжать туристы со всех концов мира смотреть на девятое чудо света. В бюджет республики потекут из их богатых карманов миллиарды долларов. По реке Хома, которую сейчас куры вброд переходят, поплывут морские парусники. Недалеко отсюда будет стоять речной порт с лучшим в мире рестораном «Макдоналдс», о чем другие губернии и республики страны и мечтать не смеют. Справа от него, напротив Матери-Покровительницы, мы построим мавзолей. Причем такой, что гю сравнению с ним московский покажется обыкновенной спичечной коробкой. Впоследствии там будет захоронен самый выдающийся в мире вождь, который прославит на века не только Айванию, но и всю Великую Русь. Наша суверенная демократическая республика заимеет такой авторитет в мире, что к нам из всех стран станут приезжать учиться. Айвания станет центром семинаров и симпозиумов. С учетом этого рядом с Шабашградом вырастет крупнейший международный аэропорт, куда будут адиться не только дирижабли и аэропланы, которые по моему распоряжению должны появиться в ближайшие десятилетия, но и межпланетные космолеты. И вся земля Айвании покроется розами, которые краснее и долговечнее, чем хваленые голландские цветы. Потому что они вырастут на земле свободной европеизированной Айвании. И вообще, наша республика станет самой высокоразвитой страной не только на планете Земля, но и...
Тут Сара поспешила остановить президента. Айтурух был сильный фантазер и заводился от своих же собственных
выдумок, так что если не тормознуть, мог договориться черт знает до чего.
- А теперь наш любимый вождь и отец нации заложит камень, на котором будет стоять священный памятник - заступница наша и покровительница, Мать всего ливанского народа, - объявила Сара.
Айтурух, обиженный тем, что его прервали на самом пике накатившей очередной волны вдохновения, недовольно нахмурился, но промолчал. С помощью министра по стройкам он кинул в ямку преподнесенным ему хромированным мастерком немного бетонного раствора. Затем положил на него камень и, несмотря на неудобство, держал его до тех пор, пока не сверкнула последняя фосфорная вспышка последнего из фотографов, запечатлевших сей торжественный момент для истории. Чтобы, стало быть, последующие поколения айван через сотни и тысячи лет правильно оценивали Редиску, то бишь Айтуруха, как радетеля за простой народ и великого новатора. Ура, дорогие соплеменники! - приказным тоном крикнула Сара. Ура-а!!! - разнеслось по всей округе. Хотя и не кричала, но все же открывала рот даже премьер-министр, тем самым сумев удержаться от нахлынувшего совсем некстати смеха.
Когда возгласы утихли, Сара обратилась к митрополиту:
- Владыка, ваша очередь.
Митрополит обреченно вздохнул и начал обряд освящения закладного камня.
- Святой отец, побойся Бога! - крикнул кто-то из толпы. - У нас, у христиан, уже есть святая дева Мария. Так зачем вы освящаете этот камень, на котором будет установлен языческий идол? Вы совершаете великий грех!
Но еретику быстро заткнули рот, а стражники, отловив его, повели к черной карете с металлическими решетками, которая непременно следовала за княжеским кортежом. Вольнодумство в европеизированной демократической Айвании защищалось надежно.
Вскоре все положенные церемонии завершились, и народ начал расходиться. Многие то и дело оглядывались, словно не веря, что через год на этом опустошенном склоне появится монумент высотой под шестьдесят метров. В том, что монумент может стать их покровителем, они не сомневались. Такой огромадный - да чтоб не имел чудодейственную силу! Только вот как бы строители не подвели...
Великая стройка века разворачивалась вовсю. По закону сохранения энергии, другие стройхозработы в республике в это время сворачивались с такой же быстротой. Все лопаты, мастерки, носилки и краны были брошены на объект века. Заодно и те, кто держал эти лопаты и мастерки в руках. Айтуруху ежедневно по утрам и вечерам докладывали преприятнейшие новости: то сваи забиты, то нормы перевыполнены. А тут и скульптор обрадовал. После долгих мытарств он сумел-таки добиться, чтобы Мать-Покровительница ликом смахивала на мать Айтуруха в молодом возрасте. Правда, то ли по примеру старших знаменитостей, молодой мастер лепки тоже засомневался было, что двадцатилетняя женщина может быть матерью всего народа. Но Айтурух сказал, что Мать народа должна быть молодой и красивой, и все сомнения мастера с Нагорной стороны словно ветром сдуло. И он удалился в цех завода металлоизделий, по такому случаю приостановившего выпуск кастрюлей и тазиков, где из медных листов начал мастерить отдельные детали скульптуры, которые затем нужно было собрать воедино уже на месте. Иначе громадину-памятник невозможно было бы перевезти к месту установки.
Одним словом, Айтуруху о стройке незачем было беспокоиться. Он ездил по школам и лекарням, вручал одним книги, другим - пакеты с бинтами. Уважал он это дело, поскольку считал, что такие поездки укрепляют любовь народа к нему. Да и для казны не обременительно выделение таких средств на народное образование и охрану здоровья. К тому же деньги эти небольшие шли из Москвы как доказательство того, что и самодержец всея Руси печется о любимых народах страны и изволит придумывать время от времени всероссийские программы по развитию школ и лекарен. Правда, эти всероссийские программы в Айвании как-то незаметно превращались в местные президентские, приумножая славу любимого вождя среди айван.
Для разнообразия за это время Айтурух еще совершил пару деловых поездок в белокаменную Москву, пожил по две недели у двух тамошних любовниц. Попутно на четверть часика заходил в правительство всея Руси отметить командировочные, о чем затем верные власти летописцы рассказывали гак, будто президент решал в столице немыслимо трудные задачи, о которых в других губерниях и республиках даже не помышляют.
Одним словом, все шло прекрасно. И вдруг - гром среди ясного дня.
Айтурух, отдохнувший после возвращения из Москвы, к обеду приехал в президентский дворец. Был он в прекрасном настроении, мимоходом ущипнул за тощий зад свою состарившуюся (пора менять!) секретаршу, чем привел ее в неописуемый восторг, заказал себе не коньяк с шоколадом, как обычно, а простой томатный сок с грецкими орехами, дабы восстановить несколько истраченную в Москве потенцию. И только он взял в руку стакан, как в кабинет ураганом ворвалась Сара. При этом хлопнула дверью так, что задребезжали стекла, а стакан выпал из руки и разбился вдребезги, попутно облив соком белоснежную итальянскую рубаху Айтуруха.
- Что это значит, черт подери! - возмущенно вскочил президент и машинально стал вытирать багровые пятна, тем самым еще более испачкав европейский модерн.
-Чэпэ, Айтурчик! - не обратила внимания на его гнев Сара. - Твоя любимица провалит всю нашу гениальную задумку.
- Какая любимица? Что провалит? - не понял Айтурух.
-Да премьерша твоя. Ты хоть в курсе, что на стройплощадке монумента нет ни одного раба?
Рабами Сара называла в своем кругу рабочих. «Сокращенно, для удобства», - с милой улыбкой объяснила она как-то летописцам, перед которыми нечаянно проговорилась.
- Не может быть! - изумленно воскликнул Айтурух. - И при чем тут премьер-министр? Вести дела по монументу я поручил тебе.
- Думаешь, у меня десять рук? - невозмутимо отпарировала Сара. - Не могу же я все делать одна. Да и лечиться мне пришлось, пока ты мотался по командировкам. Вот и попросила премьершу твою обеспечить стройку рабами.
К слову сказать, лечилась Сара в специальной больнице, почему-то прозванной в народе желтой, по два-трилзаза в год. Впрочем, сейчас было не время выяснять детали.
Карету мне! Немедленно! - крикнул Айтурух в переговорную трубу секретарше.
На строительной площадке его изумление достигло высшего предела. Там, действительно, находилось всего три человека, но не из «рабов»: премьер-министр, министр по стройкам и сторож. Последний что-то говорил, усиленно жестикулируя руками и вращая головой, а премьер и министр слушали, не высказывая ни слова. Увидев карету президента и конных стражей тела, все трое враз стартанули в сторону подъезжающих. Впереди всех неслась премьерша, министр из вежливости чуть уступал ей, а сторож бежал последним почему-то не по прямой, а замысловатыми зигзагами.
- Кто вам позволил остановить стройку?! - еще только распахнув дверцу кареты, гаркнул Айтурух во все горло. - Вы хоть понимаете, чем это вам грозит?
Премьер-министр оторопела, а министр по стройкам спрятался за ее широкую спину. При этом, поскольку был выше ростом, ему пришлось стоять на полусогнутых ногах.
- Так... это... - заморгала удлиненными ресницами пре- мьер-министр. - Да вот сторож все объяснит.
- Что-о-о?! - взревел Айтурух. - У нас теперь правительством сторож, что ли, командует? За кого ты меня принимаешь, сучка этакая?
Премьер-министр открыла было рот, да так и застыла на какое-то мгновение. Только пышные груди ее поднимались и опускались быстро-быстро, словно кузнечные мехи.
- Как вы можете! Я ради вас... А вы... - наконец выдохнула она и заплакала, вытирая рукавом слезы и сопли одновременно.
Тут Айтурух опомнился, да и манящие груди, до которых он давно желал дотронуться, поспособствовали этому, и несколько смягчил гнев.
- Ну, не бойся, подойди, рассказывай, поманил он пальцем сторожа.
Тот и не думал бояться, с радостью выдвинулся вперед, выпятил животик, изображая стойку смирно.
- Стало быть, докладаю, господин президент! неестественно громко начал сторож рассказывать, отчего стало ясно, почему он бежал не по прямой. Да и несло от него сивухой за три версты. Но Айтурух сделал вид, что не заметил этого. - С утречка все было как всегда. Народ подошел, приступил, стало быть, к ударному труду. Токмо не прошло и часа, как нежданно появились какие-то гонцы, собрали рабочий люд и стали мутить воду. Тут, стало быть, все начали выкрикивать всякие непотребные слова, а затем и вовсе снялись с якоря и толпой пошли вслед за гонцами. II с той поры нетути на стройке никогошеньки.
- А что эти рабы говорили-то? - спросила Сара.
- Да... язык как-то не поворачивается, - не то смутился, не то по известной причине на самом деле испытывал затруднения сторож. - Оне, вроде бы, все стали не в себе и начали выкрикивать всякие ругательства в адрес досточтимых вожде»] нашей любимой демокритической цивилизи... тьфу ты!., одним словом, самой лучшей в мире республики.
- Какие такие ругательства? Говори ты толком, не темни, тут все свои! - потребовала Сара.
«Тут все свои» сторожа, похоже, подбодрило, и он осмелел.
- Сказывали гонцы, что у них, то есть у рабов, по-вашему, все деньги высосал Редиска на возведение энтого. стало быть, мономента. Потому, дескать, им перестали выдавать получку. Вроде бы местами аж месяца три без денег живут. Гонцы говорили, будто рабов воще заставят поднять мономент бесплатно. После этого люди... рабы, то есть, по-вашему, ударились в несознанку, не желают бесплатно совершить благое дело. Вот и взбунтовался черный люд. Пошел он, то есть ты, наш президент, — говорят, - к такой-то матери своей покровительнице. Рабы — они и есть рабы. Безмозглые, одним словом.
- Уберите болвана. И чтоб духу его больше не было здесь! приказал Айтурух. Когда стражи тела оттащили сторожа в сторонку и спровадили, дав пару увесистых пинков в мягкое место, президент обернулся к своим приближенным: - Откуда у нас должно быть больше всего рабочих?
- Из дорстройконторы, - опередив премьер-министра, сообщил министр по стройкам.
- А ну поехали все туда!
Увидев перед воротами дорстройконторы кишащую толпу из сотен людей, стражи тела всполошились.
- Ваше высокопревосходительство, может, завернем обратно? - спросил старший конвоя у Айтуруха.
- Не бзди, хорунжий! Аль ты не чеченец? - подбодрил Айтурух скорее себя, чем стражей тела.
Но когда подъехали ближе, он попросил остановить карету на безопасном расстоянии и приказал хорунжему съездить к рабочим на разведку, чтобы узнать их намерения по отношению к нему. Хорунжий вскоре вернулся приободрившийся.
- Они не хотят бузу поднимать. Требуют лишь зарплату от хозяина, - доложил он.
Между тем рабочие, показывая свое миролюбие, для наглядности расступились и образовали довольно-таки широкий коридор к воротам. Теперь не проехать во двор дорстройконторы означало показать свою трусость. Айтурух велел кучеру трогать. Но ворота не отворяли. Похоже, боялись, что вслед за каретой ворвется толпа. Делать нечего, Айтуруху пришлось выйти к рабочим.
- Пошто бузим? А на стройплощадке все мхом покрывается, - обратился он к ним.
Рабочие не расслышали, начали его обступать. Стражам пришлось взять тело своего господина в плотное кольцо.
- Тише! Редиска говорить будет! - шикнул кто-то.
Люди кое-как успокоились.
Айтурух сделал вид, что не расслышал про Редиску - не тот момент, чтобы обижаться.
- Так из-за чего сыр-бор? - спросил он. - Только пусть кто- то один толком объяснит.
Вперед выдвинулся высокий худощавый мужчина с кудрявой головой, похожий на цыгана.
- Получку зажилил наш хозяин, - сказал он. По голосу стало ясно, что это он назвал президента Редиской. - Говорит, что все деньги ухнули на возведение вашего монумента.
- Что-о-о?! - возмущенно взревел Айтурух. - Дак как он... А ну-ка, подать сюда этого Ляпкинского-Тяпкинского! Ишь, как - ловко решил вывернуться.
Хозяин дорстройконторы Ляпкинский-Тяпкинский, узрев карету президента, и сам уже спешил ему навстречу, протискиваясь в еле открытую калитку.
- Что это ты, братец мой, обижаешь рабочий класс? Целых три месяца не платишь зарплату. А как людям жить? У них ведь семьи, дети, - тут же громко накинулся на него Айтурух. Пука, объясни своим строителям, почему творится такое нецивилизованное безобразие?
Ляпкинский-Тяпкинский, кучерявый смуглый славянин нового поколения, каких нынче принято называть новыми русскими, весь побледнел, отчего черные его волосы стали казаться аж фиолетовыми.
- Мой господин, вы же сами приказали отдать пять миллионов на строительство монумента, - развел руками хозяин дорстройконторы. - Вот и не осталось на заплату. Даже на налоги в казну еле насклеб.
- На заплату на склеп у тебя не осталось денег. Понял?! - стал кричать на него Айтурух. - Ты что, меня перед всей Европой решил опозорить? Все знают, что Мать-Покровительница возводится за счет добровольного пожертвования граждан. А ты под это дело зарплату рабочим решил зажилить? Разбогатеть решил за счет трудящихся, олигарх несчастный? Вот ужо тебе за это... Ну-ка, немедленно дай слово народу, что в течение месяца ликвидируешь задолженность по зарплате.
- Но... за месяц - это же невозможно! - снова развел руками Ляпкинский-Тяпкинский.
- Земляк, ты дай слово. Тебе трудно, что ли? - прошептала ему на ухо подошедшая сзади Сара. - Или ты совсем идиот, не способен ситуацию оценить?
Ляпкинский-Тяпкинский с полминуты пораскинул мозгами, как быть. А собственно, чего думать-то, коли президент велит.
- Господа лабочис мужики! - выдавил он, не смея глядеть людям в лицо. - У нашей филмы нынче были тлудные месяцы. Но постепенно дела налаживаются, и я обещаю вам, что челез месяц лассчитаюсь с вами. Только если вы станете бастовать, доходов у филмы не будет. Тогда я ничего не смогу сделать.
~ Дорогие соотечественники! Друзья! - по случаю решил выступить и Айтурух. - Сегодняшние ваши трудности - временные, поверьте мне. За почти десять лет моего правления наша суверенная республика шагнула далеко вперед. Уровень жизни айванского народа повысился в три... нет, в пять раз. Экономика развивается намного сильнее, чем в целом по Руси. Мы теперь вышли на европейский уровень. А дальше будет еще лучше. У меня в Москве много друзей среди министров. Они выделят нашей республике в будущем году три... нет, шесть миллиардов рублей сверх бюджета. А еще к нам поступит несколько миллиардов долларов в виде инвестиций. Европейцы и американцы признали инвестиционный климат нашей республики лучшим на Руси. Теперь они соответственно будут вкладывать сюда денег больше, чем во все остальные губернии и республики вместе взятые. Мне сегодня утром сообщили, что эшелоны с долларами уже в пути. Это значит, что скоро у нас появятся новые рабочие места, по уровню жизни мы оставим далеко позади всю Московскую Русь с ее бездарным самодержцем и выйдем на уровень самых передовых стран мира. Эти деньги к нам придут только потому, что наша республика - самая демократическая в Европе, мире и во всей Вселенной, у нас самый теплый и бархатный инвестиционный климат, хотя мы и находимся на самом севере средней полосы. На этом фоне, конечно, могут быть некоторые недоразумения. Но ваш случай вызван в связи с грандиозной стройкой мирового значения. Наша республика станет первой в мире, где будет установлен памятник Матери-Покровительнице. А устанавливается он не по чьей-то прихоти, а по требованию всего айванского народа. Этот памятник будет символизировать нашу неиссякаемую любовь к матери-женщине и матери-Родине. А это святое чувство очистит наши души, благотворно скажется на взаимоотношениях между людьми, поможет и дальше повышать наш
уровень жизни. Так что давайте, мужики, работать. Я ваше состояние прекрасно понимаю, сам в молодости трудился на огороде в поте лица, торговал редиской на рынке. Бывало, у других редиска только-только проросла, а у нас - вот она, уже в пучках. И делали на этом махоньком овоще большие деньги. Так я учился экономике, рыночным отношениям, и эти знания успешно применяю в своей работе, чтобы сделать свой любимый айванский народ самым счастливым во всем мире и. может быть, во всей Вселенной...
Айтурух, похоже, завелся надолго. Его фантазия, как часто бывает, начала разрастаться по геометрической прогрессии. А это в данной ситуации не сулило ничего хорошего. Потому Сара взяла его под локоть и как бы напомнила:
-Господин президент, нам пора. Через полчаса у вас встреча со специальным представителем Организации межпланетных объединений.
- С каким еще представителем? - недовольно отдернул руку Айтурух, но тут же опомнился. - Ах, да, он же приезжает, минуя Москву, прямо ко мне. - И обратился к рабочим: Вот видите, как растет авторитет нашей суверенной демократической республики. Даже самые уважаемые организации вселенского уровня устанавливают с нами прямые связи. Потому что они понимают: главное в наше время - не нефть и газ или алмаз, главное - интеллектуальный потенциал. - Тут он по традиции легонько постучал пальцем себя по лбу. - Так за работу, товарищи! Бог все видит и поможет вам. Через ту же Мать вашу Покровительницу, которая станет посредницей между ним и вами, моим любимым народом, он укажет нам правильную дорогу вперед ногами к своему храму...
Почувствовав, что президента вдохновение занесло слишком далеко и он уже не контролирует ход своих мыслей, Сара не стала с ним церемониться, крепко ухватив за локоть, силой потащила его к карете. Едва она впихнула в нее Айтуруха, экипаж, окруженный конными стражами тела, резко рванул с места.
- Давай к загородному ресторану, - приказала Сара кучеру, не обращая внимания на кислую мину президента. - Пора уже обедать.
Рабочие дорстройконторы проводили кортеж ошарашенным взглядом вплоть до того, пока он не скрылся за поворотом.
- Как это мы не заметили пятикратное улучшение жизни? - почесал затылок кучерявый мужчина, словно извиняясь перед товарищами за то, что взбаламутил их напрасно.
- А как тогда живут в других губерниях, коли мы, самые лучшие, так бедствуем? - размышлял другой.
- В Москве, поди, люди с голоду пухнут, - вторил ему третий. - Там же у них ни огорода, ни, следовательно, редиски.
— Одним словом, айда, ребяты, на стройплощадку. Может, мать наша покровительница когда-нибудь нам точно поможет. Больше ни на кого уже надежи нету, -- заключил кучерявый и первым пошел от ворот.
На хозяина дорстройконторы никто не обращал внимания. Пользуясь этим, Ляпкинский-Тяпкинский бочком-бочком потихоньку отошел к калитке и скрылся в ней, будто и не показывался перед рабочими.
К вечеру Сара собрала всех министров во главе с премьером и редакторов придворных летописных изданий. Вскоре появился и сам Айтурух. Терпеливо выждав традиционную процедуру встречи с вставанием и стоянием по стойке смирно, он взялся за озадачивание.
- Господа министры! Сегодня произошел пренеприятнейший случай, недопустимый в нашей демократической республике. Рабочие главной стройки приступили к работе только к обеду, и то лишь после моего личного вмешательства, - сказал он. - Строителям, оказывается, не платят зарплату. Владелец доретройконторы объяснил сей возмутительный факт тем, что будто бы все деньги отдал на строительство монумента. Госпожа премьер-министр, неужто на его возведение требуется так много?
- Да, Ваше высокопревосходительство, требуется более двух миллионов долларов. Мы по всей республике собрали добровольные пожертвования рабочих заводов и фабрик, в том числе и самих строителей, в размере полуторамесячной зарплаты, но все равно нужную сумму пока не набрали.
- А почему мы собираем деньги только у рабочих? - удивился Айтурух. - Ведь монумент строим для всего народа. Почему в этом святом деле не участвуют крестьяне? Ведь они ближе всех к матери-природе, а значит, и к Матери-Покровительнице.
- У крестьян, к сожалению, уже нечего брать, - тихо заметил министр по селу. - Конечно, можно обложить их натуроплатой. Только кто займется реализацией собранной у них продукции? Рынки, сами знаете, вы отдали лицам кавказской национальности, Они наших крестьян туда на пушечный выстрел не подпустят, сами все у них скупают на корню по дешевке, потому крестьяне не то что деньги собрать, расходы свои не окупают.
- А чиновники почему в стороне? - вмешалась в разговор Сара. - Не убудет с них, если хотя бы месячную зарплату удержим.
- Чиновников не стоило бы трогать, - заметила премьер- министр. - Все-таки наша опора. Разве что недельный заработок удержать. Зарплата у наших чиновников не то что у черного люда, так что немалая сумма наберется.
- Но и ее не хватит для завершения строительства, - сказал министр по стройкам.
-Тогда скостите бюджетные деньги на строительство дорог, благоустройство, жилищно-коммунальное хозяйство. А чтобы возместить все, надо повысить квартплату, цены на проезд в общественных дилижансах. Чтобы черный люд не возмущался, придумайте какую-нибудь реформу. Впервой, что ли. Можно и цены на продукты поднять. Но постепенно и без шума, чтобы незаметно было. Вроде мелочь, а людям кушать хочется всегда, так что за год наберется достаточно.
- Народ может взбунтоваться, - тяжко вздохнул кто-то. - И так все держатся на пределе.
- Каков этот предел - никто из вас не знает, - резко оборвал инакомыслителя Айтурух.
- А летописцы на что? - резонно заметила Сара. - Президент сегодня уже начал рассказывать строителям о достижениях республики за годы его правления. Давайте развернем к десятилетию президентства Айтуруха разъяснительную кампанию. Народ к нам с просьбами - а мы им цифрами. Не жалейте цифр, показывайте самые большие, чтобы впечатляло. Впрягайте в это дело лучших наших летописцев и ораторов. Господа
редактора! Вам - особое задание. Как только в народе намечается какое-то недовольство, вы обязаны тут же информировать население, что президент и его правительство рассмотрели тгу проблему. Старики жалуются, что пенсия мала? Смело пишите, что президент дал указание изыскать возможности.
-Если возможности не изыщутся? - робко спросил кто-то из редакторов. - Что нам тогда писать по этому поводу через месяц, полгода?
-Это не ваша забота. Через месяц, тем более через полгода возникнут новые проблемы и людям станет не до старых, - со снисходительной улыбкой объяснила Сара несмышленышу Тут ее вдруг словно осенило. - А еще, знаете, господа, что нам надо делать? Нам надо раз в неделю выезжать в массы, гак сказать, проводить встречи с трудящимися, - то ли предложила, то ли приказала она.
- Кому это - нам? - насторожился Айтурух.
- Нам - значит, нам: президенту, его помощникам, министрам, их подчиненным, другим республиканским и местным начальникам. Пусть видят рабы, что мы их не чураемся. К тому же цифры из уст министров будут звучать авторитетнее.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
1. Moja rodzina składa się z pięciu | | | Морфология волшебной сказки. 1 страница |