Когда в разгар пирушки, в гостиную вошли двое, гости ненадолго замерли. В этой тишине было хорошо слышно, как выпала, так и неиспользованная, вилка их рук юбиляра. Белый, как мел, Булавин, смотрел на вошедших горящими, отчаянными глазами.
Глава 16. Откровение
В дырявых душах так давно сквозняк и ветер,
Как в этой кухне с этой трещиной в стекле.
Я ничего не жду, не чувствую, не верю,
Только себе, только тебе.
— Мы тут немножко запоздали! — Лешка громко прокашлялся, осматривая, где бы им со спутницей присесть.
За это Карина готова была его придушить. Вот зачем так явно заявлять о приходе? Даже Дольф вылез из-под стола и скорчил любознательную морду. Нервно поправляя на себе совершенно не нарядную майку, она ощущала взгляды всех: от девочки на коленях шефа до властной дамочки — его бывшей жены. Жутко хотелось спрятаться за широкую спину парня, но он не позволил. Вместо этого крепко держал под локоток, надежно фиксируя жертву.
— А нам как раз вас очень не хватало! — нашелся Кузьмич. — А места… Вот, Настюша со Стасиком, уже собирались уходить! Они завтра ответственные за птенцов!
Ребята переглянулись, удивленные неожиданной новостью, но спорить не стали. Уж очень странно на них смотрел старый инструктор. Будто погонщик на нерадивых телят, которых вот-вот начнет клеймить.
— Да, мы пойдем! — Настя уверенно взяла замешкавшегося Стаса за руку и потянула за собой. — Глеб Викторович, вас еще раз, с днем рождения и спасибо за все, что вы для нас делаете.
Булавин коротко кивнул, не в силах что-либо ответить. Язык неожиданно окаменел, а мысли в голове разлетелись, как шарики по бильярдному столу. Дочка, гости, праздник, Карина — все тянули в свою сторону, парализуя не хуже смирительной рубашки.
— Папа… — на коленях, почувствовав напряжение, заворочалась дочь.
— Да, родная? — еле слышно прохрипел он.
— А чего ты такой грустный стал?
Казалось бы, простой вопрос, но что Булавин, что все сидящие поблизости замерли. Глеб с надеждой посмотрел на тещу, затем — на Кузьмича, но помощь не приходила. Близкие, как нарочно сговорились.
— Понимаешь, родная, — онемевший язык ворочался с трудом. Совсем близко, сверкая зелеными глазами, на него смотрела причина той самой грусти. — Иногда взрослые совершают плохие поступки… Не со зла, а от глупости делают плохо другому человеку. Вот и я сделал…
— Папа, ты сделал кому-то плохо? — девочка не скрывала удивления. — Ты же хороший!
— К сожалению, сделал… — Глеб в упор посмотрел на свою помощницу. Она слышит, хоть и отвернула лицо в сторону.
— Тогда надо попросить прощения! — логичное и простое решение. Понятно и ребенку, но тяжело в исполнении взрослому.
Горячей волной по телу, почти физическим касанием Карина ощущала на себе тяжелый взгляд шефа. Интересно, как много людей за этим столом знают, что все слова о прощении и ошибке сказаны именно для нее? Хотелось сквозь землю провалиться, сбежать отсюда, но поздно.
Заинтересованная странным молчанием, Марина не сводила взгляда с бывшего мужа и его помощницы. Эти двое словно забыли об остальных гостях. Таким Булавина она не видела никогда! Женская интуиция уже подсказывала, в чем дело, осталось дело за малым — проверить.
— А почему бы опоздавшей, вас, кажется, зовут Карина, не поздравить нашего именинника? — любезная улыбка на ее лице украсила тонкий и расчетливый шаг.
Кузьмич тихо выругался. Он не раз давал себе клятву придушить эту змею, но сегодня, кажется, пришла пора переходить от слов к действиям. Анастасия Павловна нежно положила свою руку на его плечо, успокаивая, будто прочла мысли.
— Не нужно, — шепнула на ушко женщина. — Сами разберутся.
Помогло слабо, слишком много грешков накопилось за красоткой, но деваться некуда. Инструктор неловко поднялся, разлил напитки и передал Карине наполненный бокал. Пальцы девушки дрожали. Чтобы скрыть это, бокал пришлось держать двумя руками, но Глеб заметил. От злости на скулах заходили желваки. Он уже был готов подняться и, наплевав на мнение присутствующих, прервать весь этот фарс, когда Карина неожиданно начала речь.
— Я знаю Глеба Викторовича не так давно, как все Вы, — поначалу голос девушки был тихим и робким, но с каждым сказанным словом возвращалась уверенность, а эмоции отходили на второй план. На именинника она не смотрела, а вот красавица Марина словила на себе крайне неприятный взгляд зеленых глаз. — Думаю, вам всем повезло с таким шефом и коллегой. И пусть работать с ним непросто, но ваши успехи отчасти его заслуга. Ему сложно желать чего-либо, потому что Глеб Викторович способен сам добиться всего. Но есть вещь которую я все же пожелаю… Возможно, для кого-то это прозвучит странно, но я желаю Вам личного счастья… Оно не в парашютах, не в изнурительных тренировках, не в череде… красивых женщин. Оно в слабости, в искренности, в доверии. Когда-нибудь, я надеюсь, Вы это поймете. Сегодня я пью за это!
Булавин не дышал, впитывая каждое слово своей храброй девочки. «Личное счастье», да она сама и есть его личное счастье, смелое и робкое одновременно, сладкое и запретное. Гореть ему в аду вечность, если упустит ее! Последние сомнения улетучились. Костьми ляжет, но Карину удержит, как угодно, чем угодно. Привяжет к кровати, если понадобится, зацелует до умопомрачения, чтобы забыла все.
Его «личное счастье» должно остаться с ним! Сама пожелала, а желания надо исполнять! Марина, небось, уже сто раз пожалела, что связалась с ней. И поделом! Куда коварству против прямоты?
Рядом довольно пригладил усы Кузьмич. Однако, как все красиво вышло. Малышка по-настоящему любит шефа, и если это ясно и ему, стороннему наблюдателю, то каково Булавину? «Пора с этим балаганом завязывать» — решительно подумал инструктор и поднялся с места.
— А не пойти ли нам потанцевать? — громко хлопнул он в ладоши.
— Отличная идея! — мгновенно поддержал Ферзь. — А то после такого обжорства, меня никакой парашют не выдержит.
— Вот и ладушки! — Кузьмич довольно прокряхтел. — Юрик, ты у нас инвалид, так что иди заводи шарманку, и чтобы никакого тыц-тыц-тыц, как на показательных! Уши откручу, если услышу!
Парень спорить не стал. После того, как Настю со Стасом неожиданно отправили спать, спорить со стариком стало слишком опасно. Через пару минут в просторном холле послышалась красивая медленная мелодия.
— Челентано! — блаженно цокнул языком Кузьмич и, подхватив под локоток Настасью Павловну, направился к танцполу.
Лешка не отставал. Карина даже пискнуть не успела, когда его сильные руки обняли девушку за талию и потянули вслед за ушедшей парой. И пусть Булавин выбирает теперь: или помирать от ревности, или начинать действовать.
События набирали обороты с головокружительной скоростью. Глеб подкоркой ощущал, как его собственное время ускорило темп, подстегивая перейти, наконец-то, к самому главному.
— Марина, — мягким голосом окликнул он бывшую.
— Да, дорогой! — женщина изящно промокнула салфеткой губы и подняла не Булавина томный взгляд.
— Можно тебя кое о чем попросить? — многозначительная улыбка заиграла на его губах, скрывая игру.
— Конечно, разве я могу тебе отказать? — она уже представляла, как они танцуют, на виду у этой кучки неудачников.
— Женечке пора спать, а я не могу оставить гостей. Справишься сама? — судя по округлившимся глазам красотки, его расчет удался. — В соседнем коттедже для вас уже готова комната.
В ответ Марина молча поднялась со своего места и протянула руку дочери. Похоже, Булавин действительно стал умнее, или она потеряла бдительность. Один на один, он бы многое узнал о себе, но позориться при гостях — нет. В ее ситуации запасными вариантами не разбрасываются.
Женя чмокнула в щеку отца и спрыгнула с колен. «Хоть с кем-то не нужно играть ни в какие игры» — поздравив себя с первой маленькой победой, Глеб облегченно вздохнул. Осталось дело за малым: перехватить у Ферзя Карину и… От этого «и» во рту пересохло, а сердце забилось быстрей. Он уже столько раз за вечер пытался придумать достойный план, но ничего не выходило. Жгучая потребность брала верх и вместо четких действий вперед вырывались инстинкты.
«Будь, что будет!» — поставил окончательную точку на какой-либо логике и начал действовать.
В приглушенном свете настенного бра несколько пар кружилось в медленном танце. Кузьмич что-то веселое шептал на ушко его теще. Рядом танцевала молодая чета — постоянные клиенты. В уголке изливала душу терпеливому пилоту та самая баба Нюра.
Карины и Ферзя не было нигде. Они словно растворились в общей суматохе, не оставив следа. Только одинокий Дольф у раскрытой на улицу двери нескладно подвывал в такт мелодии.
— Еще пара минут, и я завою также… — прошептал Глеб себе под нос.
Ведомый непонятным предчувствием, он подошел к псу. Бульдог не реагировал. Уныло смотрел во двор и выл. Мурашки побежали по спине от этого звука, а спустя мгновение удивленная замерла душа. В свете фонаря у старой сосны танцевали двое. Босыми ногами переступая по влажной росистой траве, безмолвно всматривались в звездную высоту и ничего вокруг не замечали. Булавин узнал их сразу, даже не глазами, а сердцем.
Ноги сами понесли вперед.
Лешка первым заметил приближение шефа, но ничем этого не выдал. Убаюкивал Карину медленными шагами в такт мелодии, пока сзади руки Булавина ни легли на плечи девушки.
— Смена партнеров, — услышала она за спиной знакомый тихий голос. Тело затрепетало, каждой клеточкой откликаясь на близость к этому человеку.
— Все будет хорошо, — шепнул Лешка и растворился в темноте, оставляя их вдвоем.
Глеб с минуту стоял неподвижно, не в силах посмотреть ей в глаза. Только пальцы, спустившись на талию, нежно ласкали тело сквозь ткань, обжигали легкими прикосновениями.
— Карина, — стремительно развернул ее лицом к себе и глубоко вдохнул, как перед прыжком из самолета. — Нам надо поговорить…
Слова внезапно куда-то подевались, словно их сдуло ветром. Даже на высоте, задыхаясь от адреналина думать гораздо проще и привычнее. Сейчас под ногами земля и падать никуда не нужно, а сердце колотится как сумасшедшее, сметая мысли прочь.
В отчаянии он склонил голову, приблизил свои губы к ее губам. Поцеловать их хотелось безумно, но не смел. Вдыхал их запах, ласкал взглядом, десятки раз мысленно прокручивал в голове, как целует их… нет — занимается любовью! Подыхал от возбуждения, но держался.
— Прости меня… — Глеб не узнавал собственный голос. — Ты нужна мне… очень.
Остальные речи потонули в блеске зеленых глаз напротив. Сердце бешено колотилось от напряжения, и губы сами накрыли губы девушки. Только дотронулся, прижался, как бесправный, и отпрянул.
Карина еле устояла на ногах. Уж лучше бы он измучил ее поцелуем, глубоким и влажным. После таких руки сами тянутся ударить по щеке. Но нет, один короткий поцелуй — прикосновение теплых губ, и все перевернулось с ног на голову, словно так и нужно. Мерзавец! Подлец! Да как он смеет губить ее подобной нежностью? Один вдох на двоих, и небо упало к ногам, сметая все писанные и неписанные законы. Уже не важно, что было до и что будет после. Безнадежный взгляд и его грешные, самые желанные на земле губы — этому невозможно сопротивляться.
Обиды и прощение потеряли смысл. «Всё завтра!» — поклялась в отчаянии девушка и закрыла глаза, подставляя губы для нового поцелуя. У Булавина чуть крышу не снесло, когда нежные губы замерли в ожидании возле его лица. Какое соблазнительное, сладкое угощение! И он не отказался. Как слепой художник, очертил огрубевшими подушечками пальцев каждый их изгиб и, не выдержав жажды, сорвался. Целовал безумно, как ни целовал никого и никогда. Изголодавшимися губами, языком глубоко и жадно ласкал рот и стонал от возбуждения.
Карина не заметила, как оказалась плотно прижатой спиной к дереву, а мужские руки жадно шарили по ее телу, поглаживая плечи, грудь и бедра. Он был везде и сразу, заражая собственным диким желанием. И только редкое, хриплое «Прости» слышалось между поцелуями и прикосновениями, между стонами и вдохами. Все предохранители в раз перегорели, и сама, не удержавшись, ответила на ласки. Чуть не плача от избытка чувств, царапала мужскую спину под рубашкой, кусала губы и стонала.
— Пойдем отсюда… — хрипло прошептал Глеб и запечатал ее ответ горячим поцелуем.
Сопротивления он бы просто не вынес, стянул бы к чертовой матери ее проклятые джинсы и взял прямо здесь у дерева. Пусть кто хочет, смотрит, уже не важно. Но Карина смолчала, покорно двинулась следом, не отставая, ни на шаг.
В приглушенном свете холла до сих пор танцевали пары. Юрик исправно выполнял задание Кузьмича, и медленные мелодии поочередно сменяя друг друга, заполняли тишину. На вошедшую пару никто не обратил внимания, и только одинокая фигурка Ферзя в темном углу расслабленно вздохнула, когда двое поднялись по винтовой лестнице и скрылись из виду на втором этаже.
Глеб с трудом провернул ключ в замке, Карину выпускать из объятий не хотелось ни на миг. Но стоило только запереть дверь, как оба жадно набросились друг на друга. Девушка извернулась и первой стянула с него рубашку, но Булавин тут же перехватил инициативу, и вслед за рубашкой на пол отправились ее джинсы и майка. Руки слегка тряслись от возбуждения, пальцы запутались в сложной застежке бюстгальтера, и тогда она сняла его сама, оголяя грудь.
— О Господи! — Глеб не мог отвести глаз от аккуратных полных окружностей, словно первый раз в жизни видел подобное. — Карина… Я сума от тебя схожу.
Пальцы легли на маленькие острые соски и нежно сдавили. В ответ девушка жалобно всхлипнула. От желания потемнело в глазах, и она сама упала на кровать, бесстыдно раздвигая ноги. Это было уже не возбуждение. Потребность, острая и жгучая, которая требовала немедленного удовлетворения и только с ним.
Открывшаяся картина настолько будоражила кровь, что Булавин бессильно выругался. Он был готов еще до поцелуя на улице, а сейчас возбуждение превратило желание в болезненную пытку. Нет! Надо держаться!
Пробежался горячей ладонью между ног по кружеву ее белья и, ощутив влагу, чуть не задохнулся. Пальцы сами забрались под резинку, погладили чувствительную кожу. Девушка ахнула, выгибаясь дугой.
— Терпи! — послышался хриплый приказ.
— Глеб, пожалуйста… — она готова была просить, умолять. Отзываясь на бесстыдные прикосновения, тело горело и требовало большего.
И он дал. Стянул в сторону белье и прижался горячим ртом к влажной плоти. Язык, жадно вылизывая миллиметр за миллиметром, вторгался глубже, а руки крепко держали ноги, не позволяя свести. Девушка всем телом извивалась на кровати, смущаясь искусной ласки, но попытки выбраться ничего не давали. Мужские руки еще шире разводили бедра, а язык проникал все глубже. Глеб не останавливался, активно ласкал горячую плоть, как не делал этого никогда и ни с кем. Вместо слов и оправданий, только с ней и плевать на себя. Приглушенные вздохи и робкие стоны стоят любой боли.
Ее оргазм уже подкатывал все ближе, но не могла. Смахивала соленые слезы и снова вырывалась из плена.
— Только с тобой! — упрямо повторяла девушка в ответ на успокаивающий шепот.
Удерживать ее становилось все сложнее.
— Карина, остановись, не надо! — приподнявшись, прохрипел над ухом.
Потом ловко перехватил руки девушки и завел за голову. Не помогло. От вида приподнявшейся груди с раскрасневшимися острыми вершинками мучительно заныло между ног. Желание было такой силы, что кончил бы от одного прикосновения, и никакое вычисление логарифмов уже не спасет.
— И надолго тебя хватит? — девушка в ответ выгнулась дугой, тесно прижимаясь к его возбужденному телу.
— Нет! — зашипел, отодвигаясь. — Пожалуйста…
Но кто ж его будет слушать? Особенно сейчас, когда у самой внутри все горит от острой необходимости. И пусть завтра будет стыдно за свою слабость, но сегодня получит все. Когда маленькая ладошка, наконец, добралась до брюк, он проиграл партию.
— Сдавайся… — она сама расстегнула замок и дрожащей рукой проникла под белье.
— Ты этого хотела? — дернулся всем телом, ощущая, как сжимаются ее пальцы на тугой плоти.
— Да… — закусила губу от восторга. Вот это власть!
Остатков одежды Булавин лишился быстро. Время ускорило свой бег, и уже никто не замечал, как дрожащими руками он доставал презервативы, разрывал шелестящую обертку и спешно раскатывал латекс по возбужденному члену.
Карину мгновенно подалась навстречу, приподнимая бедра.
По вздувшимся венам на руках, по затвердевшим мускулам, по голодному взгляду, она уже ждала его толчка, мощного и неукротимого. Предвкушала сладкую боль и натиск, но Глеб лишь хищно ухмыльнулся. Нет, он слишком долго этого ждал!
Когда сильные руки легли ей на бедра, а член плотно уперся во влажный вход, по телу Карины пробежала дрожь. Несколько секунд он не делал ничего, крепко держал, не позволяя двинуться, продлевал агонию, а потом начал медленное, мучительно-сладкое вторжение. Сдерживая себя из последних сил, миллиметр за миллиметром скользил в горячее женское тело и задыхался от восторга.
— Девочка моя… Ты меня убиваешь…
Первый толчок, второй, третий. Все быстрее, глубже. Карина не вынесла первой. Жадно схватила губами маленький серебряный крестик, что свисал с его шеи, и подалась бедрами навстречу. Стремительные, яркие ощущения тут же накрыли ее с головой, сметая остатки слов и желаний. Мужчина толкнулся еще раз и сошел сума, ощутив ее пульсацию и дрожь.
От внезапного оргазма он чуть не заорал. Ни мыслей, ни звуков — немое «да!» от кончиков пальцев до колотящегося сердца. Болезненное в начале и сокрушительно сладкое потом, высвобождение отняло у него все силы. Дышать получалось с трудом, а сердце грозило вот-вот остановиться. К такому не подготовит никакое изобилие самых опытных любовниц. Карина под ним только глухо ахала, когда от сотрясающих его конвульсий, член проталкивался все глубже и глубже.
В себя приходили долго. Молча лежали на кровати, боясь даже прикоснуться один к одному. Учились заново дышать и чувствовать собственное тело.
— Я тебя никуда не пущу… — Глеб медленно повернулся на бок и притянул к себе девушку. — Слышишь? Никуда!
Она кивнула. Сегодня пусть не пускает, сегодня можно. Но только сегодня…
Ночь пролетела незаметно, словно один час. Без условностей и запретов, в ощущениях и страсти, позабыв на время об обидах. Сплетая тела на влажных простынях, любили так, как не могли сказать словами. Ночью, которой можно всё, ночью, которую так долго ждали оба.
Но все имеет конец.
А каким бывает утро после насыщенной ночи?
Счастливым — ответят одни, интригующим — сладко отзовутся другие, тревожным — проворчат третьи.
А если эта ночь была последней, и нужно сделать вид, будто ничего не было, собрать остатки вещей и бежать?
Незаметно улизнуть из-под горячего бока самого любимого на земле мужчины, бесшумно одеться, постоянно оглядываясь на довольную улыбку спящего, и мышью выскочить в коридор — непростой план!
Карина еще немножко полежала, обдумывая стратегию и тактику отступления, а потом открыла глаза. Пока все подтверждалось: в затылок размеренно дышал Булавин, а совсем близко на маленьком коврике валялась ее одежда. Вся, кроме трусов. Уж куда их закинул любезный босс, только Бог знает!
Впрочем, трусы не самая важная вещь при побеге. Пусть остаются здесь, как напоминание или трофей. Важнее — джинсы и майка. Только она потянулась в их сторону, как на бедре зашевелилась рука мужчины.
— И куда это мы собрались? — послышался хрипловатый голос.
«Пристрелите меня на месте!» — подумала Карина, поворачивая голову в бок. От висков до темечка прокатилась болезненная волна.
Синие глаза задумчиво осмотрели лицо девушки и моргнули.
— Ничего не болит? — он был сама забота. Пальцы нежно поглаживали бедро, периодически задевая крайне чувствительные точки, а губы так и звали «Поцелуй меня!».
— Глеб, ты можешь ко мне временно не прикасаться? — обиженно проворчала девушка. — Ну, пожалуйста!
— Голова болит? — уголки красивых губ расползлись в жалостливой улыбке. — Шампанское в три ночи было лишним?
— Я пить хотела… — послышалось оправдание. — Кто ж знал, что вместо воды ты принесешь шампанское!
— Извини, виноват, — затем подумал о чем-то своем, довольно потянулся и добавил: — Но как ты его пила… Ммм…
Девушка в ответ лишь стыдливо сглотнула.
— Ладно, ты лежи, сейчас принесу болеутоляющее! — и Булавин, обнаженный как греческий бог, величественно встал из кровати.
Прищурив один глаз, Карина втихаря наблюдала за происходящим. Пожалуй, именно сегодня был тот уникальный случай, когда головная боль оказалась ей на руку. В паре метров, согнувшись над низким комодом, шурудил Глеб. Вид подтянутой крепкой задницы, красивых мужских ног и широких плеч мог заставить последнюю монашку расстаться со своими убеждениями. Нет, определенно смотреть на это и одновременно думать о побеге — невозможно!
Закрыла глаза.
— Держи, страдалица, — в руку ей уткнулся стакан с водой. В нем уже шипели две таблетки, от которых должно стать лучше. — Больше ничего не болит?
Мужчина многозначительно приподнял брови.
В ответ девушка бесстыдно показала кончик языка и принялась пить волшебную микстуру. Пусть даже не надеется, что она вот так просто сознается. Еще героем себя возомнит!
— Ну, раз ничего не натерла, то пока ты пьешь, я бы продолжил… — и он нахально откинул в сторону одеяло, оставляя ее совсем голой. — Чего ж такому добру пропадать?
На «добро» Карина старалась не смотреть. Ночью начувствовалась, глубко-глубоко.
— Глеб Викторович, ты наглый развратник! — давясь лекарством, возмутилась девушка. — Даже и не думай подойти ко мне! Прикасаться запрещаю!
— Значит, все-таки болит не только голова…
По хитрому прищуру она поняла, что выдала себя с потрохами. Что ж, пусть так! Зато трогать не будет и, может, позволит уйти поскорее. Но у Булавина был иной план. Отобрав у девушки пустой стакан, он бережно укрыл ее одеялом и улегся рядом.
Горячая широкая ладонь, тихонько ущипнув за попу, бесцеремонно вернулась на прежнее место.
Несколько минут лежали молча. Карина по-прежнему вынашивала план побега, обдумывала детали и новые условия. Каким бы заботливым Глеб ни казался сейчас, прошлого это не изменит. Пройдет еще день или неделя, и он назовет произошедшее еще одной «интрижкой» или чем похлеще. Потом явится еще какая-нибудь дамочка, и любезный шеф бросится в новый омут, вычеркнув ее из жизни, как сиюминутное увлечение.
Куда ей молоденькой девушке, среди светских львиц, что он таскает в свою кровать! Одна бывшая женушка чего стоит!
Девушка пугала себя увиденными картинками, пережитыми воспоминаниями и горючими слезами. Старательно настраивалась на неотвратимое расставание, подогревала в себе гнев.
Рядом в задумчивости лежал мужчина. Придирчиво рассматривал потолок, будто ожидал, что на нем, как на большом экране, появятся ответы на все его вопросы. Вырисовывал пальцем восьмерки на бархатном женском бедре и все никак не мог начать. А начать было надо!
— Послушай… — хором сказали оба.
— Ты первая! — уступил даме слово, затем почесал затылок и передумал. — Нет, ты молчи, говорить буду я.
Карина нервно сжалась. Чувствовала ведь заранее, что надо бежать поскорее, ощущала седьмым или восьмым чувством, что молчание плохо кончится, и вот…
Мужчина перевел дыхание, и на локтях устроился поверх девушки. Глаза в глаза, чтобы уже точно «ни шагу назад».
— Надо было поговорить еще вчера, да как-то… — в ее взгляде Глеб прочел откровенную панику, значит не ему одному страшно. — Карина, я не хочу, чтобы ты уезжала. Молчи, понял без слов! Я виноват перед тобой, очень…
Девушка, широко раскрыв глаза, слушала самую странную и сложную исповедь в своей жизни. Слушала и не могла поверить, что это не сон. Прямо перед ней, виновато глядя в глаза, железный дровосек Глеб Викторович Булавин кается в своих ошибках, просит ее остаться и обещает исправиться! Нонсенс! Надо бы ущипнуть себя, а вдруг это сон!
Булавин негромко вскрикнул.
— Ты чего щиплешься? — синие глаза ошарашено посмотрели на ее пальчики возле своего бедра. — Больно!
«Значит, не сон!» — изумленно подумала Карина.
— Хорошая моя… — он, кажется, решил свести ее с ума своим откровением. — Я не планировал этого, не хотел и не мечтал, но так вышло. Ты мне нужна. Такая, какая ты есть: дерзкая, смелая, умная… иногда вредная, но нужна. Сто раз пытался забыть или выкинуть из головы — не вышло. Черт, да я даже… ай, не помогло. Тридцать пять лет — взрослый мужик, а я в бешенство впадаю при одной мысли, что кто-то другой к тебе прикоснется!
Судя по желвакам на его скулах и яростному блеску глаз, соперникам действительно пришлось бы сладко.
— А как же вчерашняя дамочка в красном? — прищурилась Карина. Душа уже ликовала от счастья, но рассудок сопротивлялся из последних сил. — Как мне быть, когда тебя снова потянет… погулять?
— Чертовщина! Карина, ты меня вообще слушаешь? — Булавин готов был рвать и метать. — Никакие дамочки, кроме той, что сейчас подо мной, мне больше нафиг не нужны! Я хочу видеть рядом с собой только тебя! Будь то в постели, за обеденным столом или на взлетной полосе — только тебя!
Она хотела еще что-то спросить, но злые горячие губы поцелуем ответили на оставшиеся вопросы. Они целовались медленно, с чувством с толком, словно пробовали друг друга на вкус. Ласкали руками и стонали от удовольствия. Обоим не верилось, что такое возможно.
— Сейчас приходи в себя и пойдем! — довольный Булавин снова навис над ней.
— Куда? — недоумевала девушка.
— За твоими вещами! — недолго думая, Глеб поднялся, что-то долго искал в своей сумке, и, наконец, найдя, вернулся в кровать.
— Моя женщина должна жить со мной! — в раскрытой ладони лежали ключи. — Поменьше от этой комнаты, а два больших — от квартиры.
Девушка от удивления открыла рот, не веря в происходящее. Но головная боль уже стихала, а с ней уходили все обиды и страхи.
Напротив ее счастливый и довольный собой мужчина радостно улыбался, будто мальчишка, и собственное счастье настырно просачивалось во все закоулки души.
Глава 17. Марина
Что стоит эта ночь без сна?
Что стоит этот день без мечты?
Что стоит одиночество без конца?
И жизнь без любви?
К завтраку не спустились только владелец клуба и его помощница. Кузьмич с Ферзем многозначительно переглянулись по этому поводу, но предпочли не заострять внимание остальных. Настасья Павловна, которая сама сегодня проснулась не в отведенной ей комнате, хранила молчание, как рыба. Одна красавица Марина бросала злобные взгляды на второй этаж здания администрации да безжалостно ковыряла вилкой ни в чем не повинный бифштекс.
О том, что там происходило ночью, она знала не меньше остальных. Такого позора и разочарования в своей жизни она еще не испытывала. Кружевной пеньюар, что покупался в Париже для одной единственной цели, был водворен обратно на дно чемодана, как и мысли о возвращении себе бывшего мужа. А ведь все так замечательно начиналось: от любовницы избавилась, дочь спать уложила, незаметно переоделась… Дальнейшее лучше не вспоминать!
Пальцы до сих пор сжимались в кулачки. И когда Булавин только успел! Она же на полчаса всего отлучилась.
Нет, определенно, это злой рок. Стоять под спальней мужа и слушать, как там раздаются вполне красноречивые стоны и вся мебель ходуном ходит. Похоже, после травмы бывший сноровку не потерял… Кушать расхотелось вовсе.
Оставив в тарелке недоеденный завтрак, женщина вышла из столовой.
— Ишь, царица! — проворчал старый инструктор. — Даже посуду за собой не убрала. За холопов нас тут считает?
— Успокойся, Иван! — отмахнулась Анастасия Павловна. — Я за ней приберу. Пусть лучше идет.
— Настасья! Ты за ней всю жизнь прибираешь!
Женщина пожала плечами. Свою дочь она знала лучше всех, и если та сейчас чем-то разозлена, то лучше не лезть. Пусть подышит свежим воздухом, придет в себя, потом и поговорить можно.
Минут через двадцать, когда в столовой все разошлись, к Марине подошла мать. Молодая женщина курила и не обращала ни на кого внимания. Слишком паршиво было у нее на душе. Планы полетели псу под хвост, дорога во Францию закрыта, и надо как-то начинать жизнь заново. Без денег, без связей и без друзей.
— Маришка, — Анастасия Павловна облокотилась рядом с дочерью на деревянные перила, мечтательно осмотрела округу. — Я в обед уезжаю. Вы с Женей остаетесь или едите со мной?
Молодая женщина немного помолчала, сделала пару затяжек и внимательно посмотрела на мать. Было что-то в этом взгляде тоскливое и обреченное.
— С тобой поеду. Нечего мне здесь делать.
— Правильное решение. Не надо, злить Глеба. Ему не до тебя.
— Это, как раз, я поняла… — аккуратно затушила сигарету в пластиковый стаканчик. — Не ожидала… Она ведь моложе его лет на пятнадцать.
— На двенадцать, — поправила Анастасия Павловна. — Не такая уж большая разница. Да и Карина девушка не ветреная. Им вместе будет хорошо.
— Мам! — отмахнулась красотка. — О чем ты говоришь? Глеб признает только одну женщину, ей и покланяется. Ее величество Высота!
— Маришка, он взрослый мужчина. Парашюты парашютами, но своя семья важнее, а с Кариной это возможно. Девочка его сильно любит.
Дочь в ответ горько рассмеялась.
— Любит, семья… Мам, у Булавина даже слов таких в лексиконе нет! — ее глаза горели гневом. Слишком многое вдруг припомнилось из прошлого. — Меня он тоже когда-то по-своему любил, и я его. Да-да, не кривись! Любила я его, иначе, зачем бы беременела и дочку рожала?
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |