Три женщины одного мужчины 23 страница

– Уже никакой, – согласилась с ней Вера и помогла бабке забросить на кровать ноги, параллельно отметив, что трехкопеечную монету Кира Павловна засунула под подушку, видимо, подозревая внучку в самых низких намерениях. – Спи.

– Свет не выключай! – прокричала ей вслед бабка и старательно, как в детском саду по команде воспитателя, закрыла глаза, чтобы ровно через секунду вернуть Веру обратно: – А где Мотя?

«Черт его знает, где твоя Мотя!» – хотела прокричать из зала внучка Киры Павловны, но в присутствии покойника это делать было неловко, и она пока еще спокойно ответила:

– Не знаю.

– Мотя! Мотя! Мотя! – стала звать кошку неуемная бабка, и в ночной тишине голос ее зазвучал, как сигнал второго пришествия.

Вера крепилась и нарочно не подавала признаков жизни, предполагая, что, как только она себя обозначит, Кира Павловна потребует срочно найти пропавшую кошку.

– Мотя-Мотя-Мотя-Мотя! – продолжала голосить встревоженная пропажей бабка, привыкшая к тому, что кошка спит у нее в ногах.

Наконец Вера не выдержала и выдала себя с головой:

– Бабуля! Ну хватит! Ну зачем тебе сейчас эта кошка? Ну спряталась она где-нибудь и сидит. Сама же видела, сколько людей сегодня было!

– Это ладно, Вера, спряталась! А если в подъезд прошмыгнула? Сходи, Верочка, посмотри.

– В подъезд?!

– В подъезд, в подъезд. – Голос Киры Павловны стал ласковым. – Сходи, посмотри, чай, не убудет от тебя. Только выгляни, даже не одевайся.

– Никуда я не пойду, – отмахнулась от назойливой бабки Вера и повернулась на другой бок.

– Тогда я пойду! – объявила Кира Павловна, и по звуку пружин Вера поняла, что та всерьез намеревается инспектировать подъезд.

Дочь Вильского с надеждой посмотрела на лежавшего в гробу отца, поднялась, поминая всех, кого можно, и потащилась к бабке в комнату.

– Ты что? Нарочно?

– Нарочно! – закряхтела Кира Павловна и попыталась сесть в кровати, но не удержала равновесие и бухнулась обратно.

– Лежи, хулиганка, – пригвоздила ее взглядом к постели Вера и пошла с ревизией по квартире: кошки нигде не было. «Хоть бы сбежала, – молилась про себя внучка Киры Павловны и радовалась, что пропажа никак не обнаруживается. – Баба с возу – кобыле легче», – думала Вера и заглядывала во все укромные уголки квартиры, причем почти в каждом она обнаруживала приметы Мотиного существования.

Пока одна искала, другая из своей комнаты пыталась руководить поиском пропавшей кошки:

– Под ванной посмотрела?

– Посмотрела. Нет.

– А на холодильнике?

Вера для бабкиного успокоения проверяла даже содержимое холодильника, хлопала дверкой и торжественно объявляла:

– Там тоже нет!

– У отца посмотри! – определяла новую точку маршрута Кира Павловна и тревожно прислушивалась к внучкиным шагам. – Нет?

– Нет, – ворчала падавшая от усталости Вера.

– А в гробу?

– Чего? – от неожиданности Вера даже стала заикаться, но на всякий случай заглянула: разумеется, там кошки не было тоже. – Хватит! – наконец не выдержала Вера и решительно направилась в бабкину комнату. – Ты вообще понимаешь, завтра – похороны, а мы вместо того, чтобы хоть немного отдохнуть, ищем эту бешеную кошку. Вот зачем она тебе? – взмолилась молодая женщина и с размаху плюхнулась на кресло, стоявшее рядом с темной комнатой.

– Злая ты! – обиделась на внучку Кира Павловна, но бодрости духа не утратила и даже умудрилась разглядеть за спиной у Веры неплотно закрытую дверь в темнушку. – В чулане посмотри…

– Сама смотри, – огрызнулась измученная безрезультатным поиском внучка и в доказательство своей несгибаемой воли даже забралась с ногами на кресло.

– Я не могу. – Коварство Киры Павловны не знало предела.

– Это почему же? – подозрительно посмотрела на нее Вера.

– Ноги не ходят. – Бабка скрестила на груди руки и приняла позу, идентичную той, в которой в соседней комнате лежал ее покойный сын.

В гневе Вера вскочила с кресла, резко отодвинула его в сторону (откуда взялись силы?) и рванула дверную ручку. Кошки там не было.

– Нет! – заорала она на бабку.

– Смотри лучше! – скомандовала та и приподнялась на локте, пытаясь разглядеть, что там внутри. – Мотя-Мотя-Мотя-Мотя! – как умела ласково, запела Кира Павловна, и на Веру уставились два желтых глаза с узким продольным зрачком.

– Кис-кис-кис-кис, – позвала ее она, но кошка никак не отреагировала на ее призыв. – Иди сюда, Мотя, – сделала над собой усилие Вера и добавила чуть-чуть нежности в голос.

– Она не пойдет, – предупредила Кира Павловна. – Шваброй выгонять надо.

Швабра стояла там же, где сидела пропавшая кошка, похожая на черного филина с круглыми желтыми глазами. Вере стало жутковато: Мотя смотрела на нее не отрываясь.

– Выходи, сволочь, – попросила ее внучка Киры Павловны и призывно махнула рукой. – Пока я не взяла швабру…

Что творилось в голове у своенравного животного, никому не известно, но после Вериных слов Мотя пару раз моргнула и степенно, не торопясь вылезла из засады. Вера протянула к ней руку, чтобы погладить в знак благодарности за то, что не пришлось выталкивать ее шваброй, но Мотя прогнулась, явно избегая общения с малоприятной теткой, и степенно направилась к кровати Киры Павловны. Легко запрыгнув на одеяло, кошка свернулась в ногах у хозяйки и включила моторчик к вящему удовольствию старухи.

– А ты искать не хотела, – пожурила она внучку и кокетливо поправила седые кудельки надо лбом.

– Теперь все?

– Все, – выдохнула Кира Павловна и потянулась к шнурку-выключателю: миропорядок оказался восстановлен, можно было и на боковую.

Успокоилась и Вера, оставив маленький свет в зале. Она долго лежала, уставившись в потолок, избегая смотреть на стоявший по центру комнаты гроб, потому что невольно прислушивалась, дышит отец или не дышит. «Конечно, не дышит», – уверенно отвечала она сама себе, но тут же пристально вглядывалась в его лицо, а потом гнала прочь ощущение, что там, в гробу, еще теплится жизнь.

«Так не бывает! – скорбно улыбалась сама себе Вера и усилием воли возвращала на место дрожавшую нижнюю губу. Ей не было страшно. Единственное, что всерьез ее беспокоило, так это то, что осталось совсем немного времени и все закончится. – Что будет потом?» – пыталась представить Вера и мысленно составляла перечень неотложных дел, которые, предполагала она, удержат ее от тоски, пришедшей на смену отчаянию. Вера с ожесточением корила себя за вечную нехватку времени, за принцип невмешательства, за то, что так и не могла избавиться от обиды, полосой отчуждения пролегшей в ее отношениях с отцом. И в этом случае лежать на диване, вместо того чтобы сидеть рядом, показалось ей несусветной глупостью, поэтому Вера встала, сдвинула стулья и снова легла, но уже рядом с отцом, в непосредственной близости. И вот что странно: довольно быстро она заснула.

Правда, ненадолго. Потому что буквально через пару-тройку часов поднялась всклокоченная Кира Павловна и потребовала от Веры, чтобы та перестала валять дурака и помогла ей одеться. При этом вчерашнее черное платье она забраковала, потому что оно «вчерашнее, а будут люди». И Вера не стала перечить, и помогла выбрать новый наряд, и даже переложила в него спрятанную под подушкой трехкопеечную монету.

Потом она неоднократно могла наблюдать, как Кира Павловна периодически достает из кармана медный кругляш, словно слепая, ощупывает его и снова убирает, беззвучно шевеля губами.

Оставшиеся несколько часов она провела возле сына, не отпуская ни на минуту ни Веру, ни Веронику. Кто-то из пришедших проводить Евгения Николаевича Вильского предложил накапать ей корвалол, чтобы не болело сердце, но Кира Павловна подняла на смех доброжелателя и, кивнув головой в сторону сына, мрачно пошутила: «Встанет – выпью».

«Совсем с ума сошла», – пробормотала себе под нос стоявшая в широкополой шляпе Женечка Вильская и стала пробираться к выходу из наполненного людьми зала.

– Куда ты? – тут же остановила ее Кира Павловна и приказала сесть рядом.

– Не могу больше, – отказалась повиноваться Евгения Николаевна и вытерла пот со лба: от скопления людей в комнате стало невероятно душно.

– От оно как, – поджала губы Кира Павловна и потребовала к себе Льва Викентьевича Реву, из суеверных соображений застрявшего во дворе рядом с заказанным автобусом.

Суетливый Вовчик бросился вниз по лестнице, расталкивая поднимавшихся в квартиру Вильских людей, и заголосил, как только вылетел из подъезда:

– Левчик!

Лев Викентьевич вздрогнул, предположив, что старый школьный товарищ торопится известить его о неожиданной кончине Киры Павловны, и тут же подумал, что одного автобуса не хватит и что правильно люди говорят: «Беда одна не приходит». Но Владимир Сергеевич разочаровал друга своим сообщением, и Левчик всерьез расстроился, что рядом не было сообразительной Нины, которая бы придумала, как ему избежать очередного испытания.

– Чего она хочет? – недовольно пробурчал Лев Викентьевич, на ходу поправляя галстук.

– Не знаю, – пожал плечами Вовчик и пошел вперед ледоколом, прокладывая другу дорогу.

– Лева, – тут же заметила его появление Кира Павловна и призывно махнула рукой. – Я тоже поеду.

– Куда? – в один голос воскликнули внучки бедовой бабки и вытаращили глаза на отцовского друга.

– На кладбище, – заявила Кира Павловна и поправила косынку.

– Не надо! – стала убеждать ее Вера.

– Как это не надо? – возмутилась бабка, забывшая про то, что даже по дому передвигалась при помощи ортопедического кресла-опоры.

– У тебя ноги не ходят, – напомнила Кире Павловне Вероника и сделала «дяде Леве» страшное лицо. Но Лев Викентьевич сделал вид, что не понимает, в чем дело, и вопросительным знаком застыл над матерью покойного друга.

– Я вас на руках отнесу, теть Кир, – залихватски пообещал он, ибо всегда точно определял, на чьей стороне сила.

– Уж отнеси меня, Лева, – быстро сориентировалась Кира Павловна. – Не обманывай старого человека. Тебе же потом и Женька спасибо скажет.

Последняя фраза ввергла боявшегося смерти Льва Викентьевича Реву в уныние, и он тут же объявил, что делает это не столько из-за памяти покойного, сколько из уважения к его матери, так что благодарить его не надо, потому что не надо – и все.

– Как скажешь, Лева, – пожала плечами старуха, но фразу закончить не успела, потому что вклинился Владимир Сергеевич и тоже вызвался помочь.

Предложение Вовчика Кире Павловне не понравилось, и она тут же перенаправила его чрезмерную энергию в мирное русло:

– Меня, Вова, не надо. Ты лучше венок возьми…

Недоверие старухи Владимира Сергеевича немного обидело, но он решил не вступать в дебаты, объясняя это временным помешательством матери покойного, и послушно выбрал венок, который собирался нести за гробом товарища.

В этот момент для всех присутствующих стало очевидным неумолимое движение времени к роковой отметке выноса. «Выходим, выходим!» – засуетились все и начали спускаться вниз, давая близким родственникам Евгения Николаевича побыть с ним последние несколько минут.

В комнате кроме Киры Павловны и дочерей Вильского остались только Люба и Марта.

– Чего стоите? – окликнула их мать покойного. – Ведь не чужие. Идите, пока никого нет, поцелуйте моего сыночка. Мало вы ему кровушки попортили? Вот и посмотрите теперь…

– Бабуль, – осторожно коснулась ее руки Вера. – Зачем ты так?

– Ка-а-а-к? – закачалась старуха из стороны в сторону и сорвала с себя черный кружевной платок. – Ка-а-ак я? Ка-а-к?

От былого величия Киры Павловны не осталось и следа: маленькая, косматая, она напоминала юродивую, грозящую миру очередным концом света.

– Вставай! – Кира Павловна посмотрела безумными глазами на безмолвного сына. – Вставай! Видишь, твои тут. Стоят, как миленькие. Может, встанешь?..

Первой не выдержала Марта и вместо того, чтобы броситься на грудь Вильскому, почему-то обняла Киру Павловну.

– Ну-ка, – быстро пришла в себя на минуту утратившая самообладание бабка и водрузила платок на место. – Хватит концерты устраивать. Вон, – показала она на Любу, – стоит, слова не вымолвит. Или не жалко?

– Жалко, – чуть слышно прошептала Люба и опустила голову.

«Плачет, – поняла Вера и еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. – Не при них», – пообещала она себе и уставилась в одну точку.

– Девочки, – тихо окликнул их Лев Викентьевич. – Пора. Бригада приехала.

– Как же? – испугалась Кира Павловна. – А я?

– Я же сказал, теть Кир, – успокоил ее Левчик и пропустил двух здоровенных мужиков, судя по всему, работников похоронного агентства. – Сначала женщину, потом – все остальное.

Первым, что бросилось в глаза измученной Вере, как только она спустилась во двор, стало огромное количество людей, пришедших проститься с ее отцом. «Быстрей бы!» – начала она торопить время, а оно, как нарочно, остановилось.

К гробу подошел представитель похоронной конторы и по протоколу произнес заученные фразы: «Те, кто поедет на кладбище, проходят в автобус. Те, кто не поедет, прощаются здесь».

– До свиданья, – выпалила Кира Павловна, боясь сделать что-нибудь не так, и с мольбой посмотрела на своих крупногабаритных пажей: «Несите меня».

– Ну, с богом, – подняли они бабку и понесли к Льву Викентьевичу в машину. Следом потянулись и все остальные.

– Неужели все поедут на кладбище?! – ахнула Вера и переспросила об этом Нику.

– Откуда я знаю? – прогундосила та и обошла несколько раз вокруг гроба.

– Вот и все, папочка, – пробормотала молодая женщина, очень похожая на свою мать в молодости, и погладила отцу лацкан пиджака. Вера сделала то же самое.

На кладбище Кира Павловна не проронила ни слезинки: глаза были мутны и, казалось, ничего не видели. Но на самом деле они видели все: от начала до конца. Просто конец был невыносимо тоскливым и затянувшимся.

В который раз провожавших пригласили проститься с покойным. И все послушно выстроились в очередь, чтобы подойти к усопшему, лицо которого приобрело удивительно равнодушное выражение. Но это не помешало ни одной из жен Евгения Николаевича прошептать ему те слова, которые, верили они, могли бы поднять его из гроба, если бы у бога было чуть больше жалости к людям.

– Скоро? – неожиданно шепнула Вере бабка и попыталась продвинуть вперед свою «тачанку». Почувствовав, что та по заросшей травой земле скользить не будет, старуха отпустила руки и сама сделала пару шагов навстречу сыну, даже не заметив, что кто-то предусмотрительно оттащил ортопедическое кресло в сторону.

– До свиданья, – снова сказала Кира Павловна и поцеловала выцветшего Вильского в блестящий лоб.

Выпрямившись, она беспомощно посмотрела по сторонам и попыталась отойти сама, но заботливые руки внучек схватили ее на полдороге, чтобы освободить место для торжественно одетых работников похоронного агентства.

– Сыночек, – мелко затрясла головой Кира Павловна, будучи не в силах справиться с дрожью, бившей ее изнутри. – Платок мне дай.

Со стороны могло показаться, что она обращается с этой безумной просьбой к сыну, лицо которого скрылось под крышкой гроба. Но та, кому адресовались эти слова, безошибочно определила, что хочет бабка, и сунула руку в карман ее платья, где под платком мирно покоилась небезызвестная трехкопеечная монета. «Хватит!» – решила Вера и украдкой переложила монету к себе в карман.

– Вот, – протянула она платок старухе.

– Не надо, – отказалась Кира Павловна и поискала глазами свое кресло-«тачанку». Ей снова понадобилась опора, потому что свой долг она выполнила: сына проводила. Отвернувшись от людей, Кира Павловна смотрела в сторону кладбищенских ворот, куда входила очередная похоронная процессия.

Она не видела, как опускали гроб, не слышала, как стукались об него комья земли. Но, как только старшая дочь Вильского, Вера, вместе с горстью земли бросила в яму отцовский талисман, Кира Павловна вздрогнула, сунула руку в карман и, не обнаружив в нем монеты, подумала, что просто забыла ее дома. «Надо спросить у Веры, – подумала она и тут же переключилась на соседнюю могилу, усыпанную живыми цветами. – Псу под хвост!» – осудила она расточительных родственников некоего Кожухова И. П., 1946 года рождения, и вернулась к жизни.

Последней с кладбища уходила Вера. По-хозяйски оглядев прилегающую территорию, она тут же представила, как обустроит отцовскую могилу, как поставит чугунную ограду, аккуратную скамейку и станет каждую неделю рассказывать ему о том, что было, и даже делиться своими планами. А пока надо научиться жить без отца. «Не я первая, не я последняя», – прошептала себе Вера и заторопилась к выходу, возле которого, показалось ей, толпились цыгане в неожиданно ярких даже для лета юбках.

«Если пристанут, – напряглась она, – пошлю их к чертовой матери». Но чем ближе подходила Вера к воротам, тем слабее становилась ее решительность. Она даже зажмурилась от накатившего волной страха, а потом собралась – и открыла глаза. В воротах стояла толстая Нютька и призывно махала рукой сестре, всем своим видом показывая, что пора ехать. Назад Вера решила не оборачиваться.

Дата добавления: 2015-11-04