Поэтому Эдим решил принять приглашение и остался в деревне, где его закармливали свежим маслом, сливками и медом. На следующий день хозяин дома лег соснуть после обеда, его жена и дочери занялись чисткой медной посуды, а сыновья уселись играть в триктрак. Утром Эдим вновь ездил к брату. На этом раз встреча была короче, хотя оба были рады увидеться еще раз. Про коробку пахлавы Эдим снова забыл. Триктраком он не увлекался, никаких дел у него не было, поэтому теперь решил пойти погулять.
Он шел по деревне, глядя на покосившиеся дома, стены которых были покрыты трещинами, на чумазых детей, игравших у дороги, испещренной глубокими бороздами, оставленными колесами телег и машин, которые проехали по этой земле, чтобы никогда сюда не вернуться. Несмотря на царившее вокруг убожество, Эдим осматривался по сторонам с интересом. Когда он проходил мимо своры бродячих собак, валявшихся в грязи, один из псов, здоровенный рыжий кобель с налитыми кровью глазами, оскалил зубы и зарычал. Остальные псы последовали его примеру и тоже зарычали, прижав уши. Эдим повернулся и побежал, хотя и понимал, что это неразумно: увидев убегающего человека, собаки пустятся в погоню. Задыхаясь, он мчался не разбирая дороги, пока не увидел маленький домик, во дворе которого разгуливали куры и цыплята. На ограде сидела совсем юная девушка. Она смеялась, глядя на испуганного беглеца. Эдим, не спрашивая разрешения, заскочил во двор, надеясь, что эта смешливая особа не откажет ему в убежище.
Через несколько мгновений собачья свора влетела вслед за ним и окружила его со всех сторон. Один из псов, самый злобный, приблизился вплотную, обнажив клыки. Он уже собирался броситься на оцепеневшую от страха жертву, как вдруг девушка хлопнула в ладоши и что-то крикнула властным и одновременно презрительным голосом. Эдим не разобрал слов, но они произвели магический эффект. Один за другим псы опустились на землю, понурив головы и поджав хвосты.
Эдим уставился на свою спасительницу. Он был счастлив, что избежал опасности, но раздосадован, что обязан спасением какой-то девчонке. На левой щеке у девушки виднелась ямочка, огромные, влажные темные глаза походили на бездонные озера. В руках она держала кусок пирога и теперь с удовольствием вернулась к его поглощению. Никогда прежде Эдим не встречал девушки с таким отменным аппетитом.
– Ты что, испугался собак? – спросила она.
Эдим не ответил.
– Собаки всегда чувствуют, если человек их боится. Они жутко умные. Моя сестра их обожает. – Она наклонилась вперед, словно открывая великий секрет: – А я не люблю собак.
По-турецки она говорила с сильным акцентом. Невежественная курдская крестьянка, решил он про себя. Может, у нее даже вши есть. Он взглянул на ее каштановые с золотисто-янтарным отливом волосы, аккуратно заплетенные в косы. Желание прикоснуться к этим толстым блестящим косам было таким сильным, что он даже поднял руку, но сдержался, и рука замерла в воздухе.
– А откуда ты знаешь турецкий? – спросил он. – Ведь в вашей деревне никто по-турецки не говорит.
– Я ходила в школу. Все мои сестры тоже туда ходили. Папа так хотел.
Эдим оглядел двор. На длинных веревках сушилось множество платьев, юбок и чулок.
– Сколько же у тебя сестер?
– Я восьмая дочь в семье.
– Круто. А братьев у тебя нет?
Она покачала головой, явно не желая обсуждать эту тему.
– Хочешь кусочек пирога? Я сама пекла.
Эдим взял протянутый кусок и впился зубами в мягкое воздушное тесто. Он никак не ожидал, что пирог окажется таким вкусным. Собаки по-прежнему сидели, поджав хвосты, и смотрели на них с надеждой. Под укоряющими взглядами псов они молча доели пирог. Оба не знали, как поддержать разговор.
– Я приехал из Стамбула, – первым нашелся Эдим.
– Правда? Говорят, там очень красиво.
– Так и есть, – с гордостью подтвердил Эдим.
Про себя он решил, что девушка начинает ему нравиться. Естественность, с которой она говорила, делала ее привлекательной. Рядом с ней он чувствовал себя легко и непринужденно.
– Можно, я кое о чем тебя спрошу? – сказала девушка и, не дожидаясь ответа, выпалила: – Это правда, что тротуары в Стамбуле вымощены золотыми плитками?
Странная девчонка, удивлялся про себя Эдим. Настолько смела, что может усмирить стаю разъяренных псов, и настолько наивна, что верит во всякую чушь. Тем не менее он был пленен ее обаянием.
– Конечно, – неожиданно для самого себя заявил он. – Если ты выйдешь замуж за кого-нибудь вроде меня, то поедешь в Стамбул и все увидишь собственными глазами.
– С чего это я выйду за тебя замуж? – вспыхнула она.
– Потому что тогда я увезу тебя отсюда.
– А я не хочу никуда уезжать. Мне и здесь хорошо.
Пока он придумывал, что ответить, из дома донесся женский голос. Девушка вскочила на ноги и уставилась на Эдима, словно желая приковать его взглядом. Затем она повернулась к собакам, погрозила им пальцем и крикнула:
– Оставьте его в покое!
Девушка скрылась в доме, а Эдим неуверенно двинулся к калитке. Вожак собачьей стаи пристально наблюдал за ним и, когда Эдим проходил мимо, утробно зарычал. Эдим вздрогнул, уронил остатки пирога и несколько мгновений с сожалением смотрел, как сахарная глазурь растворяется в грязи.
В Стамбуле не было никаких золотых тротуаров. Равно как и ни в каком другом городе мира. Так что не стоило отправляться на поиски. Такие диковины существуют только в легендах и волшебных сказках. Реальный мир, в котором живут реальные люди, напоминает смесь грязи и сахара и, кстати, имеет примерно такой же вкус. Неужели она об этом не знает?
На следующий день Эдим побывал на свадьбе. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Внутренний двор дома был до отказа забит мужчинами всех возрастов, которые полукругом сидели на корточках. Один музыкант что есть мочи колотил в барабан, другой без устали дул в кларнет, дети носились как угорелые, а женщины наблюдали за всем этим, стоя на плоской крыше дома. Лица их были наполовину закрыты покрывалами, руки выкрашены хной. Эдим заметил, что неженатые мужчины избегают смотреть наверх, и счел за благо тоже не поднимать глаз.
Напротив входа бок о бок, но молча восседали отец жениха и отец невесты. Родственники разместились по обеим сторонам в строгом соответствии со своим возрастом и положением. Жених и невеста сидели в центре, чтобы всякий мог как следует их разглядеть. Чисто выбритый жених часто улыбался. Понять, какие чувства испытывает невеста, было невозможно, так как лицо ее закрывала пурпурная вуаль с блестками. Время от времени одна из женщин на цыпочках приближалась к невесте и подавала ей какое-то питье. С помощью этой женщины невеста приподнимала вуаль совсем чуть-чуть, только чтобы отпить из пиалы и при этом не дать собравшимся возможности увидеть свое лицо.
Эдим хотел было устроиться в дальнем углу, но деревенский голова увидел его и рявкнул, указывая на место рядом с собой:
– Иди-ка сюда, горожанин!
Эдиму пришлось повиноваться. Настроение у него было отличное, и он с интересом наблюдал за церемонией до той поры, пока человек, сидевший рядом с ним, не выхватил ружье и не принялся палить в воздух. Его примеру немедленно последовали остальные. Грохот стоял такой, что можно было оглохнуть. Одна из пуль попала в крышу ближайшего дома и пробила в ней дыру, взметнув в воздух фонтан щепок. Эдим испуганно озирался по сторонам. Дыхание у него перехватило, когда посреди всего этого хаоса он увидел свою вчерашнюю знакомую. Спокойная и невозмутимая, она стояла на крыше и смотрела на него. Казалось, разлетись этот мир на куски, это не выведет ее из состояния безмятежности.
Как только пальба прекратилась, Эдим встал и, извинившись, сказал, что ему нужно в туалет. На самом деле он жаждал встретиться и поговорить с девушкой. Он увидел ее, едва выйдя из ворот: она сидела у колодца и занималась приготовлением йогурта. Когда только она успела спуститься с крыши?
– Рад, что мы снова встретились, – сказал Эдим.
– О чем это вы? – проронила она, смерив его холодным взглядом.
Эдим догадался, что она притворяется, будто видит его впервые. Несомненно, по правилам приличия, существующим в этой глухой деревеньке, скромная молодая девушка должна была вести себя именно так. Он решил поддержать игру:
– Простите, я забыл представиться. Меня зовут Эдим, и я буду рад познакомиться с вами и узнать ваше имя.
– С какой это стати я скажу вам свое имя? – усмехнулась она, и на ее правой щеке заиграла ямочка.
Глаза у нее сегодня были какие-то другие; ни цвет, ни форма не изменились, но во взгляде светились загадочные искорки, которых не было прежде. По крайней мере, так казалось Эдиму. Он решил, что девушка над ним смеется, и, раздосадованный, пошел прочь.
Когда он вернулся, предварительно справив малую нужду за кустом и немного успокоившись, девушки у колодца уже не было. Невеста отправлялась в свой новый дом верхом на лошади кремовой масти, которую вел под уздцы маленький мальчик – в знак того, что у молодых будет много сыновей. Гриву лошади украшали алые ленты и бусины, хвост был заплетен в косы. Толпа женщин и детей шла следом, хлопая в ладоши и улюлюкая. Мужчины готовились усесться за свадебный обед. Несколько юношей уже вносили во двор большие медные подносы. До Эдима долетел запах свежеиспеченных лепешек и жареного мяса. Едва войдя во двор, он снова увидел ее. Она торопливо шла куда-то с плачущим ребенком на руках.
– Скажи, почему ты на меня сердишься? – спросил он, преградив ей путь.
– Да ты что? С чего ты взял, что я сержусь? – звонко рассмеялась она.
Ребенок на ее руках неожиданно затих и, казалось, с интересом прислушивался к разговору.
– Тогда почему ты не сказала, как тебя зовут?
Она убрала прядь волос, выбившуюся из-под платка, и улыбнулась:
– Потому что ты не спрашивал. Но если тебе интересно, меня зовут Джамиля.
Он обрадованно кивнул.
– А тебя как зовут? – спросила она.
– Я сказал тебе это минуту назад, – растерянно прошептал Эдим.
Девушка взглянула на него в легком замешательстве:
– А-а, наверное, ты разговаривал с Пимби, моей сестрой-двойняшкой. Где ты ее видел?
Эдим не успел ответить, потому что снова началась пальба. Ребенок разревелся, и Джамиля бросилась прочь со двора. Эдим точно прирос к месту, ошарашенный и обрадованный одновременно. У нее есть сестра-двойняшка! Теперь все объяснилось. Ее ледяной взгляд, неприветливый тон. Это была не Джамиля. Не его Джамиля.
Вечером Эдим стоял у окна и любовался лунным серпом, свет которого серебрил деревенские крыши. Освещенные окна домов напоминали огоньки сигарет в темноте. Он скучал по Стамбулу и радовался тому, что скоро уедет. Вот только как он будет жить без Джамили?
Эдим пошел проститься с хозяином дома. Деревенский голова сидел в халате и курил трубку. В свете масляной лампы, бросавшей на стены причудливые тени, его глаза казались глубоко ввалившимися.
– Я очень признателен вам за гостеприимство, – начал Эдим. – Прошу, примите в знак благодарности эту пахлаву и…
– Увы, я сладкого не ем, – устало перебил хозяин. – Хотя иногда очень хочется. Диабет.
Эдим уставился на коробку, которую держал в руках. Наверное, она предназначена для кого-то другого. Он набрал в грудь побольше воздуха. Лучше было бы навести разговор на интересующий его предмет как-нибудь ненароком, но теперь стало ясно, что ничего из этого не выйдет.
– Сегодня на свадьбе я видел девушку, – выпалил он.
– Девушку?
Поняв, к чему клонит его гость, деревенский голова медленно вскинул бровь. «Аллах всемогущий, этот мальчишка вообразил, что влюблен», – говорила игравшая на его губах ухмылка.
– И что же это за девушка? Как ее зовут?
– Джамиля, – ответил Эдим, чувствуя, что щеки его пылают.
– Джамиля… Я не знаю в деревне ни одной девушки с таким именем.
– Длинные каштановые волосы. Большие зеленые глаза, – подсказал Эдим.
Его собеседник выпустил из своей трубки несколько колец дыма и покачал головой:
– Не представляю, о ком ты говоришь. Здесь нет такой девушки.
– Она говорит по-турецки.
– О… тогда ясно. Это одна из дочерей Берзо. Они все ходили в школу. Значит, ты запал на Достаточно Красивую?
– Достаточно Красивую?
– Да, она и ее сестра получили двойные имена. Розовая Судьба и Достаточно Красивая, – сообщил хозяин дома, но не снизошел до объяснений. – Послушай, ты, конечно, еще слишком молод и не имеешь никакого опыта. Но ты должен знать: характер мужчины сильнее всего проявляется именно в любви.
Эдим кивнул, не зная, что сказать.
– Если мужчина наделен раздражительным нравом, его любовь – это сплошные ссоры и склоки. Если нрав у него добрый и мирный, такой же будет и его любовь. Если мужчина постоянно жалеет себя, его любовь быстро умрет. Если он – веселый парень, его любовь будет проникнута радостью. Прежде чем отдать женщине свое сердце, ты должен спросить себя, какой будет твоя любовь.
– Ну, вообще-то, я хороший человек, – пробормотал Эдим.
– Насколько мне известно, единственным хорошим человеком на этой земле был пророк, – усмехнулся его собеседник. – Беда в том, что у Берзо слишком много дочерей. Ты же знаешь, традиция требует, чтобы младшие выходили замуж только после старших. А Джамиля самая младшая. Вообще-то, я думаю, она будет отличной женой. Их семье пришлось нелегко. Мать, Нази, умерла в родах, бедная женщина. Она хотела родить сына, да так и не сумела. Берзо женился во второй раз, но его новая жена до сих пор не родила ему детей. А потом старшая дочь, Хейди…
– Что случилось? – нетерпеливо перебил Эдим.
– Да, суровая судьба выпала этому человеку. Но, думаю, он поторопится выдать замуж весь свой выводок, так что Джамиле не придется долго ждать.
Эдим улыбнулся. Значит, у него есть надежда, пусть слабая, но надежда.
– Но не забывай, сынок, семья бедна, никакого приданого у нее нет, – продолжал хозяин дома. – Твоему отцу и братьям наверняка не понравится, что ты решил жениться на курдской деревенщине. С другой стороны… твоя семья тоже не может похвастаться безупречной репутацией, ведь твоя мать сбежала с другим мужчиной. Может, тебе и лучше выбрать невесту где-нибудь в глуши, где никто об этом не знает.
Эдим помрачнел. Он и не подозревал, что этот человек так хорошо осведомлен об их семейном позоре. Слухи, подобно кочующим племенам, не знают покоя, и нет на земле места, куда они не сумели бы добраться.
Любовь подобна комете
Место вблизи реки Евфрат, декабрь 1977 года
В тишине ночи Джамиля дремала, сидя у очага, голова ее склонилась к плечу, левая рука свесилась с подлокотника кресла, правая крепко сжимала письмо. Она уснула после того, как перечла его в пятый раз.
Судя по виду спящей, во сне ее осаждали демоны. На щеках полыхали красные пятна, по виску стекала струйка пота. Ей снилось, что она попала в город – знакомый и одновременно чужой. Через центр этого города протекает река, широкая и бурная, а у причала, покачиваясь на воде, стоят на якоре бесчисленные катера и лодки. Джамиля идет вдоль пристани и заглядывает в кабину маленького рыбачьего суденышка. Там теснится множество людей, лица их мрачны и угрюмы, а тела кажутся гибкими и мягкими, словно сделанными из воска. Все они с жаром говорят… о ней.
Полувздох, полустон сорвался с губ Джамили. Один из этих людей – мужчина, удивительно напоминавший Эдима, – замечает ее и молча указывает на нее остальным. Охваченные непонятной яростью, все они выскакивают на берег и бросаются в погоню за ней по причалу. Джамиля бежит что есть мочи, петляет в лабиринте переулков, пересекает мощенные булыжником площади, но силы оставляют ее, и ноги наливаются каменной тяжестью. Скоро, совсем скоро, когда преследователи загонят ее в тупик и окружат со всех сторон, она сделает над собой отчаянное усилие и вынырнет из пучины сна. Но пока она пребывает в плену кошмара.
Воздух в комнате спертый и застоявшийся. Последнее полено, догорающее в очаге, треснуло и словно по мановению волшебной палочки рассыпалось множеством искр. В долине кричит какая-то ночная птица. Откуда-то доносятся шаги, далекие, едва различимые. Джамиля не слышит их. Пока не слышит. Она все еще бежит, спасаясь от преследователей, и только что свернула на улицу, которая заканчивается тупиком.
Сейчас спящая Джамиля выглядит старше своих тридцати двух лет. На шее прорезались морщины – извивистые линии, напоминающие письмена какого-то загадочного алфавита. По правде говоря, она давным-давно перестала ощущать себя молодой.
Джамиля вздрогнула, откинулась назад и проснулась. На щеке ее отпечаталась резьба, украшающая спинку кресла. Левое плечо затекло и болело так сильно, что она несколько мгновений сидела неподвижно, не решаясь пошевелиться. Одной рукой она массировала затекшее плечо, а в другой по-прежнему оставалось зажатым письмо. Джамиля посмотрела на него с недоумением, словно забыла, что это такое. Но в отличие от лодок в ее ночном кошмаре письмо было вполне реальным. Таким же реальным, как горы, окружавшие ее хижину. И таким же зловещим. Джамиля снова принялась его читать.
Дорогая сестра!
С тех пор как я переселилась на этот остров, я множество раз жалела о том, что тебя нет рядом. Но никогда я не жалела об этом так сильно, как теперь. Будь ты рядом со мной, я положила бы голову на твои колени и сказала бы, что лечу в пропасть. Знаю, ты сумела бы меня удержать.
Эдим более не муж мне. Он не живет дома. Он нашел другую женщину. Дети ничего не знают. Я все держу в себе. Как и всегда. Мое сердце переполняют невысказанные слова, невыплаканные слезы. Я не виню его. Виню только себя. Став его невестой вместо тебя, я совершила жестокую ошибку, которая исковеркала наши жизни. Истина состоит в том, что он никогда не любил меня так, как любил тебя. Он полон сожалений и раскаяния, но лишен мужества. Мне жаль его.
Как бы мне хотелось вернуться в то время, когда мы с тобой были детьми. Помнишь, как мы воровали деньги из фонтана желаний? Если бы мы только знали то, что знаем сейчас.
Не помню, передавала ли я тебе слова, однажды произнесенные Эдимом? «Я бы хотел иметь магический ластик, – сказал он. – Так много в этой жизни хочется стереть и начать заново». Он не признался в этом, но я знала, что речь в том числе и о нас. О нашем браке. Я не должна была выходить за него замуж. Конечно, от меня мало что зависело, но я даже не пыталась этому препятствовать. По крайней мере, всерьез. Я слишком хотела уехать из деревни. Он был моим билетом в иные края. Джамиля, наверное, ты до сих пор держишь на меня обиду? На твоем месте я никогда не простила бы такое.
Ты вспоминаешь когда-нибудь о нашей сестре Хейди? Недавно я сделала халву для ее души. И отдала соседям. Они были немного удивлены, ведь наши обычаи им совершенно неизвестны. Мне стыдно, что мы не чтим ее память так, как следует чтить усопших родственников. А тебе?
Джамиля встала, потирая мозолистые ладони, подошла к окну и вгляделась в ночную тьму. Ей показалось, что до нее долетел какой-то звук, но, сколько она ни прислушивалась, вокруг было тихо. Вздохнув, Джамиля отошла от окна, поставила на огонь чайник и принялась готовить чай.
– Посмотри, сколько звезд высыпало на небе, – сказал Эдим.
Это было пронзительно холодным вечером 1961 года.
Придвинувшись ближе и пожирая глазами ее лицо, Эдим говорил о том, что любовь похожа на самые яркие звезды. Любовь освещает человеческую жизнь, даже в тяжелые времена она наполняет сердца счастьем и радостью. А бывает так, что любовь походит на Млечный Путь, по которому странствуют призраки предков, освещенные бледным сиянием.
– А наша любовь? – спросила Джамиля. – Она похожа на звезду?
Эдим заморгал, пораженный легкостью, с которой она произнесла слово «любовь». Он ломал голову над тем, как бы поделикатнее намекнуть, что он ее любит. А она сказала об этом без всяких околичностей. Она была намного смелее его, намного решительнее. Ему казалось, что роман их развивался слишком стремительно, и от этого у него слегка кружилась голова и захватывало дух. С другой стороны, у них не было времени медлить. Не было времени гулять, взявшись за руки, не было времени на робкие поцелуи, не было времени получше узнать друг друга.
– Наша любовь похожа на звезду с длинным сверкающим хвостом, – сияя улыбкой, сказал он. – Слышала про такие?
Джамиля покачала головой.
– Такая звезда называется кометой, – сообщил Эдим.
– Комета… комета…
Повторяя это слово, Джамиля вскочила на ноги, схватила лежавший на земле серп и отсекла длинную прядь своих каштановых волос.
– Это для меня? – спросил удивленный Эдим.
– Да, чтобы ты меня помнил. Всегда носи ее с собой.
В глазах ее светились нежность, тревога и еще одно чувство, которого он прежде никогда не встречал во взглядах других людей: доверие.
– Мне не нужно носить с собой твою прядь, чтобы вспоминать о тебе. Я и так не забуду о тебе ни на секунду, – сказал он, тем не менее пряча подарок в карман, словно сам не верил своим словам.
Годы спустя она больше узнает о кометах и о том, как они сталкиваются друг с другом. Наверное, тогда Эдим сам не слишком хорошо разбирался в небесных светилах. Однако он был совершенно прав: подобно двум кометам, они с бешеной скоростью мчались навстречу столкновению, оставляя за собой шлейф невыполненных обещаний и несбывшихся надежд.
Джамиля сняла чайник с огня и налила чай в маленькую чашку. Прежде чем отпить, она положила в рот кусочек сахара и задумчиво его пососала. Потом схватила ручку и сжала ее с ненужной силой, как делают многие люди, не привыкшие писать. В отличие от сестры, которая писала наполовину по-турецки, наполовину по-курдски, Джамиля предпочитала только курдский.
Дорогая Пимби, моя плоть и кровь, знала бы ты, как я по тебе скучаю.
Я не сержусь на тебя и никогда не сердилась. Наши судьбы определяет Аллах, лишь Он один.
В последние дни я просыпаюсь с тяжелым чувством. Не могу объяснить, что со мной. Я больше не могу спать в своей постели. Поэтому засыпаю в кресле. Но это не помогает. Мне снятся кошмары. Конечно, это пройдет. Не волнуйся обо мне.
Джамиля отложила ручку. У нее устали пальцы, на лбу залегли глубокие морщины. Она слышала, что с северо-западной стороны к ее дому приближаются люди. Их трое или четверо. Она различала потрескивание сучьев под их тяжелыми ботинками и стук мелких камешков, которые срываются с горной тропы вниз, в долину.
Эти люди могли быть солдатами. Или разбойниками. Они могли быть кем угодно. Джамиля посмотрела на дверь, запертую на засов. Деревянные, изъеденные жучком оконные рамы плотно закрыты. Джамиля накрыла голову платком и взяла в руки винтовку, стоявшую в углу. Это все, что она могла сделать.
Ей хотелось закончить письмо. Рассказать Пимби о тоскливом чувстве, грызущем ее изнутри. Хотелось предостеречь сестру от безрассудных и опрометчивых поступков. Но разве Пимби когда-нибудь была осторожна? Когда ее сестра-двойняшка была маленькой девочкой, она вечно задавала самые невероятные вопросы. Как-то раз она даже пожелала узнать, почему деревья растут корнями вниз, а не вверх – ведь так им было бы удобнее пить дождевую воду. Девочка выросла, но не изменилась.
Ее сестра походила на открытую книгу, и это тоже всегда тревожило Джамилю. Какое бы чувство ни испытывала Пимби, будь то мимолетная радость или легкая печаль, оно моментально отражалось на ее лице. Если она не способна утаить самые простые эмоции, как могла она скрыть от всех, что равнодушна к мужу?
Шаги раздавались все ближе и ближе и замолкли у дверей. Раздался тихий стук, робкий и настойчивый одновременно. Джамиля набрала полную грудь воздуха, пробормотала молитву и открыла дверь.
За порогом стояли трое мужчин, с ними пара собак. Она сразу догадалась, что это контрабандисты. Их усы заиндевели и превратились в сосульки. Один из них – широкоплечий грузный мужчина с глубоко посаженными глазами и посверкивающими во рту золотыми зубами – выступил вперед. Это их главарь. Джамиля видела его прежде.
– Моя жена… – отрывисто бросил бандит. – Ты должна пойти с нами.
– Давно начались схватки?
– Часа два назад. Может, больше.
Джамиля кивнула, надела пальто, взяла винтовку и вышла из дома.
Они привели ее в заброшенный дом с пробитой пулями дверью и гофрированной железной крышей. Через несколько часов она уже держала на руках новорожденного ребенка. Лицо ее было забрызгано кровью и покрыто потом, глаза расширены от удивления. Такого диковинного младенца ей еще не доводилось принимать.
Это девочка, или, точнее сказать, девочка и полмальчика, потому что к ее телу приросло недоразвитое тельце младенца мужского пола. В материнской утробе зародилось два существа, но лишь один из близнецов, девочка, рос и развивался, в то время как другой, мальчик, остановился в своем развитии на полпути, словно испугавшись предстоящей ему жизни в этом мире.
– Вам надо ехать в город, – сказала Джамиля отцу. – Там ребенку сделают операцию. Отрежут второе тело, и девочка будет совершенно нормальной.
Контрабандист стоял, словно громом пораженный, прищурив глаза, будто не хотел видеть того, что перед ним.
– Это проклятие? – хрипло спросил он.
Джамиля ожидала подобного вопроса.
– Вовсе нет, – мягко ответила она. – Подобные дети рождаются редко, но все же это случается. Близнецы срастаются в материнской утробе.
– Однажды я видел козла с пятью ногами. Что-то вроде этого, – бормочет он, словно не расслышав ее слов.
– Ваша девочка – особый ребенок. Она нуждается в вашей любви и заботе, – продолжала Джамиля, сознавая, что утешить этого дикого человека в подобной ситуации – задача неразрешимая. – Если кто-нибудь скажет иначе, этот человек – ваш враг. Вы поняли меня?
Бандит отвел глаза.
Джамиля вернулась домой. Она устала, но по-прежнему не могла спать. Может быть, Аллах ниспослал ей знак, размышляла она. Не контрабандисту и его семье, а именно ей. Она уселась за стол и вновь взялась за письмо.
Я только что приняла тяжелые роды. Родились близнецы, сросшиеся между собой. Один живой, другой мертвый. Окажись ты рядом, наверняка спросила бы: «Почему Аллах допускает такое? Ведь это несправедливо». Но я рассуждаю иначе. Я полностью и всецело полагаюсь на волю Аллаха. И делаю все, чтобы помочь людям, которые находятся рядом.
Бесценная моя, мы не можем стереть прошлое. Магических ластиков не существует. Я не держу никаких обид ни на тебя, ни на Эдима. Разве в наших силах укротить порыв ветра? Или превратить белый снег в черный? Мы не в силах повелевать природой и с легкостью с этим смиряемся. Почему же мы не можем смириться с тем, что наши судьбы находятся не в нашей власти? Ведь никакой разницы не существует. Если Аллах повел нас разными путями, значит на то имелись причины. Ты живешь там, я живу здесь. Мы должны смириться с этим. Но меня очень беспокоит участь вашей семьи. Надеюсь, все еще возможно поправить. Попытайся сделать это ради ваших детей.
Ты вспомнила о Хейди. Как странно. Я тоже вспоминаю о ней в последнее время особенно часто.
Нет мудрости без глупости
Деревня вблизи реки Евфрат, 1961 год
В полдень тишину над маленькой курдской деревней взорвал пронзительный крик муэдзина. Эдим ощутил, как внутренности его тоскливо сжимаются. Время тянулось томительно медленно и при этом слишком быстро. Он отложил свой отъезд в Стамбул на несколько дней, но откладывать дальше было невозможно. Вместе с деревенским головой он пошел в мечеть и в первый раз со дня побега матери стал молиться.
– Аллах, мой Повелитель, я знаю, что неусерден в молитве, – шептал он, сидя на коврике. – Я не постился в прошлый Рамадан. И в позапрошлый тоже. Но прошу Тебя, помоги мне. Пусть для Джамили никогда не будет других мужчин, кроме меня. Никогда!
– Ты чего такой квелый, парень? – спросил деревенский голова, когда они вышли из мечети на залитую солнечным светом улицу. Несмотря на яркое солнце, день был прохладный.
– Я должен на ней жениться!
– А ты не слишком молод для этого?
– Я достаточно взрослый для помолвки.
– Да, но у тебя даже нет работы. И ты еще не отслужил в армии. Зачем такая спешка?
За день до этого Эдим ходил в воинскую часть, чтобы встретиться с братом. Вместе они составили телеграмму, которую Эдим отправил Тарику в Стамбул.
БРАТ, Я ВСТРЕТИЛ ДЕВУШКУ ТЧК НЕ МОГУ БЕЗ НЕЕ ЖИТЬ ТЧК ЗНАЮ, ЧТО СЛИШКОМ МОЛОД ТЧК НО НА ВСЕ ВОЛЯ АЛЛАХА ТЧК СОБИРАЮСЬ ЖЕНИТЬСЯ ТЧК НУЖДАЮСЬ В ТВОЕМ БЛАГОСЛОВЕНИИ ТЧК И В ДЕНЬГАХ ТЧК
Об этом Эдим не стал сообщать своему покровителю. Вместо этого он сказал:
– А зачем медлить? Я встретил девушку, о которой мечтал всю жизнь. Я умру, если мы не будем вместе.
– Тогда ты должен поговорить с ее отцом.
– А если он скажет, что знать меня не желает?
– Не волнуйся. Я замолвлю за тебя словечко. Поверь, Берзо не кусается.
– А почему вы мне помогаете? – спросил Эдим после недолгой паузы.
Его собеседник усмехнулся:
– Потому что кто-то должен это сделать. Ты не похож на человека, способного устроить свою жизнь без посторонней помощи.
Добиться встречи с отцом Джамили оказалось куда проще, чем воображал Эдим. Трудность состояла в том, чтобы навести беседу на волнующий его предмет. Никогда не отличавшийся разговорчивостью Берзо после смерти первой жены и старшей дочери Хейди окончательно превратился в молчальника. Когда Эдим явился в дом будущей невесты, в сопровождении деревенского головы и с коробкой пахлавы под мышкой, его встретил хмурый человек с насупленными бровями и неприветливым взглядом.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |