Витамины любви, или Любовь не для слабонервных 4 страница

Пришлось звонить каждому гостю, объяснять, возвращая подарки. А некоторые из них мне даже нравились, например хрустальная ваза.

И закончился мой брак скандально. Тем не менее, мне все же кажется, что мы с Джеком в тот день бы­ли счастливы. Испуганы, но счастливы. Мы выбрали первый танец (так положено). Не помню названия, но хор исполнял такой текст: «Пока ты со мной, детка, небо будет синим». Джек держал меня очень крепко, и мне приходилось вырываться, чтобы вдохнуть воз­духа. Сейчас я смотрю на все это по-другому. Муж­чина не делает предложения в двадцать один год, если не охвачен очень сильным чувством. И женщина не примет предложения, если нет чувства. Но я была ребенком, на три года младше него, и думаю, что именно это обстоятельство оказалось роковым.

Я не была проницательна. Не верила, что Джек все­рьез считает нас двоих связанными браком на всю жизнь. Кстати, для меня это значило – лет до тридца­ти, я не заглядывала дальше, завтрашнего дня. Я была одержима Джеком, но старалась это чувство в себе за­давить. Даже наш брак не убеждал меня в его любви, даже принародное признание: «Я тебя люблю».

Кроме моей глупости, была еще одна проблема. Джек решил больше не быть юристом. У него были амбиции. Он хотел стать театральным агентом. Сна­чала я ему не поверила. Не хотелось верить. Видимо, опасалась, что любая перемена в жизни отвлечет его от меня. Я говорила:

– Театральный агент? Это ты в книжке вычи­тал? – Но Джек был серьезен. Он уволился по соб­ственному желанию и занялся своей карьерой.

Для этого пришлось потолкаться в большом агент­стве, чтобы набраться опыта. Каждую свободную ми­нуту он проводил в театре. Начал ходить на весь, как он выражался, «дерьмовый реперту­ар», даже на любительские представления

драматического общества, даже в драматические школы и театраль­ные труппы, даже на школьные по­становки, отслеживая группки пят­надцатилетних упырей, мямливших свои тексты в актовом зале школы. Он бывал везде, где был шанс от­рыть нераскрытый талант. На мои насмешки по пово­ду школьных актовых залов он отвечал:

– Ханна, ты не знаешь, какие роли ждут этих под­ростков!

Он ничем не блистал, но для него эти походы бы­ли полезны. Он болтал с другими агентами, директо­рами по подбору актеров, и его лицо примелькалось.

Из финансовых соображений наш семейный очаг располагался в его крошечной квартирке над грече­ским рестораном. И какое-то время я воспринимала этот дом как дворец. Его свадебным подарком была ог­ромная резная дубовая чаша, и в ней – нечто, похожее на два яйца динозавра. Это были гладкие на ощупь, отполированные овалы из серо-коричневого камня, тяжелые и прекрасные.

– Талисман плодовитости, – пояснил он. И до­бавил: – Небось, стырили их в какой-нибудь бедной африканской деревне.

Моим свадебным подарком ему была новая кровать. Тоже из дуба. Она представляла собой ложе в колони­альном стиле, была блестящая, с четырьмя столбами, на которые, видимо, надо было натянуть белую органзу, чтобы получился балдахин. Мы этого не сделали, но сама возможность грела душу.

Я позволила себе расслабиться. После церемонии бракосочетания Джек был непривычно ласков. Однажды утром я проснулась оттого, что он гладил мое лицо. Как только я открыла глаза, он той рукой, которой гладил, ущипнул меня за нос. Мы два месяца ви­дели только друг друга. Джек любил готовить, он и занимался этим. Например, карри тайских джунглей. Всю квартиру пропитывали ароматы мелиссы, лайма, кориандра. Вспомнить только клейкий рис на кокосовом молоке с плодами манго!

– Люблю смотреть, как ты ешь, – приговаривал он, когда я старалась выскрести свою чашку палочками, и мы падали в объятия друг друга. Он осыпал мое лицо горячими, как чили, поцелуями.

Это сейчас все ясно как божий день, но не тогда. Я бы­ла наивна и не думала, что в любви нужна открытость и доверие. Наоборот, считала, что любовь – это когда надо все держать в себе. И вот, когда новая карьера Джека, как любовница, стала поглощать все его внима­ние, я отошла от него, замкнулась в своем одиночестве. Убедила себя, что ему самому захотелось отстраниться от меня. Тогда мне в голову не приходило, что он думает о перспективе, думает, как со временем нашу жизнь сде­лать лучше. Просто мы мало разговаривали. Ни я, ни он не умели словами передать свои эмоции.

Из-за дефолта мне пришлось стать домохозяйкой, и я этой роли отчаянно сопротивлялась. Груды гряз­ных тарелок росли, как сталагмиты. Кипы мокрых по­лотенец покрывались плесенью. Во время отъездов Джека я не покупала продукты. При одной мысли об этом в моем воображении возникала картина, как я каждый четверг буду бродить тяжелой поступью по одному и тому же филиалу универсама сети «Теско», и так всю жизнь. Я предпочитала жить тем, что уда­валось отыскать в кухонных ящиках.

Однажды Джек пришел домой, а я ела обед из фини­ков, закусывала их толченым миндалем, который чер­пала ложкой из пакета. От толченого миндаля у меня пересохло во рту, мне пришлось сглотнуть, раз пять, прежде чем я смогла заговорить. Джек тут же обругал меня за то, что я невнимательна к нему, хотя это было вовсе не так. Теперь, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что его просто удивила моя отстраненность, он ее воспринял как холодность и рефлекторно решил соответствовать – ведь именно в та­кой семье он был воспитан.

Жаль, что все кончилось так, как кончилось. Я всегда считала, что мы понимаем друг друга. Но понимания не было. Каждый ушел в себя, спрятался за стенкой, непроницаемой для другого.

Ну и ладно. Я не видела Джека десять лет. За это вре­мя в моей жизни возник Джейсон, и он предоставил мне второй шанс, несмотря даже на мое плохое поведе­ние на приеме у своего психотерапевта. Джейсон был приятнее в общении, чем Джек или я. Мы с Джеком ока­зались достаточно благоразумны и подали на развод, несмотря на ужасную боль, которую причинили этим своим родителям. Моему папе. Мы с Джеком были слиш­ком похожи, мы бы испортили жизнь друг другу. Наши взаимоотношения были слишком неуправляемыми.

С тех пор я получила возможность выправить свою жизнь благодаря присутствию Джейсона – чистого, солнечного, доброго, – уж не говоря о других вели­колепных качествах этого человека. Джейсон мог бы возвысить меня, поставить на должное место в обще­стве. Условия, которые собирался выдвинуть Джей­сон, меня не беспокоили: он был безобиднее котенка. И, ко всему, мелькала мелкая, недостойная мыслиш­ка, что я слишком много времени ухлопала на Джей­сона и теперь жаль просто так отбросить эту связь. Как любила говорить бабушка Нелли (любой женщи­не старше десяти лет), никто не молодеет.

Мы стояли возле здания, где был кабинет психо­терапевта, и я украдкой взглянула на Джейсона. Солн­це било мне в глаза. Я сказала:

– Знаешь, Джейс, я смогу научиться немного, ус­тупать. Ты мне только должен подсказывать, что нуж­но делать.

Глава 7

Вопреки моим ожиданиям требования, предъявленные Джейсоном, меня просто воз­мутили. Ведь не часто бывает, что я раскаиваюсь в содеян­ном, поэтому одна моя готов­ность к этому должна была его смягчить, – я так думала. Ведь если на тебя кто-то рассердился, то обычно достаточ­но того, что ты, пусть даже притворившись, признал свою неправоту. Сердитость про­ходит уже от этого. Джейсон нарушил мои стерео­типы о признании вины. Я вдруг оказалась человеком с уймой недостатков. Ни в одном из них я не видела своей вины, и это выводило меня из себя.

Я поехала прямо к отцу.

Видимо, любовь Джейсона ко мне уже не так без­гранична, как была когда-то. Не ожидала, что он от ме­ня потребует столько всего. Я была о нем лучшего мнения. Итак, возникла проблема. Но я была увере­на: Роджер знает, что делать. Я абсолютно доверяла отцу. Это не пустые слова, потому что в основном я считаю людей идиотами.

К слову об идиотах. Когда я бежала по Бишоп-авеню (это сейчас самая большая стройплощадка в Лондоне), мне позвонила Мартина, чтобы вы­яснить, где я болтаюсь. Она сидит в баре, поедает чипсы, и какой-то мужик только что выдал в ее адрес нечто хамское.

В любой другой день я бы не обратила внимания на ее болтовню (конечно, несправедливо, что толстому че­ловеку посторонние люди не дадут спокойно поесть в общественном месте, постоянно посылая коммента­рии в его адрес; вот только Мартина не заслуживает со­чувствия, поскольку сама обычно всех провоцирует). Но в данный момент этот звонок напомнил мне, что мы договаривались о встрече. Когда я изложила обстоя­тельства происходящего, Мартина поперхнулась чипсам. Откашливаясь, она издала звуки, похожие на ква­кание, из которых можно было понять, что она тоже ре­шила подгрести к дому моих родителей.

–Не надо... – Но она уже повесила трубку.

Мне повезло – матери дома не было. Открывать вышел отец, растрепанный, с закатанными до локтей рукавами.

–Ханна! – Он протянул руки. Я с чувством облег­чения упала в его объятия. Мы целую неделю не разго­варивали. Он работал над режиссурой киносценария, муза то приходила к нему, то оставляла его, и он воспа­рял или впадал в уныние в зависимости от хода твор­ческого процесса. Я сделала вывод, что он в творче­ском настрое и не стоит отвлекать его, нарушая поток сознания. Вообще-то у нас с ним была привычка бесе­довать почти каждый день. Однако, если учесть, что он не ответил на несколько моих звонков, возможно, что-то изменилось.

–Ну, как ты? – спросила я. – Как работа?

–Пр-р-рекрасно, дорогая. И то, и другое.

Основная деятельность отца – работа в большой корпорации в отделе связей с обще­ственностью. Он был вторым заместителем ди­ректора компании. Если спросить его, в чем заключает­ся его деятельность, он отвечает примерно так: «Мы про­двигаем или защищаем интересы компании в обществе. Все, что написано или сказано о компании, оказывает воздействие на ее служащих, их семьи и на тех, кто ведет с компанией дела. Средства массовой информации обла­дают огромной мощью. Они способны разрушать карь­еры, сотрясать основы бизнеса. А как фирме защитить себя в этом случае? Только прибегнув к нашей помощи. Мы гарантируем, что в средствах массовой информации появится только справедливая, истинная информация».

А в неофициальном разговоре признавался: «Мы профессионально врем».

В свободное от связей с общественностью время он пишет сценарии и играет на сцене. Папа – ведущий актер труппы «Неповторимого театра», одного из са­мых уважаемых любительских драматических обществ северо-восточной части Лондона. Мне нравится ходить на спектакли и видеть его на сцене в основном потому, что я очень ценю возможность посидеть тихонько не­сколько часов. Я была благодарна отцу за то, что он нико­гда не появлялся на сцене раздетым. В самой последней постановке этого театра миссис Кэролин Эпштейн вы­шла на сцену обнаженной и что-то кричала в зритель­ный зал. Я, конечно, понимаю, что искусство требует многого, но все же предпочла бы не видеть ее без порток.

–О, Мартина, привет.

–Здрасьте-здрасьте, мистер Эл.

Мартина всегда краснеет в присутствии моего от­ца. Не знаю, как к этому относиться. Я предпочитаю глумиться над ней:

–Спорим, тебе нравится Роджер, – гово­рила я ей, хотя она никогда не спорила со мной на эту тему.

Роджер повел нас в сад. – Ну, в чем дело? – спросил он. На нем были очки от солнца, скры­вавшие глаза. Я открыла рот, чтобы все объяснить, но смогла выдать лишь булькающий звук, повисший в непо­движном воздухе сада. Обычно я сна­чала продумываю, что сказать, прежде чем заговорить, и мне не приходится, поэтому выбирать необходимые в данный момент слова. Но вот пришлось. Похоже, я спя­тила. Не могу же я сказать отцу, что Джейсон прислал мне огромный, не меньше рулона туалетной бумаги, перечень условий моего прощения. Только если я их выполню, он готов заново пересмотреть, насколько при­емлема моя кандидатура на роль спутницы жизни. Не могу же я этого сказать Роджеру, потому что это не вя­жется с тем, что я рассказала ему обо всей этой истории.

Я потерла горло:

–Одну минутку. Мне бы стакан воды. – Отмаз­ка слабенькая, но дает время что-нибудь придумать. На Мартину надежды нет. Я сделала шаг назад, на сол­нечный свет, и тут раздался громкий голос Мартины, нарушающий напряженную неподвижность атмосферы Хэмпстед-Гарден:

–Да-а, но со стороны Джейсона это справедливо. Он просто чуть не повесился, – ой, простите – был просто опустошен, когда Ханна отвергла его пред­ложение. Чтобы немного успокоиться, ему и понадо­билась история с Люси. По-моему, это была просто хитрость, и, сами видите, она сработала. Конечно, ста­вить условия – это уж слишком, но, наверное, Ханне пойдет на пользу хоть однажды для разнообразия вы­полнить его просьбы. Правда, Роджер?

Я ощутила себя Шварценеггером. В том филь­ме, где в катастрофе гибнет вся его семья, а он бежит в замедленной съемке и кричит: «Не-е-е-ет!»

Я придала своему лицу отрешенное выра­жение и неторопливо прошла в сад. Мартину я проигнорировала – какой толк на нее злиться, она же ничего не соображает. Не обижаешься ведь на сову. Бросила взгляд на отца. Его брови над солнцеза­щитными очками поползли вверх.

Я натренировала в себе умение не признаваться даже в случае неопровержимых улик. Так что я улыбнулась.

Отец поправил очки кончиком пальца:

–Мартина рассказывает занимательные истории, будто мистер Джейсон сделал предложение и получил отказ. Однако, насколько я помню, ты мне рассказы­вала, что ты отчаянно желаешь выйти замуж, а он ока­зался негодяем. Что скажете на это, леди?

Мартина предприняла попытку вытащить свой необъ­ятный зад из шезлонга. Как всегда, высоко над поясом джинсов торчала ее набедренная повязка – стринги. Я тяжело навалилась ей на плечо и откашлялась. Судя по голосу, отец был не слишком взволнован, и это показалось мне странным. Я же не просто солгала, хотя знала, что ложь – оскорбление для него, а он считает меня одним из своих лучших друзей, я солгала ему в деле чудовищной важности. Роджер не из тех, кто легко выходит из себя, но, даже, невзирая на присутствие Мартины, которое мог­ло смягчить его поведение, я ожидала вспышки гнева.

–Знаешь, Роджер, – сказала я, – тогда так и было. Я сделала ошибку. А вот теперь я отчаянно желаю выйти замуж. – Свинство так преувеличивать, но меня оправдывает то, что я действительно почти уже захо­тела этого брака. – Сейчас уже Джейсон создает пре­пятствия, поэтому я тут. Нужен твой совет.

Я придерживаюсь того мнения, что мало кто на зем­ле может противостоять комплименту, особенно когда он в форме просьбы о совете. Это как признание: сознаю свое ничтожество и твою мудрость, значитель­но превосходящую мои умственные способно­сти. Люди такое слышать любят.

Отец сдвинул очки на лоб и принялся сверлить меня сердитым взглядом.

– Ну и дура, что сразу не согла­силась. – Но тут же улыбнулся: – Ладно, что сделано, того не воро­тишь. Продолжай. Что дальше? Ну, подталкивала я себя, давай, выкладывай. Ты это заслужила. Он отреагировал поразительно спокой­но и сейчас осмысливал ситуацию.

–Джейсон не хочет возвращаться ко мне, – выпа­лила я, пока голос не задрожал. – Требует, чтобы я из­менилась. И, кроме всех прочих странных требований...

–Каких именно?

–Например, чтобы я немного больше занималась своей...– я заскрежетала зубами, – внешностью, сде­лала бы попытку выглядеть чуть ж-ж-женственнее.

Мартина и Роджер расхохотались. Я нахмурилась:

–Продолжать?

Они в унисон кивнули.

–Сделай такое одолжение, – вставила Мартина, и это их снова развеселило.

–Он хочет, чтобы я «закрыла дело» с Джеком, Наступило молчание.

–Ни за что! – заявила Мартина, которая, я увере­на, не знала, о чем речь. Мне самой следовало бы попро­сить Джейсона уточнить, что именно он имеет в виду.

Отец усмехнулся, понимающе кивнул и заложил руки за голову, как бы собираясь не спеша обдумать ситуацию.

Я не сдержалась и взорвалась:

–Интересно, никто из вас так и не спросит, с чего вдруг взялось это требование?

–Ас чего? – спросила Мартина. – Он, видите ли, считает, будто я не могу вести здоровый взрослый образ жизни из-за того, что лопнул мой брак с Джеком!

–Если я правильно понял, ты цитируешь его слова... – пробормотал отец.

–Пусть так. Что ты на это скажешь, па­па? Разве он не окончательно спятил?

– Вообще-то, – папа потирал подбородок, – я по­лагаю, что он рассуждает вполне здраво.

Я уставилась на отца. Похоже, он очень уж хотел, чтобы я вышла за Джейсона.

–Роджер, ты что, не в курсе? Я Джека целых де­сять лет не видела.

Пока мы разговаривали, Мартина поворачивала го­лову то в мою, то в его сторону, как будто следила за полетом шарика при игре в пинг-понг. У нее так отвисла челюсть – засунь туда яблоко, она бы и не заметила.

–И что от тебя требуется в этой ситуации? – спросила она. Все ясно, смотрит передачи с Опрой Уинфри.

–Представления не имею.

–И я тоже, – согласилась она.

Мы обе смотрели на Роджера. А его глаза были вновь за темными стеклами очков.

–Вот что я думаю. Ты должна сделать для Джейсона все, о чем он просит. – Помолчав немного, добавил: – И для себя, уж не говоря о твоем любящем отце.

Я подавила вздох. Отец прав.

–Ладно, Роджер. Так и поступлю.

–Умница. – Он просиял и взъерошил мне волосы.

Габриелла подняла на меня глаза. Она стояла, склонившись над шелковым платьем, которое своим огромным бантом и кружевным лифом напомнило мне самый изысканный бальный наряд Золушки. Масса ткани цвета густых сливок свисала с ее изящ­ных рук, оттеняя загар. У нее заурчало в же­лудке.

–Съешь что-нибудь, – предложила я.

Габриелла отрицательно покачала головой. Что меня не удивило. К холо­дильнику на первом этаже ее дома была прикреплена от руки написан­ная записка со словами: «Боже, я – жиртрест!» Я знала, что ее написал не Оливер. Тем не менее, Габриелла была не толще змеи. Ее отношения с едой можно опре­делить словами «любовь и ненависть». Шоколада она не ела, пока не проголодается так, что «хочется съесть це­лый банан», потому что это «тест на голод». Она также автор одной из самых эксцентричных из слышанных мной фраз. Как-то у меня дома к чаю не оказалось пече­нья, и я предложила ей финики. Она отреагировала так: – Ух! До смерти хочется финика! Однажды, еще до того, как родила Джуда, она села на такую диету, при которой можно есть толь­ко продукты, названия которых начинаются на «ч». Эту идею она почерпнула из статьи, в которой рас­сказывалось, что некая кинозвезда – мужчина, имя я забыла, помню только, если кому интересно, что женат он тоже на кинозвезде, – когда-то прошел че­рез этап поедания только оранжевых продуктов. Габ­риелла особенно верила в диеты знаменитостей. Дие­та с продуктами, начинающимися с буквы «ч», была выбрана потому, что Габриелла не любит цитрусы. Правда, диета на «ч» не принесла результатов. Ду­маю, потому, что в нее входили чипсы, сыр «Чеддер», куриные «чикены», а не только чернослив, чечевица, черешня и чеснок.

–Сейчас на чьей сидишь диете? – полюбопытст­вовала я.

–Издателя журнала «Вог».

–А-а, ну ясно.

– Много вина и мяса. – Она скорчила гри­масу. – Но ты все же не старайся уйти от те­мы. Рассказывай все.

Я заерзала в кресле:

–Как там Джуд?

–Спит.

Я кивнула удовлетворенно. Джуд знает, что я бо­юсь детей, поэтому относится ко мне с заслуженным презрением. Если случается, что Габриелла дает мне его подержать, он начинает вырываться, как большая рыба, пока я не передам его в другие руки.

–Ну, Ханна, выкладывай.

Я захихикала:

–Помнишь, как-то я пришла повидаться, а тебе как раз муха залетела в штаны, это когда ты была в штанах «калипсо».

–Это были брюки «палаццо».

Помню, ситуация была бесподобной. Раздалось при­глушенное жужжанье, Габриелла заорала и стала пры­гать. Потом, все еще крича и подпрыгивая, она расстег­нула молнию своих белых широченных брюк и содрала их. И в эту минуту входит Оливер и говорит:

–При-и-вет.

Муха была из тех больших, ленивых, жирных, ко­торые еле-еле отрываются от земли, это было...

–Да перестань увиливать, Ханна, рассказывай.

Вот тоска. Я сделала глубокий вдох:

–Джейсон считает, что я должна покаяться.

На Габриеллу это не произвело впечатления.

–Если я хочу продолжать отношения с ним...

–А ты хочешь?

–Еще бы!

–Зачем?

–Ну, Габриелла, ты же знаешь...

–Нет, не знаю.

–Он... – Я улыбнулась. – Видишь, как подумаю о нем, сразу улыбаюсь.

–Поэтому, что ли?

–Д а нет! – Я помолчала. – С ним легко со­существовать, он добрый, с ним мне спокойно.

– Все, что ты сказала, по-моему, еще не означает, что ты его любишь.

Я вздохнула. Ведь ей Джейсон не нравился, где ей понять. Я и не на­деялась. Ее представление о любви было трудно принять. В любви она была категорична, как нацист, член партии «Любовь с первого взгляда». Вряд ли она со­знавала, что такая категоричность может кого-то раз­дражать и даже оскорблять. Ведь миллионам людей приходится сначала узнавать своих партнеров, и толь­ко после этого они могут довериться эмоциям. Мы с Джейсоном вполне устраивали друг друга. Чувство­вали себя комфортно вместе, дополняли друг друга. С Джеком-то было совсем не так: наши с ним отношения напоминали стальные колеса поезда, которые слишком часто тормозят на путях: дикая скорость, искры и визг. Я расслабленно махнула рукой:

–Я же...

–Что?

–Люблю Джейсона.

–Господи, почему из тебя каждое слово клещами надо вытаскивать?

–Именно это, по его мнению, отчасти объясняет наши проблемы.

В ответ – молчание.

–Он считает, что все объясняется прежним моим опытом с Джеком.

–А это так?

–Габриелла, ты же знаешь, что да.

–А-а, ну ладно.

–По его мнению получается, что мне необходи­мо отыскать Джека и разобраться в наших незакон­ченных отношениях.

У Габриеллы в эту минуту изо рта торчали три бу­лавки, она была похожа на какого-то демона в облике Барби. Она выплюнула булавки на пол: – Извини, не поняла. Тебе надо сделать что?

–Да, дело приняло серьезный оборот. Я спросила совета у Роджера, и он принял сто­рону Джейсона.

–Так тебе и надо, нечего было спрашивать сове­та у Роджера.

–Папа хочет мне добра, – пробормотала я.

Габриелла ласково и осторожно отложила в сторо­ну свадебное платье. Потом схватила меня за руки:

–Ханна! – У нее было такое выражение лица, будто она вот-вот скажет что-то очень мудрое. Но если она и собиралась, то передумала. – Послушай. Я со­гласна с Роджером. Брак – это не просто подписи на бумаге. Ты и сама понимаешь. Для брака человеку требуется зрелость и готовность к ответственности. По-моему, Джейсон имеет право просить тебя разо­браться в багаже, который ты вынесла из брака с Дже­ком. – Поколебавшись, она договорила: – В конце концов, Ханна, Джек с тобой развелся, потому что ты вела себя нечестно по отношению к нему.

Глава 8

Наверное, это прозвучало очень... Но, вообще-то, все не совсем так, как вы подумали. Просто Габриелла из тех, кто сурово осуждает супруже­скую неверность. И я такая же, честное слово. Поэтому предупреждаю, что речь пой­дет о том, что случилось дав­ным-давно, в самом начале наших отношений с Джеком, когда я еще не понимала, ку­да может завести моя глу­пость. Надеюсь, вы уже заметили, что я вовсе не мар­товская кошка без понятия о приличиях и верности. Наши, отношения с Джеком были тогда еще на стадии бесцеремонных ночных звонков друг другу и игривых ссор при совместных возлияниях. Мне ведь было все­го девятнадцать! Ну, и хватит мне оправдываться.

По-моему, оправдания и объяснения только под­тверждают серьезность твоего проступка. Вот, напри­мер, если вы вдруг столкнулись нос к носу с объектом слежки (со мной такое случилось только од­нажды, и виноват был клиент, который не смог оплатить работу трех человек, чтобы обеспечить нормальную слежку), вы все должны отрицать.

–Вы следили за мной! Кто вы?

–Да вы спятили! С какой стати я буду за вами следить? Вы что, какая-нибудь знаменитость?

Знайте, люди охотно поверят в свою паранойю. В та­ких случаях они, бормоча извинения, спешат поскорее убраться подальше, думая: «А не спятил ли я, в самом де­ле?» В Британии считается неприличным прямо обра­щаться к людям, особенно незнакомым. Так что если вы в процессе слежки вдруг поддадитесь собственной паранойе и решите, что вас раскрыли, видят насквозь, – успокойтесь, такое бывает крайне редко.

И все же на этот раз я попытаюсь все объяснить. Не хо­чу, чтобы моя репутация была окончательно разрушена.

Джек был собственником. В бульварной литера­туре это свойство часто идеализируют, считают ро­мантичным и очень мужским. Но, в сущности, быть объектом такого отношения очень утомительно. Пона­чалу мне льстило убеждение Джека в том, что все мои друзья-мужчины поголовно мной увлечены. Но оказа­лось, что его невозможно познакомить ни с кем, кому я симпатизировала. Он вел себя с ними грубо и агрес­сивно, и все они переставали мне звонить.

Вы замечали, что мужчины намного пассивнее женщин в попытках поддержания отношений? Если женщине нравится мужчина, она будет поддерживать с ним контакт всеми силами. А мужчины часто ле­нятся даже звонить. Похоже на интерес к батончи­кам «Марс»: нашелся он дома, в буфете, – съедите; ну а если за ним надо идти в магазин – обойдетесь без него. Правда, у меня был один знакомый, некто Гай. В этом он отличался от других мужчин.

С Гаем я познакомилась еще до того, как стала встречаться с Джеком. Он был начинающим актером и, когда ему предложили роль детек­тива, решил попрактиковаться. Владелец нашего агентства расследований на­вязал его своему самому младшему сотруднику, то есть мне. Я не возра­жала, радуясь возможности проде­монстрировать свой профессиона­лизм. Мне понравилась его манера держаться: подчеркнуто скромная, сквозь которую проглядывало огромное высокомерие. У него якобы была подружка – некое фантастическое существо. Он о ней часто упоминал, но фактически ее никто не видел. Он дал мне понять, что она существу­ет, и я это восприняла спокойно. Если человек считает себя настолько привлекательным, чтобы выдумывать несуществующее прикрытие от посягательств на свою персону, пусть считает! Я и сама неплохо умею вешать лапшу на уши, так что отдавала должное коллеге.

Как только он понял, что я не намерена кидаться ему на шею, я стала для него интересным объектом. Не бу­ду говорить, что Гай поставил себе цель затащить меня в постель. Даже из-за такой мелочи вы можете сделать вывод, что я произвела на него впечатление. Суть дела вот в чем. Ему захотелось убедиться в том, что он пра­вильно выбрал имидж, что его облик воспринимается соответственно художественному замыслу. Я с радо­стью ему подыграла. Существует расхожее мнение, что все мужчины норовят воспользоваться женщинами. А я считаю так: удовольствие получают оба. Вот при­мер. Однажды я давала интервью программе кабельно­го телевидения – им понадобился детектив женского пола, и никого лучше меня не оказалось поблизости. Звукорежиссер засунул микрофон в мой топик, но звук не пошел, и ему пришлось запустить туда руку, когда мы были в эфире. Продюсер процедил сквозь зубы: – Устроил себе бесплатную развлекуху.

Я не собиралась пропускать эту реплику мимо ушей и ответила: – И мне тоже.

Мы с Гаем тоже получали друг ох друга то, чего хотели. Наша связь была тонкой, как пау­тинка, несмотря на то, что мы симпатизировали друг другу. В мире полно людей, которым симпатизиру­ешь и на которых тратишь уйму времени. Их количест­во надо урезать. Нас с Гаем сближало обоюдное желание потрахаться время от времени. Однажды, когда мы раз­влекались в его гостиной, он поинтересовался:

– Что будешь делать, если сейчас войдет моя по­дружка?

Мне это понравилось! Что буду делать я?

Так что, встретив в кино Джека через несколько месяцев, я не считала, что должна выяснять отноше­ния с кем-то из них. Когда парень тебя куда-то ведет (в смысле, пообедать), должна ты рассказывать ему обо всех, с кем ходишь на обед? По-моему, правиль­ный ответ будет: «Нет». Я не считала своим долгом от­читываться перед Джеком за все мелкие нарушения морали. Как бы то ни было, Гай исчез, и я решила, что он готовится к новой роли.

Мы с Джеком продолжали встречаться. Но ничто, кроме секса, нас не связывало. У меня не было при­вычки оставлять вечер субботы для встречи с ним. Ес­ли в четверг мы не договаривались на ближайший уик-энд, я считала себя свободной на все выходные. Что не мешало мне самой договариваться с кем угод­но и о чем угодно еще с утра среды. Так что когда вдруг, как с неба свалившись, позвонил Гай, источая обаяние и желая отвести меня вечером на комедию, я подумала: «А почему бы и нет?» Если попросите ме­ня объяснить, почему я так решила, я укажу самый ба­нальный повод: Гай только что промелькнул на теле­экране, произнеся две строчки текста в сериале «Ули­ца Коронации», и стал почти знаменитым.

Но это не единственное, почему я согласи­лась увидеться с ним. Честно говоря, главной причиной был Джек. Из-за него все остальные мужчины перестали для меня суще­ствовать. Это я считала слабостью, а ощущать себя слабой я ненавижу. Возможно, именно поэтому я возне­навидела и Джека. Находясь с ним ря­дом, я все время испытывала болез­ненную неуверенность в себе. Я при­творялась крутой, но понимала, что Джек главный и знает об этом. Если бы меня тогда спросили, кто соз­дал Луну и звезды, я, наверное, ответила бы, что Джек. Соглашаясь на встречу с Гаем, я пыталась обрести уве­ренность в себе. В то время эти мотивы были не ясны мне самой, и я потеряла контроль над ситуацией.

Припарковавшись возле дома Гая, я позвонила ему, и он пригласил меня войти, посмотреть запись его пе­редачи. Я быстро согласилась, хотя и подозревала, конечно, что «посмотреть запись передачи» – это он так называет «поваляться». Но Гай так мило гордился этой передачей, которая длилась целых две минуты! Так что я наговорила ему кучу комплиментов. И по­зволила поцеловать себя в ухо.

Дата добавления: 2015-11-04