Ряд законов 50-х годов XVI в. относился к залоговому праву. Приговор 5 мая 1555 г. устанавливал срок правежа, наступавший после истечения времени уплаты займа. Во время правежа, продолжавшегося месяц, взыскивался долг в размере ста рублей. Если должник не выплачивал долга за это время, то он выдавался «головою» кредитору (т. е. становился его холопом до погашения Задолженности). Отсрочка в уплате долга не могла превышать месяца («для волокиты людские»). Приговор свидетельствует о росте задолженности среди известной части рядовых феодалов, ибо названная в памятниках сумма (100 рублей) чрезвычайно велика. Вспомним хотя бы максимум в служилых кабалах, равный 15 рублям.
Несколько иной характер носил приговор 25 декабря 1557 г., уже прямо относившийся к должникам-феодалам. Этим законом запрещалось взимание процентов («рост») по заемным кабалам служилых людей. Взимание долгов рассрочивалось на пять лет, т. е. до декабря 1562 г. Эта льгота объяснялась подготовкой к Ливонской войне. Впредь устанавливался по новым обязательствам «рост» не в 20 процентов («на пять шестой»), а всего 10 процентов. Приговор, таким образом, отражал интересы широких кругов феодалов и своим острием был направлен против их кредиторов главным образом из числа духовных феодалов-ростовщиков и купечества. Срок правежа для служилых людей увеличивался с месяца, введенного приговором 1555 г., до двух.
Указом 15 октября 1560 г. предоставлялась новая льгота служилым людям, платившим долги «без росту». Если у должников-феодалов во время пожара 1560 г. сгорели дворы, то им предоставлялась отсрочка на пять лет (до июля 1565 г.).
Ряд законодательных установлений 50-х годов XVI в. относится к кабальному холопству.
Стремясь добиться оформления кабальных отношений правовой документацией, правительство приговором 11 октября 1555 г. постановило, что оно не будет принимать никаких претензий господ к ушедшим от них добровольным холопам, которых они держали «без крепостей». В обстановке массовых побегов холопов и крестьян 50-х годов XVI в. правительство не могло взять на себя обязанность удовлетворения судебных притязаний феодалов на ушедших от них людей, зависимость которых не подтверждалась специальной документацией. Приговор решительно выступал против добровольного холопства и содействовал развитию служилой кабалы. Он был разослан по городам «выборным головам», чтобы «они о добровольных людех судили по сему приговору». Речь в данном случае шла о губных и земских учреждениях, которые получили права суда по крестьянским и холопьим делам.
Иначе решен был вопрос о сыске полных и закладных холопов. Приговор 1557/58 г. стремился предотвратить возможность побега холопов, дела о которых рассматривались в суде (сводный Судебник, грань 17, главы 149–150). Для этой цели устанавливался штраф в 4 рубля, платившийся поручителем за сбежавшее лицо, к которому предъявлен иск о холопьей зависимости. Если это лицо сбежит, то оно без суда признается холопом. Вместе с тем закон вводит строжайшее наказание (смертную казнь) как тем, кто будет составлять («нарядят») поддельные грамоты на холопство, так и «таможеникам», которые принимали в этом участие.
В дополнительных статьях как непосредственное продолжение приговора 21 августа 1556 г. о губных делах часто помещаются приговоры об отпускных грамотах и полоняниках (см. грань 12, главы 116–117). Однако с этим законом они связаны только в той мере, в какой дела об отпускных были подведомственны выборным головам. В уставной книге Разбойного приказа, где этот приговор помещен, глава 117 отсутствует; нет главы 117 и в списке Ундольского № 822. Таким образом, оба закона (об отпускных и о полоняниках) представляют собою позднейшие приписки к приговору о губных делах.
В списке ЛОИИ (Собр. Лихачева, № 228) и сходных с ним глава 117 помещена дважды. Впервые она находится после глав 153–155 (см. грань 12). При этом ей предшествует заголовок: «Такову память прислал к казначеем дьяк Данило Вылузга за своею приписью. Приписати в судебник к Холопью суду». При этом последняя фраза приговора в списках Лихачева № 228 и других опущена. Вторично приговор помещен в этих списках полностью после указа 15 октября 1560 г. с заголовком — «Приписати в Судебник к Холопью суду». Судя по этим спискам и уставной книге Разбойного приказа, приговор о полоняниках следует датировать примерно 1558 г., а приговор об отпускных — 1556 г. Тем не менее размещение статей в Уваровском списке отнюдь не значит, как полагает И. И. Смирнов, что «статья о холопах-полоняниках… составлена из двух указов — 1558 и 1560 гг.» «Укороченный» текст приговора под 1558 г. и вторичное его помещение под 1560 г. являются особенностями первой редакции дополнительных статей и отнюдь не отражают какую-либо особую кодификационную работу. И. И. Смирнов, основываясь на Уваровском списке, считает, что соединение приговора об отпускных с приговором о полоняниках произошло после 1560 г., точнее, в начале 60-х годов XVI в. Однако эти оба законодательных акта существовали уже в 1558 г. (т. е. во второй редакции дополнительных статей).
Приговор 1556 г., подтверждая статью 77 Судебника 1550 г. о выдаче отпускных с «боярского докладу» (возможно, в казне или наместничьей канцелярии), специально оговаривал, что старые отпускные «без боярского докладу» сохраняют юридическую силу. Если бывший холоп все-таки будет служить у своего господина, то его отпускная аннулируется. Приговор о полоняниках 1558 г. устанавливал, что холоп из числа пленников был зависим от господина только до смерти последнего, причем дети холопа в зависимость вовсе не попадали. Таким образом, плен становился источником не полного, а служилого холопства. Смягчение положения холопов-полоняников объясняется постепенным изживанием полного холопства.
В составе дополнительных статей находится специальный приговор, посвященный уточнению порядка оформления отпускных (грань 12, глава 160). В дополнение к приговору 1556 г., устанавливавшему обязательность боярского доклада, новым законом вводилась обязательность приложения к отпускной боярской печати «и дьячей руки» (расписки дьяка).
В издании Судебника В. Н. Татищева приговор сформулирован иначе: «Которыя отпускныя до сего уложения без боярския печати и без дьячьей приписи в прежних летах даваны, и отпускныя велети являти и казначеем записати, что с тою отпускною у государя того (не) служити, а не явит кто и не подпишет сего года, ино та отпускная не в отпускную». Трудно сказать, кем приговор был обработан: самим В. Н. Татищевым, одним из переписчиков приговора или переформулирован в правительственной канцелярии. И, конечно, на основании выражения об обязательности регистрации отпускных «сего года» отнюдь нельзя отнести составление приговора к началу 50-х годов XVI в. (ко времени вскоре после издания Судебника), как это делают И. И. Смирнов и С. О. Шмидт.
В списках Лихачева № 228 и сходных приговор начинается словами: «Доклад за Олексеевою приписью Адашева: Доложити государя царя и великого князя» — и кончается текстом: «А Алексеева припись: казначеем велети записати». Приговор Алексея Адашева возник не ранее 1556 г. (поскольку он дополняет приговор 1556 г.) и не позднее начала 1560 г. (время опалы Адашева). Судя по тому, что в дополнительных статьях приговор помещался после памяти от 25 апреля 1559 г. (сводный Судебник, глава 159), его следует датировать апрелем— декабрем того же, 1559 г.
Указ 1 сентября 1558 г. (грань 12, главы 152–156) является развитием статьи 78 Судебника 1550 г. о служилых холопах и статьи 81, запрещавшей закабаление служилых людей и их детей. Суд должен отныне принимать к рассмотрению иски совершеннолетних феодалов об их похолоплении даже в том случае, если эти лица не были записаны в десятни, и решал дела в соответствии со статьей 81. Холопья зависимость малолетних дворян попросту аннулировалась. По делам о беглых холопах устанавливался срок (на 100 верст расстояния от Москвы — 7 дней), в течение которого истец в суде (или его представитель) мог предъявить документы, подтверждающие его право на ответчика как холопа. Служилые кабалы, содержащие запись о получении холопом займа свыше 15 рублей, в соответствии со статьей 78 Судебника 1550 г. рассматривались как документы, не имеющие юридической силы.
Вторая часть указа 1 сентября 1558 г. содержит приговор о «новокрещенах» (грань 12, главы 157–158). Она распространяла действие статьи 81 Судебника 1551 г. и других законов о служилых холопах на тех новокрещеных пленников-иноземцев, которые брали на себя служилые кабалы. Закон был принят в связи со значительным увеличением полоняников-иноземцев в годы войн середины XVI в. (эти полоняники-холопы «литвины» и татарчата часто встречаются в завещаниях феодалов).
Кабалы на полоняников приобретали и юридическую силу только после регистрации их в книгах у казначеев. Ранее дела о холопах докладывались боярам. Передача дел о холопах-иноземцах казначеям отражала усиление роли дворянской бюрократии и ограничение власти Боярской думы. Позднее (по указам 1586 и 1597 гг.) всякая служилая кабала должна была регистрироваться в особых записных книгах крепостей.
Ту же тенденцию усиления судебных полномочий казначеев можно наблюдать и в приговоре по делам иногородних. Этот памятник вместе с тем отражает дальнейшую централизацию суда и ограничение судебных полномочий наместников. Истец, обратившись в Москве по тяжбе с иногородним ответчиком, судился теперь казначеями, а не наместниками (ср. статьи 30, 48 Судебника 1550 г.). В случае грабежа, совершенного в Москве жителями своего города, можно было возбуждать иск у казначеев.
Существенное значение в истории сложения служилого холопства имеет указ 15 октября 1560 г. Закон устанавливал, что должники, не выплатившие своего долга, выдавались кредитору «головою» только до «искупу» (до погашения задолженности), а не в полные и докладные холопы. Указ в соответствии со всей законодательной политикой Русского государства 50-х — начала 60-х годов XVI в. ограничивает докладное холопство.
Несколько законов относилось к вопросам феодального землевладения.
Приговор 15 августа 1557 г. дополнял приговор 11 мая 1551 г., установивший, что при выкупе земель по духовным следовало руководствоваться ценой владения, зафиксированной в завещании. Однако бывали случаи, когда «по духовной на вотчину цена написана велика, от вот-чичев ухитряючи». Духовные феодалы, стремясь сохранить за собою земли, полученные по завещаниям, добивались, чтобы в завещаниях ставилась явно завышенная цена. Не имея возможности отменить действие утвержденных духовных, приговор 1557 г. давал возможность родственникам завещателя предъявлять претензии на повышение цены вотчины, если духовные не были еще утверждены («вершены») в епископской канцелярии. В таком случае цена вотчины определялась специальной комиссией «мерщиков». Приговор 1557 г. давал большие возможности для выкупа вотчин у монастырей светскими феодалами.
Согласно приговору И января 1558 г., выкуп заложенных вотчин «без росту», так же как и платеж долгов вообще, происходил в течение пяти лет (с декабря 1557 г. по 25 декабря 1562 г.) по «жребьям» (ежегодно уплачивалась одна из пяти равных частей долга). Вотчина возвращается залогодателю уже после выплаты пятой части долга. Однако залогодатель лишается права распоряжения этой вотчиной до погашения всего долга. Если же он не сможет выплатить своего долга, то его вотчина переходит кредитору («пахать по старине»). В случае продажи залогодателем заложенной вотчины ответственность при его неплатежеспособности за погашение долга перекладывается на лицо, купившее объект заклада: это лицо или погашало долг или отдавало объект заклада кредитору. Неплатежеспособный залогодатель, продавший объект залога, выдавался покупателю «головою до иску-па». Установленный порядок распространялся и на залоговые сделки, которые могли заключаться впредь с 25 декабря 1557 г. В целом приговор 11 января 1558 г. отвечал интересам залогодателей из числа широких кругов дворянства, ибо обеспечивал их право владения земельным объектом залога даже до погашения всего долга.
Наконец, последний из числа законов о землевладении 50-х годов относится к частному вопросу: указом о духовных (грань 18, глава 118) запрещалось мужу быть душеприказчиком жены по ее завещанию, ибо муж являлся одним из естественных наследников завещательницы и заинтересованной стороною, тогда как «жена в его воле, что ей велит писати, то она и пишет». Указ в дополнительных статьях редакции 1606 г. является припиской к приговору 21 августа 1556 г. (ср. главы 101–114 грани 3 и главы 116, 117 грани 12). Однако в списках Ундольского № 822 и некоторых других указ отсутствует. В Уваровском списке он приписан в качестве главы 100 к Судебнику 1550 г. Очевидно, этот указ был составлен около 1558 г. Впрочем, у В. Н. Татищева он датирован 2 января 1557 г. Приговор 14 марта 1561 г. несколько видоизменил это постановление: признавались недействительными только те духовные, в которых «муж у жены в приказе пишется один, а сторонных людей с ним в той духовной не будет».
Таковы основные черты законодательства 1555–1560 гг. Они говорят как о стремлении правительства на старой компромиссной основе найти какие-то пути к удовлетворению требований дворянства, так и о тщетности Этих попыток: дело ограничилось только мелкими поправками к Судебнику 1550 г. В разобранном выше законодательстве важна в первую очередь его дворянская направленность, а также сама проблематика (земельный и социальный вопросы), которая останется стержневой и в годы опричнины.
Если подвести итоги второму периоду реформ Избранной рады, то придется отметить, что в 1555–1560 гг. правительство в большей мере проводит линию на осуществление требований широких кругов феодалов, чем в предшествующий период. Неудача попыток решить земельный вопрос за счет ликвидации монастырского землевладения поставила на очередь вопрос о наступлении на земельные богатства феодальной аристократии. На развалинах системы кормлений, являвшейся оплотом власти княжат и бояр на местах, созданы были дворянские и посадско-черносошные органы местного управления. Старый территориально-дворцовый центральный аппарат власти с Боярской думой во главе вынужден был уступить свои позиции дьяческой приказной администрации. Уложением о службе и другими военными реформами строго регламентировались служилые обязанности всего без исключения служилого класса. Дворянская петля постепенно затягивалась все туже и туже вокруг родовитой знати.
Эти процессы нашли отчетливое выражение и в официальном летописании середины XVI в. Созданный, вероятно, в канцелярии Алексея Адашева Летописец начала царства (1553 г.) подвергся около 1558 г. сильной правке и пополнению новыми текстами. Основной смысл редакционной работы сводился к усилению антивельможных выступлений, хотя общее стремление сохранить компромиссный характер правительственной политики осталось и в редакции 1558 г.
* * * В 1560 г. правительство Алексея Адашева пало. Обстоятельства, приведшие к отстранению от власти Избранной рады, сводятся к следующему. Еще после мартовских событий 1553 г. при дворе пошатнулось влияние Сильвестра, близкого к окружению старицкого князя Владимира. В политике второй половины 50-х годов все более проявлялось стремление обеспечить интересы дворянства. В январе 1558 г. началась Ливонская война. Борьба за Прибалтику отвечала потребностям как дворянства, рассчитывавшего на новые земельные приобретения, так и городов, которым открывались новые возможности расширения экономических связей с другими европейскими странами. Энергичным сторонником войны за Прибалтику был и сам Иван IV. «Он, — говоря словами К. Маркса, — был настойчив в своих попытках против Ливонии; их сознательной целью было дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой». Иначе отнеслась к Ливонской войне Избранная рада. Адашев и Сильвестр всячески противились западному варианту активизации внешней политики. «Како же убо воспомяну о гермонских градех», — писал позднее Иван Грозный Курбскому. — «Супротивословие попа Селивестра и Алексея и всех вас на всяко время, еже бы не ходити бранию».
Боярская группировка внутри Избранной рады, которую поддержал во внешнеполитическом вопросе А. Адашев, настаивала на продолжении продвижения на восток и на юг. Земельные приобретения на юге должны были укрепить экономические позиции феодальной аристократии, а союз с польско-литовским магнатством мог привести к упрочению и политического влияния боярства в стране.
Резкие разногласия в придворной среде обнаружились уже буквально накануне Ливонской войны, во время переговоров в Москве с ливонскими представителями. Разбор дневника и отчета Томаса Хорнера, проделанный шведским историком Свенссоном, показывает различие позиций А. Адашева, противника войны с Ливонией, и сторонника «военной партии» дьяка Посольского приказа И. М. Висковатого. Даже первый (зимний) поход в Ливонию в январе — феврале 1557 г. не положил конец дипломатическим переговорам и стремлениям группировки А. Адашева добиться мирного исхода конфликта. Падение Нарвы (12 мая 1558 г.) привело к временному торжеству в Москве «военной партии». Однако после целого ряда побед, воспользовавшись посреднической миссией датского короля, А. Адашев и его единомышленники настояли на заключении в 1559 г. перемирия.
Благодаря этому перемирию ливонские феодалы получили передышку, которой воспользовались, чтобы заключить соглашение с польским королем Сигизмундом II Августом. Неудачей окончился и предпринятый Даниилом Адашевым (братом Алексея) в феврале 1559 г. поход на Крым.
Внешнеполитический курс Избранной рады, конечно, содействовал охлаждению Ивана Грозного к А. Адашеву. Вскоре нашелся и повод, которым воспользовались противники Адашева, чтобы нанести ему решительный удар.
Осенью 1559 г. во время поездки с Иваном IV в Можайск тяжело заболела царица Анастасия. Возвращаясь в Москву, царь поссорился с Сильвестром. Возможно, уже тогда «шурья» Ивана IV Юрьевы как-то старались скомпрометировать царского духовника. Так или иначе, но, «видивши своих советников ни во что же бывши», Сильвестр «своею волею отоиде в Кирилов монастырь».
В мае 1560 г. в Ливонию был отправлен Алексей Адашев. Здесь его назначили третьим воеводой большого полка (после князя И. Ф. Мстиславского и М. Я. Морозова). При непосредственном участии Адашева 30 августа была взята крупная крепость Вильян. Трудно сказать, была ли опалой посылка Адашева в войско, но, вероятно, в ней можно увидеть первое предзнаменование царской немилости.
17 августа 1560 г. умерла царица Анастасия. Тогда-то и разразилась гроза. Прежде всего царь велел оставить во взятом городе Вильяне Алексея и Даниила Адашевых, а не И. И. Плещеева, как намечал И. Ф. Мстиславский. Это уже было явной опалой. Здесь Адашев, по словам Курбского, пробыл «немало время». В Москве в это время противники Адашева обвинили его в отравлении царицы. Тогда опального временщика сослали в Юрьев Ливонский.
В сентябре — октябре 1560 г. родовые, приданые и купленные вотчины Алексея и Даниила Адашевых в Костровском и Переяславском уездах были отписаны в царскую казну, а вместо них Алексей Адашев получил «за опалу» земли в Бежецкой пятине. Подобная «мена» вотчинных земель была уже одним из предвестников опричных мероприятий.
Примерно через два месяца после приезда в Юрьев Адашев умер от «огненного недуга». Только неожиданная смерть избавила его от мучительной казни, ибо царь уже послал в Юрьев человека «убити» его. А. П. Телятевский позднее в Юрьеве по поручению царя производил тщательный розыск об обстоятельствах смерти Адашева.
Почти одновременно с опалой, постигшей Алексея Адашева, осифлянские противники Сильвестра добились его осуждения и ссылки в Соловецкий монастырь, где он и умер во всяком случае до 1570 г.
Новая волна репрессий постигла сторонников Адашева в 1562 г. Именно тогда был насильно пострижен в монахи боярин Д. Курлятев, в опалу попали князья М. И. и А. И. Воротынские, князь И. Д. Бельский, боярин В. В. Морозов. Казнены были Даниил Адашев, братья жены Алексея Адашева Сатины и его дальний родич И. Ф. Шишкин.
Наступало время, когда, говоря словами Пискаревского Летописца, «почал множитца грех земской и опришнина зачинатися».
На самом пороге опричнины, 15 января 1562 г., издается закон о княжеском землевладении. Являясь по форме развитием указа 11 мая 1551 г., новый приговор показывал, что правительство решило поставить вопрос о землевладении княжат более решительно, чем это делала Избранная рада. Приговором 1562 г. запрещалось всем служилым князьям продавать, менять и давать «в приданые» их вотчины под угрозой конфискации отчуждаемой земли. В случае отсутствия прямых наследников мужского пола княжеские вотчины отписывались на государя. Вопрос о наследовании братьев и племянников и вопрос о землях, приобретенных после указа 1551 г., подлежали специальному рассмотрению царя. Подтвердилось запрещение отчуждать иногородним земли в Твери, Торжке, Рязани, а также (в дополнение к указу 1551 г.) Романове и Ярославле.
Выморочные земли бояр и рядовых феодалов, не оставивших после себя письменного завещания, переходили в государеву казну.
Таким образом, приговор 1562 г., принятый накануне опричнины, должен был нанести ощутительный удар по правовым устоям княжеского землевладения.
Однако этот закон, как и указ 1551 г., на практике далеко не всегда выполнялся. Для борьбы с княжеским землевладением нужны были более решительные меры.
* * * Подведем некоторые итоги деятельности Избранной рады.
Пришедшее около 1549 г. к власти правительство Алексея Адашева осуществляло политику компромисса. В первый период реформ (1549–1552 гг.) проведены были преобразования в армии (ограничено местничество, положено начало стрелецкому войску), создан общегосударственный кодекс (Судебник). Сложение в России сословно-представительной монархии нашло выражение в созыве центрального сословно-представительного учреждения — Земского собора и в проведении земской и губной реформ на местах. Правительство пыталось в это время решить земельный вопрос за счет сокращения привилегий церковно-монастырских корпораций. Реформы начала 50-х годов XVI в. коснулись наиболее существенных сторон центрального и местного управления. Они, несомненно, имели прогрессивное значение. Реформы содействовали формированию централизованного аппарата власти и обеспечили крупные внешнеполитические успехи России, в том числе взятие Казани. Устойчивости правительства Адашева способствовало то, что оно пыталось провести социально-политические преобразования, отвечающие пожеланиям дворянства и дальновидных кругов боярства.
Новый подъем классовой борьбы и, в частности, рост реформационного движения, внес существенные коррективы в первоначальный правительственный план, заставил прекратить наступление на привилегии феодальной церкви и принять суровые меры против «еретиков».
Второй этап деятельности Избранной рады (1553–1560 гг.) характеризуется тем, что более отчетливо заметны попытки правительства удовлетворить интересы дворянства, причем на этот раз за счет ущемления прав феодальной аристократии, хотя еще на старой (компромиссной) основе.
К этому времени относится завершение губной и земской реформ, сопряженных с ликвидацией системы кормлений. Оформляются важнейшие «избы» (приказы), центральные правительственные учреждения, возглавляемые дворянской бюрократией. По Уложению 1555/56 г. строго регламентируются обязанности как помещиков, так и вотчинников в отношении военной службы.
Укрепление централизованного государства происходило в условиях роста крепостнического гнета, ложившегося тяжким бременем на плечи русского крестьянства. Усиление налогового пресса, рост помещичьего землевладения приводили к дальнейшему обострению классовой борьбы, которая в это время проявлялась в увеличении числа крестьянских побегов, в городских восстаниях, развитии реформационного движения и т. п.
Основная причина падения правительства Адашева заключалась в том, что оно не смогло осуществить важнейшие социальные требования дворянства: обеспечить помещиков новыми земельными владениями и рабочими руками.
Реформы середины XVI в. не подрывали важнейших социально-экономических основ могущества боярской аристократии, в первую очередь ее землевладения. Родовитые боярские фамилии по-прежнему занимали видное место при дворе, в Боярской думе и в централизованном аппарате власти.
Правительство А. Адашева, сложившееся в обстановке повсеместных народных движений, стремилось консолидировать силы всего класса феодалов, а потому и не могло пойти на завершение борьбы с боярским сепаратизмом.
Раздираемое противоречиями между разнородными социальными элементами, из которых оно было составлено, правительство компромисса не было прочным и пало, как только перед Иваном Грозным встал вопрос о решительной борьбе с боярством. Только в суровые годы опричнины дворянству удалось нанести решительный удар по политическим прерогативам боярства и приступить к окончательному закрепощению крестьян.
Но эта победа дворянства имела и свою обратную сторону: она содействовала росту социальных противоречий в русском обществе. Зарево опричных пожаров не могло скрыть первых зарниц крестьянской войны, потрясшей всю крепостническую систему России в начале XVII в.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |