Яркое свидетельство роста крестьянских платежей как следствие осуществления земской реформы обнаружено недавно В. И. Корецким. Черносошные крестьяне Аргуновских и Марковских лесов (на границе Переяславль-3алесского и Владимирского уездов) накануне отмены кормлений с 70 вытей платили около 26 рублей. После реформы 1555–1556 гг. они платят уже одного «откупу за волостелины и их пошлинников корм и за всякие доходы» 34 рубля 2 деньги. Кроме того, с 8 поместных деревень помещикам шло 8 рублей 61/2 денег.
Усиление податного гнета приводило к дальнейшему ухудшению положения крестьянства и посада, вызывая их разорение, бегство на новые места, запустение центральных и северо-западных районов страны.
* * * Военные реформы начала 50-х годов XVI в. были только первым приступом к преобразованиям в армии. После событий 1553 г., когда в составе правительства Адашева усилилась дворянская группировка, оказалось возможным углубить и расширить уже намеченные раньше военные реформы.
Центральным моментом нового этапа реформ было Уложение о службе 1555/56 г. Уложение сохранилось в записи продолжателя Летописца начала царства, которая относит это мероприятие ко времени после проведения губной и земской реформ («по сем же государю и сея расмотри»), ссылки на Уложение имеются также в «Боярской книге 1556 г.»; последнее делает несомненным его существование (в отличие, скажем, от «приговора» об отмене кормлений). Согласно Уложению, устанавливался единообразный порядок несения военной службы феодалами. Каждый служилый человек (вотчинник или помещик), кроме своего личного участия на военной службе, должен был выставлять с имевшейся в его распоряжении поместной или вотчинной земли вооруженных воинов (из числа его «людей») из расчета со 100 четвертей «доброй» земли в одном поле — один конный воин в полном вооружении (для дальнего похода следовало иметь и запасного коня). Если сам помещик не служил, то он платил деньги в соответствии с числом людей, которые он должен был выставлять со своей земли.
За каждого выставленного для несения военной службы человека в полном доспехе его господину платилось обычно 2 рубля, за человека в тягиляе — всего 1 рубль. Наоборот, за недоданного человека взимался штраф в двойном размере соответственно за «доспешного» и «тегиляйного» человека; штраф взимался и за недоданный доспех (2 рубля) и тегиляй и шлем (1 рубль).
За выступление на службу с лишними (против положенного числа) вооруженными воинами дворяне получали дополнительную компенсацию, а «избыточным» людям платилось денежное жалованье «в полтретья», т. е. в два с половиной раза больше обычного.
И до Уложения как вотчинники, так и помещики должны были выставлять своих людей для участия в ратной службе. Однако только теперь эта служба строго регламентировалась, приводилась в соответствие с поземельным описанием 50-х годов XVI в. Уложение о службе отвечало интересам среднепоместного дворянства, ибо утверждало принцип несения воинской повинности в соответствии с размерами землевладения, тем самым увеличивая военно-служилые обязанности крупных феодалов. Уложение должно было обеспечить возможность строгого учета, проверки исправного несения военной службы феодалов, а отсюда и рост поместной армии.
Реформа не была доведена до своего логического конца, ибо имела одним из следствий увеличение роли отрядов феодальной аристократии в составе дворянской конницы. В этом заключалось ее слабое звено.
Эта реформа находилась в тесной связи с отменой кормлений. Теперь военно-служилый человек получал компенсацию не кормлением, т. е. не выполнением дополнительных судебных или административно-финансовых поручений, а жалованьем из казны за военную службу.
В июне 1556 г. Иван Грозный велел «воеводам детей боярскых сметити по списком по нарядным, уже ли ся посошли»: «да уведает государь свое воинъство, хто ему как служит, и государьское к ним по тому достоинству и жалованье».
Таким образом, к лету 1556 г. следует относить установление и строгую регламентацию денежного жалованья военно-служилому дворянству и их людям (установлен «новый оклад», говоря словами «Боярской книги 1556 г.»). Величина «оклада» (денежного жалованья дворянам) определялась статьями, куда заносились военно-служилые люди в соответствии со своим военно-служилым положением, родовитостью и землевладением.
В результате распоряжения Ивана Грозного было составлено много «списков» (один из них дошел до нас и получил в литературе назвапие «Боярская книга 1556 г.»). «И свезли к государю спискы изо всех мест. И государь сметил множество воинства своего, еже преже сего не бысть так, многие бо крышася от службы избываше». Летописец подчеркивает положительное значение этого мероприятия Ивана Грозного: «Посему множество воинства учинишася».
Обычно рассматривают отмену кормлений в плане борьбы с злоупотреблениями кормленщиков-бояр, при Этом забывают, что «кормилась», как показывает книга
1556 г., основная масса феодалов, исполняя поручения по местному управлению в промежутках между походами. Конечно, бояре имели более доходные кормления, чем рядовые феодалы, но и после ликвидации системы кормлений именно бояре получали большее денежное жалованье, чем обычные служилые люди. Смысл реформы, следовательно, нельзя сводить только к «борьбе дворянства с боярством».
Система кормлений препятствовала как централизации местного аппарата, так и созданию боеспособного войска. Это и было основной причиной ее ликвидации. Отныне местное управление было взято под контроль центральных финансово-административных приказов (четвертей), а основная масса дворянского войска освобождалась вследствие создания земского и губного управления от участия в финансово-судебном управлении на местах. Таким образом, постепенно ликвидировались пережитки феодальной раздробленности в местном управлении и повышалась боеспособность дворянского войска. Получавшие денежное жалованье из приказов, служилые люди теперь обязаны были регулярно нести свои военно-служилые обязанности. Контроль над ними усиливался. Замена кормлений денежным жалованьем была робким шагом по пути придания дворянской коннице черт постоянного войска. Эта мера не затрагивала самых основ формирования дворянской армии.
Поскольку местничество приговором 1550 г. не отменялось, постольку правительство решило провести еще ряд мероприятий, имевших целью усилить контроль над местническими счетами феодальной знати. Для этой цели в 1555 г. было предпринято составление Государева родословца, куда должны были быть включены все родословные росписи важнейших княжеско-дворянских фамилий. В составлении родословца принимал участие Алексей Адашев, что подчеркивает значение проводившегося мероприятия.
Государев родословец состоял из 43 глав, оканчивался главою «Род Адашев». В некоторых рукописях (ГИМ, Уваров, собр. № 206 и др.) после этого идет приписка: «По сей род писано в государеве в большой родословной Елизаровской книге». Дьяк Иван Елизаров ведал разрядными делами в 1549–1556 гг. Н. П. Лихачев совершенно основательно отнес составление Государева родословца к 1555 г., ибо в нем упоминается о том, что под Астрахань были посланы царские войска.
Памятник наглядно отразил компромиссную основу деятельности правительства Алексея Адашева. В его вступительной части находилось «Сказание о князьях владимирских», которое должно было исторически обосновать венчание на царство Ивана Грозного. Аналогичный текст был вырезан на дверцах «царского места», установленного в Успенском соборе в 1551 г. Наряду с этим пространные родословные росписи княжеских и боярских семейств, помещенные в Государеве родословце, как бы подчеркивали заслуги представителей феодальной аристократии в строительстве единого Русского государства.
Составление родословца не было доведено до конца. Много дворянских фамилий так и не попало в его состав. Позднее, в конце XVI в., затем в царствование Михаила Романова и, наконец, после отмены местничества в 1682 г. делались попытки продолжить составление Государева родословца и довести задуманное начинание до конца. Все эти попытки окончились неудачей.
Однако значение Государева родословца преуменьшать нельзя. Правительство Адашева получило теперь возможность контролировать местнические счеты не на основе тех или иных словесных заявлений спорящих лиц или отдельных документов из частных архивов, а на основании официального справочника.
Если Государев родословец был справочником по вопросам «родовитости» феодальной знати, то роль справочника по вопросам службы играли разрядные книги, обобщающая редакция которых (Государев разряд) была составлена почти одновременно с родословцем. Государев разряд — важнейший документ военно-оперативного значения — содержал походные росписи воевод в походах и на городовой службе. В Разряде составлялись одновременно несколько разрядных книг и столбцов, имевших подчас различное назначение. В 1556 г. в канцелярии Алексея Адашева произвели систематизацию разрядного материала за 80 лет (с 1475 по 1556 г.), при этом были сокращены второстепенные сведения военно-оперативного характера. Составленный тогда Государев разряд должен был регулировать местнические отношения феодальной знати. Помогая навести порядок в местнических счетах Знати, он фактически легализовал местничество и отразил тем самым противоречивый, компромиссный характер деятельности Избранной рады в 50-х годах XVI в.
* * * Реформы в русской армии, проведенные в середине XVI в., привели к увеличению ее боеспособности и численному росту.
Сведения о численности русских вооруженных сил можно почерпнуть как из русских, так и из иностранных источников. Каждый из названных видов имеет свои особенности: русские данные (прежде всего разрядные книги) отличаются точностью, но дают не общую численность войск, а состав войска того или иного похода (на Полоцк 1563 г., в Ливонию 1577 г. и др.). Иностранные источники дают общую численность войск, но не всегда достоверны. Иностранцы стремились выяснить для себя с наибольшей точностью состав русских вооруженных сил, но не располагали для этого необходимыми сведениями.
В 1517 г. опубликовал свой «Трактат о двух Сарматиях» Матвей Меховский, где сообщил сведения о русских вооруженных силах, относящиеся, очевидно, еще к концу XV в. Его данными воспользовался А. Кампензе, писавший свое сочинение около 1523–1524 гг. По словам Меховского, Московия (т. е. Московское великое княжество) могла выставить 30 000 «знатных бойцов» и 60 000 «селян». Тверь выставляла не менее 40 000 «вооруженной знати» (причем из Холмского княжества — 7000, Зубцовского — 4000, Клинского — 2000). Рязань выставляла 15 000 воинов (или всадников, как их именует Кампензе).
Таким образом, неполные сведения Меховского дают нам состав русской дворянской конницы в 85 000 человек.
С. Герберштейн, дважды бывавший на Руси в начале XVI в., не дает точной цифры русских войск, однако указывает, что для борьбы с крымскими татарами великий князь «каждый год обычно ставит караулы в местностях около Танаида (Дона) и Оки в количестве» 20 000 воинов, поочередно вызываемых из различных русских областей. Цифра весьма правдоподобная и соответствует цифре в 20 000 воинников, о которой позднее писал Пересветов. Во время борьбы за Смоленск в войске Василия III, направленном против Великого княжества Литовского, насчитывалось 80 000.
Наибольшее распространение в европейской литературе получили сведения П. Иовия, которые он получил от русского посла Д. Герасимова, побывавшего в 1525 г. в Риме. Василий III, по словам Иовия, «обычно может выставить для войны больше ста пятидесяти тысяч конницы». Эти сведения повторил Д. Тревизано (1554 г.) и М. Кавалли (1560 г.).
Другая группа авторов дружно утверждает, что численность русской конницы достигает 200 000. Впервые об этом сообщил в 1514 г. Ян Ласский. М. Фоскарини (около 1557 г.) якобы «видел два конных войска, каждое в 100 000 человек». О 200 000 конных воинах пишут Ф. Руджиери (1568 г.) и Джерио (1570 г.). Ф. Тьеполо, писавший о Московии в 1560 г. по различным историческим источникам (в том числе по Герберштейну), Иовий и др. пишут, что «кроме конницы, какую он [царь] держал против перекопитов и в других местах, более 100 тысяч конных и 20 тысяч пеших. А если бы он был вынужден большей необходимостью, он мог бы выставить 200 тысяч конных и немалое число пеших сверх выше сказанных». По донесению И. Фабра (был на Руси в 1526 г.), великий князь «в самое короткое время может собрать войска до 200 000 или 300 000 или сколько понадобиться». Ченслер, плавание которого относится к 1553–1554 гг., сообщает в согласии с ним, что царь «в состоянии выставить в поле 200 или 300 тысяч человек». При этом на границах Лифляндии он оставляет 40 000, «на ливонской границе — 60 000, против ногайских татар — 60 000». Все царские воины, пишет Ченслер, конные. «Пехотинцев он не употребляет, кроме тех, которые служат в артиллерии, и рабочих; число их составляет 30 000».
Наиболее обстоятельное описание русских вооруженных сил дал Д. Флетчер (1591 г.), побывавший на Руси в 1588 г. Он насчитывает 80 000 «всадников, находящихся всегда в готовности и получающих постоянное жалованье» (из них 15 000 «царских телохранителей» и 65 000 воинов для обороны от крымцев). Стрельцов, по Флетчеру, было всего 12 000, из них 5000 в Москве, 2000 стремянных, а «прочие размещены в укрепленных городах». Современник Флетчера Д. Горсей, побывавший в Москве в 1572–1591 гг., писал, что Русское государство в правление Бориса Годунова могло в 40 дней выставить в поле 100 000 хорошо снаряженных воинов; только на коронации царя Федора присутствовало, по его подсчетам, 20 000 стрельцов и 50 000 всадников.
Попытку выяснить состав русских войск по разрядным книгам проделал С. М. Середонин. По его наблюдениям, в полоцком походе 1563 г. участвовало одних детей боярских 18 025 человек (или, по другим подсчетам, 17 826); в походе 1577 г. — 7279 детей боярских, 7905 стрельцов и др., всего около 32 235 человек; в разряде 1578 г. отмечено стрельцов и казаков государева двора 2000 и городовых стрельцов — 13 119. Сопоставляя эти сведения с известиями иностранцев (главным образом, Флетчера), Середонин пришел к выводу, что в конце XVI в. русское войско насчитывало 110 000 человек. В его число входило 75 000 человек дворянской конницы (причем самих детей боярских было 25 000, остальные были их «людьми»), 20 000 стрельцов и казаков, 10 000 татар и 4000 иностранцев.
Вычисления Середонина дают несколько заниженную цифру. Он исходил из того, что служилый человек выводил с собою в поход 3 своих людей.
Согласно «Боярской книге 1556 г.», у дворовых людей боярских в походе было обычно не менее 4 «людей». Но Боярская книга, конечно, дает сведения о наиболее видной части дворянства, имевшей в своем распоряжении много земель. В целом же в середине XVI в. русская армия насчитывала около 150 000 человек, т. е. примерно вдвое меньше того, что требовал в своих сочинениях И. С. Пересветов.
* * * Если военные реформы конца 40 — начала 50-х годов XVI в. обеспечили присоединение Казани в 1552 г., то преобразования 1555–1556 гг., безусловно, способствовали взятию Астрахани в августе 1556 г., победоносному завершению русско-шведской войны 1554–1557 гг. и успешному началу Ливонской войны зимою 1557/58 г.
Военные реформы 1555–1556 гг., смотры вооруженных сил, во время которых составлялись «десятни» (войсковые списки), подготовка Ливонской войны и обеспечение безопасности южных и восточных границ потребовали создания специального штата правительственных чиновников, которые могли бы обеспечить руководство военно-служилыми делами.
В ходе реформ оформились две избы — Поместная, ведавшая вопросами земельного обеспечения дворянства, и Разрядная, распоряжавшаяся организацией дворянской военной службы.
Поместная изба выделилась из ведомства казначеев. Ее возглавляли с 1555/56 до 1567/68 г. дьяки Путила Михайлов (Нечаев) и Василий Степанов. Путила Михайлов ведал сбором кормленого окупа с Двины и, очевидно, совмещал обязанности четвертного дьяка. Состав поместных дьяков конца 60–70-х годов XVI в. не вполне ясен.
Сложнее обстоит вопрос с Разрядной избой. В литературе обычно говорится, что Разрядный приказ сформировался уже в 30-х годах XVI в. Однако вся документация, на которую ссылался Н. П. Лихачев и другие исследователи, оказывается в высшей степени сомнительной. Наиболее раннее свидетельство о «Разряде», казалось бы, относится к 1531 г., именно под этим годом в одной из разрядных книг мы встречаем упоминание об опале на князя Воротынского и других лиц, которых велено было «привести к Москве в Розряд». Это сведение имеется и в ранних списках разрядных книг, за исключением слов «в Розряд», которые встречаются только в позднейших списках и, очевидно, представляют собою глоссу, вставку позднейшего редактора из Разрядного приказа.
Также только в поздних списках разрядных книг мы находим запись о том, что в «7043 и 7044 и 7045 году на Москве в Розрядех» были дьяки Е. Цыплятев, А. Ф. Курицын и Гр. Загряжский, причем «у них в Розряде» были подьячие Леонтий и Иван Вырубовы. Последних двух ранние источники вовсе не знают. Первый и третий из названных дьяков встречаются в посольских книгах в записи 7045 г., а второй в разрядных книгах под 7043 г. Сведение о разрядных дьяках является вероятнее всего позднейшим компилятивным обобщением. Его характер не соответствует ранним лаконичным записям разрядных книг военно-распорядительного характера.
Не может быть принят во внимание и еще целый ряд позднейших сведений, которые якобы говорят о существовании Разрядного приказа в первой половине XVI в. Например, в одной челобитной середины XVII в. говорится о записи посольства 1527 г. в разрядной книге. Это, однако, может и не говорить «о современной посольству записи в Разряде», а тем более о существовании Разряда в 1527 г. Запись, если она и была сделана современником, могла принадлежать перу обычного дьяка государевой казны. Также в позднейшем (Морозовском) Летописце имеется запись о том, что в поход 1552 г. Иван Грозный ездил «со всеми розрядными дьяки».
Военно-административными делами и составлением соответствующей документации (разрядов) в первой половине XVI в. ведали особые дьяки, в частности Елизар Цыплятев. В 1537 г. были записаны «дети боярские у наряду у дьяков у Елизара Цыплятева с товарыщы». Елизар Цыплятев был одним из дьяков, принимавших участие и в посольских делах того времени.
К 1549 г. относится первое сведение о разрядных дьяках, часть из которых мы застаем позднее в Разрядной избе. Декабрьский указ 1549 г. о частичной отмене местничества оканчивается фразой: «Дьяк Андрей Васильев уложил о наряде и применения ему доведется Разряде». Указ имел скрепы дьяков И. Елизарова, А. Васильева, У. Львова и печатника и дьяка Н. Фуникова. В тексте его говорится также о том, что Иван IV этот указ «в норяд в служебной велел написати дьяком своим Ивану Елизарову с товарищи, велел руки свои прило-жити»
Перед нами ценное свидетельство о разрядных функциях дьяков Васильева, Елизарова и Львова. Однако оно еще явно недостаточно в силу своей неясности, чтобы говорить о существовании Разрядного приказа как сложившегося учреждения.
Разрядную избу с четко выраженным составом мы встречаем только в 1555–1556 гг. Тогда в ведомство дьяков, выполнявших разрядные функции, входили И. Е. Цыплятев, И. Г. Выродков и Андрей Васильев. Эта дьяки подписали в 1555–1556 гг. значительную группу актов, направленных в Новгород, которые посвящены военно-административным делам. Выродкова называет главой «военного ведомства» Штаден, характеризующий состав Разрядной избы к концу 60-х годов XVI в. Разрядные дьяки выполняли и другие обязанности: И. Г. Выродков, например, был углицким дворецким, А. Васильев в 1561/62 г. занимался посольскими делами, а после сентября 1562 г. сделался начальником Посольского приказа. Однако в условиях военных реформ и войн второй половины XVI в. это совмещение не было столь значительно, как в других ведомствах: военные дела требовали концентрации усилий всего штата Разрядной избы.
Реорганизация Разряда в постоянно действующий приказ, являвшийся как бы генеральным штабом русской армии, укрепила руководство русским войском. Разрядные книги, содержавшие росписи военных походов, десятни (военно-учетные списки служилых людей) сделались важнейшей частью приказного делопроизводства Разряда.
О некоторых центральных учреждениях в нашем распоряжении имеются сравнительно поздние свидетельства. Но это обстоятельство, быть может, случайного порядка. Эти учреждения, возможно, сложились в середине XVI в. Так, появление Стрелецкой избы можно связывать с реформой 1550 г., преобразовавшей войско пищальное в стрелецкое. Встречается первое упоминание об этой избе только в 1571 г. К этому же году относится первое упоминание о Холопьем суде. Однако не исключена возможность более раннего появления этого ведомства, выделившегося из казны (ранее делами о полных холопах ведали в казне ямские дьяки)
Таким образом, середина 50-х годов XVI в. была временем, когда в ходе реформ центрального аппарата власти стали явственно вырисовываться очертания приказного управления. В документах «изба» становится уже нарицательным названием центрального правительственного учреждения. Так, в приговоре 22 августа 1556 г. говорится о том, что губным старостам следует посылать донесения «в ту избу, ис которой пошлют» к ним соответствующую грамоту. С 1555 г. в «избах» и казне начинают составляться указные книги — сборники законодательных актов. Созидающиеся «избы» еще сохраняли теснейшую генетическую связь с казною, из состава которой они выделились. Еще дьяки, руководители изб, часто совмещали выполнение обязанностей по различным ведомствам. Некоторые же избы (как, например, Разбойная и другие) возглавлялись боярами или окольничими. Вместе с тем новый аппарат был намного удобнее старого: развивающийся принцип функционального деления ведомств, постепенно заменяющий территориальный принцип, свидетельствовал о значительных успехах в централизации государственного управления.
С течением времени ведомства центрального управления начинают именоваться «приказами». Наиболее раннее свидетельство, которое называет определенное ведомство приказного типа «приказом», относится к декабрю 1555 г. В памяти, адресованной боярам, предписывалось «в своем приказе в долгех всем людем давати управа по сему государеву указу, и из своего приказа, во все городы к наместником и ко всем судиям, розослати грамоты». В рукописях, содержавших текст указной книги казначеев 1555–1560 гг., который в ноябре 1560 г. был прислан в Новгород, содержалось упоминание о памятях, которые «присыланы от дьяков из приказов лета 7069-го ноября с первого числа». В летописном рассказе об учреждении опричнины (1564/65 г.) в общей форме говорится о приказных людях и приказах (например, «все приказные люди приказы государские оставиши»; Иван IV отпустил «бояр и приказных людей — да будут они по своим приказом», «а конюшему и дворетцскому и казначеем и дьяком и всем приказным людем велел быти по своим приказом и управу чинити по старине»). В рассказе нет ни слова еще о конкретных приказах — учреждениях, но уже липа государственного аппарата именуются «приказными людьми», а служба по центральным ведомствам — приказной службой («по своим приказам» — при исполнении своих служебных обязанностей). Исследователи ошибочно относят к этому рассказу первое упоминание о Земском приказе. Согласно летописи, «приговорил царь и великий князь взяти из земского сто тысяч рублев». После слова «земского» в рукописи между строк написано «приказа». Но это позднейшая приписка, являющаяся типичным неверным осмыслением летописного текста. В летописи говорится не о «приказе», а о взятии с земщины 100 000 рублей.
Первые сведения о том, что «избы» как учреждения начинают именоваться «приказами», относятся к 60-м годам XVI в.. Весьма показательно, что опись царского архива, протограф которой составлен не ранее 1562 г., не знает термина «приказ» для названия центральных ведомств. В описи упоминаются «Казенный двор», «Посольская палата», «Челобитная изба» и «Казенная изба». Но уже в приговорной грамоте Земского собора 1566 г. упомянуты «диаки и приказные люди», среди которых называются: «Из Дворцового приказу яз, Василей Андреев; Конюшенные, яз Посник Булгаков, яз, Богдан Бармаков; из Приказу ж яз, Петр Шестаков, яз, Григорей Калауров».
То, что приказом впервые четко именуется дворец, не может считаться случайностью и показывает генетическую связь приказной системы с дворцовыми учреждениями. В 1569–1570 гг. «приказом» именуется складывающаяся в опричнине четверть, а в 1571 г. Разбойный приказ. В начале 1573 г. приказами именуется группа учреждений дворцового ведомства: Дворцовый, Постельный, Бронный и, судя по контексту, Конюшенный приказы. Но и в это время, как пишет С. О. Шмидт, «самое слово «приказ» применительно к учреждению, еще не окончательно утвердилось в языке документов» и часто употреблялось наряду с тождественным понятием «изба». Ямское ведомство именуется приказом уже в 1574 г., Посольская изба называется приказом в 1576 г., казна — приказом Казенного двора в 1585 г. Впрочем, новое название вошло в жизнь не сразу. Еще долго говорили и о Ямской, Поместной и Посольской избах.
Однако термин «приказ» постепенно вытеснил название «изба» из обихода.
Эта смена наименований отражала серьезные сдвиги, происшедшие в организации центрального правительственного аппарата. Они заключались прежде всего в том, что приказы все более и более становились ведомствами с постоянным составом и строго очерченными функциями. Уничтожалась и их генетическая связь с казною.
Оформление к 1555–1556 гг. приказной системы сделало ненужной ту сеть областных дворцов, которая фактически осуществляла высший контроль над деятельностью местных властей. К началу 60-х годов старинные дворцы исчезают. Последние сведения о тверских дворецких относятся к 1552–1555 гг.; примерно тем же временем датируются самые поздние упоминания о дворецких в Дмитрове. Где-то между 1551/52 и 1558 гг. обрывается цепь углицких дворецких. Рязанский дворец, очевидно, с 1551 по 1559 г. возглавляет П. В. Морозов. О его преемниках мы уже ничего не знаем. Наконец, после 1556 г. не было дворецких и в Великом Новгороде.
Исчезновение дворцов связано с постепенным преодолением пережитков феодальной раздробленности в стране и влиянием этого процесса на административное управление страны. Приказы перенимают все функции областных дворцов. Этот процесс не был завершенным: многие приказы сохраняли некоторые черты территориального характера управления. Для вновь присоединяемых территорий создавались учреждения дворцового типа. Так, после ликвидации Казанского ханства управление казанским краем сосредоточивалось в созданном Казанском и нижегородском дворце, который с 1557 г. возглавлял М. И. Вороной-Волынский. Но основная линия в развитии центрального управления свидетельствовала о его дальнейшей централизации.
Увеличение удельного веса дворянства (в том числе дьячества) в управлении страной и постепенное падение роли боярской аристократии отражали рост социально-экономического могущества помещиков-крепостников. Феодальная надстройка в результате происшедших сдвигов могла теперь более активно воздействовать на развитие базиса, помогать его укреплению.
Укрепление государства происходило за счет усиления крепостнического гнета, ложившегося всей тяжестью на плечи непосредственных производителей материальных благ.
* * * Законодательные нормы Судебника 1550 г. по земельному и крестьянскому вопросу не удовлетворили дворянство. Попытки удовлетворить потребность в поместьях за счет церкви не дали ощутимых результатов, а в обстановке борьбы с реформационным движением правительство не склонно было проводить дальнейшее наступление на привилегии церкви.
Законодательство второй половины 50-х годов XVI в. показывает те меры, которыми пыталось правительство, идя навстречу пожеланиям дворянства, осуществить его социальные требования, не затрагивая основных прерогатив феодальной знати и вотчинных владений духовенства.
Законы 1555–1560 гг. дошли до нас в целом ряде списков в составе так называемых «дополнительных статей», которыми пополнялся Судебник. Согласно статье 98 Судебника 1550 г., велено было новые законы «приписывать» к этому законодательному кодексу.
Новые указы направлялись в составе памятей (ведомственных писем) во многие приказные и иные (например, митрополичьи, воеводские и др.) канцелярии для руководства в повседневной судебно-административной деятельности. Иногда (как это было, например, в Разбойном приказе) памяти с указами заносились в особые указные книги приказов, пополнявшиеся затем текущими материалами учреждения. Сохранившиеся списки XVI–XVII вв. Судебника 1550 г. с приговорами и указами второй половины XVI — начала XVII в., т. е. с дополнительными статьями, образуют целый ряд редакций, источниковедческий разбор которых позволяет установить как канцелярии, их породившие, так и состав дошедших до нас законов.
Законодательная мысль 50-х годов XVI в. пыталась разрешить три вопроса, волновавших широкие круги феодалов: регламентация заемных операций, судьбы служилого и полного холопства и мобилизация земельной собственности. В основе этих правовых аспектов социально-экономических отношений лежали реальные перемены, происходившие в экономике России.
Рост товарно-денежных отношений в стране, осложненный многочисленными войнами, требовавшими напряжения всех платежеспособных сил, приводил к разорению непосредственных производителей, к перераспределению земельной собственности, денежных средств и челяди у различных групп класса феодалов. Отсюда вырастала насущная необходимость в разработке норм гражданского права.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |