Российская академия наук институт российской истории 22 страница

Норманны — создатели Сказания о призвании варягов

Не так давно по вопросу возникновения Сказания о призвании варя­гов и истории его занесения на страницы ПВЛ родилась еще одна норма-нистская версия. Хотя в общих чертах она уже звучала ранее (о чем, напри­мер, говорили А.Н.Кирпичников, И.В.Дубов, Г.С.Лебедев в 1986 г.), но ее окончательно сформулировал в 1989 г. Н.Н.Гринев, положив при этом в основу своих рассуждений широко известный посыл, что имена братьев Рюрика Синеуса и Трувора представляют собой якобы ошибочное толко­вание древнешведских слов: Синеус (sine hus) - «свой род», а Трувор (thru varing) - «верная дружина». В свете чего в науке давно предложено тол­ковать летописный текст, где говорится о приходе Рюрика с братьями на Русь как его приход «с родом своим и верной дружиной». Включение в летопись, по мысли Гринева, русской транскрипции древнешведской фразы показывает, что в руках летописцев второй половины XI в. ока­зался извлеченный из архива написанный старшими рунами документ, имевший характер договора с приглашенным княжеским родом, а сама эта фраза «производит впечатление устойчивой формулы, связанной с по-именованием князя при официальном к нему обращении»82. Идею, что до­говор, заключенный на старошведском языке Рюриком с призвавшими его славянскими и финскими старейшинами, «был использован в начале XII в. летописцем, не понявшим некоторых его выражений» («sine hus» и «thru varing»), сегодня усиленно проводит в науке археолог А.Н. Кирпичников. Его дополнительные доводы в пользу «легендарности» Синеуса и Трувора заключаются в том, что в Белоозерской округе само присутствие скандина­вов, судя по археологическим находкам, слабо прослеживается не только в IX, но и в X в., «а в Изборске не обнаружено характерного комплекса скан-динавских изделии - поэтому вряд ли там появлялся знатный скандинав».

Построения Гринева и Кирпичникова - яркий образец того, как мож­но, руководствуясь определенной идеей (в данном случае, норманизмом)

16 Зак 59

Глава 4.

НОРМАНИСТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ЛЕТОПИСЦАХ...

В.В.Фомин.

и опираясь лишь только на допуски, придти к желаемому результату, ставшему, при всей очевидности натяжек, научным фактом. И собствен­ной вины ученых в этом нет, ибо они, взращенные в духе норманизма, находятся в плену того «научного факта», который обрел свою популяр­ность в прошлом столетии, и заложниками которого являются совре­менные исследователи. Попытки объяснить имена братьев Рюрика как неправильно понятую при переводе фразу «Rurik und sine getruwen» пред­принимались в XIX в., но не получили поддержки даже среди норманис­тов, и что как научный курьез привел в 1877 г. в своей работе И.И.Пер-вольф84. Здесь надо заметить, что в последние годы в справочной, учеб­ной и научной литературе громко зазвучала мысль еще об одном приори­тете Г.З.Байера в нашей исторической науке. Вероятно, начало ей положил Л.М.Пятецкий, утверждавший, что «немецкий ученый Иоганн Готфрид Байер, трудившийся в 30-60-е гг. XVIII в. в России, доказывал, что летописная версия искажена, т. е. имена братьев Рюрика - в действи­тельности скандинавские слова, обозначающие, что он пришел в землю словен со своей дружиной - «тру-вор» и своим домом «сине-хус»85. Уче­ного «Иоганна Готфрида Байера» никогда не существовало, но был, как известно, знаменитый Готлиб Зигфрид Байер, которого чтут за основа­теля норманской теории, прибывший в Россию в 1726 и умерший здесь же в 1738 году. Затем «И.Г.Байер» с приписываемым ему «открытием» попал в работу археолога В.Я. Петрухина, а, видимо, оттуда в исследова­ния историков И.Н.Данилевского и Е.В.Пчелова, а также археолога Е.А.Шинакова86. Но, насколько можно судить по наследию Байера, таких аналогий он не проводил, что хорошо видно из его ключевой работы по варяжской проблеме «О варягах», изданной в ХѴПІ в. на латинском и русском языках (эту статью, как уже указывалось, В.Н.Татищев включил с небольшими сокращениями в первый том «Истории Российской»; в 1998 г. она частично, наряду с другими работами немецкого ученого по русской истории, помещенными Татищевым в своем труде, была опуб-л и кована А. Г. Кузьмин ым87).

Немаловажную роль в закреплении в историографии мнения о скан­динавской основе Сказания о призвании варягов, мнения, что Синеус и Трувор - не люди, а лишь звуки шведской речи, сыграли в послереволю­ционное время наши историки-эмигранты. Так, в 1929 г. Н.Т.Беляев ут­верждал, что на руках летописца был «малопонятный ему скандинавский текст», итогом чего стало превращение прилагательных, окружавших имя Рюрик, «Sig-niotr»-«no6eaoHocHbm» и «Т1тіАѵаг»-«верный», «в сущест­вительные», в имена Синеус и Трувор (к такому заключению ученого подтолкнули выводы А.А.Куника. Последний в 1845 г., видя в братьях Рюрика реальных лиц, но не найдя в сагах именам Синеус и Трувор предлагаемых им скандинавских аналогий, сказал, что «Sig-niotr» и «Thruwar» являются прилагательными, означавшими прежде всего «по­бедоносный» и «верный»88). По мысли Беляева, эта «сага, или, вернее, песни скальдов; может быть, подобно песне Гиндлы, она кончалась припевом-строфой, вроде: «Рюрик, Победоносный и Верный (Roerik, Sig-niotr ok Thruwar)». Подобное объяснение было полностью принято Г.В.Вернадским. В 1931 г. В.А.Мошин, ставя под сомнение содержание Сказания о призвании варягов и соглашаясь с тем, что она представляет собой бродячую легенду, сообщил о наличии в науке точки зрения, согласно которой летописец пользовался скандинавским источником, повествующим о прибытии «Рюрика со своим домом и верной дружи­ной» - «sin hous trej wory» («tru varing»)89.

В советскую историографию этот посыл перенес в 1956 г. Б.А.Рыба­ков. Перенес с целью доказать отсутствие каких-либо реалий в повество­вании о призвании варягов-норманнов тем тезисом, что, если Рюрик -это историческое лицо, то* «анекдотические «братья» Рюрика только под­тверждают легендарность «призвания» и его источник - устный сканди­навский рассказ». Спустя два года он несколько уточнил свою мысль, сказав, что «источником сведений о Рюрике и его «братьях», вероятнее всего, был устный рассказ какого-нибудь варяга или готландца, плохо знавшего русский язык». Одновременно историк полагал, что в основе варяжской легенды могло лежать широко распространенное в Северной Европе (в Ирландии и Англии) эпическое сказание о трех братьях - осно­вателей королевств. В конечном итоге всю вину в появлении в легенде, а значит, в русской истории Синеуса и Трувора Рыбаков возложил не на скандинавского информатора русского книжника, а на него самого: име­на братьев Рюрика он объяснял из старошведского как результат «чудо­вищного недоразумения, происшедшего при переводе скандинавской ле­генды», когда новгородец, плохо зная шведский язык, «принял традицион­ное окружение конунга за имена его братьев»90. Как резонна замечает Н.Н.Гринев, «однако в этом случае непонятно, почему столь ненадеж­ный источник, как устный рассказ иностранца (к тому же непонятный?) был использован для правки ответственного сообщения о начале княжес­кого рода»91. Действительно, невозможно представить, чтобы сообщение какого-то заезжего норманна (да любого бывалого человека того времени вообще, склонного, в силу либо полного отсутствия информации у своих слушателей, либо ее крайней скудости, к преувеличениям и фантазиям) мог быть принят за отправную точку в гаком важном деле, как родослов­ная русского правящего дома, с представителями которого считали за честь породниться в ХІ-ХІІ вв. многие западноевропейские монархи. К то­му же Рыбаков оставил без объяснений вопрос, с которого, вообще-то, и надлежало бы начать ему свои рассуждения: знание новгородцем латин­ского, ирландского, английского и шведского (старошведского) языков.

Утверждение об ошибке летописца, приведшей к «рождению» никогда несуществовавших братьев Рюрика, прекрасно прижилось в советской

Глава 4.

16* НОРМАНИСТСКАЯ ИСТ0РИ01РАФНЯ О ЛЕТОПИСЦАХ...

В. П. Фомин.

науке9-, весьма своеобразно трактовавшей борьбу с норманской теорией. Поэтому, не удивительно, что преподносимое с позиции якобы антинор­манизма и якобы долженствующее показать всю несерьезность разговора о роли норманнов в русской истории, это «новое прочтение» Сказания о призвании варягов еще больше укрепляло научный мир и общество в це­лом в мысли о норманство тех, кто стоял у истоков русской государст­венности. И ныне тезис о том, что Синеус и Трувор - это следствие плохого знания летописцем шведского языка, что их имена представляют собой не что иное, как кальки со шведского (в чем видят «веский контр­аргумент» против существования этих братьев в реальности), что повест­вование о них «несет на себе печать вымысла», «легендарно», является весьма популярным в академических и учебных изданиях93.

Гипотезу о скандинавской основе варяжской легенды, что в полной мере характеризует ее несостоятельность, не приемлют даже норма­нисты. В 1934 г. Е.А.Рыдзевская, отмечая принципиально важный факт, что в сагах она не отразилась, резюмировала: «...Против ее скандинав­ского происхождения, точнее - против ее оформления непосредственно на почве скандинавских преданий, говорит, между прочим, и то обстоя­тельство, что имена Рюрика, Синеуса и Трувора не образуют аллите­рации, обычной для имен героев в древнескандинавских сказаниях». Отвергала исследовательница скандинавский элемент в легенде и позже, опять же говоря, что достаточно богатая северная литература «не содер­жит ни одного хотя бы отдаленного намека» на призвание варяжских князей. В 1961 г. И.П.Шаскольский справедливо указал, что приведенная трактовка имен Синеуса и Трувора зиждется только на одном - на «невероятном» предположении о норманском происхождении варяжской легенды, к тому же она, подчеркивал исследователь, «неубедительна и с филологической стороны; ее не приняли крупнейшие филологи-норма-нисты В.Томсен, А.Стендер-Петерсен и др., на авторитет которых в данном вопросе вполне можно положиться»94.

Акгивные проводники в современной науке идеи норманства варягов В.Я.Петрухин и Е.А.Мельникова также констатируют, что текст легенды «не несет никаких следов, позволивших бы заподозрить в ней перевод». И возведение имен Синеус и Трувор к упомянутым фразам, выводят они, «фонетически невозможно». «...Чтобы образовать имя Трувор из thru varing (приводимая форма именительного падежа varing в данной фразе, кстати, невозможна, так как синтаксис фразы требовал бы формы дательного падежа), - специально заостряет внимание Петрухин, -переводчик должен был бы восстановить этимологически исходную форму ѵаг - «обет, клятва», никогда не имевшую значения «дружина», «отряд воинов». Мельникова дополнительно говорит, что слова hus и vaeringi «никогда не имели значение «род, родичи» и «дружина». Иссле­дователи подчеркивают, при этом прямо называя имена Б.А.Рыбакова и

BBdhmmi

Н.Н.Гринева, что «необоснованны и не соответствуют морфологии и синтаксису древнешведского языка попытки истолковать имена Синеус и Трувор как осмысленные летописцем в качестве личных имен древне-шведские фразы «со своим домом и верной дружиной», подразумеваю­щие восхождение легенды к прототипу на древнешведском языке». Лето­писец, уверены они, имел дело с памятником, изложенным на древне­русском языке. Как ими указывается, Сказание о призвании варягов «соотносится со сказаниями других народов о переселении части (обыч­но) трети племени во главе с тремя (или двумя) братьями в далекую стра­ну», и видят в братьев Рюрика «генеалогических героев»95.

В 1994 г. С.Н.Азбелев отметил, что толкованию имен братьев Рюрика как «sine hus» и «thru varing», противостоит русский фольклор о князьях Синеусе и Труворе. Недавно антинорманист Ю.Д.Акашев к весьма важ­ным рассуждениям Петрухина и Мельниковой добавил, касаясь имени Синеус, что действительно, в шведском языке «sin» - свой, а «hus» - дом. Но в тоже время, показывает он, в нем невозможно сочетание «sine hus»: «свой дом» пишется как «sitt hus», а «со своим домом» - «med sitt hus». И если принять норманистскую трактовку имен Синеус и Трувор, то полу­чается, демонстрирует всю ее надуманность Акашев, «что Рюрик обосно­вался в Новгороде (или Ладоге), «его род» - в Белоозере, а его «верная дружина» - в Изборске»96. Не менее, конечно, странно будет звучать тогда и следующая часть варяжской легенды: «По двою же лету Синеус умре и брать его Трувор; и прия власть Рюрик...»97, а именно: «Два года спустя умерли «его род» и брат его «верная дружина». И принял всю власть Рюрик...». Но в науке, несмотря на всю абсурдность такого звучания ле­генды, игнорируются выводы Рыдзевской, Петрухина, Мельниковой и Акашева, исходящие из норм шведского языка, и из истории все также продолжают вычеркивать Трувора и Синеуса98. И лишь только потому, что, как признает, например, Н.Н.Гринев, «имен Синеус и Трувор нет в Скандинавии...»99. Поэтому, как объяснял еще в 1974 г. А.Г.Кузьмин, предлагаемые кальки выражений Сказания о призвании варягов «с родом своим» (sine hus) и «верная дружина» (thru varing) «скорее остроумное, чем достоверное решение, свидетельствующее о безнадежности попыток дать удовлетворительное объяснение» имен Синеус и Трувор из герман­ских языков100.

И лишь по причине этой «безнадежности», подрывающей построения норманизма, данные имена лишают их сущности (ибо это закономерно заставляет искать объяснение им вне скандинавско-германской среды), стараются представить, по характеристике А.Н.Кирпичникова, «языко­вым недоразумением, порожденном не устной, а письменной тради­цией»101. Этими словами археолог Кирпичников выразил всю суть ак­тивно используемого в нашей историографии приема, принадлежность которого к академической науке весьма сомнительна. И сводится он к

Г. шва 4.

НОРМАНИСТСШІИТОРИОГРАФИН О ЛЕТОПИСЦАХ...

тому, что в целях обоснования норманства'варяжской руси источникам, где ничего не говорится о том, приписывают ошибки («недоразумения»), которые исправляют в надлежащем духе. Так, в 1910 г. финский профес­сор Г. Пиппинг заключил, что древлянского князя Мала, за которого в 945 г. его подданные сватали княгиню Ольгу, никогда не было, ибо он есть следствие «существенной ошибки», возникшей при неверном переводе летописцем скандинавского источника (скандинавской речи). Якобы он не понял обращенной к Ольге «формулы» «Giptas таф mund ok тзф тэеіі», означающей «брак с обеспечением приданного и заключением торжественного договора», при которой брак, «согласно древнему запад-ноготскому закону», считался действительным и вступал в силу, и при­нял последнее слово «тазіі» за имя собственное Маі, истолковав «брач­ную формулу» за предложение выйти замуж за лицо, носящего имя Мал.

Русский ученый С.А.Корф восторженно поддержал объяснение Пип-пинга, которое, по его характеристике, «настолько выпукло и просто, что вряд ли может вызвать сомнения в своем существе», увидел в нем «новое свидетельство того огромного влияния, к несчастью и по сие время нау­кой еще столь мало разработанного, которое оказало скандинавское пра­во на славянские племена...». В 1912 г. С.Н.Сыромятников выступил против подобного прочтения летописного текста, указав, что только на допуске норманства Ольги и построен домысел, «будто послы древлян­ские говорили с нею на древне северном языке и предлагали ей древне северную форму брака... в виду того, что она была скандинавкой». Уче­ный привел примеры, которые, напротив, свидетельствуют, что «лето-писцы обыкновенно переводили чужеземные географические имена и прозвища и всегда переводы эти вполне точны, как бы ни было иногда трудно для летописцев понять их точный смысл». Непредвзятое рассуж­дение Сыромятникова заканчивается словами, смысл которых в наши дни звучит еще более актуально: «Можно, при желании, весь рассказ о сватовстве древлян и о мести Ольги считать сагой... Но заставлять древ­лян говорить с Ольгой на древнешвсдском языке, предполагать сущест­вование древнешведской летописи в IX веке в Киеве и обвинять лето­писца в безграмотности - совершенно не основательно»102.

В 1902 г. Ф.А.Браун, полагая, что упоминаемые в Киево-Печерском патерике варяги Якун, Африкан, Фрианд и Шимон - шведы, и подыски­вая их именам скандинавские параллели, «установил», что имена Шимон и Африкан указывают не просто на Скандинавский полуостров, а кон­кретно на шведскую область Sodermanland и примыкающую к ней с юга полосу Ostergotland, откуда, по его мнению, и могли только выйти но­сители этих имен. Но к имени Фрианд он не смог подобрать ничего близ­кого из скандинавского именослова. Тогда ученый просто задался воп­росом, точно таким же, что обычно задается в отношении имен Синеуса и Трувора, и дал на него точно такой же ответ: «Не в недоразумении ли дело? Не имел ли первый редактор Патерика или автор «Слова о созда­нии церкви» перед собой варяжскую запись, или не записаны ли им от­носящиеся сюда подробности, первоначально, со слов варяга, сообщив­шего ему, что Якун изгнал frianda Simon Afrckason, т. е. своего родича Си­мона, сына Африкана, и не принял ли он не понятное ему frianda за собственное имя брата Симона?». Завершая свои размышления, Браун отк­ровенно признался, что «с точки зрения скандинавской, высказанная догад­ка навязывается сама собой...»103. Отдать надо все же должное ученому, прямо сказавшему, что являлось путеводной нитью в его поисках. Так и вышеназванные прибрежные шведские области, лежащие напротив Фин­ского залива, он определил не в результате каких-то необычайно слож­ных расчетов или работы с источниками. Браун указал на них лишь только потому, что прежде всего именно из этих мест его предшественники-нор-манисты, В.Томсен, натгример, и выводили большинство носителей ле­тописных имен, запечатленных в договорах с греками 911 и 944 годов104.

«С точки зрения скандинавской» летописец, не способный защитить себя от произвола далеких потомков, конечно, будет изъясняться по-скандинавски (или другим языком, это как кто прикажет). В.О.Клю­чевский, характеризуя в 90-х гг. XIX в. «особенности новой литературы», верно заметил, что исследователи хотят не только доказать, что лето­писец «написал неверно, но и указать ему, что он должен был напи­сать»105. И если все же принять версию норманистов в отношении имен Синеуса и Трувора, то с ней не позволяет согласиться сама ПВЛ, ибо летописец, даже если бы он действительно записал рассказ скандинава или работал со скандинавским источником, не мог так небрежно от­нестись к его ключевой фигуре - Рюрику и, не поняв, как говорит Кирпичников, «некоторых выражений», так исказить стоящие рядом с ним слова. Как известно, смысл слов, окружавших патроним; всегда был очень важным в средневековой литературе, т. к. носил сакральный характер, и его, поэтому, передавали с необходимой точностью. И в этом окружении особое внимание уделялось понятию «с родом своим», этому началу всех начал, в отрыве от которого не мог существовать никто, ибо он тогда действительно «никто». И это понятие в обязательном порядке использовали летописцы, говоря о восточнославянских племенах, о пришедших к ним народах, а также о родоначальниках тех и других. Вот что, например, сообщает летопись о полянах: «Полем же жившем особе и володеющем роды своими (здесь и далее курсив мой. - В.Ф.)... и жи-вяху кождо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим. И быша 3 братья, единому имя Кий, а другому Щек, а третьему

Хорив, и сестра их Лыбедь......Но се Кий княжаше в роде своем». Кий,

возвращаясь от византийского императора, срубил на Дунае «градок мал, и хотяше сести с родом своим, и не даша ему ту близь живущий». По смерти Кия, Щека и Хорива, продолжает летопись, «держати почаша род

Г.мва 4.

НОРМАНИСТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ЛЕТОПИСЦАХ...

Н.И.Фомин.

их княженье в полях, а в деревлях свое, а дреговичи свое, а словени свое в Новегороде, а другое на Полоте...». В рассказе о начале радимичей и вятичей, пришедших в Восточную Европу от «ляхов», подчеркнуто, что «седоста Радим на Съжю и прозвашася радимичи, а Вятъко седе с родом своим по Оце, от негоже прозвашася вятичи».

В том же ключе повествует под 862 г. Сказание о призвании варягов: среди племен, изгнавших находников «из заморья», не было «правды, и въста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся», а после их обращения к варяжской руси «изъбрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю русь, и придоша; старейший, Рюрик, седе Новегороде (по другой версии, в Ладоге. - В.Ф.), а другий, Синеус, на Беле-озере, а третий Изборьсте, Трувор. И от тех варяг прозвася Руская земля...»106. Все здесь предельно четко, логично и каждое слово на своем месте: «3 братья» в неизменном сопровождении (иначе быть не могло) -«с роды своими» - пришли в северо-западные пределы Восточной Евро­пы, сели в трех ее центрах, а так как они «пояша по собе всю русь», то, объясняет летописец, «от тех варяг прозвася Руская земля». Хорошо видно, что в тексте Сказания уже читается «сроды своими» (во множест­венном числе), с которыми братья прибыли к призвавшим их племенам. И Синеус, понятно, никак не может означать то, во главе чего он явился на Русь, т. е. быть «с родом своим». Признавая существование шведского текста, нужно, говорит В.Я.Петрухин, «также признать, что переводчик дважды перевел древнешведскую фразу, имевшую значение «с родом своим и верной дружиной»: один раз в соответствии с ее истинным смыслом, второй раз - приняв его (неясно, каким образом, если он только что перевел это выражение верно) за личные имена»107. То, что Синеус не «языковое недоразумение» и не «выражение», якобы не по­нятое летописцем, вновь подтверждает Сказание. В нем читается, что по смерти Синеуса и Трувора Аскольд и Дир у Рюрика «испросистася ко Царюгороду с родом своим», а все же не с покойным Синеусом. В науке, о чем речь уже шла, принято относить к рассказу о призвании варягов, помещенному под 862 г., летописную статью под 882 г., повествующую о захвате Олегом Киева, или говорить об их несомненной связи. Когда новгородский князь вызывал киевских князей Аскольда и Дира из города к реке, то просил их: «да придета к нам к родом своим»108. Опять все как нужно: именно «к родом своим», а не к Синеусу, как это вытекает из утверждений норманистов.

Норманисты Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин по нескольким причи­нам выступают против мнения, что якобы в основе Сказания о призва­нии варягов лежит какой-то шведский текст (в виде либо легенды, либо договора). Во-первых, действительно ничто не позволяет заподозрить в Сказании перевод. Во-вторых, утверждения об этом проистекают от незнания древнескандинавских языков, помноженной на предубеж-

В.В.Фотт.

ВАРЯПІИ ВАРЯЖШЯ РУСЬ

денность в норманстве варягов, что не позволяет сторонникам этой версии увидеть ее явную ущербность. В-третьих, ряд терминов памят­ника, согласно исследованиям лингвистов В.В.Иванова и В.Н.Топорова, являются весьма архаичными109. В связи с чем Мельникова и Петрухин совершенно справедливо заостряют внимание на наличие в нем зна­чительного пласта славянской (и даже праславянской) правовой и социальной терминологии, имеющей истоки в обычном праве, а также лексических параллелей с русско-византийскими договорами110. Но по­зиция исследователей в вопросе этноса варягов заставила придать этому факту все тоже норманистское звучание, компромиссное по своей сути: они соединили воедино славянскую природу (в их толковании) варяж­ской легенды со скандинавской, как им кажется, средой ее возникнове­ния и бытования.

Мельникова и Петрухин, приняв мысль В.Т.Пашуто, что в основе легенды лежит исторический факт вокняжения скандинава Рюрика именно по «ряду»111, утверждали в последние десятилетия прошлого века, что ее ядром является договор между верхушкой северной конфе­дерации племен и предводителем одного из отрядов норманнов, который «предоставлял ему в качестве князя верховную власть с целью защиты от внешней угрозы и обеспечения интересов местной власти на условиях соблюдения местных норм обычного права». Допустив существование такого «ряда», они не могли не придти к другому допуску - к признанию реального бытия в истории Синеуса и Трувора (в противном случае их построения рушились). По мнению авторов, «ряд» «не только дошел до летописца в изложении на древнерусском языке, но и составлен был скорее всего на древнерусском языке в письменной (что маловероятно) или устной форме». И на базе этого «ряда», считают они, сложилось во второй половине IX в. в дружинной среде, в значительной части со­стоявшей из скандинавов, «этиологическое сказание о происхождении государства / правящей династии», кратко пересказанное летописцем конца XI в.112, при этом не пояснив, как он соотнес «ряд» и устное пре­дание, каким путем их скомбинировал.

Развивая идею о заключении «ряда» со скандинавским вождем, Мель­никова и Петрухин уверяют, что имена Синеус и Трувор суть шведские имена Signjotr и fcorvarr, отражающие «в славянской передаче аутентич­ную скандинавскую антропонимическую традицию», в связи с чем они не были эпитетами к имени Рюрик, а их носители действительно явля­лись его братьями. Ссылаясь на А.Стендер-Петерсена, Мельникова ведет речь о том, «что вокруг обстоятельств заключения «ряда» в дружинной среде, по преимуществу скандинавской, создавалась «сага о Рюрике», как первом легитимном правителе средневековой военной аристократии. По ее мнению, Сказание о Рюрике, включавшее в себя несколько эпизодов, повествующих о его деяниях (приход на Русь, основание там городов,

15 Зак. 59

Глава 4.

НОІОДИИСГСКЛЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ЛЕТОПИСЦАХ...

расселение братьев Рюрика и размещение им своих «мужей» в подвласт­ных ему городах), и более пространно сохранившееся в Никоновской летописи, представляло собой «эпическое, возможно поэтическое, произведение, которое сложилось в Ладожско-Новгородском регионе в конце IX - начале X в.», и которое «просуществовало по меньшей'мере до второй половины XI в.». Оно бытовало параллельно в двух вариантах: на языке среды, породившей его, т. е. древнескандинавском, и на древ­нерусском, с которым затем работал летописец113.

Норманисты прошлого, следует сказать, совершенно не сомневались в историчности братьев Рюрика, естественно, считая их только скандина­вами по происхождению. Так, по А.Л.Шлецеру, Рюрик, Синеус и Тру­вор - древнешведские имена, «только немного испорченные в чужой земле». В.Томсен выдавал имена Синеус за Signiutz, а Трувор за Іюгѵагрг. То же самое утверждает сейчас Е.А.Мельникова. Норманист Е.В.Пчелов, говоря о малоубедительности мнения, что имена Трувор и Синеус пред­ставляют собой неправильный перевод скандинавских словосочетаний, также видит в них видоизмененные имена Торвард и Сигнют114. Но все эти предположения разбиваются о тонкое наблюдение С.А.Гедеонова в отношении якобы норманских имен Синеуса и Трувора: или летописцу, резонно вопрошал он, «было мало всеизвестных (вследствие сношений с Ганзою и норманнами) норманских Гаральдов, Олавов, Сигурдов, Сиг-вальдов, Свейнов, что он вздумал окрестить своих небывалых шведов небывалыми шведскими именами?»115.

Красноречивое признание (с нескрываемым сожалением) археолога А.Н.Кирпичникова, что поиски имен Синеуса и Трувора «в древнескан­динавской ономастике не привели к обнадеживающим результатам»1-16, показывает, что современные сторонники норманства варягов не там ищут: имена Синеус и Трувор не имеют никакого отношения к сканди­навскому миру. А.Г.Кузьмин нашел им (а также другим именам ПВЛ) в кельтских языках «ясные и естественные параллели». В них, например, встречается большое количество имен, восходящих к sini - «старший». Первоначальное кельтское звучание этого важного для эпохи образования государственности понятия - sinjos - практически совпадает с именем Синеус, который, вероятно, является уже славянским переосмыслением кельтического антропонима типа «Беллоуес», где второй компонент ва­риант от «гаст» в значении «господин». Имя же Трувор сопоставимо с многочисленными производными от племени треверов (у современных кельтов широко распространено имя Тревор), а в древнефранцузском языке имелось «прямо совпадающее с именем» слово trouveur, означав­шее «поэт», «трубадур», «путешественник». «В кельтской традиции, — подчеркивает Кузьмин, — много имен от «три», и «третий» по рождению обычно означал не просто порядковый номер, а лучшего из рода». Е.В. Кузнецов также заключает, что «при всем старании нельзя ни из гер-

В.БФотю.

RWirH И ВАРЯЖСКАЯ РУСЬ

майского, ни из славянского онимикона объяснить имена» Синеуса и Трувора. Прототипы им он находит в исторической области Лангедок (южная часть средневековой Франции): имя Трувор - «обозначение ли­рического поэта, писавшего на «лангедойль», «счастливый искатель воен­ных трофеев». В основе антропонима Синеус историк видит «senex, se-піог» - «старик, старший» и предлагает «имя Синеус (Sineus) читать Сени-ус (Senius), и означает оно более старший... старший из трех братьев»117.

Не является шведским, вопреки распространенному мнению, и имя Рюрик. Еще С.А.Гедеонов обратил внимание на тот факт, что имя Нгае-rekr (Hrorekr), в котором видят имя Рюрик, шведам неизвестно. «Для шведского конунга имя Hraerekrx — подчеркивал он, — также странно и необычайно, как для русского князя имена Казимира и Прибислава; вследствие чего норманская школа должна... отказаться от шведского происхождения нашего Рюрика...». Об отсутствии этого имени у шведов говорил спустя много лет норманист Н.Т. Беляев, также отметивший его необычайность и для Дании118. В наше время А.Г.Кузьмин показал, что имя Rauric, Ruric, Roric имело широкое распространение в Европе уже «с первых веков нашей эры». Так, до VII в. известно пять таких имен, а на территории Франции для IX - начала XII в. зафиксировано 12 «Рори-ков». В этом имени исследователь видит отражение названия кельтичес­кого племени руриков (рауриков-гаигісі, откуда французские «Рорики»), имя которых происходит от р. Рур или Раура. В средние века, напоми­нает историк, у Одера был приток Рурика (Rurica, Rorece), а сейчас так именуются притоки Мааса и Рейна. Выходцы из поречья Руры, добав­ляет Кузьмин, позже также именовались «Руриками». Е.В.Кузнецов ве­дет речь об античных корнях этого имени119. В 1997 г. шведская иссле­довательница Л.Грот вновь напомнила давно известное: в Швеции не считают имя «Рюрик» шведским, не встречается оно «и в шведских име­нословах»120. Поэтому не может свидетельствовать о шведском проис­хождении Рюрика этимология его имени (о чем говорит, например, Е.А.Мельникова121), не имеющего никакого отношения к шведам.

Дата добавления: 2015-10-21