Святая с. M. Фаустина Ковальская 5 страница

+ Испытание испытаний,

абсолютное одиночество - отчаянье

Когда душа выходит победительницей из предыдущих испытаний, она - если и может споткнуться - все же смело борется и с полным смирением взывает к Господу: „Спаси, ведь я погибаю". И она по-прежнему готова к борьбе.

Теперь душу окутывает страшная тьма. Душа видит в себе только грехи. Ее состояние страшно. Она видит себя совершенно оставленной Богом, чувствует себя словно предметом Его ненависти, и остается один шаг до отчаянья. Она защищается как может, пытается пробудить веру, но молитва оказывается для нее еще большей мукой, ей кажется, что она побуждает Бога к еще большему гневу, что она стоит на недосягаемой вершине, внизу которой - бездна.

Душа рвется к Богу, но чувствует себя отринутой. Все муки и терзания мира - ничто в сравнении с этим ощущением, в которое она целиком погружена - то есть чувством отторжения от Бога. Никто не может принести ей облегчение. Она видит, что осталась одна, нет никого, кто бы мог ее защитить. Она поднимает глаза к небу, но знает, что оно не для нее - для нее все потеряно. Из тьмы она попадает в еще большую тьму, ей кажется, что она навсегда потеряла Бога, Того Бога, Которого так любила. Эта мысль ввергает ее в невообразимые мучения. Однако она не соглашается с этим, пробует обращать взор к небу, но напрасно - это доставляет ей еще большее страдание.

(47) Никто эту душу не озарит, если Бог хочет оставить ее во тьме. Это отторжение от Бога душа переживает страшно. Из ее сердца вырываются скорбные стоны, настолько горькие, что ни один духовник не поймет их - может, только если сам пережил подобное. И тут злой дух причиняет новые страдания душе. Дьявол издевается над нею: „Видишь? Неужели и дальше ты будешь верна? Вот твое вознаграждение, ты в нашей власти". Но сатана настолько влияет на эту душу, насколько ему позволяет Бог. Бог знает, сколько мы можем выдержать. „Ну и что с того, что ты умерщвляешь плоть? Что с того, что ты верна правилам? Зачем все эти усилия? Ты отвержена Богом". Слово „отвержена" становится огнем, который пронизывает каждый нерв, проникает до мозга костей. Он пронзает насквозь все ее существо. Наступает момент самого большого испытания. Душа уже нигде не ищет помощи, она погружается в себя, все исчезает перед ее глазами, и она как бы смиряется с мукой отвержения. Это момент, которому я не могу дать названия. Это огонь души. Когда он впервые приблизился ко мне, я была вырвана из него силой святого послушания. Наставница, ужаснувшись моему виду, послала меня на исповедь, но исповедник меня не понял, я не ощутила ни тени облегчения. О Иисус, дай нам опытных священников!

Когда я сказала ему, что переживаю в душе адские муки, он ответил мне, что спокоен за мою душу, потому что видит в ней большую благодать Божию. Однако я ничего из этого не поняла, и ни один лучик света не пробился в мою душу.

Теперь уже я начинаю чувствовать недостаток физических сил и не могу выполнять свои обязанности. Не могу скрыть страданий - хотя и не говорю ни слова о том, как страдаю, но эта боль, которая отражается на моем лице, выдает меня, и настоятельница сказала, что сестры приходят к ней и говорят, что стоит им взглянуть на меня, как их охватывает сострадание - настолько ужасно я выгляжу. Несмотря на все усилия душа неспособна скрыть такие мучения.

Иисус, Ты один знаешь, как стонет в этих муках душа, окутанная тьмой, и все же она жаждет, алчет Бога, как спекшиеся губы жаждут воды. Она умирает и иссыхает, умирает смертью без смерти - то есть не может умереть. Ее усилия ничтожны, она находится в могущественных руках. (48) Теперь душа попадает во власть Справедливого. Прекращаются все внутренние искушения, смолкает все, что вокруг - так умирающий утрачивает все внешнее, - вся душа, навеки отверженная, находится во власти Справедливого и Трисвятого Бога. Это важнейший момент, и только Бог может так испытывать душу, поскольку Он один знает, что может выдержать душа. Когда душа пронизывается насквозь этим адским огнем, она словно впадает в отчаяние. Моя душа пережила этот момент, когда я была одна в келье. Когда душа стала погружаться в отчаяние, я почувствовала, что начинаю умирать, но я схватила крестик и судорожно сжала его в руке. Тогда я почувствовала, что мое тело отделяется от души, и хотя я желала пойти к настоятельницам, физических сил уже не было. Я произнесла последние слова: „Уповаю на Твое Милосердие", - и мне показалось, будто я побудила Бога к еще большему гневу, и погрузилась в отчаяние. Лишь время от времени из души вырывался скорбный, безутешный стон. Душа в агонии - мне казалось, что я уже останусь в этом состоянии, потому что своими силами я не вышла бы из него. Каждая мысль о Боге становилась морем невообразимых страданий, и все же было что-то в душе, что рвалось к Богу, но ей казалось, что это ведет к еще большим страданиям. Воспоминание о прежней любви, какой ее окружал Бог, становится для души новой мукой. Взгляд Бога пронизывает ее насквозь... Все в душе оказалось сожженным от Его взгляда.

Спустя некоторое время в келью вошла одна из сестер и застала меня почти умершей. Она испугалась и пошла к наставнице послушниц, которая в силу святого послушания приказала мне подняться с земли, и я немедленно ощутила физическую силу и, вся дрожа, поднялась с земли. Наставница сразу же поняла состояние моей души, стала говорить мне о непостижимом милосердии Божием и сказала: „Сестра, никоим образом не умерщвляй свою плоть, я приказываю это тебе в силу послушания, - и еще сказала: Теперь я вижу, что Бог призывает тебя к высокой святости, Господь хочет видеть тебя рядом с Собой, если Он допускает такое, причем так рано. Будь верна Богу, потому что это знак того, что Он хочет, чтобы ты была высоко на небе". Однако я ничего не поняла из этих слов.

(49) Когда я вошла в часовню, то ощутила, словно все ушло из моей души, словно я только что вышла из рук Божиих, я чувство вала чистоту своей души, чувствовала себя маленьким ребенком. И тогда в душе я увидела Господа, Который сказал мне: Не бойся, дочь Моя - Я с тобою. И тогда в один миг исчезли темные силы и терзания, чувства наполнились непостижимой радостью, душа залилась светом.

Еще хочу упомянуть, что хотя моя душа уже была под лучами Его любви, на моем теле еще два дня оставались следы пережитого страдания. Лицо - смертельно бледное, глаза напились кровью. Только Иисус знает, что я выстрадала. В сравнении с действительностью кажется бледным то, что я написала. Я не могу этого высказать, мне кажется, что я вернулась с того света. Я чувствую неприязнь ко всему земному. Я склоняюсь к Сердцу Бога, как младенец к груди матери, и на все смотрю другими глазами. Я понимаю то, что Господь совершил одним словом в моей душе, этим я живу. При мыслях о прошлых муках меня пронизывает дрожь. Я бы не поверила, что можно так страдать, если б сама не прошла через это. Это чисто душевное страдание.

Однако во всех этих страданиях и борениях я не отказывалась от Святого Причастия. Когда мне показалось, что я не должна причащаться, я перед Святым Причастием пошла к наставнице и сказала ей, что не могу принимать Святое Причастие, что я - как мне кажется - не должна его принимать. Однако она мне не разрешила пропускать Святое Причастие, я пошла к нему и поняла, что только послушание спасло меня.

Наставница сама мне позднее сказала, что испытания прошли для меня быстро только потому, что я была послушна. Только силой послушания я так мужественно справилась с ними. Воистину Сам Господь вывел меня из этой муки, но верность послушанию понравилась Ему.

Хотя муки и ужасны, никакая душа не должна излишне им ужасаться, поскольку Бог не даст больше того, на что мы способны. А с другой стороны, Он может никогда не послать нам таких мук, но пишу я для того, чтобы в случае, если Господу будет угодно провести какую-либо душу через (50) подобные муки, она не боялась, а была во всем - насколько это от нее зависит - верна Богу. Бог не причинит душе вреда, потому что Он - сама любовь и в этой непостижимой любви Он вызвал душу к жизни. Хотя когда я переживала эти страдания, то не понимала этого.

О Боже, я поняла, что не принадлежу этой земле, Господь дал мне в большой мере это понять, Мое общение больше на небе, чем на земле, хотя я ни в чем не пренебрегаю своими обязанностями.

В это, время у меня не было ни духовника, ни какого-нибудь руководства. Я просила Господа, и Он не давал мне наставника. Сам Иисус - мой Учитель с детства и по сей день. Он провел меня через все пустыни и опасности. Я вижу ясно, что только Бог мог провести меня через столь большие опасности без какого-либо вреда и ущерба, так, что моя душа осталась невредимой и всегда побеждала любые трудности, которые были невообразимыми. Выходила [...]70. Однако Господь дал мне наставника, но позднее.

После этих страданий душа обретает большую чистоту духа и большую близость к Богу, хотя я должна еще упомянуть, что будучи в этих духовных терзаниях рядом с Богом, она в то же время слепа. Ее взор окутан тьмой, Бог находится рядом с такой страдающей душой - но вся тайна в том, что душа об этом не знает. Она не только утверждает, что Бог покинул ее, но и то, что она является предметом Его ненависти. Какая тяжкая болезнь поражает зрение души, которая, ослепленная Божиим светом, утверждает, что его нет, в то время как он так силен, что ослепляет душу. Однако позже я поняла, что в эти минуты Бог ближе к душе, чем когда- либо, потому что при помощи обычных милостей душа не выдержала бы таких испытаний. Здесь проявляется всемогущество Божие и чрезвычайная милость, поскольку иначе душа отчаялась бы при первом же ударе.

О Божественный Учитель, то, что произошло в моей душе - это исключительно Твой Промысел. Ты, о Господи, не боишься поста вить душу на краю страшной бездны, где душа волнуется и страшится, и вновь призываешь ее к Себе. Все это - Твои непостижимые тайны.

(51) Когда в этих мучениях я старалась повиниться на святой исповеди во всех мельчайших деталях, священник удивился тому, что я не совершила больших проступков, и сказал мне следующее: „Если в этих терзаниях ты, сестра, столь верна Богу, уже одно это дает мне свидетельство того, что Бог поддерживает тебя Своей особенной милостью, а то, что ты этого не понимаешь, даже хорошо". Но странно, что в моем положении исповедники не могли ни понять меня, ни успокоить, вплоть до моей встречи с о. Андрашем, а позднее - с о. Сопочко.

+ Пара слов об исповеди и исповедниках. Я упомяну только то, что испытала и пережила в своей душе. Есть три случая, когда душа не извлекает пользы от исповеди в чрезвычайных ситуациях.

Первый. Если исповедник мало знаком с необычными путями и выражает удивление, если душа открывает ему большие таинства, которые Бог совершает в ней. Одно его удивление беспокоит тонкую душу, и она замечает, что исповедник колеблется в высказывании своего мнения, а если душа замечает это, она не успокоится, а еще больше будет сомневаться после исповеди, чем перед нею, поскольку ощутит, что исповедник ее успокаивает, не будучи сам уверен. Или же - что случилось со мною - исповедник, неспособный проникнуть в тайны души, отказывает ей в исповеди, проявляет какой-то страх перед приближением такой души к исповедальне. Как же может душа, находящаяся в таком состоянии, черпать успокоение в исповедальне, если она становится все более хрупкой от каждого слова священника? По моему мнению, в случаях таких особенных откровений Божиих в душе, если священник ее не понимает, он должен указать душе какого-нибудь опытного и просвещенного исповедника, или же самому почерпнуть свет, чтобы дать душе то, что ей необходимо, а не просто отказать ей в исповеди, поскольку в подобном случае душа подвергается большой опасности, и не одна душа может сойти с особого пути, который выбрал для нее Бог. Это очень важный момент, я сама это испытала - и уже начала колебаться, несмотря на особенные дары Божий. Хотя Бог Сам меня успокаивал, я всегда желала обрести и одобрение Церкви.

(52) Второй случай. Если исповедник не дает искренне высказаться, выражает нетерпение. В таком случае душа умолкает и не говорит всего, а тем самым не извлекает пользы. Еще меньше пользы она извлекает, если случается, что исповедник начинает испытывать душу, не зная ее, и потому вместо помощи причиняет ей вред. Это происходит потому, что душа знает, что исповедник ее не понимает, ведь он не дает ей полностью открыться - как в отношении милостей, так и в отношении нужд, и потому его вопросы оказываются несвоевременными. Бывали такие вопросы, которые заставляли меня смеяться. Эту ситуацию можно описать такими словами: исповедник - это врач души, но как же врач, не зная болезни, может дать подходящее лекарство? Он его никогда не даст, поскольку оно либо не приведет к желаемому результату, либо повлечет слишком сильные последствия, приведет к обострению болезни, а в иных случаях - не дай Бог - может наступить смерть из-за слишком сильного действия. Я говорю это, испытав, как в от дельных случаях Сам Господь останавливал меня.

Третий случай. То, что бывает, когда исповедник часто пренебрегает мелочами. В духовной жизни не бывает мелочей. Порою с виду незначительная деталь открывает нечто очень важное и для исповедника становится лучом света в познании души. Много оттенков души открывается в мелких деталях.

Никогда не будет здание хорошим, если мы отбросим маленькие кирпичики. От некоторых душ Бог ждет большого целомудрия и посылает им более глубокое постижение их нищеты. Озаренная светом свыше, она лучше осознает, что Богу нравится, а что - нет. Чувство греха возникает в связи со знанием и просветленностью души. То же самое касается несовершенства, хотя душа знает, что грех - это лишь то, что прямо связано с таинством; однако эти мелочи имеют большое значение в стремлении к святости, и исповедник не может этим пренебрегать. Терпение и мягкость исповедника открывают путь к самым глубоким тайнам души. Душа как-то безотчетно открывает свою бездонную глубину и чувствует себя сильнее и устойчивее, смелее борется, больше усердствует, поскольку знает, что должна дать в этом отчет.

(53) Я скажу еще кое о чем, касающемся исповедника. Он дол жен порою испытывать, должен пробовать, изучать, узнавать, с чем он имеет дело - с соломой, с железом или с чистым золотом. Каждая из этих трех видов душ нуждается в особенном рассмотрении. Исповедник должен - причем обязательно - составить ясное представление о каждой душе, чтобы знать, что она может вынести в определенные моменты, в определенных обстоятельствах и случаях. Что касается меня, то позднее, после многих испытаний, когда я видела, что меня не понимают, я уже не открывала своей души и не нарушала свой покой. Но это было уже тогда, когда - или с того момента, когда - все эти милости были отданы на суд мудрого, образованного и опытного исповедника. Теперь я знаю, как в некоторых случаях управлять собой.

И вновь я хочу сказать три слова душе, которая твердо желает стремиться к святости и извлекать плоды - или пользу - из ис поведи.

Первое: полная искренность и открытость. Самый святой, наимудрейший исповедник, не может насильно внушить душе то, что хочет, если душа не будет искренна и открыта. Душе неискренней, скрытной грозят большие опасности в духовной жизни, и Сам Господь не откроется такой душе в высшем смысле, поскольку знает, что она не извлечет пользы из этих милостей.

Второе: смирение. Душа не извлекает должную пользу из таинства исповеди, если она не смиренна. Гордыня удерживает душу в темноте. Она не осознает и вовсе не хочет глубоко постигать свою нищету, она маскируется и избегает всего, что бы могло излечить ее.

Третье: послушание. Непослушная душа не одержит никакой победы, даже если ее будет исповедать Сам Иисус Христос. Самый опытный исповедник ничем не сможет помочь такой душе. Непослушная душа подвергается большим опасностям, она не преуспеет в совершенствовании и в духовной жизни. Бог щедро осыпает душу милостями, но только если она послушна.

(54) + О, как чудесны гимны, льющиеся из страдающей души. Все небо восторгается такой душою - особенно когда она отмечена Богом. Она поет Ему свои грустные трены. Ее красота величественна, поскольку происходит от Бога. Эта душа идет через пустыню жизни, израненная любовью Божией. Она лишь одной ногой касается земли.

+ Душа, вышедшая из таких мучений, глубоко смиренна. Ее чистота высока. Она как-то без раздумий хорошо знает, что следует делать в данную минуту, а от чего отказаться. Она ощущает малейшее прикосновение благодати и преданна Богу. Она издали узнает Бога и неустанно радуется Ему. Она чрезвычайно быстро обнаруживает Бога в душах других людей и вообще вокруг себя. Душа очищена Самим Богом. Бог, как чистый Дух, вводит душу в чисто духовную жизнь. Сам Бог изначально подготовил эту душу и очистил ее - или сделал ее способной на тесное общение с Собою. Душа находит любовь и отдых в духовном общении с Господом. Она говорит с Господом без выражения своих чувств. Бог наполняет душу Своим светом. Ее разум освещен, он видит ясно и различает степени духовной жизни. Душа видит, когда она несовершенным образом общалась с Богом, когда в этом общении участвовали чувства и духовность была с этими чувствами связана, то есть общение это - хотя особенное и высшее - было несовершенным. Но еще более высокое и совершенное общение с Господом - это сознательное соединение с Ним. В этом случае душа наиболее безопасна от иллюзий, ее духовность глубже и чище. В жизни, в которой участвуют чувства, больше опасность обмана. Как для самой души, так и для исповедников, осторожность должна быть особенно велика. Бывают минуты, когда Бог вводит душу в чисто духовное состояние. Чувства гаснут и словно умирают. Душа теснейшим образом соединена с Богом, она погружена в Божество, ее познание полное и совершенное, не частичное, как прежде, а общее и полное, и она радуется этому. Но я хочу еще сказать о минутах испытаний. В эти минуты нужно, чтобы исповедники обладали терпением в общении с такой душой. Но наибольшее терпение должна иметь душа сама с собою.

(55) Мой Иисус, Ты знаешь, что испытывает моя душа при воспоминаниях об этих страданиях. Я не раз удивлялась, что Ангелы и святые спокойно взирают на подобные страдания души. Однако они в эти минуты нас особенно любят. Моя душа не раз кричала, взывая к Богу, как малое дитя, когда мать закрывает свое лицо, а дитя не может узнать ее и кричит изо всех сил. О мой Иисус, за эти испытания в любви честь и слава Тебе! Велико и непостижимо Твое милосердие. Все, что Ты, о Господь, задумал относительно моей Души, проникнуто Твоим милосердием.

Я хочу сказать здесь, что окружающие не должны усугублять внутренних переживаний, потому что когда в душе чаша полна, то иногда та самая капелька, которую мы добавляем в чашу, становится последней каплей, которая переполняет горькую чашу. И кто за эту душу ответит? Остерегайтесь прибавлять страдания другим, поскольку это не угодно Господу. Если бы сестры или настоятельницы знали - или догадывались - что какая-то душа переживает такие испытания и, несмотря на это, еще и со своей стороны добавляли ей страдания, они бы совершали смертный грех, и Сам Бог спросил бы за такую душу. Я не говорю здесь о тех случаях, которые по своей природе являются греховными, а только о том, что в иной ситуации не было бы грехом. Остерегайся иметь на своей совести такие души! Это большой порок в монашеской и обычной жизни - когда при виде страдающей души каждый раз появляется желание ей еще добавить страданий. Я не говорю о всех, но такое бывает. Мы позволяем себе высказывать различные суждения и говорим там, где порою не должны этого делать.

Язык - маленький орган речи, но он совершает большие дела. Не молчащая монахиня никогда не достигнет святости - или не станет святой. Пусть она не обольщается тем, что, быть может, через нее говорит Дух Божий, и поэтому она не может молчать. Но для того, чтобы услышать глас Божий, нужно хранить в душе тишину и молчать, но не угрюмым молчанием, а душевной тишиной, то есть сосредоточением в Боге. Можно много говорить, но не прерывать молчания, но можно и немного говорить, но то и дело нарушать молчание. О, какой невосполнимый ущерб приносит неумение (56) хранить молчание! Много зла через это причиняется ближним, но больше всего - собственной душе.

По моему пониманию и опыту, правило молчания должно быть на первом месте. Бог не общается с болтливой душой, которая, слов но трутень в улье, много жужжит, но при этом не производит меда. Душа болтуна в сущности пуста. В ней нет ни основательных добродетелей, ни близости с Богом, не говоря уже о более глубокой жизни, о сладком покое и тишине, в которой обитает Бог. Душа, не узнавшая сладости внутренней тишины, неспокойна сама и возмущает тишину других. Я видела множество душ в адской бездне из-за их неумения хранить молчание - они сами сказали мне об этом, когда я спросила их, что стало причиной их гибели. Это были души монахинь. Боже мой, как это горько - ведь они бы могли оказаться на небе, и даже стать святыми. О милосердный Иисус, я дрожу, когда думаю о том, что должна давать отчет за свой язык - в нем жизнь, но в нем и смерть, а порою мы убиваем языком, совершаем настоящее убийство. И это мы должны считать мелочью? Я в самом деле не понимаю таких угрызений совести. Я знала одну женщину, которая, узнав от другой о чем-то, что о ней говорили... тяжело разболелась, а потом все это стоило большой крови, много было пролито слез, и были печальные последствия, и это совершил не меч, а язык. О мой молчащий Иисус, будь милосерден к нам.

Я сбилась на тему молчания, но я не об этом хочу говорить, а о жизни души с Богом и о ее отклике на благодать. Когда душа очистилась и Господь близко общается с нею, тогда вся сила души устремляется к Богу. Однако сама она ничего не может. Здесь всем руководит Бог, душа это знает и осознает. Она еще живет в изгнании и хорошо понимает, что [могут] еще быть и хмурые, и дождливые дни, но она способна уже иначе на все это смотреть, нежели прежде. Она не остается в ложном покое, а готовится к борьбе. Она знает, что относится к поколению рыцарей. Теперь она лучше во всем отдает себе отчет. Она знает, что происходит из королевского рода и ее касается все значительное и святое.

(57) + Ряд милостей, которые Бог изливает на душу после этих огненных испытаний. Она радуется тесному соединению с Богом. У нее много сознательных и бессознательных видений, она много слышит слов свыше, зачастую - ясных указаний, однако, несмотря на все эти милости, ей не хватает самой себя, и это тем ощутимее ввиду того, что Бог наделяет ее милостями, поскольку в этой си туации ей грозят разные опасности, и она легко может обмануться. Она должна просить Бога о духовном наставнике, причем не только молиться о наставнике, но хлопотать и искать такого наставника, который бы разбирался в руководстве, который бы знал пути, которыми он должен вести на борьбу. Душу, соединившуюся с Богом, нужно приготовить к большим и упорным сражениям.

+ После этих очищений и испытаний Бог общается с душой особенным образом, однако душа не всегда содействует этим милостям. Не то, чтобы она над собой не хотела работать, но она наталкивается на такие большие - внутренние и внешние - трудности, что действительно нужно чудо, чтобы такая душа удержалась на этих высотах. Конечно, здесь ей нужен наставник. Моя душа часто наполнялась сомнениями, и нередко я сама их себе создавала, поскольку думала, что я невежда и многого не понимаю, тем более в духовных вопросах. Если сомнения увеличивались, я искала свет У исповедника или у настоятельниц. Однако я не получала того, чего жаждала.

Когда я открылась настоятельницам, одна из них71 поняла мою душу и путь, которым Бог хочет меня вести. Когда я стала подчиняться ее указаниям, я быстро начала продвигаться по пути совершенствования. Но продолжалось это недолго. Когда я глубже открыла свою душу, я не получила того, чего желала, а настоятельнице показались эти милости невозможными, так что я уже ничего не могла у нее почерпнуть. Она говорила мне, что не похоже, чтобы Бог так общался с творением. „Я за вас боюсь, как бы это не оказалось обманом. (58) Посоветуйтесь с каким-нибудь священником". Однако исповедник меня не понял и сказал: „Лучше, чтобы ты поговорила об этом с настоятельницами". И так я ходила от настоятельниц к исповеднику, от исповедника к настоятельницам, и не находила успокоения. Эти милости Божий начались для меня с большого страдания. Нередко я прямо говорила Господу: „Иисус, я Тебя боюсь, как бы Ты не оказался каким-нибудь призраком". Иисус меня всегда успокаивал, но я относилась к Нему с недоверием. Странное дело - чем больше я не доверяла, тем больше Иисус давал доказательств того, что Он - вершитель этих дел.

+ Когда я поняла, что не получаю от настоятельниц никакого успокоения, я решила ничего не говорить об этих чисто духовных вещах. Внешне я старалась, как хорошая монахиня, обо всем говорить с настоятельницами, но о нужде души я уж буду говорить лишь в исповедальне. По многим - причем очень серьезным - причинам я поняла, что женщина не призвана распознавать такие тайны. Я навлекла на себя множество ненужных страданий. Долгое время меня считали как бы околдованной злым духом и смотрели на меня с состраданием, а настоятельница предприняла в отношении меня некоторые меры предосторожности. До моих ушей доле тало, что сестры смотрят на меня именно так. И горизонт затмился вокруг меня. Я стала избегать этих милостей Божиих, но что же делать - это было не в моих силах. Внезапно меня охватывало столь большое сосредоточение, что - вопреки своей воле - я погружалась в Бога, и Господь удерживал меня возле Себя.

В первые минуты моя душа всегда немного встревожена, но позже удивительный покой и сила наполняют душу.

+ Все это было еще выносимо. Но когда Господь потребовал, чтобы я рисовала этот образ, тогда уж на самом деле начали говорить и смотреть на меня, как на какую-то истеричку и фантазерку, а это уже немного посерьезнее. Одна из сестер пришла ко мне, чтобы со мною доверительно поговорить, и стала надо мной причитать. Она говорит мне: „Я слышала, что о Вас говорят, будто Вы - фантазерка, что у Вас - какие-то видения. Несчастная, Вам надо остерегаться от этого". (59) У нее была искренняя душа, и что она слышала - о том искренне рассказала мне. Но подобное я должна была выслушивать ежедневно. А как это меня мучило, знает один только Бог.

Однако я для себя решила все переносить спокойно, никак не отвечать на задаваемые мне вопросы. Одних это мое молчание дразнило - особенно, наиболее любопытных. Другие - думающие более глубоко - говорили, что все же сестра Фаустина, должно быть, близка Богу, если имеет силы перенести столько страданий. Я видела перед собой как бы две группы судей. Я стремилась к внутренней и внешней тишине. Я не говорила ничего, что бы касалось меня самой, хотя некоторые сестры спрашивали меня об этом напрямик. Уста мои замолчали. Словно голубка, я страдала, не жалуясь. Но некоторым сестрам словно доставляло удовольствие мне каким-нибудь образом досадить. Их дразнила моя терпеливость, однако Бог давал мне столько душевных сил, что я переносила это спокойно.

+ Я поняла, что в эти минуты мне никто не поможет и стала молиться и просить Господа об исповеднике. Я желала, чтобы какой-нибудь священник сказал мне лишь одно: „Будь спокойна, ты на хорошем пути". Или же: „Отбрось это все, потому что это идет не от Бога". Однако я не находила столь решительного священника, который бы мне сказал эти ясные слова во имя Господа. А значит, и дальше неуверенность. О Иисус, если на то Твоя воля - чтобы я жила в такой неуверенности - да будет Имя Твое благословенно. Господи, прошу Тебя, Сам направляй мою душу и будь со мною, ибо я сама по себе - ничто.

И вот уже я осуждена со всех сторон, уже нет ничего во мне, что бы избежало суда сестер, но уже все во мне как бы исчерпалось, и меня оставили в покое. Моя измученная душа немного отдохнула, но я поняла, что ближе всего Господь был ко мне в этих преследованиях. Но продолжалось это недолго. Вновь разразилась страшная буря. Теперь давние подозрения стали для них как бы достоверным фактом, и мне вновь приходится выслушивать старые песни. Так угодно Господу. Но удивительно, что даже извне меня стали преследовать (60) разные неудачи72. Это приводило к различным страданиям, известным только Богу. Однако, как могла, я старалась все Делать как можно лучше. Теперь я вижу, что меня стерегут повсюду, словно вора - в часовне, во время исполнения обязанностей, в келье73. Теперь я чувствую помимо присутствия Бога - постоянное присутствие людей. В действительности, это присутствие людей меня часто мучило. Были моменты, когда я сомневалась, раздеваться мне для мытья или нет. О, бедная моя постель, за нею тоже многократно наблюдали. Порой меня разбирал смех, когда я узнавала, что даже постели не оставляют в покое. Одна из сестер сама мне сказала, что каждый вечер она наблюдала за мною в келье, как я се бя веду.

Однако настоятельницы всегда остаются настоятельницами. И хотя они меня особенно унижали и часто наполняли меня разными сомнениями, но все же всегда разрешали мне то, чего требовал Господь - хотя и не так, как я просила, но по-другому удовлетворяли требованиям Господа и разрешали мне самоумерщвления и акты смирения.

Однажды одна из матерей так разгневалась на меня и так меня унизила, что я уже думала, что не вынесу этого. Она говорит мне:,Чудачка, истеричка, визионерка, убирайся из комнаты, не желаю тебя знать". На мою голову сыпалось все, что только возможно. Когда я пришла в келью, я упала ниц перед распятием и стала смотреть на Иисуса, но уже не могла вымолвить ни слова. И все же я скрыла это от остальных и делала вид, что между нами ничего не произошло. Дьявол всегда использует такие моменты - уныние стало овладевать моими мыслями: за верность и искренность - такая вот награда. Как можно быть искренной, когда тебя так не понимают. Иисус, Иисус, я уже не могу. Я вновь упала на землю под этой тяжестью, покрылась потом, и какой-то страх начал овладевать мною. Мне не у кого найти духовную опору. Тут в душе я услышала голос: Не бойся, Я с тобой, - и какой-то удивительный свет озарил мой разум, я поняла, что не должна поддаваться такой грусти, какая-то сила наполнила меня, и я вышла из кельи с новой готовностью к страданиям.

Дата добавления: 2015-10-21