пятьсот лет назад в своих секретных лабораториях вирусы СПИДа, чумы
двадцатого века, это они насылали сверхэпидемии двадцать второго и
двадцать третьего. Кучка черных козлов не просто вела стада под топор, она
вырезала скотину и по дороге, беспощадно, безжалостно. А потом появились
андройды...
- Прозорливый ты, Ванюша! - снова влез Авварон.
Теперь он не говорил, он проникал своим картавым посвистом прямо в
мозг, в сознание.
- Андроидов, этих полулюдей-полукиберов, вывели слуги Пристанища.
Рождаемость после их массового выпуска упала в восемнадцать раз, Иван! Это
был новый прорыв в будущее Вселенной! Смекаешь? Зачем нервничать с таким
же как ты, зачем постоянно выяснять отношения и добиваться кого-то?
Заказывай себе андроида или андроидку - лучшие модели, под любую
кинозвезду, под любого супермена - и живи с ними, люби их, верти и крути
как хочешь, они выполнят какое ни захочешь пожелание, им нет равных в
любовных утехах... и очень гигиенично, Ванюша, и очень чистоплотно, и
никаких детишек, хе-хе! Мы купили вас на ваших же похотях, купили ни за
грош, и ты хочешь, милый, чтобы мы не считали вас двуногими скотами,
слизняками, червями. Вы еще хуже, Иван! Но не горюй, нам нравится, что вы
такие, чем хуже - тем лучше! Вспомни-ка!
Иван все помнил - знания, заложенные в гиперсне, были неистребимы и
велики. Чем хуже - тем лучше. Лозунг пятых колонн всех времен и всех
народов. Паразитирующие в телах наций разъедали их изнутри, истачивали
подобно жукам-древоточцам, и могучие, исполинские дубы этносов
превращались в трухлявые расползающиеся пни. Чем хуже - тем лучше! Пятая
колонна всегда вопила на весь мир о гонениях, притеснениях, травле... но
она всегда жила лучше тех, среди кого жила. И чем хуже было коренным,
исконным, тем лучше становилось паразитирующим в них. Помогали извне,
хорошо помогали за изъедание изнутри. Чем хуже - тем лучше!
Паразитов, когда они выполняли свое черное дело до конца, забирали к
себе те, кто их финансировал, оснащал, поддерживал, те, кто им платил, но
у себя им не позволяли разевать рты и вредить, их быстро затыкали
подачками, спроваживали на тот свет или в психушки. Паршивая овца в стаде.
Есть паршивые овцы, а есть и пастухи. И те и другие выродки! Но они
всесильны! Почему же так получается? Почему здоровье и добро, свет и
разум, уступают первенство, позволяют главенствовать над собою болезням,
вырождению, мраку, безумию?!
- Это закон Мироздания, Иван. Не иди против законов. Умные - они
всегда с сильными. И у тебя есть еще шанс. Ты можешь стать посвященным, ты
можешь приобщиться, воплотиться, ты можешь работать на Пристанище... а
можешь сдохнуть в грязи, боли, обиде и унижении. Мы никого силой не тянем
к себе, ты знаешь это.
Выбирай!
- Я убью тебя, гнида! - сорвался Иван. - Не в силе Бог, а в правде!
Изыди из меня, нечистый дух!
- Изыду, когда времечко придет, - захихикал Авварон Зурр-бан Тург
- Погляди еще!
Ивана стало опускать ниже. Он будто погружался в каменные толщи
планеты. На этот раз глубина достигла десяти-двенадцати верст от
поверхности. Вспомнилась изъеденная ходами и лабиринтами планета-каторга
Гиргея. Вот и Земля станет такой, уже становится. Иван выдохнул в
бессилии. Но что это?! Перед ним открылись вдруг прозрачные, витые,
спиралеобразные трубы, множество, огромное множество труб, уходящих далеко
вниз.
За стеклотановыми стенами что-то копошилось, шевелилось. Он не мог
разобрать. И тогда его словно поднесло к трубам вплотную. Это был явный
бред. За стеклотаном кишмя кишели миллиарды маленьких черненьких паучков,
каждый из них был не больше виноградины - жирной, мохнатой, черной
виноградины с двенадцатью тонкими длинными лапками, мощными клещеобразными
жвалами и странным, осмысленным взором двух выпученных свинцово
поблескивающих глазенок. Ивана еще приблизило, он встретился взглядом с
ближним пауком... и отшатнулся. Взгляд жуткого насекомого прожег его
насквозь холодной, ледяной отчужденностью, граничащей с ненавистью - эта
тварь ненавидела все вокруг себя, но это не была пылкая, внезапно
разгоревшаяся ненависть, это было нечто потустороннее и чуждое, Иван видел
подобное в глазах негуманоидов, но там не было такой концентрации злобы,
ледяной постоянной злобы, лютости. Чуждый Разум! Паук был вне всякого
сомнения разумен. Но не приведи Бог...
- Это лишь пробная партия, их вывели недавно, - Авварон пояснял без
спешки и суеты, ему некуда было спешить. - Смотри ниже!
Ниже, в тех же витых трубах лежали полупрозрачные, дышащие яички. Их
было невообразимо много. И трубы уходили вниз на неведомую глубину. Иван
все понял сам - именно из этих яиц выводятся черные пауки. Но кто они?!
- Теперь эволюция пойдет бешенными темпами, Ванюша, - ответил Авварон.
- Ваша раса жила тысячелетия. Шестирукие, те, что ты видел выше,
промежуточная раса, они подготовят Землю и Вселенную к приходу пауков, они
будут жить два столетия, потом они просто вымрут. Но и паукам жить недолго
- за полтора тысячелетия они подготовят Мироздание для пришествия
энергетических рас. И тоже уйдут в небытие. Но везде и повсюду, со всеми
рядом, всегда и навечно во Вселенной будем мы, Иван! В этом мире больше не
будет того, кого вы в тщеславии и гордыне двуногих скотов называете Богом!
- Врешь, гнида! - оборвал его Иван. - Еще не было вторжения, еще не
было боя, а ты уже называешь победителя!
- Сражение давно выиграно, Ваня. Только слепой не видит этого.
- Время покажет.
- Время тебе все покажет, - согласился дух преисподней.
Ну почему они избрали для выращивания новых рас именно Землю?! Разве
мало иных планет в Космосе?! Они просто глумятся над людьми, издеваются! И
вся эта шваль в подземельях, черные мессы? Зачем?!
- Ты ничего не сказал про приобщенных, тех, что служат вам сейчас.
Ведь вы обещали им, что они войдут в новый вселенский порядок, что им
найдется местечко под Черным солнцем?!
- Черви! - коротко отрезал Авварон.
- Значит, вы не пощадите и их? - усмехнулся Иван. - Не пощадите своих
слуг? А ваши обещания?!
- Что можно обещать червям.
- Но ведь они работают на вас!
- Они сдохнут последними.
- Все?
- Все. За исключением единиц - подлинно избранных. И ты можешь стать
таковым.
- Что тебе нужно от меня, мой лучший друг и брат? - со злорадством и
беспечностью спросил Иван, поворачиваясь к Авварону.
- Мне нужен Кристалл.
- И всего лишь?
- Да.
- Ты хочешь, чтобы я сказал, где он сейчас?
- Он в Пристанище. На планете Навей, не валяй дурака, Иван. Ты должен
вернуться, поднять Кристалл там, где ты его бросил и отдать мне. Помни, ты
мой раб, и если ты не подчинишься миром, я буду убивать тебя медленно и
постоянно, ты не продвинешься ни на шаг к своей цели, ты будешь все время
удаляться от нее! Но если ты выполнишь мою волю, я дарую тебе жизнь и
свободу, я верну тебе твою спящую красавицу с твоим плодом в ее чреве.
Помни - это твой сын! Ты обязан выполнить мою волю ради них!
- Врешь, нечисть! Биоячейка заговорена, ты никогда не дотянешься до
Аленки!
- На любой заговор есть ключ, ты это знаешь. Я с тобой откровенен,
Иван. Я не могу попасть в место старта твоего бота с планеты Навей -
проклятый Сихан закодировал его. Для меня эта область - огромный, черный,
абсолютно непроницаемый пузырь, в нем мне нет хода, я не вижу в нем. Но
Кристалл там! И ты мне его вернешь. Кристалл нужен нам обоим. Для тебя
зона открыта. Решай!
- Откуда ты знаешь имя Первозурга?
- Я все знаю, Иван, пора бы к этому привыкнуть.
- Хорошо, я вернусь в Пристанище. Но не раньше, чем сделаю свои дела
на Земле.
- Нет! - взревел дурным ревом Авварон Зурр-бан Тург в Шестом
Воплощении Ога Семирожденного.
- Да! - спокойно ответил Иван. - Я отдам тебе Кристалл... может быть,
потом. Но помни, вы не войдете на Землю одновременно с негуманоидами. Мы
будем бить вас поодиночке, врассыпную.
- Гордыня - великий грех, Ваня, - сокрушенно произнес Авварон. - Но
мне плевать на твои слова. Мне нужен Кристалл. И все! И ничего больше! Мне
не нужна твоя мертвая красавица и твой сын, мне не нужен и ты сам,
пропадите вы все пропадом. Я даю тебе очень короткую отсрочку... но я и
спрошу за все! Иди!
- Прощай! - прошептал Иван. - Прощай, дух зла!
- До скорой встречи... - прошипело в ответ.
Он очнулся возле извивающегося, окровавленного тела. Отвел от
пузырящейся красной каши иглу. Поглядел на Креженя. И все понял - здесь, в
подземелье не прошло и мига. И все же он спросил:
- Так бывает с каждым?
- Да, - ответил Седой, - с каждым. Один проникает в мир подлинный на
час, другой на месяц, а есть и такие что уходят в него на годы. Но у
каждого свой мир. Миры дьявола бесчисленны!
- Это становится привычкой, наркотиком?
- Это сильней. Значительно сильней!
- И они взяли тебя именно на этом? Приобщили?!
- Да, - признался Седой, - восемь лет назад. Никто не сможет устоять.
Ты скоро сам захочешь туда...
Иван спрятал иглу в складках черного плащ"". И свысока, жалеючи
поглядел на Говарда Буковски по кличке Крежень. Насчет "никто" тот явно
перебарщивал.
- Пойдем отсюда. Мне неинтересно среди этих червей.
- Червей?
- Да, червей.
Иван обернулся... и встретился взглядом с черными пустыми глазницами
Ливадии Бэкфайер, жрицы смерти в этом сатанинском балагане. И он понял,
что она увидала его, мало того - узнала.
- Вот теперь надо бежать! - дернул его за локоть Крежень. - Давай-ка
за мной!
- Бежать? От Ливочки?! - Растерялся Иван.
Жрица смерти шла прямо на него. И это была не Ливадия Бэкфайер,
преступница, содержательница притона, беглая каторжница, это была
прислужница самого Вельзевула. В черных провалах глаз горели багряные
угольки, горели так, будто они были не под черепным сводом, а за тысячи
миль отсюда, в глубинах Космоса или самой Преисподней. В этих зрачках
горело адское пламя. Иван все понял сразу. Но его тело свело оцепенением.
Он уже не мог бежать, и напрасно Крежень орал ему прямо в лицо, напрасно
тянул за накидку и отчаянно матерился.
Жрица смерти шла на Ивана. И беснующиеся тени в черном безропотно
расступались перед своей черной богиней. Жемчуга и серебро тускло сияли в
прерывистом свете свечей, вились и разлетались черные шелка, ничуть не
прикрывающие прекрасного обнаженного тела, блестели ровные белые зубы в
бесстрастно-хищной улыбке, кривящей алый рот. Сама смерть надвигалась на
Ивана.
А он стоял и смотрел в бездну ее глаз. И видел в них окраину
Вселенной, смутную тень корабля и две фигурки, прикрученные к поручням,
пожираемые багряным пламенем. Все слилось в нечто целое, неразделимое - и
явь, и грезы, и наваждения памяти.
* * *
Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ждал Ивана наверху и пил рюмку за рюмкой.
Гармозский урюговый самогон трехлетней выдержки! Огненное пойло! Его можно
принимать лишь микроскопическими дозами - каждая рюмашка по семь с
половиной капель, больше за один прием нельзя. Но каждая словно молотом
бьет по голове.
- Ну, родимая, поехали! - Гуг крякнул и вылил на язык еще одну.
Два головореза из его банды, Акула Гумберт и Сай Дубина, сидели за
стойкой по бокам от него и пили юка-колу, сладенькую тонизирующую водичку,
настоянную на корнях юку-рукку, доставляемых с планеты Багалая системы
Чандр. Гуг никогда не понимал, зачем эту хреновину везти в такую даль и
добавлять в воду. Он был абсолютно уверен, что вся эта "юка-рукка" выдумка
местных новосветских жуликов, дурящих публику. Зато в гармозский самогон
он верил свято.
Парни были крепкие, проверенные, малость туповатые, но последнее им в
вину не ставилось. Главное, исполнительные и надежные.
Кеша подошел, когда Гуг был уже хорош. Он снял кепку, поклонился
наигранно подобострастно. И спросил:
- Гуляем?
- Гуляем, - откликнулся эхом Гуг.
За спиной у Кеши стояла драная, мерзкая, мутноглазая собака с кривым и
обвислым носом. Гуг еще никогда не видывал таких омерзительных дворняг.
Хотя было было что-то в этом поганом псе знакомое... нет, это мерещилось
после самогона.
- А где Иван? - спросил Кеша и присел на скрипящий ферралоговый стул.
- Там! - Гуг выразительно ткнул большим пальцем вниз, будто
надравшийся римский патриций, приговаривающий то ли раба, то ли гладиатора
к смерти.
- Ясненько, - заметил Кеша, хотя ему ни черта не было ясно.
Он вообще не должен был сюда приходить. Черный кубик леденил грудь
сквозь клапан. И временами Кеше мерещились голоса, в основном голос
отпрыска императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но он ничего не мог
разобрать, наверное вне ребровской дачи кубик работал хреново. Кеша сильно
рисковал. Риск был его ремеслом.
- Мне нутро набулькивает, - начал он тихо, - что надо идти к Ване,
слышишь. Гуг, твою мать! - Он выбил из руки окосевшего викинга рюмку. И
тут же его кисть перехватила рука слева - у Акулы была отменная реакция.
- Не шали, - процедил Гумберт.
Сай Дубина кивнул, подтверждая, что шалить в их присутствии не
следует.
- Щяс, - заверил Гуг, - пропустим еще по парочке, а потом сразу пойдем
к Ване.
Он налил Иннокентию Булыгину, ветерану и рецидивисту. Но тот молча
отодвинул пойло.
- Не хочешь, не пей. А я выпью! - Он крякнул, охнул, налился багровой
краской. - Ты от Дила, что ли?
- Неважно, - Кеша поморщился. А пес за его спиной тихохонько и
противненько заскулил. - Пошли!
Они встали одновременно. Гуг махнул рукой малайцу И тот испуганно
согнулся в поклоне, закивал, засуетился.
Чтобы бармен не нервировал босса, Сай Дубина прихватил его ухо,
скрутил и пригнул малайца на полметра пониже, как раз на уровень своей
опущенной руки.
- Не обижай ублюдка, - проворчал Гуг. - Ну, обезьяна, говори, где
подъемник? - Он спрашивал из пьяного куражу, все четверо и так знали все
про подъемники и спусковики.
- Туда нельзя, - залебезил малаец, - там сейчас месса.
- Можно, - оборвал его Гуг. - Ты будешь с нами, пока не подымемся,
усек, обезьянья харя?
- Усек, усек, - сразу же согласился малаец.
Они прошли через четыре двери. Ткнулись в люковую с секретом.
- Туда с собаками нельзя, - дрожащим голосом предупредил бармен.
- Можно! - Кеша дал ему хорошего пинка, так, что малиец повалился на
пол. - Моя собака не кусается.
Через семь минут они были внизу. При выходе из подъемника Гуга
вырвало.
- Ядреный самогон, - пробурчал он сквозь слезы.
Охранники поддерживали его под локотки, но Гуг все время их отпихивал.
В полумраке открывшегося за занавесом подземелья он совсем раскис, пустил
слезу - вспомнилась гиргейская подводная каторга. Гуг полез к Кеше
целоваться, плакаться в жилетку. Тот увернулся.
- С кем Иван? - спросил он.
- С этой су-уч-чарой... с Седым! - заикаясь ответил Гуг.
- Он погубит Ивана, - обозлился Кеша.
- Я сам его погублю! Он у меня в лапах! - Гуг растопырил свои ручищи
ладонями вверх. - Я его - в любой момент!
Какой-то трясущийся тип в балахоне подвернулся под ноги, Гуг сшиб его
одним ударом. Акула добавил ногой, обутой в черный литой сапог.
Рев и визги обрушились на них внезапно. Вонь наркотических свечей
заглушила все запахи на свете. Оба головореза потянулись за оружием.
- Рано, - остановил их Кеша, - не дергайтесь, щеглятки. Папа вам
скажет, когда доставать бананы.
Черная месса близилась к завершению. Большинство ее участников
валялись трупами у стен, на полу, прямо на мраморных плитах, ползало на
четвереньках, корчилось. Лишь немногие еще бесновались возле истерзанных,
чуть шевелящихся жертв. Ритмичная, одуряющая музыка еле улавливалась
настороженным ухом, но она проникала в мозг, подавляла волю. Меж рядами
корчащихся ходили черные в сутанах с красными капюшонами на головах и били
колючими плетьми приобщенных - кровь брызгами разлеталась по подземелью.
Это был просто дикий, безумный пир садистов и мазохистов, ублажающих свою
больную плоть и свой больной разум.
Феерия вырождения! Апофеоз дегенерации! Пляска смерти!
- Она... это она, - вдруг пролепетал Гуг и побелел.
- Бредит, - предположил Сай.
Акула Гумберт насторожился. Кеша недоверчиво вглядывался во тьму. Он
уже видел Ивана. Видел Седого.
Иван стоял столбом почти у самой черной стены. Крежень суетился возле
него, нервничал, приплясывал, дергал за рукав - он никогда себя так не
вел, это было непохоже на Седого. А из центра зала прямо на Ивана
надвигалась - да она шла прямо на него - женщина ослепительной красоты, в
развевающихся одеждах, высокой трехрогой короне, усеянной алмазами, в
сверкающих цепях на шее, груди и бедрах. Кеша не сразу узнал Ливу -
каторжницу Ливадию Бэкфайер Лонг по кличке Стрекоза. И он понял, что Гуг
Хлодрик не бредит.
- Отпустите меня! - взревел Гуг.
Он рвался к своей любимой, но два его же охранника держали своего
босса мертвой хваткой, им было не до сантиментов, они обязаны были уберечь
его от неприятностей. Гуг рвался, ругался, скрипел своим протезом и
зубами, грозил всем адскими карами... И внезапно успокоился, когда увидал
суетящегося Говарда Буковски, тот вертелся веретеном возле остолбеневшего
Ивана. И это кинуло Гуга из жара в холод.
Он резким движением сбросил с себя и Акулу и Сая.
Сжал с силой кулаки.
- Ну, Седой, вот и пришел твой смертный час, падла!
Кеша увидал, как суетящийся возле Ивана Крежень вдруг стал багровым,
как хлынула у него изо рта кровь, как он повалился наземь. Но Иван даже не
шелохнулся, он все стоял статуей.
И тогда Гуг Хлодрик Буйный бросился к своей любимой.
Он бежал к ней, пошатываясь, раскидывая в стороны руки, будто
распахивая объятия. Он столько ждал этого часа, этого мига. Он знал, что
они встретятся, непременно встретятся! И вот она, вот! Она не видит его,
но сейчас, через секунду увидит, и замрет, и заулыбается, захохочет,
заплачет, все разу вместе, и они обнимутся, сольются в одно целое, чтобы
уже не разъединяться, не терять друг друга.
- Ли-ива-а-а!!!
Он налетел на нее как на титановую стену... и отскочил, упал на спину,
прямо под ноги черному с плетью. Тот огрел Гуга через плечо, огрел с
размаху, с вытягом.
- У-у, сука-а! - захрипел Гуг.
Он уже был на ногах. Одной левой он переломил черному хребет и швырнул
обмякшее тело в толпу. Он даже не взглянул на него. Он смотрел на свою
Ливочку и ничего не понимал.
А она смотрела на него. Смотрела своими черными, пустыми глазницами. И
она шла уже не на Ивана. А на Гуга Хлодрика. И тот шел ей навстречу.
- Иван! Очнись! - Кеша влепил завороженному такую затрещину, едва
голова не отвалилась.
- Что? Что случилось?! - вяло спросил Иван, выходя из забытья.
- Это она тебя, да?! - быстро спросил Кеша, указывая на жрицу.
- Не знаю. Ничего не знаю!
- Смотри! Она сейчас загубит этого забулдыгу! Быстрей!
Кеша бросился к Гугу Хлодрику. За ним несся опрометью ошалелый
странный пес. Следом окаменело, просыпаясь от дурмана вышагивал Иван.
Акула опередил Кешу. Он встал между Гугом и жрицей. И уже через
секунду он лежал с оторванной головой.
Был только легкий взмах руки и более ничего. Нечеловеческая,
сатанинская сила! В подземелье перестали визжать и выть даже самые
взвинченные. Стало тихо. Мертвенно тихо.
- Лива-а... - сипел остолбеневший Гуг.
Только он нарушал эту чудовищную тишину, и оттого она была еще
чудовищней.
Сай Дубина не струсил, он заступил место убитого, он встал там, где
недавно был Акула. Но он уже не рассчитывал на мощь своих бицепсов. В
обеих руках Сай держал парализаторы сдвоенные с ручными сигмаметами. Его
трясло, желваки ходили на скулах, по спине, обнаженной и мускулистой, тек
ледяной пот.
А жрица шла, медленно шла прямо на Гуга. Судя по всему, ее устраивала
и эта жертва.
- Не смей... - еле слышно сипел Гуг в спину Саю. - не смей!
Он еще держался, только ноги отказали, все плыло в тумане, хмель как
рукой сняло, но зато мозг сковало оцепенением. Он не понимал, что с ним
происходит, он видел только свою любимую... и еще спину Дубины.
Оба парализатора ухнули одновременно, вслед им ударили сигмаметы. Но
волна плазмы не дошла до жрицы смерти, отхлынула от нее и сожгла самого
Сая - лишь горсть черного пепла осталась на полу и два обожженных ствола.
Кеша остановился на бегу. Оборотень Хар налетел на него. Теперь ни
они, ни Иван не сомневались, что на Гуга надвигается сама смерть.
Оставались считанные метры, надо было что-то делать. Но когда Иван
рванулся вперед, Кеша ловко сбил его с ног. Нет! Не так! Тут надо иначе!
- Мой милый! - злобно процедила жрица, она же Ливадия Стрекоза,
приближаясь к застывшему Гугу. - Ну, обними же меня, обними!
Она подняла ладонь, поднесла ее к лицу седого, беспомощного викинга. И
тут Кеша выхватил из нагрудного клапана черный ледяной кубик. Швырнул его
в ведьму.
Та отвлеклась, обернулась. Хватило доли секунды, чтобы между ней и
Гугом выросла призрачная, дымчатая стена.
Под сводами прозвучал голос карлика Цая:
- Ее можно убить, Гуг! Ты меня знаешь, я врать не буду. Защитный слой
продержится двадцать секунд. Решай, после этого или ты мне дашь приказ
убить ее, или она убьет тебя. Ты слышишь меня? Это я, Цай ван Дау,
император Умаганги, твой кореш, Гуг! Осталось двенадцать секунд... решай.
Она тебя убьет! Сначала тебя. Потом Ивана! Это машина смерти! Она
запрограммирована на уничтожение вас обоих! Ничто ее не остановит. Решай!
- Нет... - процедил Гуг.
- Осталось восемь секунд.
- Нет!
- Пять.
- Нет! - Гуг был весь мокрый и предельно трезвый. - Нет! Пусть она
убьет меня!
Иван сосредоточился, напрягся. В голове прояснилось, зеленое свечение
пошло вверх, за ним белое - алмазный венец, сверхвосприятие. Он сможет
удерживать тонкие поля не больше нескольких секунд, но этого должно
хватить! "Ты здесь?" - спросил он мысленно. "Да, я всегда с тобой, -
ответил тихий картавый голос, - мне даже кажется порою, Ваня, что я - это
часть тебя, а ты это часть меня..." Болтать было некогда. "Хватит! -
оборвал Авварона Иван. - Я отдам тебе Кристалл! Спаси их!" Диалог шел
сверхчувственный, вневременной... и все же время шло. "Я спасу его. Но она
будет в летаргии, пока ты не отдашь мне Кристалл, понял?!" Иван ответил
сразу: "Пусть будет так! Спаси их!"
- Одна секунда!
Когда белое свечение в его мозгу погасло, все было кончено. Гуг стоял
на коленях перед бездыханным телом своей возлюбленной. И лил слезы.
- Ты убил ее! - выкрикнул он вверх, обращаясь к невидимому Цаю.
- Нет! - донеслось сверху. - Я не вмешивался. Я не понимаю, что
произошло...
Кеша отпихнул ногой одного из посвященных, развалившегося на черных
плитах, поднял кубик, сунул его в клапан на прежнее место. Он тоже ничего
не понимал.
- Ты убил ее, - Гуг целовал ледяное, прекрасное лицо. - Ты убил ее,
зачем? Зачем?!
Оборотень Хар сидел, ссутулясь, несчастный и дикий.
И он не понимал происходящего. Безумие! Разве можно понять этих
землян? Нет, невозможно!
Иван подошел к Гугу, встал рядом с ним на колени.
- Она жива, - шепнул он в ухо рыдающему викингу.
- Что?! - не поверил тот.
- Она жива. Но она спит. Надо ее укрыть где-то, спрятать от врагов.
- А она проснется? - с неожиданной надеждой вопросил Гуг. И не
дождался ответа, подхватил красавицумулатку на руки, понес, наступая прямо
на черные тела к подъемнику. Никто не посмел заступить ему дорогу.
- Она проснется, - тихо и грустно сказал Иван.
Эпилог
МОЛИТВА
Путник, бредущий по дороге и продирающийся сквозь бездорожье, путник,
оступившийся и погрязший в трясине, о чем ты стенаешь? Об уходящей жизни?
Или об одеждах, пропитанных болотной грязью? Что тебе дороже в миг, когда
ты висишь меж бытием и небытием, - внутреннее или внешнее? Грех задавать
этот вопрос погибающему, вязнущему в трясине. Протяни руку и ты получишь
ответ.
Не разбирает гибнущий и страждущий ни нутряного, ни поверхностного
- его дух тщится вытянуть тело, а тело не дает отойти духу, рвется из
трясины, цепляется за воздух.
Неразделимо ибо есть! И напрасно тысячелетиями спорят философствующие
мудролюбы - нет в них ни мудрости, ни любви к ней, как нет в сосуде
истекающем влаги истекшей.
Растекается грязь по миру сему. Однажды явившаяся или явимая кем-то,
умножается и стремится занять все поры, все норы, дыры, щели - не вверх
течет грязь, а вниз. И стоит внизу тихим омутом, молчаливым болотом, и
подернута ее поверхность ряской зеленой, и цветут на ней лилии дивные - и
грязь имеет свои одежды сверкающие. Но не тихо и не благостно в ее недрах
и глубинах. Роятся в них мириады порожденных в грязи и тьме, свиваются в
клубки змеиные, копошатся, пожирают друг друга и жиреют, набирают силы, и
алчно смотрят вверх - где ты, где ты, путник, бредущий по дороге и
продирающийся сквозь бездорожье?!
Где бы ты ни был - попадешь сюда, низвергнешься к ждущим тебя, алчущим
твоей плоти и твоей крови. Не пройдешь, не проедешь, не проползешь мимо!
Ибо все под тяжестью тела своего и тяжестью тяжких грехов своих падает
вниз! О, немереные глубины болот и трясин! Может, вы и есть весь мир
сущий?! Может, все остальное - свет, солнце, любовь, радость) дух
воспаряющий - лишь красивая ряска на поверхности вашей?! ослепительные
одежды ваши?! Непостижима Пропасть Космической Тьмы! Непостижима Пропасть
Трясины, увлекающей вниз! Два чудовищных, бесконечных мира Зла, меж
которыми тончайшей пленочкой весь свет белый со всеми его дорогами и
бездорожьями, со всеми путниками и сидящими на местах своих!
Неизмерим нижний мир, неизмерим океан грязи, порождающий алчных чудищ.
Ибо лежит он не только в зримой и осязаемой Вселенной, но и в душах
странствующих и покоящихся. И течет в каждой из них черное и грязное вниз,
как и положено ему, заливает все поры, все норы, дыры и щели души и
становится безмерным - нет душе меры и края, не имеет она границ. Черная
душа! Светлая душа!
Образы, годные для обитателей ада и небожителей. В человеках же и
черна она, и светла. И не увидишь глазами, не ощупаешь руками. Красивая и
светлая лилия растет над над пропастью с алчущими гадами.
Не иди, путник, по дороге! Не продирайся бездорожьем!
Сиди в пределе, тебе положенном, и возносись духом в выси небесные.
Ведь никто не тянет тебя за рукав твой. Ведь сыт ты, одет в одеяния,
напоен влагами и мудростью предшествовавших тебе. Чего же ты жаждешь еще?!
Что гонит тебя из тепла и уюта?! Не уходи!
Иван стоял на коленях в Храме. И смотрел в прекраснейший лик
Богоматери Владимирской, чудотворной и нетленной. Он не мог не приехать в
Москву, в Россию, не мог после всей той грязи, мерзости; подлости;
гнусномти в которой ползал он червем там, за пределами Русскими. Матерь
Божья, очисть и укрепи! Только Россия! Только Вера Православная! Лишь они
дадут очищение, снимут слои коросты... не поможет тут роскошная жаркая
банька Дила Бронкса, не поможет, ведь не только тело отмыть надо, но и
душу - в первую очередь душу, что столь долго рвалась из грязи наверх, к
свету. И вот вырвалась. Надолго ли?
Матерь Божья, укрепи и дай силы. Ты ведь заступница России и люда
Русского! Сын Твой в тяжких трудах, снося побои и унижения, нес свой Крест
на Голгофу. Ты знаешь Сыновние боли и страдания! Ты все измерила Своими
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |