- Это галлюцинации! Ты не можешь верить галлюцинациям, они не настоящие. Это все только в твоей голове, так не будет всегда, ты же знаешь! Мы справимся снова, как бы тяжело ни было, нет ничего невозможного, - я говорил, но Джерард просто не воспринимал мои слова, он слышал их, но они ничего не значили, не задерживаясь в его голове надолго.
Я хотел донести до него свою мысль, и он понял ее, но проблема в том, что он до сих пор не может в нее поверить.
Это похоже на замкнутый круг – все повторяется. Мои фразы, мои убеждения, его ответы, его доводы, одно и то же, опять и опять... и где-то тут вместе с нами вертится правда.
- Я не выдержу... Я уже на приделе, у меня нет сил. Это невыносимо, Фрэнк, если бы только знал, как это невыносимо, - голос Джерарда опять начал срываться, а он сам с каждой секундой безвозвратно теряет свое спокойствие.
Все выльется в очередную истерику – об этом уже несложно догадаться. Теперь самое правильное в моем случае – оставить его наедине с собой, переждав некоторое время на кухне, лучше не вмешиваться и не лезть к нему в такие моменты.
Я уже встал, поднял подушку с пола и положил ее обратно на кровать, направляясь к выходу из комнаты, но когда я потянулся к дверной ручке, Джерард опять заговорил.
- Я сдаюсь, я просто не могу больше терпеть! Я не могу, я не хочу так! Я не выдержу! Фрэнк! Мне нужно еще, совсем немного, хоть что-нибудь, не героин, может, какие-то таблетки... Черт, хоть что-нибудь, что угодно! Мне слишком больно, мне так больно! – никак не может угомониться он, и я, услышав достаточно, все же открыл дверь с намерением вернуться на кухню. – Фрэнк! Твою мать, Фрэнк! Куда ты! Я же сдохну здесь, мне так плохо... Фрэнк! – я хлопнул дверью и ушел оттуда без каких-либо объяснений, слушая слова ненависти в свой адрес, которые все еще доносятся мне вслед.
Но ничего, я как-нибудь переживу, в конце концов, я делаю это для нас обоих, я пытаюсь уберечь Джерарда. И он ценит это, ценит, но пока что не способен поблагодарить, он ценит, но сейчас даже не осознает этого.
От ломки еще никто не умирал, но героин убил не одного и не двух, он убил миллионы.
Зависимость не остановится сама по себе, пока ее не остановишь, боль не уйдет, если ее усыплять, боль уйдет только тогда, когда ее убьешь.
Джерард может орать, умолять, сыпать проклятиями в мою сторону, биться в истерике, но я не дам ему наркотиков, даже легких, я не сдамся, и я вытащу его снова. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное, все, что только смогу.
Я вернулся в комнату только через два часа, когда все более или менее затихло, но на этот раз не только для того, чтоб проверить состояние Джерарда, а чтоб накормить его, или хотя бы попробовать его накормить. Я тихонько открыл дверь, осторожно ступая к кровати с тарелкой бульона в руках и по комнате, наполненной тяжелым и затхлым воздухом, разнесся приятный аромат свежеприготовленного куриного супа. Джерард никак не реагировал на меня некоторое время, лежа на подушке лицом вниз и тяжело дыша.
Я подошел почти к самому изголовью кровати, когда он соизволил обратить на меня какое-то внимание, на мгновение подняв голову, но потом сразу же вернулся в прежнее положение.
- Тебе нужно поесть, Джи, - ласково произнес я, но в ответ услышал ровный равнодушный голос.
- Я не хочу есть.
- Это нужно, - я выделил последнее слово, сменив тон на более строгий. – Тебе надо питаться, потому, пожалуйста, повернись ко мне и... – я не договорил, не успел договорить, когда Джерард перебил меня, на этот раз, звуча значительно грубее, а каждое его слово, каждая нотка, сорвавшаяся с его уст, была прошита угнетающей бесцветность и отливала оттенками раздражения.
- Я же сказал, что не хочу есть, - это было слишком холодно и от этого ужасно непривычно.
Он никогда так не говорил со мной. Да я уверен, что он ни с кем и никогда так не говорил.
Злость. Обида. Досада. Усталость. Я чувствую все сразу, и вдвое больше, я чувствую то, что невозможно описать словами, ощущаю, как эмоции смешиваются друг с другом, вступая в химические реакции. И все взрывается внутри, пылает пожаром, разъедает меня... но это не имеет значения.
Не имеет значения, насколько я ранен, потому что я все еще жив.
У меня все еще есть любовь, чертовски сильная, способная стереть любую обиду, развеять гнев прахом по ветру, ставя на второй план то, что могло бы меня сломать.
-Джерард, - я не собираюсь уходить, потому что я пришел совсем не за тем, чтоб услышать «не хочу», а потом послушно развернуться и уйти. – Твой организм и без того сейчас очень истощен, ты должен есть, хотя бы немного, но ты должен, - я говорил так четко, словно читал лекцию в институте, стараясь сохранять спокойствие и контролировать любые порывы каких-либо негативных эмоций.
Но вот Джерард, кажется, даже не пытался этого делать.
- Уйди нахрен! Я ничего не хочу! Оставь меня в покое! – он резко повернулся ко мне, изо всей силы махнув рукой и выбивая тарелку с бульоном, которую я держал все это время.
Она полетела прямо к моим ногам, забрызгав содержимым футболку и штаны и разбиваясь на осколки, позволяя теплой жидкости разлиться лужицей по полу.
Громкий звенящий звук и гробовая тишина.
Я лишь вздохнул, стоя с разведенными руками и пялясь вниз, только потом решившись поднять глаза на Джерарда. Он выглядит напуганным, словно в ступоре смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и когда я собираюсь уйти, он крепко хватает меня за запястье.
- Постой! Подожди! – он произнес это так, будто я хочу уйти навсегда, и он больше никогда меня не увидит и не заговорит со мной. – Прости меня, - виновато прошептал он, и я пожал плечами, устало прикрыв глаза.
- Не страшно. Я сейчас все уберу...
- Я не об этом. Прости, что я так...поступаю, – Джерард замолчал, переводя дыхание. – Ты не заслуживаешь такого, - он говорил это не в первый раз, и за последнее время эту фразу я слышал, по меньшей мере, четырежды, но каждый раз он был искренен. Каждый раз, как и сейчас. Он не виноват в том, что не всегда может вести себя так, как хочет. Это ломка. Но она закончится и все пройдет.
Забудется все плохое, и мы снова будем счастливы, как в сказках, которые я ненавижу.
Ведь это возможно, ведь еще есть шансы. И наши изрезанные крылья возобновят свою прежнюю красоту. Ведь это возможно? Ведь так все и будет?
У нас есть надежда, неизмеримая в процентах. Может быть, она необъятна, а, может быть, она совсем крохотная... я не хочу знать.
- Ты не специально, - утешительно ответил я, давая понять, что не держу зла на Джерарда, что я понимаю его.
- Я люблю тебя, - проговорил он, спустя секунды молчания, скользнув пальцами к моей ладони.
Он любит меня, и я знаю, что это правда. Он все равно любит меня. К сожалению или к счастью...
Я тепло улыбнулся, но не стал ничего говорить, наслаждаясь тихим эхом в моей голове, растворяющимся в глубинах моего сознания «люблю».
POV Frank
Я не знаю, как мы пережили эту ночь. Я перестал ощущать время как таковое, я не помню, спал ли я вообще, бодрствовал ли я. Я был где-то между двумя этими состояниями – не там и не там. Я много думал, но в то же время я не думал ничего, меня заполняла какая-то опустошающая боль, она поглощала меня, не позволяя даже вздохнуть. Мне было тесно в своем теле, мне было тревожно, и я хотел вырваться, взлететь. Я хотел задохнуться легкостью, утонуть в ней, я хотел спокойствия, того сладкого ощущения штиля после разрушающей бури. Моя душа требовала отдыха, растрепанная и несчастная, требовала и съедала сама себя, сворачивалась в клубок и выворачивалась наизнанку, корчилась, словно в агонии, но потом затихла. И я ощутил пустоту.
Я правда не помню, закрывал ли я глаза этой ночью, или бессмысленно прожигал взглядом кромешную темноту. Я не помню. Я стал воспринимать реальность лишь тогда, когда в комнату начали пробиваться первые утренние лучи солнца. Пока черный цвет постепенно рассасывался, светлея и наливаясь новыми красками, ко мне возвращался мой рассудок. Ночью меня не существовало, но вместе с рассветом я сам словно восстал из мертвых. Все вернулось на свои места, я не попал в другой мир и не стал другим человеком. Я вернулся в прежний круговорот мыслей и событий, в полной готовности продолжить тот путь, который я выбрал. Ничего не изменилось во мне, ничего не изменилось в мире вокруг меня, в моей жизни, и я все еще не сдался. Я не сдамся никогда. Почему-то именно сейчас в моем сознании появилась непоколебимая уверенность в этом, без тени сомнений.
Я сделал свой выбор, я выбрал то, в чем нуждаюсь, то, что хотел выбрать, и не важно какие результаты мы получим в итоге и будут ли они вообще, не важно, что принесут мои старания, я должен быть здесь, я должен делать то, что я делаю, не смотря ни на что. Некоторое время после моего пробуждения, если это можно так назвать, я неподвижно лежал на месте, не делая лишних движений, вслушиваясь в шумное дыхание Джерарда. Он ворочался, что-то бормотал себе под нос, как и прошлой ночью, перекатываясь с одного бока на другой, отчаянно пытаясь найти удобное положение. Я не трогал его, просто был рядом, только иногда поглядывая в его сторону, он хотел уснуть и я не мешал ему, не раздражал чрезмерной, даже неуместной в данном случае заботой.
Я знаю, что и когда делать, и знаю, когда лучше не делать вообще ничего. Но, в конце концов, мне все равно придется его потревожить, иначе никак.
Я немного приподнялся, принимая полусидящее положение и откашлявшись, решил, что пришло время заговорить, именно сейчас.
- Доброе утро, Джи, - прошептал, хотя, наверное, правильней сказать, прохрипел я.
Голос отчего-то совсем ослаб, в горле появилось болезненное ощущение, словно всю ночь кто-то расцарапывал его, оставив раны, которые сутра дали о себе знать. Но это совсем не важно, не важно, пройдет ли эта ерунда к полудню или, возможно, я простудился. Да какая разница? Я не стану даже думать о подобных пустяках.
Сейчас все, что меня волнует – это Джерард, и он, так и не ответил мне. Я только заметил, как он немного скривился, а его веки легонько задрожали, но сам он не издал ни звука. Но сейчас я не могу просто так смириться с его молчанием, сейчас мне нужна хоть какая-то реакция, и я подождав еще минуту, обратился к нему снова.
- Джи, ты ведь не спишь, правда? – не смотря на сиплость в моем голосе, я старался говорить настолько мягко, насколько вообще умею.
Я протянул одну руку к Джерарду, чтоб прикоснуться к его волосам, и как только я сделал это, он тут же резко перевернулся на другой бок, поворачиваясь ко мне спиной. Я глубоко и тяжело вздохнул, на несколько секунд закрывая лицо руками и потирая пальцами глаза.
Ощущение дежавю с новой силой ударило по моему сознанию, все повторяется, кажется, что даже самые мелкие детали идентичны тому, что уже происходило с нами когда-то. Будто я уже переживал этот же момент, слышал то же самое, что слышу сейчас. Да, когда-то происходило что-то похожее, для кого-то практически не отличимое от того, что происходит теперь. Но на самом деле изменилось очень многое, возможно, не внешне, но внутренне уж точно.
Все, кажется, усложнилось до предела, хотя с другой стороны – мы ведь справлялись с героином раньше, почему бы сейчас не повторить то же самое, пройдя по уже известной нам обоим дорожке, действовать по проверенному плану. Звучит легко, но времена изменились, и ничего не осталось точно таким же, каким было когда-то. Как раньше на этот раз не получится, потому нужно попробовать по-другому. Это сложно, но разве я не знал с самого начала на что иду?
- Джерард, мне скоро надо будет уйти, - на выдохе сказал я, вставая с кровати, и поправляя свою подушку. – Ответь мне что-нибудь, пожалуйста, - честно говоря, я уже отчаялся услышать хоть какую-то фразу в мой адрес от него сегодня. Но я дождался одного короткого слова.
- Иди, - тихо сказал он, даже не глянув в мою сторону.
И черт, как же это угнетает меня, а холодное звучание его голоса что-то рушит внутри, разбивая на миллионы крошечных осколков. Но я переживу, я вытерплю, я знаю, что достаточно силен для этого. Я просто киваю куда-то в пустоту и ухожу на кухню, чтоб быстро выпить кофе перед выходом из дома.
Меньше всего сейчас мне хочется оставить Джерарда тут одного, и не только потому, что я боюсь за него, а и потому, что я хочу быть рядом с ним все время. Но мои желания не совпадают с моими возможностями, как чаще всего и бывает. Я обязан сегодня появиться на работе, не смотря ни на какие личные обстоятельства – они совершенно никого не волнуют, и я прекрасно могу понять такую позицию, учитывая, как много выходных я уже взял. Платить за мое отсутствие на рабочем месте не выгодно, кому нужно уходить в убыток из-за какого-то Фрэнка Айеро? Да, я неплохой профессионал в своем деле, и выполняю я его хорошо, но вряд ли меня можно назвать незаменимым. Через время в любом случае появится кто-то, кто будет ничуть не хуже меня, хотя, возможно, и не лучше, но это не столь важно, ведь этот кто-то будет исправно ходить на работу, оправдывая свою зарплату в полной мере. Меня могут уволить и найти кого-то другого вместо меня, но сейчас это будет никак не кстати.
Я единственный источник дохода в нашей с Джерардом «семье» на данный момент, и потерять его просто непозволительно в нашем положении. Увольнения допустить нельзя, если только я не хочу усложнить жизнь еще больше, поглубже зарываясь в дерьмо, а потом мучительно долго вылезать из него и разгребать последствия. Нет, свой разум я еще не потерял, как и рациональное мышление, а это значит, что сегодня я все же появлюсь на работе, вопреки страхам и желаниям.
Джерарду эту новость я сообщил еще вчера, но, честно говоря, я не уверен, слушал ли он меня и слышал ли вообще. Я не уверен, что не говорил в пустоту, что мои слова дошли до сознания Джерарда, я не уверен, что он помнит о них. Во всяком случае, мне все равно придется уйти, и, я надеюсь, ненадолго.
Мой завтрак, если его вообще можно так назвать, прошел быстро, практически молниеносно. Я буквально вылил в себя кофе, обойдясь даже без легкого перекуса, и отправился в душ. На то, чтоб собраться, мне не понадобилось много времени – я справился вдвое быстрее обычного.
И когда я был полностью готов, выйти из квартиры просто так и закрыть за собой дверь я бы ни в коем случае не смог. Мне нужно сделать еще кое-что – попрощаться с Джерардом.
- Джи, я на работу, - я стою с противоположной от него стороны кровати, смотря на его спину, так как повернуться, видимо, он до сих пор не захотел. – Я постараюсь вернуться как можно быстрее, как только будет возможность, - быстро проговорил я.
Сложно скрыть тот факт, что мне чертовски тревожно оставлять Джерарда в его состоянии одного дома, особенно помня тот инцидент с неудавшимся самоубийством. Мне бы не хотелось повторения того случая, да и нет гарантий, что я успею спасти его и во второй раз. Может быть, лучше бы я потерял работу и был уверен в том, что Джерард в порядке, следя за каждым его движением, находясь рядом, но я решаюсь на риск, почему-то веря, что на этот раз ничего ужасного не произойдет.
- Хорошо, - коротко ответил он, немного помолчав. – Я не держу тебя, я все понимаю, - его голос не звучал грубо, он не звучал даже холодно, скорее устало и грустно. Он наконец-то повернулся ко мне лицом, бросив на меня свой измученный взгляд, заставляющий невольно вздрогнуть, и прикрыл веки, словно у него больше не хватает сил держать глаза открытыми.
Я подошел ближе, сев на край кровати и взял его за руку, поглаживая большим пальцем вспотевшую ладонь.
- Пообещай мне, что не натворишь глупостей, - тихо сказал я, после чего Джерард опять открыл глаза, с какой-то необычайной болью смотря на меня. Настолько пронзительной болью, что легкие неприятно сжались внутри, а воздух комом застрял в горле.
Я отчего-то почувствовал себя виноватым, до конца и не понимая, в чем заключается моя вина и есть ли она вообще.
- Я уже обещал тебе то же самое, когда уезжал в Сиэтл. Ты до сих пор думаешь, что мои слова чего-то стоят? Да я сам не уверен, что способен отвечать за них, а ты просишь меня об обещании, - его голос задрожал, но он не заплакал, он сдержал слезы в себе.
Я знаю, что сейчас Джерард не способен отвечать за свои обещания, сейчас ему, как никогда сложно контролировать свои эмоции и действия. Я знаю об этом, но все равно прошу о невозможном. Я просто хочу слышать его короткое «обещаю», и верить в этот маленький обман. Обман, который может быть правдой, обман, который становиться обманом, зависимо от обстоятельств. Я просто нуждаюсь в чем-то, что укрепит мою веру в то, что вернувшись домой, Джерард будет жив.
- Я прошу тебя, ничего не делай с собой. Пожалуйста, Джи. Хотя бы пообещай, что постараешься, ради меня, - я шептал с надеждой, смотря в его глаза.
Я тонул в его отчаянии и выныривал снова, жадно давясь воздухом, я искал свой спасательный круг – свою веру в нем. Я искал его обещания, его желание жить, его желание увидеть меня снова. И где-то это есть, где-то это прячется за пеленой усталости и боли, физических страданий и моральных терзаний. Где-то есть...
Джерард кивнул мне, кивнул, проговорив беззвучно лишь одними губами «иди», и я поднялся с кровати, отходя к двери. Я еще раз повторил, что постараюсь как можно быстрее вернуться, попрощался, кажется, дважды, а, может, и трижды. Я говорю все, что только крутится в голове, нервно перескакиваю с фразы на фразу, с предложения на предложение, не в силах сказать себе «стоп» и переступить через порог квартиры, закрыв за собой дверь. Я стою, держась за дверную ручку, с трудом переваривая собственное тарахтение, но вдруг все же замолкаю, замолкаю, словно в одно мгновение лишился голоса.
Хватит.
Я спокойно разворачиваюсь и открываю дверь, когда в этот самый момент до меня доносится приглушенное «я люблю тебя». Я не уверен, что мне не показалось, не уверен, что это не мой собственный разум решил подшутить надо мной, но все же голос Джерарда звучал так реально, так по-настоящему, что я предпочитаю верить, что он действительно сказал это мне.
Я провернул ключ в замочной скважине, и мои собственные шаги погнались за мной, отбиваясь эхом от стен.
Когда я пришел на работу, мой ассистент уже был на месте – он равнодушно поздоровался со мной, а я не счел нужным сделать даже это, и просто проигнорировал его. Он быстро ввел меня в курс дел, и я тут же влился в профессиональную рутину – ничего необычного, ничего особенного. Все, как на автомате, череда механических действий, мне не требуется даже задумываться над тем, что я делаю, но при этом я знаю, что не допущу ошибок.
Слишком самоуверенно. Скорее всего, так и есть, но в своем профессионализме я никогда и никому не позволял сомневаться, а тем более самому себе. Конечно, даже у самого лучшего профессионала, мастера своего дела в один прекрасный миг что-то может пойти не так, но я не думал о своем возможном провале, и не думаю о нем сейчас.
Все, о чем я думаю, так это о времени. Я слежу за тем, как убегают минуты, как за минутами куда-то исчезает час, а за ним второй, в голове звучит тихое «я люблю тебя», сказанное на прощание. И страх во мне нарастает, с каждым еле слышным тиканьем часов мой страх становиться больше и больше.
Что если Джерард попрощался со мной навсегда?
Что если я вернусь, и все будет потеряно?
Что если сегодня утром я видел его живым в последний раз, что если уже сейчас он уже мертв, и я не успел, и уже не смогу успеть?
Эти ужасные мысли возникают из ниоткуда и никуда не исчезают, они остаются и мучают меня, заполняя собой весь мой разум.
Мне нужно уйти. Рабочий день еще не окончен, еще как минимум три часа осталось до конца, но мне нужно уйти отсюда. Срочно. Иначе я попросту сойду с ума, на ровном месте превращусь в безумца.
- Я ухожу сейчас, - резко заговорил я, обернувшись к своему ассистенту. – Если кто-то будет искать меня, скажи, что я на время отошел. Придумай что угодно, разрешаю тебе проявить фантазию, - я артистично махнул рукой, подойдя ближе к парню, практически впритык, ловя на себе его недоумевающий взгляд. – Советую придумать что-то максимально правдоподобное, потому что если меня уволят, это будет целиком и полностью твоя вина, - я ткнул пальцем ему в грудь, немного надавив. – И будь уверен, в таком случае, ты тоже останешься без работы, я утащу тебя за собой, но в итоге ты окажешься еще глубже, чем я сам, - я выдержал недолгую паузу, отойдя назад, а затем мой голос зазвучал снова. – Надеюсь, ты хорошо меня понял?
- Да, все понятно, - послушно ответил парень, испуганно смотря на меня. – Я не подведу, - он постарался улыбнуться, но вышло довольно криво, лишь жалкое подобие улыбки.
Он, видимо, хотел сказать что-то еще, может, даже спросить. Парень уже открыл рот, но к счастью, все, что сорвалось с его губ, было – «удачи». Я обернулся к нему, уже стоя у выхода, и для чего-то ответил «спасибо», которое к моему собственному удивлению прозвучало искренне и благодарно.
А после я уже бежал прочь, несся сломя голову, не замечая никого вокруг.
Люди, должно быть, смотрят на меня как на сумасшедшего, должно быть, сварливые женщины кричат проклятия мне вслед, когда я расталкиваю толпу на своем пути. Должно быть, мир ненавидит меня сейчас еще больше, чем когда-либо, но мне плевать, потому что это взаимно. Я просто хочу наконец оказаться дома, открыть дверь квартиры и облегченно вздохнуть, увидев Джерарда в целости и сохранности, обнять его, прижимая к себе, и охрипшим голосом говорить как я люблю его, как я всегда буду его любить.
Руки предательски трясутся, когда я пытаюсь открыть дверь, ключи чуть ли не выскальзывают из пальцев, что выводит меня из себя. Я что-то несвязно бормочу под нос, посылая к черту весь мир, и когда наконец-то раздается победный щелчок, я хватаюсь за дверную ручку, как за единственное спасение, и быстро дергаю ее вниз, распахивая перед собой дверь.
Сердце замирает, пару секунд кажется, словно я нахожусь в бессознательном состоянии, ничего не соображая, просто прохожу вперед, рыская взглядом по комнате с широко раскрытыми глазами.
Единственное, что я понимаю сразу – Джерард жив. Он жив.
Он что-то кричит, сидя на полу, захлебываясь в собственных рыданиях, и пока я не способен разобрать ни слова. Когда я подбегаю ближе, все становится предельно ясным: Джерард сидит в обрывках собственных рисунков и черновиков, яростно разрывая плоды своих трудов в клочья. Он, кажется, даже не замечает меня, разбрасывая бумагу по сторонам и ломая кисточки.
- Что ты делаешь, Джи? Черт, прекрати это! – кричу я, падая на колени и оказываясь на полу, прямо перед ним. Но он не слушает, он хочет слушать. – Джерард, твою мать! – я кричу громче, хватая его за руку.
Он не сдается, не останавливается и не успокаивается.
- Мне это больше не нужно! Все это – мусор! – и в этот момент Джерард замахивается второй рукой, чтоб ударить меня, но я вовремя хватаю его за запястье.
Он дергается сильнее, вокруг шуршит эта чертова бумага, перепачканная краской, как и руки Джерарда, как и стены, как и ковер.
Какой-то хаос охватил все помещение, а вместе с ним и мое сознание, я уже потерял силы контролировать нарастающее безумие. Все смешивается в одно целое, мир теряет грани, эмоции растекаются за пределы разума, реальность становится невыносимой. Я чувствую, что мои руки слабеют, что я не смогу так долго держать Джерарда, я чувствую, что устал намного больше, чем сам мог себе представить.
Я сам не понимаю, что происходит дальше: с одной стороны, я осознаю, что я делаю, но с другой – все слишком размыто и слишком быстро, чтоб я успел оценить правильность своих действий. Я просто даю пощечину Джерарду, нависая сверху над ним.
Я отпускаю руки, и он замолкает – он прекращает орать, рыдания затихают, он только смотрит на меня опухшими и красными от слез глазами, тяжело дыша.
- Прости, - виновато говорю я, проматывая в голове время назад. – Прости, - я повторяю еще раз, и опускаю голову.
Я ожидаю, что сейчас Джерард оттолкнет меня, пошлет куда подальше и тогда начнется новая истерика, опять, все заново. Но вместо этого я ощутил холодную ладонь на своей щеке, оставляющую мокрые следы после себя. Я поднял глаза, мягко убрав руку Джерарда, и тогда заметил, что это кровь, что вся его ладонь в кровавых следах. Я вопросительно посмотрел на него, с долей испуга во взгляде, и он покачал головой, ничего не объясняя, а я решил, что все узнаю потом.
- Поцелуй меня, - зазвучал голос Джерарда. Уверенно и ровно.
Поцелуй. Меня.
Фраза разлагается на слова, на буквы, на звуки, впитываясь в мое сознание. Я ничего не делаю, я ничего не могу понять.
- Поцелуй меня, - он повторяет снова и тянет меня за рубашку, оставляя на воротнике кровавые пятна.
Я сразу же поддаюсь, садясь к Джерарду на колени, и наклоняюсь к его приоткрытым губам. Еще мгновение и мы встречаемся с ним в поцелуе, жадно крадя друг у друга воздух, разделяя на двоих наши чувства, все, что есть в нас двоих, все, что мы не в силах были сказать.
Все, чем мы жили, стало общим, вся боль, которую мы скрывали, обнажилась. Мы принадлежим друг другу здесь и сейчас в этом поцелуе, и я вновь почувствовал себя наполненным жизнью.
Я блуждаю руками по его лицу, по его телу, так же, как и он, я рассказываю ему о любви, и он внимает каждое мое несказанное слово.
Я плачу сейчас, хотя из глаз и не текут слезы. Сейчас во мне тонет вселенная, в моих висках пульсирует атмосфера, мое сердце вспыхивает, обжигая тело.
Я целую его, словно в первый и в последний раз.
POV Frank
Мы не требуем друг от друга ничего больше того, что можем получить в данный момент. И этот поцелуй кажется мне вечностью, вечностью, созданной нами за минуты, измеряющейся короткими секундами. Для нас это – вечность, для кого-то – незаметное мгновение, но никого нет рядом, никто не видит, никто не слышит, а значит, пока что просто не существует. Мы создаем себя заново и разрушаем одновременно, и я не пытаюсь себе объяснить ничего из того, что происходит сейчас внутри, не пытаюсь, потому что мое подсознание знает обо всем. Этого достаточно, когда времени не хватает на любой случайный вздох, когда есть момент, и им нужно воспользоваться, чтоб спастись или хотя бы поверить в спасение.
Наш поцелуй, он совершенен в своей несовершенности, наполнен глухой эмоциональной истерикой, и если бы нам обоим было суждено умереть прямо сейчас, этот поцелуй стал бы идеальным предсмертным гимном, самым прекрасным прощанием, не описанным еще ни в одной книге, не сыгранным ни в одной пьесе. Если бы сейчас у нас отняли речь, мы бы не почувствовали недосказанности, мы бы поняли друг друга как нельзя лучше, я бы услышал Джерарда даже в полной тишине, лишенной любого звука. Я читаю его мысли, впитывая их в себя, и не остается никаких тайн, каждое новорожденное слово оказывается на моих губах, на моем языке, во мне.
Я, кажется, дрожу в жадном трепете, в жгучей нежности, в ледяной страсти, в душащем отчаянии. Пальцы крепко сжимают волосы Джерарда на затылке, тем самым не давая ему отстранится, хотя он и не пытается. Я знаю, что не смогу держать его вечно, и я не стану его принуждать целовать меня, когда он захочет прекратить – это было бы глупо, но в то же время, я не готов остановиться сейчас. Не готов, потому что этого недостаточно, потому что нам обоим нужна еще пара прикосновений, еще пара украденных вздохов. Мои губы на его губах – что-то, казалось бы, абсолютно обычное, ничего удивительного, ничего особенного, но в то же время что-то необъяснимое, не подходящие ни под какие термины и определения. Назвать это похотью – ошибочно, а любовью – недостаточно. Этот поцелуй – моя жизнь в нем и его жизнь во мне, наше общее творение, безликое произведение искусства, которое никто и никогда не оценит. Кроме нас. Потому что никто кроме нас никогда не сумеет понять смысл, который мы вкладываем в свой шедевр.
Я целую Джерарда, и мое сердце переполняется, разрывается на части, я целую его, понимая, что он – самое дорогое, что у меня есть. Каким бы он ни был, какие бы ошибки не совершал, он подобрался настолько близко к моей душе, что это кажется и вовсе невозможным, он пробрался в средину, туда, где до него царила пустота. Он целует меня, и я ощущаю, как зарождается немного нелепый и туманный страх, неясный, поднимающий в голове море вопросов, но не дает ни одного внятного ответа.
Я слышу, как в груди Джерарда бешено бьется сердце, выплясывая в быстром неспокойном ритме, и его руки медленно, словно в растерянности, блуждают по моей спине. Я так хочу быть счастливым с ним, как можно дольше, хоть до конца своей жизни, но почему-то счастье так изменчиво и заполучить его не так уж и просто.
Да, мне тревожно. От неизвестности, от того, что я не могу знать наверняка, что будет с нами дальше, даже не через месяц или год, а хотя бы завтра. Что будет? Будет ли что-нибудь? Да, я боюсь, и понимаю, что раньше никогда по-настоящему не боялся.
Наш поцелуй замедлился, пока мы и вовсе не остановились, просто прижавшись друг к другу губами, прикрыв глаза. Я ослабил хватку, мягко проведя рукой по волосам Джерарда, а затем положив ладонь на его щеку.
- Мы такие живые... – прошептал я ему в губы, чуть приоткрыв веки.
Возможно, это самое странное, что я мог сказать, но это то, о чем я не мог промолчать, и вряд ли есть какой-то смысл в том, чтоб сдерживать себя в желании что-то сказать, пусть даже какую-то непонятную глупость. Все имеет свой смысл, его просто нужно раскрыть. Любая глупость может оказаться чем-то важным, чем-то действительно достойным внимания.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |