|
Качественное преобразование, которое под влиянием формирования второй сигнальной системы испытывают зоны перекрытия анализаторов и лобной коры, сказывается в том, что все решительно сознательные психические процессы человека опосредуются через систему речевой сигнализации и протекают при доминирующем влиянии последней, о чем подробно говорится в последующих главах этой книги.
Наряду с дифференцировкой и качественной специализацией элементов всех слоев в филогенезе млекопитающих, и специально приматов, отмечается особенно значительное развитие слоя III коры, нейроны которого посылают, принимают и перерабатывают основную массу ассо-циационных импульсов коры. В ряду приматов ширина этого слоя прогрессивно нарастает от низших к высшим, все более отчетливо выявляется подразделение его на подслои. Сходный процесс имеет место и на протяжении всего периода онтогенетического развития коры.
Из представленных диаграмм (рис. 19) видно, что рост слоя III в ширину заметно обгоняет рост всех остальных слоев коры, составляя в соответствующих полях у взрослого человека в среднем около трети ширины всей коры.
Следует указать здесь еще на одну особенность нейронной организации, характеризующую все три группы корковых формаций и имеющую важное значение для понимания их физиологической роли в совокупной корковой деятельности. Дело в том, что характер нейронной организации в целом определенным образом изменяется при переходе от первичных полей к вторичным, а от них к третичным полям (рис. 20). Центральные корковые поля, через посредство которых замыкаются наиболее концентрированные потоки импульсов, связывающие кору наиболее непосредственным образом с органами чувств и органами движения на периферии, соответственно выделяются среди других полей относительной «грубостью» своей нейронной структуры, приспособленной для восприятия и обратной «отдачи» интенсивных возбуждений. Относительно наибольшей тонкостью нейронной структуры отличаются как раз третичные поля коры, что следует расценивать как морфологическое выражение особой тонкости и сложности функциональной дифференцировки этих полей, ответственных за наиболее высоко специализированные функциональные связи и взаимодействия между анализаторами. Вторичные поля занимают по всем особенностям переходное положение между первичными и третичными.
Описанный выше различный ход структурной дифференцировюг тюлей задних отделов полушарий, имеющих отношение главным образом к организации разных форм ощущений и восприятий внешних раздражений, и полей передних отделов полушарий, имеющих отношение главным образом к организации действий, с большой отчетливостью выявляется также и в течение онтогенеза у человека. Было установлено, что уже начиная с ранних стадий эмбрионального развития коры процесс разделения на слои и формирование нейронов с их связями
Рис. 21. Различие структурной дифференциации коры передних и задних
отделов в раннем онтогенезе у человека (по Г. И. Полякову). На схеме показаны два типа дифференцировки коры по поверхности полушарий: в затылочной, височной и теменной областях хорошо выражена шестислойная структура коры; в лобной области — дифференцировка слоев <ко>р-ы протекает существенно отличным обр.азом. Буквенные обозначения: Е — эмбриональный тип коры; N— уплотненный II слой; и — волнистость; / — отсутствие диффер-еадирооки внутри поперечника; // — разделение на верхний и нижний этажи; /// — выделение слоеев в нижнем этаже; IV — выделение слоев также и в верхнем этаже
происходит в той и другой части полушарий отличным образом. В коре задней части полушария развитие слоев коры протекает по ясно выраженному типичному шестислойному типу, описанному Бродманом как гомотопическая кора, с обособлением концентрированного слоя IV как главного приемника афферентных импульсов из подкорковых отделов анализаторов. В коре всей передней части полушария, особенно в закладке двигательной зоны коры, слоистость внутри коры выступает в значительно более ослабленной форме, что соответствует более рассеянному расположению здесь (как и у взрослого человека) элементов, воспринимающих подкорковые импульсы. В закладке лобной коры обращает на себя внимание своеобразное расположение групп нейронов («волнистость»), обусловленное, очевидно, своеобразием развития межнейронных связей (рис. 21).
д) Особенность структурной организации и связей медиобазальных отделов коры
Весь изложенный выше материал относится, как мы видели, к тем достигающим у человека наибольшей степени развития и наибольшей сложности структурной дифференцировки территориям коры и их связям, которые занимают в совокупности всю выпуклую (конвекситатную) верхненаружную поверхность полушария. Вне круга нашего обсуждения остались те формации коры, которые располагаются на внутренней и нижней поверхностях полушария («медиобазальная кора») вместе с наиболее тесно примыкающими к ним подкорковыми образованиями (см. рис. 6, б и 22). Анатомически мы имеем здесь в виду обе краевые зоны новой коры, представленные лимбической и островковой областями, с функционально и топографически особенно тесно с ними связанны-ми отделами новой коры на нижней и частично внутренней поверхности лобной и височной областей (поля 11, 12, 20, 31, 32, по Бродману). Сюда
должны быть отнесены, далее, эволюционно более старые формации коры (древняя, старая и межуточная кора, по классификации И. Н. Филимонова): Ам-монов рог и пограничные с ним формации энторинальной коры, а также обонятельный бугорок с прилежащими к нему структурами полукоркового характера, еще не обособленными от подкорковых скоплений нейронов, заложенных в глубине стенки полушария.. Из подкорковых образований необходимо здесь в первую очередь отметить комплекс ядер миндалины и филогенетически более старые разделы ядер зрительного бугра (группа передних и частично медиальных ядер) и подкорковых узлов больших полушарий. Большинство указанных выше образований объединялись старыми нейроанатомам'и в понятии обонятельного мозга и рассматривались как имеющие отношение главным образом к анализу и синтезу обонятельных раздражений. Результаты новейших исследований значительно расширили классические представления о функциональном значении этих областей и выявили их функциональную многозначность. Проведенные *на различных животных эксперименты с очевидностью показали, что области,, о которых идет речь, играют весьма существенную роль в формировании поведения и в определении характера опосредствуемых через кору ответных реакций на раздражения.
Как показали наблюдения, раздражение этих областей электрическим током не вызывает быстрых разрядов возбуждения, осуществляющегося по законам «все или ничего». Они вызывают медленные, постепенно меняющиеся возбуждения и таким образом сказываются в большей степени на изменениях состояния нервной ткани мозга, чем на изолированных реакциях отдельных мышц или секреторных органов. Эти отделы центральной нервной системы имеют особенное значение для реализации влияния подкреплений — положительных или отрицательных — на высшую нервную деятельность животного. Именно сюда,, по-видимому, сигнализируется эффект как положительного подкрепления, связанного с удовлетворением той или иной потребности организма я ведущего к снижению «напряжения» («stress»), так и отрицательного подкрепления, которое толкает животное на поиски новых способов для получения положительного подкрепления и для снятия «напряжения».
Особенно демонстративны в этом отношении опыты с лимбической областью. При регистрации биопотенциалов, отводимых от лимбической области, было замечено, что каждое положительное или отрицательное подкрепление вызывало в этой области электрические разряды; при повреждении лимбической области эти реакции коры на эффекты производимых действий нарушались, и разряды продолжали осуществляться независимо от того, подкреплялось ли данное действие или нет. К этому зопросу мы вернемся ниже (см. II, 5, б).
Опыты с экстирпациями и электрическими раздражениями позволили прежде всего установить, что вышеуказанные корковые и подкорковые отделы связаны не только с обонятельными и частично вкусовыми рецепциями, но и с восприятием, анализом и синтезом многообразной •сигнализации, поступающей из внутренней среды организма от различных внутренних органов и систем жизнедеятельности организма. Далее была установлена, анатомически и физиологически, особенно тесная связь этих областей конечного мозга не только между собой (и, в частности, между лимбической областью и базальной лобной корой), но и с иодбугровыми (гипоталамическими) образованиями межуточного мозга, которые, как известно, представляют собой собрание «центров», координирующих все вегетативно-эндокринные регуляции организма и определяющих все трофические процессы и процессы обмена веществ в тканях. На основании этих данных понятие «обонятельного мозга» было заменено понятием «висцеральный мозг».
Важно подчеркнуть, что формации «висцерального мозга», и в частности лимбическая область, как непосредственно, так и через посредство подбугровой области весьма тесно связаны со стволовыми ^образованиями, имеющими отношение к разнообразным вегетативным 'функциям организма, и специально с ретикулярной формацией ствола мозга, которая в настоящее время рассматривается как основной физиологический аппарат, поддерживающий на должном уровне рабочий тонус корковых нейронов и тем самым оказывающий непосредственное влияние на замыкательные функции коры и на смену состояний бодрствования и сна.
Так, исследованиями Пенфилда, Джаспера (1959) и др. было доказано представительство вкусового анализатора, органов жевания, глотания, слюноотделения и пищеварительного тракта в островковой области и в примыкающих к ней оперкулярных отделах передней и задней центральных извилин. При раздражении различных участков лимбической области у животных были получены эффекты в виде изменений сердечной деятельности, кровяного давления, цикличности сна и бодрствования, движений морды, характерных для акта захватывания пищи, и т. п. Реакции «мнимой ярости» и «мнимого страха» с ярко выраженными соответствующими вегетативными сдвигами удавалось неоднократно вызывать при раздражениях определенных ядер гипоталамической области и примыкающих к ней древнейших отделов конечного мозга. В осуществленных Олдсом и его сотрудниками опытах (1955—1959) с электродами, вживленными в определенные отделы древнейших областей конечного мозга, крыса много раз подряд нажимала включавший ток рычаг, активно раздражая эти отделы; по-видимому, эта реакция •получала тем самым положительное подкрепление. При разрушениях -комплекса ядер миндалины у обезьяны (опыты Вейзекранца, 1956) отмечались биохимические сдвиги, в результате которых расстраивалась нормальная, регуляция потребности организма в пище: животное переставало испытывать чувство голода или, напротив, продолжало акт еды независимо от насыщения.
Особенно большой интерес представляют для нас результаты экспериментов с Аммоновой корой и с формациями новой коры, лежащими на основании лобной и височной долей мозга. При раздражениях и оперативных удалениях этих отделов, а также Аммонова рога обращали на себя внимание глубокие расстройства эмоциональной сферы, выражавшиеся в изменениях темперамента, появлении резких аффективных взрывов и агрессивности у ранее спокойных или, напротив, излишней покорности у ранее агрессивных животных. Электрические раздражения этих отделов вызывали у животного ряд реакций, связанных с различными влечениями и инстинктивными формами поведения.
Все эти факты, связанные с глубокими изменениями физиологических механизмов, регулирующих нормальное поведение животного, с несомненностью свидетельствуют о том, что медиобазальные отделы новой коры, вместе со всем комплексом связанных с ними филогенетически древних корковых, подкорковых и стволовых формаций мозга, имеют ближайшее отношение к регуляции внутренних состояний организма, воспринимая сигналы этих состояний и их изменений и соответствующим образом «настраивая» и «перестраивая» каждый раз активную деятельность животного, направленную вовне. Тесные связи между этими формациями и специально между лимбической областью и ба-зальной лобной корой обосновывают общее заключение о том, что в лобной области происходит сопоставление и функциональное объединение двух важнейших родов обратной сигнализации. Мы имеем здесь в виду, с одной стороны, сигнализацию, идущую от двигательной активности организма, направленную на внешний мир и формирующуюся под влиянием информации о событиях, происходящих в окружающей среде, а с другой стороны, сигнализацию, поступающую из. внутренней сферы организма. Таким образом, обеспечивается всесторонний учет всего, что-происходит вне организма и внутри него в результате его собственной деятельности. Ввиду этого можно полагать (как это будет показано ниже— II, 5), что лобная кора, в которой происходят сложнейшие синтезы внешней и внутренней информации и преобразование их в окончательные двигательные акты, из которых формируется целостное поведение, имеет у человека весьма существенное значение в качестве морфо-физиологической основы наиболее сложных видов психической деятельности.
3. О СИСТЕМНОМ НАРУШЕНИИ ВЫСШИХ ПСИХИЧЕСКИХ ФУНКЦИИ ПРИ ЛОКАЛЬНЫХ ПОРАЖЕНИЯХ МОЗГА
Мы осветили системный принцип строения и поэтапной локализации высших психических функций и остановились на той сложной организации, которой отличается кора головного мозга человека.
Что следует из изложенного выше для решения вопроса о нарушениях высших психических функций при очаговых поражениях мозга? Из каких принципов мы должны исходить в рассмотрении локальной патологии мозговой коры? Эти вопросы имеют первостепенное значение,, и на них следует остановиться особо, прежде чем перейти к ашализу конкретных фактов патологии высших корковых функций человека.
Выше мы уже говорили об известном положении Джексона, впервые указавшего, что локализация симптома ни в какой мере не совпадает с локализацией нарушающейся функции. Для нас представляется несомненным, что из того факта, что поражение ограниченного участка-мозговой коры вызывает нарушение какой-либо функции, например-письма или счета, вовсе не следует, что письмо или счет «локализованы» именно в этом участке мозга. С принципами системного строения функций и их поэтапной локализации согласуется то положение, что для нарушения функции бывает практически достаточно, чтобы выпало любое звено сложной функциональной системы. Иными словами, лишившись любого необходимого для выполнения функции звена, функциональная система в целом или распадается, или благодаря «топологическому», а не «метрическому», принципу своей организации перестраивается,, чтобы выполнять нужную функцию новым набором средств.
Тот факт, что нарушение функциональной системы может практически возникнуть при поражении ее любого звена, вовсе не означает, однако, что функция одинаково нарушается при любом поражении мозга, что правы антилокализационисты, и мозг работает как однородное «эквипотенциальное» целое. Достаточно вспомнить, какую сложную и. высоко дифференцированную структуру представляет собой головной мозг, чтобы видеть всю несостоятельность подобных взглядов.
Все это дает основание для того, чтобы сформулировать основное положение, которым мы будем руководствоваться на протяжении всего дальнейшего анализа материала.
Высшие психические функции действительно могут страдать при поражении самых различных звеньев функциональной системы; однако при поражении различных звеньев они страдают по-разному, и анализ того, как именно нарушаются высшие психические функции при различных по локализации поражениях мозга, и составляет для нас основную' задачу функциональной патологии очаговых поражений мозга.
Остановимся на этом подробнее.
Мы уже говорили, что каждая высшая психическая функция, в том смысле, какой мы придаем этому термину, включает в свой состав много звеньев и опирается на совместную работу многих участков коры головного мозга, каждый из которых играет в осуществлении целой функциональной системы свою, особую роль. Это положение можно раскрыть на примере, подвергнув анализу какую-либо одну хорошо изученную психическую функцию. Мы выберем для этой цели деятельность письма, поскольку эта функция в свое время исследовалась нами специально1.
1 См. А. Р. Лурия. Очерки психофизиологии письма. Изд-во АПН, М., 1950. |
Для того чтобы человек мог написать диктуемое ему слово, он прежде всего должен подвергнуть его звуковой состав акустическому анализу. Этот анализ заключается в выделении из сплошного звукового потока отдельных дискретных элементов — звуков, в определении их существенных «фонематических» признаков и в сопоставлении их по данным признакам с другими звуками речи. Акустический анализ и синтез, который, кстати сказать, занимает целый «добукварный» период обучения письму, осуществляется, как это показали специальные исследования (Л. К. Назарова, 1952 и др.), при ближайшем участии артикуляций. В дальнейшем звуковой состав слова «перешифровывается» в зрительные образы букв, которые подлежат записи. Каждый выделенный при участии слуха и артикуляции звук речи прочно связан с определенным зрительным образом буквы или «графемой», которая может быть изображена различным образом (в виде заглавной или строчной, простой или стилизованной буквы). «Перешифровка» каждой фонемы в зрительную схему графемы должна осуществляться с учетом ее топологических свойств и пространственного расположения ее элементов. Этот акт подготовляет третий этап процесса письма — «перешифровку» зрительных схем букв в кинестетическую систему последовательных-движений, необходимых для их записи. Движения записи букв представляет собой сложную «кинетическую мелодию», требующую определенной организации двигательных актов в пространстве, определенной их последовательности, плавной денервации движений и т. д. Следует вместе с тем отметить, что удельный вес каждого из этих моментов не остается постоянным на разных стадиях развития двигательного навыка. На первых его этапах основное внимание пишущего направляется на звуковой анализ слова, а иногда и на поиски нужной графемы. В сложившемся навыке письма эти моменты отступают на задний план и усиливаются только при записи особенно сложного слова. При записи хорошо автоматизированных слов письмо превращается в плавные кинетические стереотипы.
Исходя из задач нашего изложения, мы значительно упростили анализ психологического состава процесса письма, не останавливаясь специально на ряде моментов (особенности фонем в зависимости от их позиционного места в слове, удержание нужной последовательности звуков в слове и слов в фразе и т. д.). Однако сказанного достаточно, чтобы видеть, какой сложностью отличается процесс письма и какой разнообразный набор функциональных звеньев входит в его состав.
Сложному функциональному составу письма соответствует и его •сложная поэтапная (или системная) локализация.
Из всего вышесказанного следует, что акт письма ни в какой мере не является результатом деятельности какого-либо одного «центра»; в его осуществлении принимает участие целая система взаимно связанных, «о высоко дифференцированных зон коры головного мозга.
Для осуществления акта письма необходима сохранность первичных и особенно вторичных полей слуховой коры левой височной области, которая вместе с нижними отделами постцентральной (кинестетической) и премоторной коры принимает участие в осуществлении фонематического анализа и синтеза звуковой речи. Для него необходима, далее, сохранность зрительно-кинестетических отделов коры, без участия которых не может быть осуществлена «перешифровка» фонематической структуры на систему графем с сохранением их топологических особенностей и пространственных координат. Для его нормального осуществления необходима, далее, сохранность кинестетических и двигательных (постцентральных и премоторных) отделов коры, которые должны обеспечить «перешифровку» графических схем в плавные «кинетические мелодии» двигательных актов. Мы уже не говорим о том, что, как будет показано ниже, для правильного осуществления высших психических функций нужна сохранность всего мозга, в том числе и его лобных отделов.
Таким образом, мы имеем все основания сказать, что процесс письма может протекать нормально лишь при сохранности сложной констелляции корковых зон, практически охватывающих весь мозг в целом, однако составляющих высоко дифференцированную систему, каждый компонент которой несет в высокой степени специфическую функцию.
1 В специальном исследовании мы доказали, что фонетическое письмо на русском или немецком языке имеет строение, резко отличающее его от иероглифического письма на китайском языке и даже от смешанного (имеющего как фонетические, так и ус- |
Следует одновременно иметь в виду, что'эта сложная констелляция зон, участвующих в акте письма, может меняться на разных этапах формирования навыка и, больше того, оказывается неодинаковой при письме на разных языках1.
Очевидно, что процесс письма может нарушаться при самых различных по расположению очаговых поражениях коры головного мозга, однако каждый раз нарушение письма будет иметь качественные особенности в зависимости от того, какое звено было разрушено и из-за каких именно первичных дефектов пострадала вся функциональная система.
Если поражение располагается в пределах корковых отделов слухового анализатора, систематизированная рецепция звукового потока будет невозможна. Сложные звукосочетания будут восприниматься как нечленораздельные шумы, близкие по звучанию фонемы будут смешиваться. Поэтому больной с таким поражением при сохранности графем и плавных двигательных навыков, не будет располагать четкой «программой» подлежащего написанию слова.
Близкие, хотя, как мы увидим ниже, существенно отличные факты, «будут иметь место при поражении корковых отделов кинестетического анализатора, исключающем возможность нормального участия артикуляций в процессе звукового анализа речи. В этих условиях будут возникать весьма типичные дефекты письма.
Совершенно иная форма нарушения письма возникает при поражении теменно-затылочных отделов коры, непосредственно связанных со зрительно-пространственным анализом и синтезом поступающих извне раздражений. В этих случаях остается сохранным восприятие звукового состава слова, но процесс «перешифровки» его в зрительно-пространственные схемы (графемы) оказывается недоступным. Нарушается топологическая схема букв и пространственное расположение их элементов.
Наконец, при очагах, находящихся в пределах корковых отделов двигательного анализатора, страдает прежде всего кинетическая организация актов. Поэтому патология письма в подобных случаях будет выступать в распаде нужного порядка подлежащих записи элементов, в нарушении плавности требуемых движений, в повышенной инертности раз возникших иннервации, в трудностях переключения с одного двигательного элемента на другой и т. д.1.
Все, что мы сказали о поэтапной локализации и системной патологии процесса письма, имеет принципиальное значение и позволяет сделать ряд существенных выводов.
ровные компоненты) письма на французском языке. Есть все основания предполагать, что письмо на этих языках основано на различных констелляциях мозговых зон <см. А. Р. Лурия, 1947,. I960). 1 Специально вопросы нарушения письма при очаговых поражениях мозга будут разобраны ниже (см. 111, 9). 2 В данном случае мы употребляем термин «функция» в первом из значений, ра-зобранньих нами выше (см. I, 1,6) как собственное отправление данноюо участка; мозгового аппарата. |
Первый из них, как уже было сказано выше, заключается в том, что сложная функциональная система может нарушаться при самых разнообразных по своему расположению корковых поражениях, но каждый раз ее страдание носит специфический характер. Первичным в каждом случае выступает нарушение «собственной функции»2 пораженного участка, которая обеспечивает нормальное протекание определенного звена функциональной системы. Вторичным (или системным) следствием данного нарушения является распад всей функциональной системы в целом. Наконец, можно выделить и те функциональные перестройки, которые происходят в патологически измененной системе и которые приводят к компенсации возникшего дефекта, благодаря привлечению сохранных звеньев коркового аппарата. Весьма важным нам
5 А. Р. Лурия
представляется тот факт, что вторичные и третичные изменения функциональной системы, возникающие при разной локализации очага, обнаруживают своеобразный характер, позволяющий судить о том первичном нарушении, которое вызвало распад всей функциональной системы. Следовательно, функциональные системы страдают и перестраиваются при каждом очаговом поражении специфично. Анализ этого специфического характера нарушения высших корковых функций при очаговых: поражениях мозга и позволяет выделить лежащий в основе этого нарушения первичный дефект, что и является основной задачей клинико-пси-хологического исследования.
Наше понимание нарушения высших психических функций при очаговых поражениях мозга приводит ко второму выводу, имеющему принципиальное методическое значение. Мы должны признать необходимость не только констатации, но и квалификации наблюдаемого симптома, иначе говоря, характеристики структуры возникающих симптомов.
Для понимания мозговой локализации соответствующей функции» недостаточно ограничиться простой констатацией того или иного функционального «выпадения» (как это часто делалось классиками неврологии). Это ведет к порочным попыткам прямолинейной локализацию выпавшей функции в пораженном участке мозга и неизбежно приводит к неправильному пониманию тех реальных механизмов, которые вызвали данный симптом. Решающую роль для правильного понимания: симптома должен играть его качественный анализ, изучение структуры нарушения и в конечном счете выделение того фактора или первичного дефекта, который привел к возникновению наблюдаемого симптома^ Только в результате такой работы могут быть вскрыты подлинные механизмы нарушений, и симптомы, которые с первого взгляда казались одинаковыми, — при ближайшем рассмотрении оказываются результатом совершенно различных патологических факторов. Необходимость различения внешнего проявления дефекта и его качественной структуры, т. е.. выделение первичного дефекта и его вторичных, системных последствий,, является обязательным условием топического анализа нарушений,, возникающих при очаговых поражениях мозга. Только такой подход может обеспечить практически важную топическую оценку поражения.
* * *
Анализ первичного дефекта, лежащего в основе симптома, и его вторичных (системных) последствий приводит нас к последнему положению, играющему столь же значительную роль в анализе нарушения высших психических функций, возникающих в результате очаговых поражений мозга.
Еще классики неврологии обращали внимание на такой парадоксальный на первый взгляд факт, что поражение отдельного, ограниченного участка мозговой коры приводит часто к возникновению не одного изолированного симптома, а целой группы нарушений, казалось бы,, очень далеких друг от друга. Исследователи.выделяли обычно один наиболее выраженный основной симптом, отвлекаясь от остальных симптомов как «побочных». Однако по мере накопления фактов оказалось, что наличие целого комплекса симптомов, сопровождающих поражение ограниченного участка мозговой коры, является скорее общим правилом,, чем исключением, причем правилом, резко осложнявшим как представление о наличии в коре головного мозга изолированных «центров», так и представление об эквипотенциальное™ отдельных участков коры.
Однако если исходить из понимания сложных психических процессов как функциональных систем, это появление целого комплекса нарушений, сопровождающего поражение ограниченного участка коры головного мозга, становится неизбежным.
Известно, что различные высшие психические функции (или, точнее, функциональные системы) имеют общие звенья, т. е. осуществляются при участии общих компонентов. Так, например, письмо, как и произношение слов, включает в свой состав рецепцию акустических элементов слова. Операции пространственными соотношениями и счет (внешне очень разные функции) также имеют общее звено в виде симультанного пространственного анализа и синтеза и т. д. Поэтому первичное нарушение звукового анализа и синтеза, возникающее при поражении коры височной области левого полушария, неизбежно приведет к нарушению не только письма, но и припоминания слов, удержания длинной серии речевых звуков и т. д., не задевая, однако, таких функций, как счет или пространственное восприятие. Напротив, поражение коры те-менно-затылочной области левого полушария необходимо вызовет нарушение пространственных операций, счета (и еще целый ряд симптомов, который займет нас особо), но не будет сопровождаться нарушением восприятия звукового состава слов и связанных с ним нарушений письма, призношения слов и т. д.
Таким образом, наличие первичного дефекта, связанного с «собственной функцией» данного мозгового участка, неизбежно приводит к нарушению целого ряда функциональных систем, т. е. к появлению целого симптомокомплекса, или синдрома, составленного из внешне разнородных, но на самом деле внутренне связанных друг с другом симптомов.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |