— Ну да, это все вполне ожидаемо, — ответил Бэнкс. — Чего-нибудь еще она тебе рассказала?
— О да. Оказывается, недавно она ходила на постановку «Отелло», и там ей пришла в голову мысль, что ты свою версию построил, посмотрев тот же спектакль.
— Что-что?
— Вот и я примерно так же отреагировала.
— Что ты ей рассказала?
— Ничего — она и без меня прекрасно осведомлена.
— Ты говорила ей что-нибудь про новые улики? Про Том Сэвидж? Про снимки, про «Красного петуха»?
— Разумеется, нет. Но она же не дура, Алан. Она обязательно все узнает. Чуть позже, но совсем чуть.
— Ей известно, где я?
— Я сказала, что ты в Лондоне. Между прочим, ее насторожило, что ты не отзываешься на звонки. По своему старому мобильному.
— Черт.
— Прости, Алан, но у меня не было выбора.
— Знаю, знаю. Тебе не в чем оправдываться. Я просто не ожидал, что мы так быстро окажемся в полной жопе.
— Ты о чем?
— Да так. Не важно. Ты, главное, будь осторожна. Ладно?
— Она то же самое мне сказала. И тебе велела передать. А, и еще. Жервез считает, что ты из тех, кто действуют наперекор любому приказу.
— Значит, она знала, что я в отпуске буду не отдыхать, а расследовать это дело. Да, знала все заранее.
— Ну, это уж ты загнул. Хотя удивления это у нее точно не вызвало.
— Не нравится мне все это… — пробормотал Бэнкс.
— И вот еще что.
— Да?
— Мне показалось, что Жервез и сама заинтересовалась нашими результатами. По-моему, она считает, что у нас и впрямь есть какие-то козыри в рукаве. Представляешь, она даже вскользь заметила, что в спецслужбах работают отличные психологи и манипуляторы.
— Ого. И велела тебе сидеть ниже травы тише воды?
— Ну, что-то вроде того. Сказала, что начальник полиции не хочет, чтобы мы высовывались. А в конце просто начала нести какую-то ахинею о разведчиках, которых ловят в тылу врага. Ну да ты и сам знаешь, какая она. В общем, у меня сложилось впечатление, что она хотела сказать что-то вроде «если вас поймают, пощады не ждите».
— Энни, если хочешь, можешь прямо сейчас забыть об этом деле, — сказал Бэнкс. — Я и сам справлюсь. А ты поднажми с расследованием нападения в Истсайд-Истейте.
— Шутишь, что ли?
— Никогда еще не был так серьезен.
— А ты что будешь делать?
— Пока не знаю. Может, поеду домой. Хотя больше всего мне сейчас хочется закурить.
— Ну, это не самая большая проблема, которая могла у тебя возникнуть, — рассмеялась Энни. — А я вот сижу в полном одиночестве в «Лошади» и приканчиваю уже третью пинту «Черной овцы».
— Не знаю, какие у тебя планы на вечер, но, может, позвонишь Уинсом? Переночуешь у нее.
— Знаешь, неплохая мысль, — оценила Энни. — За руль мне уже не стоит садиться, да и от компании я не откажусь. Если она, конечно, будет не против.
— Уверен, Уинсом только обрадуется. Позвони ей, — сказал Бэнкс.
— Слушаюсь, босс.
— Я серьезно. И будь осторожна. Спокойной ночи.
Энни начала было говорить что-то, но Бэнкс уже нажал на отбой. Он хотел выключить телефон, но, поразмыслив, решил, что для нового мобильного без контракта подобная перестраховка ни к чему. Собственно говоря, меры предосторожности вообще не имеют ни малейшего смысла. Если эти люди захотят его найти, они его найдут. Или не его, а кого-то из его знакомых и близких. Им известно, что он, вопреки приказу, продолжает копаться в деле. И разгром у Софии был всего лишь мягким предупреждением. Пока мягким.
Он даже не мог позвонить Брайану. Разумеется, они знают не только о Софии, но и о том, что у него есть сын, дочка и бывшая жена. Какой смысл втягивать во все это Брайана? А если Бэнкс решит проведать сегодня сына, лишний раз привлечет их внимание.
Бэнкс сидел, положив руки на руль. Ему еще никогда не было так одиноко. Даже музыка не могла ему помочь. Не было в мире песни, которая облегчила бы его страдания. А вот алкоголь бы помог. Напиться и забыться. Только какой смысл? В конце концов, Бэнкс завел двигатель и тронулся. Он не знал, куда едет и зачем. Знал лишь то, что должен, обязан двигаться. В этой игре нельзя слишком долго стоять на одном месте — есть риск получить по голове кирпичом.
Наутро, в пятницу, Бэнкс проснулся в девять, но состояние было по-прежнему паршивым. Заснуть удалось лишь минут двадцать четвертого. Вчера вечером он почти час ездил по округе, выглядывая в зеркале заднего вида своих преследователей. И в конце концов остановился у первого же более-менее приличного отеля. Отдав для оплаты кредитку, он вдруг осознал, что все его ухищрения и попытки избежать слежки жалки и смешны. Кому надо, тот мигом вычислит его по банковской транзакции. Но к тому моменту Бэнксу уже было на это наплевать.
Он подумывал было поехать в гостиницу Мохаммеда, но одна мысль о том, что ему придется проснуться в той же комнатушке, где останавливается во время своих наездов в Лондон Дерек Ваймен, вселяла в Бэнкса страшную тоску. Ему требовался номер с персональным, не в коридорчике, душем и каким-то пространством, с безопасной парковкой, приличным телевизором и набитым мини-баром, чтобы было чем заглушить все чувства и мысли. Выложив сто пятьдесят фунтов, он получил все это в небольшом отеле в Фицровии, рядом с Грейт-Портленд-стрит. Правда, учитывая цены напитков в мини-баре, назвать выгодной эту сделку у Бэнкса не повернулся бы язык. Зато хоть не напился, как свинья, и удалось избежать утреннего похмелья.
Приняв душ и выпив заказанную в номер чашку кофе, он более-менее пришел в себя.
Заглянув в кафе «Неро», неподалеку от отеля, Бэнкс выпил там еще кофе латте и съел кекс с клюквой. Потом прикинул, какие у него дела на сегодня. В Лондоне ему делать особо нечего. Разве что еще раз попытаться связаться с Грязным Диком и позвонить на домашний Софии. Проверить, не оттаяла ли…
Пожалуй, лучше сегодня поехать в Иствейл. Снова повидаться с Вайменом. Если бы суперинтендант Жервез знала о Ваймене то, что узнал Бэнкс… Этого было достаточно если не арестовать его за подстрекательство и преследование, то уж допросить — точно. Энни держала вчера язык за зубами, и молодец, но, возможно, сейчас как раз самый подходящий момент, чтобы рассказать все суперинтенданту Хорошо бы убедить Жервез, что Сильберт и разведка тут ни при чем, что все дело в отношениях Ваймена и Хардкасла! Может, тогда бы и она увидела смысл в дальнейшем расследовании.
Бэнкс собрался звонить Софии и Берджессу, но тут раздался рингтон его мобильного. Оказалось, это не Энни и не Грязный Дик.
— Мистер Бэнкс?
— Слушаю.
— Это Том. Том Сэвидж.
— Томасина! Что случилось?
— У меня тут были гости. Я пришла на работу, а они уже меня ждали. Они… Мистер Бэнкс, мне страшно.
Вспотевшей ладонью Бэнкс сжал телефон:
— Они еще у вас?
— Нет. Уже ушли. Они забрали мои вещи… я… — Девушка заплакала.
— Вы еще в офисе?
— Да.
— Вот и хорошо. Никуда не уходите. — Бэнкс взглянул на часы. Грейт-Мальборо-стрит отсюда недалеко; даже не придется брать такси. — Я буду через десять минут. Не уходите, — повторил он.
— Спасибо. Вы не думайте, я обычно не такая… плакса. Просто я не…
— Ничего-ничего, Томасина. Держитесь. Я скоро.
Выключив телефон, Бэнкс засунул его в карман и бросился на улицу, рыча и изрыгая вполголоса проклятия.
— Простите, что отрываю вас от работы, — сказала Энни. — Вы могли бы уделить мне несколько минут?
Кэрол Ваймен повернулась к девушке за стойкой:
— Сью, прикроешь меня? Я выйду попить кофе.
Сью, похоже, удивилась, но все же, улыбнувшись, кивнула. Они обе стояли за стойкой. Еще две женщины сидели за столом в небольшой прихожей, все стены которой были заставлены картотечными шкафами. Похоже, работы у них было невпроворот. Энни. Где еще увидишь такое, как не в Государственной службе здравоохранения: люди пытаются вывести минимальные средние показатели заболеваемости граждан, что не приносит гражданам никакого облегчения.
Схватив сумочку, Кэрол Ваймен поднырнула под стойку.
— Тут через дорогу есть хорошая кофейня. Если вы не возражаете, — посмотрела она на Энни.
— Отличная мысль.
Часы показывали девять утра, и Энни уже дозрела до второй чашки кофе. Наверняка и кофе там настоящий, не сравнить с пойлом, которое имеется у них в участке.
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовалась Кэрол, пока они ждали на переходе, когда притормозят машины. Старое трехэтажное здание медцентра освещало утреннее солнышко. В викторианскую эпоху в этом доме из известняка и песчаника, под шиферной крышей, жил приходской священник. Широкие каменные ступени вели к солидной полированной деревянной двери. Медцентр стоял в дальнем конце Маркет-сквер, между двумя рядами магазинов. Перед ним раскинулся двор, который сотрудники использовали как парковку. До театра отсюда метров сто на север, прикинула Энни. Удобно, наверное. Кэрол после работы может встречаться с мужем. Впрочем, у них, наверное, не совпадают рабочие графики.
— Хочу задать вам несколько вопросов. Рутинная бюрократическая процедура, — улыбнулась Энни.
Они пересекли Маркет-стрит и зашли в кофейню «Свистящий монах». Посетителей тут почти не было — офисные служащие уже заглянули сюда по пути на работу, а автобусы с туристами еще не приехали. Дамы сели за маленький столик у окна. Энни отметила чистую, идеально отглаженную бело-голубую скатерть в клетку и меню, отпечатанное на искусственном пергаменте курсивом, втиснутое между солонкой и перечницей.
Молоденькая официантка записала их заказ и, извинившись, сообщила, что эспрессо-кофеварка не работает. Энни вполне устроила и чашка кофе американо. Кэрол заказала травяной чай. Обе взяли себе по булочке.
— А ведь еще недавно в Лондоне не подавали ничего, кроме «Нескафе», — заговорила Энни.
— Точно. Да и тот был только обычный растворимый. Никаких «Голд Блендов» или гранул, — поддакнула Кэрол.
— Если повезет, можно было найти «кону».
— Только вот стоил этот кофе целое состояние.
— Послушать со стороны, так мы просто две старушки, — улыбнулась Энни. — Еще немного, и начнем вспоминать продуктовые карточки.
— Ну, их-то я точно не смогу вспомнить, — сказала Кэрол, и они рассмеялись.
Официантка принесла заказ.
— А у нас дома вы были с другой прической, — заметила Кэрол. — Вам очень идет. Никогда не подумывали покраситься в блондинку?
— О нет, это для меня уже чересчур. Но я подумаю над этим. — Она подула на кофе и налила в чашку сливки. — Вообще-то я хотела поговорить о вашем муже.
— О Дереке? Он что-то натворил? — нахмурилась Кэрол.
— Нет-нет, мы ни в чем его не подозреваем, — соврала Энни. — Просто хотим подробнее знать о его отношениях с Марком Хардкаслом и Лоуренсом Сильбертом.
— Я думала, дело уже закрыли. Ваша суперинтендант в новостях так и сказала.
— Мы просто подчищаем хвосты, — улыбнулась Энни. — Это формальности, бумажная бюрократия.
— Как я вас понимаю, — кивнула Кэрол, наливая из розового чайника бледно-зеленый чай с ароматом мяты и ромашки. — У меня на работе то же самое. А некоторые врачи такие настырные, это что-то.
— Ага, еще и пишут небось как курица лапой, — поддержала ее Энни.
— Да, это вы угадали, — рассмеялась Кэрол.
— А ваш муж давно занимается постановками в театре?
— Уже много лет, — ответила Кэрол. — Вернее, в самом театре он не так долго работает, а вот в Сообществе любителей драмы состоит очень давно. До театра они ставили спектакли в местном клубе, а несколько раз даже в церкви, в их зале.
— Насколько я поняла, он очень увлечен театром.
— О да. Иногда мне даже кажется, что театр вызывает у него больше эмоций, чем я. Хотя что я такое говорю. Дерек — замечательный муж. И хороший отец. Просто он иногда взваливает на себя чересчур много. Одна только работа в школе чего стоит, и…
— А я думала, ему нравится преподавать, — вставила Энни.
— Нравится. Хоть какая-то возможность что-то изменить в окружающем мире. Вдохновлять будущие поколения. — Кэрол оглянулась и, наклонившись, зашептала: — Но деткам этим на все плевать. Некоторые вообще в школу не ходят. Представляете, каково Дереку? Он так переживает, хочет, как лучше, а все вокруг только подсмеиваются.
— Вот, значит, как он к этому относится.
— Да, бывает.
— Наверное, он отчасти разочарован в своей профессии, — предположила Энни.
— Ну, иногда он впадает в хандру, это уж точно. — Кэрол отпила глоточек горячего чая. — М-м-м, как здорово. То, что доктор прописал.
— А почему он не уйдет из школы?
— Это не так-то просто в сорок два года, из которых ты двадцать проработал учителем.
— Ясно.
— Если бы не театр, даже не знаю, что было бы. Это для него отдушина. Единственный способ не сойти с ума. Он обожает делать новые постановки. И он ужасно радовался, что ему больше не придется ставить спектакли в клубах и церквах, что теперь он в настоящем театре.
— Понимаю, — кивнула Энни. — Там он чувствует себя профессиональным режиссером.
— Да. И он так много работает! — Кэрол покачала головой. — Не будем об этом. Что вы хотели у меня узнать?
— Ваш муж никогда не бывал в пабе «Красный петух»?
— «Красный петух»? Это который в Медберне? Так это же сетевой дешевый паб. А Дерек пьет только качественный эль. Он даже был членом движения «За настоящий эль». Он бы и близко к такой помойке не подошел. А что?
— Ничего, это формальный вопрос, — помотала головой Энни, еще больше заинтригованная. — Я же говорю, просто подчищаем хвосты. При подобных расследованиях столько сваливается разной информации, что приходится долго все раскладывать по полочкам, чтобы отделить зерна от плевел.
— Наверное, — медленно сказала Кэрол.
Энни заметила, что ее дружелюбие потихоньку улетучивается. Еще парочка «формальных» вопросов, подразумевающих, что муж Кэрол что-то задумывал и затевал, и приятную беседу придется закончить.
Дверь открылась, внутрь заглянула пожилая пара. Видимо, все их устроило, и они вошли. Поздоровавшись, устроились за два столика от Энни.
— Дерек, наверное, очень переживал, когда умер его брат, — сменила тему Энни, вспомнив фотографию в гостиной у Вайменов.
— Ох, еще бы. Дерек обожал Рика. Брат был его героем, примером для подражания. Ему было очень тяжело. Нам всем было тяжело.
— А когда это произошло?
— Пятнадцатого октября две тясячи второго. Эту дату я никогда не забуду.
— Разумеется. А вы хорошо были с ним знакомы?
— С Риком-то? Конечно. Обаятельнейший был парень. Знаете, считается, будто все десантники — бесстрашные крутые парни из детективов Энди Макнаба, без всяких сантиментов, но это не всегда так. Рик обожал детей, возился с ними, играл. И был очень внимательным — всегда помнил, когда у кого день рождения или годовщина свадьбы.
— Так, значит, ваш деверь служил в десанте?
— Да. Я думала, Дерек вам говорил.
— Нет.
Энни знала, что десантники иногда выполняют секретные операции. Если Лоуренс Сильберт работал на МИ-6, то вполне мог пересечься с офицерами парашютно-десантных войск. Возможно, он даже руководил какими-то их миссиями или хотя бы просто надзирал за ходом проведения операций. Это снова подводило к той территории, на которой своевольничал Бэнкс. Как бы то ни было, Энни понимала, что нужно держать ухо востро. Энни не сомневалась, что кто-то — скорее всего Дерек Ваймен — подбил Хардкасла убить Сильберта и покончить с собой. Правда, вряд ли этот «кто-то» вынашивал план смерти обоих мужчин. Скорее это все же случайность. Но Энни никак не могла понять, каков мотив. Боялся потерять возможность работать в репертуарном театре? Или тут все глубже, замешан Сильберт с его загадочным и полным зловещих тайн прошлым?
— Рик был женат? — спросила Энни.
— Нет, официально нет. Но вообще-то они с Шарлотт уже очень давно жили вместе. Он как-то сказал мне, что не хочет произносить всяких клятв вроде «пока смерть не разлучит нас». Из-за его работы. Он почему-то думал, что этим он себя сглазит. Рик был немножко суеверным. Но у них была невероятная любовь. Вы бы только видели, как они друг на друга смотрели!
— А дети у них остались?
— Нет, — нахмурилась Кэрол. — Рик мне говорил, что Шарлотта хочет детей, а он нет — опять же из-за его работы. Боялся, что погибнет и оставит сирот в этом жестоком и несправедливом мире. Наверное, Шарлотта смирилась с его настроем. А что же ей было делать? Приходится идти и на такие жертвы ради любимого человека. Согласны?
Энни не могла ответить на этот вопрос; она никогда не любила настолько сильно.
— Вы помните, где они жили?
— Точного адреса не знаю. В долине Уайдин, кажется. Мы несколько раз ездили к ним в гости.
— А фамилию Шарлотты вы знаете?
— Да. Фостер, Шарлотта Фостер.
— Значит, Рик редко бывал дома?
— Я бы так не сказала. У них был замечательный дом в пригороде, рядом с Росс-он-Уай. Шарлотта до сих пор там живет. Рик много тренировался и время от времени выезжал на задания. Это-то его и погубило.
— Как? — удивилась Энни. — Я думала, он погиб при крушении вертолета.
— Ну, что-то же им надо было придумать, — вновь перешла на шепот Кэрол. — Назвать какую-то официальную причину. Ведь люди не должны знать, что происходит на самом деле. Все как на войне — от нас все скрывали, не хотели пугать. И штамповали пропагандистские фильмы.
— Верно. Но что же произошло? — спросила Энни.
— Я точно не знаю, — ответила Кэрол, и Энни поняла, что та опять отдаляется. Этого нельзя было допустить.
— А кто что может знать наверняка? Даже на нашей работе начальство всегда скрытничает, у них свои подковерные битвы. На допросах мы зачастую даже не знаем, почему задаем те или иные вопросы — что велено, то и спрашиваем. Совсем не похоже на сериалы про копов, если честно.
— Но я действительно не знаю. Слышала только, что у них была какая-то секретная операция и что-то пошло не так.
— А откуда вы это узнали, что не так пошло?
— Дерек мне сказал. После похорон он переговорил с парочкой друзей Рика. Они все тогда уже немножко выпили. А похоронили мы Рика здесь, в Понтефракте. Они ведь тут выросли. Как бы то ни было, ничего особенного коллеги Рика Дереку не рассказали, их здорово вымуштровали. Дереку тогда показалось, что им не хочется, чтобы он думал, будто брат его погиб в какой-то дурацкой катастрофе. Рик погиб во время важной операции, героической смертью.
Имело ли это какое-то отношение к их делу, Энни не знала. Но почему-то ведь Дерек Ваймен умолчал об этом во время их первого разговора. Может, Шарлотта тоже что-то знает? О том, чтобы поговорить с теми дружками-десантниками, можно было даже и не мечтать. Официально она уже не ведет это дело. Да и дела-то никакого и нет. Скорее уж десантники сами вломятся к ней ночью, перебьют все окна в доме и вывезут в Гуантанамо или что там у них еще имеется для подобных случаев. Вся надежда на Шарлотту Фостер, возможно, ей будет приятно рассказать о погибшем возлюбленном искренне заинтересованному в этом человеку. Да и найти ее куда проще.
— Заранее прошу извинить, — начала Энни, — поймите меня правильно, но все же… Вас никогда не беспокоило, что ваш муж дружит с гомосексуалистом?
— А почему это должно меня беспокоить?
— Ну, понимаете… некоторые люди…
— Если бы я сомневалась в Дереке, тогда да, я бы забеспокоилась, — признала Кэрол.
— И все-таки?
Кэрол покраснела и отвела взгляд:
— Нет-нет, он никогда не давал мне повода усомниться в его ориентации.
— Простите, ради бога. А как сейчас у Дерека дела?
— В общем, нормально. Он, конечно, пока еще в расстроенных чувствах из-за Марка. Это можно понять. Твой коллега и хороший друг бежит в лес и там сует голову в петлю, такое не часто случается. Это кошмар — он совсем недавно захаживал к нам на ужин, а тут такое…
— И как все обычно проходило?
— Отлично. Только я вечно пересушивала в духовке говядину Совсем как моя мама, когда к нам приходили гости.
— И моя такая же, — понимающе улыбнулась Энни, хотя не могла припомнить, чтобы ее мать хоть раз запекала мясо в духовке. — А о чем вы обычно разговаривали? Как общались между собой Марк с Лоуренсом?
— О, все было чудно. После двух бутылок вина все немного расслаблялись, и мы отлично проводили время. А мистер… а Лоуренс — изумительный рассказчик!
— И что же он вам рассказывал, если не секрет? — полюбопытствовала Энни.
— Конечно, никаких секретов. Только я не очень понимаю, зачем вам это. Он рассказывал о странах, в которых побывал. Я не очень-то много путешествовала, так, как все — Майорка, Бенидорм, Канарские острова. Однажды мы даже побывали в Тунисе. А Лоуренс объехал весь мир! Россия, Иран, Ирак, Чили, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка. Ох, как же ему повезло, столько всего интересного!
— Да, я слышала, что он был заядлым путешественником, — кивнула Энни. — А в Афганистане он бывал?
— Да. Мы как раз говорили о Рике, когда это всплыло.
— Это понятно. И что он сказал?
— Что тоже бывал там. Только это.
— А когда?
— Он не сказал. Мне показалось, что Лоуренсу в Афганистане не очень-то понравилось.
— Там ведь очень опасно, — согласилась Энни. — А в остальном у вашего мужа все в порядке?
— Да, конечно. Правда, вся эта канитель с подростковыми бандами очень его расстраивает.
— Еще бы. Вчера я говорила с ним по поводу двух его учеников, причастных к нападению в Истсайд-Истейте.
— Правда? А он не сказал, что виделся с вами.
И неудивительно, подумала Энни.
— Ничего особо важного мы не обсуждали.
— Как бы то ни было, — продолжила Кэрол, — я вам уже говорила: так хочется верить, что ты можешь что-то поменять, но иногда… — Она провела пальцем по ободку чашки. Ногти у нее были обломанные и изгрызенные. — Не знаю. Иногда мне кажется, что Рик был прав. Ну, что боялся заводить детей, потому что боялся мира, в котором мы живем.
— Но с вашими-то детьми все в порядке?
— О да. — Кэрол просияла. — Забот, конечно, полно, это вы даже не сомневайтесь. Но вернись я в прошлое, ни за что не стала бы ничего менять. — Она глянула на часы: — Ой-ой. Извините, побегу, иначе Сью разорвет меня на части.
— Я вас провожу, — улыбнулась Энни.
Когда Бэнкс приехал, Томасина сидела за столом в кабинете, вся зареванная, но уже успокоившаяся. На столе лежала пачка бумажных носовых платков и стояла большая кружка чая с молоком. Кружка была белая, с маленькими красными сердечками.
Бегло осмотревшись, Бэнкс не заметил в кабинете никаких перемен. То ли Томасина уже прибралась, то ли ее посетители оказались редкими аккуратистами.
— Извините за звонок. Распустила нюни, — сказала она. — Я потом готова была себя придушить.
— Да ладно вам, — улыбнувшись, Бэнкс сел напротив.
— Нет, не ладно. Но вам не понять.
Сплошные противоречия, подумал Бэнкс. Юная красавица, а характер жесткий по-мужски, беззащитная и ранимая, однако внутри стальной стержень. Они знакомы меньше получаса, и столько граней и перемен настроения. М-да.
— Расскажете, что тут у вас стряслось?
Обхватив ладонями кружку, Томасина отхлебнула чаю. Руки у нее дрожали.
— Пожаловали они около девяти, я сама только-только вошла.
— Сколько их было?
— Четверо. Двое обыскивали офис, а еще двое… Они считали это «просто беседой».
— Они грубо с вами обращались?
— Физического насилия не применяли, — помотала головой Томасина.
— Объяснили, кто они такие?
— Сказали, что представляют правительство.
— А удостоверения показали?
— Да, но я ничего не успела разглядеть. Все происходило слишком быстро.
— Как их звали?
— Не помню, — покачала головой Томасина. — Одного, кажется, Карсон. Или Карстейрс. А женщина — Хэрмон. Или Хэрлан. Извините. Они действовали бесцеремонно, видимо, чтобы я не успела опомниться от шока. Не надо было так раскисать, но они застали меня врасплох.
— Не казнитесь. Их долго учили таким приемчикам. Значит, среди них была женщина?
— Да, она и еще один мужчина вели допрос. Что забавно — она взяла на себя роль «злого копа».
— Как они выглядели?
— Весьма благопристойно. Одеты со вкусом и модно. На мужчине был дорогой темный костюм, да и стрижка тоже — фунтов за пятьдесят. Красавчик, на Хью Гранта похож. Напарница его тоже явно не в дешевом магазине одевалась. Ей на вид тридцать с хвостиком. Агата Кристи описала бы ее как «ухоженную блондинку». У обоих — очень правильная речь, с налетом аристократической надменности.
— И чего они от вас хотели?
— Спрашивали, зачем вы вчера ко мне приходили.
— И что вы им сказали?
— Ничего.
— Что-то все же пришлось сказать?
Томасина покраснела:
— Ну… сказала, что вы отец моего парня и просто заскочили навестить. Ничего лучше я в тот момент не придумала.
— Они спрашивали, известно ли вам, что я полицейский?
— Спрашивали. Я ответила, что известно, но мне это как-то по барабану.
— А они что?
— Не поверили, снова стали допытываться о том же. Потом пристали с расспросами обо мне самой: где родилась, где училась, с какими парнями встречалась, где работала, как попала в сыщики. В общем, много чего. Мы с ними поболтали, а потом они опять посуровели, и, видя, что я показаний не меняю, блондинка начала мне угрожать судебным преследованием. Я сказала, что меня судить не за что, а она ответила, что это не важно и что они уничтожат мою фирму. Прихлопнут, как муху. Кстати, и правда могут?
— Правда. Они все могут. Но не бойтесь, они ничего вам не сделают.
— Это почему же?
— Потому что повода у них нет. Да и проблем им это принесет кучу. А шумиха им не нужна. Они ведь как летучие мыши: до ужаса боятся солнечного света. Мне кажется, они подумали, что, в случае чего, вы поднимете крик на весь мир.
— Это точно! Какого черта они нагличают? А как же мои права?
— Нет у вас никаких прав. Вы что, не знаете, что злодеи давным-давно выиграли все битвы?
— А что за злодеи приходили ко мне?
— Хороший вопрос. Они влиятельны и бессердечны, это факт неоспоримый. Но есть и у них слабое место, единственное. Они боятся привлечь к себе внимание граждан. И поэтому вы им неинтересны. Вернее, не стоите усилий. Думаю, они просто выясняли, зачем я к вам приходил и что вы собираетесь с этим делать.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |