Айлин Полк: У Артуро была черная эсесовская форма, она была подвешена к потолку его чердака рядом с бальным платьем. Я почти уверена, что Ди Ди и Артуро надевали их, когда никого не было рядом. Почти наверняка так и было. Я не знаю кто надевал платье, а кто форму, но я почти уверена, они так одевались.
Филип Маркейд: Однажды ночью я был на вечеринке на чердаке у Артуро Вега. Мы все были совершенно обдолбанные, и я случайно оказался недалеко от Ди Ди и Артуро. Я слышал маленький, но потрясный отрывок их беседы. Клянусь богом, это правда. Ди Ди говорил Артуро: «Я перепробовал все наркотики, все-все, что можно сделать, я уже делал. В моей жизни было все. Я просто не знаю, чем заняться теперь».
Наступила тишина, и Артуро сказал: «Ты никогда не убивал человека».
Они поглядели друг на друга с выражением: «Хммм, а правда». Мне кажется, они раздумывали об этом около минуты. Ха-ха-ха!
Айлин Полк: Ди Ди блестяще манипулировал людьми. Но когда доходило до обычной, повседневной беседы, он казался придурком и, как мне кажется, нарочно вел себя так. Он так делал, чтобы взрослые и полиция не приставали к нему. К примеру, когда однажды мы шли на чердак к Ramones и кто-то начал подниматься позади нас, Ди Ди открыл выкидной нож.
Оказался это его домовладелец. Он подошел к нам сзади, когда мы поворачивали ключ в двери. Ди Ди был всегда на взводе, как будто ожидал нападения из-за любого угла. Но когда он увидел, что это домовладелец, Ди Ди сказал: «Ааа, вау, мужик, извини». И он вел себя как совершенный идиот. А домохозяин ответил: «Все в порядке, Ди Ди, все в порядке».
Думаю, Ди Ди всегда высматривал, не приближается ли какая-нибудь угроза. Может, он даже с нетерпением ждал неприятностей. Есть люди, которые постоянно говорят о борьбе и насилии, и ты так до конца и не знаешь, хотят ли они, чтобы все это произошло в действительности.
Чита Краум: Во время одного из наших первых концертов Ди Ди Рамон подарил Стиву тот самый нож 007. Вы помните нож марки 007? С коричневой деревянной рукояткой, его длина в открытом виде составляла четырнадцать дюймов, а ширина лезвия – около дюйма. Он открывался сбоку. Это была не выкидушка, но лезвие здорово выбрасывалось. Хороший нож, такие до сих пор производят.
И вот Ди Ди бросил этот нож 007 Стиву прямо на сцене, во время нашего второго концерта в «CBGB». Подарок от Ди Ди – это было серьезно. Он был похож на собственный нож Ди Ди, понимаете, что это значит? Наверно, это был способ Ди Ди показать, что Dead Boys ему нравятся, знаешь такое: «Держи…» Это был подарок от души, и это было важно для Стива.
Джеймс Слаймен: Когда Dead Boys во второй раз играли в «CBGB», Хилли Кристал подписал с ними договор и стал их менеджером. Я даже удивился. Они были группой, которая в Кливленде называлась Frankensteins и которую я так и не пошел смотреть, потому что, если честно, я никогда не принимал музыку Стива всерьез.
После их первого шоу вокруг поднялся большой шум. Потом они подписали договор с Сэром, вокруг чего опять много шумели, а через месяц они уже сидели в студии и писали первый альбом.
Все Dead Boys по жизни были нищими, поэтому они неожиданно оказались по уши в деньгах. Они просто с этим не справились. Слишком большой успех, который пришел слишком рано.
Джиния Рейвен: Хилли позвонил мне и сказал: «Я хочу, чтобы ты послушала эту панк-группу. Они очаровательны».
Я пришла посмотреть Dead Boys, и они сыграли «Caught with the Meat in Your Mouth» – «Ты пойман с куском мяса в зубах». Я спросила: «Хилли, это – очаровательно?»
Но Хилли был прав. Он был прав. Их музыкальный разъебон заставил меня истерически хохотать. Я послушала их и сказала: «Хилли, я буду продюсировать их, но я не хочу светиться».
Dead Boys обалдели от того, что я беру их в «Электрик Леди Студиос», где писались Джими Хендрикс и Патти Смит. Когда в первый день они вошли, я обернулась и увидела эти ебаные свастики. Свастики на всем и вся.
Мои родители сидели в концлагере. Я родилась в Польше в самой середине Второй мировой войны. Из-за нацистов у меня нет семьи. Вспоминаю, как кусала свою мать, потому что когда мы бежали из Польши, она зажимала мне рот рукой, чтобы я не выдала нас каким-нибудь звуком. Это было ужасно, ужасно. Я все еще не оправилась от этого ДЕРЬМА, понимаете?
Так что я повернулась к Джонни Блитцу, барабанщику, и сказала: «СНИМАЙТЕ С СЕБЯ ЭТУ ПОЕБЕНЬ».
Он проворчал: «Я даже не знаю, что эти штуки, собственно, означают».
Я сказала: «СНИМАЙТЕ С СЕБЯ ЭТУ ПОЕБЕНЬ – И Я РАССКАЖУ ВАМ, ЧТО ОНИ ОЗНАЧАЮТ. Они означают человеческую расу, которая была почти полностью уничтожена. Они означают, что ваш менеджер – еврей. Владелец этой студии – еврей. Я – еврейка, и я ваш продюсер, и я могу потерять тормоза ОХУЕННО ЛЕГКО!»
Они поснимали свастики. Конечно, я знала, что Dead Boys не были нацистами. Знала, что они были просто молодыми панками. Они хотели сделать что-нибудь, что было «плооохооо». Я могла их понять. Но только не свастики.
Я угостила их бейгелами56. Пиздец, они ни разу в жизни не пробовали бейгел. В Кливленде! Я сказала: «Что у вас там творится в этом Кливленде? Где вы были, в Дахау? Вы что, хотите сказать, что у вас там нету бейгелей?» Они вообще не врубались, что такое бейгел. «Я спрашиваю, ебать вас, из какого-такого Кливленда вы взялись? Немецкого Кливленда?»
Айлин Полк: Однажды ночью Стив Бейтос выбрил свастику у меня на лобке, а Джимми Зеро это дело сфотографировал. Они увидели меня в «CBGB» с хлыстом, и в конце концов я отправилась к ним домой. Стив сказал: «У меня есть потрясная идея!»
Это было прикольно. У них в комнате, на стене, висел нацистский флаг. Мы начали раздеваться, но слишком нажрались, чтобы как следует потрахаться. В любом случае, мне никогда не нравилось заниматься сексом с двумя парнями – я всегда чувствовала себя в меньшинстве. Вообще-то, мы со Стивом собирались остаться вдвоем, но потом Джимми Зеро тоже оказался в комнате, и я спросила: «Мне придется трахаться с твоим другом тоже?»
Стив ответил: «Нет, но, может, ты разрешишь нам выбрить на твоем лобке свастику?»
Мне всегда больше нравилось играть, чем работать сливным отверстием. Ну, Стив достал опасную бритву, достаточно стремную, и выбрил вполне приличную свастику. Потом он завернулся в нацистский флаг и пошел бегать вокруг «Челси».
Мы сказали себе: «Надо будить всех наших». Ну, вломились в их комнату: на нас был нацистский флаг, и мы были голые, и у нас был хлыст, и мы начали петь «Весна для Гитлера», и лупили ребят, пока они не проснулись. Это было весело.
Биби Бьюэл: Кто-то посоветовал мне сходить в «CBGB» посмотреть величайшую группу в мире – Dead Boys. Однажды ночью, когда они играли, я пошла туда. И когда вошла внутрь, первое, что я увидела, был Стив, дававший отсосать какой-то герле прямо на сцене. Первое, что я увидела.
Джиния Рейвен: Именно я подбила Стива дать отсосать прямо на сцене. Говорю вам, именно я устраивала себе и всем окружающим веселую жизнь. Той ночью я сказала одной официантке из «CBGB»: «Слушай, сходи и принеси взбитых сливок…»
Dead Boys должны были исполнить ту самую песню, «Ты пойман с куском мяса в зубах». Ну, я сказала официантке: «Когда они будут петь эту песню, ты намажешь взбитые сливки на его…»
Там всегда можно было подбить кого-нибудь на аферу. Я достаточно протусовалась в «CBGB». Хилли той ночью не было. Мне кажется, Джон Кейл был там, но я не помню точно, потому что мы все пили как сумасшедшие.
Значит, я сказала официантке, не помню, как ее звали, я сказала «Давай!», как будто я предлагала ей выпить вместе, ха-ха-ха! Я сказала: «Давай, иди нарой сбитых сливок. Потом, когда они будут петь песню, ты выйдешь на сцену, станешь на колени, расстегнешь Стиву штаны и намажешь сбитые сливки ему на хуй».
Она сказала: «Ой, ну, я не знаю…»
Я сказала: «ВПЕРЕД! ЧТО МЫ ТЕРЯЕМ?! ВПЕРЕД! ЗДЕСЬ НИКОГО НЕТ! ВПЕРЕД! В ЧЕМ ПРОБЛЕМА?! Я помогу. Я буду рядом. Я расстегну ему штаны».
Я вешала ей на уши тонны лапши, лишь бы она развелась.
Она сказала: «Правда?»
Я ответила: «РАЗДОБУДЬ ВЗБИТЫЕ СЛИВКИ!»
Ну, она пошла на улицу и купила сливки. Я сказала: «ДАВАЙ, ПОТРЯСИ ВЗБИТЫЕ СЛИВКИ КАК СЛЕДУЕТ! Чтобы они были как следует взбитыми!»
Ха! И вот, Dead Boys начали петь, а вы знаете, как Стив всегда хватался за свою промежность? Он всегда как-нибудь расстегивал ширинку, и его член был почти готов вывалиться наружу. Ну, я сказала: «Давай-давай – иди помоги». И я вытолкнула ее на сцену…
Биби Бьюэл: Не знаю, кто была та девушка, потому что не видела ничего, кроме ее затылка, но Стиву действительно отсосали прямо на сцене. А потом он повесился. После того, как ему отсосали, он перебросил свой ремень через трубу парового отопления и повесился на нем. Конечно, не по-настоящему.
Я подумала: вау, полный отстой. И ушла. Но я не могла перестать думать о Стиве. Я втыкала на фотки Стива и Dead Boys, как будто занималась всяким, и я не могла перестать думать о Стиве. Лиз Дерринджер часто спрашивала меня: «Чем он тебя так привлекает?» Я отвечала: «Я не знаю, это навязчивая идея, я не знаю, я просто люблю крыс, люблю ласок, я не знаю, почему он такой привлекательный, знаешь ли, он просто, такой какой есть». Но Лиз не врубалась. Она просто не могла себе этого представить.
Джиния Рейвен: Официантка не делала минет Стиву на сцене, потому что парень должен был еще петь. Я не хотела помешать ему. Поэтому я сказала: «Не делай этого пока». Бедный парень.
Джида Гэш: Однажды ночью я пришла в «CBGB». Я пришла туда прямо с работы. Мы, девушки, одевались по-особому из-за того, что работали топлесс-танцовщицами: нам приходилось носить шпильки, грим, парики, всякие штуки и еще перчатки, чтобы скрыть следы уколов.
Мы заканчивали рабочий день с сотнями тремя баксов в кармане, иногда и побольше – а что делать после работы? Идти в клуб. Ну, ты спрыгиваешь со сцены топлесс-бара, накидываешь что-нибудь, ну там, куртку, шарф, садишься в такси, и вот ты у «Макса» или в «CBGB».
Итак, однажды ночью после работы, я забрела в «CBGB» и там встретила Рокси, зависшую с Чита. В это время она начала встречаться с Джонни Рамоном, но здесь была с Чита Краумом и Стивом Бейтосом из Dead Boys. Я решила, что это круто, потому что Dead Boys становились популярными, о них шла слава как о жесткой группе.
Все Dead Boys были нищим белым отребьем, из семей нижнего среднего класса, из Янгстауна, в Огайо. Они выросли очень жестокими. Они росли в уличных бандах, они были совсем дикими. Это было больше, чем просто стиль, это был образ жизни. Итак, я вижу Рокси, совершенно пьяную и обдолбанную, вижу ее руки, обнимающие Чита и Стива, и тогда я подумала: эй, ты знаешь, это крутые парни, больные парни. Это больные сельские ребята, они оригинально смотрятся.
Я замутила со Стивом, и это было потрясно. Я любила Стива. Они все жили на Девятой стрит, и он взял меня к себе жить.
Все было здорово, не считая того, что он достал нож. Его мысли были для меня загадкой: вау, странная баба, вынуть нож, ей понравится. Он приложил нож к моему бедру, но единственное, что я почувствовала – желание послать его.
Но потом я полюбила. Я любила, любила, любила, любила Стива.
Джеймс Слаймен: Мне кажется, Джида стала встречаться со Стивом до появления Чита, но я могу ошибаться.
Джида Гэш: Dead Boys вернулись в Кливленд, а я лучилась любовью, как мыльными пузырями. Через несколько дней Чита пришел ко мне на «CB» и сказал: «У меня для тебя сообщение от Стива. Ему пришлось задержаться в Кливленде еще на пару дней по какому-то делу, но он вернется в среду, и он хочет тебя увидеть».
Я подумала: «Правда? Круто».
Ладно, не знаю как, но Чита забрался ко мне в трусы. Это было так лестно для моего самолюбия – заполучить этих двух парней – я возбудилась, когда шла домой этой ночью с Чита; вот так мы оказались вместе с Чита.
Мы с Чита выглядели как брат и сестра. Мы оба были рыжими. Наши имена звучали похоже. Мы были как один человек с разными гениталиями.
Стив решил, что все так и надо, и отошел в сторону, но в баре «CBGB» было много всякого. Я обнимала Чита, а Стив сидел с другой стороны и повторял: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Это был безумный треугольник, потому что я любила двух мужчин. Но я осталась с Чита, потому что по-настоящему любила именно его.
Джеф Магнум: Dead Boys был нужен бас-гитарист. У них не было своего, когда они первый раз приехали в Нью-Йорк, и во время первой записи на бас-гитаре играл Боб Клермаунтин. Ну, они притащили меня из Кливленда. Первое, что случилось в Нью-Йорке, – в «CBGB» мы уронили усилитель, тогда я подумал, что не смогу играть здесь. Это пиздец. Потом мы пошли на хату Dead Boys на Девятой стрит и я подумал: «Хорошо, по крайней мере, хоть жилье приличное». Погрязнув в негативе, я почти не выходил из квартиры в выходные. Я думал, что умру там. В первую ночь кто-то визжал за окном: «Хватай его! Он бежит по крыше!»
И все это безумие, и ванна на кухне, и расплавленная кассета «кримовских» «Wheels of Fire» в печи. Я простой деревенский парень, я думал, что не выдержу.
Случалось, что я просыпался, а передняя дверь была открыта нараспашку, потому что когда Джонни Блитц приходил домой и у него не было ключей, он просто выбивал дверь.
И квартира у нас выглядели как Джонстаун – когда ты шел в ванную, приходилось перешагивать через тела.
Я был просто подавлен. Как будто это место, где мы жили, было свалкой. Я писал моей маме письма с просьбой прислать денег, чтобы купить кроссовки, потому что эта великая рок-группа сидела без денег.
Глава 26
Английская интрига
Боб Груэн: Когда я в первый раз отправился в Англию, у меня был только телефон Малькольма Макларена. Я познакомился с ним в Нью-Йорке, когда он тусовался с New York Dolls. Я позвонил ему, и он повел меня в «Клуб Луизы».
Там тусовалась куча ребятишек в странной одежде, с торчащими во все стороны волосами. На сцене нарисовалась какая-то группа, оказалось, это Sex Pistols. Они смотрелись вызывающе нелепо – строили из себя крутых звезд. Все ребятки стояли вокруг них: «Ооох, это они, они такие великие!»
Sex Pistols были абсолютным центром внимания этой тусовки, где были Джо Страммер, и Мик Джонс, и Билл Айдол, и Адам Ант, и Сиу-Сиу. Все они говорили: «Хотел бы я тоже играть в группе».
А я сказал: «Давай, вперед! Похоже, это не слишком сложно». В таком ключе: «Слишком крутой, чтобы учиться, слишком тупой, чтобы найти работу».
Малькольм Макларен: Когда я был ребенком, взрослые часто заставляли меня писать «Я не буду плохим». Я просто выкинул «не»: получилось «Я буду плохим». Это меня немало забавляло, но уже в художественной школе фишка потеряла остроту. Для меня представление правящего слоя общества о плохом нуждалось в переосмыслении. И его представление о хорошем означало для меня вещи, которые обязательно надо было уничтожить.
В начале семидесятых, когда я закончил художественную школу, это был Брайан Ферри. Это были широкие зеленые бархатные штаны. Это были хиппи, светлая молодежь, социальный реализм, американский флаг, телевидение и пометка «до восемнадцати». Первый дизайн майки, который я сделал, был связан с попыткой определить свою точку зрения, словно ты проснулся однажды утром и размышляешь, на какой половине кровати ты лежишь: это был список «хороших» и «плохих» названий; этот список помог мне заставить работать «плохо» на то, чтобы изменить саму поп-культуру.
В этом списке было название – Sex Pistols, которое означало для меня все, что только можно. В начале была идея пистолета и красотки, молоденькой, красивой убийцы – сексуального пистолета. И я здорово придумал воплотить эту идею в виде группы ребят, которые определенно были «плохими», особенно когда я понял, что эти ребята так же озлоблены, как и я. И они могли помочь мне остаться в мире мечты, они стали стеной между мной и тем, что меня ужасало, – нормальностью.
Мэри Хэрон: Осенью 1976 года в Лондоне можно было почувствовать, как мир зашевелился и затрясся. Наш нью-йоркский прикол на полном серьезе приняла более молодая и жестокая аудитория в Англии. Вспоминаю, как тем летом я пошла посмотреть на игру Damned, которые, по-моему, действительно были ужасны. Я была одета в майку с эмблемой журнала «Панк», и я смешалась с толпой. Не могу описать, как они на меня реагировали. Все дико воткнули на то, что я в майке с надписью «Панк».
Я почти потеряла дар речи.
Я зашла за кулисы, и там толпились сотни этих ребят, как в кошмаре: маленькие дьяволята с яркими, крашеными в красный волосами и белыми лицами. На всех были цепи и свастики, и в голову была воткнута всякая фигня, и я думала: «Боже мой, что мы наделали? Что мы породили?»
Я почувствовала, что это мы подняли эту волну, но того, как все обернулось, мы не хотели и не ожидали. Думаю, английский панк был гораздо более гибким, и более острым, и более опасным.
Джей Ди Даггерти: После выхода Horses группа Патти Смит приехала в Лондон и выступила в местечке под названием «Раундхаус». Там было то ли восемьсот, то ли тысяча мест, для нас тогда это было много.
Толпа бушевала. В конце мы разбили свои инструменты. Я зашвырнул бас-бочку в зал и сломал себе палец на ноге, так что потом ковылял с тростью, которую мне купила Кейт Саймон.
На следующую ночь какой-то знакомый Ленни сказал: «Парни, вы должны сходить в клуб на Оксфорд-стрит и посмотреть эту группу, Sex Pistols». Мы подумали: «Какое дурацкое название! Надо идти». Мы пошли туда и как будто нырнули в болото: полы, залитые пивом, неопрятные люди – не панки, просто мерзкий народ в духе семидесятых.
Группа вышла, и мы сказали «ВААА!»
Перед первой песней Джон Роттен сказал: «Кто нибудь ходил прошлой ночью в Раундхаус смотреть, как хиппи трясут тамбуринами? Лошади, лошади, ЛОШАДИНОЕ ГОВНО!»
Я подумал: «Пиздец, мы уложились в пятнадцать минут!»
Малькольм Макларен: Я, по крайней мере, на поколение старше тех ребят, менеджером которых был. Я не из поколения Sex Pistols, я из шестидесятников. Мои отношения с Sex Pistols были напрямую связаны с тем экзистенциальным, происходящим от страха первичным побуждением что-нибудь сделать в рок-н-ролле – принеся в жертву карьеру; плюс было то самое «сделай сам», любительский дух рок-н-ролла. Это то, с чем я вырос, – способность делать дело.
В конце семидесятых философия гласила, что ты не можешь ничего сделать без больших бабок. Моя философия возвращалась к корням: «Пошли на хуй! Плевать, что мы не умеем играть и у нас нет хороших инструментов, мы будем продолжать, потому что думаем, что вы все бляди».
Я размышлял о том, что породило нашу злость, – мы злились из-за денег, из-за того, что культура стала корпоративной, что мы потеряли ее и не было никакой надежды вернуть ее себе. Это было поколение борцов за культуру.
Мэри Хэрон: Я пошла, чтобы встретиться с Малькольмом Маклареном в его магазине. Он был слегка педерастический – очень театрально. Он был гротескный. Вычурный. Саркастичный. Но довольно милый. Я немного потрепалась с ним, и он пообещал мне дать проходку на выступление Sex Pistols у «Эрика», в Ливерпуле.
Как на всех легендарных событиях, которые я видела, концертный зал на том концерте Sex Pistols был наполовину пустым. Человек пять были одеты как панки, и все они знали друг друга.
Это напоминало панк в Нью-Йорке того времени – в теме было человек сто, все они были знакомы между собой. Концерт был плохим. Небрежным. Они трепались со зрителями, Джонни говорил в микрофон: «На хуй радость!» Он был очень язвительным и забавно двигался по сцене. Мне понравилось.
Мне казалось, что на сцене происходит что-то настоящее. Как будто в их жизни настал очень важный момент. Я подумала: «Боже, это же настоящее живое потрясение!»
Боб Груэн: На следующий день я зашел в помещение, где в то время репетировали Sex Pistols, и сделал фотографии для Rock Scene. Когда я зашел в зал, Стив спросил: «Хочешь чая?»
Я слышал об этой группе еще до того, как приехал в Англию, но тогда я подумал: «Эти парни совершенно нормальные». Подумал: «Ну, и что же сейчас будет?» Я наблюдал за ними – никто, знаешь, не плюнул в чай. Они не бросались в меня бутылками. Простые ребята сидят кружком и по-английски попивают вечерний чай.
Потом внезапно появился Джонни Роттен. Он был эксцентричный товарищ, от него исходила настоящая негативная мрачность, как будто он долго над этим работал. Он часто говорил безумные, саркастичные и циничные вещи. Типа, вау, извините, что я есть в вашей жизни. Но все остальные казались относительно дружелюбными и вели себя довольно спокойно. И Джонни вроде тоже понемногу приходил в себя.
Ну, я начал фотографировать, потом предложил сделать несколько снимков, как они играют на базе, на лестнице. У Джонни Роттена болело горло, и я сказал ему, что не нужно петь по-настоящему. Фотографии молчат, правильно? Но Джонни начал петь песню «Substitute» группы The Who. Это было потрясно, ведь я был большим фанатом Who. Я снимал и думал: «Где же их странности? Это просто хорошая рок-группа. В чем прикол?» Ну, вроде: «Когда у них поедут крыши?»
Я был озадачен.
Мэри Хэрон: Я знаю Англию, я там выросла, поэтому происходившее напоминало мне карикатуру, которая стала реальностью. Хотя не до конца. В этом было много позерства. Это было как в кошмарном сне – кругом бродили странные потерянные люди. Я прошла за кулисы, без проблем. Мне было страшно. Я вообще довольно робкая. А вот и Джонни Роттен. Вперед.
Он был обаятельный. А остальные нет. Джонни защищал меня от остальных: Стив Джонс и Глен Мэтлок ужрались в сосиску и начали отпускать похабные шуточки в мой адрес, а Джонни говорил: «Отвалите, она нормальная».
На мне была майка с эмблемой журнала Punk, и Джонни был очень мил со мной, поскольку я была девушкой из фэнзина, больше того, из первого фэнзина.
Я притащила с собой кучу народа: познакомилась с кучей страшных с виду ребят, одетых в резиновые штаны, хотя они были просто парикмахеры из Ливерпуля, которые мечтали увидеть Sex Pistols. Ну, Джонни Роттен разозлился на толпу, но с мной говорил очень по-дружески Он говорил другим: «Нет, перестаньте, она в порядке, у нее интересные вопросы».
Помню, я подумала, что он нереально умен – он был одним из самых умных людей, кого я когда-либо встречала, он был очень молодой и имел необычный взгляд на мир, он оказался в центре этого водоворота, поскольку Sex Pistols воплощали собой то, что представляли. Это правда. Они давали действительно ясные, глубокие ответы, очень умные, очень доверительные, веселые – они действительно видели культ, выразителями которого были, и они точно знали, что будет дальше. Безусловно, интервью с Джонни Роттеном было самым впечатляющим из всех, проведенных мною.
Я уходила со своим бывшим, которому все не понравилось. Он сказал: «Мне очень жаль, но все это херня – это просто крикливая реклама, мастерски спланированная Малькольмом Маклареном».
Потом он сказал, что я дура, если повелась на это.
Малькольм Макларен: В самом начале мне показалось, что Sex Pistols не состоятся, и я подумал: «Может мне стоит позвать Ричарда Хелла и предложить ему играть в Sex Pistols? Или пригласить самого Сила Силвейна».
Это была дурацкая идея, потому что ни Хелл, ни Сил не вписались бы в Pistols – у них было совершенно другой стиль. Хелл и Сил начали на несколько лет раньше, чем Sex Pistols – по сравнению с ними Pistols были ужасно наивными. То есть они казались мне наивными, и я с ними соответственно обращался. Хотя наивным оказался я сам, а эти ребята знали гораздо больше меня и понимали, что делают.
Я даже не трахал их панковских девок, о чем сейчас чертовски жалею, но тогда мне казалось, что передо мной невинные маленькие девственницы.
Я не знал, что они загружались наркотой в туалетах и трахались с толпами ребят. Я не раз удивленно смотрел на репортеров и говорил: «О чем вы? Они невинны! То, что они носят эти хреновы собачьи ошейники и покупают у меня резиновые майки, еще не значит, что эти девочки цепляют на ближайшей остановке тучу ребят и с ними трахаются».
Конечно, я ошибался. Я был поражен, когда через пять лет после всех событий обнаружил, до какой степени я заблуждался. Я спрашивал их: «Вы что, хотите сказать, что действительно делали все эти вещи в туалетах, пока я пытался довести наше шоу до ума? Вы хотите сказать, что трахали тех же девок, которых трахал Стив Джонс? Ну ребята, я не представляю себе, что вы действительно могли все это делать».
Меня это изумило. Я до сих в шоке. Я не знал, что все эти ребята сидели на наркоте. Не имел ни малейшего понятия.
Просто я был странным парнем, и у меня была безумная мечта. Вместе с Sex Pistols я пытался осуществить то, что мне не удалось с New York Dolls. Я брал оттенки Ричарда Хелла, гейский поп-аспект New York Dolls, политику скуки, смешивал все это вместе для того, чтобы сделать заявление, возможно, мое последнее заявление. И я издевался над этой рок-н-ролльной тусовкой, вот что я делал.
Я не делал ничего нового. Я ждал подходящего момента, чтобы выступить с заявлением, которое пытался сделать с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет.
Мэри Хэрон: Все время, пока я была в Англии, я страшно спорила с разными людьми, с моими старыми друзьями. Когда началось панк-движение – я в первую очередь говорю, конечно, об английском панке, но это касается и американского панка – все полагали, что это ужасное правоэкстремистское, нацистское явление – расистское, с культом насилия и направленное против всего доброго в жизни.
Инстинктивно я испытывала симпатию к панку, но должна признаться, что во многом мое отношение шло от притягательности его символики.
Мне понадобилось немало времени, чтобы понять это, потому что в наши дни люди относятся к символике с иронией. Но в дни хиппи в стилях и символах не было ничего ироничного. Стиль обозначал, кто ты на самом деле: у тебя длинные волосы, ты одет определенным образом – значит, ты миролюбивый человек. Поэтому если ты носишь свастику, ты нацист.
Внезапно, без перехода, без объяснений начинается новое движение. Оно использует свастику, но это не имеет ничего общего с нацизмом; это просто прикид, это вызов. Все это совершенно о другом – это жест и тактика шока. Я как-то интуитивно понимала это, но бесконечно долго не могла сформулировать. Так продолжалось до тех пор, пока я не уселась в кресло, чтобы написать анализ всего произошедшего. И вот что делало это занятие таким увлекательным: написать анализ событий было невозможно, потому что когда они происходили, никто просто не понимал, что за хуйня происходит, все было так стремительно.
Глава 27
Пассажир
Рэй Манзарек: Однажды Дэнни Шугамен спросил меня: «Как насчет поработать вместе с Игги?»
В то время Дэнни был менеджером Игги и работал с ним, и я ответил: «Игги, хм-хм. Знаешь, мне кажется, мы играем в совершенно разных стилях».
Stooges были похожи на заряженных грубой энергией маньяков. Это было подходящее имя для них – Stooges – представьте, Three Stooges играют рок-н-ролл, как это будет звучать? Это будет звучать как игра трех новичков. Им нужен солист – хорошо, как насчет Игуаны? Превосходно. Совешенно невменяемый, совершенно безумный. Stooges были опасны, хотя я и так постоянно находился рядом с Мистером Опасность – Джимом Моррисоном.
Джим Моррисон оказал на Игги большое влияние. Их поэзия была вполне литературной и действительно страстной. И на концертах они выплескивали море эмоций. Слава богу, мне доставались страстные музыканты. Игги Поп и Джим Моррисон были из числа самых страстных, с кем мне доводилось быть на одной сцене.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |