Во-первых, наличие такой инфрастуктуры является необходимым условием для управления глобализованными производственными и маркетинговыми стратегиями. Некоторые исследователи считают, что мы стали свидетелями нового международного разделения труда (Frobel et al, 1980), которое проявляется в транснациональных корпорациях, способных руководить производством, дистрибуцией и продажами по всему свету, координируя деятельность десятков отделений в разных странах. Как аутсорсинг зависит от компьютеризированных коммуникаций, которые дают возможность компаниям постоянно наблюдать за поставщиками и дистрибьюторами, не нанимая большого числа работников в центральном офисе, так и глобальная корпоративная стратегия может существовать только на базе сложных информационных сетей. Кроме того, о процессах реструктуризации, о которых мы говорили, во всех своих аспектах, но в первую очередь в «глобальном» (производство в Маниле, комплектующие в Праге, освоение рынка в Москве, отдельные элементы оборудования в графстве Корк) «и помыслить было бы нельзя без развитых информационных технологий и в особенности телекоммуникаций» (Henderson, 1989, с. 3).
Во-вторых, информационная инфраструктура необходима для ведения глобальной финансовой деятельности и представления связанных с ней информационных услуг, которые являются основными составляющими глобализованной экономики. Без надеж-
и разветвленных информационных сетей огромные объемы торговли акциями, валютами, связи между банками, между бан-ками и клиентами плюс сопутствующая всему этому деятельность были бы невозможны, и соответственно невозможен был бы и постфордистский режим накопления.
В-третьих, информационная инфраструктура занимает центральное место в совершенствовании продукции и производственных процессов, обеспечивая не только большую производительность и эффективность благодаря более точному мониторингу и, значит, улучшению контроля, но и более легкое внедрение новых технологий, которые способствуют снижению затрат и повышению качества (при этом вспоминаются механизация и автоматизация, особо наглядная в робототехнике, компьютерный контроль и общая компьютеризация офисной работы).
В-четвертых, информационная инфраструктура - условие еще более обострившейся конкуренции. В свете конкуренции на первый план выдвигается то обстоятельство, что компании находятся в авангарде внедрения новых технологий, т.е., по выражению бывшего министра промышленности Патрика Дженкина, выбор только один - «автоматизировать или ликвидировать». Но необходимость усилить свои преимущества в конкурентной борьбе не сводится лишь к внедрению компьютерных технологий в производственных помещениях. Важно и наличие сетей, их оптимальное использование внутри и вне компании, важно, что эффективность может быть увеличена благодаря устранению слабостей дочерних предприятий и поставщиков и поддержке их сильных сторон, важно, что все возможности, предоставляемые рынком, могут быть вовремя поняты. Становится все более очевидным, что успешная корпорация - это корпорация, которая не только имеет высокую степень автоматизации производства и предлагает лучший и доступный продукт, но и обладает первоклассными сетями, обеспечивающими доступ к отличным базам данных о внутренних операциях, о реальных и потенциальных потребителях, одним словом, обо всем, что может так или иначе повлиять на состояние дел, а также способно быстро реагировать на поступающую информацию.
Дэвид Харвей (Harvey, 1986b) полагает, что все эти процессы, как результат того, что он называет «уплотнением времени-пространства» (с. 284), происходили в течение веков, но начиная с 1970-х годов они вошли в интенсивную фазу, когда пространственные ограничения резко сократились (благодаря информационным сетям корпорации могут защищать свои интересы, невзирая на географическую удаленность) и были сняты временные
ограничения (торговля в реальном времени все больше становится нормой в век глобальных сетей). Когда-то географические точки находились очень далеко друг от друга и добираться из одной в другую было невероятно долго. Стоит вспомнить, сколько времени век назад занимала дорога до США или даже из Лондона до Парижа. Теперь же и с Соединенными Штатами, и с Парижем благодаря ИКТ можно связаться немедленно. Совершенно верно и то, что важнейшим элементом уплотнения времени-пространства стало распространение быстрых видов транспорта, в первую очередь авиации, которая за несколько десятилетий резко сократила расстояние между континентами. Но еще более важным было создание сложных и подвижных информационных сетей, которые обеспечили постоянное и четкое управление географически разбросанным бизнесом с относительно малыми временными ограничениями. Если подумать, скажем, об ассортименте скоропортящихся фруктов и овощей в типичном супермаркете и о том, что необходимо для круглогодичной их доставки из разных частей мира, начинаешь понимать, что означает «уплотнение времени-пространства» для реальной жизни в начале XXI в. То же касается машиностроения, микрочипов, холодильников, одежды и даже книг.
Все это говорит о некоем качестве, присущем постфордизму и всегда приводимому в его описаниях. Это - гибкость. Как бы ни расходились исследователи в частностях, существует общее согласие относительно того, что гибкость (на уровне дефиниций) быстро становится нормой. И, как правило, это утверждается по контрасту с условиями фордистских режимов, которые характеризовались как громоздкие, структурированные и стандартизованные. Сейчас мы рассмотрим некоторые основные аспекты гибкости, имея при этом в виду, что для времен фордизма были свойственны вроде бы противоположные характеристики.
Для большинства ученых, испытавших влияние школы регулирования, режим «гибкого накопления» (Harvey, 1989b, с. 147) отличается от предшествующего по трем направлениям. Во-первых, гибкость наемных работников. Постфордистские рабочие не связаны строгим профессиональным разделением и вовсе не считают, что, однажды обучившись какому-то делу, они будут заниматься им все жизнь. В отличие от эры «разграничительных споров», когда «став слесарем, останешься слесарем навсегда», теперь главным качеством считается адаптивность, а нормой - разнообразие трудовых навыков и умений. Сюда проецируется образ «пожизненного обучения», понимание, что в «новые времена» перемены происходят постоянно, и наемный работник должен быть
в первую очередь «гибким» (McGregor and Sproull, 1992). Ориентация на профессии и обучение - одна сторона этой гибкости, другие проявляются в гибкой оплате труда (индивидуальной оплате труда, а не установленной по соглашению с профсоюзами или государственными тарифами), трудовой гибкости (готовность менять работу раз в несколько лет, чему способствует все более распространенная практика заключения контрактов на определенные сроки) и временная гибкость (быстро возрастает число мест с неполным рабочим днем, широко применяется «гибкий график», есть необходимость в сменной работе и - довольно часто - в работе в выходные дни).
Во-вторых, гибкость производства. Здесь выдвигается предположение, что фордистские методы вытесняются распространением (благодаря информационным сетям) более подвижных и эффективных способов производства, как, например, система «точно в срок», когда фабрика начинает работать лишь по получении заказа, что позволяет экономить на складировании и, разумеется, на нераспроданной продукции. Чтобы такая система функционировала, она должна быть достаточно гибкой и оперативной - заказчики долго ждать не захотят. Рыночная конкуренция поощряет такую гибкость и заставляет корпорации инвестировать в информационные системы, которые могут ее обеспечить. Другая форма гибкости производства - вертикальная дезинтеграция, о которой уже говорилось. Очевидно, что возрастающее число субконтрактов дает корпорации возможность менять поставщиков и продукцию, не испытывая неприятной необходимости избавляться от собственного персонала.
В-тертьих, гибкость потребления. Предполагается, что электронные технологии дают возможность фабрикам выпускать более разнообразную продукцию, чем это было при стандартизованном фор-дистском производстве. Компьютеризация придает производственным линиям беспрецедентную подвижность, и краткосрочные заказы становятся выгодными. В дополнение - и к этому я еще вернусь - покупатели отворачиваются от стандартизованных фордистских товаров, они ищут особые вещи, которые отражали бы их особый образ жизни и предпочтения. За этим следует такой аргумент: в пост-фордистскую эру благодаря информационной и коммуникационной инфраструктуре желания потребителя могут быть удовлетворены, так как кастомизация товаров, т.е. ориентирование их на запросы покупателя, происходит во все больших размерах.
Следует понимать, что все эти компоненты гибкости на практике сочетаются в большей или меньшей степени. Таким образом, ар-хетипическая постфордистская компания получает заказ, его характеристики передаются на фабрику, где производство запрограмми-
ровано так, чтобы учитывать индивидуальные спецификации, и пер- • сонал, обладающий разнообразными профессиональными навыка-; ми и адаптивностью, принимается за работу и быстро производит требуемое. Обратите внимание, что весь процесс в целом и каждая его стадия основаны на обработке, применении и дистрибуции информации. От заказа до поставки условием sine qua поп является скоростная, сложная и подвижная информационная сеть.
Из этих тенденций следует, что в постфордистскую эру мы наблюдаем упадок массового производства. На месте огромного и централизованного промышленного предприятия возникают - и распространяются по всему миру - небольшие производства, на каждом из которых работает как максимум несколько сот человек, но в целом организующая производство корпорация может иметь гораздо больше дочерних производств, чем раньше. В крупных центрах метрополий возможность для транснациональных корпораций реорганизовать свое производство в международных масштабах довела эту тенденцию до логического предела, и производство переводится за границу и за пределы городов, тогда как банковское дело, страхование и бизнес в сфере услуг растут там в неимоверных масштабах (в Великобритании - более чем вдвое с 1970-х годов).
Это означает глубокие изменения в распределении рабочей силы по профессиям и занятиям в таких странах, как Англия. Промышленный рабочий-мужчина становится все более редкой фигурой, фабричное производство неуклонно превращается в анахронизм, теперь на первый план выходят работницы-женщины, занятые неполный рабочий день, которых нанимают по контракту с оговоренным сроком в сферу услуг. Начиная примерно с 1970 г. заводской труд упорно и, по-видимому, необратимо сокращается, а «гибкую рабочую силу» (Hakim, 1987) составляют в основном женщины. К 1990-м годам в промышленности оставалось чуть более четверти рабочих мест, тогда как на сферу услуг приходилось 70%, причем большую часть работ выполняли женщины. В связи с этим началось размывание профсоюзов, безуспешно пытающихся организовать работников нового типа. Кроме того, во многих компаниях привычным стало сокращение числа постоянных сотрудников до основной группы и достижение гибкости за счет использования периферического труда (работников на неполный рабочий день, у которых в компании положение неопределенное). Это называется временной рабочей силой (те работники, которых нанимают при благоприятной конъюнктуре и увольняют при неблагоприятной), по оценкам, она составляет Д5% рынка труда в США. Главной фигурой становится подвижный, информационно-ориентированный работник, который на высших уровнях вошел в
группы менеджмента, количественно выросшие в связи с реструктуризацией и глобализацией, но и на низших уровнях «информационных рабочих мест» становится все больше в таких областях, как делопроизводство, продажи и секретарская работа.
Возникновение постфордизма трансформирует и географические регионы, которые раньше были тесно связаны с тем или иным производством. Упадок промышленного производства и рост занятости в сфере услуг - это вопрос и тендерных перемен, и переноса наибольшей активности с севера на юг. Последняя тенденция особенно наглядна в США, но даже в Великобритании север переживает относительный упадок, тогда как на юге количество фирм и рабочих мест растет.
Вместе с этим меняются и политические, и социальные установки. Промышленные рабочие с их солидаристским унионизмом и коллективистскими установками мало общего имеют с постфордист-ским гражданином. Напротив, сейчас мы видим возрождение энтузиазма по поводу «рыночного чуда», который почти угас в результате послевоенного планирования. Историк Кеннет Морган (Morgan, 1990) заявил даже, что «главной жертвой британской общественной жизни... стал дух планирования» (с. 509), т.е. идеология, не привязанная к быстроте перемен и laissez-faire «новых времен».
Сейчас действительно кажется, что даже классовый язык утратил свои позиции. Долгое время класс был осевым концептом социологов («Скажи мне, к какому классу ты принадлежишь, и я расскажу тебе о твоих политических взглядах, работе, о переменах в образовании... и даже о сексуальных привычках»), но сегодня отмечается спад интереса к классовым различиям, конфликтам и неравенству. Все это представляется чем-то старомодным, напоминающим о 1960-х годах, Алане Силлитоу и мрачном промышленном Севере. Конечно, в интеллектуальных кругах существует интерес к самым низшим слоям, к обитателям городских гетто и изолированных районов, но на самом деле речь идет об очень маленькой группе, оторванной от огромного большинства населения, отдельной и самовоспроизводящейся, которая, пусть даже и раздражая законопослушных граждан, живет сама по себе и не имеет ничего общего с основным населением, обладающим собственностью под закладные, озабоченного собой и собственной карьерой.
Сейчас стало общим местом утверждение, что для населения характерен различный образ жизни. При постфордистском режиме классовые категории и связанная с ними общая культура (рабочий-мужчина - работа, сообщество, приятели, девушки, футбол, бега, пиво) уступили место различным образам жизни, выбору, предпочтениям и, как уже говорилось, кастомизации продукта. Единообразие и похожесть вышвырнуты вон, их заменило разнообразие внутри вида и внутри социальных групп.
Некоторые исследователи упорно говорят о том, что это при-
водит к фрагментации идентичности, к утрате стабильности и УДов-
летворения, для других же это проявление демократизирующей силы, которая открывается в новом опыте и новых возможностях, стимулирует «децентрализованное» Я и вызывает эмоциональный подъем. Но каковы бы ни были различия в точках зрения, в одном соглашаются все: новый индивидуализм существует, как и признание права на различный образ жизни, и согласие с фактом, что класс - сам термин - является конструктом социологов, ко-торый навязывался субъектам исследований и утратил свои позиции как фактор, определяющий другие нормы поведения и предпочтении и как основа для мобилизации людей на политические и индустриальные фронты. |
И снова мы можем оценить, насколько значительную роль 4 играет информация и ее обращение в постфордистском режиме. | Поскольку фордизм трансформировался от производства к ориентированной на потребителя системе, мы видим не только сокращение промышленных рабочих, но и возникновение более индивидуалистической, сосредоточенной на потреблении личности. Разумеется, в жизни такой личности информация не может не играть значительной роли, поскольку, во-первых, потребители -должны знать, что и где они могут потреблять, а во-вторых, в • наше индивидуализированное время они заявляют о себе посредством потребления. Оба фактора способствуют распространению информации, первый - поскольку он связан с рекламой и продвижением товаров (информация достигает потребителя), второй - потому что тут работает символическое измерение потребления: люди, пользуясь теми или иными вещами и отношениями, заявляют о самих себе, снова производя информацию.
Теория Роберта Райха
Такого рода размышления собраны воедино Робертом Райхом (Reich, 1991) в его книге The Work of Nations: Preparing Ourselves for 21st Century Capitalism. Эта работа важна не только тем, что в ней ясно озвучен новый постфордистский консенсус, который состоялся в 1990-х годах*, но и тем, что написана ученым, который
* И другие мыслители, особенно Лестер Туроу (Thurow, 1996) и Мануэль Кастельс (Castells, 1996-1998), которому я посвятил отдельную главу в этой книге, также формулировали это новое мышление.
был министром труда Соединенных Штатов при Клинтоне и оказал очень существенное влияние на появившиеся тогда течения Нового труда и «третьего пути». К концу второго тысячелетия влияние Райха было столь сильным, что его именем с полным основанием можно назвать новую политику в сфере труда. Одно из положений Райха состоит в том, что развитие, и в особенности глобализация, в последнее время зависели не столько от ИКТ, сколько от способности человека обрабатывать, анализировать и распространять информацию.
Это интригующее положение основано на его заявлении, что основные правила экономического поведения изменились. Райх полагает: то, что было когда-то хорошо для американских корпораций, было хорошо и для Соединенных Штатов, поскольку производство концентрировалось в пределах США (и, значит, предоставляло работу американцам), но глобализация изменила эту благоприятную ситуацию. Сейчас уже невозможно с точностью определить границы между национальными экономиками. Перетекание капитала и производства достигло такой степени, что «сама мысль об американской экономике перестает иметь смысл, так же как понятия «американская корпорация», «американский капитал», «американский продукт» и «американская технология» (Reich, 1991, с. 8). Теперь экономика функционирует вне зависимости от национальных границ, поддерживается, по словам Райха, «глобальной паутиной» отношений между корпорациями и внутри корпораций, владельцами которых являются несметные множества акционеров, рассеянных по всему миру.
Побуждаемые глобализацией корпорации вертикально дезинтегрируются, понижая уровень бюрократизации. Этот процесс был наглядно продемонстрирован во множествах случаев сокращений, когда «перестроенные» компании избавлялись от среднего звена менеджмента. Устоявшаяся догма и социологии, и бизнеса, гласящая, что бюрократическая организация является предпосылкой эффективности, поскольку правила и процедуры в сочетании с четкой иерархией обеспечивают бесперебойность деятельности компании, была поставлена под сомнение. Глобализованная экономика слишком быстро развивается, чтобы позволить себе столь громоздкую структуру управления, и слишком конкурентна, чтобы позволить себе роскошь иметь многоуровневую бюрократию. В результате этих отсечений оставшимся и способным успешно вести дела в новом мире было придано больше полномочий (подробнее я буду говорить об этом далее).
Произошел поворот от массового производства к производству товаров высокой ценности и сервису. Это стимулирует дифферен-
циацию, инновации и применение знания в экономике, поскольку постоянно происходят поиск специализированных рынков, разработка новых продуктов, и их символическое значение и техническая изощренность все время возрастают.
Массовое производство фордистской эры на глобализованном, но все в большей степени специализированном рынке уступает место гибкой кастомизации, которая особо чувствительна к запросам и изменениям рынка. Продукция становится все более насыщенной информацией и знанием. Например, дизайн футболки (и соответствующий маркетинг) может обладать гораздо большей ценностью, чем материалы, из которых она изготовлена. Кроме того, глобальный рынок отдает предпочтение тем, кто способен определить свои ниши в любых местах земного шара, выявить возможности, где бы они ни открывались, уменьшить расходы благодаря разумному ведению бухгалтерии и правильному менеджменту. В связи с этим на первое место выходит все то, что создает продукту или услуге наибольшую добавленную стоимость. Одной способности что-то производить теперь мало, главным фактором становится способность увеличить стоимость товара и работать на успех компании. В общем, этот сдвиг в сторону повышения ценности увеличивает значение тех отраслей, которые Лестер Туроу (Thurow, 1996) называет «мозговыми отраслями», - биотехнологий, средств массовой информации и компьютерного программирования, потому что они являются единственно верной ставкой в глобальной экономике, ибо дешевая рабочая сила, которой в мире много, без этих отраслей не в состоянии производить новую сложную продукцию, причем эта продукция может стоить даже дешевле, чем сейчас, так как, если товар уже разработан, стоимость его производства становится минимальной.
В результате сочетания этих факторов становятся приоритетными определенные виды профессий - те, которые связаны с оперированием и управлением по глобальным сетям, которые предоставляют возможность быстрой смены дизайна и обеспечивают добавленную стоимость продуктам и услугам средствами науки, креативных навыков, финасовой проницательности и даже эффективной рекламы.
Роберт Райх полагает, что эти примерно 20% занятых, которых он называет символическими аналитиками, поддерживают единство и расставляют «предпринимательские сети». Это люди, которые «постоянно вовлечены в оперирование идеями» ((Reich, 1991, с. 85) и обладают «интеллектуальным капиталом», определяющим успех в XXI в. Символические аналитики «определяют и решают проблемы или посре324697дничают при их решении, оперируя символами» (с. 178), в их профессиях главное - умение абстрактно и систем-
но мыслить, эксперимент и сотрудничество. Они определяют проблемы, они их решают, они - стратегические посредники, их сфера деятельности - банковское дело, право, конструирование, вычислительная техника, бухгалтерия, средства массовой информации, менеджмент и академическая наука.
Все эти профессии объединяются тем, что они информационные. Разумеется, эти люди являются экспертами в той или иной области, но именно потому, что они работают в мире постоянных лихорадочных перемен, их главное достоинство - огромная гибкость, возможность адаптировать свои способности к бесконечно возникающим новым ситуациям. Информационный работник всегда способен сам себя переобучать, он внимателен к новейшим течениям мысли в своей области, пристально следит за колебаниями на изменчивом рынке, переменами в общественных настроениях и всегда может усовершенствовать продукт.
Такому работнику не хочется занимать постоянную должность в солидной корпоративной бюрократии, он предпочитает переходить от проекта к проекту, заключая краткосрочный консалтинговый контракт и привлекая свои расширяющиеся сети и постоянно обновляемые знания для эффективного выполнения своей задачи. Характерной чертой информационного работника является переход от одного исследовательского проекта к другому, от одного маркетингового контракта к другому, от одной работы в масс-медиа к другой. Свою карьеру, свой «портфолио» он делает сам, а не принимает из рук корпоративной бюрократии (Handy, 1995).
Некоторым представляется, что в таком мире нет безопасности и его характерной чертой становится возрастающая социальная фрагментация (Hutton, 1995), но есть и более оптимистические точки зрения. Фрэнсис Фукуяма (Fukuyama, 1997), например, полагает, что такие «плоские» организации доверяют своим сотрудникам, которые находят удовлетворение в самостоятельности, и, хотя корпоративная преданность в такой группе снижается, тот факт, что эти высокопрофессиональные специалисты постоянно встречаются друг с другом в работе над определенными проектами, может стимулировать «социальный капитал», поскольку между ними возникают крепкие этические и профессиональные связи.
Проблемы постфордизма
Фордистские (и постфордистские) теоретические построения вызвали интерес в интеллектуальных кругах. У некоторых этот интерес поначалу был связан с желанием понять, почему британ-
8 - 2647
ским левым было отказано в электоральной поддержке: избиратели упорно (в 1979, 1983, 1987 и 1992 гг.) не желали откликаться на коллективистские призывы и испытывали явную антипатию к устаревшему имиджу лейбористской партии. У такого провала должны были быть причины: в конце концов в послевоенный период до 1970-х годов население не раз оказывало лейбористам поддержку, так что же потом изменилось? Говоря в общих чертах, возникло понимание, что происходят стремительные перемены - огромный избыток рабочей силы в традиционной промышленности, возникновение новых профессий, мощный натиск новых технологий, резкие колебания валютного курса и т.д., - в связи с чем многие исследователи были убеждены, что рождается что-то кардинально новое. И потому неудивительно, что было написано множество различных книг и статей, в которых провозглашалось наступление «новых времен» (1998).
К сожалению, именно акцент на кардинально «новых временах», подразумеваемый концепцией постфордизма, представляется наиболее проблематичным. С уверенностью предполагается, что общество претерпело глубинную, системную трансформацию. И действительно, к какому же иному выводу можно прийти, если представляемые постфордизмом характеристики так разительно отличаются от того, что было прежде? Практически все измерения - от способа производства, классовых структур, способа потребления, трудовых отношений и вплоть до нового понимания личности - постфордизм трактует так, что это означает полный разрыв с фордистской эрой (ср. Hall and Jaques, 1989).
Такой подход позволяет заметить иронию сходства постфордизма и консервативной теории постиндустриального общества Дэниела Белла, которую мы рассматривали в главе 3; теория постиндустриализма при описании грядущего века также делает упор на резком отличии настоящего от недавнего прошлого, хотя эти две концепции исходят из совершенно разных интеллектуальных традиций. И Кришан Кумар (Kumar, 1992) действительно рассматривает постфордизм как «версию теории постиндустриального общества» (с. 47), отмечая на удивление схожие темы и тенденции.
Здесь будет небесполезно вспомнить, что, поскольку частная собственность, рыночные критерии и корпоративные приоритеты играют главную роль, и это признается по крайней мере версией теории постфордизма в исполнении школы регулирования, мы пока что имеем хорошо знакомую нам форму капитализма. Более подходящим был бы термин неофордизм, так как в нем подчеркивается приоритет преемственности перед переменами. В таком случае получается, что неофордизм - это решительная попытка
лерестроить и укрепить капитализм, совсем не означающая его зьггеснения.
Большая часть возражений, по крайней мере, против самых сильных версий этой теории, сосредоточивается на стремлении акцентировать перемены, упуская из виду преемственность. Сторонников теории это часто заставляет приходить к бинарной оппозиции (фордизм или постфордизм), что означает упрощенческий подход к истории и недооценку непрерывного существования капиталистических отношений. Здесь не место говорить подробнее об этих возражениях, поэтому я коротко остановлюсь на основных критических суждениях.
» Описание фордизма предполагает, что между 1945 и 1970 гг. было достигнуто полное равновесие, а это далеко не так. Например, в Великобритании между 1950 г. и серединой 1970-х число рабочих мест на фермах сократилось на треть (Pollard, 1983, с. 275; Newby, 1977, с. 81), что сильно повлияло на сельское хозяйство, однако не породило никаких теорий о глубоких социальных переменах.
Когда сталкиваешься с утверждением постфордистов, что классовая политика ушла в прошлое, так как рабочий класс (имеются в виду работники физического труда) исчезает, то стоит вспомнить: промышленный рабочий класс всегда и везде составлял меньшинство за единственным исключением - в Великобритании (но и здесь он был в большинстве в течение короткого периода), а большая часть физической работы в новой истории приходилась на долю сельскохозяйственных рабочих. В Великобритании середины XIX в., например, 25% всех занятых составляли сельскохозяйственные рабочие, что превосходило число всех занятых в горной промышленности, транспорте, строительстве и машиностроении (Hobsbawm, 1968, с. 283, 279). Постоянный упадок сельского хозяйства (сейчас на него приходится всего 3% общего числа занятых) подчеркивает лишь тот факт, что состав рабочего класса (т.е. работников физического труда) неоднократно менялся (Miliband, 1985) и на смену исчезающим профессиям приходили новые.
А если так, то мы можем скептически отнестись к тем исследователям, которые приходят к выводу об окончательном исчезновении рабочего класса, поскольку наблюдается неуклонный рост «беловоротничкового» труда. Это во многом зависит от дефиниций и критериев этих дефиниций. Быстро растущая армия работников нефизического труда, конечно, обладает особыми характеристиками, но
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |