Теперь можно предположить, что это уклонение от встреч представителей М.О.Р. с иностранными офицерами было вызвано желанием польского штаба получить «документ», который — по словам Ричарда Враги, польского автора нескольких статей о Тресте — был доставлен Трестом, но оказался подделкой.
Стало ли разоблачение этого обмана главной — как предполагает Врага — причиной самоликвидации Треста в апреле 1927 года, сказать трудно. Состоявшееся тогда по почину О.Г.П.У. и осуществленное опытным чекистом Опперпутом удаление из России проникших туда при содействии М.О.Р. кутеповцев могло быть решено Менжинским и его сотрудниками в связи с возникшей напряженной обстановкой в отношениях между Москвой и Лондоном. Во всяком случае, ликвидировав Трест, советские «органы государственной безопасности» — благодаря тому же Опперпуту — обеспечили себе контроль над первыми действиями Кутеповской организации после постигшего М.О.Р. провала.
Последняя поездка Якушева от Треста за границу состоялась в ноябре и декабре 1926 года. Никулин, в «Мертвой зыби», написал, что Якушев перешел эстонско-советскую границу 20-го ноября и встретился в Ревеле с Захарченко, {96} вызванной Кутеповым в Париж, но туда не доехавшей. Стауниц, то есть так называвший себя в М.О.Р. Опперпут, присланной в Ревель телеграммой добился ее возвращения в Москву. Очевидно, ее участие в предстоявших разговорах Кутепова с Якушевым показалось чекистам нежелательным.
В Эстонии Захарченко — по словам Никулина — спросила Якушева, почему он возражает против террора. В ответ, он назвал террор «навязчивой идеей», ничего не решающей.
Во Франции Якушев — опять-таки по утверждению Никулина — беседовал с Кугеповым, был принят в Шуаньи великим князем Николаем Николаевичем, побывал у графа Коковцова и у Шульгина. В обратный путь он выехал 14-го декабря, направляясь во Франкфурт-на-Майне и в Москву.
Никулин не сказал, что во встречах Якушева с Кутеповым и Шульгиным участвовал приехавший из Варшавы Артамонов. В его отсутствие мне вновь пришлось исполнять обязанности резидента М.О.Р. и Кутеповской организации в Польше.
———
Накануне отъезда Артамонов передал мне список адресов, которыми он пользовался для связи с Парижем. Первым в этом списке был назван Бородин (Кутепов). К его домашнему адресу была сделана приписка: «Для срочных телеграмм, его имя».
Затем был указан версальский адрес не известной мне русской дамы 3. Р. с отметкой: «Бородин, для конфиденциальных писем».
Адрес ныне покойного полковника А. А. Зайцова был предварен указанием «Для переписки официальной — о визах, приездах купцов (переходах границы) и т. д.; для отправки пакетов через швейцарцев (польских дипломатических курьеров)».
После него был назван Лежнев (Шульгин) с указанием писать ему по парижскому адресу В. Лазаревского и, наконец, был упомянут живший тогда в Сэвр под Парижем русский эмигрант, состоявший, как я летом случайно узнал из письма Якушева, в каких-то отношениях с Трестом. Об этом адресе Артамонов написал, что он «может быть нужен, как передаточный адрес для конфиденциальных Трестовских дел во время пребывания Рабиновича (Якушева) и Липского (самого Артамонова) в Вене (Париже)».
{97} Последним в список были включены адреса двух евразийцев — Сувчинского в Кламаре и Шмидта (Арапова) в Берлине.
Одновременно Артамонов сообщил мне, что отослал 29-го ноября в Москву предназначенную Тресту почту — пакет № 47 — и, в тот же день, пакет № 20 не известному мне русскому парижанину А-скому.
Другой русский парижанин был назван мне потому, что в день отсылки почты Артамонов передал польскому генеральному штабу просьбу Кутепова о предоставлении ему польской визы, как направляющемуся в Москву участнику Кутеповской организации. Насколько мне известно, воспользоваться этой визой он, до самоликвидации Треста, не успел.
В день своего отъезда в Париж, Артамонов успел сообщить мне и то, что очередное пограничное «окно» назначено на ночь с 15-го на 16-е декабря, в районе польской железнодорожной станции Столбцы.
———
Полученная мною в первой половине декабря почта Треста была скудной. Ланговой написал 4-го декабря:
«Дорогой Сергей Львович!
Будьте добры переслать письмо и «Евраз. письма» П. Н. Элкину (Савицкому, в Прагу). Я бы с большим интересом выслушал Ваше мнение по вопросам, затронутым в «Письмах». Дружески жму Вашу руку.
Ваш Денисов».
6-го и 13-го декабря С. Мещерский, короткими записками, сославшись на Касаткина (Опперпута), подтвердил получение пакетов, доставленных в Москву польскими дипломатическими курьерами.
11 -го декабря Якушев написал мне из Парижа:
«Дорогой Сергей Львович!
Ваше письмо и телеграмма получены Юрием Александровичем (Артамоновым). Прошу Вас передать торгпалате (генеральному штабу), что принципиально я не имею ничего против свидания и разговоров, но срока свидания пока установить не могу.
Сердечно обнимаю. Ваш А. Федоров».
———
Тогда отсрочка приезда представителя М.О.Р. в Варшаву для разговора со штабом не показалась мне удивительной, но теперь я думаю, что отказ Якушева от этой встречи, на {98} которой штаб, очевидно, настаивал, объяснялся уже известным ему недоверием польской разведки к полученному от Треста «документу». По словам Ричарда Враги, он был признан подлинным изучившими его офицерами, но отвергнут Пилсудским, как очевидная советская дезинформация.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |