|
Психоаналитическая модель психотерапевтических отношений, как известно, является исторически наиболее ранней и на сегодняшний день всесторонне разработанной. В той или иной степени на нее опирается значительная часть психотерапевтических подходов, напрямую не связанных с психоанализом, но использующих некоторые его достижения. В этом отношении пример арт-терапии весьма показателен: при всем многообразии методологических влияний на арт-терапию психоаналитическая модель психотерапевтических отношений является для нее одной из наиболее авторитетных. Эта модель во многом определяет то, что делает арт-терапевт в ходе своей работы, а также то, в какой мере и каким образом действуют основные психотерапевтические факторы.
В последние годы для большинства арт-терапевтов роль психоаналитической модели отношений между клиентом и психотерапевтом повышается, что отчасти связано с тем, что арт-терапия все в большей степени интегрирует достижения вербальных форм психотерапии. В системе подготовки арт-терапевтов все больше внимания уделяется психоанализу и его различным модификациям. Вместе с тем эта модель имеет определенные ограничения. Ее использование наиболее продуктивно в решении клинических, собственно психотерапевтических задач и, в меньшей степени, — в решении разнообразных проблем в системе образования или социальной сфере.
Применительно к арт-терапии данная модель включает в себя следующие основные положения:
• арт-терапевтическая практика есть особая область проявления переноса и контрпереноса;
• арт-терапевт является активным посредником во взаимодействии клиента с материалом/продуктом его работы.
Понятия переноса и контрпереноса имеют непосредственное отношение к любой психотерапевтической практике, основанной на психодинамическом подходе, включая и работу арт-терапевта. Эти понятия обозначают возникающие в психике клиента осознаваемые и неосознаваемые реакции на личность психотерапевта, с одной стороны, а также возникающие в психике психотерапевта реакции на личность клиента — с другой.
Хотя основные представления о переносе и контрпереносе были разработаны еще 3. Фрейдом и К. Юнгом, в последние годы они становятся предметом активных дискуссий (Carotenuto, 1977, Fordham, 1979, Mach-tiger, 1984, Newman, 1980, Schaverien, 1987, Ulanov, 1984, Winnicott, 1975). В отличие от ранних психодинамических представлений, рассматривавших перенос и контрперенос как неосознаваемые реакции, значительная часть современных авторов придерживается более широкого их толкования, считая, что перенос и контрперенос затрагивают как осо«знаваемый, так и неосознаваемый уровни психической деятельности клиента и психотерапевта. Д. Холл (Hall J., 1977), например, приводит следующий перечень отношений между пациентом и психотерапевтом, проявляющихся при переносе и контрпереносе:
• отношения между эго психотерапевта и пациента (сознательные отношения);
• отношения между бессознательным пациента и сознательной личностью психотерапевта;
• отношения между бессознательным психотерапевта и бессознательным пациента.
Широкое толкование понятий переноса и контрпереноса подчеркивает то, что отношения между клиентом и психотерапевтом являются в первую очередь живым диалогом двух личностей, в котором проявляется все многообразие их человеческих качеств, включая и сознание, № бессознательное. И лишь во вторую очередь они являются коммуникативным выражением инструментальных аспектов в деятельности психотерапевта, то есть того, что связано с той или иной конкретной психоте-рапевтической техникой. В этом смысле можно считать вполне актуаль-. ной мысль К. Юнга о том, что «личности психотерапевта и пациента, вступающих во взаимодействие, бесконечно более значимы для психотерапии, чем то, что доктор говорит или делает» (JungC, 1931, р. 73).
При всем многообразии в трактовке понятий переноса и контрпереноса представителями разных психодинамических школ все они сходятся в следующем. Во-первых, в любых психотерапевтических отношениях сочетание переноса и контрпереноса уникально, что определяется уникальностью личностей клиента и психотерапевта. Во-вторых, реакции переноса и контрпереноса представлены тремя основными категориями. Д. Винникотт (Winnicott D., 1975), например, пишет об «аномальном» контрпереносе, обозначающем те реакции психотерапевта, которые основаны на его внутрипсихических конфликтах, «нормальном» контрпереносе, обозначающем индивидуальный стиль работы психотерапевта и своеобразие его личности, а также об «объективном» контрпереносе, имея при этом в виду те реакции со стороны аналитика, которые отражают своеобразие личности пациента и переживаемого им состояния. Реакции переноса со стороны пациента относятся, главным образом, к первой категории реакций, хотя две другие категории могут также иногда проявляться в его отношениях с психотерапевтом.
Кроме того, большинство современных авторов независимо от представляемой ими психодинамической школы склонны рассматривать перенос и контрперенос как взаимосвязанные реакции, разворачивающиеся во времени с определенной последовательностью, определяемой глубиной и богатством коммуникативного взаимодействия между клиентом и психотерапевтом.
Специфической особенностью переноса и контрпереноса в арт-терапевтической работе-является то, что:
• перенос проявляется не только в эмоциональных реакциях и особенностях поведения и высказываний пациента, но и в его изобразительной деятельности и характеристиках создаваемого им образа, поэтому предметом для анализа переноса является и то и другое;
• контрперенос вызывается как особенностями поведения и высказываний пациента, так и его изобразительной продукцией.
Таким образом, в арт-терапевтической работе перенос и контрперенос осуществляются по трем основным каналам коммуникации: клиент—материал/продукт (изобразительной деятельности), клиент— психотерапевт, психотерапевт—материал/продукт (изобразительной деятельности клиента). Это придает комплексный характер арт-терапев-тическим отношениям, обусловливает их богатство и многогранность и создает дополнительные возможности для психотерапевтического воздействия.
Материал/продукт изобразительной деятельности клиента, являясь третьим элементом в арт-терапевтических отношениях, приобретает особую значимость как дополнительный фактор переноса и контрпереноса. Он становится также специфической областью для проекции переживаний пациента, с одной стороны, и для проективной идентификации психотерапевта с переживаниями клиента — с другой, что может иметь как положительные, так и отрицательные последствия для арт-терапев-тического процесса.
Арт-терапевтическая работа затрагивает и так называемый «метафизический» аспект переноса и контрпереноса. Он, в частности, связан с тенденцией человека персонифицировать любые формы отношений, включая и взаимодействие с неодушевленными предметами, трансперсональными явлениями и высшими ценностными понятиями индивидов и групп, такими, например, как Бог, жизнь, красота и т. д. Это проявляется в том, что, работая с теми или иными материалами, человек может проецировать на них свой трансперсональный опыт и вышеназванные ценностные понятия в виде образов, имеющих личностные атрибуты тех лиц, с которыми человек был связан, начиная с самых ранних стадий своего онтогенетического развития (прежде всего своих родителей). 3. Фрейд считал, что ни одна область человеческого опыта не свободна от влияния бессознательного, и полагал, что в основе веры в Бога лежит феномен переноса на трансперсональное определение Абсолюта наиболее ранних впечатлений субъекта, связанных с фигурой отца. Метафизический аспект переноса ярко проявляется и при использовании человеком в своей изобразительной деятельности различных цветов и форм и их комбинаций, которые сами по себе не являются персонифицированными сущностями, но часто выражают для автора те или иные личностные свойства.
Перенос и контрперенос являются особым предметом для анализа и интерпретации. Это относится в первую очередь к тем формам индивидуальной работы, которые характеризуются реконструктивной направленностью и имеют дело в основном с пограничными психическими расстройствами. В других случаях, как, например, при работе с душевнобольными, пациентами с умственной отсталостью или относительно грубыми органическими поражениями мозга, а также с детьми, перенос, как правило, не интерпретируется. Однако анализ контрпереноса со стороны психотерапевта может иметь определенную ценность.
Перенос
Фрейдовское понятие переноса обозначает проекцию ранних детских впечатлений, связанных со стадиями психосексуального развития, на личность аналитика (Freud S., 1910). Иными словами, классический психоанализ исходит из того, что перенос — это бессознательные тенденции и фантазии, которые возникают в психике пациента в процессе анализа в виде серии ситуаций, отражающих его детский опыт общения с наиболее близкими ему людьми, но относящимися уже не к прошлому, а к личности аналитика в настоящем. При этом аналитик как бы заменяет наиболее значимых для пациента в прошлом лиц. Это происходит неосознанно для пациента и затрагивает те эмоционально заряженные переживания, которые нередко связаны с фрустрирующими влияниями на него на разных стадиях психосексуального развития и той психической дисгармонией и симптомами невроза, которые имеются у него в настоящем. Образно выражаясь, перенос открывает двери в бессознательное и при адекватной его интерпретации позволяет осуществить реконструктивное воздействие на психику пациента. Прошлый опыт обретает для пациента смысл и становится осознанным и контролируемым достоянием его личности.
В рамках психоаналитической концепции объектных отношений (М. Клейн, М. Милнер, Д. Винникотт) трактовка переноса приобретает несколько иной характер. Эта концепция оказалась весьма продуктивной для теории и практики арт-терапии. Постараемся более подробно остановиться на тех ее положениях, которые имеют отношение к понятию психотерапевтического переноса. В первую очередь имеет смысл уточнить содержание термина «объект». Согласно теории объектных отношений, этот термин обозначает не материальную вещь, а различные содержания психики, отражающие тех или иных лиц. «В психологической литературе, — пишет К. Райкрофт, — объекты — это всегда лица, их атрибуты либо символы того или другого» (Rycroft С, 1977, р. 100). «Объекты могут быть внешними, когда субъект воспринимает их как элементы внешнего пространства, либо внутренними, приобретающими значение внешних объектов» (Rycroft С, 1977). По выражению К. Райкрофта, в этом случае они являются «фантомами» — образами воображения, на которые человек реагирует так же, как на внешние объекты. Это образы, отражающие внешнюю реальность, но перемещенные во внутрипсихиче-ское пространство субъекта за счет механизма интроекции и воспринимающиеся как элементы этого пространства. Теория М. Клейн получила название «объектная», потому что, в отличие от классического психоанализа, базирующегося на понятии инстинкта, она хотя и использует его, но признает взаимодействие ребенка с матерью и материнской грудью в первый год его жизни наиболее значимым фактором в его психосексуальном развитии. По мнению М. Клейн, наибольшую психологическую сложность для ребенка представляет преодоление инстинктивной зависимости от матери и ее груди. Младенец фантазирует о них. При этом фантазии являются ментальным отражением его инстинктивных побуждений и воспринимаются как реальные объекты. Процесс психического развития ребенка предполагает постепенное осознание им того, что мать и ее грудь являются не элементами его внутрипсихического пространства, принадлежащими всецело ему, а самостоятельными сущностями, имеющими независимое от него существование.
Это происходит благодаря параллельно осуществляющимся процессам проекции и интроекции. Ребенок постепенно приобретает способность выделять себя из окружающей его внешней среды и формирует свою автономную внутреннюю реальность с многообразием фантазийных отношений между ее элементами. М. Клейн, в отличие от 3. Фрейда, оперирующего понятиями принципа удовольствия и принципа реальности, использует понятие внешней и внутренней реальности в качестве важнейших концептуальных определений своей теории. Кроме того, она избегает фрейдовской периодизации стадий психосексуального развития и обращает особое внимание на два основных этапа психического развития, которые ребенок проходит на первом году жизни. Первый этап характеризуется «параноидно-шизоидным» состоянием, когда ребенок переживает двойственные чувства по отношению к матери и ее груди. Их единый образ расщепляется на две части (предмета): плохую и хорошую. На одну из них проецируются его чувства любви и наслаждения, на другую часть — чувства фрустрации и гнева. Это предполагает и расщепление его инфантильного «Я» на две части, каждая из которых является носителем взаимоисключающих переживаний. Второй этап характеризуется «депрессивным» состоянием. Ребенок постепенно объединяет взаимоисключающие переживания, приходя к осознанию того, что хорошие и плохие свойства относятся к одному и тому же объекту — матери, которая имеет независимое от него существование. Это состояние сопровождается чувствами утраты и вины оттого, что ребенок ощущает, будто он в своем гневе разрушил первоначальный хороший объект — грудь. Переживание утраты и вины побуждает его к воссозданию утраченного «хорошего объекта» как вне, так и внутри себя. Г. Сегал утверждает, что именно «этот импульс к восстановлению ведет к психическому росту» (Segal Н., 1975, р. 800). Этот импульс продолжает играть активную роль и на протяжении дальнейшей жизни, являясь предпосылкой устойчивых человеческих отношений и творчества, а также помогая человеку справляться с психическими дисгармониями на последующих этапах развития. Нечто подобное можно наблюдать и в психотерапевтической работе. «Пытаясь справиться со своими психическими конфликтами и тревогами, пациент использует те же способы, которые он использовал в прошлом. Иными словами, он дистанцируется от аналитика так же, как он дистанцировался от первичного объекта (матери)» (Klein М., 1952, р. 55). С пациентом происходит то же, что происходило с ним в течение первого года жизни. Однако его ранние детские переживания проецируются уже не на мать и ее грудь, а на психотерапевта и материал изображения (если речь идет об арт-терапии), в результате чего негативные чувства становятся менее острыми и постепенно объединяются с положительными. «Мой опыт убедил меня в том, — пишет М. Клейн, — что мы можем принципиально помочь пациенту, путем интерпретации переноса и его отношений с первичными объектами возвращая его в детство... Вновь переживая эмоции и фантазии той поры и осознавая свои отношения с первичными объектами, пациент может реконструировать эти отношения на уровне первопричины и, следовательно, снизить их остроту» (Klein М., 1955, р. 16).
Взгляды М. Клейн на природу и механизм переноса помогают понять то, что создаваемый пациентом образ может содержать чрезвычайно важный материал для анализа ранних детских переживаний. Вместе с тем, в отличие от 3. Фрейда, М. Клейн считает, что перенос не обязательно связан с актуализацией прошлых ситуаций и отношений психо-травмирующего характера, но может отражать всю совокупность психического опыта пациента — его страхи, любовь, вину, фантазии, отношение к миру, проявляющиеся в контексте «здесь-и-сейчас» психотерапевтических отношений. Такая позиция М. Клейн определялась тем, что она работала с детьми и имела дело с текущими, а не прошлыми переживаниями и психическими травмами.
М. Клейн, как известно, разработала игровую технику, являющуюся незаменимым средством для изучения бессознательных процессов ребенка. Она полагала, что перенос во многих случаях более ярко проявляется в отношениях ребенка с предметами игровой деятельности, нежели с самим психотерапевтом. Это положение имело большое значение для разви/ия представлений о переносе в контексте арт-терапевтической работы. Оно, в частности, помогает осмыслить тот факт, что образ, являясь зеркалом бессознательных процессов, иногда сам по себе может выступать в качестве инструмента начинающейся психической трансформации. Как отмечает Д. Шавериен, «иногда рисунок отражает перенос. Рисунки такого рода обогащают возможности психотерапии, однако отличаются от рисунков, "воплощающих" чувства пациентов. Когда рисунок "воплощает" чувства и пациент начинает активно взаимодействовать с образом, тогда становятся возможными психические изменения посредством самого рисунка. Это напоминает перенос на психотерапевта, но в данном случае в фокусе переноса находится уже сам рисунок» (Schaverien J., 1987, p. 80).
Теория объектных отношений Помогла также сформулировать понятие так называемого «культурного переноса» (Kuhns F., 1983), которое обозначает интеграцию произведения искусства в сознание воспринимающей его аудитории. Как отмечает Ф. Куне, «произведение искусства является зеркалом, отражающим множество разных смыслов, носителем которых является сознание художника, выражающего себя в объекте или через объект искусства. Оно отражает и сознание зрителя, который реагирует на эти смыслы, аккумулируя сознательные и бессознательные ассоциации, включая и глубоко личные переживания, которые во многом совпадают, но не идентичны переживаниям других зрителей» (Kuhns F., 1983, р. 21).
При работе арт-терапевта с переносом большую роль играет учет феномена проекции. Как известно, понятие проекции, введенное Фрейдом, первоначально обозначало неосознанный перенос на лиц и внешние предметы тех переживаний и свойств, носителем которых является сам субъект, по какой-либо причине неспособный принять в себе эти пере: живания и свойства. Положительным моментом проекции в психотерапевтических отношениях, а также при работе пациента с изобразительным материалом является то, что в результате ее субъективный опыт становится доступным для восприятия в качестве изображенного предмета или персонажа (например, образа изображения). Как отмечает С. Лан-гер: «Проекция чувств на внешние объекты — это первый шаг к символизации и признанию этих чувств» (Langer S., 1953, р. 390). Хотя неосознаваемая проекция чувств пациента зачастую является условием символизации и последующего инсайта, решающая роль все же принадлежит анализу и интерпретации переноса психотерапевтом. Таким образом он старается «возвратить» пациенту принадлежащие ему свойства и переживания и тем самым помочь ему в осознании этих свойств и переживаний. «Соединяясь» с ними, пациент укрепляет и расширяет границы своего «Я», интегрируя в него те элементы опыта, которые оказались отчужденными от него на этапах психосексуального развития. Кроме того, анализ переноса может быть и важным фактором личностного роста. В практике аналитической психологии К. Юнга работа с переносом нередко рассматривается как средство индивидуации (Edinger Е., 1957, Fordham М., 1979, Machtiger Н„ 1984).
В юнгианской литературе термин «соединение» тесно связан с анализом переноса и имеет два основных аспекта. Один из них отражает процесс соединения различных неосознаваемых содержаний психики пациента с его Эго-системой, что служит ее укреплению и гармонизации. Второй же аспект отражает объединение Эго с Самостью — сущностным ядром психической жизни, что ведет к позитивной реорганизации всей структуры личности и ее психическому росту. Соединение как внутрипсихический процесс осуществляется параллельно с укреплением и развитием отношений между личностью пациента и психотерапевта. К. Юнг пишет, что процесс соединения «составляет суть феномена переноса, и практически невозможно пренебречь им, поскольку отношения с Самостью являются в то же время отношениями с нашими ближними, и никто не может построить отношения с ними до тех пор, пока не установит отношений с самим собой» (Jung С, 1946, р. 233).
Контрперенос
Как уже отмечалось, термин «контрперенос» обозначает те осознаваемые и неосознаваемые реакции, которые возникают со стороны психотерапевта в ответ на особенности состояния, поведения или высказываний пациента. В арт-терапевтической работе контрперенос вызывается также изобразительной продукцией пациента и особенностями создаваемого им образа. С момента введения понятия контрпереноса Фрейдом его содержание многократно пересматривалось. Известно, что 3. Фрейд считал необходимым сохранение аналитиком некоего бесстрастного состояния, при котором он выполняет роль «чистого экрана», наименее искаженно отражающего переживания пациента. Контрперенос нежелателен, так как мешает этому. К. Юнг писал о контрпереносе в связи с возможностью аналитика подвергнуться негативному психическому воздействию и травматизации со стороны пациента. Он отмечал, что контрперенос является одним из основных осложнений аналитической практики, заставляющим прервать психотерапевтическую работу (Jung С, 1931). Вместе с тем, в отличие от 3. Фрейда, К. Юнг полагал, что контрперенос может играть и положительную роль и что аналитик во многих случаях может им пользоваться как действенным психотерапевтическим инструментом, при том, однако, условии, что он не имеет сколько-нибудь серьезных психологических проблем. Поэтому К. Юнг считал, что психотерапевту целесообразно самому пройти анализ для преодоления собственных психических дисгармоний. Целью при этом является не превращёнт^е-ткгихотерапевта в механический рассудочный инструмент, осуществляющий интерпретацию на основе интеллектуальных процедур, но создание таких условий, которые позволяют аналитику справляться со своими чувствами, не выплескивая их наружу, как пациент (Heimann Р., 1960).
В той мере, в какой аналитику удается справляться со своими чувствами, возможно превращение его в своеобразный «резервуар» (Bion W., 1959), в котором могут накапливаться все новые и новые слои личного опыта пациента, в особенности те из них, которые связаны для него с психотравмирующими, вытесненными переживаниями. Сопоставляя переживаемые им чувства с содержанием ассоциаций пациента, а также особенностями его настроения и поведения, аналитик может определять, насколько адекватен он в понимании своего пациента.
Следует принять во внимание и то обстоятельство, что большинство пациентов способны довольно тонко различать особенности состояния психотерапевта. Если психотерапевт хорошо справляется с тревогой, это является для пациента важным стабилизирующим фактором. Это же относится и к более или менее очевидным для пациента признакам того, что психотерапевт либо «защищает» себя от тягостных для пациента переживаний, либо прикрывает свою неспособность идентифицироваться с ними маской ложной компетентности и понимания. Как отмечает X. Мактайгер, в психотерапевтических отношениях важно сохранять баланс между переносом и контрпереносом, с тем чтобы, с одной стороны, не разрушить эти отношения, а с другой — сохранить высокую степень взаимной восприимчивости (Machtiger Н., 1984).
Перенос и контрперенос связаны с процессами проекции и интроек-ции, протекающими параллельно. В арт-терапевтической работе интро-екция предполагает идентификацию психотерапевта с переживаниями пациента, основанную на эмпатии, антипатии, симпатии и других аффективных проявлениях, возникающих при восприятии состояния пациента, а также продукции его изобразительной деятельности. В последние годы в арт-терапевтической литературе нередко используется термин «проективная идентификация». Он обозначает возникновение в психике аналитика чувств, мыслей или состояний, которые являются содержанием психики пациента. «Психотерапевт как бы осваивает внутренний объектный мир своего пациента, выражая для него те внутренние объекты, которые связаны с качествами его родителей. При этом психотерапевт может на какое-то время отражать позицию, ранее занимаемую пациентом» (Bollas С, 1987, р. 5). В контексте арт-терапевтической работы понятие проективной идентификации приобретает особый смысл, поскольку чаще всего обозначает контрперенос на образ, создаваемый пациентом (Mann D., 1989).
Другим отличием юнгианского понятия контрпереноса от фрейдовского является то, что К. Юнг считал, что контрперенос является отражением не только личного бессознательного аналитика, но и коллективного бессознательного, а потому имеет определенные архетипические проявления. Взаимодействие пациента и психотерапевта на архетипиче-ском уровне посредством переноса и контрпереноса, по мнению К. Юнга и его последователей, начинает более активно проявляться после того, как пациент в достаточной степени интегрировал те неосознаваемые переживания, которые связаны с его биографическим опытом. Лишь после этого отношения пациента и психотерапевта перемещаются в так называемую область «мистического соучастия» (по определению К. Юнга). Д. Винникотт назвал эту область метафорическим, или потенциальным пространством, в котором пациент и психотерапевт переживают «состояние между фантазией и реальностью» (Winnicott D., 1953). В этом состоянии активизируется «трансцендентная функция» психики и начинают проявляться возможности ее гармонизации и исцеления.
Таким образом, контрперенос может включать в себя не только готовые формы опыта психотерапевта, но и те, которые возникают и развиваются при взаимодействии сторон. При этом и пациент и аналитик являются партнерами и находятся в эпицентре динамического процесса, захватывающего всю психику обоих его участников, включая и сознание и бессознательное, и ведущего к психическому росту пациента и самого психотерапевта. При этом психотерапевт опирается не только на свои эмоциональные реакции и состояния, но и на продукцию своего собственного творчества, образы воображения и сновидений и т. д. В процессе психотерапевтического диалога пациент зачастую преображается, переживая и усваивая предоставляемые ему психотерапевтом психические содержания и энергию и постепенно раскрывая в себе внутренние ресурсы самоисцеления. Такое понимание феномена контрпереноса соответствует данному К. Юнгом определению анализа как динамического процесса, который есть «не простой, прямолинейный метод, каким может показаться поначалу, но... диалог и дискуссия между двумя людьми, которые вступают во взаимодействие» (Jung С, 1931, р. 3). Для понимания контрперейоса в арт-терапевтической работе большое значение имеют идеи Д. Винникотта о невербальных отношениях мать—дитя. Согласно Д. Винникотту, язык является лишь продолжением способности ребенка к коммуникации и самоопределению, но не является ведущим в формировании его идентичности. Языку предшествует социализация на невербальном уровне, необходимая для выживания ребенка. Основным же способом коммуникации на невербальном уровне в отношениях мать—дитя является язык материнской заботы. По мнению Биона, эта функция предполагает не только способность к отражению потребностей и нужд ребенка, но и их пониманию. Мать отвечает на них своим пониманием и соответствующими действиями, которые не только удовлетворяют те или иные потребности ребенка, но и являются инструментом, позволяющим ребенку лучше осознавать свои потребности, например то, что означает для него чувство голода. Осознанные же потребности превращаются во внутренние объекты ребенка и являются «исходным моментом психической устойчивости» (Segal Н., 1975, р. 135).
Идеи последователей теории объектных отношений о материнской функции психотерапевта, связанной с контрпереносом, перекликаются с мыслями современных последователей юнгианского анализа, которые считают, что в контрпереносе очень велика роль архетипических ролевых отношений мать—дитя (Carotenuto А., 1977). При этом нередко име-: ется в виду то, что психотерапевт может быть мотивирован потребностью реализовать в своей работе либо избыток, либо дефицит материнской любви, которые он сам имел в детстве. Архетип матери активно проявляется в контрпереносе и включает любовь, заботу, нежность, с одной стороны, и тревогу, фрустрацию, гнев и властность — с другой. Однако отношениями мать—дитя не исчерпывается ролевое содержание контрпереноса. В нем могут проявляться и иные архетипические ролевые комплементарные пары, такие как гуру—ученик, спаситель грешник, хозяин—раб, колдун—подмастерье, целитель—пациент, мудрый старец — дурак и др. Эти пары, как правило, предполагают двустороннюю проекцию, например, когда пациент проецирует на психо-. терапевта роль гуру, а психотерапевт на пациента — роль ученика. Однако данные ролевые содержания контрпереноса осмыслены в арт-терапевтической литературе в гораздо меньшей степени, чем ролевые отношения мать—дитя. Личность психотерапевта заключает в себе неограниченные ролевые возможности, позволяющие использовать контрперенос как гибкий инструмент психотерапевтического воздействия. Независимо от конкретной формы ролевых проявлений контрпереноса его положительная функция заключается в Tojyr, чтобы быть конструктивным элементом в психотерапевтическтготношениях: помогать пси«| хотерапевту лучше понимать то, что переживает его пациент, и создавать для него надежную среду, в которой он может заново пережить и> реконструировать старые и раскрыть новые формы опыта, а затем осмыслить и сделать их осознанным достоянием своей личности. Основанный на здоровых качествах личности психотерапевта и реализованный в индивидуальном стиле его работы, контрперенос в значительной мере onpe-J деляет перспективу психотерапевтического процесса и его результат.
3. ПРИРОДА И ФУНКЦИИ СИМВОЛА
Понятие символа имеет для арт-терапии принципиальное значение. Это связано с тем, что арт-терапия представляет собой процесс динамической коммуникации, осуществляемой посредством символического
«языка» образов. Кроме того, символы выступают и в качестве моста, соединяющего сознательные и бессознательные элементы психической жизни как пациента, так и арт-терапевта. Используя их в своем изобразительном творчестве, пациент достигает все большей интеграции между этими элементами, с чем связаны многие положительные лечебно-коррекционные и развивающие эффекты арт-терапии.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |