. Вытащить жемчужные бусы, каких применений Вы только не придумывали для этой нитки, Господин, но сейчас не время, надену на шею, перекину на спину — французский стиль. Подписанным более двух лет назад Контрактом были эти листы, так испугавшие меня, потому что чего же мне еще бояться? Чего же мне еще бояться, как не сожжения Контракта в просторной хрустальной пепельнице с отколотым небольшим кусочком в центре. Я плакала с выключенным звуком, заламывала руки с отсутствующим изображением: „Как же я, что же я, куда же я, ведь два года только с Ним, только при Нем, только для Него, меня нет, меня нет, меня нет! Боже, ну пожалей меня, ну сотвори Чудо, прошу Тебя!“
Пусть черный прах в пепельнице соберется обратно в бумагу, пусть тавро в виде креста на плече моем превратится в привычный вензель, пусть ошейник вернется на шею и застегнется, чтоб уже никогда…
. „Боль — это инструмент“, — говорили Вы часто. „Мы раскачиваем качели. Сначала они расположены строго вертикально по оси ординат. Отклонение влево, в минус — плохо, еще хуже, ужасно, ад… Вправо — хорошо, отлично, блаженство, рай… Чем сильнее раскачать качели, тем ближе мы можем очутиться по шкале наслаждений к раю, но для этого нужно побывать как можно дальше слева. Вот здесь великолепно работает боль. Как инструмент“.
Ничего нового — истязать плоть для тех или иных целей придумали многие тысячи лет назад, мы обсуждали это с Вами много раз на прогулках, я сзади на полшага — так принято. Бронзовый пестик, кожаная лопаточка не оставляют следов, это удобно, конечно, но я любила свои синяки, ожоги, рассеченную кожу, тело хочет долго помнить любовь, разве нет? Мое послушно помнило долго.
. Я спокойна, когда существует четкий план действий, два года планы для меня придумывали Вы, и это были лучшие планы, но я не спала ночь и сочинила тоже неплохой.
Никаких снотворных и прочих таблеток. Во-первых, их надо еще достать, что займет какое-то время, а времени нет, а во-вторых, множество нюансов — выпил излишне — стошнит, недостаточно — уснешь. Я естественным образом остановилась на вскрытии вен, дело за малым — все достойно оформить. Чтобы было красиво. Надо начинать. Воды достаточно.
. Хорошо как, тепло, дотянуться до шампанского, выпить прямо из горлышка… Писем не писала.
Какие бывают недалекие люди: кто же это додумался резать вены поперек запястья? Вдоль, только вдоль, чтоб наверняка, и труднее было заштопать в случае чего, начинать с ведущей руки. Возьму сейчас бритву в левую руку и хорошо порежу правую… несколько раз вдоль, три-четыре, стало темно. Что это — темнеет в глазах?
. А теперь тоже надо быстро-быстро, еще быстрее — вскрытая рука немеет… вот так… хорошо… в воду… закрыть глаза поднимите мне веки.
Нет, спасибо, это я шучу — не надо».
…Был такой великий и ужасный фрейдистский фильм «Святая кровь». Про женщину, которая убивала других женщин руками своего сына. Своих у нее не было, собственно, ее самой уже не было. А сын был метатель ножей в цирке. И вот она весь фильм убивает его руками, а он и рад бы в этом не участвовать, но никак не получается у него. А потом он неожиданно освободился от всего этого. Ну не сам освободился, но неважно. И вот в финале он, полуживой, выбирается ночью из подземелья, где должен был убить очередную жертву, но все по-другому случилось — открывает дверь, выползает на улицу, а там народу полно, полицейские сирены, и ему в лицо прожекторы, и кто-то кричит, чтобы он руки поднял вверх, и он растерянно так говорит: «Мои руки?» — и поднимает.
Из личной переписки Кошки и Треш
…Спасибо большое тебе за приглашение в гости и предложение общаться на «ты», я — «за»! Не большая я умелица писать письма, но надеюсь, ты не будешь оценивать мой опус как литературное произведение. Даже смешно. Жанровый документ времени — скорее так. Мы хотели обсудить Lifestyle — форму взаимоотношений в BDSM-парах, доминант плюс сабмиссив, и как это все вижу я. С удовольствием отвечу на твои вопросы.переводится как «стиль жизни», или «образ жизни». Отсюда легко понять, что речь идет о постоянных (24/7 — 24 часа в сутки, 7 дней в неделю) BDSM-отношениях, включающих в себя психологические, бытовые, сексуальные и многие другие аспекты, в отличие от сценовых или игровых action, которые имеют четкие временные и ситуационные границы. При этом отнюдь не подразумевается, что такие отношения возможны только при совместном проживании и ведении хозяйства партнерами. Отправная точка тут — полная ответственность и, как результат, — единоличное право принимать решения — Мастера за раба во всех сферах его жизни, где ему это покажется необходимым, и, соответственно, полное подчинение раба Мастеру. При этом важны не внешние признаки отношений, а осознание их обеими сторонами. Проще говоря, раб ощущает себя собственностью своего Мастера все время, вне зависимости от ситуации и продолжительности общения с ним.
Безусловно, соблюдение трех основных принципов BDSM — Добровольность, Безопасность и Разумность — является общепризнанной нормой поведения и в ЛС-отношениях. Когда раб полностью передает Мастеру все права на себя, их соблюдение является жизненной необходимостью и условием, при котором такие отношения могут существовать вообще.
Ты знаешь, наш круг в Питере довольно-таки узок, впрочем, это наверняка можно сказать о любом BDSM-сообществе. Я знакома с пятью парами, адептами ЛС. Уверена, их может быть больше.
Теперь про Контракт. Прилагаю к письму образец, мы использовали его последнее время. Естественно, каждый пункт может быть изменен, ведь договор это и подразумевает — вариабельность.
Очень хорошо, что ты нашел единомышленников в своем городе и что организуется клуб — неплохое название «Большой Дискуссионный», оценила изящество аббревиатуры.
Контракт Мастер/раб (рабыня) [5]
Данный Контракт призван обеспечить безопасность и прочность связи обоих партнеров договором, который определяется их обязательствами по отношению друг к другу, интеракцией и взаимной близостью. Этот Контракт доброволен, но не может быть прерван, за исключением отдельных случаев, обговоренных отдельно. Он также не может быть изменен, но может быть дополнен с течением времени.
. Роль раба (рабыни).
Раб (рабыня) полностью подчинен(а) Мастеру. Вне зависимости от ситуации желание Мастера — закон (исключением является вето раба (рабыни)). Раб (рабыня) обязан(а) угадывать желания Мастера и стараться доставить ему удовольствие, в чем бы оно ни заключалось (за исключением моментов, являющихся табу для раба (рабыни).
. Вето раба (рабыни).
Раб (рабыня) обладает правом вето, которое может быть использовано в случае абсолютной неприемлемости рабом (рабыней) действий Мастера, а также в следующих случаях:
— когда команда Мастера противозаконна и может повлечь штраф, арест или судебное преследование раба (рабыни);
— когда команда Мастера может представлять угрозу для жизни раба (рабыни), повлечь потерю работы, семейный стресс;
— когда действия Мастера влекут за собой перманентные телесные повреждения раба (рабыни);
— когда команда Мастера влечет за собой психологическую травму раба (рабыни).
. Роль Мастера.
Мастер полностью отвечает за жизнь, благополучие и здоровье раба (рабыни). Мастер полностью отвечает также и за данные отношения. Мастер берет на себя обязательства воспитывать раба (рабыню), заботиться о нем (ней), поощрять за правильное поведение и наказывать за проступки. Мастер имеет право требовать от раба (рабыни) выполнения установленных им, Мастером, правил.
. Роль наказания.
Раб (рабыня) обязан(а) принимать любое наказание, наложенное на него (нее) Мастером, вне зависимости от наличия и серьезности проступка. Основные роли наказания — предохранять раба (рабыню) от намеренного злоупотребления расположением Мастера и избавлять раба (рабыню) от чувства вины за совершенные проступки. Наказание не должно повлечь за собой перманентные физические повреждения, а также в процессе наказания не может быть допущено:
— выступания крови на теле раба (рабыни). Наказание в этом случае немедленно должно быть прекращено;
— длительного нарушения кровообращения;
— прижигания;
— действий, влекущих за собой внутренние кровотечения;
— действий, влекущих потерю сознания. В этом случае наказание должно быть немедленно прекращено и не возобновляться.
. Перманентные телесные повреждения.
Поскольку теперь тело раба (рабыни) целиком принадлежит Мастеру, то Мастер обязан заботиться о том, чтобы оно не подвергалось чрезмерным и постоянным повреждениям. Следующие состояния могут быть определены как перманентные телесные повреждения:
— смерть;
— какие-либо нарушения подвижности, включая переломы;
— какие-либо постоянные отметины на коже, включая шрамы, татуировки, ожоги, без согласия на то раба (рабыни);
— бритье раба (рабыни) без его (ее) на то согласия;
— постоянный или временный пирсинг без согласия на то раба (рабыни);
— действия, влекущие за собой какое-либо заболевание раба (рабыни).
. Другое.
Раб (рабыня) не может искать каких-либо связей, любовных, сексуальных или BDSM-Тематических втайне и без согласия Мастера. Невыполнение этого условия может повлечь за собой немедленное разрывание Контракта или экстремальное наказание — по выбору Мастера. Мастер может иметь других рабов (рабынь) или любовников (любовниц), но обязан заботиться об эмоциональном состоянии раба (рабыни) и не допускать стрессовых для раба (рабыни) ситуаций. Положение, при котором Мастер игнорирует эмоциональное состояние раба (рабыни), может привести к разрыву данного Контракта. Мастер имеет право передать раба (рабыню) во временное пользование другому Мастеру, но обязан информировать его о положениях настоящего Контракта.
. Конфиденциальность.
Настоящий Контракт не должен становиться достоянием общественности. Каждый из партнеров, Мастер и раб (рабыня), обязаны хранить данный Контракт в тайне в любом обществе, далеком от BDSM-сообщества. Нарушение этого правила одним из партнеров может повлечь за собой разрыв Контракта и прекращение отношений.
. Изменения в Контракте.
Данный Контракт не может быть изменен, кроме как по обоюдному желанию Мастера и раба (рабыни) и после соответствующего обсуждения пунктов, которые желательно изменить. Он может быть дополнен также по обоюдному желанию партнеров.
. Разрыв Контракта.
Данный Контракт может быть разорван в любой момент Мастером и никогда вплоть до истечения срока Контракта, рабом (рабыней), за исключением оговоренных выше случаев. Во всех остальных случаях раб (рабыня) может прервать действие настоящего Контракта только с согласия Мастера.
. Подпись раба (рабыни).
Я прочитал(а) и понял(а) данный Контракт. Я согласен (согласна) передать моему Мастеру в полное распоряжение мое тело и мои мысли. Я обязуюсь слушаться его и беспрекословно выполнять все его требования. Я понимаю, что буду для моего Мастера лишь рабом (рабыней) и никем более. Я не имею права требовать от него какого-либо другого отношения ко мне. Я отдаю себе отчет в том, что буду полностью принадлежать ему, подчиняться его командам и наказываться в соответствии с его пожеланием. Я понимаю, что не смогу прервать данный Контракт без согласия моего Мастера, за исключением случаев, оговоренных в Контракте.
Подпись:…………………………
. Подпись Мастера.
Я прочитал и понял данный Контракт. Я согласен принять моего (мою) раба (рабыню) в полное владение и распоряжаться его (ее) физическим телом. Я обязуюсь отвечать за его (ее) благополучие и заботиться о нем (ней) в силу своих способностей. Я обязуюсь воспитывать его (ее), обучать, всячески развивать его (ее) внутренний потенциал, поощрять и наказывать его (ее). Я отдаю себе отчет, что отвечаю за его (ее) физическую и эмоциональную стабильность, и готов заботиться и оберегать его (ее). Я понимаю, что данное соглашение может быть разорвано мною в любой момент по моему желанию.
Подпись:…………………………
Надеюсь, что была тебе полезной — и до скорой встречи!
Трактир «Чем Бог послал», меню на 25.06.1993:
«Салат из огурцов, помидоров и яиц.
Борщ со сметаной.
Бифштексы с отварным молодым картофелем.
Крем малиновый.
Приятного аппетита!
С уважением и заботой
Хозяева».
Доска объявлений в трактире «Чем Бог послал»:
«Милые гости! Завтра, 26 июня, в Кабинете состоится собрание Дискуссионного Клуба. Право, не знаю, о чем Клуб собирается дискутировать, но очень просили бы дражайших посетителей Гостиной громко не петь и агрессивно не танцевать. Благодарю за понимание, ваш Георгий. А жена моя, Дарья, с дочерью Марьей укатили в город-герой Москву».
На подступах к магазину, шагов с пяти (сильный туман и фонари на верхушке строящегося здания смотрятся тремя ровно сияющими звездами большой величины), заметила двух женщин в белых пальто. Одна громко говорила: «Нет! Нет! Нет!» И так далее. Вторая слушала внимательно, будто каждое «Нет» несло в себе новую информацию. Потом мы с Полиной добрались до магазина, и они — тоже. Полина листала журналы у стойки, я набрала традиционный набор продуктов плюс замороженная вишня и жидкое мыло, встретились в овощном ряду; ожидали продавца — взвесить груши (им) и лимоны (мне). Женщина-нет нервно стягивала из блестящей кожи перчатки, волосы ее были белыми, как пальто, аккуратный второй подбородочек и большой красивый рот. Вторая — стриженая, темноволосая, темноглазая, — очень тонкие брови, как в «Служебном романе», — «ниточка, удивленно приподнятая…» Она держала в красной корзинке бутылку вина, упаковку сыра и маленькую коробку пирожных. Первая не прекращала отчаянного, прекрасного в своей ярости монолога:
«Я сразу заметила это превращение, это перерождение. Он пе-ре-ро-дил-ся, вот в чем дело, и это заметно в любой, самой незначительной детали. В частности, он полюбил вареное тесто. Грибная лапша, пельмени, манты, вареники с картошкой, в ресторанах — только паста… А раньше-то никогда, да его просто воротило от этого самого вареного теста, как некоторых от вареного лука, бббуэээ!.. Губы вот так, знаешь, подожмет и плечами передергивает… Я-то, я-то ему все мясо, мясо, баранину, свинину духовую, котлеты вертела!.. Цыплята табака, куры провансаль, семгу-гриль!.. Даже чебуреки, зараза, не ел, а все потому, что пельменное тесто, нежный он у нас!.. Был. Так ведь и неспроста все, я так и подумала, с первой же его тарелки несчастных спагетти „Болоньезе“ поняла, с каждой навороченной на вилку макарониной прожевала… Завел, сука, кого-то на стороне, и это всерьез!.. Любительница вермишели… мать ее…»
Тут подошла магазинная девушка, наляпала на пакеты наклейки со штрихкодом, разошлись. Женщины в белых верхних одеждах, с грушами, пирожными, сыром и бутылкой вина, направились в отдел бытовой химии. Я тронула Полину за рукав, прошли на кассу. Ожидая расчета, уже издали смотрела на них. Блондинка продолжала говорить, взмахивая руками, длинные полы пальто взлетали, распахивались, хорошие ноги в высоких сапогах не стояли на месте — то приподнимали тело на цыпочки, то делали маленькие шаги. Будто бы хотели уже выбежать из грустного рассказа о том, как цыпленок табака и седло барашка не справились с порученными им обязанностями сделать человека счастливым.
Вздыхаю, как о чем-то личном, а это так и есть. Хватаю пакеты, иду домой. Полина разговаривает о чем-то.
— Привет! — Бывалов широко улыбается, глядя на меня.
— Откуда ты тут взялся? — спрашиваю.
— Тебя ждал. Мы можем поговорить?
— Слушай… — Я перекладываю мешки в одну руку и глажу его по плечу через одежду. Холодно, и в круге от фонаря его лицо выглядит болезненно-желтым. — …Слушай, я ужасно устала, давай завтра? Давай утром?
Бывалов пожимает плечом под оранжевым пуховиком. Полина закуривает на морозе, деревья без листьев и почти без веток отбрасывают тени, тени двигаются.
— Хорошо, — наконец говорит он, — но это важно. И лучше сегодня вечером. Я позвоню.
Проходим в подъезд. Слышится писк сигнализации автомобиля Бывалова. У него какой-то такой автомобильный парк, с ним все время происходят истории. Как-то коллега Бывалова завел роман помимо брака. Роман коллеги был бурным, все время что-то происходило, — то любовница беременела двойней, то жена выбрасывалась из окна, то официальный ребенок болел менингитом и требовал специального ухода. В результате обиженная любовница решила выместить гнев хоть каким-то путем и разбила все стекла автомобиля своего неверного возлюбленного железным прутом. Все бы ничего, но это оказался автомобиль Бывалова. Автомобили были одинаковы, за исключением номера, но на номер-то любовница коллеги и не обратила внимания. Годом позже Бывалов гостил у родственников в Германии, где осуществил свою детскую мечту и купил совершенно роскошный «Мерседес» за какую-то совершенно дикую цену. Он говорил по моде времени: «мерин». Происходило все в Первомай, и то ли фашисты, то ли антифашисты «мерина» сожгли, — там так принято, в Германии. Конечно, страховку он получил, но это было уже не то.
Распрощавшись у собственной входной двери с соседкой, попавшей в переплет из разномастных любовников, я вхожу в квартиру, грохаю на пол пакеты и спрашиваю в глубь темного коридора:
— Васька, ты вообще-то дома?
Подумав, переспрашиваю:
— Дольф, дорогой, куда ты делся?
Иван Григорьевич на сборах в древнем городе Казани. Совершенно счастливый, звонит по вечерам. Или не звонит. И я звоню ему сама. Младший сын должен быть дома. Но тихо, очень тихо. Плотная такая тишина, теплая.
Ни Васька, ни Дольф не отвечают. Обеспокоенно прохожу в комнаты. Обнаруживаю на письменном столе беленькую записку, придавленную оптической мышью: «Мама, я поехал к бабушке, она меня забрала, потому что у нас нету батарей, а трубку ты не берешь, а бабушка сказала, зачем тогда телефон?»
Действительно, думаю я, зачем. Звоню маме, слушаю ее замечания насчет беспорядка, холода в квартире, неопрятного состояния детских штанов и чего-то еще, безусловно соглашаюсь со всем сказанным, получаю индульгенцию, кладу трубку.
Мама уже несколько лет владеет собственным таксопарком, небольшим, но скандальным. Непоколебимые интонации и глаголы в повелительных наклонениях отличают ее речь и вне работы.
Прохожу в спальню, стягиваю узкие джинсы, черный опостылевший свитер, пользуясь безлюдьем, хожу по квартире в черных трусах с кокетливыми бантиками и черном лифчике в серую полоску.
Вынимаю из пакетов две бутылки темного пива «Гиннесс», четыре яблока сорта «Фуджи» — очень вкусные яблоки, молоко, сыр, полкилограмма сосисок и десяток яиц для традиционных оладьев семьи.
В детстве я очень любила писателя Эрве Базена, в особенности его почти дилогию «Супружеская жизнь» и «Анатомия развода». Содержание этих книг понятно из названий, и мне сейчас трудно объяснить, чем двенадцатилетнюю девочку привлекали будничные зарисовки из жизни французских семей среднего класса. Особенно мне запомнились слова автора о героине «Анатомии развода» — матери четырех детей, оставленной мужем. Покачиваясь от душевной боли и глотая слезы, она натягивает резиновые перчатки и начинает чистить духовку. Сердце женщины может разрываться от боли, со знанием дела говорит Базен, а руки хозяйки привычно займутся домашней работой.
Есть такая известная песня группы «Roxette»: «Listen to your heart When he’s calling for you», — экспрессивно выпевает популярный дуэт. Прислушалась к собственному сердцу. Было тихо.
При рождении своего старшего сына, Ивана Григорьевича, я соседствовала в палате с женщиной. Она знала, что у девочки внутри нее отсутствует три четверти сердца, такой порок. Но они с мужем решили, что хотят, чтобы она родилась. Они дали ей имя. Как получилось, что я забыла его? Девочка прожила менее десяти минут, но она была теплая и дышала.
Иду в спальню, спешно достаю прозрачный файл, все эти распечатки, все эти фотографии, разрываю их на возможно мелкие кусочки. Надо бы сжечь, но нет желания возиться с громоздкой пепельницей, пусть так. Отправляю кучу бумажного мусора в помойное ведро. Одна четверть сердца, оставшаяся у меня в наличии, одобряет поступок.
Захотелось как-то самовыразиться еще, например, классически порезать лучшие рубашки мужа в лапшу или просто выбросить их из окна. Представляю его на подступах к дому, обнаруживающего этакое чудо-дерево — с рубашками его любимого изготовителя. «Вот ведь как бывает, — философически подумает Савин, — я так уважаю мужские сорочки этой замечательной марки, а кто-то безжалостно выбрасывает их…»
Неожиданно рыдаю. Сморкаюсь в кухонное полотенце, нашариваю в ящике открывашку для пива — «Гиннесс» не опускается до плебейских откручиваемых крышек. Хорошо, холодно, горько.
Звонит телефон. Да не возьму я трубку.
— Алло.
— У тебя такой странный голос, — констатирует Бывалов, — сопливая, что ли? Грипп свиней? Ураганного типа. Полчаса назад не наблюдалось… Метаболизм!
— Полчаса назад… — Я делаю большой глоток пива. — …Полчаса назад мы договаривались созвониться позже вечером.
— Так вот оно и настало — позже вечером, — объясняет Бывалов.
— Ты про девушку Мюллера опять?
— Я нашел ее, — хвастается Бывалов, — сам! Не подумай ничего такого, просто поговорить с человеком хотел. Как с библиотекарем.
— Про библиотечное движение?
— Да про что же еще, — соглашается Бывалов. — Я ведь очень, ты знаешь, уважаю это движение.
— Привет Надежде Константиновне.
Отключаюсь. Телефон звонит снова.
— Алло.
— А кто такая Надежда Константиновна?
— Крупская, кто.
— И что Крупская.
— Тоже уважала библиотечное движение, — на последнем издыхании отвечаю.
Сейчас мне кажется, что я правда издохну.
Мужу я не изменяла ни разу. Не из-за повышенной моральной устойчивости. Может быть, потому что не хотела будить лиха, я ведь угомонила его с большим трудом. Может быть, потому что работала дома, с людьми встречалась неохотно, предпочитая укрываться в своей комнате с ноутбуком, книжками и яблоками. У Савина все было по-другому.
Я болтаю в воздухе «Гиннессом», имитируя движения маятника. У моей бабушки были такие напольные часы, огромные, — они превышали одно время мой рост, а маятник завораживал. Пробую заворожиться коричневой бутылкой, не получается.
Солнышкин номер я знаю очень хорошо. В сущности, я помню из длинных номеров всего-то четыре, один из них — солнышкин. Да и навыками распознавать лица на фотографиях я прекрасно владею.
Допиваю пиво, смутно отражаюсь в выпуклой стенке носатым чудовищем, показываю себе язык. Глупая я такая. Да дура просто. Умственно отсталая.
Чертову уйму времени пялилась на арабскую, что ли, вязь разного масштаба событий, не разбирая основного послания: а ведь он любит другую женщину.
И вовсе жены ничего не чувствуют заранее, не зрят на три метра в глубь земли, не прочитывают мыслей мужчины, засыпающего рядом на выглаженных наволочках каждую ночь, я вот не почувствовала и не прочитала, а я умная.
Умная наконец-то сподобилась сложить два и два и сказать себе: у этого мужчины с твоей подушки роман с твоей лучшей подругой.
Вообще, это довольно странно, думаю я. Марусечка же такая хорошая, думаю я. Мы дружим с первого класса средней школы. Летом играли в куколки, сделанные из цветков мальвы, мастерили «секретики» и катались на качелях, мечтая и опасаясь прокрутить «солнышко». Зимой ходили в детскую библиотеку каждую субботу, брали по пять книг, предварительно пересказывая мрачной усатой библиотекарше содержание только что сданных, потом катались на фигурных коньках (я — плохо) и с горок на фанерках (уже лучше). Весной влюблялись в разных мальчиков, иногда — в одного, благородно «отдавали» его друг другу, заливаясь вкусными слезами. Осенью тоже влюблялись, писали записки, дневники и глупые стишки, обменивались одеждой, лентами для волос, марками, открытками с собачками и личными словечками.
«Море о скалы грохочет, ласковой пеной звеня, будто сказать оно хочет: я и Маруся — друзья».
Марусечка красивая, умная, умело руководит безобразным бабским коллективом, разбирается в современном искусстве и почти не пользуется косметикой. Пять лет назад у нее произошла страшная история с этим ее бывшим мужем, Алешей, и погибшим младенцем, но она справилась, как справляется со всем.
После многих больниц, всех дел с докторами и психотропными препаратами Маруське нельзя было оставаться одной, а с кем же ей было оставаться, если родители терпеливо ждут ее на кладбище Рубежное, бывший муж с настоящей женой едет в Китай закупать элитный товар для чайного магазинчика, а кота Баден-Бадена все-таки нельзя назначить старшим. Разумеется, она жила у нас довольно долго, несколько времен года, я уже не помню наверняка. Первые месяцы она почти не ела и совсем не разговаривала, писала мне много писем, письма потом были массово уничтожены, кроме одного.
Неужели они уже тогда, думаю я. Откупориваю второго «Гиннесса», в смятении сильно стукаю бутылкой по зубам, испуганно нашариваю языком возможные щербины — нет, все в порядке. В относительном, конечно, порядке.
Звонит телефон. К черту вообще. Не буду отвечать, сссссуки. Я безутешна, ссссссуки.
— Алло.
— Ну и что ты трубку не берешь? — недовольно спрашивает Ирка Альперовская. — Я звоню-звоню.
— Я беру.
— Да ничего подобного! Ты до фига умная, что ли? Полчаса жду. Во-первых, насчет группы. Завтра в семь. Я заеду.
— Давай созвонимся сначала.
— Чего звонить-то? Заеду. Тебе тоже полезно. Немного похудеть. Во-вторых…
— Да.
— Слушай, у тебя ведь есть сковородка-гриль? И набор для фондю. Дашь мне?
— Нет у меня никакого набора для фондю. Зачем мне набор для фондю.
— Перестань. Набор для фондю. Мне нужен сегодня. Дай. Пожалуйста.
— Нет.
— А где он?
— Ир, у меня его никогда не было.
— Был. В такой объемной коробке. С картинками. Савину дарили на день.
— Психически здорового человека?
— Так, ты дашь мне фондюшницу или нет?
— Не дам.
— Собака ты. Я так рассчитывала на тебя. У меня ночь любви.
— Сковородку возьми. Гриль. Отлично подойдет для ночи любви.
— Не надо мне, — с достоинством отвечает Ирка.
Держу телефонную трубку, нажимаю на отбой, перекладываю несколько раз из рук в руки, набираю Марусечкин домашний номер. Марусечка живет недалеко, независимо роскошествует в большой квартире, потому как Марусечка одинока (ха!).
— Привет, — говорю я трубке.
— Привет, — отзывается Маруся весело. — Что это у нас за похоронный тон? Что случилось? Подскочило кровяное давление? Упал индекс Доуля-Джонса? Обнаружился вирус Эпштейна-Барра? В суточном анализе мочи?
— Какой еще мочи, — вяло возражаю я, — антитела к вирусу Эпштейна-Барра ищут в крови…
— А находят в моче, — хохочет Маруся.
Я молчу, не знаю, что ответить. Маруся может замечательно поддерживать разговор и сама.
— Прости, дорогая, ты же знаешь, я неграмотна в медицинском отношении… Что ты такая несчастная?
Отпиваю пива еще, стараясь не нанести урона зубам. Непонятно, что я могу сказать Марусечке: «Марусечка, я все знаю!» Высунула язык и даже увидела его скошенными глазами. Я так, скорее всего, не скажу.
— Чем занимаешься? — интересуется Маруська. — Что-то твоих гавров не слышно…
— Один гавр — у бабушки, другой — на сборах, — объясняю тишину.
— Ага, — говорит понимающе подруга, — а ты, значит, забухала там. Напилася ты пьяной, не дойдешь ты до дома, поэтому впала в глухую тоску на тему: где взять двести евро на темно-красную юбку…
Маруся упражняется в остроумии, такой знакомый голос, она немного неправильно произносит звук «ррррр», но это мило.
Как это она сказала первого января: «тесты полосатятся» и еще «все сложно». Интересно, стало ли проще сейчас. Или нет, мне неинтересно. Или нет, мне больно.
Вместе с ее нежной болтовней в левом ухе прохожу в ванную, открываю один ящичек, маленький и блестящий, потом другой, чуть побольше. В ящичках полно всякой ерунды: пробники шампуней, старые зубные щетки, мелкие мыльца в форме рыбок — муж стащил из отеля в Испании, но нужного мне предмета не находится.
Возвращаюсь на кухню, беру в руки нож, широкий клинок непривычной треугольной формы, называется «хонесюки», оранжевый квадратик с завитым иероглифом, удобная деревянная ручка. Одно время я сильно увлекалась кулинарией, да и сейчас иногда, просто времени мало, купила несколько хороших, дорогих ножей. Японских KASUMI — с узорчатой дамасской сталью на обкладках.
«Клинки ножей KASUMI представляют собой композит, состоящий из сердцевины, выполненной из стали VG-10, и обкладок из узорчатой коррозионностойкой стали, сложенных и прокованных в 16 видимых слоев, придающих ножам неповторимый облик. Узор, всегда индивидуальный на каждом клинке, напоминает утренний туман над спокойной водой, что в переводе с японского и означает KASUMI. С практической точки зрения композитные клинки обладают повышенной прочностью одновременно с гибкостью. Сломать такой нож практически невозможно. При затуплении ножей рекомендуется использовать специальные комбинированные водные точильные камни KASUMI, разработанные компанией „KASUMI“ специально для этих ножей. После ручной заточки лезвие ножа приобретает зеркальную поверхность и непревзойденное качество резания…»
Примерно так говорил мальчик-продавец в фирменном салоне со странным названием «Ножи-Подарки». Посмотрим, насколько он прав.
Я много лет этого не делала, ножом — вообще никогда, но получилось сразу. Почти сразу. Сначала лезвие скользнуло по гладкой коже внутренней поверхности бедра, но я немного надавила, имитируя движение пилы, это хороший нож, он очень удобен для работы с мясом — извлечения костей, тонкой нарезки. «Ножи KASUMI с узорчатой дамасской сталью на обкладках легко воспринимают заточку и сохраняют ее весьма длительное время. Ножи KASUMI выпускаются с симметричной европейской заточкой. Это означает, что угол режущей кромки справа равен углу слева. Как правило, все ножи выпускаются с заточкой для правши. Это означает, что правая плоскость лезвия шире левой, что компенсирует уход лезвия в сторону при работе правой рукой. При необходимости ножи возможно переточить и для левши».
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |