На первой встрече я усадил его в кресло в машине, ему было тогда шесть лет, и я вел машину молча, боясь сказать что либо, чтобы не напугать его. Потому что понимал, что он отвык от меня и скорее всего обработан Мари-Кармен. Я боялся только одного, чтобы он не заплакал и не попросился домой к маме. Я вспомнил ту рыбалку с отцом, когда я хотел только одного – чтобы он не вернулся домой и сейчас ситуация повторяется, но только вместо моего отца мой сын. И вот мы едем в полной тишине, и она прерывается его тонким голоском:
Papa, te quiero. Папа, я тебя люблю.
И я веду машину, а у меня помимо моей воли льются слезы….
В последующие дни мы гуляли в парке и играли в футбол, хотя мне были запрещены любые физические нагрузки, съездили посмотреть кино, в котором я незадолго до голодовки снялся. Но при этом он не знал, что со мной происходит в тот момент, и где я нахожусь – и до сих пор не знает этого.
Следующая моя победа была перед заседанием суда о пересмотре сумм.
К лавочке выходит секретарь суда:
«А, Роман! Вы здесь! А мы вас ищем! Перед тем как придти на заседание вы должны дать нам декларацию по уголовному делу. И если вы не сделаете это, мы вынуждены будем вас арестовать».
«Прямо на улице?»
По совету адвоката, которых у меня за все это время сменилось четырнадцать человек, я пошел в здание суда, чтобы дать декларацию. Адвокат спросил у секретаря, а кто будет принимать декларацию по уголовным делам, так как ведение двух дел гражданского и уголовного не могут вести один и тот же судья.
«Это будет другой судья, поднимайтесь на второй этаж».
Когда я поднялся и зашел в комнату деклараций, я увидел все то же знакомое лицо моей судьи, с которой я так мечтал встретиться все эти дни. В тот день наконец-то я был выслушан полностью, и судья не сказала ни одного слова, ни разу не заткнув меня, как она обычно это делала раньше. Только однажды спросив у секретаря, все ли запротоколировано.
Я сказал тогда: «Вы хотите меня посадить по уголовному делу? Давайте! В вашей испанской тюрьме есть кафе, есть фитнесс зал, есть библиотека, кровать и крыша над головой и там намного комфортнее чем тут на лавочке. Но я не хочу туда не потому что не боюсь, а потому что хочу доказать свою правоту».
Все это время адвокат пинал меня по ноге, под столом, и шептал:
«Молчи! Молчи!!! Судья может принять все это как оскорбление и упечь тебя на 10 суток!»
А мне уже не страшно, мне терять нечего. После моего монолога мы спускаемся на первый этаж для проведения моего дела по гражданскому вопросу – и спускается та же судья. Но зайдя в комнату, она дала четкую команду прессе оставить камеры за дверью – заседание началось и кончилось в один момент стуком молотка и переносом его на другую дату. Ей просто нечего было сказать.
Адвокат сказал мне подняться на второй этаж и взять протокол уголовного дела. Я поднимаюсь к секретарю, и он сообщает мне:
«Ваши уголовные дела закрыты».
Произошло то, что судья села в оба судейских кресла, нарушив при этом закон, и без доказательств закрыла уголовные дела, связанные с неуплатой алиментов.
Во время дачи интервью одному правовому каналу я увидел, идущую в здание суда, Мари-Кармен.
«Хотите узнать мнение у моей жены, можете узнать у нее, зачем она сюда пришла».
Она шла подавать на меня заявление якобы за угрозы с моей стороны.
Судья, который до этого не участвовал в нашем конфликте, сказал ей:
«По профессиональной обязанности я должен принять ваши заявления, но каждое утро, идя на работу, и каждый вечер, возвращаясь домой, и, проходя мимо Романа я понимаю, что борьба идет не идет против вас лично. Еще раз вы принесете эти заявления мне, и я сам приму меры против вас».
Но по закону он должен был меня позвать и спросить
«Что вы говорили вашей жене?»
«Ничего».
«Тогда я наставительно рекомендую подать заявление на нее за ложные показания».
Судья признал, что действительно, есть проблема с перекосом закона в женскую сторону. Заявление я подавать не стал, но после того разговора с судьей Мари-Кармен утихла.
И все же время шло, и время забирало у меня силы. Приближалась третья, необратимая стадия голодовки и мой момент истины…
Момент истины – моменто де суерте. Решение принято, но еще неизвестен исход. Бандерильеро опять отвлекают быка, давая возможность матадору подойти к ограждению арены. Там оружейник сменяет муляж шпаги на боевую шпагу. В эту секунду музыка прекращается. Тишина.
Арена замирает.
Зрители затаив дыхание ждут.
Матадор возвращается к быку – со шпагой и мулетой. Он должен расположить быка так, чтобы передние лапы быка были на одном уровне, вместе. Задние тоже. Когда передние лапы быка вместе, лопатки у быка раскрываются и есть возможность попасть в мертвую точку. Через легкие в сердце.
В одной руке мулета, в другой шпага. Шпага, острием намеченная на мертвую точку.
Если ты будешь смотреть на рога, ты не увидишь и не попадешь в мертвую точку. Надо игнорировать рога – и тогда у тебе есть шанс.
Моменто де суэрте. Момент истины. Это секунда самая опасная для матадора. Одно движение и бык мертв.
Настоящий матадор в этот момент не чувствует радости. Он проиграл, он просит прощения у этого быка выраженным похлопыванием по безжизненной туше быка. Он будет разговаривать с ним потом – в своем воображении, этот бык всегда останется с ним.
Во время голодовки, я вместе адвокатами написал обращение к верховному суду Каталонии с просьбой личной аудиенции на восьми листах, объяснив свою проблему. И к удивлению адвокатов на другой день получил ответ. Это были несколько строк об отказе.
Тогда я, выразив свои требования к верховному судье Каталонии, в этот раз на одном листе и пояснив в конце, что перенесу свою голодовку под ее окна, еще раз послал свою просьбу.
В этот раз ответ я прождал пять дней. Это означало, что бумага пошла дальше секретаря. И вот я получаю разрешение на аудиенцию.
Это был переломный момент в моей голодовке. К этому времени я голодал уже шестьдесят восемь дней, и для меня началась та самая третья терция голодания, когда надо было решать смерть или жизнь.
Я понимал, что своей акцией я не добьюсь большего. Я сделал все возможное и, хотя и готов идти до конца, до смерти, но я должен понимать, что это даст мне и моей борьбе за сына.
У меня резко упало давление, я лежал на лавочке, и уже мне было немного все равно, что происходит со мной и вокруг меня.
Увидевшие это люди, позвонили в скорую помощь, но они отказались приезжать за мной. Тогда они позвонили в красный крест и меня увезли. Мне вкололи глюкозу, оказали первую медицинскую помощь и рекомендовали остаться в больнице, но я там не остался.
Я уехал, чтобы набрать силы на поездку к верховному судье Каталонии.
Получив разрешение на аудиенцию, я принял решение о закрытии голодовки, но есть мне было нельзя. За шестьдесят восемь дней желудок уже отвык от пищи, и смерть могла наступить даже от еды. Ничего большего, чем пол стакана бульона я есть не мог, и есть было нельзя.
Я завершил голодовку, но процесс этой третей стадии все продолжался и продолжался инерционно. И было страшно и не понятно, до какой стадии дойдет процесс, остановится ли, выдержит ли организм.…
И вот настал тот день, когда я с двумя адвокатами – они в костюмах, а я в шортах, сланцах и футболке, поехали в верховный суд Каталонии.
Мы переходили из зала в зал. Передо мной открывались огромные двери с геральдическими животными Каталонии. Я шел между рядов национальных флагов по зданию верховного суда. И мне было в тот момент не до помпезности. Все было поставлено на карту, вся моя судьба.
И вот, мы в зале, где за столом сидит женщина - верховная судья Каталонии, народный депутат, представитель высшей инстанции правосудия в Испании.
Она заговорила, не дав мне сказать ни слова. Она сказала, что никак не может повлиять на вынесенное ранее судом решение и она, а также верховный суд Каталонии в ее лице, считает это решение справедливым.
На это я ответил, что по юридическим вопросам здесь присутствуют два адвоката, но я хочу задать только два вопроса. И задал первый:
«Судьи наделены властью. Судьи решают судьбы людей и это большая ответственность. Но кто отвечает за ошибки судей? Кто их контролирует?»
Судья выслушала меня и ответила:
«Судьи это боги».
Тогда я всё понял. Я понял, что мой последний шанс, который я решил использовать, когда начал голодовку в эту секунду перестал быть шансом. Я понял, что больше не могу оставаться в этой стране, и что дорога в Россию мне обеспечена. Поэтому я не стал задавать второго вопроса. Вместо него я извинился. Извинился за то, что если в поисках недостающей суммы в двести евро, которую я физически не могу неоткуда взять, если вдруг в этом моем поиске судья случайно окажется у меня под рукой или ножом, то я не смогу ее защитить. Не смогу защитить перед теми условиями, в которые поставило меня испанское законодательство.
Оба мои адвоката застыли в страхе. А я встал и ушел.
А теперь мне пора заканчивать мою лекцию о корриде. Вам показалось, что коррида это то, что заканчивается смертью? Но вы же забыли о зрителях. Посмотрите, что это происходит там, на трибунах?
С каждым движением и проходом быка, зрители, оценивая его качество поддерживают криками «оле». Они восхищены этим быком, его совершенством, его боевыми качествами, грациозностью, мощью. Снова и снова – Оле!
Эти крики с каждым разом становятся все сильнее и сильнее. И вдруг, то тут, то там, зрители начинают вынимать белые платки, махая ими в сторону президента проведения корриды.
Президент корриды выдерживает паузу для принятия ответственного решения. Он советуется со своими двумя помощниками, напряжение нарастает – все ждут, что же он решит. Все ждут решения – и наконец, он выбрасывает за борт ограждения оранжевый платок.
И публика взрывается еще больше. Индульто! То, о чем можно рассказывать детям и внукам – я присутствовал на корриде, где быку была пожаловано индульто! Помилование! Раз в шестьсот боев, а то и реже, мы видели быка, который оказался совершенным – совершенным зверем, совершенным бойцом, существом без изъянов, близкого к богу! И вот оно – индульто!
Но момент истины, Моменто де Суэрте - все равно должен быть. Матадор кладет шпагу на песок, оставшись с одной мулетой – в эту секунду он совершенно безоружен. И когда бык несется на него, он, имитируя ладонью шпагу, хлопает быка по холке – поздравляю, брат…
В этот момент бык абсолютно точно останется живым - а вот тореро неизвестно…
На этом матадор имеет право закончить свое выступление и увести быка с арены. Но если ты профессионал, если ты истинный тореро ты готов показать за лимитом времени, что выбор публики в решении о помиловании быка было правильным.
Зрители находятся в массовом экстазе. Ради этого и происходит коррида, ради этого и становятся тореро – ради этого момента. Вот в чем смысл, в чем суть корриды, в этом мгновении катарсиса, охватившего всех присутствующих.
И вот когда матадор уводит быка с арены, и тот скрывается в темном коридоре – эмоциональный взрыв и экстаз счастья такой силы, заполняет все пространство, где все обнимаются от переполняющих эмоций. Люды рыдают от счастья от того, что коррида состоялась….
Счастлив и матадор – не смотря на то, что с испанского его профессия переводится как убийца, он смог спасти сегодня это совершенное животное, смог раскрыть его, показать всем, что он достоин того чтобы жить и побеждать. Они сделали это вместе – человек и бык.
Постскриптум.
Не так давно мне пришел ответ из Страстсбургского европейского суда по правам человека. Из суда, который рассматривает такие процессы, где человек выступает против целой страны, против системы. В этом письме сообщается, что верховным судом Страстсбурга мое дело принято к рассмотрению по двум пунктам:
- Грубейшие нарушения судебной системы.
- И
- Нарушение прав человека.
Человека!
А совсем недавно я был в Испании. Тайком я связался с сыном, я хотел увидеться с ним хотя бы издалека, поймать его взгляд и ответить своим по пути в аэропорт.
Мне перезвонила Мари-Кармен:
«Я знаю о вашем договоре, Роман. Ребенок не умеет хранить тайны.
(Пауза)
Но он умеет стоять на своем. Он хочет с тобой встретиться. Он изо всех сил хочет увидеть своего папу»….
Индульто….
ЗАНАВЕС.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |