Танцы на атомной станции 6 страница

- Вот уроды! Тогда бы пристрелили, что ли….. А вообще надо было на себе вытащить – как все нормальные сталкеры делают. Или его сильно покалечило?

- Так, средне. Нога сломана и лицо обожжено было. Короче, он каким-то чудом выполз, хотя локация была дальняя, не помню, какая точно. Где-то за Агропромом, что ли…. Ну, представь себе человека в Зоне без оружия, без снаряги, да ещё и раненого.

- Капец….

- Ну, вот он этими фруктиками и кормился. Потому что тут такая тема – либо по-любому сдохнешь от голода, либо окажется, что всё нормально. Но всё равно, по его словам, его зомби за своего принимали – настолько он плохо выглядел.

- И как он выбрался?

- Да какой-то мужик его подобрал, из самосёлов. Но наш брат сталкер тогда нехило перепугался. Некоторые ни за что не брались малознакомых людей сопровождать. Другие своим отмычкам инструкции писали – в какой ситуации вытаскивать, в какой – пристрелить. Потому что такое издевательство – это может быть там, с той стороны колючей проволоки сойдёт. Но не здесь, не в Зоне. Зона может простить слабость. Но подлость Зона никогда не прощает.

- Ну, а тех, которые этого парня бросили? Их нашли?

- Да они не прятались особо. Обалдели конечно, когда тот чувак, считай, с того света вернулся….

- И что он с ними сделал?

Вин выдержал эффектную паузу, причём я в это время сообразил, наконец, как взять мясо, чтобы дотащить до костра и оголодавших Влада и Гештальта. Перчатки, конечно, в кровище, да пофиг – у меня запасные есть.

- А ничего. В том-то и прикол. Он их не простил – потому что такое не прощается. Но распинать на арматуре и скармливать тушканам тоже не стал. Говорят, взял на какое-то задание, они, понятно, высрали не одну тонну кирпичей. А потом чуть не пинками прогнал их из Зоны. Потому что им здесь не место, мягко говоря.

- Нехилая история, - проговорил я. А в груди снова колыхнулась холодная муть – свободовец Вин явно говорит про события, произошедшие более года назад. Но ведь тогда Зоны в её нынешнем облике просто не было. Или это меня не было в мире, где она была ещё с той душной летней ночи 2006 года. Наверно, я так и не узнаю, как именно Монолит исполнил моё желание. Почему Монолит – ведь его в этот момент ещё не было. Ведь моё желание – это как раз появление Зоны со всеми её ужасами и чудесами, в том числе и с Монолитом. Но как тогда….. Так, сталкер Эдгар, ты же запретил себе об этом думать. Хотел Зону – получи. А как и почему – лучше не заморачивайся. Мозги сломаешь – другие у барыги не купишь.

- Эдгар, о чём задумался?

- О том, что мозги – единственное, что здесь не купишь, - на автопилоте я озвучил мою крайнюю мысль, чем привёл Вина в дикий восторг.

- Ну, ты выдал! Не могу…. А ведь правда – тогда бы любой зомби мог бы купить мозги…. Не, ну бред абсолютный.

- Не, ну где вы ходите? – поинтересовался Влад, когда мы наконец пришли к нашим друзьям. – Ни фига себе, шашлыки намечаются?

- Скорее, гриль, - заявляет Вин, устраивая на еле тлеющем костре решётку. – Пусть пока разогреется.

Свободовец аккуратно нарезает мясо псевдоплоти на ломти толщиной в пару сантиметров и раскладывает на решётке.

- Когда чуть поджарится – надо будет специями посыпать, - поясняет он.

- Специи от лапши сгодятся? – спрашивает Гештальт. – Там, конечно, химии полно….

- Ладно, пойдёт.

Когда мясо, наконец, пожарилось, и мы принялись за еду, я почувствовал, как меня отпускает. Жуткое напряжение, страх, неопределённость – я чувствую даже не облегчение, а скорее, осознаю напряжение, которое меня до этого держало. А сейчас, сижу на природе в самом экзотическом уголке планеты, с друзьями, поедаем свежайшее мясо – с такой золотисто-коричневой корочкой и розовым соком. По идее, его надо запивать качественным вином, а у нас только водка и коньяк. Но всё равно классно.

- Всё-таки здорово здесь, - сказал я.

- Ну а то. Зона – это подарок человечеству. Нужно только уметь им пользоваться, - Вин раскуривает косяк. Сладковатый дым конопли с добавкой мяты смешивается с тонкой горечью тлеющего костра и вместе с ним медленно растворяется в мутных сумерках. Неподалёку раздаётся вой слепых собак – резкий, пронзительный, тянущий за душу.

- Говорят, вой собаки – плохая примета, предвещающая смерть, - тихо говорит Гештальт. - Но только не в Зоне. Здесь смерть повсюду. Она – слишком обыденное явление, чтобы на неё были приметы.

- А вслушайтесь, - Вин затягивается, – в этом вое есть что-то такое, цепляющее….. Это своего рода музыка. К тому же, сейчас мы можем их не опасаться – собаки наверняка предпочтут сожрать туши псевдоплотей, чем связываться со сталкерами. Но всё же следует быть осторожными.

- Это понятно, - говорю я, - но давайте дежурство на ночь распределим.

- Ну, я сейчас лучше спать лягу, - мило улыбается свободовец. – Зато могу ночью встать без проблем. Или хоть на рассвете.

- Тогда сейчас я покараулю, - сказал Влад. – Потом тебя разбужу. А на рассвете – Эдгар с Гештальтом.

- Не доверяешь мне, - Гештальт не спрашивает, а констатирует.

- Нет. Дело не в доверии и не в том, кто к кому относится. Просто те, кто вынес тот лагерь учёных, могли заподозрить, что кто-то ушёл. Мало ли что….

- Но ведь за нами точно нет никакой слежки, - возражает Гештальт.

- В Зоне никогда нельзя быть в чём-то уверенным на 100%, - Влад закуривает очередную сигарету, добавляя в дымовой коктейль нотки табака. Шикарно живём. Это вам не пикник на обочине – это пир на бездорожье.

- Влад прав. Это всё правда, - сказал Вин. - Есть приборы, которые ловят сигнал ПДА на дистанции до 20 километров. Это, конечно, паранойя, но лучше перестраховаться чем недостраховаться.

- Ты прав, - видно, что Гештальт согласилась не просто потому, что не хочет спорить. Ей действительно не по себе.

- К тому же, - продолжает Влад, поигрывая зажигалкой «Зиппо», - дежурство на рассвете – самое тяжёлое. Собачья вахта. Так что будешь забивать мозги Эдгару, чтобы он не уснул. Он же не любит рано вставать.

- Договорились.

Мы устраиваемся на ночлег, Влад подбрасывает ветки в костёр. Они трещат, а в воздухе появляется какой-то новый запах. Он этого буйства дымового ассортимента слегка кружится голова.

- Дай затянуться, - попросил я Вина.

- Да, пожалуйста. Только неглубоко, а то с непривычки-то….

Я затянулся косяком. Странное чувство – словно и без того низкое небо приблизилось, качнулось – и снова встало на своё место, равнодушно взирая на странных существ, добровольно отравляющих себя всеми доступными способами.

- Давайте спать. Час ночи уже. А в Зоне спать до обеда не получается, сами знаете, - Гештальт справилась со своим навороченным спальником и улеглась ближе к костру. Я рядом, а с другого бока лёг Вин. Ночь тёплая, поэтому я просто расстелил туристический коврик и накинул на плечи куртку, а Вин завернулся в фирменное свободовское одеяло – зелёное и с эмблемой группировки.

- Клёвое, - сказал я.

- Ну а то, - пробормотал свободовец. Он добавил ещё что-то про умелых техников, но я уже провалился в сон. Сон в Зоне – странное пограничное состояние, когда ты спишь, и в то же время ловишь все звуки и шорохи вокруг – от мирного сопения товарища под боком до воя слепых псов и визга псевдособак, грызущих добычу.

Ветер. Просто движение воздуха над землёй – над бесконечной пустой, выжженной степью. Ни одной травинки, но почему-то сильно пахнет мятой. Меня нет. Я растворился в этой пустоте. Или нет – я стал абстрактной материальной точкой, наблюдателем из задачи по физике. За кем я наблюдаю? Или за чем? Ровная серая степь. Низкие серые тучи с огромной скоростью проносятся над ней. Нет даже теней – их просто нечему отбрасывать. Зачем же я здесь? Что я забыл в этой пустоте, где только я и мои мысли?

- Эдгар, пришло твоё время.

Как открыть глаза, если они уже открыты? Я лежу на земле, возле костра. По-прежнему пахнет мятой. Лёгкий порыв ветра приносит немного остывающего пепла от костра. Вин, отчаянно зевая и закрывая лицо руками, укладывается, заворачиваясь в зелёное одеяло. Я это видел несколько часов назад. Всё правильно, он уже отдежурил, теперь наша с Гештальтом очередь.

- Спать охота, - жалуется Гештальт. Она достаёт из подсумка влажные салфетки, тени с зеркальцем и кисточку и поправляет макияж.

- Ненавижу рано вставать. Вообще ненавижу утро. Хотя сейчас даже не утро – безразличная предрассветная тьма, - сказал я, - подбрасывая в костёр пару веток и несколько стеблей чёрной полыни (это тот самый чернобыльник). – А я заметил, те немногие девушки, что всё же есть в Зоне, либо вообще не красятся и в принципе выглядят несколько мужиковато, либо делают такой чёткий макияж, в панк стиле.

- Тебе как больше нравится? – интересуется девушка-наёмник.

- Второе, - ухмыляюсь я. – Как у тебя. Мне нравятся глаза, сильно подведённые тёмным.

- Спасибо.

В кустах что-то зашуршало. Мы одновременно нацелили туда стволы. Раздался топот, что-то загремело, я уже готов был выстрелить – но из зарослей вылез ёжик.

- Офигеть, - выдохнула Гештальт. – Такой маленький зверёк, а сколько грохоту. Он опасный?

- Вроде нет, - ответил я, опуская ствол. – Это ёжик. Ёжики, как вороны и кошки, не мутировали. Ты разве никогда раньше их не видела?

- Я диких животных вообще увидела только здесь. До этого – только на картинках. Помню, меня поразило, что здесь собаки бегают сами по себе – без хозяев и поводков. И что они могут быть опасны.

Ёжик повёл носом, принюхиваясь, недовольно фыркнул и потопал прочь. Обогнув «электру», он нырнул в заросли ежевики и, неимоверно грохоча, углубился в сторону леса.

- Говоришь, раньше диких собак не видела, - задумчиво сказал я. – Откуда же ты? Где ты раньше жила?

- Сейчас расскажу. Только по порядку, окей? Как раз я сейчас вспомнила, - Гештальт подбросила ещё досок в костёр, - как я убила человека первый раз. – Рассказать?

Я молча кивнул. Хочет человек выговориться – пусть. Тем более, мне интересно всё, что связано с моими друзьями. А я уже считаю Гештальта моим другом? В Зоне вообще быстро выстраиваются отношения. Любые.

- Вообще, я из Венеции.

- Ничего себе.… А как тебя занесло?

- Я там родилась. В семье русских эмигрантов. Поэтому и по-русски, сам видишь, говорю чисто. И по-итальянски тоже. Кстати, на английском у меня итальянский акцент.

- Так ты тоже полиглот. А я кроме русского и английского – немецкий и французский знаю. Немецкий – это мой второй родной.

- А, я слышала – у тебя предки….

- Да. Ну, что ты там хотела мне рассказать?

Гештальт помолчала, я, было, решил, что она передумала откровенничать. Но она продолжила

- Я ещё подростком решила, что тихая обывательская жизнь – это не для меня. Венеция – это очень красивый и необычный город. Каналы с водой вместо улиц – поэтому там нет машин, воздух чистый. Не как здесь, конечно, но всё же. Необычная архитектура, всё такое…. Но люди – они везде одинаковы. И живут по одним и тем же принципам. И требования к отдельно взятому человеческому существу везде одинаковы. Сначала учись и слушайся маму с папой, потом работай и слушайся начальника. Заведи семью. И чем старше я становилась, тем сильнее меня тошнило от такой перспективы. А ещё было обидно, что нужно вкалывать всю жизнь, заниматься всякой ерундой – а денег всё равно мало будет. Денег всегда мало, ты же знаешь. Разве что в старости можно будет спокойно пожить.

- Хех, это там, в Италии, может быть спокойная старость. А в России, в Украине – не пенсионеры, а бомжи какие-то. Вкалываешь всю жизнь на государство – а оно потом тебе хрен без масла.

- Вот-вот. Но всегда есть альтернативные пути заработка. И тогда, в 13 лет, мне они казались более лёгкими. Уголовная ответственность в Италии наступает с 16 лет, поэтому 13 – 15-летние подростки – желанные сотрудники определённых организаций.

Рассказ-воспоминание Гештальта разворачивается перед глазами, словно скриптовая сцена. Венеция. Весна. С залива дует холодный, сырой ветер. Он накатывает мокрыми, чуть солоноватыми волнами на город, на причудливо переплетённые улицы с водой вместо мостовых и узкими тротуарами и мостиками, выложенными древним камнем. Ветер проникает под заплесневелую потрескавшуюся штукатурку домов, под одежду прохожих, врезается в лица туристов и в объективы их фотокамер. И почти насквозь пронизывает одинокую человеческую фигурку на крыше одного из домов. С земли этого человека практически не видно – его скрывает фигурный выступ крыши и тарелка спутниковой антенны. Да и серо-синий камуфляж делает своё дело. Но при ближайшем рассмотрении видно, что это – девочка-подросток, неподвижно лежащая на мокрой холодной крыше с Винторезом в руках. Снайперский автомат в руках 13-летней девочки выглядит дико, сюрреалистично, но откуда-то возникает уверенность, что всё идёт правильно – по чьёму-то очень правильному плану.

Улица, за которой девочка-подросток наблюдает через оптический прицел, абсолютно пуста. Даже туристов не видно. Но вот на ней появляются три человека. В отличие от светловолосого голубоглазого снайпера на крыше, у этих людей обычная для итальянцев внешность – смуглая кожа, тёмные, аккуратно подстриженные волосы. Они гладко выбриты и только у того, кто идёт по центру – тонкие ухоженные усики. И чувствуется, что он главный. Его длинный тёмно-красный кожаный плащ распахнут, открывая элегантный дорогой костюм. Длинный чёрный шарф развевается на ветру. Этот человек спокоен. Его спутники вроде тоже, хотя время от времени то один, то другой внимательно обводит взглядом окружающее пространство.

А по телу девочки пробегает дрожь. Не от холода, хотя она уже час лежит на крыше в луже холодной дождевой воды.

Голова мужчины в кожаном плаще попадает в перекрестье прицела. Подросток плавно жмёт на спуск. Брызги крови и мозгов перечёркивают серый день. Тело уважаемого человека, владельца сети сувенирных магазинов валится на мокрый тротуар. Две пары обалдевших глаз жадно ищут – откуда? Откуда прилетела смерть и забрала их босса? И как, как такое могло произойти? Расслабились. Упустили. Не уберегли.

Уползая к люку, ведущему с крыши на чердак, девочка-снайпер чувствует, почти видит эмоции охранников. Удивление. Чувство вины. Страх. Ярость. Найти виновного и разорвать на части. Снова страх. Непонимание происходящего. Это же не Чикаго, не Сицилия. Нанимать снайпера, чтобы устранить среднего венецианского бизнесмена? Бред какой-то. Но бред реальный, случившийся.

А её собственные эмоции? Эмоции 13-летней девочки, застрелившей человека по заказу?

Волнение позади. Теперь спрятать Винторез в тайник на чердаке и переодеть куртку. Штаны можно оставить эти же – мало ли подростков ходит в камуфляжных штанах? Удовлетворение. Всё сделала правильно, аккуратно. Её наставник Костя-Кастанеда – тоже этнически русский – будет доволен. Многочасовые тренировки не прошли даром. Хотя самой Гештальту снайперская стрельба кажется не таким уж сложным делом – из засады по ничего не подозревающей жертве. Это вам не перестрелка с чеченами в горах, не рукопашная схватка, о которых иногда рассказывает Костя – ветеран двух кавказских войн. Человек, который защищал свою страну, и которому эта страна ничего не дала – кроме девяти лет тюрьмы за то, что он делал и на войне – за защиту своего народа от ублюдков. Оказывается, убивать можно только от имени государства. А когда делаешь это по своей инициативе, защищая пусть незнакомого, но своего – точнее, свою – это, оказывается, преступление. Ни Костя-Кастанеда, ни Гештальт не понимали этой вымороченной логики. Именно поэтому оба они работали на дона Альено.

Дон Альено заплатит за выполненную работу. Первые самостоятельно заработанные деньги. Классно. И ещё один факт приятно грел Гештальта, когда она шла по залитой дождём улице. В последний миг своей жизни его жертва думала о ней. Конечно, этот человек не знал, кто его убил. Он даже не увидел, откуда стреляли. Но последняя мысль угасающего сознания была именно об этом – кто и за что? И Гештальт поняла, что так всегда – что бы ни говорили про жизнь, проносящуюся перед глазами, про всякие нелепые мелочи типа «я же свет в туалете не выключил» - умирая насильственной смертью, человек думает только о своём убийце.

- А что потом? – спросил я, сминая банку из-под энергетика и бросая её в «электру». Аномалия зашипела и выплюнула пучок синих молний. – Как ты оказалась здесь, в Зоне?

- Почти 3 года я работала на дона Альено. Выполняла разные задания – не только убийства. А потом, однажды утром, серым венецианским утром, пришёл Костя. И он сказал, что на дона облава, все члены Семьи в розыске. Он предложил бежать за границу – у него бабушка в Киеве. Конечно, я согласилась. Мы сидели в моей комнате, я полусонная, в пижаме…. Родичи как-то спокойно относились к Косте – считали его моим другом и вообще были уверены, что общение со взрослым человеком пойдёт мне на пользу. – Девушка-наёмник ухмыляется, глядя на розовое небо, готовое принять первые лучи солнца. – Действительно, он многому меня научил. Не только в боевых искусствах. Ну, ты понял. Короче, мы умудрились по поддельным документам пробраться сюда. Потом…. Долго объяснять, короче, мы работали по прежнему профилю. Потом мне предложили стать наёмником в Зоне. Точнее, сначала предложили нам. Но Костя…. В общем, один из заказов оказался нам не по зубам. Объект сопротивлялся, да так…. Его увезли в больницу, а Костя умер на моих руках. Я снова оказалась в розыске – так что путь был только один – в Зону. Последнее убежище. Она улыбнулась, глотая невыплаканные слёзы.

Мы помолчали. Потом я почувствовал странную энергию, исходящую от Гештальта.

- Эдгар, - неуверенно сказала она. – Ты мне очень понравился, ещё в баре. Ну, не только по разговору…. И помнишь наш разговор об интиме?

- Помню, конечно. Ты мне тоже очень нравишься, - я придвинулся ближе. – А знаешь, говорят, небольшие дозы радиации повышают сексуальное влечение.

- Да и обстановка здесь расслабляющая, - ответила Гештальт. – В Припяти, конечно, ещё лучше, но и здесь очень атмосферно.

Девушка-наёмник перевернулась на спину и начала расстёгивать бронежилет. Я помог ей. Затем стянул с неё комбинезон и чёрные хлопковые трусики. Взглянул на набухшие розовые соски, выступающие рёбра, впалый живот, ниже всё выбрито. Я начинаю раздеваться, но Гештальт меня останавливает

- Не надо. Только молнию внизу расстегни. Меня дико возбуждают сталкерские шмотки, тем более, на твоей прекрасной фигуре.

- Спасибо, - я провёл языком по её шее, между грудей, опустился ниже и начал интенсивно работать языком. Судя по непроизвольным движениям Гештальта, я всё делаю правильно. Затем мы устроились в позу «69», и она тоже доставила мне удовольствие. После занялись «по-взрослому» и это было восхитительно. Я мельком подумал, что если Влад сейчас проснётся и увидит нас – нам обоим не жить. Но это только придало остроту моим чувствам.

- Слушай, Эдгар, я ещё на Большой Земле слышала, что многие девушки не любят глотать сперму. Интересно, почему?

- Без понятия, - ответил я. Мы уже привели шмотки в порядок и просто валяемся рядом на траве, глядя на покосившиеся антенны Выжигателя Мозгов. – Но вообще сперма – штука полезная. Из неё делают мазь от ожогов.

- А мне нравится её запах. Особенно твой. Он у каждого мужчины – свой. Как и выделения у девушек. У меня, кроме Кости, было три парня – два одиночки и один из «Долга». Но он хороший. И ещё, - она смутилась, - с девушкой у меня тоже было. Было классно. Она тоже сталкер-одиночка. Ты как к таким вещам?

- Нормально. Любовь прекрасна во всех видах. А секс – не грех, а метод общения. Я и к гомикам спокойно отношусь. Такие же люди. Но у меня самого мужиков не было. Хотя обнять друга от избытка эмоций – это запросто. Наверно, я тоже бисексуал. Впрочем, не знаю.

- Забавно. А у тебя было много девушек?

- Нет, не очень. По пальцам одной руки посчитать можно. Причём у меня синдром романтика.

- Это как?

- Влюблённостей больше, чем половых связей. Не знаю, плохо это или хорошо.

- Это просто твоё отношение к сексу. Оно не может быть хорошим или плохим.

- Тоже любишь Ницше?

- Костя его очень любил.

Странно, я не ощущаю ревности. Да имею ли я на неё право? Итальянский киллер украинского происхождения Костя по кличке Кастанеда навсегда останется в её жизни самым главным человеком. Ну, родители, понятно – они дали эту жизнь, какой бы она не была. А вот из тех, кого она встретила в этой жизни – Костя всегда будет на первом месте. И это правильно. А я – я буду рад, если войду в первую десятку её внутреннего рейтинга. Или хоть в двадцатку.

- Фридрих Ницше и Карлос Кастанеда, - сказала Гештальт. – Это были два его любимых философа.

- Интересное сочетание, - ответил я, подбрасывая веток в костёр. – Ницше я знаю хорошо, а Кастанеду – поверхностно. Читал его «Учение Дона Хуана» сто лет назад. Помню про кактусы и ворон.

- Между прочим, Кастанеда тоже писал о сталкерах.

- Любопытно.

- Угу. По его трактовке, сталкер – этот тот, кто находит решение любой проблемы и выход из любой ситуации. Универсальный проводник.

- Классно. Хотелось бы быть таким.

ТАНЦЫ С СЕКТАНТАМИ

Больше всего мне хочется спать. Ненавижу утро. Ненавижу рано вставать. Вот так всегда – стоит Владу принять какое-либо решение самому – всё летит псевдособаке под хвост. Хотя, с другой стороны, с Гештальтом потрясающе получилось. Я ловлю её взгляд. Она слегка улыбается.

Вин, как обычно, идёт первым, я за ним, следом Гештальт. Влад замыкает.

Анархист замирает на месте. Поднимает руку, чтобы бросить болт, и замирает. Нерешительно крутит болт в пальцах.

- Назад, - шепчет анархист сквозь зубы, - все назад.

Мы отступаем на три или четыре метра. Вин быстро пятится к нам, замирает, прижавшись ко мне спиной. Затем отходит вправо и жестом показывает идти за ним. Мы обходим по широкой дуге абсолютно нормальный на вид участок, проходим, в нарушение примет, между двумя отдельно стоящими соснами, и возвращаемся на обочину асфальтовой дороги. Вин тяжело дышит. И в этот момент на том участке, что мы обошли, с рёвом поднимается столб пламени. Мы оборачиваемся и смотрим на широкий столб ослепительного чёрного пламени. Чёрный огонь, кошмарно яркий, от него больно глазам, но мы продолжаем смотреть, как заворожённые. Через минуту всё стихло. Чудовищное явление поглотило довольно большой кусок дороги и по бокам где-то метра два пространства – всё провалилось в чёрную дымящуюся яму.

Гештальт выругалась матом. По-другому это вряд ли можно прокомментировать. Зрелище просто кошмарное, и мой разум никак не может подобрать ему мало-мальски приличное объяснение. Нетипичная «жарка»? Слишком нетипичная. Прорыв материи из другого мира? Что же за мир такой…. Не понимаю. А непонятное страшнее всего.

Вин привалился к бугристому стволу сосны, прикрыв глаза.

- Ты в порядке? – я подошёл к нему.

- Немає. Я не уявляю, що це таке, - Вин тяжело дышит. От волнения он перешёл на родную мову. И я ощутил резкий, чуть сладковатый запах его пота. Насколько я помню, такое с ним было только один раз – когда мы вдвоём удирали от квада долговцев, чуть не попали под Выброс и пережидали его в одном подвале с контролёром и его собакой и зомби. Незабываемое приключение.

- Спочатку мені просто це місце не сподобалося. Ну, так буває, наприклад, коли аномалія слабка і її оком не видно. Але коли я хотів кинути болт, - продолжает Вин, - перед очима таке прямо море вогню, тільки чорного. Але це був саме вогонь. І я в ньому - як сірник згораю. Жах нелюдський. І ось як воно все вийшло. Ми зараз це бачили. Хто-небудь, киньте в мережу повідомлення про цю жахливу аномалії - в мене сил немає.

Вин вытащил фляжку, судорожно свинтил колпачок и сделал несколько жадных глотков. Протянул мне. Я тоже выпил. Коньяк мягко прокатился по глотке и комом упал в пустой желудок. Хорошо, что мы не позавтракали. Стошнило бы на раз, это точно. Зато сейчас, после спиртного, можно и даже нужно будет нормально поесть, когда нервы успокоятся.

- Блін, пліч коле, - Вин прижал ладонь к левому боку. – Серце снову, чи що….

Анархист достал пузырёк с валерьянкой, сыпанул на ладонь с десяток мелких зелёных таблеток, заглотил и снова запил коньяком.

- Снова привал? Сколько можно, - Владу как будто без разницы, что мы только что пережили, - Мы хоть километр прошли?

- Расслабься, - осадила его Гештальт. – Если с тобой всё в порядке – доставай чипсы и колбасу. Поешь, может, подобреешь.

А я, тем временем, заинтересовался грузовиком, брошенным здесь, видимо, ещё в 1986 году. Он почти не ржавый, дозиметр рядом с ним начал нервно потрескивать, а под днищем я заметил синие вспышки статического электричества. Все эти признаки указывают, что здесь долгое время была «электра». Сейчас аномалия почти выдохлась. А это значит, что можно найти что-нибудь полезное. Распространённый «бенгальский огонь» можно взять и с активной «электры», а вот элитные «вспышка» и «лунный свет» - это посмертный подарок умирающей аномалии. Есть гипотеза, что аномалии – это такая форма жизни. Они рождаются, живут, питаются неосторожными сталкерами и зверями, рождают артефакты и умирают, чаще всего, от Выброса, но могут и без видимых для нас причин.

Действительно, на изодранном, облезлом переднем сиденье я увидел мерцающий полупрозрачный голубоватый шарик. «Лунный свет» - самый редкий и дорогой из электрических артов. Он реально похож на обычный «лунный камень» - полудрагоценный минерал, из которого на Большой Земле делают украшения. Но «лунный свет» намного красивее и круче – он повышает выносливость организма, оказывает общеукрепляющее действие, особенно на сердечно-сосудистую систему. Именно это и нужно сейчас. Стекло на двери грузовика давно выбито – я перегнулся через проём и взял артефакт. Он приятно холодит кончики пальцев, а по спине пробегает лёгкий озноб. Но я его использую не для себя.

Я возвращаюсь к товарищам, подхожу к Вину. Вид у анархиста по-прежнему нездоровый.

- Держи, друг, - я протягиваю ему «лунный свет».

- Це ж дуже дорогий артефакт. Не шкода?

- Для друга – не жалко, - уверенно говорю я.

- Дякую, - Вин взял арт.

- Давай лучше под свитер, - я достал один из заранее заготовленных для таких целей бинтов с плетёными кармашками, положил в него «лунный свет» и надел Вину на шею, как кулон.

- Эй, что это тут у вас, - Влад подошёл, жуя бутерброд с колбасой. – Эдгар, ты нашёл «лунный свет»?

- Ну, да, - я напрягся. Что на этот раз Владу не нравится?

- Помнишь, мы же договорились делить поровну весь хабар. На тебе уже три арта, так что этот – мой.

- Влад, ты что, не видишь? Я его отдал Вину, у него сердечный приступ.

- И чё? Он сначала вечером травы накурился, потом водкой догнался, а с утра энергетика пол-литровую банку выдул, может, ещё и колёса какие. Сам виноват. А мне, может, тоже плохо. Дай мне.

- Нет, Влад. Я поднимаюсь и смотрю ему в глаза – такие же холодные и безжалостные, как молнии «электры». Впрочем, у меня самого глаза такие же, если не жёстче. Я-то народу замочил намного больше. Коньяк без закуси слегка врезал мне по мозгам, и я боюсь сказать лишнее, но и уступать не собираюсь. – «Лунный свет» нашёл я. Это мой хабар. Я могу им распорядиться, как пожелаю. Я его отдал моему другу, потому что этот артефакт ему сейчас необходим. Сейчас это лекарство, а не деньги, - мне очень хочется врезать Владу по физиономии, но я знаю, что с человеком, к которому я хоть раз применил насилие, я уже не смогу общаться.

- Влад, - продолжаю я, как можно спокойнее, - ты почти не собираешь ничего. Берёшь хабар, только когда он сам лезет в руки.

- И чё дальше? Я музыкант и актёр, прежде всего, я живу музыкой, а не собирательством.

- Значит, так, - я уже едва сдерживаюсь. – Коммунизма не получилось. Теперь у нас с тобой хабар по отдельности. Что найду я – моё. Что возьмёшь ты – твоё. Понятно?

- Ладно, - Влад махнул рукой. – Мне спорить надоело.

- Наконец-то, - выдохнул я. И повернулся к анархисту, - Как ты?

- Мне лучше намного, - ответил анархист, снова перейдя на русский. - Ещё бы Влад не буянил….

- Не переживай из-за него, - я посмотрел на Вина. Ему реально лучше. Синюшные губы слегка порозовели, ногти тоже приобрели нормальный цвет [при сердечном приступе они тоже синеют], дыхание нормализовалось. Я проверил его пульс – частый, но не чаще моего. Хорошо.

- Я думаю, нам нужно двигаться дальше, - сказал Вин, сверившись с ПДА. – Дальше могут встретиться монолитовцы – а это опасный противник. Да, пиплы, тут Мракодел спрашивает, как мы назовём новую аномалию. Есть идеи?

- Сайлент Хилл, - не задумываясь, ответил я. – И если кто её будет исследовать – пусть проверят на пси-поле. Возможно, от неё есть излучение.

Мы прошли полкилометра, как вдруг громко заиграл ПДА Влада.

- Ты что творишь – на вибрацию поставь! – проорал я шёпотом, снимая «Вал» с предохранителя. На экране четыре красные точки. Неужели монолитовцы – и что им на ЧАЭС не сидится. Я сегодня вообще поем или нет?

- Старший лейтенант Черненко, - на дорогу вышел высокий человек в броне «Химера» [более совершенная модель, пришедшая на смену «Скату»]. За ним, словно тени, выскользнули трое и взяли нас в кольцо. Мы быстро убрали стволы. – Назовите себя и предъявите ваши документы.

- На фига вам подорожная – вы же неграмотны, - прошептал Вин, доставая из разгрузки какие-то бумаги в пластиковой папке. Он протянул их военному сталкеру и чётко произнёс: Внештатные сотрудники научной лаборатории «Янтарь» по исследованию Чернобыльской Зоны. Отдел по изучению пси-поля. Наши личные данные в бумагах, там фотографии, можете проверить.

Дата добавления: 2015-09-29