и его крышка откидывается с мелодичным звоном, как у музыкальной шкатулки с
драгоценностями, обнажая скрытые доселе внутренности.
-- Ну, где мои драго-ценности? -- Седайко Стюмчик строго окидывает
суровым взором трепещущие органы помойки. Вооружившись одноразовым
деревянным шпателем Седайко Стюмчик опирается животом о металлический
уголок, опоясывающий верхний периметр мусорного бака, не обращая внимания на
голубиное говно, обломки ампул, талоны на посещение врача и прочее дерьмо,
которое к нему прилипло.
-- Скажите "А-а-а!" -- Приказывает Седайко Стюмчик, и помойка послушно
издает требуемый звук. Седайко Стюмчик немедленно отжимает язык контейнера и
погружается в него по пояс.
Сторонний наблюдетель видит лишь болтающиеся в воздухе ноги Седайко
Стюмчика и его тощую жопу, служащую отпугивающим маяком для других охотников
за терками.
Глаз Седайко Стюмчика моментально классифицирует все находящиеся в его
поле зрения комочки бумаги: это талон, еще талон, это анализ мощи икала, а
это -- терка!
Подавляя тремор, пальцы разворачивают терку. А она распадается на
несколько не подлежащих соединению кусочков.
-- Рвач. -- Констатирует Седайко Стюмчик. Он разглядывает личнуху на
бывшей мазовой терке и выясняет, что рвачем в этой полукаличной работает
некий терапевт Головко.
Рвачи -- личные враги наркоманов. Вместо того, чтобы пачками спускать
терки в мусорные ведра, они с особым ожесточением рвут их на мелкие кусочки.
Многие из них специально дежурят у окон полукаличной, выходящих на мусорку.
Им доставляет наслаждение смотреть на венораздирающие картины, когда торчок
вытаскивает рецепт, разворачивает... И падает, захлебываясь в слезах и
соплях жалости к неповинной терке. А рвач, злорадно потирает рученки, все в
бумажном крошиве от покойных рецептов и вызывает мусоров, чтобы те свинтили
любителя рыться в помойках.
-- Козел. -- Кулак Седайко Стюмчика дотягивается сквозь стекла, этажи и
перекрытия полукаличной и впивается в яйца рвача Головко. Рвач Головко
теряет ошметки человеческого сознания и реинкарнируется в фен для завивки
лобковых волос, не успев прозвониться к стремному полису.
А Седайко Стюмчик продолжает миссию спасения терок.
Следующая терка аккуратно сложена кульком. Ее недра высыпают сигаретный
пепел и бычок со следами губной помады. По центру красуется выжженная
гаснущим окрурком рваная дыра. С личной печати ехидно ухмыляется врач
Игнатова.
-- Сука.
Наконец Седайко Стюмчику везет. Развернутая терка радует глаз всеми
тремя колотухами. Она сияет девственной белизной, лишь на месте фамилии
больного написано несколько букв. Они совпадают с началом фамилии врача на
личной печати.
-- Предчувствия меня не обманули! -- Торжествует Седайко Стюмчик. Он
начинает методично перекапывать внутренности помойки, не обращая внимания на
ее понурое рычание и попытки сблевнуть. Струны с контролем, порожние стекла,
фантики от лекарств кружатся в мощной воронке, закрученной Седайко
Стюмчиком. А сам он, как хамелеон, готов в любой момент выстрелить своим
липким языком, чтобы на его кончике затрепетала свежевыловленная терка.
Среди бумажных волн выплывает пятикубовый баян. Он тоже оприходован
недреманым оком Седайко Стюмчика.
Наконец, все в помойке перевернуто вверх дном. Каждый клочек бумаги по
нескольку раз просканирован и просвечен рентгеном и инфразвуком. Больше
здесь терок нет. Зато карманы Седайко Стюмчика полны этих мятых
прямоугольников.
Он вылезает из помойки. Та, радуясь, что закончились ее мучения, смачно
всхлипывает. В нее возвращаются уцелевшие постояльцы и продолжают вить
гнезда, рыть ходы, переваривать жратву и раскармливать матку, которая
разрешается от бремени свеженькими скомканными терками.
Но Седайко Стюмчика это уже не интересует. Присев на бордюр, он
перебирает и раскладывает обретенное богатство.
-- Безмазняк... Безмазняк... -- Ругает он полностью заполненные бланки.
Те ежатся от стыда и сгорают, оставляя на пальцах Седайко Стюмчика полоски
фиолетовой копоти.
-- А эту потаскушку можно отмыть...
Эта терка заполнена черными чернилами, которые, как многократно
проверял Седайко Стюмчик, можно смыть под проточной водой. Потаскушка
лыбится и отправляется в бездонный карман джинсов Седайко Стюмчика, не
подозревая о пытках, которые ей предстоит испытать до той поры, пока она не
ляжет на стол фармацевта.
-- Классная терка!..
Как такие красавицы попадаят в мусорные баки, остается для Седайко
Стюмчика неразрешимой загадкой врачебного мышления. На рецепте нет надписей.
На нем проставлены все печати. Он даже не смят! Он сияет своей
девственностью, выставляя ее напоказ, как невеста-рабыня. Седайко Стюмчик
покорен. Он очарован магической притягательностью белого пространства. Не в
силах терпеть, наркоман расстегивает молнию на джинсах и обнажает синюшный
пенис.
Терка извивается в пальцах Седайко Стюмчика. Ей, как настоящей целке,
хочтся поскорее лишиться того, что отличает ее от полноценнных товарок. Но
Седайко Стюмчик не таков, он стремиться продлить удовольствие дефлорации.
Стюмчиков хуй елозит по терке, обвивая ее жилистыми кольцами. Стюмчиков хуй
позволяет вылизывать себя, позволяет валяться у него в ногах, позволяет
удовлетворять все мазохистские комплексы.
Но вот... Вот... Вот!.. Оргазм!!!...
Молофья брызжет во все стороны света и тьмы! Терка подставляет себя под
эти жаркие потоки. Она плавает в них, наслаждаясь своим падением, ведь
теперь она настоящая! Теперь на ней есть подтеки спермы, сложившиеся в
странные загогулины. Rp. Sol.Solutani 50,0 D.t.d. N 2 in flac. S. По 30-40
кап. 3 р/д.
Седайко Стюмчик с гордостью смотрит на свое произведение:
-- С такой ништячной теркой не отдибят!
На кармане осталась еще целая стопа рецептов. Им не так повезло, их
процент мазовости ниже. Но нет причин тревожиться: когда Седайко Стюмчик
отоварит свою любимицу, дойдет очередь и до них...
Малышня.
Они были сущие дети. Мальчик и девочка, с которыми Навотно Стоечко
познакомился на Птичке.
В тот день Навотно Стоечко был слегка на мели, прайсов на банку салюта
у барыги не хватало, поэтому он затарился тефой. В тот же момент к пушеру
подошли двое детишек. Пока мальчик торговался насчет пары банок салюта,
девочка пристально разглядывала Навотно Стоечко, который распихивал по
карманам упаковки тефика.
Навотно Стоечко пошел к выходу. Но трамвайной остановке его догнала эта
парочка.
-- Ты из тефы варишь? -- В лоб спросил мальчик.
-- А вы не молоды торчать? -- В свою очередь полюбопытствовал Навотно
Стоечко.
-- В самый раз. -- Уверенно ответила девочка. -- Нам уже по
шестнадцать!
-- Так про тефу? -- Не унимался мальчик.
-- Ну. -- Утвердительно кивнул Навотно Стоечко.
-- А не научите? -- Попросили мальчик и девочка хором.
Навотно Стоечко пристально посмотрел на детишек. Если уж они начали
торчать, ничего их не остановит... В любом случае они узнают способ варки из
тефы. Так что нет никакой разницы, кто конкретно их этому научит.
-- Три четверти готового. Плюс Стендаль. -- Сказал свою цену Навотно
Стоечко.
Дети переглянулись, явно чего-то непросекая.
-- У нас Стендаля только одна книжка... -- Робко сказала девочка. -- И
то мамина.
-- Как называется? -- Ухмыльнулся Навотно Стокчко.
-- "Красное и черное"...
-- Вот-вот. Их, родимых.
-- А-а-а! -- Понял мальчик, -- Компоненты!
-- Мы согласны. -- Ответила девочка сразу за двоих, пока мальчик
прикидывл, не будет ли слишком большим расточительством делиться не только
винтом, но и ингредиентами для его изготовления.
-- Хорошо. -- Медленно проговорил Навотно Стоечко и закусив нижнюю губу
еще раз с ног до головы оглядел детей. -- Для варки из салюта все есть?
-- Все. -- Сказал мальчик, кивнув в подтверждение своим словам.
-- Для тефы нужен еще ацетон. Литр. Хороший, беводный. Да и самой тефы
пачек двадцать...
-- Я сейчас куплю. -- Радосто воскликнул мальчик и убежал.
Навотно Стоечко остался с девочкой наедине. Девочка стояла и ковыряла
асфальт носком бело-розовой кроссовки. Да и вся девчушка была какая-то
бело-розовая.
-- Он тебе кто? -- После недолгого молчания Навотно Стоечко не выдержал
неизвестности и решил узнать ответ на терзающий его вопрос.
-- Да, так... -- Неопределенно пожала плечами девочка, -- Сосед...
-- А на раскумарке ты давно?
Девочка снизу вверх посмотрела на Навотно Стоечко, словно оценивая ей
одной ведомые критерии. И, видимо решив, что можно и ответить, равнодушно
сказала:
-- Год.
-- Интересно, -- Подумал вслух Навотно Стоечко, -- Кто ж тебя на иглу
посадил? -- Он не ожидал ответа, но девочка скупо проронила:
-- Он.
И отвернулась.
После наскольких минут тягостного молчания прибежал мальчик:
-- Все в порядке. -- Прокричал он еще издали. -- Поехали.
Пока добирались на место, никто не сказал на слова. Лишь поднявшись в
квартиру, Навотно Стоечко нарушил молчание:
-- Хата не стреманая?
-- Нет.- Твердо ответил мальчик. -- Мама с сестрой на даче, до конца
лета они не появятся.
-- Так. -- Вздохнул Навотно Стоечко. -- Сегодня здесь командую я.
Возражений нет?
Возражений не было.
-- Ты. -- Навотно Стоечко повернулся к девочке. -- Сваргань хавчик.
Чаек-буек, там, перекусить. А ты, -- Указал он пальцем на мальчика,- Будешь
мне помогать.
Пока девочка возилась у плиты, Навотно Стоечко расстелил на кухонном
столегазату и высыпал туда свои пачки тефы. Мальчик присоединил свои.
-- Чтобы все получилось ништяк, -- Начал свою лекцию с демонстрацией
Навотно Стоечко,- Колеса тефы надо растольчь в пыль. Для этого может
послужить молоток, -- это чисто физический метод -, мясорубка или кофемолка.
Но от тефы у кофемолки летят ножи, мясорубкой долго и неприятно, а от
молотка много грохота. Поэтому мы будем действовать чем? Правильно. Скалкой.
Раскатывая разложенные между двумя газетами колеса, мальчик потел,
краснел от натуги, а Навотно Стоечко просеивал через тонкое сито
получающийся порошок и возвращал мальчику недостаточно мелкую крошку. В
процессе работы они перекусили и, вскоре, девочка начала подменять уставшего
мальчика.
Получившуюся пыть Навотно Стоечко собственноручно засыпал в
двухлиттровую бытыль из-под Пепси:
-- Теперь один из тонких моментов. Просто заливать водой нельзя. Вместе
с водой полезет много бутора. Делаем так. Кубов тридцать кипячонки, в нее,
из расчета гранула на пачку тефы, сыплем кон или наон. И медленно заливаем,
постоянно перетряхивая.
Эту стадию работы Навотно Стоечко решил сделать сам. Он тряс бутыль,
доливая в нее раствор кона, пока внутри не образовался один слипшийся комок,
вобравший в себя весь порошок.
-- Сейчас, как обычо. Тягу и отбивать.
Это уже делали, меняясь, мальчик с девочкой. Навотно Стоечко в это
время готоил баню.
Через полчаса он сказал:
-- Хватит, пожалуй.
Мути дали отстояться. Тягу отделили и Навотно Стоечко, не жалея, залил
туда солянку.
Сперва ничего не происходило и он стал ловить на себе недоуменные
взгляды детей. Но потом вдруг на дне тяги стало образовываться фиолетовое
озерцо.
Удивленные странным цветом, дети полюбопытствовали:
-- Это то, что надо?
-- Ага. Это смесь джефа и сахара.
Фиолетовый раствор поставили на баню и он стал выпариваться, постепенно
меняя свой цвет и становясь коричневым. Навотно Стоечко дождался пока
жидкость совсем не загустеет, превратившись в тягучую массу, похожую на
карамель.
-- Теперь это остудить. И ацетоном. Он растворит все, кроме джефа.
На эту операцию ушло еще минут двадцать, но вскоре перед детьми
появилась горка сверкающих кристаллов.
-- Надо же... -- Прошептал мальчик. -- Так просто...
-- Ты посмотри, -- Возразила девочка, -- Сколько мы с этим возились.
Три часа!
-- И еще часок добавь на варку. -- Добавил Навотно Стоечко.
Мальчик присвистнул.
Взвесив порох, Навотно Стоечко убедился, что с первого раза выбилось
почти все. Пороха было почти три грамма. Отделив себе сушняк, эквивалентный
его доле тефы, Навотно Стоечко занялся варкой винта. Дети это умели и им
стало неинтересно. Они ушли в комнату и включили, как определил Навотно
Стоечко, "Ногу Свело".
Винт сготовился достаточно быстро. Забодяжив масло, Навотно Стоечко не
забыл отщелочить для себя Стендаля. Отлив себе пятнадцать кубов, остальные
пять Навотно Стоечко, под бесконечное "Ремемба Хара Мамбуру!", отнес детям.
-- Ой, как хорошо! -- Обрадовалась девочка. Навотно Стоечко в этот
момент пристяльно оглядывал обстановку, пытаясь определить, чем занимались
дети в его отсутствие.
-- А ты нас вмажешь? -- Попросил мальчик.
-- А вы сами не умеете, что ли?
-- Умеем. -- Подтвердила девочка. -- Но не с первого раза.
-- Ну... -- Нахмурился Навотно Стоечко. -- Придется тогда здесь
зависнуть.
-- Да зависай, конечно. -- Затараторили детишки. -- Ты не помешаешь.
Здесь такие тусовки бывают!..
-- Вам по сколько вмазать?
-- По единичке, конечно...
И Навотно Стоечко пошел щелочить. Когда он вернулся с тройкой
заряженных баянов, девочка возилась у магнитофона:
-- Хочешь нашего приятеля послушать? Он сам песни сочиняет и поет под
гитару.
И девочка нажала на play.
Навотно Стоечко прослушал тогда эту песню раз пять. Но текст был
настолько примитивен, что ему не запомнилось практически ничего, кроме двух
поэтических шедевров:
"...в вену себе колешься гадостью плохой..."
и "...что же ты наделал-то, дибильный ты дурак!.."
-- Правда, классно? -- Млела от восторга девочка, пока Навотно Стоечко
устраивал перетягу.
-- Теперь тишина! -- Приказал Навотно Стоечко и начал искать место для
вмазки. Вскоре винт пошел в кровь. Приход оказался мягким, почти незаметным,
он шел несколькими волнами, одна сильнее другой, и тяга от него была тоже
сильной но ненавязчивой.
С полтыка втрескав детишек, Навоно Стоечко сел в кресло и попытался
расслабиться, целиком отдавшись эйфории.
-- Странный какой винт. -- Сказал мальчик.
-- А ты к какому привык? -- Глумливо проговорил Навотно Стоечко.- Чтобы
хрясть по башке и в аут? Нет, чем винт чище, тем он мягче действует. Так что
я вам, пионерам хай класс заделал, вы его всю жизнь помнить будете!
Девочка погасила верхний свет, зажгла слабенький ночник. Некоторое
время все сидели тихо. А потом Навотно Стоечко услышал странные звуки.
Приоткрыв глаза, так, чтобы со стороны не было заметно, что он смотрит,
Навотно Стоечко увидел непонятную сцену.
Мальчик лежал на спине, майка его была задрана, обнажив детское пузико,
а девочка, склонившись над ним, водила по голой коже какой-то меховой
игрушкой. От кайфа мальчик постанывал, изгибался всем телом и излучал такие
эротические флюиды, что Навотно Стоечко едва сдерживался, чтобы не вскочить
и не начать насиловать всех подряд.
Некоторое время Навотно Стоечко боролся с собой, потом, плюнув на все,
занялся мысленной еблей. Если удастся раскрутить детишек на еблю, прикинул
для себя Навотно Стоечко, то будет маза пристроиться третьим, а то и вовсе
оттереть малолетнего торчка.
И Навотно Стоечко стал внушать девочке мыслеобразы и физические
ощущения от ебания мальчика, а мальчику, соответственно, наоборот, то как бы
хорошо было поебать девочку. Не въезжая в то, что ими пытаются
манипулировать, дети стали более активны. Усилились мальчиковские стоны,
девочкины извивания, но ни один из них не делал никаких поползновений в
сторону промежности партнера.
Отождествившись сразу с обеими детьми, Навотно Стоечко совокуплял их
между собой, но что-то не срабатывало и реальные дети не начинали ебаться.
Девочка продолжела щекотать мальчика меховой игрушкой, Навотно Стоечко
разглядел, наконец, что это был зайчик, а мальчик все извивался и постаныал,
не предпринимая никаких активных действий.
Стало светать. Дети затихли и, видимо, заснули. Сквозь полуприкрытые
глаза Навотно Стоечко видел, как они мирно посапывают. Пытаясь убедить себя,
что все-таки его пригласили для обучения, а не для ебли, Навтно Стоечко
встал и, хромая затекшими ногами, побрел в куню. Там он решил, что за такое
испытание дети должны ему больше. Собрав все компоненты, баяны, весы с
разновесами и пузырьки, Навотно Стоечко погрузил их в свою сумку. Прошмонав
рюкзачок девочки, Навотно Стоечко нашел два пузыря салюта, которые тоже
отмел в свою пользу, и кошелек, набитый червонцами. Честно располовинив
денежки, Навотно Стоечко вспомнил еще об одной вещи. Он слил в свой пузырь
остатки винта, который хотел оставить детям, и крепко заткнул его пробочкой.
Осмотревшись еще раз, не забыл ли чего, Навотно Стоечко тихо вышел из
квартиры и прикрыл за собой дверь.
Садясь в первый поезд метро, он почувствовал слабый укол совести, что
не честно-таки было лишать детей удовольствия. Нет, возразил кто-то внутри
Навотно Стоечко, пусть-ка пострадают. Ширяться не бросят -- им же хуже.
Размышлять на эту тему уже не было смысла и Навотно Стоечко стал
прикидывать, к какое герле можно завалиться в такой час, чтобы обрадовать ее
утренней вмазкой?
Бычок к приходу.
Кровь накромана отличается от крови обычного человека тем, что в жилах
торчка всегда отрицательное давление. Стоит попасть в вену ширового
колючкой, на другом конце которой болтается движок, наполненный винтом, как
кровяка, впустив предварительно хвостик контроля, дабы убедиться, что в
баяне настоящий первитин, а не какая-то гадость типа барбитуры, моментально
высасывает весь расствор досуха.
-- Прихо-од! -- Орет вмазанный Чевеид Снатайко.
-- Бычок... -- Шепчет приходующийся Чевеид Снатайко.
Он закрыл глаза, чтобы девяносто процентов информации не мешали ему
наполниться блаженной эйфорией. Он открыл рот, чтобы в него засунули горящую
сигарету.
Клочкед лихорадочно носится по камнате в поисках спичек. Его правая
рука занята баяном, выдернутым из чевеидовской хэнды, в левой -- коробок
спичек, которые он ищет, в зубах -- сигарета "Ява", фильтром наружу.
Клочкеду до смерти хочется вмазаться, но варил-то Снатайко, а варщику
-- первый куб. А в случае Чевеида целых два. Но вмазавшийся для усиления
прихода должен выкурить бычок, а желание приходующегося -- закон, и Клочкед
кружит между столом, на котором стоит пузырек винта, баяны, реактивы и
прочие принадлежности винтоварни, и диваном, на котором валяется
постанывающий Снатайко.
-- Бычок!.. -- Требует почти оприходовавшийся Чевеид Снатайко.
Клочкед находит спички, поджигает фильтр. Теперь он бегает в
противоположном направлении, разыскивая сигареты. Они находятся в кармане и
Чевеид Снатайко наконец затягивается.
-- Го-о-о!.. -- Говорит он.
Клуб дыма вырывается изо рта Чевеида Снатайко и слышится громкий вздох
облегчения. Непонятно, кто же его испустил, то ли сам Чевеид Снатайко, то ли
сам дым, радостный, что выпорхнул наконец из пропервитиненных легких.
Глядящему на Чевеида Снатайко, который тащится как мокрый хуй по
стекловате, Клочкеду тоже хочется курить. Заглянув в пачку, он убеждается,
что осталось только три палки курятины и решает обождать до прихода.
Сконцентрированный на своих внутренних ощущениях и переживаниях, Чевеид
Снатайко выпускает одно за другим облака дыма. Его рубашка покрывается
толстым слоем сигаретного пепла, на котором, как на лунной пыли остаются
загадочные следы неведомых астронавтов, прилетевших из соседней галактики
для изучения феномена первитиновой наркомании в среде хиппарей и
прихиппованной интелигенции. Сквозь табачно-дымовую завесу, плавающую по
комнате пластами разного цвета и плотности, словно следы геологических эпох,
виднеется огонек сигареты, дошедший до пальцев Чевеида Снатайко.
Невидимые инопланетяне, хрустя взбираются на пепельные колбаски и ждут
прожождения нервного импульса по синапсам руки. За ними наблюдает Клочкед.
Он, хотя и невмазанный, но ловит огрызками своего биополя вал эманаций,
испускаемых телом Чевеида Снатайко, которые настолько сильны, что могут
вызывать галлюцинации эротического характера на расстоянии нескольких
теневых лет. -- Бля! Ебаный в рот! -- Орет обжегшийся Чевеид Снатайко и
трясет травмированной рукой, сшибая зазевавшихся невидимых пришельцев и
поднимая в воздух весь осевший на него пепел. -- Во, бля, поебень! --
Рассматривает он указательный и средний пальцы, на которых пока ничего не
видно, кроме легкой красноты, которая вскоре превратится в два аккуратных
болючих пузырика.
-- Ни хуя себе, приходнулся... -- Жалуется он Клочкеду, который взирает
на него скорее с нетерпением, чем с сочувствием.
-- Видать тебе самосадом вмазываться придется... -- Размышляет вслух
Чевеид Снатайко, и эти рассуждения Клочкеду не по душе.
Пронизывая задымленное пространство, резво съебывает невидимый
инопланетный корабль, оставив погибшими половину экипажа.
-- Но приход -- за всю хуйню!.. -- Утешительно произносит Чевеид
Снатайко и, видя угрюмое абстяжное грызло Клочкеда, добавляет:
-- Впрочем, винт такой заебатый, что тебе сняться и полторашки
хватит...
Глаза Клочкеда, красные от марафонского недосыпа и абстяги становятся
ярко-бордовыми и светящимися. Их лучи разрезают сигаретную завесу и
упираются в лоб Чевеида Снатайко. Лоб начинает дымиться и плавиться,
мгновение -- и мозги Чевеида Снатайко вскипают и брызжут изо всех отверствий
чевееид снатайковской головы.
-- Да проебись ты злоебучим проебом со своим полкубом, чудище
залупоглазое, охуевающее от своей невхуйственной невъебенности! Задроченная
залупа самоебущего кастрированного пидора! Пиздолижущее полухуие, припухшее
для случки с дырявыми гондонами говноссущего непроблядского мудотряса!.. --
Нежно говорит Клочкед. Он еще долго мог бы перечислять многоэтажные эпитеты
и звания Чевеида Снатайко, но последний, успев соскрести мозги с различных
поверхностей и запихать их обратно, приирительно рявкает:
-- Да втрескаю я тебя, мудака! Тебе двушку? Давай двушкой! Или два с
полтиной? Чо, говна жалко, что ли?
-- Не... -- На лице Клочкеда начинают, лихорадочно извиваясь, ползать
мысли, оставляя за собой слизистые следы на немытой коже, -- Два с половиной
многовато... Давай два с четвертью...
-- А может тебе еще и залупу на воротник? Как "заебешься" пишется? С
мягким знаком, или без?
-- Ду хуй тебе во все твое поганое грызло! Ломаешься, бля, как целка!
"Да" -- да, "нет" -- нет. Хули кота за яйца тянешь?
Дружески беседуя таким образом, Чевеид Снатайко и Клочкед готовились к
инъекции. В пятикубовый баян было выбрано два с третью квадрата винта,
который разбавили кипячонкой до четырех кубов. Из гаража извлечена струнка
-- целка-четверка и насажена на канюлю широчного агрегата.
Вскоре иголка, угнездившись в венярке Клочкеда, дала контроль и Чевеид
Снатайко помог клочкедовской крови скушать винт.
-- Прихо-од!.. -- Орет втюханный Клочкед.
Вмазанный Чевеид Снатайко умиляется этому возгласу и знает, что
последует за ним. И когда из клочкедовской глотки вылетает:
-- Бычо-ок...-
Желаемое тут же препровождается в рот страждущего.
Акт курения Клочкеда разительно отличается от акта курения Чевеида
Снатайко. Клочкед затягивается глубоко и долго держит внутри себя вкусный
горьковатый дым, так, что выдох его чист и прозрачен.
Это наркотическая медитация. Постижение непонятного факта: почему же,
когда смолишь, приход сильнее, чем без сигареты?
Может ответ такой: гнусная моноаминоксидаза, фермент, окисляющий
первитин во всякую поебень, нуждается в кислороде. А углекислый газ и
никотин, насыщающие кровь из табачного дыма, не дают ей развернуться во всю
силу...
Или так: винт образукт клатрат с никотином, который гораздо более
устойчив к окислению, чем винт-гидрохлорид.
Хотя... Внутренние силы организма начинают бороться с табачным дымом, и
шурупчик пользуется этим моментом чтобы сделать приход круче...
А если... Энергия курения вращается в ту же сторону, что и энергия
винта. Они сталкиваются и усиливают друг друга, а все их враги, плавающие в
кровяке, из-за этого не могут к ним подступиться.
"Но, -- Решает Клочкед, -- Все это однохуйственно и эквипенисуально.
Главное -- еетсь эффект и на кой хуй копаться, выискивая его причины.
Главное -- пользовать его!.."
Кровь бурлит в перфорированных веняках Клочкеда. Это бурление наполняет
его силой, за которую потом придется расплачиваться, но Клочкеду это до
пизды-дверцы. Эта сила распирает клочкедовское тело, ища то ли применения,
то ли выхода наружу.
Он открывает глаза и видит перед собой лежащий на кушетке баян. Клочкед
протягивает к нему вооброжаемые руки и пытается поднять. Сила мысли его
такова, что кажется будто баян вот-вот оторвется от насиженного места и
взовьется к потолку. Но чего-то не хватает, и шприц пока остается на месте.
Но Клочкед не оставляет это дело. Попытки следуют одна за другой...
Этим-то он и будет заниматься всю ночь...
Великий Джефой Путь.
Это мистика, это непостижимая тайна наркотического бытия. Это дорога,
по которой не возвращаются. Она ведет в даль, сквозь абстягу, сквозь
протершиеся до дыр кроссовки, найденные на помойках, сквозь толпы
автобусно-троллейбусных пассажиров, сквозь скрипучие тугие двери, хлопающие
тебя по затылку с помощью тугих пружин, удержать которые твои дырявые руки
уже не в состоянии и ступеньки, крошащиеся бетонные или истерто-мраморные
или покрытые слоем сдохших астматиков, над которыми красными буквами
начертано "АПТЕКА". Эта дорога ведет в царство психостимуляторов,
разжижающих мозги, заставляющих служить одной страсти, поклоняться одному
Богу до ватных ног, до чесоки в воспалившихся дырках и дырках, которые еще
не сделаны. Это дорога, которую никто из смертных не прошел до конца. С нее
всегда сворачивают. На время, необходимое чтобы сварить, вмазаться, заняться
своими заморочками, а когда наступит пора очередной ширки -- вновь
приходится преодолевать пространство, практически незаметное, или нереально
упругое, совать в полукруглое окошко клочек бумаги, чтобы попытаться
вырубить на него, сквозь недоверчивые взгляды девочек и вонючих старух в
белых застираных халатах, божественный салют. Эта дорога пролегающая через
все драги мира, где бы они не находились и как бы не назывались.
-- А ты знаешь, появилась новая каличная на... Как, блядь, эта метра
называется?.. Бауманской!..
Выходишь -- и сразу взад. Там сто метров -- и башня...
-- Мазовая?
-- А хуй ее знает. Раз новяк -- дибить вроде не должны...
И торчки, предъявив нарисованыый от руки проездной подслеповатой
контролерше, целенаправленно отправляются в путешествие по комфортабельной
канализации, называющейся московское метро, имени лысого ублюдка,
отоваривать терку.
-- Кто пойдет? Давай ты, ты меннее стремный. " Менее стремный" с трудом
ворочает красными глазами. Его лицо, цвета жеваной бумаги кривится в подобии
доверительной ухмылки, в его голове давно не осталось места из-за
гигантского червя, высасывающего первитин из его крови. Червь проник своими
отростками в глаза, уши и рот и колышется на сквозняке скользкими кольцами,
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |