Неужели тебе всё равно? Ты же видишь в каком я состоянии и тебе всё равно! – взволнованно обвинила она его. Прочти выкрикнула, чтобы достучаться. Чтобы пробить равнодушную броню.
Мне не всё равно, - произнёс он, однако не оторвался от телевизора.
Тогда почему ты так себя ведёшь? – слёзы полились из глаз. Она не стала их останавливать. Просто вытерла ладошкой.
Как?
Он выводил её из себя. Она готова была разораться и заистерить от его спокойного тона. Упрямо загородила ему обзор и выкрикнула в лицо:
Бездушно и бессердечно! – странно, что голос не сорвался.
Ты изменила своё решение, Эва? – он посмотрел на неё. Взглянул в глаза.
Нет, - упрямо сказала она.
Он пожал плечами, демонстрируя, что разговор не имеет смысла.
Она сорвалась с места, чтобы вернуться в спальню и продолжить свои сборы. Разревелась ещё больше. Он слышал, но не пошёл за ней. Однако, захлопнув дверь, не притронулась к вещам. Обессиленно села на кровать. Потом легла и зарылась лицом в подушку. Всхлипывала и плакала до тех пор, пока силы не кончились и слёзы не иссякли. С горечью осознала, что не может справиться ни собой ни с ним. Бьётся об него. Ударяется всё больнее. И ничего не может поделать…
Он зашёл, чтобы взять свитер, так как собирался выйти на террасу.
Неужели всё, что было для тебя ничего не значит? – она села на кровати. - Неужели я тебе не нужна?
Он молчал. Перебирал вещи. Решал, какой именно свитер ему надеть.
Ты специально доводишь меня до истерики?
Я не довожу тебя. Ты прекрасно с этим справляешься сама, - он наконец выбрал. - Если бы мне было всё равно… - надел вещь на себя и одёрнул низ. - И если бы ты мне не была нужна, я бы никогда не женился на тебе. Никогда.
Тогда почему? – уже спокойнее спросила она. Только голос всё ещё подрагивал.
Это твоё решение и я с ним согласился. Ты же хотела этого. Если ты изменила своё решение, скажи. Ты передумала, Эва? – безжалостным тоном спрашивал он.
Она не сказала «нет», но и не сказала «да». Упорно молчала, поджав губы.
Тогда нам не о чем говорить, - он снова равнодушно пожал плечами.
Нам всегда не о чем говорить. Тебе всегда не о чем говорить! – она снова вспылила.
Я не буду тебе помогать, Эва. Не буду.
Ну и иди к чёртовой матери! Иди к чёрту, Ян! – зло сказала она, а он как раз выходил из спальни.
Он оставил её одну.
Оставил наедине со своими мыслями и переживаниями. Злость прошла и вместе с ней осталось одно отчаяние. Чувство одиночества и тоски. Она вновь почувствовала себя такой же одинокой и никому ненужной, как некоторое время назад. Никому кроме себя самой. Но ведь это было не так. Ещё день назад это было не так. Он сказал «Я не буду тебе помогать..» - теперь она поняла истинное значение его слов.
Она не хотела быть одна. Не хотела быть без него. Не хотела жить без него. Она сложила вещи, но рука так и не поднялась упаковать чемоданы. Потому что она не хотела этого. И не хотела отпускать его от себя. Потому что он был только её. И для неё. Какой бы ни был. Вот такой. Разный. И недостижимый. Она не хотела, уйдя, отдать его кому-то. Чувствовала, что потеряла что-то. Так незаметно подведя всё к такой грани… к обрыву.
Она затихла. Снова наступил момент передышки между слезами. Она думала. Вспоминала и прокручивала в голове всю их жизнь. И стало ещё тяжелее, потому что каждый момент был дорог. И оставить всё это как неудавшийся опыт? Оставить как часть недолгого прошлого? Признать, что ничего серьёзного не было? Позволить рассыпаться всему без единой попытки восстановить?
Она подошла к окну. Прикрыла рот кулачком, потом в задумчивости закусила большой пальчик.
Я не хочу быть бестолковой девкой, - хрипло прошептала себе она. – Я никогда ею не была и сейчас не буду…
Он вышел на террасу. Ветер был слишком и пронзительный. Пару раз он вдохнул холодный влажный, от прошедшего дождя, воздух. Поглядел вдаль. Береговая линия тоже освещалась, но не так сильно. Слабые фонари серебрили воду…
Она подошла сзади. Он слышал и снова не обернулся. Продолжал стоять, как каменное изваяние, скрестив руки на груди.
Она уткнулась лицом в его спину.
Пожалуйста… - тихо прошептала.
Ты изменила своё решение? – он не шевелился.
Она попыталась его обнять за талию. Но это было то же самое, что обнимать фонарный столб: без единого отклика.
Пожалуйста… не будь таким… я не могу, когда ты такой… мне и так плохо…
Ты передумала? – настойчиво спрашивал он.
Она убрала руки.
Да! – отчаянно выкрикнула она. - Я не хочу уходить! Но тебе ведь на это наплевать! – она закрыла лицо руками. Слёзы заструились по лицу.
Он так же напряжённо стоял к ней спиной. Потом переместил её, поставив перед собой. Обнял. Прижал к груди и она зарыдала ещё больше. Заплакала навзрыд. Теперь уже свободно и вволю.
И откуда снова столько слёз…
Он был натянут и напряжён. Даже объятие его было колючее…
Теперь Эва почувствовала, что ему далеко не всё равно. Совсем не всё равно, потому что сердце его грохотало. Она слышала. И чувствовала. И кажется, вот-вот выскочит из груди. Кровь яростно пульсировала в яремной вене, и уткнувшись ему в шею она ощутила и это тоже. И он был такой горячий…
Она почувствовала его состояние и оттаяла у него в руках. Сразу согрелась.
И он постепенно расслаблялся. Чем больше он расслаблялся, тем крепче прижимал её к себе, тем мягче были его объятия. Крепкие и мягкие, тёплые, родные руки…
Ты невозможный… - всхлипывала она, - …с тобой невозможно… но… я люблю тебя… и я никуда не хочу уходить! И никогда! И я не для этого выходила замуж, чтобы потом уходить!
Всё… Всё успокойся… хватит, Эви… хватит… - он хотел остановить её, но она уже не хотела молчать.
А мне просто нужно знать! Мне нужно знать, что тебе не всё равно!
Мне не всё равно.
Тогда скажи! Мне нужно это знать. А ты всегда в себе, а я не телепат и не могу угадывать… я не хочу угадывать! Хочу, чтобы ты говорил мне все! Хочу знать, что я важнее всех для тебя! Что в жизни у тебя только я и никого важнее у тебя нет! Мне тяжело, а ты мне не помогаешь! Ты видишь, что со мной твориться и не помогаешь мне!
Она замолчала. Затихла. Всхлипнув, вытерла слёзы и глубоко вздохнула.
Детей можно воспитывать и вне брака. Я женился на тебе не из-за ребёнка. Я женился, потому что встретил тебя. Ты моя половинка, моя душа. Моя целиком и полностью. И важнее тебя у меня нет ничего в жизни, потому что ты уже давно стала моей жизнью.
Ещё… - упрямо буркнула она. Почувствовала лёгкость и свободу, какой давно не ощущала.
Потому что я люблю тебя, Эва. И это не просто состояние моей души. Это гораздо больше. Это состояние всего тела, потому что я люблю тебя каждой клеточкой. Каждой, Эва. И я люблю тебя в два раза больше и сильнее, чем ты меня.
Нет.
Да.
Почему? – она успокоилась, но говорила глухо, уткнувшись в него, не имея желания отпускать его от себя.
Потому что я в два раза больше тебя, поэтому я и люблю тебя больше, - ласково проговорил он.
Зато нас двое, а ты один, - упрямо сказала она.
Да, и успокойся, а то наш маленький тоже нервничает, - он стиснул её сильнее и погладил по голове. Поцеловал в макушку.
Маленькая… - поправила она.
Маленькая?
Да. У нас будет девочка. Я ездила на узи… ну тогда… после того как начиталась этих страхов, не смогла усидеть… Ну и сказали, что у нас будет девочка…
Он молчал.
Чего ты молчишь? Ты не рад? – она подняла лицо и посмотрела на него.
Он улыбался. И даже мечтательно вздохнул.
Она мне приснилась. Она будет похожа на меня. Это будет моя дочь.
Нет, нормальная женщина обязана быть блондинкой, - уверенно сказала она.
Нет, блондинки не в моём вкусе.
Чего? – возмущённо откликнулась она на его заявление.
А ты не знала? – притворно удивлённо спросил он. - Вот так вот, представь себе… Угораздило же меня связаться с блондинкой.
Слов нет… - скопировала она его интонацию.
И не надо. Мне нужна ты. И неважно, брюнетка ты или блондинка.
Всё равно она родится блондинкой! – она улыбнулась, но продолжала дразнить его.
Тогда у меня будет две единственных и самых любимых на свете девочек-блондинок.
Ладно я согласна. Пусть у неё будут синие глаза, - довольно кивнула, а потом подозрительно посмотрела на него. - И где ты шлялся? И почему от тебя несёт женскими духами? Предупреждаю, я могу убить тебя. Я просто прибью тебя, если узнаю…
Этот идиот Лис полдня таскал меня по магазинам. Мы выбирали духи для Селесты. Одному ему было скучно. Можешь позвонить ей, но лучше не надо, наверняка у них романтический вечерок. И был я на городской квартире.
Она верила ему, но от звонка Селесте не собиралась отказываться.
Передёрнула плечами и он развернул её в сторону двери. Всё-таки было довольно прохладно, чтобы наслаждаться видами с террасы.
Скажи… - они зашли в гостиную.
Что? – он закрыл двери.
Если бы я ушла… собралась уйти… ты бы остановил меня?
Некоторое время он смотрел на неё. И был совершенно серьёзен.
Я никогда тебе этого не скажу.14.08.2011 19:28» Эпилог
Эпилог
Симо-о-он!! Симо-о-н!! - послышался пронзительный детский крик.
Эва выложила на противень последнее ореховое печенье в форме зайчика и взглянула на лужайку.
«О, Господи…», - тут же зажмурилась, видя, как Лизи несётся на полной скорости по зелёному газону. Девочка пересекала мощёные дорожки и бежала напролом по клумбам с разноцветными петуньями.
«О, Боже! Она когда-нибудь убьётся!» - в свою очередь, подумал Симон, и сразу отбросил поливочный шланг, как только увидел чудо в голубеньком кружевном платьице, летящее к нему на полном ходу, не разбирая дороги. В своей маленькой ручке Лизи сжимала изрядно помятый листок бумаги.
Раскинув руки, он шагнул к ней навстречу и через секунду Лизи влетела в его объятия.
Симон помнил, как несколько дней назад она растянулась на дорожке, ободрав коленки и локти до крови. Следы этого происшествия ещё не сошли с её маленького тельца.
Что, моя Королева? Я весь в твоём распоряжении, - он погладил тёмные кудри девочки. А Лизи довольно улыбнулась, как всегда, польщённая вниманием к собственной персоне.
Смотли, сто я налисовала! – она усердно начала разглаживать помятый листик на груди у Симона. – Это мы!
«Мы» были изображены в виде кривых кружочков с непонятными загогулинками.
Да ты что?! Ну, ты просто настоящий художник! А это кто? – спросил Симон, ткнув пальцем в самый большой кружок.
Ты сто Симон?! – девочка удивлённо распахнула и без того большие синие глаза, обрамлённые густыми ресницами. - Это Я-Я-Я! – важно протянула она и похлопала себя ручкой по груди, чтобы исключить даже самые малейшие сомнения на этот счёт. Как Симон не догадался сам, было за гранью её понимания.
Ой, прости, дорогая! Так солнце светит ярко в глаза! Прямо ослепляет – вот я и не досмотрел, - улыбнулся Симон.
Кто бы сомневался, что самый большой кружок она определит для себя.
Это папа! – она показала пальчиком на ещё один большой кружок, - это мама, ты, Мини, бабуля, дедуля, Билли и ещё дедуля! – она обвела россыпь кружков поменьше вокруг себя и Яна. - Вот!
Она гордо посмотрела сначала на своё творение, потом на Симона, ожидая соответствующих восторгов и похвалы. Симон всё молчал, и Лизи уже обиженно поджала нижнюю губку, собираясь смертельно обидеться на своего друга.
А Симон, тем временем, заметил, что на обратной стороне листа были какие-то расчёты, цифры, коды, а внизу размашистая подпись Яна.
Да, малышка это просто шедевр! – наконец сказал он, поднимая её на руки. - Пойдём-ка к маме, радость моя…
А сто такое «седевр»? – поинтересовалась девочка.
Это значит, что твой рисунок очень красивый. Он просто прекрасен, моя принцесса.
Класивый – это хололсо, – довольно закивала Лизи, и начала складывать свою драгоценную бумажку.
Эва! Ты, что не можешь дать ребёнку нормальных чистых листов бумаги? – усмехнулся Симон, добравшись до кухни, где в тот момент хозяйничала Эва. - Или так и было задумано, чтобы она тренировалась на документах Яна?
Лизи, где ты это взяла? – она забрала из рук дочери рисунок и посмотрела на обратную сторону.
Как где? – Лизи снова сделала круглые глаза и развела ручки. - У папоськи?
Было понятно, что она явно имела в виду рабочий кабинет Яна.
Что ты там делала? – строго спросила Эва. - Папа тебе запретил там появляться.
Я гуляла! – она смотрела широко раскрытыми глазёнками, искренне полагая, что если она скажет, что она гуляла, никто не догадается и не упрекнёт её в том, что она обшарила все ящики рабочего стола, в поисках красивой бумажки для рисунка.
Симон, ты не представляешь! – возмутилась Эва. - Я буквально только что дала ей новую пачку бумаги и несколько ватманов, но она предпочитает рисовать на этом! - Эва потрясла бумажкой и покрутила головой, думая, куда бы ей подальше убрать творчество дочери. - В прошлый раз это были какие-то сметы, а что это за документ, я и понятия не имею! Господи, у неё карандаши в руках только несколько дней как! Что же дальше будет!
Симон засмеялся, звонко чмокнул девочку в розовую щёчку. Устроился на высоком стуле вместе с Лизи и принялся тискать её и щекотать. Лизи вертелась и заливалась смехом у него на руках.
Это кто так громко смеётся? – услышали они притворно грозный голос.
Лизи тут же забыла про Симона и начала ёрзать, освобождаясь от его объятий. С его помощью она слезала на пол и на своей обычной скорости, то есть сломя голову, понеслась через кухню и гостиную в объятья отца. Он поймал её, подкинул в воздухе, и она заверещала. Потом прижалась к его щеке, обняв за шею.
Симон стащил из вазочки парочку ореховых печений и покинул кухню, выйдя через террасу.
Колючка, колючка! – запричитала Лизи, гладя Яна по лицу. Он прошёл на кухню.
Эва сунула лист с печеньем в духовку, вытерла руки о бумажное полотенце, и подошла к мужу. Он поцеловал её, обняв за плечи свободной рукой, на пару секунд прижав к себе. Лизи захныкала, что она устала «стоять» и Ян уселся с ней на стул. Эва тут же предъявила Яну творчество дочери. Он только вздохнул и убрал лист бумаги в карман.
Я уже делаю по пять экземпляров каждого документа, но она умудряется найти самый последний из них.
Это было что-то важное? – тревожно спросила Эва.
Теперь уже нет, – ответил он и переключил внимание на своё чадо.
Кто папина самая любимая девочка?
Я! – гордо отвечала Лизи, подставляя щёчку для поцелуя.
А кто самая красивая девочка?
Я! – слышался тот же ответ и соответствующие звонкие чмоки.
А кого папа любит больше всех на свете?
Меня-я, – с воодушевлением отвечала малышка, раз за разом подставляя то левую, то правую щёчку для поцелуя.
В течение получаса на все вопросы детский голосок отвечал только «я» и «меня», а дальше следовал как минимум час целований. Наблюдая подобную сцену каждый день Эва и сегодня не смогла сдержать улыбки. Казалось, что этим двоим в мире вообще больше никто не был нужен.
Ян ты воспитаешь из неё настоящую эгоистку! – пожурила она мужа.
Ну и что! У меня самая красивая и умная в мире дочь! Пусть она будет эгоисткой! – он прижал малышку к своей груди, и Лизи уютно устроилась, лениво болтая ножкой, посматривая на маму, и раздумывая, стоит ли ей предложить свою помощь или посидеть на руках у отца. - Из меня ведь получился хороший эгоист, да дорогая? – он взглянул на Эву с неприкрытым обожанием.
Лизи толком не поняла о чем речь, но решила поддержать разговор родителей. Она поводила своими маленькими ручками по его груди, приговаривая «папа хороший», иногда - «папа красивый». И немного подумав, все-таки добавила:
Папа холосый эгоист.
Эва в ответ лишь засмеялась:
Да, моя прелесть, ты абсолютно права! Наш папа очень хороший эгоист!
Ужас! За кого меня принимают в этом доме, – возмутился Ян.
Вскоре Лизи потеряла интерес к разговору родителей и завозилась, требуя, чтобы её опустили на пол. Ян поставил её на ноги, и она унеслась, по пути сообщая, что хочет немножко поиграть.
У меня почти всё готово. Я думала, ты их привезёшь сразу к нам.
Они сейчас подъедут. Лису куда-то ещё нужно было заехать по пути.
Вот куда он её потащил? – с досадой проговорила Эва. - Она и так тяжело переносит полёты!
Через некоторое время послышался страшный скрип ножек стула о паркет и звон разбитого стекла. Обычно «игры» Лизи этим и заканчивались.
Эва пошла посмотреть, что на этот раз расколотила её дочь, когда в холле услышала возмущённые восклицания Селесты и оправдания Лисандро.
Лизи бросила все свои дела и побежала приветствовать гостей. В руках Лисандро была целая куча игрушек: мягкие плюшевые зверюшки, куклы, конструкторы и многое другое.
Девочка сначала застыла, сложив ручки и с выражением полнейшего немого восторга на лице. Но потом начала вприпрыжку бегать вокруг Лисандро, пока тот складывал кучу игрушек на диван в гостиной.
Эва обняла Селесту и тут же усадила её на другой диван. Когда Лизи отлипла от Лиса после десяти поцелуев, Эва смогла приветствовать и его тоже. Селесте девочка уделила особое внимание, не только подставляя румяное личико для ласки, но и в ответ, раздаривая поцелуйчики. Лисандро тоже досталось, чему он был приятно обрадован.
О чем спор? – поинтересовался Ян.
Да так … - уклончиво ответил Лис.
Нет! Ты скажи, скажи! – Селеста усердно пилила мясо на своей тарелке, как будто представляла не восхитительную запечённую свинину, а своего мужа.
Я придумал имена для наших сыновей.
Да? Какие? – почти в голос спросили Ян и Эва.
Один Джордано, - довольно сообщил Лисандро и чуть придвинул свой бокал ближе к Яну, который разливал вино.
Ну, это хорошее имя, – оценила Эва и отпила немного пряного напитка.
А ты спроси его, как он второго хочет назвать! – Сел грозно посмотрела на Лиса. – Бруно! Это же надо до такого додуматься! Джордано и Бруно в честь Джордано Бруно!
Ян и Эва грохнулись от смеха, а вместе с ними и друзья. Эва успокоилась быстрее всех. Кашлянула и отпила воды, но губы всё ещё растягивались в улыбке.
Ну, правда, Эва… Я так не хочу… Мне не нравится… - обиженно призналась Селеста.
Эва что-то шепнула на ухо Сел и та развеселилась, но старалась сдерживать смех.
Было видно, что Сел очень устала и неважно себя чувствует. Лисандро проводил свою беременную жену в комнату, которую они всегда занимали, когда гостили у Грантов. Чуть позже он вернулся на некоторое время к друзьям. Ещё часа полтора они провели в разговорах и обсуждениях, а потом Лисандро тоже поднялся в спальню.
Эва убрала со стола посуду и включила посудомоечную машину. Ян подошёл к ней сзади и прижал к себе, поцеловал в шею, в щеку. Некоторое время они просто стояли, обнявшись, отдыхая в объятьях друг друга.
Что ты там сказала Сел? Я заметил, - прошептал он ей на ухо.
Я сказала, что боюсь, если у нас родится вторая дочь, ты назовёшь её Мария в честь Кровавой Мэри, потому что Элизабет у нас уже есть.
Эва засмеялась и приникла к его груди. Обняла его за талию и слушала, как ровно и мощно бьётся его сердце. Ян обхватил её лицо руками и принялся целовать нежно и страстно, тепло и мягко. Целовал так же как любил её…
Как жил ей…
Для неё…
Теперь для них…
Я люблю тебя.
Она улыбнулась.
И я люблю тебя, - сказала и попыталась вывернуться, но он всё теснее прижимал её к себе.
Прекрати, - неохотно запротестовала она. - Лизи ещё не спит.
Ребёнок должен чувствовать любовь родителей.
Чувствовать любовь, а не видеть, как ею занимаются, - упрекнула она. - Кстати, ты не хочешь посмотреть, чем занята твоя дочь? А то, что-то она подозрительно притихла. Я пока наведу тут порядок.
Он ушёл, но через несколько секунд вернулся и поманил Эву за собой.
Они на цыпочках прошли в гостиную и Эва замерла при виде открывшейся картины.
Лизи стояла, уперевшись одной рукой в стену. Рядом с ней валялась недоеденная шоколадная конфета. В её правой ручке был зажат чёрный маркер. И она усердно, стараясь и пыхтя, водила по цветам на фреске, закрашивая их черным цветом. Стержень маркера скользил по глянцевой поверхности, но она с завидным упорством продолжала свою работу, закусив нижнюю губу.
Услышав, что в комнате она не одна, Лизи вздрогнула от неожиданности и выронила маркер. Пару раз моргнула синими глазками, понимая, что её застукали на месте преступления. И было совершенно ясно, что эта проказа просто так ей с рук не сойдёт. Поняла, что отругают, но со слезами, может быть, не так сильно. Поэтому на глазах моментально выступили «прошенные» слёзы, а подбородок задрожал.
Эва громко вздохнула, а Ян расплылся в улыбке и довольно кивнул.
Правильно, доченька, мне эти цветочки никогда не нравились.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |