- Ну что, профессор, - обратился я к другу, как только мы оказались одни, - ваша болезнь пришлась, извините, как нельзя кстати. А, может, вы нарочно все придумали?
- Леша, я, знаешь, не такой хороший артист, чтобы так сыграть, нет, спину у меня, действительно, здорово прихватило, надеюсь, что не надолго, а то туго придется.
- Ничего, у вас вон какой доктор хороший нашелся.
- Это ты про врача что ли?
- Нет, это я про Элизабет, она взялась за ваше лечение не хуже заправского лекаря.
- Ой, не говори лучше, я уже и не знаю, как ей сказать, чтобы оставила меня в покое и не волновалась на мой счет, я и без нее прекрасно справлюсь.
- Здравствуйте, пожалуйста, - не поверил я своим ушам, - я о таком счастье и мечтать не мог, а он, видите ли, хочет избавиться от такой красавицы. И не вздумайте даже. Ведь насколько будет приятнее, если к нам каждый день будет приходить такая прекрасная посетительница, - размечтался я.
- Вот пусть к тебе и приходит, а ко мне не надо, - гнул свое профессор.
- Ага, чем это я ее прельщу, интересно? И вообще, она вас собирается навещать, а я так – рядом постою.
- Напрягает она меня, если честно, - откровенно признался мой друг.
- С чего бы это? Вроде ничего ей от вас не надо, просто из гуманистических побуждений человек действует. Хотя кто его знает, - задумался я, - вы видели, как она на вас смотрела? Не иначе, решила проверить на вас свои чары.
- Ну вот, этого мне еще и не хватало.
- А что, значит, вы еще достаточно привлекательны для женщин, - подытожил я.
- Ну, и что мне это дает?
- Как что! Можете приударить за ней, - от чистого сердца посоветовал я Геннадию Петровичу, - у вас все карты на руках.
- Леша! – как-то нехорошо посмотрел на меня профессор. – Не ожидал от тебя такого, - и замолчал вовсе.
- Что, Леша! Вы что, не человек? Не мужчина? Вас женщины вообще не интересуют? После вашей Риты, которая, заметьте, сама вас бросила, а вы терзаетесь до сих пор, вам больше никто не нужен? Вот и глупо! Ведь у вас еще вполне может быть счастливая семья и даже дети. Почему вы отказываетесь в это поверить? Леша, Леша, я вам добра желаю.
- Приударить за хорошенькой и, кстати, женатой женщиной, не опасаясь последствий, так как это далекий XVII век, ты называешь хорошей идеей? Значит, ты, боюсь подумать, был бы способен на такое?
- Ну, я загнул, конечно, - задумался я по поводу всего вышесказанного, - насчет Элизабет загнул, - поправился тут же, - а насчет женщин вообще – нет. Кстати, вы заметили, как она похожа на вашу Ольгу?
- На какую «мою Ольгу»? – не понял профессор.
- На секретаршу вашу, - уточнил я, - ну, просто вылитая, если присмотреться.
- Может быть, не присматривался.
- А вы ни разу не замечали, что Ольга вот точно так же смотрит на вас, как сегодня Элизабет?
- Не замечал, к чему ты все это? – попытался отмахнуться от меня собеседник.
- А к тому, что, похоже, ваша секретарша тоже где-то в глубине души неравнодушна к вам, - попытался сопоставить я два факта.
- Леша, не говори глупостей, Ольга очень серьезная женщина, она всегда лишь выполняет мои поручения, заметь, прекрасно выполняет.
- Вот-вот, всегда именно прекрасно, она очень старается вам угодить, чтобы вы ее заметили и похвалили, - я уже фантазировал вовсю, хотя, кто знает, возможно, это были вовсе не фантазии.
- Отстань, Леша, я вообще болен, мне покой нужен, так что давай спать, - и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.
- Хорошо будем спать, - согласился я, - во всяком случае, сейчас, - тихо добавил.
А что, если действительно, это правда, подумал я. Если Ольга тайно влюблена в своего шефа? Нет, я это так не оставлю! Вот вернемся, и я разовью по этому поводу бурную деятельность. Она ведь и не так дурна, как казалось. Если ей отрастить такие же волосы, как у Лиз, да еще и снять эти дурацкие очки, да приодеть, она вообще красавицей будет. Вот, «не было бы счастья, так несчастье помогло». Ага, размечтался, ты сначала домой попади, а потом уже прожекты строй, умник. Ничего, я верю, что все будет хорошо, все должно быть хорошо, теперь уже точно должно быть, ведь я берусь устроить личную жизнь профессора, а это так важно и для него, и для его Риты, и для Карины, и для меня самого, наконец. С такими мечтами я и уснул
Утро началось просто потрясающе, по сравнению с тем, что нам пришлось пережить в последнее время: едва я вышел из комнаты, как мисс Прикман тут же оказалась рядом (будто ждала этого момента) и поинтересовалась, как поживает наш профессор. Услышав, что все спокойно, она сказала, что сэр Исаак уже уехал на работу и спросила, когда подавать завтрак (я даже побоялся, что ослышался, так это было приятно). Я попросил немедленно и, естественно, в комнату, потому что мой друг еще не мог встать с постели. Это же надо – первый раз за все путешествие у нас был и дом, и горячая еда по желанию, и гениальный ученый под боком, оставалось дело за немногим.
- Ну что, Геннадий Петрович, - довольным тоном протянул я, вернувшись в комнату, - сейчас будет завтрак в постель, насчет кофе вот не уточнил. Надеюсь, вы в таком же восторге, как и я?
- В полном, если не считать больной спины и еще того, что мы не знаем, как подступиться к сэру Ньютону с нашей просьбой.
- Да, в этом, конечно, загвоздка, - согласился я, - а то еще заподозрит нас в корыстных целях – будет очень неудобно.
- Именно, надо как-то поделикатнее, будто невзначай. Может, завести какой-нибудь наводящий разговор? Надо это серьезно обдумать.
- Ага, я тоже подумаю, шутка ли – от этого весь наш план зависит, - хотя, собственно, я совсем не представлял, с какой стороны подступиться.
Тут в дверь постучались, я открыл – прибыл наш завтрак. Очень кстати, а то на голодный желудок совсем не получалось думать. Мисс Прикман поставила поднос и уже собиралась уходить.
- А где у вас тут можно умыться? – остановил я своим вопросом ее на пороге.
- В буфетной, вон там, - и она показала пальцем на дверь в конце коридора, а потом без лишних слов удалилась.
- Так, что мы тут имеем? – потер я руки в предвкушении чего-нибудь вкусненького.
Да, не больно-то много, тем более вкусно, в основном, вероятно, то, что не доели вчера за ужином, но и на том, как говорится, спасибо. Я сел на кровать и собрался хорошенько позавтракать, в нашем путешествии такого сервиса можно было больше и не увидеть – кто знает, чем обернется новый день.
- Геннадий Петрович, - обратился я к другу, совершенно забыв, что мама меня в детстве учила не разговаривать с набитым ртом, - а почему вы ничего не едите?
- Что-то не хочется, - ответил он.
- Ну вот, здрасьте, приехали, у самого спина болит, а он есть не хочет. А ну-ка ешьте, а то где я вам потом буду обед искать, если вдруг что?
- А вдруг – это что? – поинтересовался профессор.
- Вдруг, он на то и вдруг, что никто не знает, откуда и на что он берется, а в последнее время я понял, что произойти может все, что угодно.
- Очень путано ты как-то сейчас выразился, но, наверное, ты прав – поесть я все-таки должен, - и он взял кусок хлеба.
- Ничего – ничего, - поспешил обрадовать я его, - вот скоро придет наша благодетельница, уж она за вас возьмется, у нее вы и съедите все, и выпьете.
- Ой, Леша, даже не напоминай, у меня уже настроение портится.
- Как вам не стыдно, Геннадий Петрович, человек вам помочь стремится, а вы в штыки воспринимаете.
- Хорошо, давай тогда договоримся – пусть ее помощь переключится на тебя, согласен?
- Не могу, - с некоторой долей иронии проговорил я, - она сама вас выбрала.
- Ты еще и издеваешься. Ты же знаешь, что я совсем не могу общаться с женщинами, а уж тем более, когда они такие энергичные.
- И заметьте – красивые, - добавил я.
- Ну, хватит! Больше ни слова о ней, надеюсь, она уже за своими женскими делами совершенно забыла обо мне.
Именно в этот момент раздался стук в дверь дома.
- Похоже, зря надеялись, - с улыбкой сказал я и поспешил открыть дверь первым, уж не знаю, принято это здесь или нет, но не мог удержаться.
Это точно была она, Элизабет, сегодня еще прекрасней, чем вчера.
- Ну, как наш больной? – быстро спросила она, скинула верхнюю накидку прямо мне в руки и направилась прямиком в комнату, даже не дожидаясь ответа.
Я еще постоял в прихожей, чтобы пристроить ее одежду, а потом помчался за ней. Элизабет уже сидела возле постели Геннадия Петровича и ласково смотрела на него.
- Как вы себя чувствуете, лучше? – спросила она, но уже гораздо мягче, чем у меня.
- Очень хорошо, - постарался быстрее ответить профессор, - и вы совершенно зря утруждались и приезжали ко мне, уверяю вас, все в полном порядке, и он попытался приподняться.
- Ну, ну, - запротестовала Лиз и силой велела ему лежать, надавив своей ручкой, - вы перестаньте, доктор сказал, что несколько дней вы должны быть в постели, я сама обо всем позабочусь. Итак, вам что-то нужно?
- Ни-че-го, - медленно по слогам выговорил мой друг, чтобы она, наконец, поняла.
- А я вам не верю, вам обязательно что-нибудь нужно, эта противная мисс Прикман просто не умеет заботиться о людях.
- Она уже принесла нам завтрак, больше я ничего и не просил, - попытался защитить ее Геннадий Петрович.
- И вот это вы называете завтраком? – пренебрежительно произнесла Элизабет, глянув на поднос, на котором еще не все было съедено. – Сейчас вы будете есть так, как положено больному, - пообещала она и вышла из комнаты.
- Ну, началось, - с горечью выговорил профессор и замолчал, чувствуя, что во мне он союзника против Элизабет не найдет.
- Зато сейчас поедим, как короли, - обрадовался я со своей стороны.
Не напрасно, то, что принесла мисс Прикман под давлением девушки, разительно отличалось от первоначального завтрака, я в душе просто ликовал, чего нельзя было сказать о Геннадие Петровиче, который еще больше надулся на бедную Элизабет.
- Ну вот, - сказала та, как только экономка вышла, - а то дело близится к ланчу, а вы еще и не ели по-человечески.
Интересно, это сколько же сейчас времени, неужели мы так долго спали? Вот, что значат хорошие условия, то-то я думал, что сил у меня значительно прибавилось, а тут еще и обед королевский отхватили. Нет, нам с этой красавицей определенно очень повезло, и пусть профессор не жалуется. Одно меня все-таки угнетало – я так и не успел умыться, и сейчас чувствовал себя немного не в своей тарелке. Хотя, по сравнению с предыдущими днями, я выглядел, вероятно, еще ого-го. Да, и Элизабет в мою сторону почти не смотрела, она глаз не сводила с Геннадия Петровича, уж не знаю, чем он ее так приворожил. Поэтому я, не стесняясь, уплетал все, что видел, а когда поел, попросил разрешения ненадолго удалиться, хотелось однако освежиться, да, и по другим вопросам. Короче, я сначала зашел в ту комнату, которую мисс Прикман назвала буфетной, надо же, там, действительно, можно было цивилизованно умыться, потому что стоял умывальник, вернее, это громко сказано, такой рукомойник, какие я видел в деревне у своей бабушки, зато я прекрасно управился сам, в отличие от поливания из кувшина в трактире. А уж потом я принялся бродить по дому в поисках остальных необходимых комнат. Да, домишка был небольшой, видать, ученый, действительно, не проявлял тягу к пышности и богатству, а довольствовался малым. Что ж, это его личное дело, но не всем же быть такими.
По дороге я встретил пробегающего мимо, наверное, как всегда, Мика, у которого и спросил про интересующее меня место. Он на ходу ткнул пальцем куда-то в неопределенность, а сам помчался дальше. В общем, разобрался я со своими делами и вернулся в нашу комнату, интересно, как же пережил это время профессор наедине с прекрасной гостьей? Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь, просто чтобы не напугать их (это я себе врал). Надо же, они мирно беседовали, при этом Элизабет очень мило улыбалась, а Геннадий Петрович, похоже, уже не смущался. Тогда я смело открыл дверь настежь и вошел.
- Ну, как вы тут без меня? – попытался начать разговор.
Однако, Лиз тут же сникла, а профессор, наоборот, посмотрел на меня, как на спасителя отечества.
- Да так, ничего, поговорили вот, - с готовностью ответил он, надеясь, что на этом их разговор будет окончен.
Девушка, действительно, встала и приготовилась уходить.
- Ну что же, я вижу, что у вас тут все хорошо, а мне надо еще свои дела решить, так что поеду. Но не прощаюсь, обещаю снова навестить вас, - она повернулась и адресовала эти слова непосредственно Геннадию Петровичу, - всего хорошего, - это уже было сказано нам обоим, и она направилась к двери.
Я, конечно, как джентльмен, вызвался ее проводить, но она не проявила никакого восторга по этому поводу, приняла, как должное, да и только. Нет, ручаюсь, Элизабет приглянулся наш профессор, это же надо, никогда бы не подумал.
Проводив девушку, я вернулся в комнату, мой друг уже сидел на кровати, собираясь встать.
- Эй, вы что делаете? – запротестовал я. – Вам еще лежать надо.
- Сколько? Сколько ты мне предлагаешь валяться?
- Столько, сколько надо. Не забывайте, что мы вообще в этом доме находимся благодаря вашей болезни.
- Что же мне теперь и встать нельзя? А если я уже здоров?
- Правда что ли?
- Ну, еще не совсем, но подняться могу.
- Думаю, не стоит вам торопиться, а вдруг нас сразу же выгонят?
- Не могу же я все время лежать?
- Ну, я не знаю, вам очень надо встать? Предлагаю компромисс: вы прогуляетесь по дому, но только так, чтобы этого никто не видел, согласны?
- Невероятно! Ты что же мне теперь еще в разведчиков предлагаешь поиграть?
- Знаете, Геннадий Петрович, - серьезно произнес я, - если родина просит, то мы еще и не в это поиграем. Вы вообще домой хотите?
- Конечно, хочу.
- Тогда какие разговоры? Будем притворяться до последнего.
- Я не выдержу, - пригрозил профессор.
- Предлагаете сразу отсюда уехать?
- Мне и так тяжело, а тут еще эта невозможная женщина приходит. Ты не представляешь, Леша, каких трудов мне стоит общаться с ней.
- Неужели? А я бы вот не прочь оказаться на вашем месте, да, и думаю, многие бы этого хотели, а ему, видите ли, тяжело! Вас что пытают, может быть, издеваются? Нет, нет и еще раз нет, о вас заботятся! Тогда чем же вы недовольны? Или нам пойти на улицу, а потом вновь искать встречи с нашим сэром гением?
- Леша, иногда и забота напрягает, поверь мне, - просто и тихо ответил профессор на мои нападки.
- Ну, что я могу вам ответить, - смягчил и я свой тон, - терпите, это во имя нашего общего дела.
- А еще придется в прятки играть, - не унимался мой друг.
- Ничего, вспомните детство, не такая и плохая игра.
- Я не выдержу.
- Ну, я же с вами – помогу, если что.
- Когда же все это закончится, - взмолился Геннадий Петрович, почему-то посмотрев на потолок, вероятно, ждал, что ему оттуда ответят, но, так как ответа не последовало, то продолжил я.
- Если мы придумаем, как поговорить с Ньютоном, то скоро.
- А ты уже что-нибудь придумал? – с надеждой посмотрел на меня профессор.
- Я нет, а вы? – задал я встречный вопрос.
- И я тоже. Выходит – еще долго, - совсем скис он.
- Все зависит от нас, - успокоил я его, как мог.
- Да, только у меня от этой женщины совсем перестали мозги работать.
- А вы соберитесь, я, конечно, тоже соберусь, но, у меня же не такая светлая голова, как у вас, боюсь, что быстро не получится.
Мой друг расклеился совсем. Да, общение с Элизабет доконает его скорее, чем болезнь, подумал я, надо что-то срочно придумать. Однако, в мою голову совершенно не лезла ни одна мало-мальски стоящая мысль, там была такая пустота, что можно было слышать собственное эхо. После тягот недавних пор я так расслабился, что просто не мог собраться. Да, приятная обстановка очень расхолаживает.
- Ну, ничего-ничего, - проговорил я, убеждая и себя профессора, - мы что-нибудь обязательно придумаем, вот увидите.
И я честно попытался сосредоточиться и подумать. Мне даже удалось зародить в себе какое-то подобие мыслишки, которое я отчаянно пытался привести в удовлетворительное состояние, причесывая и приглаживая и так, и этак, но почему-то что-то очень важное всегда вырывалось из рук в последний момент. Я бродил по комнате взад – вперед, чем очень раздражал Геннадия Петровича, потом вышел в коридор и еще долго разгуливал там, вероятно, еще больше выводя из себя мисс Прикман, постоянно сталкиваясь с ней. В общем, как это ни прискорбно было признать, мыслитель из меня получился очень неважнецкий. Зато за этим занятием, я и не заметил, как наступил вечер, и наш драгоценный хозяин вернулся домой.
Едва успев раздеться, он сразу же направился к нам в комнату, чтобы поинтересоваться, как чувствует себя профессор (чего и говорить, его болезнь нас просто чертовски выручила).
- Добрый вечер, - начал Ньютон, - рад видеть вас улыбающимся, вам уже легче? – спросил он Геннадия Петровича.
- Спасибо, гораздо легче, - начал было отвечать тот, но я постарался перебить его, чтобы он не наговорил лишнего (к примеру, что ему уже совсем хорошо).
- Сэр Исаак, спасибо вам большое за гостеприимство, но мы, наверное, загружаем вас своим присутствием?- спросил я, а сам за спиной гения делал умоляющие знаки профессору не выдавать тайну его самочувствия.
- Что вы, что вы, вовсе нет, я так рад гостям, если честно, особенно таким необычным. Знаете, - и он сел на стул возле кровати больного, - я ведь живу один, никаких развлечений, работа, работа и еще раз работа. Вот только Элизабет навещает меня, старика, не дает умереть от одиночества, - и он как-то грустно задумался.
Геннадий Петрович молчал, не зная, что сказать, а я все-таки решил вставить пару слов (ну, просто любопытство победило).
- А что же вы не заведете семью, детей, неужели не скучно вот так, одному? – поинтересовался я, сам удивляясь своей неделикатности.
- Одному, - медленно повторил Ньютон, - нет, уже нет. Много лет мне понадобилось, чтобы убедить себя, что наука и только наука – главное призвание моей жизни. Ведь все остальное так отвлекает, не правда ли? Жена требует внимания, а уж дети тем более. Разве достиг бы я всего того, что мне удалось, имея в доме постоянно отвлекающих меня людей? – и он посмотрел на меня, как бы требуя ответа.
- И все-таки, - не растерялся я, - они бы не только отвлекали вас, но и дарили свое тепло, любовь и заботу.
- Забота, мне и мисс Прикман хватает, она заботится обо мне ровно столько, сколько требуется.
- Я бы сказал, она не больно-то старается, - прокомментировал я ее поведение, раз уж пошла такая душевная беседа.
- А и зачем ей стараться, если я многого не требую?
- Вот именно, ведь совершенно некому вам даже доброе слово лишний раз сказать.
- Доброе слово мне говорит моя наука, когда я в очередной раз чего-то добиваюсь.
- Ну, не скажите, наука – существо бесчеловечное, она может и больно ударить, кто вас тогда пожалеет?
Профессор не участвовал в этой беседе, наоборот, он то и дело показывал мне знаками прекратить разговор на такую тему, а то добром это не кончится, но меня несло.
- А вот люди всегда могут найти нужные слова, - продолжал я.
- Люди, да люди самые безжалостные существа в мире, - вдруг не выдержал Ньютон. – Вы думаете, я не мечтал о любви когда-то? Думаете, я не хотел простого человеческого счастья? – он помолчал, думая, вероятно, говорить дальше или нет, но потом все-таки заговорил. – Давно, очень давно, во времена моей ранней юности, я жил в доме у аптекаря Клэрка, а у него была дочь, милая и красивая девушка, мисс Сторей, я до сих пор не могу называть ее по имени. Она была чудесной, и я полюбил ее. Два года мы встречались украдкой, мне казалось, что лучше этого и быть ничего не может, и она, как будто, была влюблена в меня, но ее отец, узнав об этом, просто рассвирепел. Да, я был простым мальчишкой, а за душой, кроме тяги к знаниям, ничего не имел, кстати именно тогда, у него в доме, я сильно увлекся алхимией, таскал в свою комнату все, что под руку попадется для своих опытов, вероятно, походил на какого-то сумасшедшего. В общем, не захотел ее отец отдавать свою дочь за меня, а нашел ей богатого и старого мужа и выслал из дома. А она, представьте, узнав, сколько денег имеет ее жених, ничего против не выразила, с радостью побежала замуж. Она даже не попрощалась со мной, когда уезжала, а потом и письма не прислала, сразу думать забыла. Вот именно тогда, когда полгода я страдал и ждал, вздрагивая от каждого стука, известий от нее, я понял, что люди злы и жестоки. Никакой больше любви, не будет у меня никогда жены, которая в любой момент может предать и рассмеяться в лицо! Нет, только наука! Она одна не предаст, только нужно отдавать ей всего себя, без остатка! – он помолчал немного и закончил. – С тех пор я посвящаю все свое время только одной единственной женщине – науке!
В комнате на некоторое время воцарилась полная тишина. Все думали о своем. А я удивлялся, как можно было сделать для себя такой страшный вывод из-за одной только ошибки в жизни? Неужели наш гений оказался таким слабонервным? Я и то много раз сталкивался с предательством людей, но не разочаровался в них. Просто надо быть более осторожным, учиться разбираться, кто перед тобой. А как иначе этому научиться, если не на собственных ошибках? Но вслух я ничего не сказал. Если Ньютон столько лет убеждал себя в своей правоте, что могут изменить мои слова? В его сердце уже есть одна царица, вряд ли там осталось место еще для кого-то.
- Однако, что-то я вас расстроил своим рассказом, - спохватился ученый, оценив нашу задумчивость, - а вам и так несладко, - обратился он к Геннадию Петровичу, - вы вон целый день лежите, а я, вместо того, чтобы развлечь вас, тоску навел.
- Да, что вы, - ответил профессор, - мне было так интересно послушать про вашу жизнь, - (еще бы, подумал я, такого он, небось, ни в одной книжке не читал).
- Кстати, я совсем не спросил, вы не голодны?
- Нет, нам приносили чудесный обед, - поспешил сказать мой друг, чтобы только не волновать лишними заботами сэра гения.
- Так это уже давно было, я распоряжусь насчет ужина, - и он позвонил в колокольчик, лежащий на столе.
Тут же примчался Мик и ворвался в комнату, переводя дух.
- Принеси нам чаю для начала и скажи мисс Прикман, что мы скоро собираемся поужинать.
Мальчишка кивнул и ушел, мы вновь остались наедине с Ньютоном. Как же все-таки приступить к интересующему нас разговору? Вроде бы неудобно начинать такую тему после того, что он нам тут понарассказал.
- Кстати, - сам первым заговорил сэр Исаак, - вы ведь тоже, кажется, ученый и тоже не женаты? – обратился он к профессору.
- Да, я тоже не женат, - подтвердил тот, вероятно, еще и сопоставляя в уме, как похожи их судьбы, его ведь тоже в свое время предала любимая женщина, хотя сам-то он считал, что это он ее предал.
- Вот видите, значит, вам тоже некому, так сказать, пожаловаться на жизнь?
- Как это, - не выдержал я, - у него есть друг, то есть я и, между прочим, дочь, которая является моей женой.
- Что вы говорите? – удивился гений. – Надо же, как интересно, расскажите-ка мне эту историю, если вам не трудно, - попросил он Геннадия Петровича.
Профессору ничего не оставалось, как согласиться, шутка ли, сам Ньютон его о чем-то попросил. Они стали тихо разговаривать друг с другом, а я лишь прислушивался к их беседе, не зная, чем еще заняться. От нечего делать, я достал из кармана мешочек с кольцом и камнем – талисманом и высыпал это все на стол. При свете свечей я стал любоваться подарком для моей любимой жены, как вдруг дверь отворилась, вошел Мик, неся поднос с чаем, и направился с ним к столу.
- Ой, что это, кольцо? – быстро спросил он, заметив, что там лежит. – Красивое какое. А это что, камень? Вы что, камни собираете? - опять поинтересовался он, схватил наш талисман и поднес его к пламени свечи.
Возле огня наш булыжник преобразился и засверкал, переливаясь, всеми оттенками. Реагируя на все происходящее, два ученых мужа повернули головы в сторону свечки, понаблюдали, а потом Ньютон произнес:
- Ну-ка, ну-ка, покажите-ка мне эту вещь поближе, - попросил он, протягивая ладонь Мику.
Тот положил туда камень, а сам, ушел, пожав плечами, не понимая, что эти ученые даже в булыжниках интересного находят.
- Надо же, какой прекрасный экземпляр, - воскликнул сэр Исаак, рассмотрев камень. – Вы ведь знаете, что это такое, да? – спросил он у нас.
Я переглянулся с профессором, уж я-то точно не видел в этом талисмане ничего ценного, так кусок булыжника, ну, цвета черного, а в остальном, каких море вокруг.
- Можно? – попросил Геннадий Петрович, желая проверить, что же там такого интересного нашел Ньютон. Он пригляделся повнимательнее и произнес, - метеорит?
- Именно! – согласился тот. – Прекрасный экземпляр, а вы и не знали, чем владеете?
Мы оба молча покачали головами в разные стороны, мы вообще не додумались разглядеть этот ценный камень
- Скажите, - умоляюще посмотрел на нас гений, - он вам очень нужен?
- Что, вот этот…, - профессору не удалось договорить, потому что я успел вовремя подойти, взять его руку и сжать ее в своей, как будто пожимая. Еще не хватало, чтобы он сейчас, не раздумывая, подарил метеорит Ньютону.
- Не очень, - расплывчато ответил я.
- В таком случае, не могли бы вы…, не знаю, как сказать, ну, продать мне его? Я дам вам десять гиней, - быстро добавил он.
- Десять? – удивился я, понимая, какие это немалые деньги.
- Хорошо, пятнадцать, - поправился сэр Исаак, неправильно расценив мой вопрос.
- Знаете, - моментально созрел в моей голове план, над которым я бился целый день, - а не надо нам денег.
- Как, не надо? Вы не продадите камень? – упал духом Ньютон.
- Мы вам его отдадим, вернее, обменяем на несколько препаратов, которые нам просто необходимы для опытов, а мы не имеем возможности их достать, согласны?
- Да, все, что угодно! - воскликнул тот.
- Но вы ведь еще не знаете, что нам нужно? – мягко уточнил Геннадий Петрович.
- Если это в моих силах – у вас будет все, - пообещал гений.
- У нас есть деньги, - как-то растерялся профессор, - мы все оплатим.
- О чем вы говорите! Такой прекрасный экземпляр, - снова глянул Ньютон на камень, - я так рад, что все для вас сделаю, обещаю.
Тут опять зашел Мик и сказал, что ужин готов.
- Сейчас я распоряжусь, чтобы его накрыли здесь, - засуетился ученый и ушел, вероятно, отдавать приказ лично.
- Видали! – гордо произнес я, как только мы остались вдвоем. – Вот и решена наша проблема.
- Леша, это нехорошо, - как-то неуверенно произнес Геннадий Петрович.
- Что нехорошо? – переспросил я. – То, что мы скоро домой попадем?
- Ну, нет, конечно. Но нам-то этот камень достался просто так, и мы могли подарить его Ньютону.
- Ага, и отказаться от любого вознаграждения, да? – укоризненно глянул я на друга. – Вы же видели, как он обрадовался, да ему просто счастье улыбнулось в виде нас. Не думайте ни о чем плохом: мы сделали подарок нашему гению, а он сделает такой же нам, вполне равноценный обмен.
- Не думаю.
- Ах, не думаете? – стал закипать я. – А о чем вы думаете, позвольте узнать? Как нам еще года три тут пожить, уговаривая нашего гения всеми правдами и неправдами нам помочь? Знаете, только не обижайтесь, но мне ваша правдивость уже вот где, - и я показал знак ребром ладони по горлу, - то вы не можете лежать в постели, когда это необходимо для дела, то не хотите обменивать метеорит, когда он, заметьте, просто позарез оказался необходим Ньютону, то ноете на каждом шагу, что мы корыстно поступаем. Так мы домой никогда не вернемся! – и я демонстративно отвернулся.
- Алексей! – все-таки обратился ко мне профессор, хотя после таких слов мог вообще со мной не разговаривать. – Я, конечно, понимаю твое стремление вернуться домой, я сам этого очень хочу, но, понимаешь, никогда нельзя терять свое лицо, ни при каких обстоятельствах, - он запнулся.
- Ага, так вы считаете, что я его потерял? – опять начинал я взрываться.
- Ты сам не видишь, как ради этой цели уже готов на необдуманные поступки.
- И сколько же мне над ними думать, по-вашему?
- Не знаю, тебе решать.
- Ну, вот я и решил, если вы не в состоянии принять решение. И давайте больше не будем на эту тему, пожалуйста, - уже более миролюбивым тоном произнес я, - обещаю, что больше, не посоветовавшись с вами, ничего не предприму, хорошо?
- А ему мы все-таки хотя бы деньги отдадим, ладно? Я-то знаю, какие дорогие эти препараты, если он вообще их сможет достать.
- Ну, хорошо, хорошо, деньги мы обязательно отдадим, даю слово.
- Договорились, - согласился Геннадий Петрович.
В этот момент произошло очень печальное событие для моего друга – опять нас изволила навестить Элизабет. Она зашла в комнату, вся излучая доброту и милосердие, но, бедная, не понимала, как она этим напрягает профессора. Он даже в лице изменился, увидев ее и при этом понимая, что быстро не отвяжется.
- Добрый вечер, наш дорогой больной, - очень мило прощебетала девушка, - ну, как же вы себя чувствуете, скоро сможете встать?
- Да, я бы уже и встал, - попытался приподняться Геннадий Петрович.
- Нет, что вы, я пошутила, лежите – лежите, выздоравливайте, вам еще нельзя.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |