отмеченное карандашом.
- Прочтите это описание, - сказал он, - имеющее, как мне кажется,
прямое отношение к вашему положению и к тому опыту, на который я
уговариваю вас решиться. Заметьте, мистер Блэк, прежде чем начнете читать,
что я ссылаюсь на одного из величайших английских физиологов. Книга в
ваших руках, - это "Физиология человека" доктора Эллиотсона, а случай, на
который ссылается доктор, основан на известном авторитете мистера Комба.
Место, на которое он указывал, было описано в следующих выражениях:
"Доктор Абль сообщил мне, - говорит мистер Комб, - об одном ирландском
носильщике, который в трезвом виде забывал, что он делал в пьяном, но,
напившись, вспоминал о поступках, сделанных в пьяном виде. Однажды, будучи
пьян, он потерял довольно ценный сверток и в трезвые минуты не мог дать
никаких объяснений. В следующий раз, когда он напился, он вспомнил, что
оставил сверток в одном доме, и так как на нем не было адреса, то он и
оставался там в целости, и носильщик получил его, когда сходил за ним".
- Снова все ясно? - спросил Эзра Дженнингс.
- Как нельзя более ясно.
Он положил бумажку на прежнее место и закрыл книгу.
- Удостоверились вы теперь, что я говорил, опираясь на авторитеты? -
спросил он. - Если нет, мне остается только обратиться к этим полкам, а
вам прочесть места, на которые я вам укажу.
- Я вполне удовлетворен и не буду больше читать.
- В таком случае мы можем вернуться к вашим личным интересам в этом
деле. Я обязан сказать вам, что против этого опыта можно кое-что
возразить. Если бы мы могли в этом году воспроизвести точь-в-точь такие
условия, какие существовали в прошлом, то, несомненно, мы достигли бы
точно такого же результата. Но это просто невозможно. Мы можем лишь
надеяться приблизиться к этим условиям, и если мы не сумеем вернуть вас
как можно ближе к прошлому, опыт наш не удастся. Если сумеем, - а я
надеюсь на успех, - мы сможем, по крайней мере, увидеть повторение всего
сделанного вами в ночь после дня рождения мисс Рэчель, - и это должно
будет убедить всякого здравомыслящего человека в том, что вы невиновны в
похищении алмаза. Я полагаю, мистер Блэк, что рассмотрел теперь вопрос со
всех сторон так справедливо, как только мог, в границах, установленных
мною самим. Если для вас что-нибудь неясно, скажите мне, и я постараюсь
вам это разъяснить.
- Все, что вы объяснили мне, - сказал я, - я понял прекрасно. Но,
признаюсь, я в недоумении относительно одного пункта, который мне еще
неясен.
- Какой пункт?
- Я не понимаю, как действовал опиум на меня. Я не понимаю, как я шел с
лестницы и по коридорам, отворял и затворял ящики в шкалу и опять вернулся
в свою комнату. Все это поступки активные. Я думал, что действие опиума
приводит сначала в отупение, а потом нагоняет сон!
- Всеобщее заблуждение относительно опиума, мистер Блэк! В эту минуту я
изощряю свой ум под влиянием дозы лауданума, которая в десять раз больше,
чем данная вам мистером Канди. Но не полагайтесь на мой авторитет даже в
таком вопросе, который проверен моим личным опытом. Я предвидел
возражение, высказанное вами, и опять заручился свидетельством, которое
будет иметь вес и в ваших глазах и в глазах ваших друзей.
Он подал мне вторую из двух книг, лежавших возле него на столе.
- Вот, - сказал он, - знаменитые "Признания англичанина, принимавшего
опиум". Возьмите с собой эту книгу и прочтите ее. В месте, отмеченном
мною, вы найдете, что когда де Квинси принимал огромную дозу опиума, он
или отправлялся в оперу наслаждаться музыкой, или бродил по лондонским
рынкам в субботу вечером и с интересом наблюдал старания бедняков добыть
себе воскресный обед. Таким образом, этот человек активно действовал и
переходил с места на место под влиянием опиума.
- Вы мне ответили, - сказал я, - но не совсем: вы еще не разъяснили мне
действия, производимого опиумом на меня.
- Я постараюсь ответить вам в нескольких словах, - сказал Эзра
Дженнингс. - Действие опиума бывает в большинстве случаев двояким: сначала
возбуждающим, потом успокаивающим. При возбуждающем действии самые
последние и наиболее яркие впечатления, оставленные в вашей душе, - а
именно впечатления, относившиеся к алмазу, - наверное, при
болезненно-чувствительном нервном состоянии вашем, оставили глубокий след
у вас в мозгу и подчинили себе ваш рассудок и вашу волю подобно тому, как
подчиняет себе ваш рассудок и вашу волю обыкновенный сои. Мало-помалу под
этим влиянием все беспокойство об алмазе, которое вы могли испытывать
днем, должно было перейти из состояния неизвестности в состояние
уверенности, должно было побудить вас к практическому намерению уберечь
алмаз, направить ваши шаги с этой целью в ту комнату, в которую вы вошли,
и руководить вашей рукой до тех пор, пока вы не нашли в шкапчике тот ящик,
в котором лежал камень. Вы сделали все в состоянии опьянения от опиума.
Позднее, когда успокаивающее действие начало преодолевать действие
возбуждающее, вы постепенно становились все более вялым и наконец впали в
оцепенение. За этим последовал глубокий сон. Когда настало утро и действие
опиума окончилось, вы проснулись в таком совершенном неведении
относительно того, что делали ночью, как будто свалились с луны. Ясно ли
вам все это?
- До такой степени ясно, - ответил я, - что я желаю, чтобы вы шли
далее. Вы показали мне, как я вошел в комнату и как взял алмаз. Но мисс
Вериндер видела, как я снова вышел из комнаты с алмазом в руке. Можете вы
проследить за моими поступками с этой минуты? Можете вы угадать, что я
сделал потом?
- Я перехожу именно к этому пункту, - ответил он. - Это для меня
вопрос, не будет ли опыт, предлагаемый мною, не только способом доказать
вашу невиновность, по также и способом найти пропавший алмаз. Когда вы
вышли из гостиной мисс Вериндер с алмазом в руке, вы, по всей вероятности,
вернулись в вашу комнату...
- Да! И что же тогда?
- Возможно, мистер Блэк, - не смею выразиться определенней, - что ваша
мысль уберечь алмаз привела естественным образом к намерению спрятать
алмаз и что вы спрятали его где-нибудь в своей спальне. В таком случае с
вами могло произойти то же, что и с ирландским носильщиком. Вы, может
быть, вспомните после второго приема опиума то место, куда вы спрятали
алмаз под влиянием первой дозы.
Тут пришла моя очередь дать разъяснение Эзре Дженнингсу. Я остановил
его прежде, чем он успел сказать мне что-либо.
- Все ваши соображения ни к чему не приведут, алмаз находится в эту
минуту в Лондоне.
Он вздрогнул и посмотрел на меня с большим удивлением.
- В Лондоне? - повторил он. - Как он попал в Лондон из дома леди
Вериндер?
- Этого не знает никто.
- Вы его вынесли своими собственными руками из комнаты мисс Вериндер.
Как он был взят от вас?
- Не имею ни малейшего понятия об этом.
- Вы видели его, когда проснулись утром?
- Нет.
- Был он опять возвращен мисс Вериндер?
- Нет.
- Мистер Блэк! Тут есть кое-что, требующее разъяснения. Могу я
спросить, каким образом вам известно, что алмаз находится в эту минуту в
Лондоне?
Я задал тот же вопрос мистеру Бреффу, когда расспрашивал его о Лунном
камне по возвращении в Лондон. Отвечая Эзре Дженнингсу, я повторил то, что
сам слышал от стряпчего и что уже известно читателям этих страниц. Он ясно
показал, что недоволен моим ответом.
- При всем уважении к вам и вашему стряпчему, - сказал он, - я держусь
выраженного мною мнения. Мне хорошо известно, что основывается оно только
на предположении. Но простите, если я напомню вам, что и ваше мнение
основано лишь на предположении.
Взгляд его был совершенно нов для меня. Я ждал с беспокойством, как он
будет защищать его.
- Я предполагаю, - продолжал Эзра Дженнингс, - что под влиянием опиума
вы взяли алмаз, чтобы спрятать его в безопасном месте, под этим же
влиянием вы могли спрятать его где-нибудь в вашей комнате. Вы
предполагаете, что индусские заговорщики не могли ошибиться. Индусы
отправились в дом Люкера за алмазом, - следовательно, алмаз должен
находиться у мистера Люкера. Имеете вы какие-нибудь доказательства, что
Лунный камень был отвезен в Лондон? Вы ведь не в силах даже угадать, как и
кто увез его из дома леди Вериндер? Имеете вы улики, что алмаз был заложен
Люкеру? Он уверяет, что никогда не слыхал о Лунном камне, а в расписке его
банкира упоминается только о ценной вещи. Индусы предполагают, что мистер
Люкер лжет, - и вы опять предполагаете, что индусы правы. Могу сказать в
защиту своего мнения только то, что оно возможно. Что же вы, мистер Блэк,
рассуждая логически или юридически, можете сказать в защиту вашего?
Сказано было резко; но нельзя было отрицать, что сказано было
справедливо.
- Признаюсь, вы поколебали меня, - отвечал я. - Вы не против того, чтоб
я написал мистеру Бреффу о том, что вы сказали мне?
- Наоборот, буду рад, если вы напишете мистеру Бреффу. Посоветовавшись
с его опытностью, мы, может быть, увидим это дело в новом свете. Пока же
вернемся к нашему опыту с опиумом. Решено, что вы бросаете курить тотчас
же?
- Тотчас же.
- Это первый шаг. Следующий шаг должен состоять в том, чтобы
воспроизвести, насколько возможно точно, домашние обстоятельства,
окружавшие вас в прошлом году.
Как это можно было сделать? Леди Вериндер умерла. Рэчель и я, пока на
мне лежало подозрение в воровстве, были разлучены безвозвратно. Годфри
Эбльуайт был в отсутствии, путешествовал по континенту. Просто невозможно
было собрать людей, находившихся в доме, когда я ночевал в нем в последний
раз. Эти возражения не смутили Эзру Дженнингса. Он сказал, что придает
весьма мало значения тому, чтобы собрать тех же самых людей, так как было
бы напрасно ожидать, чтобы они заняли то же положение относительно меня,
какое занимали тогда. С другой стороны, он считал необходимым для успеха
опыта, чтобы я видел те же самые предметы около себя, которые окружали
меня, когда я в последний раз был в доме.
- А важнее всего, - прибавил он, - чтобы вы спали в той комнате, в
которой спали в ночь после дня рождения, и меблирована она должна быть
точно таким же образом. Лестницы, коридоры и гостиная мисс Вериндер также
должны быть восстановлены в том виде, в каком вы видели их в последний
раз. Решительно необходимо, мистер Блэк, поставить мебель на те же места в
этой части дома, откуда, может быть, теперь ее вынесли. Бесполезно
жертвовать вашими сигарами, если мы не получим позволения мисс Вериндер
сделать это.
- Кто обратится к ней за этим позволением? - спросил я.
- Нельзя обратиться вам?
- Об этом не может быть и речи. После того, что произошло между нами
из-за пропажи алмаза, я не могу ни видеться с нею, ни писать ей.
Эзра Дженнингс умолк и соображал с минуту.
- Могу я задать вам деликатный вопрос? - спросил он. Я сделал
утвердительный знак. - Правильно ли я сужу, мистер Блэк, по двум-трем
фразам, вырвавшимся у вас, что вы испытывали не совсем обычный интерес к
мисс Вериндер в прежнее время?
- Совершенно правильно.
- Платили вам за это чувство взаимностью?
- Платили.
- Как вы думаете, не заинтересуется ли мисс Вериндер опытом, могущим
доказать вашу невиновность?
- Я в этом уверен.
- В таком случае я сам напишу мисс Вериндер, если вы дадите мне
позволение.
- И расскажете ей о предложении, которое сделали мне?
- Расскажу ей все, что произошло между нами сегодня.
Излишне говорить, что я с жаром принял услугу, которую он мне
предлагал.
- Я еще успею написать с сегодняшней почтой, - сказал он, взглянув на
часы. - Не забудьте запереть ваши сигары, когда вернетесь в гостиницу! Я
зайду завтра утром и услышу, как вы провели ночь.
Я встал, чтобы проститься с ним; я старался выразить признательность,
которую действительно чувствовал за доброту его. Он тихо пожал мне руку.
- Помните, что я сказал вам на торфяном болоте, - ответил он. - Если я
смогу оказать вам эту маленькую услугу, мистер Блэк, мне покажется это
последним проблеском солнечного света, падающим на вечер длинного и
сумрачного дня.
Мы расстались. Это было пятнадцатого июня. События последующих десяти
дней (каждое из них более или менее относится к опыту, в котором я был
пассивным участником) записаны, слово в слово, как они случились, в
дневнике помощника мистера Канди. На его страницах ничто не утаено и
ничего не забыто. Пусть Эзра Дженнингс расскажет, как был сделан опыт с
опиумом и чем он кончился.
Четвертый рассказ, выписанный из дневника Эзры Дженнингса
Июня 15. - Хотя меня прерывали мои больные и моя боль, я кончил письмо
мисс Вериндер вовремя, к сегодняшней почте. Мне не удалось написать так
коротко, как я того желал бы. Но мне кажется, я написал ясно. Письмо
предоставляет ей совершенную свободу решить так, как пожелает она сама.
Если она согласится помочь опыту, она согласится добровольно, а не из
милости к мистеру Фрэнклину Блэку или ко мне.
Июня 16. - Встал поздно после ужасной ночи; действие вчерашнего опиума
преследовало меня страшными снами. То я кружился в пустом пространстве и с
призраками умерших друзей и врагов, то любимое лицо, которое я никогда не
увижу, вставало над моей постелью, фосфоресцируя в черноте ночи,
гримасничая и усмехаясь мне. Легкое возвращение прежней боли в обычное
время, рано утром, было даже приятно мне, как перемена. Оно разогнало
видения - и поэтому было терпимо.
После дурно проведенной ночи я поздно встал и опоздал поэтому к мистеру
Фрэнклину Блэку. Я нашел его лежащим на диване, он пил виски с водой и ел
печенье.
- Я начинаю так хорошо, как только вы можете пожелать, - сказал он, -
несчастная, беспокойная ночь; полное отсутствие аппетита сегодня утром.
Точь-в-точь так, как случилось в прошлом году, когда я бросил курить. Чем
скорее я буду готов для второго приема опиума, тем будет мне приятнее.
- Вы получите его так скоро, как только возможно, - ответил я. - А пока
мы должны всеми силами беречь ваше здоровье.
Я покинул мистера Блэка для своих больных, чувствуя себя лучше и
счастливее после этого краткого свидания с ним.
В чем тайна привлекательности для меня этого человека? Или это только
значит, что я чувствую разницу между чистосердечным, ласковым обращением,
с каким он допустил меня познакомиться с ним, и безжалостным отвращением и
недоверием, с какими встречают меня другие люди? Или есть в нем
действительно что-то, отвечающее стремлению моему к человеческому
сочувствию, - стремлению, пережившему одиночество и гонение многих лет и
делающемуся все сильнее и сильнее по мере того, как приближается время,
когда я перестану и чувствовать, и терпеть? Как бесполезно задавать эти
вопросы?! Мистер Блэк воскресил во мне интерес к жизни. Пусть будет
довольно этого; к чему стараться понять, в чем состоит этот новый интерес?
Июня 17. - Сегодня утром перед завтраком мистер Канди сообщил мне, что
уезжает на две недели навестить своего друга на юге Англии. Он дал мне
много специальных наставлений, бедняга, по поводу больных, как будто имел
еще большую практику, бывшую у него до болезни.
Почта принесла мне ответ мисс Вериндер после отъезда мистера Канди.
Очаровательное письмо! Оно внушило мне самое высокое мнение о ней. Она
не старается скрыть интереса, который чувствует к нашему предприятию, она
говорит самым милым образом, что мое письмо убедило ее в невиновности
мистера Блэка без малейшей надобности еще и доказывать это. Она даже
упрекает себя - весьма неосновательно, бедняжка! - в том, что не разгадала
в свое время тайны. Причина всех этих уверений кроется, очевидно, в
великодушном желании поскорее загладить несправедливость, которую она
невольно нанесла другому человеку. Ясно, что она не переставала его любить
и во время их отчуждения. Во многих местах ее письма ее радость, что он
заслуживает быть любимым, прорывается самым невинным образом сквозь
принятые условности, вопреки сдержанности, какая требуется в письме к
постороннему лицу. Возможно ли (спрашиваю я себя, читая это восхитительное
письмо), что я единственный из всех людей на свете предназначен послужить
средством к тому, чтобы опять соединить этих молодых людей? Мое личное
счастье было растоптано, любовь моя была похищена. Неужели я доживу до
того, чтобы видеть счастье других людей, устроенное моими руками, их
возрожденную любовь?
В письме заключались две просьбы. Первая из них - не показывать это
письмо мистеру Фрэнклину Блэку. Я имею право сказать ему, что мисс
Вериндер охотно отдает свой дом в полное наше распоряжение; но не более
этого.
Эту просьбу исполнить легко. Однако вторая ее просьба причиняет мне
серьезные затруднения.
Мисс Вериндер, не довольствуясь указанием, данным мистеру Беттереджу о
том, чтобы он исполнял все мои распоряжения, просит дозволения помочь мне
личным своим наблюдением над тем, как будет приведена в прежний свой вид
ее гостиная. Она ждет только ответа от меня, чтобы отправиться в Йоркшир и
присутствовать в качестве одного из свидетелей в ночь, когда эксперимент с
опиумом будет проделан во второй раз.
Здесь опять кроется какая-то причина, и мне кажется, я могу ее угадать.
То, что она запретила мне говорить мистеру Фрэнклину Блэку, она, - так
я объясняю себе это, - с нетерпением желает сказать ему сама, _прежде_ чем
будет сделан опыт, который должен восстановить его репутацию в глазах
других людей. Я понимаю и восхищаюсь великодушным желанием поскорее
оправдать его, не ожидая, будет ли или не будет доказана его невиновность.
Она хочет, бедняжка, загладить нанесенную ему обиду. Но этого сделать
нельзя. У меня нет ни тени сомнения, что обоюдное волнение, возбужденное
встречей, старые чувства, которые она пробудит, новые надежды, которые
возродит, - в своем действии на душу мистера Блэка будут гибельны для
успеха нашего опыта. Уж и сейчас довольно трудно воспроизвести в нем те же
настроения, какие владели им в прошлом году. Если же новые интересы и
новые ощущения взволнуют его, попытка будет просто бесплодна.
А между тем, хотя я и знаю это, у меня недостает духа обмануть ее
ожидания. Я должен постараться придумать какой-нибудь выход, который
позволил бы мне сказать "да" мисс Вериндер, не повредив услуге, которую я
обязан оказать мистеру Фрэнклину Блэку.
Два часа. - Только что вернулся со своего медицинского осмотра,
разумеется побывав прежде в гостинице.
Сообщение мистера Блэка о проведенной ночи то же, что и вчера. Сон его
был прерывистый, но сегодня он менее беспокоен, потому что спал вчера
после обеда. Этот послеобеденный сон, без сомнения, был результатом
прогулки верхом, которую я ему посоветовал. Боюсь, что должен прекратить
этот живительный моцион на свежем воздухе. Ему не следует быть вполне
здоровым, как не следует быть и совсем больным.
Он еще не получил известий от мистера Бреффа. Он с нетерпением хотел
узнать, не получил ли я ответа от мисс Вериндер.
Я рассказал ему только то, что мне было разрешено, и не более того.
Совершенно бесполезно придумывать предлоги, чтобы не показать ему это
письмо. Он сказал мне с горечью - бедняжка! - что понимает деликатность,
мешающую мне показать письмо.
- Она соглашается, разумеется, из вежливости и чувства справедливости,
- сказал он. - Но она остается при своем мнении обо мне и ждет результата.
Мне очень хотелось намекнуть ему, что он сейчас так же несправедлив к
ней, как она была несправедлива к нему. Но, поразмыслив, я не захотел
лишить ее двойного наслаждения - удивить и простить его.
Посещение мое было очень коротким. После вчерашней ночи я вынужден был
отказаться от приема опиума. Неизбежные последствием было то, что болезнь,
гнездящаяся во мне, опять одержала верх. Я почувствовал приближение
припадка и поспешно ушел, чтобы не испугать и не огорчить мистера Блэка.
Припадок продолжался на этот раз только четверть часа и оставил во мне
довольно сил, чтобы продолжать мою работу.
Пять часов. - Я написал ответ мисс Вериндер.
План, предложенный мною, если только она согласится на него, учитывает
интересы обеих сторон. Сперва я привел все доводы против встречи ее с
мистером Блэком до опыта, а потом посоветовал ей приехать тайно в тот
вечер, когда мы будем производить самый опыт. Выехав из Лондона с
послеобеденным поездом, она может приурочить свой приезд к девяти часам
вечера. Я решил к этому времени проводить мистера Блэка в его спальню и,
таким образом, дать возможность мисс Вериндер пройти в свои комнаты до
того, как будет принят опиум. После того как это будет сделано, она сможет
наблюдать за результатом вместе со всеми нами. На следующее утро она
покажет мистеру Блэку (если захочет) свою переписку со мною и удостоверит
его, таким образом, что он был оправдан в ее глазах прежде, чем была
фактически доказана его невиновность.
В этом роде я написал ей. Вот все, что я мог сделать сегодня. Завтра
увижусь с мистером Беттереджем и дам указания, как устроить дом.
Июня 18. - Опять опоздал зайти к мистеру Фрэнклину Блэку. Ужасная боль
усилилась рано утром, и вслед за нею мною овладела на несколько часов
страшная слабость. Я предвижу, что, несмотря на разрушающее действие,
оказываемое опиумом, мне придется вернуться к нему в сотый раз. Если бы я
должен был думать только о самом себе, я предпочел бы острую боль страшным
снам. Но физическое страдание истощает меня. Если я допущу себя до полного
изнеможения, кончится тем, что я сделаюсь бесполезен мистеру Блэку в такое
время, когда больше всего буду ему нужен.
Было уже около часа, прежде чем я успел добраться сегодня в гостиницу.
Это посещение, даже при моем болезненном состоянии, оказалось весьма
забавным благодаря присутствию Габриэля Беттереджа.
Он был уже в комнате, когда я вошел. Отойдя к окну, он стал смотреть в
него, пока я задавал обычные вопросы своему пациенту. Мистер Блэк опять
дурно спал и чувствовал бессонницу сегодня утром гораздо сильнее, чем
чувствовал ее до сих пор. Я спросил его, не получал ли он известий от
мистера Бреффа.
Он получил письмо утром. Мистер Брефф высказывал сильное неодобрение
плану, на который решился его друг и клиент по моему совету. Это было
нехорошо с его точки зрения, потому что возбуждало надежды, которые могли
не осуществиться. Кроме того, что это было совершенно непонятно для
_него_, это казалось шарлатанством, вроде месмеризма, ясновидения и тому
подобного. Это перевернет вверх дном дом мисс Вериндер и кончится тем, что
расстроит самое мисс Вериндер.
Он рассказал об этом (не называя имен) одному знаменитому врачу, и
знаменитый врач улыбнулся, покачал головой и не сказал ничего. Основываясь
на всех этих причинах, мистер Брефф протестовал против нашего плана.
Мой следующий вопрос относился к алмазу. Представил ли стряпчий
какое-нибудь доказательство того, что алмаз в Лондоне?
Нет, стряпчий просто отказался рассуждать об этом. Он был уверен, что
Лунный камень заложен мистеру Люкеру. Его знаменитый отсутствующий друг
(никто не мог отрицать того, что он идеально знал характер индусов) был
также уверен в этом. При данных обстоятельствах и при многочисленных
запросах, уже сделанных ему, он должен отказаться вступать в какие бы то
ни было споры относительно доказательств. Время само покажет, и мистер
Брефф охотно выждет.
Было совершенно ясно, если бы даже мистер Блэк не сделал это еще более
ясным, заменив чтение письма простым пересказом его содержания, что под
всем этим таилось недоверие лично ко _мне_. Подготовленный к этому, я не
был ни раздосадован, ни удивлен. Я спросил мистера Блэка, какое
впечатление произвел на него протест его друга. Он с жаром ответил, что ни
малейшего. После этого я получил право выкинуть из головы мистера Бреффа,
и сделал это.
Наступила пауза, и Габриэль Беттередж отошел от окна.
- Можете ли вы удостоить меня вашим вниманием, сэр? - обратился он ко
мне.
- Я весь к вашим услугам, - ответил я.
Беттередж взял стул и сел у стола. Он вынул большую старинную записную
книжку с карандашом такого же размера. Надев очки, он раскрыл записную
книжку на пустой странице и опять обратился ко мне.
- Я прожил, - сказал Беттередж, сурово глядя на меня, - почти пятьдесят
лет на службе у покойной миледи. До тех пор я был пажом на службе у
старого лорда, ее отца. Мне теперь около восьмидесяти лет, - все равно,
сколько именно. Считают, что я имею знание и опыт не хуже многих. Чем же
это кончается? Кончается, мистер Эзра Дженнингс, фокусами над мистером
Фрэнклином Блэком, которые будет производить помощник доктора посредством
склянки с лауданумом, а меня, в моих преклонных летах, заставляют быть
помощником фокусника!
Мистер Блэк захохотал. Я хотел заговорить, Беттередж поднял руку.
- Ни слова, мистер Дженнингс! - сказал он. - Я не желаю слышать от вас,
сэр, ни единого слова. У меня есть свои правила, слава богу! Если я получу
приказание сродни приказанию из Бедлама, это ничего не значит. Пока я
получаю его от моего господина или госпожи, я повинуюсь. Но я могу иметь
свое собственное мнение, которое, потрудитесь вспомнить, совпадает также и
с мнением мистера Бреффа, знаменитого мистера Бреффа! - сказал Беттередж,
возвышая голос, торжественно качая головой и глядя на меня. - Все равно, я
все-таки беру назад свое мнение. Моя барышня говорит: "Сделайте это", и я
говорю: "Мисс, будет сделано". Вот я здесь, с книжкой и с карандашом, - он
очинен не так хорошо, как я мог бы пожелать, по если христиане лишаются
рассудка, кто может ожидать, чтобы карандаши оставались остры? Давайте мне
ваши приказания, мистер Дженнингс. Я запишу их, сэр. Я решился не
отступать от них ни на волос. Я слепой агент, вот я кто. Слепой агент! -
повторил Беттередж, находя необыкновенное наслаждение в этом определении,
данном самому себе.
- Мне очень жаль, - начал я, - что мы с вами не соглашаемся...
- Не вмешивайте _меня_ в это дело! - перебил Беттередж. - Речь идет не
о согласии, а о повиновении. Давайте ваши приказания, сэр, давайте
приказания!
- Я хочу, чтобы некоторые части дома были снова открыты, - начал я, - и
меблированы точь-в-точь так, как они были в прошлом году.
Беттередж лизнул языком плохо очиненный карандаш.
- Назовите эти части, мистер Дженнингс, - сказал он надменно.
- Во-первых, холл у главной лестницы.
- Во-первых, холл, - написал Беттередж. - Невозможно меблировать его,
сэр, как он был меблирован в прошлом году...
- Почему?
- Потому что в прошлом году, мистер Дженнингс, там стояло чучело
кобуза. Когда господа уехали, кобуза унесли вместе с другими вещами. Когда
кобуза уносили, он лопнул.
- Если так, исключим кобуза.
Беттередж записал исключение.
- "Холл должен быть меблирован, как в прошлом году. Только исключить
лопнувшего кобуза". Пожалуйста, продолжайте, мистер Дженнингс.
- Разостлать ковер на лестницах, как прежде.
- "Разостлать ковер на лестницах, как прежде". Очень жалею, что опять
должен обмануть ваши ожидания, сэр. Но и этого сделать нельзя.
- Почему же?
- Потому что человек, расстилавший ковры, умер, мистер Дженнингс, а
подобного ему в искусстве расстилать ковры, обойди хоть всю Англию, не
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |