Человек пытается устроиться на работу кантором. Когда он вернулся после службы домой, жена спрашивает его, как все прошло.
– Ужасно. Шамес сказал, что мой голос был монотонен и мое пение никому не понравилось.
– Ай, да что ты обращаешь на него внимание? – говорит жена. – Все знают, что шамес просто повторяет то, что услышал.
Самой синагоге тоже достается своя порция насмешек.
Элегантно одетый человек поднимается по ступенькам большого храма на Йом-Кипур. У входа его останавливает охранник:
– Уважаемый, вы состоите в этой синагоге?
– Нет.
– Вы приобрели билет на посещение служб Рош-hа-Шана и Йом-Кипур в этом храме?
– Нет, не приобрел.
– Мне очень жаль, – говорит охранник, – но в таком случае вам запрещен вход в синагогу.
Человек в отчаянии.
– У меня есть очень важное сообщение для мистера Брайана Голдстейна. Это вопрос чрезвычайной важности, неотложное дело. Вы обязаны меня пропустить, чтобы я смог с ним поговорить.
– Ладно-ладно, – сказал наконец охранник, – я пропущу вас. Но если я застану вас молящимся…
Сторона жизни евреев, которая обычно остается незаметной (а если заметной, то не оцененной) для неевреев, это то, что в^дни важных религиозных праздников (Рош-ha-Шана и Йом-Кипур) в синагогу допускаются только ее члены или те из нечленов, которые заранее приобрели входные билеты. Цены на билеты для нечленов специально завышены, достигая иногда сотен долларов, и целью этого является побудить их к вступлению в синагогу. На практике большинство синагог реально не прогоняет тех, кто пытается пройти без билета, но его или ее могут попросить занять место в конце храма или постоять. Некоторые крупные синагоги нанимают охранников или просят приметных прихожан проверять билеты у всех входящих.[138 - Бывают случаи, когда охранники или билетёры грубо отказывают потенциальным верующим пройти в синагогу. Комик Джоан Риверс написала в своей книге «Все еще говорю», как она купила билет на службы по случаю одного из важных религиозных праздников, проводимых в большом храме на Ман-хэттене. Но когда она опоздала на десять минут на поминальную службу по усопшим, – за несколько недель до этого она потеряла супруга – билетёр сказал ей и ее дочери, что их места уже отданы другим. И хотя синагога не была полной, билетер, который был видным членом правления, не позволил им зайти и помолиться. Она была ошеломлена и взбешена: «Я думала: это храм?; это Бог?» (Джоан Риверс, в соавторстве с Ричардом Мериманом, «Все еще говорю» [New York: Turtle Bay Books, Random House, 1991], стр. 260).]
Разумеется, подобная политика вызывает немало озлобленного недовольства. Некоторые недовольные как-то пожаловались моему дедушке, Рабби Ниссену Телушкину, который был раввином в средней по размеру и однозначно не многолюдной синагоге в Бруклине. «Это отвратительно, – говорили они, – просить людей покупать билеты, словно они идут в кино или на соревнования. Что же, теперь человеку надо будет платить деньги, чтобы помолиться в синагоге?»
«Если у человека нет денег, ему не надо платить, – согласился дедушка. – Но почти все из тех, кто хочет пройти без билета, в состоянии его купить. Они просто не хотят. Они хотят, чтобы те, кто ходит в синагогу в течение всего года, несли на себе все расходы по ее содержанию и чтобы у них была возможность посещать ее раза три в году, когда они соблаговолят туда зайти. Не кажется ли вам, что и эти люди тоже должны взять на себя часть расходов, связанных с содержанием синагоги?»
Впрочем, притом, что среди евреев принято осуждать тех, кто посещает службы только по случаю важных религиозных праздников (их иногда называют «три-дня-в-году-иудей»), в еврейском фольклоре есть истории, восхваляющие этих людей.
Как-то на Йом-Кипур в синагогу, где молился Баал Шем Тов, основавший хасидизм в XVIII веке, зашел неграмотный пастушонок. Мальчик был глубоко тронут службой, но огорчен тем, что он не мог читать молитвы. Тогда, решив сделать свое подношение Богу, он начал свистеть, поскольку это было единственным, что, как он знал, он мог делать замечательно. Собрание верующих пришло в ужас от подобного осквернения их службы. Одни закричали на мальчика, другие захотели вышвырнуть его вон. Баал Шем Тов тут же их остановил. «До этого момента, – сказал он, – я чувствовал, что наши молитвы были заблокированы, словно они пытались дойти до небесного суда. Свист юного пастуха столь чист, что прорвался сквозь все преграды и донес все наши молитвы напрямую к Богу».[139 - В подобной, но более ранней, истории, напечатанной в XIII веке в «Книге Благочестия (Сефер Хасидим)», неграмотный иудейский пастух возносит Господу свою собственную молитву: «Господь Мира! Тебе открыто и ведомо, что если есть у Тебя некий скот и Ты дашь его мне под присмотр, то хоть я и беру с других плату за присмотр и заботу, с Тебя я ничего не возьму, ибо люблю я Тебя».Услышал молитву пастуха муж ученый и говорит ему:– Глупец ты, не молятся так.– Так как же мне молиться? – спросил пастух.И научил ученый муж молиться пастуха по всем канонам, в порядке должном, как пищу освящать, Sh'ma («Слушай, Израиль! Господь Всемогущий наш., Господь Един») и другим главным молитвам.Когда ученый муж ушел, пастух забыл все новые молитвы, которым его научили, и вовсе перестал молиться. Он боялся произносить свою старую молитву, поскольку ученый муж велел ему не читать ее. Как-то ночью тот ученый муж увидел сон, где голос был гласящий: «Если ты не скажешь пастуху читать молитву, к которой он привык, то падут на тебя несчастья, поскольку ты отнял у меня того, кто принадлежит Миру Грядущему».Ученый муж нашел пастуха и говорит ему:– Какую молитву ты сейчас читаешь?– Никакой, – отвечает пастух, – ведь я забыл молитвы, которым вы меня научили, а ту, к которой я привык, вы запретили мне читать.Ученый муж поведал ему о своем сне и добавил:– Читай ту, которую ты читал обычно!(Лионел Блу и Джонатан Магонет, «Синее руководство для жизни этой и последующей» [London: Collins, 1988], стр. 192).]
Анекдоты, которые рассказывают иудеи о своих прихожанах
– Если бы у меня было трое таких, как вы, – говорит раввин одному из своих противников в совете директоров синагоги, – я бы был счастливым человеком.
– Вы о чем говорите, рабби? – ответил тот человек. – Я всегда вас критикую. Почему же вы были бы счастливы, если бы таких, как я, было трое?
– Потому, что у меня таких, как вы – тридцать. И если бы было только трое, я бы был счастлив.
В 1950-х годах, по случаю ежегодного собрания Ассамблеи раввинов, ассоциации консервативных раввинов, Рабби Макс Арзи встал, чтобы сделать заявление: «Все рабби, которые довольны своими советами директоров, встречаются через полчаса на втором этаже, в телефонной будке».
Как показывают два предыдущих анекдота, запугивание со стороны правления особенно досаждает раввинам.
Иудей, чужой в этом приходе, появляется в большой синагоге и становится в ряд тех, кто хочет попасть на прием к известному раввину. Чужака сопровождает его десятилетний сын.
– Рабби, мой сын хочет стать раввином… Поскольку вы для нас в этом образец, мы проехали сотни миль, чтобы он мог с вами встретиться.
Раввин засиял, возложил свои руки на голову мальчика и тепло говорит:
– Сын, я рад, что ты желаешь стать раввином, это святое призвание. Теперь, когда ты здесь, преодолев столь большое расстояние, чтобы встретиться со мной, хочешь ли ты задать мне какой-то вопрос?
– Да, – говорит мальчик. – Помимо того, что вы произносите здесь речи, чем вы еще занимаетесь?
Раввин снимает руки с его головы, его лицо слегка искривляется, и он говорит:
– Да ты, я вижу, хочешь быть не раввином, а президентом синагоги.[140 - Альберт Ворспан, «Начинай волноваться: подробности следуют», стр. 39–40. Раввины – чьи дни проходят в посещении заседаний комитетов, консультировании прихожан, приходящих со своими проблемами, посещении больных членов прихода, попавших в больницу, проведении занятий со взрослыми, желающими получить знания и обратиться в веру, – приходят в отчаяние от широко распространенного мнения, что их единственной обязанностью является произносить двадцатиминутные проповеди на службе по случаю Шаббат.]
Наверное, самым большим разочарованием для всех раввинов является безразличие многих лидеров из мирян к самым основополагающим ценностям иудаизма.
Раввину необходимо выступить перед прихожанами, которые ищут нового духовного лидера.
– О чем вы собираетесь сказать? – спрашивает президент раввина, пока они идут к синагоге.
– О соблюдении Шаббат, о важности для иудеев того, чтобы этот день был действительно священным, без покупок, без траты денег.
– Я бы этого делать не стал, – предупреждает его президент. – У людей здесь и без того мало времени, и они вынуждены ходить за покупками тогда, когда есть возможность. Есть ли у вас еще какие-то мысли, о чем можно сказать?
– Кашрут [предписания по питанию для евреев].
– Рабби, я бы не стал в это вдаваться. Разве вы не понимаете, насколько трудно здесь соблюдать кошерность? Кошерное мясо намного дороже. Бедным хозяйкам придется иметь два набора посуды и столовое серебро и все время следить, чтобы они не перепутались между собой. Нельзя ли сказать о чем-то другом?
– Хорошо. Я скажу о еврейском образовании, важности дневной школы…
– Вы с ума сошли, рабби! Люди здесь не хотят, чтобы евреи выделялись среди всех остальных. Кроме того, занятия в дневной школе идут долго, и у детей не остается времени на уроки музыки, танца, каратэ и баскетбола.
– Не понимаю, – говорит раввин, – если я не могу говорить о Шаббате, о Кашруте, о еврейском образовании, о чем же я, по вашему мнению, должен говорить?
– Ба, да конечно же об иудаизме.
Юмор еврейских ортодоксов
В Соединенных Штатах большинство ортодоксальных евреев пользуется достаточно специфичной лексикой, в которой слова из иврита и идиша свободно переплетаются с английской речью. Если еврей из реформаторов может спросить приятеля: «Ты пойдешь в храм в пятницу вечером?», то ортодоксальный еврей, скорее всего, построит вопрос так: «В каком шуле ты давениш [молишься] на Шабо?»
В силу того, что жизнь ортодоксального еврея связана со множеством ритуалов и весьма обширным «еврейским» лексиконом, их анекдоты обычно непонятны для нетрадиционных евреев.
В ортодоксальном юморе, на удивление много бунтарского, и зачастую он нацелен на еврейские ритуалы. Например, во время Песаха Тора строго запрещает евреям потреблять или даже иметь в доме продукты брожения, называемые на иврите хамец. Утром за день до начала праздника все верующие евреи сжигают такой хамец, как хлеб, и при этом повторяют молитву, снимающую с них ответственность за те продукты, которые они по недосмотру не уничтожили.
Самые дорогие виды хамеца, такие как виски или приборы, в которых их подают, на время праздника прячутся в подвале или закрытом буфете. Поскольку правилами Торы евреям запрещено даже просто иметь хамец во время Песаха, то раввин, действуя от лица всей общины, продает эти продукты нееврею, который выплачивает символический задаток и соглашается не пользоваться этим до истечения праздника. Как только Песах проходит, нееврей сообщает раввину, что он решил не выплачивать остаток суммы. Тогда сделка тут же расторгается, и хамец возвращается обратно своим прежним еврейским обладателям. Таким образом требование Торы к евреям не обладать никаким хамецом на Песах бывает исполнено, и в то же время евреям нет необходимости выбрасывать или продавать ценный хамец по смехотворно низким ценам. Все это было своего рода подоплекой для следующего рассказа.
Несколько лет назад главный раввин Тель-Авива, Давид Халеви, постановил, что иудеям запрещено курить, на основании того, что курение угрожает здоровью, а это идет вразрез с библейским стихом: «Только берегись и тщательно храни жизнь свою» (Второзаконие, 4:9).
Как же отреагировали раввины разных религиозных направлений американских евреев на постановление Рабби Халеви?
Реформаторские раввины встретились и решили: мы не ограничиваем себя иудейским законом [халак-ха], и потому реформаторские иудеи, если желают, могут продолжать курить.
Консервативные раввины встретились и решили: «Постановление рабби Халеви обосновано. С этих пор раввинам консерваторов курить непозволительно». (Поскольку все знают, что правила консервативных раввинов касаются только их, то консервативные миряне редко придают этому значение.)
Ортодоксальные раввины встретились и решили: «Постановление рабби Халеви является обязательным. С этих пор ортодоксальный иудей, который решает курить, должен сперва продать свои легкие гою».
Анекдот, намеренно обидный для всех евреев, поскольку помимо того, что высмеивает ритуальную продажу хамеца ортодоксами, он содержит характерную критику ортодоксами неортодоксальных течений: реформаторские раввины не заботятся о том, что Тора или иудейский закон говорят о чем-либо, – это не имеет к ним отношения. В одном из межцерковных диалогов, в котором мне довелось принимать участие несколько лет назад, вскоре после того, как реформаторское движение поддержало Цесара Чавеса в бойкоте винограда, собранного низкооплачиваемыми рабочими мексиканского происхождения, консервативные раввины вывели из себя своих реформаторских коллег, подметив: «Реформаторский раввин, публично поедающий свинину на Йом-Кипур, не будет иметь никаких проблем на Главной конференции американских раввинов [ассоциации реформаторских раввинов], покуда он не достанет на десерт виноград».
Здесь досталось и консервативному движению. Консервативный иудаизм заявляет о своей верности иудейским законам, как ортодоксы, но при этом большей, чем ортодоксы, открытости для внесения изменении и преобразований в закон божий в соответствии с историческими реалиями. Однако это заявление верно скорее в теории, чем на практике. В реальной жизни евреи, связанные с консервативными синагогами, имеют склонность мало придерживаться иудейских обрядов, которым следуют раввины. Как сказал один ортодоксальный раввин, ставший духовным лидером синагоги консерваторов: «Я ортодоксальный раввин в консервативной синагоге с реформаторскими прихожанами».
Но сердцем анекдота является открытая критика широко известной юридической фикции ортодоксов. Все религиозные системы, которые основаны на текстах, имеющих божественное происхождение, нуждаются в подобных юридических фикциях (католическая церковь иногда выдает свидетельства об аннулировании брака даже парам, прожившим вместе годы, в качестве меры, позволяющей обойти запрет церкви на развод). Без подобных «необходимых фикций», религиям бы пришлось буквально следовать своим текстам, что могло бы привести к громадным финансовым потерям, как в случае с хамец, или к ужасной несправедливости, как в случае невозможности расторгнуть несчастливый брак католической пары.[141 - В правовых нормах иудаизма также есть юридическая фикция, касающаяся свода правил о разводе. Основываясь на стихе из Торы (Второзаконие, 24:1), раввины сделали заключение, что на развод может подавать только мужчина, и он должен делать это добровольно. Однако Маймонид заявил, что в том случае, если иудейский суд велит мужчине пойти на развод, а он отказывается, его должны сечь кнутом до тех пор, пока он не захочет пойти на развод. Обоснование Маймонида того, что согласие на развод, вытянутое телесными пытками, не является актом, сделанным по принуждению, выглядит несколько забавным. Его доводы таковы, что, поскольку этот человек должен был пойти на развод со своей женой, – на чем настоял иудейский суд – он совершает грех, идя против этого, и потому к нему должны быть применены подобные меры, дабы изгнать тот дух безрассудства, который им овладел. Таким образом, благодаря порке, мы можем выбить из него дух безрассудства и дать ему возможность сделать то, что его сокровенная душа знает как дело правое и благое.]
Значительная часть юмора ортодоксов направлена на крайний ритуальный педантизм некоторых исполнительных иудеев. Одним из спорных вопросов в жизни иудеев является кашрут. Теоретически, иудей, придерживающийся кошерности, должен иметь возможность есть в доме любого другого иудея, который также придерживается кошерности. На практике же многие ортодоксальные евреи едят только у себя дома, в домах нескольких избранных людей, которых они хорошо знают, или в ресторанах, которыми заведуют раввины. Многие особо осторожны в том, где они едят мясо, поскольку кошерные правила забоя скота очень усложненные.
В иудейской традиции есть обещание, что в «Мире Грядущем» у людей на столе будет одно из двух блюд: шор ha-бор (мясо диких волов) и левиафан (огромная рыба).
Возникает вопрос: «Почему первого блюда недостаточно, и почему Богу потребовалось добавить в меню рыбу?»
Ответ: «Это для тех очень набожных иудеев, которые будут говорить: „Я не уверен в его кашруте. Подайте мне кусок рыбы“».
Другая тема для сатиры среди ортодоксов – разговоры в синагоге, которые случаются во время службы. Утренняя служба на Шаббат достаточно длинная, и во многих приходах она может длиться часа три, а то и больше. Большинство ортодоксальных иудеев и не помышляют о том, чтобы пропустить давенинг, но когда им наскучивает, они начинают разговаривать. Эта проблема одна из давнишних в иудейской жизни, и уже в средневековых сводах правил есть предупреждения не разговаривать в ходе молитв. Несмотря на это, одна из ортодоксальных синагог в Бруклине разослала своим членам по почте следующий опросный лист.
Пожалуйста, укажите свои интересы, чтобы на службах мы могли усадить вас с теми людьми, с которыми у вас есть много общего. Вы бы предпочли сидеть с теми, кто
• говорит о фондовых биржах?
• делится местными сплетнями?
• сидит тихо и действительно молится?
• говорит о спорте?
Одна из причин столь длительной службы в том, что многие молитвы повторяются неоднократно. Наиболее важная, Шмонэ Эсрэ, сперва читается прихожанами про себя, а затем кантор читает ее вслух. Другая молитва, Екум Пуркан («Да случится избавление») читается на арамейском языке, который понимают лишь немногие из современных евреев. Она состоит из двух, весьма похожих друг на друга, абзацев, каждый из которых начинается со слов Екум Пуркан. И на эту тему не мог не появиться анекдот.
Встречаются протестант, католик и раввин. Они приходят к заключению, что из-за ужасных проблем, связанных с ненавистью и разобщенностью в мире, им необходимо разработать новую религию, к которой бы приобщились все народы.
– Ради этого, – говорит католический священник, – католики готовы отказаться от веры в непорочное зачатие.
Протестант и раввин под большим впечатлением.
– Ради этого, – говорит протестантский священник, – мы готовы отказаться от веры в искупление Христом грехов всего человечества.
Католик и раввин под большим впечатлением.
– Ради этого, – говорит иудейский священник, – мы готовы отказаться от второй части Екум Пуркан.
Несмотря на то, что многие иудеи хорошо знакомы со священным постом, проводимым на Йом-Кипур, многие не знают о шести других датах иудейского календаря, в которые тоже соблюдается пост. Среди них один день непосредственно перед Пуримом, а другой связан с первенцами-мальчиками, и проводится перед Песахом. Три других дня связаны с днями разрушения двух Храмов.
Шестой постный день проводится на третий Тишрей, на день после Рош-hа-Шана, и известен как «Цом Гедалья» (пост Гедалья). После того, как Вавилон разгромил еврейское царство Иудею в 586 году до н. э., он назначил Гедалья, еврея, в качестве управляющего провинцией. Пророк Иеремия, один из главных сторонников Гедалья, велел евреям сотрудничать с ним. Однако некоторые видели в Гедалья коллаборациониста, и в один из осенних дней (приблизительно в 585 году до н. э.) убили его. После этого Вавилон стал управлять Иудеей напрямую и жестоко. С тех пор традиционные евреи ежегодно отмечают день памяти Гедалья постом. Между тем многие евреи особо точно этих предписаний не придерживаются.
– Вы поститесь на Цом Гедалья? – спрашивает еврей своего друга.
– Нет, – отвечает тот.
– Почему нет?
– У меня есть не одна, а целых три причины. Во-первых, если бы Гедалья не умер тогда, он бы все равно умер задолго до наших дней. Во-вторых, если бы я умер раньше него, Гедалья бы не стал поститься в память обо мне. И в-третьих, если я не соблюдаю пост на Йом-Кипур, то почему я должен поститься на Цом Гедалья?
В анекдотах ортодоксальных евреев часто используются слова на иврите или арамейском языке, а их понимание предполагает основательное знание иудейских предписаний. Редко можно встретить анекдоты реформаторских или консервативных иудеев на столь специфическую тему, как пост Цом Гедалъя, поскольку большинство неортодоксальных иудеев его не соблюдает и относительно немногие вообще знают о его существовании.
Я фактически не знаю анекдотов об иудейских предписаниях, которые бы были распространены среди реформаторских иудеев. Некоторые из немногих анекдотов консерваторов были опубликованы в недавно вышедшей книге Вильяма Новака «Масорет», изданной иудейской богословской Семинарией движения консерваторов.
Берни и Бернис, относящиеся к консервативному приходу, сохраняют кошерность своего дома. Но, как большинство их друзей-прихожан, они время от времени заказывают в ресторанах более экзотические блюда. Прошлым летом Берни пригласил свою супругу в Париж, просто поесть. В последний вечер их отдыха они отправились на роскошный обед в самую запретную и притягательную парижскую закусочную, освященную веками Chez Treif. Зная, что подобный случай может никогда больше не представиться, Берни решил заказать самое дорогое и скандальное блюдо из меню. Через полтора часа в зале появились четыре официанта, несущих заказ Берни: запеченный целиком молочный поросенок, обложенный всевозможными гарнирами, вплоть до фрукта во рту.
Блюдо с заказом еще не опустилось на стол Берни, как в ресторан вошел раввин из его родного города (вероятней всего, в меню было несколько блюд, не подпадавших под категорию некошерных). Завидев их, раввин направился к столику, чтобы поздороваться, и тут Берни подскочил к нему, соображая с быстротой молнии: «Здравствуйте, рабби. Я так рад вас видеть. Вы не поверите, сколь богата на причуды фантазия местных поваров. Вы только взгляните, как они приготовили запеченное яблоко!»
Даже в тех редких случаях, когда анекдоты ортодоксов признают вопиющие нарушения иудейских предписаний, они редко бывают до конца искренни в этом. Еврей, заказывающий свинину, не фигурирует ни в анекдотах, ни в мире ортодоксов. Однако еврей, который игнорирует Цом Гедалъя или допускает нарушение некоторых других, менее значительных, обрядов, представлен таким образом:
К раввину приходит иудей.
– Я согрешил, – говорит он, – и хочу знать, что мне нужно сделать в качестве тешува [покаяния].
– Что за грех вы совершили? – спрашивает раввин.
– Это было лишь однажды, я не вымыл руки и не прочел молитву перед вкушением хлеба.
– Ну, если это действительно было лишь однажды, – говорит раввин, – то все не столь ужасно. Тем не менее, почему вы не стали мыть руки и читать молитву?
– Я чувствовал себя для этого неловко, рабби. Видите ли, я был в некошерном ресторане.
У раввина поднялись брови.
– А почему вы ели в некошерном ресторане?
– У меня не было выбора. Все кошерные рестораны были закрыты.
– А почему все кошерные рестораны были закрыты?
– Это был Йом-Кипур.
Благотворительность
В цирке силач Геркулес поражает всех изумляющими подвигами своей мощи, поднимая над головой сотни килограмм и пробивая кулаком твердую стену. В качестве финального действа, он берет лимон и выжимает его. Сперва сок каплет быстро, затем медленнее, и в конце не вытекает уже ни капли. Выходит администратор цирка и говорит:
– Я дам двести долларов всякому, кто сможет выжать из этого лимона хотя бы еще одну каплю.
Выходят два здоровых мужика, видом походящих на вышибал. Каждый изо всех сил жмет лимон, но не может выдавить ни капли.
– Есть еще желающие? – спрашивает администратор.
Выходит маленький, слабо сложенный мужичок. Народ в зале начинает хихикать. Он берет лимон, сжимает, и из него льется сок. Администратор ошарашен. Он подходит к нему с двумя сто долларовыми купюрами, и когда их вручает, то не может удержаться, чтобы не спросить:
– Кто вы? Чем вы занимаетесь?
– Сеймур Голдстейн, – отвечает человек. – Я сборщик пожертвований в пользу Еврейского Объединения (UJA – United Jewish Appeal).
Многие из наиболее важных вопросов жизни евреев и иудейских предписаний связаны с благотворительностью, в частности, понятие, что евреи – одна большая семья. В течение многих лет девизом Еврейского Объединения было: «Мы едины». Сообщество американских евреев объединено посредством сети благотворительных организаций. Стоит сделать пожертвование в пользу одной из них, как в течение нескольких месяцев к вам обратится за помощью еще десяток.[142 - Чтобы «эффективно отойти» от еврейских призывов об оказании финансовой помощи, утверждает Альберт Ворспан, «необходимо стать участником программы ФБР по переселению свидетелей и поменять идентичность своей личности» (Альберт Ворспан, «Начинай волноваться: подробности следуют», стр. 31).]
Причина, по которой благотворительность служит поводом для анекдотов, – в общеизвестной неохоте, с которой люди расстаются с деньгами, а еврейские благотворительные организации известны тем, что сподвигают их именно к этому. Уровень благотворительности в еврейском сообществе гораздо выше, чем во всем американском обществе. Самая известная из еврейских благотворительных организаций, Еврейское Объединение, – организация, чьим потенциальным спонсором является менее чем каждый сороковой американец, – относится к числу крупнейших подобных заведений в США и собирает ежегодно более миллиарда долларов.
Столь высокий уровень сборов во многом является следствием того большого значения, которое в иудаизме придается благотворительности. Слово цдака («милосердие») на иврите, происходит от цдек (справедливость). В Талмуде сказано: «Цдака равносильна соединению всех остальных предписаний» (Бава Батра, 9а).[143 - О значении благотворительности в жизни евреев см.: Якоб Нэснер, «Цдакаh», а также в моей «Еврейской грамотности» (New York: William Morrow, 1991), стр. 511–514.]
Эта точка зрения делает даже шнореров крайне самоуверенными, иногда просто до наглости. В Израиле, в районах, где живут верующие, попрошайки часто уверяют подателей, что, давая им возможность исполнить предписанный свыше мицва, получающий оказывает жертвователю услугу.
Шнорер привык получать каждую неделю пожертвования от определенного человека. Как-то раз, когда он обратился за деньгами, человек сказал, что сейчас ничего не сможет ему дать:
– У меня недавно случились колоссальные расходы. Моя супруга очень серьезно заболела, и мне пришлось отправить ее на курорт в Карлсбад. Поскольку там очень холодно, я вынужден был купить ей новую одежду и меховую шубу.
– Что-о?! – завопил попрошайка. – На мои деньги?!
Рабби Як Ример, от которого я узнал эту историю, утверждает – в том, что касается иудейских предписаний, попрошайка прав: «Ведь по сути дела это были его деньги, поскольку и богач, и бедняк, оба, были представителями культуры, основанной на предпосылке, что вся собственность в конечном итоге является Божьей, а не людской, и таким образом благотворительность – предписание, а не одолжение. Эта история может быть понята лишь в том случае, если рассказать ее людям, в чьем языке понятия «справедливость» и «милосердие» выражаются одним термином».[144 - Як Ример, «Серьезный взгляд на современный еврейский юмор», неопубликованная рукопись автора, стр. 24.]
Легендарное еврейское мастерство в собирании средств происходит не исключительно из их благородного чувства обязательности. Не меньшую роль в этом играют и агрессивные методы по сбору средств, используемые еврейскими учреждениями. Некоторые местные еврейские федерации публикуют ежегодный буклет или другие бюллетени, в которых поименно перечисляют всех благодетелей и указывают суммы существенных пожертвований. И хотя у многих эти бюллетени вызывают раздражение, они все же их жадно читают, чтобы узнать, что дали их друзья и недруги. Многие из крупных благодетелей признались, что, если бы их пожертвования не приносили им общественного признания, они бы давали меньше.[145 - Несколько лет назад я как раз закончил сбор средств в Лос-Анджелесе, где один из слушателей заявил, что поскольку Еврейская Федерация публикует имена благодетелей, то он не хочет давать денег. Услышав прокатившийся по залу шум согласия, я сказал: «Предположим, я говорю вам, что неподалеку от меня в Израиле [где я тогда жил] живет семья эфиопских евреев, которым удалось бежать из своей страны, но пять членов этой семьи остались в Эфиопии. Из-за голода и нападок антисемитов, этим пятерым грозит серьезная опасность. Если мне удастся собрать 25 000 долларов, то мы сможем подкупить нужных людей в Эфиопии и вызволить пятерых оставшихся. И поскольку это вопрос жизни и смерти, я собираюсь поименно называть каждого здесь присутствующего и просить его встать и сообщить, сколько он даст денег». Или я говорил: «Поскольку я не хочу оскорблять ничьих чувств, после того, как мы закончим, я оставлю здесь коробку и попрошу каждого из вас положить в нее столько, сколько сочтете возможным. Сколькие из вас, – спрашивал я, – дадут больше, когда его называют по имени, и сколькие из вас дадут ту же сумму, если пожертвование будет анонимным?» В этом и последующих случаях я обнаружил, что, как правило, около 60 % респондентов говорили, что дадут больше, когда их называют по имени, нежели если бы пожертвования делались анонимно. Понятно, что это-то и является причиной того, почему благотворительные организации публикуют списки благодетелей.] Как написал Хаим Бермант, писатель из британских евреев: «[Раввины учат, что] тот, кто дает милостыню незаметно для других, превосходит Моисея. Но [это] не тот вид величия, к которому стремится множество евреев».[146 - Хаим Бермант, «Евреи» (New York: Times Books, 1977), стр. 199. Бермант заявляет, что в сообществе британских евреев XIX – начала XX века, когда раввины набожно пели нараспев «Господь подаст», они обычно имели ввиду «Господина Ротшильда». В статье «Проблема именных почетных знаков», рабби Луис Якобc отмечает, что обнародование имен благотворителей на именных почетных табличках в синагоге «является стимулом для людей жертвовать деньги и дары на нужды синагоги» и в тоже время угождает «умеренному виду тщеславия» (выделено мной). Согласно Якобсу, раввины прошлого давно распознали наличие подобного тщеславия и вместо того, чтобы его искоренять, они решили манипулировать им, чтобы повлиять на людей, склоняя их к благим делам: раз для многих людей важно быть знаменитыми, то пусть они становятся знаменитыми своими благими делами. Так, Тора повествует о том, как братья Иосифа решили продать его в рабство, «но когда Рувим [старший из его братьев] услышал это, то постарался избавить его от них» (Бытие, 37:21). Комментарий мидраша: «Если бы Рувим знал, что в Писании будет об этом сказано, „но когда Рувим услышал это…“, он бы на своих плечах отнес Иосифа обратно к отцу». В то же время Книга Руфь повествует о богатом отце Воозе, накормившем истощенную Руфь «обжаренным зерном, и она ела, и наелась, и еще осталось» (2:14). Относительно этого мидраш говорит: «Если бы Вооз знал, что в Писании будет об этом сказано „м он дал ей зерно обжаренное…“, он бы накормил ее жирной телятиной» (Мидраш Рабба, Руфь, 5:6).]
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |