Здравствуй, мама! Спешу порадовать тебя грандиозной новостью. Я вчера вышла замуж! Всё случилось внезапно, потому ничего заранее тебе сообщить я не могла. И без свадьбы пришлось обойтись. Мы с

Снежная королева. Глава1

Жизни нить

Пёстрая

О края судьбы

Острые

Обтрепалась,

Только чудом

Цела

И осталась.

Из глубин

Податливой памяти

Позову

Дни минувшие,

Переживу их

Заново.

Вспомню глупость свою

Весеннюю,

Захлебнусь, задохнусь

Сожаленьями!

Смеяться стану,

А, может, выть,

Себя ругать,

Тебя бранить.

Но ничего,

Совсем ничего,

Я не смогу изменить.

Глава 1.Начало истории.

"Здравствуй, мама! Спешу порадовать тебя грандиозной новостью. Я вчера вышла замуж! Всё случилось внезапно, потому ничего заранее тебе сообщить я не могла. И без свадьбы пришлось обойтись. Мы с мужем завтра уезжаем по месту его службы. Это очень далеко. Напишу не скоро, так что не волнуйся. А у меня всё хорошо! Я тебя целую. Твоя Алевтина".

Молодая женщина бегло пробежала глазами написанное и, решительно сунув письмо в конверт, размашистым твёрдым почерком написала на нём адрес.

И пусть в письме нет ни слова правды, она сейчас же отправит его по назначению.

Ей попросту ничего другого не остаётся! Ни за что на свете она не даст повода односельчанам для насмешек и пересудов.

Сильный позыв к рвоте заставил Алевтину броситься вон из комнаты. Вернулась она бледная, с мокрым от воды и слёз лицом. Зло закусив губу быстро переоделась в то единственное платье, которое благодаря его свободному крою всё ещё могла носить.

Перед тем как выйти на улицу заглянула в зеркало. От жалости к себе слёзы снова навернулись на глаза. Алевтина тряхнула головой. Непослушные слезинки сорвались с ресниц. Столько плакать, как теперь Але ещё никогда не приходилось. А уж о том, что ждало её впереди, лучше было вообще не думать.

***

Декабрь в том году выдался холодным и снежным. Из окна предродовой палаты была видна основательно заваленная снегом улица. Когда боль отступала, Алевтина замирала у окна, глядя в ночь заплаканными глазами. В свете фонарей кружились снежинки, по воле ветра исполняя бессмысленный причудливый танец.

Ребёнок, которого она не хотела, ещё не придя в этот мир, уже мучил свою мать. И, казалось, что мучения эти никогда не кончаться!

Новый приступ нестерпимой боли скрутил Алевтину. Она закричала. Появившаяся в дверях акушерка понимающе взглянула на Алю.

- Пошли, девка. Кажись пора тебе.

Уставший доктор с покрасневшими слезящимися глазами обречённо поплёлся принимать роды у девятой за ночь роженицы. Отчего бы ей не потерпеть ещё часок, пока его смена не закончится?! Так нет же! И эта ему досталась.

Сергей Мирославович осмотрел роженицу. Нахмурился. Сонливость с него, как рукой сняло. Ребёночек шёл вперёд ножками. Опасный он выбрал способ появиться на свет!

Акушерка сердито чего-то от неё добивалась. Нервничая, срывался на крик доктор. Но истерзанная болью, вконец обессилевшая Аля никак не могла понять, что им всем от неё нужно. Она провалилась в спасительное беспамятство. Но и там ей не позволили надолго укрыться. Над ней нависло испуганное лицо врача.

- Слава Богу, очнулась, - облегчённо вздохнул Сергей Мирославович.

- Ещё долго?- просипела Аля сорванным голосом.

- Нет. Ты только мне помоги. Ну, давай милая, тужься!

Но у неё не было сил.

- Он выходит!

- Да ты же его задушишь! Тужься, кому сказала!

Алевтина не реагировала. Акушерка сердито на неё зашипела и схватилась за полотенце.

Ещё несколько бесконечных минут и, ко всеобщему облегчению, ребёночка таки выпихнули, вытащили, с трудом достали из материнского лона. Сергей Мирославович устало улыбнулся: крошечное детское тельце в его руках слабенько дёрнулось и запищало.

- Девочка,- сказала акушерка.

Алевтине было без разницы. Пусть будет девочка. С ними легче управляться.

Аля не испытывала благодарности к врачу и акушерке, спасшим жизнь её младенцу.

Нет, осознанно она не желала смерти своему ребёнку, просто не готова была к его появлению, страшилась проблем возникших перед ней с его рождением.

Акушерка разглядывала уже запеленатую девочку.

- Красавицей будет,- предрекла с улыбкой.- Как назовёшь-то?

Сильный порыв ветра швырнул в окно снегом.

Почему бы и нет, подумала Алевтина.

- Снежаной.

- Что?

- Назову её Снежаной.

- Как?- удивилась акушерка.- Нехристианское какое-то имя.

Аля впервые за весь вечер улыбнулась. Ей казалось забавным поступить всем наперекор. Вот шуму-то наделает в деревне, вызовет кучу пересудов и само по себе появление её дочери, и её странное имя.

- Снежана Сергеевна! А что? Звучит совсем не плохо,- окончательно решила она и потянулась к ребёнку, что бы получше его рассмотреть.

***

Малогабаритная трёхкомнатная квартира Алевтининого брата и для его-то семьи была ощутимо тесновата. И хотя члены этого многочисленного семейства ухитрялись кое-как располагаться и почти мирно сосуществовали на занимаемых ими пятидесяти двух квадратах общей площади. Но дети росли, и с каждым годом ограниченность предоставленного им в пользование жизненного пространства ощущалась всё сильнее.

В меньшей из двух спален обитали: Алин брат Сергей, его жена Софья и Серёгина гордость, с третьей попытки таки подаренный ему женой, трёхлетний сынишка Колька. В другой спальне, которая была на целых три квадратных метра больше, обосновалась тёща Сергея Нина Борисовна с двумя его дочками-погодками Ирой и Мариной.

В квартире была ещё и гостиная. Целых пятнадцать квадратов! Главным украшением этой комнаты служили телевизор и большой диван. На том диване никто не спал. Но зато он гостеприимно принимал всех желающих посмотреть телевизор. Обедать семье приходилось тоже в гостиной. На крошечной кухне всем вместе разместиться не было никакой возможности.

Аля, конечно же, понимала, что своим присутствием очень даже сильно стеснит семью брата. Вот только с новорожденной дочкой больше в этом чужом городе идти ей было некуда.

- Серёжа, можно мы пока у вас поживём? До весны. А там, в деревню к мамке поедем.

Сергей просительно заглянул в глаза жене.

- Ты ведь не против? Да, Соня?!

Жена брата обречённо вздохнула.

- Да живите, конечно. До весны не так уж и долго.

Отодвинув неумёху Алевтину, Софья ловко перепеленала расхныкавшегося младенца.

- Покорми малышку. От голода кричит,- сказала, вручая Але её, зашедшуюся жалобным плачем, дочь.

***

Сергей с Софьей теперь спали на диване в гостиной. Аля устроилась в их спальне. Колькина кроватка осталась на прежнем месте, и ночами Алевтине приходилось опекаться обоими детьми.

Сергей уходил на работу первым. Вслед за ним - Софья с дочками и сынишкой. Ирину - в школу, Марину и Колю - в детский сад, в котором и сама Софья работала нянечкой. Работа не из лёгких, но зато дети присмотрены. Да и нравилось Софии возиться с ребятишками. Она даже учиться поступила в педучилище, решив остановить свой выбор именно на этой профессии.

Тотальное недосыпание скверно сказывалось на Алином характере, которому и так не были свойственны терпимость и сдержанность. А тут ещё Нина Борисовна с вечно поджатыми губами и недовольством на лице.

Аля с Серёгиной тёщей старалась общаться поменьше во избежание эксцессов. Ни к чему было давать бабуле лишний повод для жалоб. Когда на голову Софьи обрушивались мамашины упрёки и причитания, Сонино лицо становилось таким беспомощным и расстроенным! Алевтине совсем не хотелось огорчать невестку, отнёсшуюся к ней с добротой и пониманием.

Спустив вниз старенькую коляску, вырастившую уже троих братниных детишек, Аля в любую погоду выносила на улицу закутанную в ватное одеяльце Снежану. Гуляли они долго. У Алевтины даже замерзали ноги. А вот её девчонка холода, похоже, совсем не боялась. Спокойно спала на морозце, и только здоровый детский голод, заявляющий о себе обычно часам к двенадцати, способен был её разбудить. Малышка начинала ворочаться, кряхтеть и Алевтина понимала, что пора возвращаться.

Распеленав похныкивающую дочь, Аля спешила сунуть в её кривящийся ротик грудь, молока в которой, к сожалению, день ото дня становилось всё меньше и меньше.

- И чем же мне тебя прикажешь кормить?- расстраивалась молодая мать.

Денег у не работающей Алевтины почти не осталось. Оформив предродовой больничный и получив по нему полагающееся ей пособие, Аля с прежней работы перед самым Снежаниным рождением уволилась. Ей просто необходимо было изменить дату рождения своего ребёнка, зарегистрировать его хоть на два месяца позже. Справку из роддома Аля собиралась подделать, но не стыковку свидетельства о рождении с послеродовым больничным в бухгалтерии заметили бы сразу. И она уволилась с работы, оставшись без комнаты в общежитии и средств к существованию.

Приютив Алю, Сергей с Соней попросту спасли её! Можно было бы и сейчас обратиться за помощью к брату, но просить у него ещё и денег Алевтина не решалась. На нём с Соней и так трое иждивенцев висело.

Проблему разрешила их участковый врач.

- А вы, мамаша, чем ребёнка прикармливаете? - спросила она в очередное посещение Алей поликлиники.- Девочка перестала набирать вес. Нет, так дело не пойдёт.

И Снежане выписали бесплатное питание: молочко, гречневую кашу, творожок и кефир.

Теперь каждое утро Алевтина с дочкой спешила в поликлинику за детским питанием.

Малышке получаемой еды хватало вполне. Даже и её маме порой доставалось. У Али ничего не пропадало. И то сказать, поесть по-человечески она могла лишь за ужином, когда вся семья собиралась вместе. Оставшись же вдвоем с Ниной Борисовной, Аля по кастрюлям не лазила. А та приживалке трапезничать не предлагала. Ещё и вертелась всегда рядом, стоило Алевтине зайти на кухню. Небось, каждую чашку чая считала!

Так прошли зима и весна. С приходом лета детский сад, в котором работала Софья, собрался выезжать на лесную дачу. Алевтина поняла, что сколько не тяни, а придётся смириться с неизбежным: одна выпадала ей нынче дорога и вела она в родную деревню, к маме.

Только через два месяца после рождения Снежаны Алевтина решилась сообщить матери, что у той появилась ещё одна внучка.

В справке из роддома Аля слегка подправила единичку на нолик, отодвинув тем самым день Снежаниного рождения с декабря на февраль. Из шестьдесят пятого года шестьдесят шестой тоже получился легко.

Никто ничего не заподозрил. Тем более, что Алевтину из роддома сразу домой не выписали, а перевели в гинекологию, лечить осложнения после тяжёлых родов. Снежану же отвезли в другую больницу: жизнь девочки вообще какое-то время находилась под вопросом.

Когда Алевтина с ребёнком появилась у брата, он не задавал ей лишних вопросов, молча выслушав придуманную ею историю, о том, что она сбежала от мужа, что знать его больше не желает и никогда к нему не вернётся.

Молодая женщина, словно испуганный заяц, запутывала следы.

Алевтина боялась, что односельчане догадаются, чьего ребёночка она вскоре привезёт в деревню.

Да что там догадываться! Бери да считай. О них с Петром в деревне каждому было известно.

Сын председателя колхоза, первый парень на селе: высокий, широкоплечий, круглолицый, с аппетитными ямочками на румяных щеках и смешинками в озорных глазах, не одной ей он грезился во снах. Девки к нему, словно мухи липли. Алевтина сдуру тоже влюбилась. Оказалось - зря! Позабавился Петруша с Алей и бросил. А осенью совсем на другой женился.

Алевтина все глаза себе выплакала. Но её гордость не позволила ему о ребёнке сказать.

Даже отчество дочке дала в честь того самого доктора, что ей родиться помог.

-Ни за что Петенька не узнает, что Снежана его дочь,- думала Алевтина, добираясь на стареньком, усердно пыхтящем автобусе до родной деревни - Совру всем, что муж у меня офицер и воюет где-то. Оставлю Снежану маме и осенью, в крайнем случае, весной в город вернусь. Девчонке даже лучше будет на природе подрастать, на свежем сельском воздухе, на Рыжухином молочке. Только бы маманя не заартачилась.

Встав с автобуса, Алевтина первым делом раскрыла складную колясочку и усадила в неё дочку. Девочка капризничала, устав с дороги. Аля напоила её водой из бутылочки, сунула в рот пустышку и, забросив за спину Серёжкин рюкзак, набитый собранными Соней детскими вещами, не спеша пошла через берёзовую рощицу, за которой лежало её родное село Черниговка.

***

Появление в деревне Алевтины с дочкой вызвало живейший интерес её обитателей. Кумушки пялились на Алю, пытаясь по её виду понять, так ли на самом деле удачно устроила она свою жизнь, как об этом объявила односельчанам гордая дочерью баба Зина.

Алевтина наряжалась по вечерам в подаренные Соней платья, которые та после третьих родов натянуть на себя уже не могла. Её яркая городская нарядность вызывала зависть. Даже у Петрушиной жены таких красивых платьев не было, что уж об остальных-то говорить. Почти месяц Алевтина ходила по деревне королевой.

И даже Петя не сводил с неё при встрече заинтересованных глаз. Аля тешила тем своё самолюбие. Пусть ложным был её триумф, но даже такой он Алевтину радовал.

А потом в колхоз приехали молодые специалисты: ветеринар, агроном и уж больно хорошенькая, как на Алин взгляд, учительница. Интерес односельчан переключился на них.

Алевтина остро почувствовала своё одиночество. Она даже не пошла в воскресенье в клуб. Просидела весь вечер с дочкой и мамой.

Момент поговорить с матерью выдался вроде как удачный. Алевтина старательно подбирая слова, чтобы избежать материнских подозрений, сообщила о том, что скоро уедет, но без Снежаны. Мама ведь не откажется приглядеть за ней? Девчонку можно будет отдать в ясли.

Зинаида Гавриловна ошарашено глядела на дочь. В душе у неё шевельнулись смутные подозрения.

- А как же твой муж? Он-то как к твоей выдумке отнесётся? Где ж это видано дитё малое без родителей оставлять?

- Так с бабушкой же.

- Ты у мужа-то спросила?

- Я от него ушла.

- Что?!

- Разошлись мы.

- Ой, горе-то какое!

- Мама! Так иногда бывает. Он меня ревновал. Сильно. Я что, по-твоему, терпеть всё это была должна?

- А и должна! Ревнует- значит любит! Ишь, чего удумала! Да где же это видано без отца дитё оставлять из-за всяких там глупостей. Ворочайся к мужу! Слышишь?!

- Я не знаю, - Алевтина прятала за опущенными ресницами глаза, в которых светилось торжество. Она уже придумала, как уговорить мать понянчиться со Снежаной.

- Мама, может ты и права. Я попробую. Но ехать мне сейчас нужно без дочки. Так легче будет нам помириться. Ты же понимаешь, да?

Зинаида Гавриловна тяжело вздохнула. Чуяло её сердце неладное, да только верить в то не хотелось. Она позволила дочке себя обмануть, но строго при этом приказала:

- Ладно уж, поезжай, но весной за дитятком что бы вдвоём приехали!

- Мама, ты у меня самая наилучшая!

- Вдвоём! Ты меня слышишь?!

Алевтина слышала. И хорошо понимала, что до весны она должна обзавестись каким ни каким мужем. Иначе худо ей придётся. С мамашей шутки плохи, а без её помощи ей девчонку одной не поднять.

Через неделю Аля вернулась в город снабжённая кое-какими деньгами и запасом продуктов на первое время. Она сняла маленькую комнату и устроилась на работу диспетчером в автоколонну, рассудив, что мужа искать лучше всего в большом мужском коллективе.

Но ни один из молодых неженатых парней, попавших в поле зрения Алевтины, особого интереса в ней не пробудил. Увы!

-Может всё ещё люб мне Петька? - рассуждала Аля, пытаясь разобраться в себе.- Когда таращился на меня, сердце от волнения пойманным воробушком трепыхалось. А может это обида моя к нему рвалась? Не могу простить! Гад он - Петька! Балованная сволочь!

Алевтина грустно усмехаясь, прикрыла повлажневшие глаза. Как же ей было жаль себя, горемычную. Она злилась на весь мир: на себя безголовую, на беспутного Петрушу, на вторгнувшуюся в её неустроенную жизнь Снежану.

Как ни странно, но больше всего претензий было у Али к дочери. Ищи ей теперь папашу, расплачивайся свободой за видимость соблюдённого приличия. Тоскливо-то как! И обидно.

Стремясь пробудить в мужчинах интерес к своей особе, Алевтина при этом неизменно удерживала парней на расстоянии, всё никак не решаясь приблизить к себе одного из них.

Ей очень не хотелось жертвовать собой. Она так мечтала выйти замуж по любви! Но в ближайшем её окружении влюбиться было абсолютно не в кого.

А время шло. Отпущенный ей мамашей срок истекал.

Сергей Королёв, на котором Алевтина остановила свой вынужденный выбор, обладал удобным именем (для Снежаниного отчества), красивой фамилией и почти двухметровым ростом. Он был немного зануден, с хозяйской жилкой, переходящей временами в скупость, но зато добытчик, и казался надёжным, как гранитная скала.

И Алевтина купилась на эту самую надёжность. Она стала кокетничать с Сергеем, позволяла ему провожать себя домой, ходила с ним на танцы в городской парк.

Родителей у Королёва не было. Его вырастила бабушка, которая недавно умерла, оставив внуку двухкомнатную квартиру. Это обстоятельство окончательно всё и решило.

Алевтина уговорила Сергея расписаться без всяких там свадеб. О Снежане рассказала накануне женитьбы, придумав невероятную душещипательную историю. Будущий муж смутился. Алевтина пустила в ход всё своё обаяние. Растроганный её слезами, впечатлённый глубоким манящим вырезом полупрозрачной Алиной кофточки, Сергей позволил себя уговорить. Он даже пообещал удочерить девочку.

Так у Алевтины появился муж, а у Снежаны папа.

***

Снежана, конечно же, имя красивое, но для повседневного употребления не удобное.

В семейном обиходе возникает потребность сократить любое имя, произнести его поласковей, по-домашнему.

Алевтина всё никак не могла придумать, как бы ей переиначить дочкино имечко.

Зря не прислушалась тогда к акушерке. Хотела насолить другим, вышло, как всегда, себе.

Сергей, не мудрствуя лукаво и не видя в том никакой проблемы, стал звать приёмную дочь Снежкой, что Але совсем не нравилось. Ей казалось, что холодное имя делает непокладистый нрав своевольной девчонки ещё хуже.

Она попыталась примерить к малышке имя Жанна. Звучало не плохо: Жанночка, Жануля, Жанет наконец.

Но бабушка Зина и тут вмешалась, выбрав для внучки имя Аня. Оно в хвостике Снежаны явно слышалось, и этого вполне хватило, чтобы превратить Снежану в Анну.

А то ежели в деревне Жанной или Снежаной дитя кликать, не то, что люди, коровы смеяться будут!

Данное при рождении имя вернулось к девочке только в школе. Молоденькой учительнице оно очень даже нравилось, ну и потом, так в классном журнале было записано.

Снежана ни с кем не спорила. Отзывалась дома на одно имя, в школе на другое. Ёй даже нравилось, что их у неё два. Она чувствовала себя от того не такой как все, а особенной.

Знакомясь, девочка гордо сообщала:

- Меня зовут Анна -Снежана. Красивое имя, да?

Это юное создание, похоже, вполне осознало свою привлекательность.

Её широко распахнутые синие глазища снисходительно улыбались собеседнику.

Ямочки на щеках делали, при этом, улыбку маленькой кокетки просто очаровательной. А её пушистых светлых кудряшек хотелось коснуться рукой.

Снежана казалась образцом благополучия. А вместе с тем её терзали переживания и страх. Алевтина и Сергей всё чаще ссорились. Аля постоянно срывалась на крик и, впадая в истерику, теряла всякую способность контролировать себя.

В восемь лет Снежана стала свидетелем пьяного скандала между родителями. Отец сильно толкнул мать, та грузно упала на пол. Поднявшись Алевтина ткнула дрожащей рукой в сторону двери:

- Убирайся вон! Вон, тебе говорю!- визжала она, с ненавистью глядя на Сергея.

Снежана сжалась от страха. Как же ей теперь жить без папы? Она любила отца, частенько защищавшего её от чрезмерной строгости и придирок матери. Девочка чуть не выдала родителям своего присутствия. Она собиралась броситься к папе и не отпустить его. Но тут случилось нечто ужасное!

- Ха-ха-ха!- Сергей смеялся зло, с оттенком презрения и превосходства.- Ты забываешь, дорогая, что это кооперативная квартира, и она моя! Так что это ты можешь убираться вон. Мне надоели твои постоянные претензии, вечное твоё недовольство моей персоной. Видно гож я был для тебя только, что бы грех твой прикрыть, а? Ты назначила меня отцом своей дочери. Я принял твою девчонку. Дал ей своё имя. А что получил взамен? Дрянь неблагодарная! Выметывайся сама вон из моего дома!

Снежана замерла, она боялась даже дышать, в паническом страхе быть обнаруженной. Взрослым нельзя знать, что ей известна их тайна. Чувство самосохранения, сильно у неё развитое, требовало от Снежаны затаиться и молчать. Если родители поймут, что ей обо всём известно, привычный, устойчивый и надёжный мир девочки навсегда рухнет.

С матери вмиг слетел хмель. Она стояла бледная, растерянная. В протрезвевших глазах промелькнул страх, потом обильные слёзы пришли ей на выручку. Алевтина, всхлипывая, села на пол, обняв руками колени. Сергей, пасуя перед женскими слезами, убежал, громко хлопнув входной дверью.

Снежана вернулась в свою комнату. Забравшись в постель, она укрылась с головой тёплым одеялом, пытаясь унять неуёмную дрожь, сотрясающую её тело. А когда девочка наконец уснула, ей приснился Сергей, отшвыривающей её прочь:

- Ты не моя дочь. Вон! Пошла вон!- кричал он.

Снежана пыталась его обнять, но отец смотрел на неё со злостью, он смеялся над ней:

- Ха-ха-ха! Ты не нужна мне, чужая девчонка! Ты мне не нужна!

Снежана плакала во сне. "Папа, папочка!"- громко всхлипывала она.

На крик девочки прибежали, успевшие к тому времени помириться, Алевтина с Сергеем.

У проснувшейся Снежаны обнаружился сильный жар. Вызванная "скорая помощь" увезла ребёнка в больницу.

Болела девочка тяжело и долго. Врачи так и не смогли определить причину её внезапного недуга, не догадываясь о том, что имеют дело с последствием сильнейшего нервного потрясения, испытанного ребёнком.

В восемь лет Снежана рассталась с детской беззаботностью и утратила способность верить в людскую искренность. Ей казалось, что все вокруг притворяются и лгут, как, к примеру, Сергей, изображающий отцовские заботу и тревогу. Снежана ничуть не сомневалась, что безразлична ему. Она не радовалась его подаркам, хотя и принимала их с улыбкой. Снежана училась притворству, которое, как она теперь считала, лежит в основе человеческих взаимоотношений.

Глава 2. Павел.

Ни думал, что когда-нибудь решусь на это. Удивляясь собственной решимости, я собирался уйти от единственной для меня женщины. Чувствовал я себя сейчас прескверно. Отчаянно хотелось остаться, но я отчётливо понимал, что поступаю правильно.

Я уходил потому, что не был нужен Снежане. Пусть она и не гнала меня прочь, но ведь и не принимала во внимание мои чувства к ней. Существовать на задворках её жизни я не хотел. Лучше уж вовсе уйти!

Снежана меня не удерживала. Чуть презрительно скривила губы. Взгляд холодный, надменный. Не женщина, королева! Снежная королева! С тонкой корочкой льда на бестрепетном сердце. Чужая для всех. Среди множества поклонников и любовников беспросветно одинокая.

- Ты прости, но я так больше не могу!- подумал я, споткнувшись об её напряжённый, неподвижный взгляд.- Тебя мне уже не вернуть. Себя бы хоть не потерять! Уж очень я близок к этому.

- Прощай.

Она не ответила. Пожала плечами.

Я шагнул за порог.

Только Небу известно суждена ли нам ещё встреча.

Снежка моя любимая, прости меня и прощай!

***

Мужчина не должен раскисать. Выставлять на показ свои сведённые судорогой потроха - последнее дело. Я с головой погрузился в работу. Не то чтобы полегчало, просто на страдания и сожаления времени не оставалось.

Односельчане радовались моему возвращению. Врач, да к тому же хирург, для сельской больницы - ценное приобретение. Мне даже квартиру при больнице выделили. Председатель весьма прозрачно намекнул при этом, что самое время мне остепениться, имелось ввиду жениться, и если я правильно его понял, то на его бесценной дочери.

Вот уж чего делать я никак не собирался! Потребности приблизить к себе существо женского пола, не переходя на лица и не сосредотачиваясь на личностях, у меня не было.

Снежану я получить не мог. Никого другого не хотел.

Но человек предполагает, а Бог располагает.

Когда я уезжал из деревни, Лиза ещё училась в школе. Я тогда её даже не замечал. Как и первое время по возвращении из города. Но однажды вечером ко мне ворвался испуганный председатель.

- Павел Григорьевич, Лизоньке плохо. Огнём горит дочка. Поехали скорее.

Собираться было не долго. Саквояж для такого случая всегда стоял у меня собранный.

Лиза лежала лицом к стене. Услышав наши шаги, она медленно повернулась. Я замер на пороге спальни, жадно впившись в неё взглядом. Ещё бы! Со смятой постели, бледная, измученная болезнью, смотрела на меня моя Снежана.

Девушка закашлялась. Я бросился к ней.

Конечно, Лиза только напомнила мне Снежку. Но сходство оказалось разительным. Весь месяц, в течение которого я навещал ухитрившуюся заболеть воспалением легких дочку председателя колхоза, я пытался понять, что это: насмешка судьбы или её подарок?

Выздоравливающая Лиза встречала меня радостно. Я прекрасно видел, что нравлюсь ей. Да и Пётр Савельевич явно был бы не против. Зять и врач в одном лице, его такой расклад вполне устраивал.

Но вот устраивало ли это меня?

Лиза совсем не была Снежаной. Это только с первого взгляда можно обмануться. Темперамент не тот. И характер слишком уж покладистый.

Как только Петру Савельевичу удалось воспитать такую тихую, даже робкую дочь? Ведь не в чём же отказу не знала. Единственный ребёнок от рано умершей любимой жены. Отец в ней души не чаял.

Обидеть такую грех. Лучше бы мне держаться от Лизы подальше.

Но деревня не город, к тому же я здесь единственный врач. Когда Лиза попадалась мне на глаза, она смотрела на меня выразительными Снежаниными глазами. Девушка по большей части молчала, теряясь в моём присутствии, и от того иллюзия становилась ещё сильнее.

Я стал умышленно избегать Лизу. Я не видел её почти месяц. Этого хватило, чтобы понять, что я скучаю по ней.

Председатель у нас был человеком "на своём месте", колхоз при нём не бедствовал. И больницу Пётр Савельевич неплохо оснастил, и клуб что надо отстроил.

В Черниговке Новый год со времён моего детства встречали всей деревней. А уж теперь, как говориться "сам Бог велел", в таком-то клубе.

Чтобы создать людям настроение Савельич пригласил на 30 декабря ансамбль из областной филармонии. С утра пошел снег. Но никто не думал,что он будет сыпать с неба без устали почти сутки. Когда же, пользуясь передышкой, попытались расчистить дорогу, снегопад, словно осерчав, навалился на Черниговку с новой силой. Артистам пришлось остаться в деревне.

Председатель тут же воспользовался ситуацией. Видно обещанное вознаграждение музыкантов вполне устроило, по крайней мере, особого расстройства на их лицах, когда они вышли на сцену в Новогоднюю ночь, заметно не было. Маленькая оказия неожиданно подарила нам настоящий праздник.

Войдя в зал, я первым делом отыскал глазами Лизу. Она стояла среди нарядных девчонок-подружек и была самой красивой из них. Я невольно залюбовался ею.

Пока девушка не смотрела в мою сторону, мне можно было позволить себе такую роскошь. Лизе очень шло тёмно-синее бархатное платье. Это был любимый Снежанин цвет, он подчёркивал её выразительные глаза, и она отлично об этом знала. Вот только волосы Снежана никогда бы так не уложила. Мне захотелось подойти к Лизе и вынуть шпильки из её роскошных белёсых кудрей, пусть свободно упадут ей на плечи тяжёлой шелковистой волной.

Я запущу в них пальцы, вдохну их аромат и на миг, один только миг, почувствую себя абсолютно счастливым. Снежка! Как же я по тебе истосковался.

Заиграла музыка. Закружились пары. Я не собирался танцевать сегодня. Но вот зазвучала наша со Снежаной любимая мелодия и я не выдержал. Ноги сами понесли меня к Лизе. Я вывел счастливо улыбающуюся девушку на середину зала, прижал её к себе и, прикрыв глаза, повёл в медленном вальсе.

А потом мы стояли в тёмном коридоре, и я, задыхаясь, целовал Лизины глаза и волосы, которые наконец-то согласно моему желанию рассыпались по её плечам.

Я оказался слабаком. Связал свою жизнь с хорошей хрупкой девочкой, которую не любил, но безумно желал, в которой видел совсем другую женщину, для меня не доступную. Что же я сотворил с нашими жизнями, Лиза?

Смогу ли я сделать тебя хоть немного счастливой?

Глава 3.Лиза.

Сегодня я выхожу замуж. За Павла. С трудом получается осознать происходящее. Я ведь очень этого хочу. Так сильно, что боюсь поверить, что ничего не случиться, что никто и ничто не разрушит моего невозможного счастья.

Наверное, глупо так думать. Павел - он ведь такой хороший, надёжный. Для переживаний нет никаких причин. А я всё равно места себе не нахожу от волнения. Может это у всех так? И невесте положено нервничать?

А может всё дело в Павле?

Я-то в него влюбилась сразу, как только увидела. А он меня долго не замечал.

Потом даже избегать начал. Споткнётся об меня взглядом, переменится в

лице и поспешит проч. Так тяжело было!

А потом... Я никогда не забуду его дрожащие руки, жадные губы в тёмном безлюдном коридоре в новогоднюю ночь. Он не дал мне и слова сказать, закрыл поцелуями рот. Растормошил причёску, над которой я час колдовала. Гладил меня по волосам и шептал:

- Вот теперь хорошо. Как же я по тебе соскучился, мне так тебя не хватает.

Глупый. Сам в стороне держался.

-Мне никто кроме тебя не нужен.- пролепетала я, уткнувшись ему в плечо.

А он вздрогнул, отстранившись, заглянул мне в глаза и вдруг смутился.

- Что не так,- испугалась я.

А Павел тяжело вздохнул и неожиданно попросил:

- Выходи за меня замуж.

- Ладно,- пролепетала я.

И боясь, что он не расслышал, что может передумать, сказала ещё раз, громче:

- Я тоже этого хочу.

- Хочешь? А не пожалеешь? Ты же меня так мало знаешь?

- Павел,- я улыбнулась,- разве ж это важно?

- А что важно?- как-то устало, даже обречённо прошептал он.

- То, что я тебя люблю.

Павел обнял меня, прижал к себе.

Мы долго стояли молча.

В тот вечер он так и не сказал мне о своей любви.

Он вообще никогда не говорил, что любит меня.

Может поэтому на сердце так смутно?

- Лиза, дочка, дай-ка на тебя посмотреть,- приход отца отвлёк меня от грустных мыслей.- Какая же ты у меня красавица!

Папа во мне души не чает. Я бросилась к нему на шею и чуть не разрыдалась.

Накопившееся напряжение искало выход. Но пугать папу не хотелось. И о туши на глазах следовало помнить.

- Павел приехал. Пора, дочка.

Я прикрыла глаза. Глубоко вздохнула и, улыбнувшись, храбро шагнула навстречу своей судьбе. Будь что будет, мне кроме Павла всё равно ведь никто не нужен.

***

Моя мама умерла, когда мне едва исполнилось двенадцать лет. Но я хорошо её помнила. И их с папой отношение друг к другу. Папа мою маму очень любил. Это чувствовалось во всем. В том, как он с ней разговаривал, как на неё смотрел.

А ещё в память мне врезался подслушанный разговор. Это случилось сразу после похорон.

Отец тогда много выпил, но казался совершенно трезвым, только очень несчастным. Люди уже разошлись, а он и мой дед продолжали сидеть за столом за початой бутылкой водки.

- Я же до неё непутёвым был. Девок менял одну за другой. Цены себе сложить не мог. Ты помнишь, отец?

- Помню, Петруша.

- Никогда не думал, что так, как у нас с нею, промеж людей бывает. Любовь! Да что я про неё знал, пока Настуню не встретил?! Да мне о любви об этой самой даже говорить неловко было, я ведь её бабьими придумками считал, понимаешь?

Дед молча кивнул, понимая что отцу нужно выговориться.

- Она же для меня всем была! Всем! И как мне теперь жить?- голова отца тяжело упала на лежащие на столе руки.

Его спина вздрогнула от рыданий. Дед положил отцу на плечо тяжёлую мозолистую руку.

- Ничего, ты поплачь, сынок. Поплачь. И мужчины имеют право на слёзы.

Отец другую женщину в дом так и не привёл. Сам обо мне заботился.

Всю свою нерастраченную любовь на меня перенёс. Я и радовалась и робела.

Очень боялась его разочаровать, расстроить.

Здоровьем я пошла в маму. И к тяжёлой работе, к которой с малолетства приучены все деревенские, отец старался меня не подпускать. После школы отправил учиться в город. В родную деревню я вернулась учительницей биологии. Папа мною гордился.

Он так хотел для меня всего самого наилучшего. И так радовался, выдавая меня замуж за Павла. Одно лишь потребовал:

- Обязательно будь счастлива, дочка. За себя и за нас с мамкой будь!

- Обязательно буду,- пообещала я.

И ни за что он не догадается, никогда ему не скажу, что не очень-то у меня это получается.

****

Меня разбудил натужный грохот будильника.

- Лежи. Я сам.- Павел вскочил с постели. Пошел на кухню, на ходу остановив дребезжащие часы. Я слышала, как он поставил чайник на плиту. Скрипнула дверь в ванную, зашумела пущенная вода. В маленькой квартире все звуки раздавались очень отчётливо. Сон от меня убежал, но я не спешила вставать. Муж уходил на работу почти на час раньше, чем я.

Павел не любил, чтобы вокруг него вертелись по утрам. Он собирался на работу сам.

- Кофе с бутербродом соорудить не большая премудрость, - говорил он, протестуя против моих попыток поухаживать за ним.- Ты лучше поспи ещё немного, Лиза.

Прислушиваясь к шуму на кухне, я думала о том, что охотно готовила бы ему завтраки и, сидя рядом, смотрела бы, как он ест. Я ведь скучаю по нему. Как-то так получается, что уходит он, когда я ещё сплю, возвращается с работы поздно. В субботу непременно работает.

И только в воскресенье, когда у нас обедает папа, Павел обычно весь день проводит дома. Но этим двоим всегда есть о чём поговорить. И я стараюсь не мешать, наблюдая за ними со стороны.

Воскресным вечером муж любит посидеть с книгой. Да и мне нужно проверить тетради, подготовиться к урокам.

Наше общение минимально. Оно ограничивается ужином и постелью. Не могу сказать, что меня это устраивает. Но что я могу изменить? В чём могу упрекнуть всегда ровного, вежливого, но полностью поглощённого своей работой Павла?

Тем более, что иногда ночью муж, словно очнувшись, так восхитительно вспоминает обо мне. И тогда я уже не жалею, что вышла за Павла. И даже готова смириться с тем семейным укладом, который навязал мне мой муж и который я считаю неправильным. Мои родители жили совсем иначе, а ведь папа тоже всегда был очень занят.

За Павлом хлопнула входная дверь.

- Ушёл, - подумала я, выбираясь из постели.

На кухне меня ждал сваренный мужем кофе. Я развела его молоком, помазала маслом булочку и уселась у окна, жуя свой завтрак.

Привычку к кофе Павел приобрел работая на Скорой помощи. В деревне мало кто увлекался этим горьким пойлом, а я вот привыкла, хотя чай и нравился мне больше.

Моя порция кофе, как правило, по утрам ждала меня на плите. А иногда в воскресенье муж мог принести мне завтрак прямо в постель.

Это было так странно, что я никому в деревне о том не рассказывала.

Я протестовала и смущалась. Но Павел всё равно поступал по-своему.

Он сидел рядом со мной и как-то странно на меня поглядывал. А потом отбирал поднос, устраивался у меня за спиной и тихонько расплетал мои заплетённые на ночь косы.

Не знаю, любил ли он меня, но мои волосы - без всяких сомнений. Он зарывался в них лицом, пропускал между пальцами и даже целовал. Часто бурный всплеск эмоций накрывал нас вслед за этим горячей волной.

Но бывало и по-другому. Павел мог, обняв меня за плечи, долго молчать. Я не знала, о чём он думает. Но однажды, споткнувшись о его отсутствующий взгляд, я и растерялась и испугалась. Муж был где-то очень далеко от меня. Я не понимала, что с ним происходит, но отчётливо разглядела тоску в его отрешённых глазах.

Мой муж добрый, заботливый и странный человек. Я его до конца до сих пор не понимаю. Но дороже него и важнее нет для меня никого в целом мире. И поэтому я гоню от себя обиды и сомненья. Потому что знаю - самым большим для меня горем будет потерять его.

Глава 4.Снежана.

Проснулась я рано, как говорят, с петухами, которые и разбудили меня своим криком. Сладко потянувшись, соскочила с кровати, и быстро поменяв лёгкую ночнушку на сарафан, вылезла в настежь распахнутое окно. Как в детстве. И ничуть мне не было страшно. И неловко тоже не было!

Умылась под умывальником, ещё баб Зиной прилаженным к старой развесистой груше. Стекающая под корни дерева вода забрызгала мои босые ноги. Свежий ветерок донёс до меня запах мяты.Хорошо!

Я вдруг, почувствовала себя беспричинно счастливой, как в детстве, когда приезжала к бабушке в деревню на летние каникулы.

Сколько же лет я избегала приезжать сюда? А ведь мои самые счастливые воспоминания родом из этих, далёких от городской суеты, мест.

-Анюта, ходь скорей, завтракать будем,- всплыл из глубин моей памяти зовущий меня баб Зинин голос, чуть насмешливый и до боли родной. Старушка знала все мои уловки и редко позволяла мне выскользнуть со двора не позавтракавши, и не потрудившись на пользу вечно страдающего от сорняков огорода.

Вернувшись мыслями в детство, я словно увидела себя со стороны: худенькая девчонка с изрядно исцарапанными длинными ногами и непослушно торчащими в разные стороны белёсыми кудрями, нехотя поворачивается на бабушкин голос, досадуя на то, что не удалось удрать из дому незамеченной. Теперь ни от завтрака, ни от прополки не отвертеться. Характер у бабки крутой, не поглядит, что внучке одиннадцатый год пошёл, если что, то и с хворостиной по двору погоняет, всей деревне на смех.

- Уже иду, бабуля,- обречённо вздохнув, я плетусь в летнюю кухню, где, успевшая подоить Рыжуху баб Зина, процеживает через цедильник парное молоко.

Отрезав себе хрустящую краюшку накануне испечённого бабушкой хлеба и налив молоко в большую глиняную чашку, я усаживаюсь за стол.

- Пей, деточка молочко. Оно у нашей Рыжухи сладкое. Такого ты в своём городе не пивала. Я тебя, ясонька моя, быстро выхожу. Ты у меня обо всяких хворях вмиг позабудешь,- приговаривает бабушка, и ласковая улыбка собирает лучиками морщинки вокруг её глаз.

- Мы на речку с Пашкой договорились пойти,- без особой надежды на поблажку сообщаю я.

- И на речку сходишь. Вот свеколку с тобой по прохладе прополем, и беги куда хочешь, гуляй.

Спорить с неизбежным не стоит. Баб Зина, почти каждое утро находит для меня заросшие грядки. Я даже наловчилась уже довольно быстро управляться с этой мало приятной работой, хоть бабуля и поругивает за пропущенные сорняки и загубленные росточки.

Но зато после честно заработанного обеда никто не посягает на мою свободу. И я могу наслаждаться ею полной мерою.

Летние каникулы у баб Зины в деревне я проводила охотно. Хоть Зинаида Гавриловна и покрикивала на внучку, а за дело и наказать могла, но на бабушку я не обижалась. Рядом с ней чувствовала себя спокойно и уверенно. Это в городе все притворялись и врали, а здесь, в деревне, дрались взаправду, любили и дружили по-настоящему.

Детей в деревне было много. В каждом дворе по нескольку ребятишек. С некоторыми из них я дружила, кой- кого недолюбливала, были и такие, что вечно меня задирали и обижали. Но имелся у меня защитник, который с ними быстро разбирался, готовый защитить свою подружку ото всех и каждого.

Пашка! Как же давно я о тебе не вспоминала! Не хотела ворошить забытое. Берегла от боли своё, по глупости отвергнувшее тебя, сердце...

С деревенскими девчонками отношения у меня как-то не складывались. С мальчишками же наоборот, дружить было и легко, и весело. Я наравне с ними участвовала в их проказах и забавах. Баб Зина, конечно, скора бывала на расправу, но это меня не останавливало.

Полоть свеклу занятие не из лёгких. Росточки хлипкие, тоненькие, прячутся в траве, из земли норовят выскочить, только к ним неловко прикоснись. Полоть свеклу, ну просто наказание!

Жарко. На речку бы поскорей, застряла я на бесконечной грядке.

Солнце стояло уже высоко, когда мне удалось управиться с нелёгким делом.

Наскоро вымыв руки и освежив лицо, я переоделась в купальник, сверху сарафан, в руки полотенце. Бабуля на ходу вручила мне свежеиспечённые пирожки с маком. Всё, теперь айда за ворота!

- Ну, ты и долго нынче,- бросается мне на встречу заждавшийся Пашка.

Я мысленно приглядываюсь к своему воспоминанию о нём. Надо же, своей подружке Пашка казался сильным, уверенным в себе героем, готовым взвалить на себя любые её проблемы. А я, нынешняя, теперешними взрослыми глазами, вижу высокого худощавого подростка, нескладного и смущенного, ещё не влюблённого, но уже безгранично преданного нашей детской дружбе.

Ах, Пашка, Пашка!

Нет, о Павле, не нужно сейчас вспоминать. До сих пор больно. Ну и дурой же я была.

-Аннушка, проснулась уже? - голос у Сони удивлённый.

Я повернулась и шагнула навстречу жене маминого брата. Какой же хороший она человечек. Самый лучший из всех, кого я знаю.

- Петухи разбудили,- капризно пожаловалась я.

Мы дружно рассмеялись. Я обняла Соню за худенькие плечи, заглянула ей в глаза.

- Трудно тебе управляться с хозяйством?

- Да нет. Сама удивляюсь, как быстро обвыклась. Ну, и Серёжа ведь помогает. Дети часто навещают. Это тебя к нам не заманить было, а наши ребятишки деревню любят.

- Не скучаешь по городу?

- Удивляешься, как люди живут в тиши да глуши?- Соня широко улыбнулась, отвечая мне вопросом на вопрос.

- Ну, что-то типа того,- смутилась я.

- Нет, Анюта, мне в деревне нравится. К тому же колхоз у нас богатый, молодёжи много. Правда, времена сейчас смутные. И колхозом мы уже не называемся, но Пётр Савельевич по-прежнему крепко в своих руках всё хозяйство держит. Людей в обиду не даёт. Школа у нас есть и детский садик, клуб, больница. В Черниговке жить можно. Для всех работа есть. Дядя Серёжа на ферме работает. Я детским садиком заведую. А главврачом у нас знаешь кто?

Пашка твой! Помнишь Пашку?

Я только кивнула, пряча от Сони глаза.

Значит, Павел вернулся в родную деревню. Возможно тогда, когда ушёл от меня, непутёвой.

Я ничего о нём не знала. Не потому что не могла узнать, просто не хотела. Из гордости, вредности, упрямства.

Его уход был тогда для меня полной неожиданностью. Такой надёжный, такой преданный мне Пашка, вдруг взбунтовался и бросил меня. Этого я ему до сих пор не простила! Но теперь-то я знала, что он мне нужен. Сердце ведь вздрогнуло, стоило Соне произнести его имя. Десять лет прошло, а я ничего не забыла. Никто другой за эти годы не был мне так дорог. Может я его и правда любила? Тогда бы об этом догадаться!

***

Павел нарочно приехал учиться в мой город. И на один со мной факультет поступил, что бы быть ко мне поближе.

Рождённая в детстве дружба связала нас крепко-накрепко. Я конечно же понимала, что Пашка в меня влюблён, что называется "по уши". Но, во-первых, его чувства мне льстили. А, во-вторых, в его постоянном присутствии обнаружилось множество плюсов и так мало минусов, что избавиться от него мне ничуть не хотелось.

Я смеялась над настойчивыми предложениями Павла выйти за него замуж. Но в моей постели он, однажды, таки оказался. И был так нежен и заботлив, что на какое-то время я даже забыла обо всех прочих представителях сильной половины человечества. Вот только моё легкомыслие сыграло со мной злую шутку, и я позволила себя увлечь профессорскому сыночку. Потом его сменил сын директора местного агрегатного завода.

Отодвинутому на задворки моей жизни Пашке, снова была предложена исключительно моя дружба. Он страдал, злился и терпел. А потом вдруг взбунтовался. И бросил меня!

Этого я ему не простила! Даже вспоминать о нём не хотела. Предатель!

У молодой красавицы докторши в поклонниках недостатка не имелось. Но по-душам, как с Павлом, разговор ни с кем не клеился. Все мои мужчины ценили в жизни превыше всего себя любимых. И какой бы умной я себя не считала, но вот это простенькое и очевидное обстоятельство стало мне понятно только с годами.

И тогда я вспомнила о Пашке! И захотела вернуться в своё детство. Я не искала Павла. Просто, ноги сами принесли меня в деревню, к истокам нашей дружбы и любви. Но он оказался тоже здесь! Может в том есть высший смысл? Я попытаюсь его вернуть! Пока человек жив, жива и его надежда на счастье.

Возможно, ты и есть моё счастье, незабвенный друг мой Пашка?

***

-Снежка!

- Не смей меня так называть!

- Тебе не нравиться?

Павел казался таким расстроенным, что пришлось объяснять:

- Ты заставляешь меня вспоминать человека, о котором я предпочитаю забыть.

- И кто же так к тебе обращался?

Ревнивые нотки в голосе Пашки рассмешили меня:

- Не заводись. У тебя нет причин для ревности.

- Точно?

-Точно- точно! Так называл меня Сергей.

-Твой отец?

-Ты же знаешь, что никакой он мне не отец! Просто - муж моей матери.

- За что ты его так не любишь? - Павла удивила моя агрессивность.

- Есть за что.

- Он обижал тебя в детстве?

- Он всю жизнь меня обманывал! Я его ненавижу!

- Понятно.

- Что тебе может быть понятно!?

- Не злись.- Пашка обнял меня.- Может сходим на каток? Хочешь?

- Наверное.

В тот раз, впрочем как и всегда, Павел быстро растормошил меня, прогоняя дурное настроение.

Он знал, чем можно меня развлечь, что способно меня обрадовать.

Вот только возможностей и лоска деревенскому мальчишке не хватало.

Где ему было в этом тягаться с профессорскими да директорскими сынками.

Так не я ли его тогда предала? Вот ведь как получается.

***

-Аннушка, ты о чём задумалась?

-Да так. Детство вспомнилось. Я ведь здесь каждое лето у баб Зины гостила.

- Скучала она по тебе.

- Ой, Соня, знаю, что виновата!

- Да она понимала. Любила тебя очень.

- Ну почему нужно потерять родного человека, чтобы понять, как он дорог и нужен?! Я же тоже её любила! Она самая лучшая была. А сказать об этом я ей так и не сказала.

Соня обняла меня.

-Пойдём чай пить.

-С пирогами?

-А как же. С творогом и капустой.

-Мои любимые.

- Да уж знаю.

- Ой, Соня, какая же ты хорошая!- Я чмокаю её в загорелую морщинистую щёку.

От Сони вкусно пахнет пирогами. Разыгравшийся аппетит в полный голос заявляет о себе. Вот сейчас наемся до отвала, и ну её прочь постоянную мою диету!

- Пироги будем есть со сливками!

Софья приятно удивлена.

- Вот это правильно! Так ведь гораздо вкуснее. А то нельзя да вредно! Вижу, деревенский воздух на тебя благотворно влияет. Умница! В чай сахар класть?

- Нет. Но пирогов твоих я сейчас от души наемся.

Потихоньку попивая горячий чай с мятой и жуя уже третий, точно на сегодня последний, пирожок я рассеянно слушала Сонин рассказ о деревенских жителях. Никто, кроме Павла и его жены Лизы, меня в Черниговке не интересовал. А о них Софья мне уже рассказала.

Так значит, он давно женат? Надо же! А, впрочем, чему я удивляюсь?

Не думала же я, что он десять лет станет ждать, покуда я образумлюсь и вспомню о его существовании? А даже если и думала! Что из того?! Придётся забыть о Павле навсегда. Уеду и забуду!

А любопытно всё же взглянуть на эту самую Лизу. Что он в ней нашёл? Почему так скоропалительно женился?

Любопытство, конечно, сгубило кошку, но совладать с ним мне похоже невмочь. И когда Соня, позавтракав, уходит на работу, я отправляюсь прогуляться по деревне. Меня замечают, окликают, восхищаются тем, "как выросла и какой красавицей стала Зинаидина внучка". До клуба я добиралась долго, но куда спешить? Библиотека, в которой летом работает Лиза, открыта будет до вечера.

Читателей в Черниговке много не наблюдалось. У стеллажей с книгами топтались две девчушки да возле стола библиотекаря стоял мальчонка со стопочкой выбранных книг. Я взглянула на верхнюю. "Детство.Отрочество.Юность" Л.Н. Толстого. Надо же, собирается корпеть над заданным на лето. Глупый! Лучше бы "Два капитана" Каверина отыскал или "Три мушкетёра" Дюма. Вот настоящее мальчишечье чтение.

Отпустив добросовестного школьника, Елизавета подняла на меня глаза.

- Здравствуйте.

Голос спокойный, мелодичный, приятный.

Да и собой не дурна. И словно видела я её где-то.

- Я к Стрижановым на недельку в гости.- говорю, не отводя от неё глаз.- Не дайте погибнуть от скуки. Мне бы детективчик поприличней. Выручите?

Лиза улыбается, и снова кажется мне удивительно знакомой.

Уже выходя из библиотеки с творением Агаты Кристи под мышкой, я вдруг понимаю, кого напоминает мне эта приветливая женщина.

Да на меня же она похожа! И достаточно сильно. Вот ведь какая история получается!

***

Я лежу в гамаке. Под боком у меня румяные яблоки. В руках закрытая книга. Не получается читать. Мысли, что тараканы, бегают в голове, смущают, то даря надежду, то начисто лишая её.

Пашка нашёл мне замену. Понятно теперь, чем привлекла его Лиза. Надо же, такое поразительное сходство со мной! Интересно, с чего бы это? Матушка точно могла бы прояснить ситуацию, да у неё не спросишь. Она уверенна, что я считаю Сергея своим отцом. Не стоит лишать её этой иллюзии. Всё равно правду она мне не скажет. Да и зачем спрашивать? Всё и так достаточно ясно. Очень на то похоже, что у нас с Лизой один папочка на двоих. Может такое быть? Да вполне даже может! Я на свою матушку мало чем похожа. А вот с хозяином Черниговки, что у меня, что у Лизы довольно много общего: глаза, копна белёсых волос, ямочки на щеках.

Пётр Савельевич в молодости, похоже, больно хорош собой был! Бедная моя мама! Нет, я её тревожить не стану. Но мне-то, что теперь делать?

Что делать?! Да попросту проверить, Пашка свою жену любит или память обо мне.

Я сердито вгрызлась в кисловатое сочное яблоко. Принятое решение немного смущало, но всё равно ведь попытаюсь. Зачем мне жалеть сестрёнку Лизу? Мою маму и меня никто не жалел!

***

Я брела вдоль берега реки стараясь отыскать наше с Пашкой место. Может и не сохранилась уже сбитая ним из брёвен кладочка, с которой мы ныряли и ловили рыбу.

Павел сидел ко мне спиной, опустив голову на руки. Он медленно повернулся, среагировав на моё приближение. Наши глаза встретились. Ой! Забыв обо всём, я бросилась к нему. Пашка подхватил меня, прижал к себе.

С такой жадностью меня никто ещё не целовал. Провалившись в безумие вспыхнувшей страсти, мы были сейчас вне пространства и времени, не думали ни о чём, отдавшись стремительному потоку охвативших нас чувств.

А потом...

Очнувшийся Павел смотрел на меня внимательно, с непонятной мне тревогой.

- Что?- улыбнувшись, спросила я.

- Снежка?

Сомнение в его дрогнувшем голосе отбило у меня всякую охоту спорить по поводу выбранного им для меня имени. Ну и пусть будет Снежка, если ему так нравится!

- Пашка. Как здорово, что мы снова вместе.

- Вместе?

- Конечно! Я ведь за тобой приехала. Буду ждать тебя в городе. Ой, Пашка, как же ты мне нужен!

- Я ведь женат.

Вспомнил! Если бы это имело значение, ничего между нами только что случившегося не было бы!

Павел видно догадался, о чем я подумала, попытался объяснить то, чего и сам-то понять не мог.

- Не знаю, что на меня нашло. Это не я, тоска моя на тебя набросилась. Ты прости меня, но...

- Тише, молчи,- я положила свои дрожащие пальцы ему на губы.

- Может ты у меня и правильный, но сердце ведь не ей, а мне принадлежит.

Ты мой, слышишь? Мой! И я тебя от себя больше не отпущу и никому не отдам.

Я не отпускала его напряженный взгляд. Мне не нравилось сомнение на дне его глаз. Неужели я вернулась к нему слишком поздно?

- Паш,- я легонько коснулась его напряжённых губ своими губами,- не надо сейчас ничего обещать и думать ни о чем не надо. Ты просто приходи завтра снова сюда. Я тебя ждать буду.

Я убежала раньше, чем он мне ответил.

Придёт, успокаивала я себя, почти уверенная в этом.

И он пришёл. Мы встречались неделю. А потом я уехала.

Через два месяца не без моей помощи Павлу предложили работу оперирующего хирурга в городской клинике.

Соблазн для него был большой. И Павел таки приехал. Он оставил Лизу в деревне до тех пор пока не обустроится на новом месте.

Он приехал ко мне! И я не собиралась упустить появившийся у меня шанс.

Глава 5. Павел

Новости в деревне расходятся быстро. О том, что вчера вечером на серебристой машине прикатила в Черниговку младшая Стрижановская внучка вся из себя немыслимая красавица, я узнал чуть ли не с рассветом, едва придя на работу.

Снежка? Что ей понадобилось в нашей глуши? Я скоро увижу её? Сердце сжалось в тревожном предчувствии. Нахлынули воспоминания, порождая эмоции, да такого накала, на который я уже давно не считал себя способным. Будто и не было разделивших нас лет. И жизни, прожитой врозь, не было!

Я поспешил с головой окунуться в работу. День выдался хлопотным, и мне удалось отвлечься от личных переживаний.

Когда я смог, наконец, присесть и подумать о внезапном появлении Снежаны, то её приезд не показался мне таким уж замечательным, как утром, когда я о нём впервые услышал.

Утро, как и юность, безрассудно.

День, а уж тем более вечер, располагает к размышлению и трезвому взгляду на происходящее. Зрелости не слишком свойственны порывы.

Я хорошо понимал, чего может стоить мне встреча со Снежаной. Все эти годы я упрямо мечтал о ней. А теперь испугался - вдруг даже малая толика моих мечтаний осуществится! Последствия пустяшными не окажутся. И не только для меня.

Лиза ведь ни в чём не виновата! Лицо жены всплыло в памяти, и я понял, что не решусь на встречу с призраком моей отвергнутой любви.

Выйдя из больницы раньше обычного, идти домой я всё же не захотел. Ноги сами понесли меня на берег реки, на наше со Снежаной заветное место. Видеть её мне не стоило, но и сил бороться с памятью, выплеснувшей из своих глубин самые памятные минуты беззаботного детства и счастливой юности, у меня сегодня не было. Да и кому могли навредить воспоминания?!

Звук её шагов я узнал сразу. Может оттого, что хотел услышать? Хотя и не ожидал. Или вру самому себе? Я чувствовал, что она придёт! Я ждал её! Я безумно этого хотел. Снежка моя! Снеж...ка!...

Я очнулся от легкого поцелуя прохладных Снежкиных губ. Моё сознание ещё не вместило в себя случившегося. Голос совести и попранного долга пока молчал. Ничто не омрачало упоения от пойманной в охапку и зацелованной до беспамятства мечты.

А потом я увидел её глаза. Чуть лукавое, довольное их выражение внезапно отрезвило меня. То торжество, которым светилась склонившаяся надо мной женщина, было не к месту, звучало в резонанс с теми чувствами, что с восторгом, болью и отчаяньем толкнули меня к ней.

- Не знаю, что на меня нашло. Это не я, тоска моя на тебя набросилась. Ты прости меня, но...

Снежана не захотела меня слушать.

- Тише, молчи,- она положила свои дрожащие пальцы мне на губы, запрещая любые объяснения. - Не надо сейчас ничего обещать и думать ни о чем не надо. Ты просто приходи завтра снова сюда. Я тебя ждать буду.

Она убежала раньше, чем я успел ей ответить. Оставила меня наедине с моим смятением, с чудом и ужасом всего случившегося. Куда уж мне было разобраться со своими чувствами. Воплощённая в реальность мечта кружила мою глупую голову.

Останься Снежана со мной, я возможно и обрёл бы способность рассуждать здраво. И не наделал бы новых глупостей. Но она истомила меня своей полу-реальностью. Снежка возникала в полумраке и уходила в сгущающийся сумрак. Я уж и не знал, кого обнимал миг тому назад: призрак своей незабвенной отвергнутой любви или живую женщину из плоти и крови, что неистово жадно льнула ко мне, не менее отчаянно, чем я нуждаясь в ласке и любви.

Это безумие длилось неделю. А потом она уехала. Я по-прежнему шел после работы к реке. Сперва не в силах смириться с её отъездом, а потом что бы убежать от вопроса, застывшего в покрасневших припухших от слёз Лизиных глазах.

Моя жена ни в чём меня не обвиняла. Хотя, скорее всего не только обо всем догадалась, но и поняла причину многого в нашей жизни, что раньше удивляло и расстраивало её. Она ведь видела Снежану.

То, что Лиза и Снежана похожи, как родные сёстры в деревне к сожалению заметили. Об их сходстве шептались, выискивая самую простую причину. О шашнях юного Петруши со Снежкиной матерью старожилы Черниговки не позабыли. Но упрямые сроки не складывались, судя по ним, никак не могла Алевтина родить свою дочь от Петра Савельевича.

Ничего не понимая, бабульки поворошили былое, да и забыли.

Для нас же с Лизой видно пришло время поговорить начистоту.

Вот только сперва я не мог. А потом мне показалось, что Лиза этого разговора ожидает с не меньшим страхом, чем я, что она его не хочет.

Чем дольше я молчал, тем спокойней становилась моя жена. Однажды, наконец решившись, я усадил Лизу напротив себя, но заглянув в её полыхнувшие тревогой глаза, вместо нежеланных для нас обоих откровений, неожиданно для себя потянулся к жене, приник к её дрогнувшим губам.

Моя замечательная Лиза меня не оттолкнула. С восхитительной щедростью, без тени упрёка, она подарила мне себя. Пусть не заслуженно, но впервые за это время я почувствовал себя безмятежно счастливым. Уже засыпая, я вдруг подумал, что не знаю, кого из двух сестёр люблю?

А через несколько дней мне сделали предложение, от которого показалось невозможным отказаться: работать в крупной клинике, оперировать! Понять, в конце-то концов, чего я стою как врач, как хирург!

Лиза выслушала мои восторженные всхлипы на удивление спокойно. В таком приподнятом настроении ей редко приходилось меня видеть, и она не стала мне мешать строить планы, в которых ей не было места. Я, правда, не отдавал себе в том отчёта. Но когда схлынуло первое возбуждение, и ко мне вернулась способность рассуждать здраво, стало очевидным, что ехать сейчас со мной Лиза по многим причинам не может. Снять комнату или снять квартиру это ведь не одно и то же. На одну мою зарплату врача не разгуляешься. А посреди учебного года Лиза работу найдёт ли? Да и на кого она оставит сельских ребятишек? Их доучить уж точно будет некому.

- Я никуда не поеду,- решение далось мне с трудом.- Это была глупая идея.

- Павел, поезжай. Если сейчас откажешься, всю жизнь терзаться будешь.

- А как же ты?- я хотел, что бы она меня уговорила, вот только моя совесть ждала весомых аргументов.

- А что я? В июле к тебе приеду. Потом и решим, как нам дальше быть.

- Думаешь?

- Так будет правильно, Павлуша. Я ведь не гиря на твоих ногах, чтобы не дать тебе сдвинуться с места, по причине моего существования.

Мне стало не по себе. Горечь в Лизиных словах не была явной. Жена даже шутить пыталась. Вот только, в свете недавно случившихся событий, долю правды в этой шутке ни я, ни Лиза не могли наверняка знать.

***

Из деревни в город легко перебираться в юности. Городские шум и суета выглядят тогда вполне заманчиво. Ближе к сорока годам, как оказалось, всё воспринимается по-другому.

И это не смотря на то, что с трудностями быта мне не пришлось столкнуться. Я снимал комнату у больничной санитарки тёти Дуси, женщины немолодой, одинокой, довольно добродушной и общительной. Она жила не далеко от больницы в небольшом собственном доме, держала курочек и свинку, имела семь соток огорода. Так что, как постоялец я вполне пришёлся ей ко двору: мужчина, у которого руки на месте, в хозяйстве ой как необходим! Я сам напросился в помощники, за что попал в особую милость. Тетя Дуся меня не только вкусно кормила, но и обстирывала.

Жили мы с ней дружно. И только одного она решительно не одобряла - визитов ко мне Снежаны.

- Не моё это дело, но не гоже женатому человеку с бабами путаться!- сердито выговаривала она мне и отворачивалась, поджав губы.

Я не спорил. Она была права. Но Снежана приходила снова и снова. Это оказалось сильнее меня. Я не мог ей противиться.

- Брось ты всё. Переезжай ко мне. Зачем тебе здесь ютиться?- настойчиво предлагала мне Снежка.

Мы оба понимали, что подобный шаг, означал бы для меня окончательный разрыв с семьёй. Снежана явно этого добивалась. А вот я...

Я не знал, что мне делать. Не понимал, чего в действительности хочу.

Почти каждый вечер я звонил Лизе. Мне приятно было слышать её спокойный, родной, да, родной, голос! Я представлял, как она улыбается, как собираются лучики морщинок у её милых глаз. Я скучал по жене. И при этом изменял ей, не особо мучаясь угрызениями совести. Снежана и Лиза в моём восприятии принадлежали разным мирам. И в каждом из этих обособленных миров Лиза и Снежка были нужны мне. И пока они не пересекались, всё казалось приемлемым, ничего менять не хотелось.

С работой всё оказалось намного сложнее. Тому, кто много лет руководил людьми, не легко подчиняться чужой власти, а то и прихоти. Да и хирург из меня оказался хуже, чем хозяйственник. У меня неплохо выходило держать в полном порядке Черниговскую больницу, я получал от этого моральное удовлетворение. Те не сложные операции, на которые я решался в условиях сельской клиники, позволили мне сейчас вполне профессионально ассистировать во время серьёзных, технически интересных операций, но чем дальше, тем очевидней становилось, что занять за операционным столом место ведущего хирурга я смогу не скоро, если вообще смогу.

Работа в городской клинике не доставляла мне ощутимого удовольствия. Окажись я хирургом, как говорится, от Бога, в ней был бы смысл. А так? Ощущение совершённой ошибки стало всё чаще возникать в моём сознании.

Я не любил город, с его дорогостоящими шумными развлечениями и чужими, равнодушными друг к другу людьми.

И если бы не Снежка, от близости которой по-прежнему сладко кружило голову, я, не задумываясь, вернулся бы в свою родную Черниговку.

Не способный на что-либо решиться, я ждал, что всё решиться само собой.

Глава 6. Снежана

Мужчины существа довольно инфантильные. Плыть по течению много ума не надо. И усилий прилагать не требуется. А как они цепляются за своих жён, которым с удовольствием изменяют при первой же возможности.

Уму не постижимо! Ну, зачем Павлу эта деревенская простушка Лиза, если у него, наконец-то, есть я!

Всё у нас с Пашкой не заладилось с самого его приезда. Он наотрез отказался поселиться у меня. И мне ничего не осталось, как таскаться в его убогое временное пристанище, подставляясь под неодобрительные взгляды его не в меру бдительной квартирной хозяйки. Какое ей вообще до нас дело? Суёт свой любопытный нос в чужую жизнь!

Дата добавления: 2015-09-29