– Видел, видел. – Теперь голос звучал до странного глубоко.
Я помолчал.
– Нет… то есть где я мог тебя видеть?
– Ты получил рукопись?
– Да-да. Получил. Где ты? – Я зачем-то взял ручку, но она выскочила из трясущихся пальцев.
– Везде.
Это было произнесено таким жутким голосом, что мне пришлось собраться с мыслями, прежде чем вернуться к наигранно невежественной манере. Голос был рогат и покрыт чешуей. Этот голос возник из пламени. Он вызывал страх, разлагающий меня на составные.
– Подожди-ка, – сказал я. – Да, наверно, я тебя видел. Это ты был в нашем доме в воскресенье вечером?
– В «нашем» доме? – изобразил удивление голос. – Весьма интересная фраза, открытая для разнообразнейших интерпретаций.
Я опустил жалюзи. Снова сел в кресло и так же быстро поднялся. Я больше не мог сдерживаться. Решил подыграть. Голос мой зазвучал излишне напористо.
– Это… Патрик?
– Нас много.
– Так… и что ты делал той ночью в нашем доме? – спросил я как ни в чем не бывало. – Что ты делал в комнате моего сына?
– Не я приходил той ночью, Брет. Это было нечто другое.
– Тогда… что же?
– Нечто, что к нашему делу не относится.
– Вашему делу? Какому делу? Не понимаю.
– Ты прочел рукопись, Брет?
– С мальчиками это из-за вас происходит? – Я крепко зажмурился.
– С мальчиками?
Я перебил его вопрос новым вопросом. Голос был на грани, которую мог в любой момент переступить.
– Пропавшими мальчиками. Это вы…
Голос как будто не ждал этого вопроса. Казалось, голос предполагал, что я знаю, к чему ведет правда в данной ситуации.
– Нет, Брет. Ты снова ищешь не там. Где нужно.
– А где мне искать?
– Открой глаза. Перестань искать в темной комнате то, чего нет.
– Где мальчики? – спросил я. – Ты знаешь?
– Спроси у своего сына. Он знает.
Страх повернулся злобным бочком.
– Не верю.
– Это будет твое низвержение.
Писатель убежал. Он испугался и теперь прятался где-то и оттуда покрикивал.
– Что ты имеешь в виду? Мое низвержение? Ты мне угрожаешь?
– Я так понимаю, тебя навещал детектив Кимболл, – беспечно продолжал голос. – Он тебе обо мне рассказывал?
– Что с Эйми Лайт?
– Вот, уже теплее.
– Где она?
– В лучшем мире.
– Что ты с ней сделал?
– Нет, Брет. Правильный вопрос: что ты с ней сделал?
– Я с ней ничего не делал.
– Что ж, в этом ты прав: ты не спас ее.
– Что ты с ней сделал?
– Я бы обратился к тексту той гнусной книжонки, что ты написал.
– Я не замешан в том, что случилось с Эйми Лайт. Я вешаю трубку.
– Зато я могу это сделать. – Голос понизился, став при этом яснее. – Я могу тебя замещать.
Раны все открывались.
– Что это значит? Как ты это сделаешь?
– Что ж, ты был ее наставник. Она – молодая любезная студентка. Кроме того, весьма привлекательная. – Голос замолк, что-то обдумывая. – Может, Эйми Лайт хотела чего-то большего от своего знаменитого учителя, по которому писала диссертацию. – Голос опять смолк. – Может быть, ты ее как-то огорчил. Возможно, тому есть несколько мейлов в подтверждение. Может быть, Эйми Лайт оставила след, скажем, записочку-другую. И, предположим, в записках этих содержится намек на то, что она ждала, когда же ты выполнишь свое обещание. Давай представим, что есть такая возможность, что она собиралась рассказать твоей звездной жене…
– Кто это, мать твою?
– …О ваших отношениях. – Голос вздохнул и заговорил торопливо. – Хотя, когда я спросил о вашем «романе», она вроде бы говорила, что между вами ничего такого не было. Я, конечно, заклеил ей рот скотчем, вдобавок она уже потеряла много крови, тем не менее мне стало совершенно очевидно, что вы так и не трахнулись. Может, ты разозлился на Эйми Лайт, что она тебе не дала. Писателю, всегда получавшему все по первому требованию, сложно было пережить отказ, вот тебя и переклинило. – Голос помолчал. – Я так понял, что ты не известил власти о тонкостях своих отношений с покойной.
– Потому что я не связан ни с чем противозако…
– Да связан, связан.
– Как?
Разговор этот заходил дальше, чем я даже мог себе вообразить: по ту сторону силы.
– Трое свидетелей видели тебя возле ее дома в день, когда ее расчлененное тело было найдено в весьма неопрятной комнатушке мотеля «Орсик». И что же ты там делал, Брет?
– У меня есть алиби…
– На самом деле – нет.
– Каким образом…
– Ты имеешь в виду ту ночь, когда ты бродил вокруг «своего» дома, размышляя о прошлом? Все спали. Ты был один. После того как ты вернулся из Бакли, тебя никто не видел до тех пор, пока ты не проскочил мимо Марты в свой кабинет, чтобы посмотреть приложения. Времени у тебя было предостаточно. Кстати, как тебе понравилось видео? Как же долго ты его не замечал. Я уже много лет хотел тебе его показать.
Я перескочил на Эйми:
– Они даже не знают, что это ее тело.
– А я пошлю им голову. Она у меня.
– Это все шутка. Ты ненастоящий. Тебя не существует.
– Если ты так уверен, что ж ты со мной разговариваешь?
На это мне нечего было сказать, кроме:
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты кое-что понял про себя. Я хочу, чтобы ты задумался над своей жизнью. Я хочу, чтобы ты осознал все те ужасы, которые натворил. Я хочу, чтобы ты лицом к лицу встретился со стихийным бедствием, имя которому Брет Истон Эллис.
– Ты убиваешь людей и говоришь мне…
– Как я могу кого-то убить, если я ненастоящий, Брет? – ухмыльнулся голос. Не голос, а головоломка. – Ты снова потерялся, – вздохнул голос. – Опять Брет не врубается.
– Если ты хотя бы приблизишься к моей семье, я убью тебя.
– Твоя семья меня особо не интересует. Кроме того, я не думаю, что ты уже понял, как от меня избавиться, рано еще.
– Как я могу с этим справиться, если тебя не существует?
– Ты рукопись прочитал? – снова спросил голос.
Я был на грани истерики. Засунул в рот кулак и прикусил его.
– Давай поиграем, Брет.
– Не собираюсь…
– Игра называется «Угадай, кто следующий».
– Тебя нет.
И тут внезапно голос принялся мурлыкать песенку, которую я узнал сразу – «На солнечной стороне улицы», – потом песенку заглушил рев, и линия разъединилась.
Положив телефон на стол, я заметил бутылку водки, которой не было, когда я вошел в комнату.
Писателю не пришлось уговаривать меня выпить.
Четверг, 6 ноября
. Тьма
На самом деле единственный способ передать, что творилось на Эльсинор-лейн, 307, ранним утром 6 ноября, – просто изложить факты.
Работу эту хотел выполнить писатель, но я его отговорил. Нижеследующее не нуждается в украшательстве, на котором настаивал бы писатель.
Около 2:15 Робби пробудился от кошмара.
В 2:25 Робби услышал в доме какие-то «звуки».
Робби решил, что это я, пока не расслышал, как кто-то скребется в его дверь, и тогда подумал, что это Виктор. (Впоследствии Робби признается: хоть он и «надеялся», что это Виктор, на самом деле он почему-то знал, что это «не он».) Робби решил пройти через ванную в комнату сестры (которой, по его словам, очевидно, самой снился кошмар), где он открыл дверь в коридор, чтобы посмотреть, кто это скребется в его дверь, оставляя глубокие царапины в правом нижнем углу. (Временами, говорил Робби, он боялся, что все это ему снится.) Робби выглянул из комнаты сестры в коридор, но ничего не увидел. (Примечание: бра в коридоре мерцали, и, по словам Робби, он замечал это и раньше, как и я, хотя ни Джейн, ни Сара – как и Роза с Мартой – этого не видели.) Тем не менее, выйдя из комнаты Сары в мерцающий коридор, Робби что-то расслышал. Из конца коридора доносился какой-то «хруст».
Тут Робби понял, что по лестнице кто-то поднимается.
«Нечто» неровно дышало и, по словам Робби, «хлипало» – слово, ранее мне не встречавшееся. (Словарное определение: «плакать, как младенец, щенок и т. п., хныкать».) «Нечто» заметило Робби, вследствие чего перестало подниматься.
Робби отвернулся – в панике – и тихо пошел в противоположном направлении к нашей спальне в конце коридора.
Что же случилось, когда он открыл дверь и зашел в комнату?
В комнате было темно. Я лежал в кровати на спине. Был уверен, что сплю.
Я отрубился, выпив половину бутылки, возникшей у меня на столе, пока я разговаривал с тем, кого считал Клейтоном, с парнем, который хотел стать Патриком Бэйтменом. Постепенно ко мне пришло осознание того, что я уже не сплю, глаза, однако, оставались закрытыми, и что-то давило на грудь.
Меня потихоньку вытягивало из водоворота сна, в котором вороны превращались в чаек.
– Папа? – прозвучало как эхо.
Я не мог раскрыть глаза. (А если б открыл, увидел бы темный силуэт Робби в дверном проеме на фоне мерцающего коридора.)
– Что такое? – проскрипел я.
– Пап, мне кажется, в дом кто-то забрался.
Робби старался не хныкать, но даже сквозь алкогольный туман в его голосе распознавался испуг.
Я прочистил горло, но глаза так и не открыл.
– Что ты имеешь в виду?
– По-моему, там кто-то поднимается по лестнице, – сказал он. – А еще кто-то скребется в мою дверь.
По словам Робби, я сказал следующее:
– Ничего там нету. Иди спать.
– Я не могу, пап, мне страшно, – возразил на это Робби.
Первая реакция: Ну так мне тоже. Что ж, нашего полку прибыло. Привыкай.
Это уже навсегда.
Я слышал, как Робби подходит ближе, ступая по темной спальне. Я слышал, как он приближался к черной бесформенной фигуре – то есть ко мне.
Тяжесть на груди снова переместилась.
– Папа, мне кажется, в доме кто-то есть, – проговорил Робби в темноту.
Он потянулся к ночнику.
Включил лампу.
За веками забрезжил оранжевый свет.
Что-то заставило Робби замолчать.
Он разглядывал представшее ему зрелище.
Зрелище это на время вытеснило страх, заменив его отвращением и любопытством.
Его молчание вытягивало меня из пьяного омута.
Тяжесть на груди снова переместилась.
– Папа, – спокойно сказал Робби.
– Да, Робби, – вздохнул я.
– Папа, что это на тебе?
Я открыл глаза, но сфокусироваться не смог.
Последующее произошло очень быстро.
На груди моей обозначились очертания Терби, он сидел мордой ко мне, и ротовое отверстие теперь делило его голову почти пополам, а клыки, которые я заметил только утром, были в запекшейся крови (ну конечно, он же «расчленил» лошадь в поле у шоссе.) Когтями он впился в халат, в котором я заснул, и расправлял крылья, размах которых (крылья выросли, и я сразу принял это как должное) поразил меня меньше, чем сетка черных вен, вздувшихся под кожей игрушки (ага, кожа игрушки, расскажи об этом нормальному человеку, посмотрим, как он отреагирует), и пульсирующая по ним кровь.
По словам Робби, когда он включил свет, Терби сидел без движения. Потом игрушка резко повернулась к нему – крылья расправлены, пасть раскрыта, – а когда Робби заговорил, снова сосредоточилась на мне.
Я вскрикнул и, вскочив, сбил нечисть с груди.
Терби упал на пол и быстренько забрался под кровать.
Тяжело дыша, я бешено отряхивал свой разорванный халат.
Если не считать звуков, исходивших от меня, в доме было совершенно тихо.
Но тут я тоже услышал. Хлипанье.
– Пап?
Ответом ему было молчание, прерванное шумом с лестницы; шум быстро приближался.
Мы с Робби стояли, вглядываясь в дверной проем спальни, освещенный тусклым мерцанием коридорных ламп, когда в коридоре показалась тень около метра высотой; нечто неуклюже волочилось по стеночке в нашу сторону, и чем ближе оно продвигалось, тем больше хлипанье походило на шипение.
– Виктор? – спросил я, не веря сам себе. – Это Виктор, Робби. Это всего лишь Виктор.
– Это не Виктор, пап.
Тогда, по словам Робби, я сказал:
– Что ж это тогда за чертовщина?
Нечто притормозило, словно задумавшись.
В 2:30 вырубилось электричество.
Весь дом погрузился во мрак.
Я потянулся к выключателю – без толку. Меня пошатывало.
– У мамы в тумбочке фонарик, – быстро сказал Робби.
– Стой спокойно. Не двигайся. – Я постарался произнести это спокойным голосом.
Прыгнув на кровать, я дотянулся до тумбочки. Открыл ящик. Нащупал фонарь. Вытащил его и тут же включил, направив луч на пол, надеясь высветить Терби.
– Пойдем-ка отсюда, – сказал я.
Робби пошел за мной, я же шарил фонариком по коридору в поисках затаившегося там нечто. (Однако делал я это непреднамеренно – так как за те секунды, пока искал фонарик в темной комнате, уже успел позабыть, что нечто поджидает нас в коридоре.) Тут-то мы его и засветили.
Робби так и не смог сказать с уверенностью, что именно он увидел в свете фонаря. Он «прятался» за мной, зажмурившись, а штука эта выскочила из луча, словно свет ее раздражал – как будто тьма была единственно возможной средой, где она чувствовала себя уверенно.
Водка обостряла восприятие.
– Виктор? – снова прошептал я, пытаясь убедить себя, чувствуя, как дрожит Робби. – Все в порядке, Робби. Это собака.
Стоило мне это сказать – и мы оба услышали, как Виктор лает на улице.
По словам Робби, тут он расплакался, убедившись, что в коридоре совсем не собака.
Я же настаивал.
– Виктор, ко мне. Иди сюда, Вик. – Эдакое алкоголическое допущение.
По словам Робби, после этого он услышал, как я пробурчал:
– Хуй там было.
Тварь была с метр ростом и покрыта длинной черной, со светлыми прожилками, шерстью, скрывавшей конечности. Когда луч света выхватил ее из тьмы, нечто снова зашипело и спешно поковыляло на другую сторону коридора. Но с каждым движением оно продвигалось в нашу сторону.
Когда луч поймал ее снова, тварь замерла. Понять, откуда идет шипение, было невозможно. Нечто перестало шипеть и затряслось всем телом.
По словам Робби, я запричитал:
– О черт, черт, черт побери.
Тварь повернулась ко мне, и теперь уже с вызовом. Она была мне по пояс и представляла собой бесформенную кучу. В покрывавшей ее шерсти запутались хворостинки, опавшие листья и перья. Морда отсутствовала. Над верхней частью кружила туча мошек, метнувшаяся за ней, когда тварь прильнула к стене. Луч замер на ней.
Промеж шерсти обозначилась красная окружность, блеснули зубы.
Скалится, тварь, понял я с тошнотворной, мгновенно протрезвившей меня ясностью; предупреждает.
Тут она двинула на нас вслепую.
Я замер на месте. Робби держался за меня, обхватив за талию. Его трясло.
Я не спускал с нее фонарика и, когда тварь приблизилась, ощутил сырой, гнилостный запах мертвечины.
С открытой пастью нечто ковыляло прямо к нам.
Чтобы увернуться, мы вжались в стену.
Тварь прошаркала мимо. (Поскольку зрение у нее отсутствовало и ориентировалась она по запаху – я уже знал это.) Я резко обернулся. Робби бешено вцепился в меня. Я стал пятиться подальше от твари.
Она снова затряслась.
Хуже всего, что я заметил большой глаз, криво расположенный на макушке и бессмысленно болтающийся в неглубокой округлой впадине.
Робби:
– Пап, что это что это что это?
Тварь остановилась в проеме спальни – мы поменялись местами – и снова начала хлипать.
Я изо всех сил старался не паниковать, но дышал слишком часто, и рука, сжимавшая фонарь, тряслась так сильно, что ее пришлось придерживать второй, направляя луч на тварь.
Наконец я ее высветил.
Тварь не двигалась. Но что-то пульсировало внутри ее. Она открыла пасть, уже покрытую пеной, и снова двинула на нас.
Уворачиваясь, я выронил фонарь, отчего Робби охватила паника, он закричал.
Я поднял фонарь и направил луч на тварь, которая остановилась, явно сбитая с толку.
Виктор на улице уже бился в истерике.
Тварь возобновила преследование.
Тут я снова выронил фонарь. Лампочка разбилась, и мы погрузились во тьму. Тварь все приближалась.
Я схватил вспотевшую ручку Робби, побежал к его комнате и открыл дверь.
Оступившись, я ввалился в комнату, ударился лицом об пол и раскроил губу.
Робби захлопнул дверь, щелкнул замок.
Я встал, пошатываясь в темноте, и вытер кровь со рта.
Когда Робби прильнул ко мне со страху, я вскрикнул как ошпаренный.
Я прислушался. В комнате было так темно, что нам оставалось только сосредоточиться на скрежете.
Вдруг скрежет стих. Робби ослабил объятия. Я выдохнул.
Однако расслабляться было некогда – послышался треск. Тварь билась в дверь.
Я подошел к двери. Робби не отходил от меня ни на секунду.
– Робби, – прошептал я, – у тебя здесь есть фонарик? Что-нибудь?
Я почувствовал, как Робби тут же отцепился и направился к шкафу.
Во тьме забрезжил зеленый джедайский меч. Он подплыл ко мне. Я принял у Робби игрушку. Светил меч слабенько. Я поднес его к двери.
– Папа, – прошептал Роби, – что это было?
– Не знаю. – (Но уже тогда я знал, что это.)
Тварь снова стала скрести.
Я спросил себя: чем это она скребется?
И тогда я понял, что она совсем даже не скребется. (Я кое-что припомнил.) И не скреблась никогда.
Она вгрызалась в дверь. Ртом. Зубами.
Тут она остановилась.
Мы с Робби уставились на подсвеченную зеленым дверь.
В ужасе мы смотрели, как дверная ручка стала ходить туда-сюда.
До меня дошло, что и это оно делает с помощью рта.
Ручка бешено забилась, и мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать.
Тварь зарычала. Этот рык выражал недовольство, разочарование. Тварь оголодала.
– Что это? Что ему нужно? Я не понимаю. Как оно сюда забралось? – Это был Робби.
– Понятия не имею, что за чертовщина, – сморозил я.
– Что это, папа?
– Не знаю, не знаю, я не… (Примечание: формально это было не совсем так.)
Причитания наши оборвал крик Сары:
– Мамочки! Мамочки! Оно подбирается!
Я рванул через ванную к Саре в комнату. За мгновение до того, как я схватил ее с кровати, меч осветил такую сцену: Сара прижалась к спинке кровати, а нечто пыталось заползти на кровать. Зацепившись зубами за столбик кровати, тварь бешено елозила и визжала.
– Что происходит? – кричал Робби из ванной.
Я вскрикнул от отвращения, схватил Сару с кровати и побежал к ванной.
Тварь замерла, потом спрыгнула на пол и поспешила за нами.
Я захлопнул дверь ванной, а Робби запер ее на замок. В руках у меня была Сара и светящийся меч. Мы уставились на дверь и ждали.
– Где твой мобильный, Робби? – спокойно спросил я.
– В моей комнате, – указал он через плечо.
Я стал соображать. Можно открыть дверь в комнату Робби, найти там телефон, забежать обратно в ванную и позвонить 911. Такая мысль оформилась в моей голове.
Виктор продолжал безумствовать на заднем дворе.
Тут нечто обрушилось на дверь из комнаты Сары с такой силой, что она аж вдавилась внутрь.
Робби и Сара закричали.
– Все будет в порядке, Робби, открой свою дверь. Мы выскочим через твою комнату.
– Папа, я не могу, – заплакал он.
– Все обойдется.
Тварь снова шарахнула по двери.
Дверь дала небольшую трещину посередине. От следующего удара дверь слетела с петель.
Это подвигло Робби тут же открыть другую дверь и выбежать в свою комнату.
Я с джедайским мечом и Сарой на руках последовал за ним.
Мы пробежали комнату Робби, он отпер дверь, и, не раздумывая, мы рванули вниз по лестнице. Из окна лился лунный свет, и видимость была получше. С полпути я оглянулся и увидел тварь на верхней площадке.
Она погналась за нами вниз. Я слышал, как открывается и захлопывается ее пасть, влажно клацая.
Сара обернулась и, увидев погоню, закричала.
Ближе всего был мой кабинет. Дверь его открыта. В отличие от входной.
В кабинете в сейфе – пистолет.
В кабинете мы заперли дверь на замок, я поставил Сару на кушетку. Дети плакали, а я бессмысленно твердил, что все будет «нормально».
Я поднес меч к замку, набрал код, открыл сейф, и вытащил пистолет.
Я поводил мечом по столу, пока не нашел мобильный.
Я попросил Робби подержать меч, пока я буду набирать 911.
Робби уставился на пистолет в моей руке. Потом он крепко зажмурился и зажал уши ладошками.
Тварь принялась биться в дверь.
– Господи Иисусе! – прокричал я.
Удары становились все чаще. Дверь прогибалась в раме. Я оглядывал комнату безумным взглядом. Потом подбежал и открыл окно. (Примечание: краска облезала с дома с такой скоростью, что казалось, будто Эльсинор-лейн накрыло снежным бураном.) Тут дверь треснула и отвалилась, повиснув на верхней петле.
Тварь стояла в проеме.
Даже в слабом свете меча, которым я махал перед тварью, видно было, как вспенилась ее пасть.
– Пристрели ее, пристрели! – кричал Робби.
Тварь двинулась к нам, я навел на нее пистолет.
И нажал курок.
По нулям.
Пистолет был разряжен. (Примечание: Джейн вынула из пистолета все пули после той ночи, когда решила, что мне «привиделось», будто в наш дом забрался злоумышленник.) Мы с трудом различали приближающуюся к нам чавкающую тварь.
Электричество включилось так неожиданно, что на мгновение мы ослепли.
Завыла дымовая сигнализация. Все, что было выключено, теперь включилось.
В доме загорелись все лампочки. Заорал телевизор. Стереосистема затрубила «Какими мы были».[34] Включился компьютер.
Света было так много, что у дома мог случиться солнечный удар.
Из-за света мы не увидели, куда испарилась тварь.
– Папа, у тебя кровь идет. – Это была Сара.
Я потрогал губы. Пальцы были в крови.
Тут я заметил время, которое показывали электронные часы на батарейках, стоящие на моем столе.
Электричество включилось ровно в 2:40.
. Нечто в коридоре
Спустя четыре минуты после звонка в службу 911 у дома 307 по Эльсинор-лейн уже мигали синие проблесковые маячки патрульной машины.
Оператору я сказал, что кто-то проник в наш дом, но все остались целы и невредимы, а «злоумышленник» скрылся.
Меня спросили, не желаю ли я остаться на линии до приезда полицейских.
Я отказался, потому что мне нужно было многое обдумать.
Я должен был принять несколько ключевых решений.
Если я расскажу о нависшей над нами угрозе, станут ли у меня выспрашивать, как это «нечто» пробралось в наш дом? Или же попытаться прогнать телегу (более правдоподобный сценарий), будто это было – что? – обычное вторжение с целью грабежа? Удержусь ли я от использования слова «тварь», указывая на лес? Стану ли пытаться описать то, что мы видели в коридоре? Буду ли давать «озабоченного», преуменьшая реальную степень своего ужаса, поскольку никто ничем не в состоянии нам помочь?
Приедет полиция.
Так… а дальше?
Они осмотрят дом.
И ничего не найдут.
Единственное, на что способны полицейские, – это препроводить нас в наши комнаты, где мы соберем вещи, потому что больше в этом доме мы не останемся на ночь ни при каких условиях.
Но как мог я, а уж тем более дети, объяснить им, что с нами произошло?
Мы столкнулись с чем-то, настолько выходящим за рамки их представлений о действительности, что не имело смысла даже пытаться.
Я смутно осознал, что никаких показаний не будет.
Пока что я не до конца раскусил Терби. Я знал только, что сам принес его в дом – и что он хотел, чтоб я это сделал, – но источник того, что появилось в мерцающем коридоре, я должен был сохранить в секрете.
По этому вопросу мы с домом вступили в тайный сговор.
Я позвонил Марте. Тщательно подбирая слова, я объяснил, что в дом ворвалось «нечто», уверил ее, что все живы и здоровы, что я уже позвонил в полицию и что спать мы будем в отеле «Времена года» в центре города и не могла бы она заказать нам номер. Я произнес это самым спокойным голосом, на который был способен, и выдал все быстро, одним предложением, упомянув вторжение лишь вначале, чтоб ей запомнилась только просьба разобраться с гостиницей. Однако Марта была профессионалом и проснулась с первым звонком телефона, она сказала, что приедет через пятнадцать минут, и повесила трубку, прежде чем я успел что-либо возразить.
Сара все еще сидела у меня на руках, Робби сидел на лужайке, когда двое полицейских – ребята лет под тридцать – подошли к нам и представились как офицер О'Нан и офицер Бойл.
Они заметили мою расквашенную губу и наливающийся синяк на скуле и спросили, не нужна ли мне медицинская помощь.
Я сказал, что обойдется, что это я просто упал в комнате сына, и указал на Робби, который неуверенно кивнул в подтверждение.
Вопрос «А миссис Деннис дома?» я воспринял в штыки и объяснил, что нет, моя жена на съемках в Торонто и что в доме только я и дети.
Пока я объяснял О'Нану и Бойлу, что, когда ворвался злоумышленник, электричество внезапно «отключилось», отчего мы не смогли «это как следует рассмотреть», подъехала вторая патрульная машина с еще двумя офицерами.
Тут все переменилось.
Слово «это» намертво пригвоздило ситуацию.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |