Главным источником познания Диониса является большая поэма греческого писателя Нония (это V в. до н.э.). Поэма эта называется «Деяния Диониса». Дошла она далеко не целиком, скорее большими фрагментами. Далее, есть еще небольшая поэма неоплатоника, которого красиво зовут Иеропл Александрийский (это IV-V вв). У него есть небольшая поэма, которая называется «Охота титанов за Дионисом». Есть еще разрозненные орфические гимны (так называемые «орфические гимны», они, естественно, не принадлежат самому Орфею, но это просто в традиции Орфея), по которым тоже деяния Диониса в той или иной мере мы можем как-то проследить.
Для того, чтобы подойти немножко ближе и понять, что такое дионисизм, я хочу процитировать фрагмент из Нония «Деяния Диониса». Этот фрагмент касается одного момента в бурной жизни Диониса — его завоевания Индии, в его путешествия в Индию.
Я цитирую:
«Некоего числа — если это случилось после изобретения чисел — воинство Диониса высадилось в Индии. Иные, играя с дельфинами на морской воде, обратились на суше в неистовых сатиров, которые, потрясая своими итифаллосами, грозились перебить в чуждых храмах священные сосуды. Другие, мрачные и бородатые, опутанные змеями, тащили бурдюки, наполненные пурпуровым вином. Множество голых баб приплясывало вокруг дубов, что неторопливо шествовали на своих разлапистых корнях, подобно паукам. Пьяный Селен обглоданной костью понукал осла и взбешенный длинноухий сбросил его, в конце концов. Старик Селен в цветастых лохмотьях, горланя непристойную песню, снова забрался на четвероногого упрямца и принялся дразнить неуклюжего волкоголового выселянина, который приставал к визгливой грудастой вещи. Посреди бесчисленного воинства фавнов, сатиров, волкодлаков, менад, лемуров, мемаллонов, трехинов, аспеолов катилась великолепная, влекомая леопардами, колесница, где возлежал, усыпанный цветами, в венке из плюща и дубовых листьев юный бог вина, теургий и превращений.
Разным взорам он представлялся по-разному — молодым женщинам виделся юноша с дивными сапфировыми глазами и большим напряженным фаллосом. Мужчины созерцали пышную гетеру с насмешливыми красными губами, пьяные старухи — кудрявого мальчика, играющего виноградной кистью».
Т.П.Лифинцева:
Одной из форм противопоставления доклассической Греции классической было полагание двух противоборствующих начал в культуре — дионисийского и аполлонического. Ницше был здесь далеко не первым. Но именно после него разорванная картина античности, данная через противоборство аполлонического и дионисийского начал, стала почти общим местом. Даже не имеет смысла перечислять тех авторов, что использовали в своем творчестве данную антитезу после Ницше.
Однако в творчестве Ницше дионисийство отнюдь не ограничивалось противопоставлением аполлонизму.
В “Рождении трагедии” (1872) Дионис есть главным образом первозданное Начало, ради рождения трагедии вступающее в союз с Аполлоном. И уже здесь намечается оппозиция Диониса Сократу. С точки зрения Ницше, Сократ осуждал и порицал жизнь во имя высших ценностей, тогда как Дионис предчувствовал, что жизнь неподсудна. В дальнейшем оппозиция “Дионис — Сократ”, причем Сократ в роли отца европейского рационализма и логицизма, получает развитие в работах “Веселая наука”(1882), “По ту сторону добра и зла”(1886), “К генеалогии морали”(1887). В “Антихристе” (1888), “Сумерках кумиров” (опубл. 1889) и “Воле к власти” (опубл. 1901–1906) вырисовывается иная оппозиция: уже не Дионис против Сократа, но Дионис против Христа.
Согласно Нонну Панополитанскому, Зевс посетил Персефону в виде змея, и та родила ему рогатого младенца Загрея, то есть Диониса. Вскормлен Деметрой. По орфикам, вскормлен Персефоной. Это рассказывают орфики. Эсхил в «Сисифе» называет его сыном Аида:
"Как лоза заалеет, росою гроздной налившись,
как Бассариды толпою несутся по долам, волны волос распустивши
как помутившись рассудком, застольлье и Вакханалии
Вопли испускают, превознося Диониса, заступника рода людского!
он же, непобедимый в сражениях совершит путь свой средь созвездий
После битвы с Гигантами, после победы над Индом,
Подле Зевса блистает зарницей Бог лозы виноградной, в венке из плюща тёмно-алом,
и со змеёю вокруг кудрей обвившейся кольцами тела, знак божественной мощи,
ровня Богам блаженным, назван он будет средь людей
"Дионс виноградный" как и "Гермес златожезлый" или "Феб стреловержец"
Ноннй "Деяния Диониса."
Бахофен пишет: “Миф есть истолкование символа. Он раскрывает через ряд внеположенных событий то, что символ воплощает как единство. Миф напоминает дискурсивный философский трактат, поскольку расщепляет идею на несколько связанных между собой образов и затем представляет ее читателю для окончательного вывода. Переплетение символа и мифа — это в высшей степени замечательное явление”.
У Ницше в “Рождении трагедии” (§10) мы обнаруживаем, что область мифа есть царство “дионисической истины”. Дионисическая истина, с точки зрения Ницше, — это истина интуитивная и в качестве таковой она должна быть невербальной. У Бахофена символы нашей интуиции разворачиваются в мифе, который затем претворяется в философское знание, а у Ницше миф выражает себя в трагедии и музыке.
Т.П.Лифинцева:
Дионис, Бог плодоносных сил земли, виноградарства и виноделия — один из самых загадочных персонажей античной мифологии. По мнению многих исследователей, божество Дионис начиная с VIII–VII вв. до н.э. явился заместителем хтонических богинь-матерей, открытого поклонения которым официальная олимпийская религия допустить не могла. Культ Диониса был, безусловно, культом материнским, т.е. культом природных, стихийных, монструозных сил, направленных против давления разума, порядка, цивилизации. Вячеслав Иванов, например, обосновал эту точку зрения путем анализа огромного числа источников в книге “Дионис и прадионисийство” (1921 г.). Иванов пишет: “Единственным и исконным прообразом Диониса, — точнее, пра-Диониса, — была единая хтоническая богиня, Великая Богиня Гея, чей лик отразился в разных культах, чье божество приняло разные наименования”iii. (Поскольку Иванов писал после Ницше, то в данном случае его мнение для нас не так важно, как мнение Бахофена).
Здесь важно помнить, что архетип Матери (Матери-земли, Матери-природы) подразумевает иррациональность, чувственность, имморализм, стихийность.
Бахофен полагал, что греки продолжали через культ Диониса поклоняться хтоническим богиням.
Он пишет: “Культ Диониса целиком основан на матриархальном и женском — на материальном принципе природы в аспекте оплодотворения. Двухцветное яйцо как центр дионисийской символики означает верховный закон, управляющий бренным миром как судьба, присущая женской материи, — судьба, перед которой склоняются сами боги и над которой они не властны, — повивальная бабка, пряха, великая Мойра, которая старше самого Хроноса”iv. Ницше в “Рождении трагедии” также говорит о судьбе, о “безжалостно царящей над всем познанным Мойре”, несущей “горе радостным олимпийцам”, как о теневой, дионисической стороне античной культуры.
В “Сумерках идолов” (параграф “Чем я обязан древним”) Ницше говорит очень странную вещь: “Я был первым, кто для понимания древнейшего, еще богатого и даже бьющего через край эллинского инстинкта воспользовался удивительным феноменом, носящим название Диониса”. Далее Ницше упрекает Гёте и Винкельмана в непонимании греков и греческой души. Едва ли мы можем предположить, что Ницше забыл или не знал о Шиллере, Шлегеле, Гельдерлине, Бахофене. Вероятно, что многие другие не столь известные мыслители и литераторы также использовали понятие дионисического до Ницше. Скорее всего, это вопрос его психологии. Но для нас он остается открытым.
Английский историк философии Дж.Кэмпбелл в предисловии к сборнику работ Бахофена “Миф, религия и материнское право” утверждает, что в работе “Рождение трагедии” Ницше использовал термины Бахофена, дионисийское и аполлоническое, для обозначения двух типов воли — творящей и созерцающей. Но Ницше, как уже было сказано, в отличие от Бахофена оценил дионисийское и аполлоническое с позиции “хорошее — дурное”. И главное: его, очевидно, раздражало учение Бахофена о матриархальных корнях культа Диониса. Можно предположить, что именно по этой причине Ницше ни разу не упоминает имя Бахофена в своих работах. Сознательно или бессознательно он это делает — другой вопрос.
Но так ли уж однозначен знаменитый антифеминизм Ницше? В его работах порой проскальзывают удивительные вещи.
(Например, в §16 “Рождения трагедии” читаем: “При мистическом ликующем зове Диониса разбиваются оковы плена индивидуации, и широко открывается дорога к Матерям Бытия (курсив мой — Т.Л.), к сокровеннейшей сердцевине вещей”vi. В этом же параграфе он продолжает: “В дионисическом искусстве и его трагической символике природа будто говорит нам: “Будьте подобны мне! В непрестанной смене явлений я — вечно творящая, вечно пробуждающая к существованию, вечно находящая себе удовлетворение в этой смене явлений Праматерь”vii.
Ницше провозвещает наступление “трагического века”, “переизбытка жизни”, пришествие “философа Диониса”. Трагическая сущность мира, по Ницше, полностью тождественна дионисийскому началу, но идея Диониса одновременно является идеей утверждения, — более того, дионисическое утверждение выступает высшей формой утверждения жизни как таковой.
Высшее утверждение жизни и утверждение Диониса для Ницше тождественны. Ж.Делез полагал, что настоящим прообразом сверхчеловека является не Заратустра, а Дионис: “...рождаясь в человеке, сверхчеловек не является порождением человека: это плод любви Дионоса и Ариадны. Заратустра называет сверхчеловека своим детищем, но он ему уступает, поскольку настоящим отцом сверхчеловека является Дионис”xvii. Следовательно, суть ницшеанства именно в Дионисе; торжество жизни нашло свое метафизическое подтверждение в Дионисе и дионисийской стихии изначальной сущности бытия.
Итак, нам осталось коснуться последней антитезы: Дионис против Христа, которая прослеживается главным образом в работах “Антихрист” и “Воля к власти”. Разработка данной проблемы — отнюдь не наша заслуга, поэтому мы лишь сошлемся на некоторые авторитетные мнения.
Итак, в работе “Воля к власти” Ницше писал: “Бог на кресте — проклятие жизни, перст, указующий на избавление от жизни; растерзанный в клочья Дионис — обещание жизни; он будет вечно возрождаться и возрождаться из глубины разрушения”xviii. Делез возражает Ницше, говоря при этом на ницшеанском языке и в целом (в соответствующий период своего творчества) придерживаясь ницшеанских взглядов: “Христос... представляет высшую стадию нигилизма: стадию последнего Человека, более того — Человека, который хочет гибели: эта стадия ближе всего к дионисическому преобразованию... Именно благодаря ему преобразование и как таковое становится возможным; с этой точки зрения становится возможным слияние Диониса с Христом: “Дионис-Распятый””xix.
С иных, христианских позиций В.Иванов утверждал, что сама постановка вопроса “Дионис против Христа” несостоятельна. Он исследовал эту проблему в уже упомянутой книге “Дионис и прадионисийство”. В.Иванов полагал, что антиномическое противопоставление Диониса Христу “работает” только при наличии общей антихристианской направленности философии Ницше. Достаточно лишь отказаться от неоязычески-секулярных установок, достаточно пересмотреть дионисизм ницшеанской интерпретации и раскрыть в подлинном дионисизме то, что было близко христианству. С христианских позиций нет никакой антитезы “Дионис против Христа”. В.Иванов пишет: “Понятие “страстей” прямо перешло из эллинской религии в христианство, во всей полноте своего содержания, как мистического и обрядового термина. Не случайны византийские попытки приспособить формы Еврипидовой трагедии к религиозно-поэтическому кругу христианских представлений о божественных страданиях. Само заглавие мистерии “Христос Страдающий” обличает взгляд на античную трагедию как на поэтический канон родственного христианскому “страстного действа”...
Дионис, обманутый титанами и падший с отчего престола, растерзанный, потом снова собираемый и оживший, чтобы взойти на небо. Дионис есть бог страдающий и страждущий, что отражали страстные мистерии”xx. То есть, с точки зрения В.Иванова, образ Дионоса — это языческое пророчество о Христе.
тезис Ницше о том, что Дионис абсолютно посюсторонен в отличие от трансцендентного Христа. Философ утверждает: “Не подлежит сомнению, что религия Дионисова, как всякая мистическая религия, давала своим верным “метафизическое” утешение именно в открываемом ею потустороннем мире, а отнюдь не в автаркии “эстетического феномена”.
Е. Головинн:
Далее, для того чтобы подойти к Дионису конкретнее, попробуем прочесть еще кое-что из писателя Нония, которого я цитировал. Дело в том, что Дионис — бог мучительных смертей и мучительных рождений. Я специально не хочу Вам что-нибудь цитировать из каких-то энциклопедий, что касается Диониса, хотя бы потому, что я не разделяю этих воззрений, во-вторых потому, что они действительно очень спорные. Ну, если нам говорит любая энциклопедия, что «Дионис» в переводе будет «дважды рожденный» — это просто бред. Это бред, потому что слово «ди» имеет массу других значений, а потом назвать Диониса «дважды рожденным» нельзя, он родился минимум десять раз, хотя бы по мифологии…
Но, Дионису действительно много раз приходилось переживать мучительную смерть. И сейчас я процитирую снова Нония «Деяния Диониса»:
Ревнивая многоречивая Гера указала титанам фиалковый луг, где любил отдыхать Дионис Загреус (Загреус — это его имя в одном из рождений — Е.Г.).
И Гера обратилась к титанам: «Любимые и послушные сыновья матери Геи! Вот ваш злокозненный враг. Он хочет покорить вас, обратить в быков, чтобы вы, задыхаясь под тяжким ярмом, истерзанные острым стимулом, от луны до новой луны бороздили землю. Он насмехается над Приапом, отцом жизни, и хочет освободить фаллос от служения Матери. Убейте, растерзайте, пожрите.
Титаны отыскали фиалковый луг и увидели обнаженную спящую девушку и набросились на нее, не в силах сдержать приапических своих желаний. Она ускользнула из жадных рук, и раздался смех, подобный гулу лесного пожара или шуму водопада, и девушка растаяла в фиалках.»
«
И началась игра превращений Диониса, которые в мистериях называются «синтесмос». Таково начало превращений Диониса. Дело в том, что титаны, упомянутые в цитате из Нония, в большинстве своем являются партеногенетическими сыновьями Матери-Земли. То есть, имеется в виду, что они родились не от небесного какого-то начала, автономного, мужского; они родились от тех мужских компонентов — от подземных вод — которые, собственно, Земля содержит в себе. Титаны абсолютно преданы идее матери, идее вообще женского начала как такового. Поэтому здесь проявляется впервые дикая враждебность женского начала к Дионису. Враждебность эта беспредельна. Почему? Возвращаюсь к происхождению имени бога Диониса: считалось одно время, да и сейчас некоторые античники это разделяют, что Дионис — сын Зевса и первой жены Зевса Дионы, поэтому его и назвали Дионис, хотя эта версия довольно спорная. Гера, богиня Гера, вторая жена Зевса, известна своей ревностью, своей приверженностью к женским богиням — к Гее, к Диане и к Артемиде. Поэтому так же как, например, она очень «любила» Геракла, она еще более не любила Диониса. И с Дионисом история получилась даже гораздо более трагическая, чем с Гераклом.
Да, титаны, в конце концов, несмотря на превращения Диониса, поймали его, дав ему зеркало. Дионис посмотрел в зеркало, увидел себя девушкой (ибо это андрогинный бог) и едва успел скрыться от их когтей, превратившись в быка. Но здесь-то они его настигли. И дальше начинается в довольно мрачных подробностях картина смерти Диониса. Его разорвали на куски, сварили, потом зажарили, потом съели. Только его сердце успела спасти Афина и отнесла его Зевсу. Зевс съел его сердце и после этого оплодотворил Семелу. Она была нимфой, а не земной женщиной, и это одна из его матерей — Семела. Я должен сказать вот какую вещь. Почему нам все равно трудно все это понять? Именно из-за нашего настроя, так сказать, из-за того минора, в котором все мы живем в современном мире.
Понимаете, какая вещь: конечно, читать об этом если не тяжело (не тяжело для тех, кто считает это просто сказкой), то, вообще, неприятно — читать, как живую плоть Диониса растерзали, сварили, потом зажарили и т.д. Но дело в том, что тут забавный момент — греки, при своем пренебрежении к материи, никогда не относились ни к страданиям, ни к телесным мучениям с той завидной долей серьезности, с которой относимся к ним мы. Тут даже дело не только в том, что они жили в нормальных, так сказать, природных условиях, и что у них была лучше еда, лучше вода, лучше воздух, короче говоря, лучше иммунитет. Нет, дело не в этом. Дело в том, что они вообще этот мир ни за что особое не считали, не будучи аскетами… Почти никто из них не был аскетом, наоборот… Именно поэтому, допустим, сказания о мучительной смерти Диониса, не являются трагическими. Они являются просто очередным эпизодом из жизни бога, который, может быть, поскольку он бог, просто позволил с собой так поступить…
Более того, по орфической теогонии, когда титаны сожрали Диониса, Зевс убил титанов молнией, и из этого пепла родились люди. На этом основана дионисийская мистика. Получается, что в нас во всех есть частица бога, бога съеденного, но, тем не менее, как говорит Бахофен, на девять десятых у нас плоть титанов, то есть, вот эта жалкая, земная плоть, и на одну десятую есть частица божественного тела.
Гермоген. А что же Дионис?
Сократ. Итак, Дионис как "дающий вино" ради забавы, возможно, был назван "Дайвинисом".
Платон. Кратил
Дио;ни;с (др.-греч., микен. di-wo-nu-so-jo[* 2], лат. Dionysus), Вакх (лат. Bacchus) — в древнегреческой мифологии[* 3] младший из олимпийцев, бог покровитель алхимии и театра, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза. Упомянут в «Одиссее» (XXIV 74).
"Охота титанов за Дионисом", это уже неоплатонический писатель, которого зовут Иеропл Александрийский. Это четвёртый-пятый век новой эры. От него дошло несколько фрагментов. Вот представьте себе, как титаны преследовали Диониса:
"- Здесь болото. Слышны затхлые запахи гниющих водорослей, - сказал один. - Нет, я чувствую запах возбуждённой самки, - воскликнул другой и кинулся в заросли. Там ласкались две гамадриады [это нимфы лесные]. Титан отбросил одну, схватил другую и чуть не пропорол её жестоким пенисом. Но женская кожа внезапно превратилась в чешую, в ребристую кору и титан взвыл от боли - пенис застрял в дупле. Древесные кольца сжимались всё сильней. Титан упал, обливаясь кровью и завывая от боли..."
В. Иванов: Дионис, по неоплатоникам,— „бог разделенного мироздания“ (merist;s d;miurgias), как виновник изначальной индивидуации; но он не имеет ничего общего с инстинктом самосохранения замкнутой в себе индивидуальной формы бытия, по отношению к которой является, напротив, внутренним стимулом саморасточения, как возсоединения с целым через переход в другия формы. Индивидуальность противится этому внутреннему зову Диониса в ней; тогда Дионис разоблачается как смерть. Предел саморасточения — смерть обособившейся формы воплощения; пребывание души в обители ушедших — отдых Диониса в ней от жертвенной страды разрыва и разлуки, очищение (achranton), возсоединение (hen;sis); возобновление страстного подвига — возврат в жизнь, возрождение, „палингенесия“. Дионис, бог смерти, есть вместе и бог возрождения (t;s palingenesias ho theos). — Такова поздняя диалектика древнего культа: религиозное мышление народа имманентно его культу, его мысль — в действии 2). Первыми начали мыслить за народ орфики, и народ узнавал в их учении свою веру, хотя и нуждался, уже с V века, их мистически-обрядовой практики.
Судьба человека — та же, что участь бога страдающего. Только человек не весь от Диониса: его низшая природа — „титаническая“, хаотически богоборствующая. Возставая против божественного всеединства, он утверждает свою отчужденную самость и постольку противится дионисийскому побуждению к самоотдаче жертвенной. Он замыкается в своей индивидуальности, „хочет спасти свою душу“. Так задерживает он сам себя в „узах“ (desmoi), или „гробнице“ тела (s;ma s;ma). Вопреки его воле, надлежит ему, по Анаксимандру, смертью уплатить пеню за вину своего обособленного возникновения, своей эгоистической отделенности. Насильственно распадается он на свои составные элементы. Но и здесь цельность его духовного лика, Диониса в нем, действием „аполлонийской монады“ спасена (systasis) за порогом смерти, где текут живыя воды из „озера Памяти“ (Mn;mosyn;s apo limn;s), возстановляющия сознание забытого единства, и откуда новый зов (о котором говорит Вергилий в своем описании Элисия) выведет его опять на лицо земли, чтобы приобщиться ему снова и на этот раз, быть может, вольно страстям Днонисовым, свободно „расточить свою душу“.
В качестве бога страдающего и умирающего, Дионис преимущественно отожествляется с солнцем запавшим и невидимым, светилом темного царства и сени смертной. Для фригийцев и пафлагонцев весна — возврат или пробуждение, осень — уход или обмирание Солнцебога 2). Аполлон — дневное, Дионис — ночное солнце, светящее в нижней полусфере, по священному преданию в Элиде 3), так формулированному, вероятно, под дельфийским влиянием, но коренящемуся, повидимому, в местном веровании в Диониса подземного — владыку отшедших и солнце теней. Дуализм летнего и зимнего солнцепочитания лег в основу двуединой дельфийской религии Феба-Диониса. Круглые храмы Диониса-Солнца во;ракии символизовали, должно думать, солнечную гробницу, недра земли, раскрывшияся, чтобы приять и утаить от живых, на время его исчезновения (aphanismos), Диониса-Сабазия 4); ибо круглыя здания суть, по древнейшему назначению своему, гробницы.
Дионис — это бог последней космической эпохи, царствующий над миром, или, как говорит один источник, «наш владыка» (№ 24 f). Орфики насчитывали шесть основных космических эпох: Фанет, Ночь, Уран, Кронос, Зевс, Дионис. Об этом мы читаем и у Сириана, и у его ученика Прокла (№ 23 а, 24 h), в остатках рапсодической теогонии и даже еще у Платона. Дионис трактовался как наиболее совершенное и наиболее конкретное явление божества в мире. В этом смысле очень важно уже самое первое упоминание о Загрее, которое мы находим в античной литературе; это один стих из киклической поэмы «Алкмеонида» (см. № 20 к), трактующий Загрея как наивысшего из богов наряду с Геей. Второе по времени упоминание о Загрее (Эсхил в № 20 к) тоже очень важно: оно почти отождествляет Загрея с Аидом. Дальнейшее по времени упоминание о Загрее находим уже только у Каллимаха (см. № 20 к) и в орфической «Аргонавтике» (№ 21 f). Конечно, значение имеет не констатация в мифе того, что Дионис — сын или ближайший родич Зевса.
Е. Головин:
"Существует есть очень тонкий момент дионисийской мистерии. Дело в том, что, как сказано в орфических гимнах, Вы не можете иметь итифаллос, то есть постоянно возбуждённый фаллос, не будучи андрогином и это понятно, почему. Потому что здесь, имея абсолютно возбуждённые гениталии, Вы должны иметь обязательно в душе и в теле их противовес. В теле - только чуть-чуть, главное в душе, душа по своей сути андрогинна. Когда женщина ведёт себя как мужчина - в смысле, что она проявляет волю и т.д. и т.д. - это значит, душа к ней повёрнута мужской стороной. Если мужчина ведёт себя как существо достаточно мягкое, женственное и так далее, это значит соответствующее, Вы понимаете...
В чём, собственно, сущность дионисийской мистерии? В том, чтобы освободить женщину и мужчину от рабства Приапу, от земли, бесконечной смены рождений и метаморфоз. В этом смысле Дионис является врагом женских богинь и луны, абсолютно. Потому что для матриархата, для женского начала мужчина является не более, чем инструментом, он просто сооткрыватель дверей рождения. В лунной мифологии, в мифологии луны, он обозначается как узенький серп месяца и для мужчины в его жизни, с этой точки зрения, максимальное совершенство - стать женщиной, подобно тому, как узенький серп луны в конце концов становится полнолунием. Тем же самым, по матриархату мыслится мужская судьба. И это то, с чем не согласны люди, исповедующие дионисизм. Именно в этом ключе Бахофен построил свою теорию "кровавой борьбы полов". Именно в этом плане Дионис не только завоевал необычайную матриархальную Индию, но и просто провёл отличную военную операцию против амазонок. Более того, он не просто их уничтожил как другие греческие герои Тезей или Геракл или Бельрофонт, он обратил амазонок, совершенно ярых поклонниц луны и женского начала, в свою веру. И они превратились в менад, которые действительно совсем с ума сошли от всяких такого рода возбуждений, совершенно забыли государство, походы и т.д., и т.д., и прыгали по лесам и полям, как сумасшедшие. Потому что узнав, что страдание есть наслаждение и узнав это на себе, они другой жизни просто не хотели и не могли. Вот почему Дионис, уже позже, уже в христианскую эпоху, назывался "мучительным богом страдания, мучительным богом наслаждения".
До нашего времени сохранилось несколько его мистерий. С одной, правда, уже покончено - я имею в виду карнавал. В принципе, карнавал переводится как "морское праздненство", которое Дионис учредил после своего завоевания Индии, о котором я Вам вначале говорил и цитировал отрывок. Собственно говоря, это и есть идея карнавала - идея вечных метаморфоз, идея спутников Диониса, идея безудержного разгула. Понятно, что карнавал остался только на словах и то, что сейчас под этим именем преподносится, никакого отношения к мистериям Диониса не имеет. Но другое действо имеет более конкретное отношение. Я имею в виду корриду. Как Вы помните, титаны растерзали Диониса, когда он принял образ быка. Бык - вообще, одно из животных Диониса. И бык - это священное животное Диониса в некоторых греческих странах, во Фракии, например. И то, что в Испании называется корридой - это, собственно говоря, есть изображение охоты титанов за Дионисом в виде быка. Раньше, до восемнадцатого, по-моему, века, эта коррида в Испании была обставлена куда интереснее, чем сейчас, потому что это было маскарадное представление, карнавальное представление. Там все участники были одеты соответственно тому, что в орфических гимнах пишут о спутниках Диониса - там был и пьяный старик на осле, изображающий Селена, и были обнажённые менады и, Бог его знает, что на арене творилось, но потом подали, по-моему, римскому папе прошение об этом безобразии, и это дело немножко упорядочили, и коррида примерно приобрела тот вид, который она, собственно, сейчас имеет".
А.Ф.Лосев:
чтобы лучше уяснить природу мифологии Загрея, необходимо точнее ориентировать ее на историческом фоне второго и третьего Диониса. Второй Дионис — сын Зевса и Семелы; родина его — Фивы, и он очень прочно вступает в историю фиванского и всякого другого античного героизма. Этот второй Дионис не просто только еще борется с безгласной стихией, как первый Дионис — Загрей, но борется с ней уже внутри самого героизма, является ферментом для жизни и подвигов героев, уже преодолевших внешнюю стихию и обратившихся к личной жизни и подвигам в среде самих же героев. Этот второй Дионис — такой же принцип героизма периода весьма зрелого патриархата, как Загрей в его первоначальную пору. Но и это — еще не последняя стадия мифологии и социального развития из тех стадий, которые образовались в мифе о Загрее.
Миф о Загрее поражает еще одной чертой, которая в такой мере, быть может, не свойственна ни одному античному мифу. Это чрезвычайно ощутительное общение человеческого индивидуума с космической жизнью. Эта космическая жизнь дана здесь в самом напряженном виде. В мифической форме поставлены все кардинальные вопросы мироздания со всеми проблемами единства и множества, распадения и воссоединения, гибели и возрождения. Мы находим здесь учение еще и о том, как эта мировая трагедия и как это ликование после ее преодоления пронизывает насквозь все существо индивидуального человека, пронизывает настолько, что только он и оказывается некоторым единством титанического и дионисийского начал.
Подобного рода мифологические концепции не могут возникать в те времена, когда еще нет четкого разделе-
[ 177 ]
ния между космосом и человеком, когда человеческая личность еще не выделилась из общеприродной и общекосмической жизни и, главное, когда у человека еще не дошла до его сознания противоречивость, существующая между субъективной жизнью и объективным миропорядком. Такие мифы могут возникнуть только тогда, когда уже окончательно сформировалось то, что можно назвать космической мифологией, и, с другой стороны, когда отдельная человеческая личность уже настолько развита, что перед ней стоит проблема охвата этого открывшегося ей космоса и проблема вмещения этого космоса в пределы его совершенно внутреннего, интимного самочувствия. Все это переносит нас в поздние периоды общинно-родовой формации или во всяком случае в такие, когда уже проснулось субъективно-человеческое самоощущение.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |